Текст книги "Старый пёс"

Ещё мне запомнилось, как в самый разгар процесса кто-то тихонько спустился по лестнице со второго этажа. Я попытался разглядеть нового зрителя, и не смог из-за полутьмы в зале.

Сейчас этот индивид стоял позади Арбуза, держась руками за рукояти коляски и фактически прячась от меня. И правильно делал: в рабочей руке я сжимал «макаров» с досланным патроном, и стрелять был готов в любую секунду. Потому что новым действующим лицом был… Лёня Вошь.

Получается, всё это время он хоронился на втором этаже, а теперь невесть зачем спустился. И так же получило объяснение странное спокойствие хозяина квартиры. Помимо невразумительного «васька» – охранника у него был истинный телохранитель, который наверняка отслеживал нашу встречу по какой-нибудь местной телеметрии.

Итак, этот карлик, недомерок, полурослик, этот кровавый хоббит занимал позицию, при которой застрелить его, не рискуя прикончить Арбуза, я не мог. Только голова его частично (в весьма малой степени) торчала из-за сидящего в кресле инвалида.

Вошь молчал, не мешая нам общаться.

Таким вот образом Арбуз и рассказал мне о событиях далёкого прошлого – как обещал…

– Спалить гниду, которая стукнула на твою жену? – задумчиво произнёс он. – А что, годится. Дашь на дашь.

– Дашь на дашь? – удивился я. – Я тебе мало заплатил?

– Душевно, мент, душевно… Леонид, не дыши мне в затылок, – поморщился Арбуз. – И хорош играть в молчанку. Ты здесь зачем?

– Звонили, интересовались, – сказал Вошь. – Про твоего мусора.

Голос у него был аномально низкий, глубокий, абсолютно не соответствующий внешности. Ему бы диктором на радио работать, не людей убивать.

– Там что, против?

– Не против. Зарядили спуститься и побазарить с ним.

– Ну так базарь. А я пока помозгую…

– Эй, пёс! – позвал меня Вошь. – Интересуются, когда ты найдёшь контейнер с ключом.

– Как интересунутся, так пусть интеревысунутся. Я с шакалами не снюхиваюсь.

– Сказали, дадут наводку, где искать.

– Ну и где искать?

– Сказали, для тебя есть видео. Ты всё поймёшь. Приглашают в гости. Интересуются, пойдёшь или нет?

– Чтоб ты меня там грохнул?

– Тебя запретили трогать. Я обжимал – нет, пока нельзя. Зато всех твоих – разрешено. Начали с неё. – Он неожиданно бросил мне что-то плоское, яркое. Я поймал, спасибо рефлексам. Это был здоровенный смартфон с выведенной на экран фотографией.

Связанная Вика, помещённая в старинное кресло с длиннющим подголовником.

Дочь Франковского похитили… Чёрт!!! «Начали с неё». Это значит, будет продолжение?

Я вытащил свой телефон и позвонил Вике: какая-никакая, но проверка. Вне зоны. Большая вероятность, что Вошь не наврал. Я встал, чтоб лучше видеть эту гниду за коляской, и заметил пистолет в его непропорционально большой руке.

– Спокойно, Ушаков, выдохни, – сказал встревоженный Арбуз. Не нравилось ему находиться на линии огня, неуютно вдруг стало. – Леонид у нас немногословный, я тебе расшифрую расклад. Хозяин позвал тебя на разговор, у него есть какая-то важная доказуха. Если ты поведёшь себя правильно, никто не пострадает. Но если ты сейчас, к примеру, замочишь Лёню, это будет ответ «нет, не приду» со всеми вытекающими. С другой стороны, твоё «да» будет донесено только через Лёню, живого, ясен день. А если он замочит тебя… ну, это будет дико смешно.

– Разговор, когда твоего друга берут в заложники, – не разговор, а гнилой базар, – возразил я. – И ещё грозят взять других, уж не знаю кого.

– А что больше некого? – искренне полюбопытствовал Арбуз.

– Сына моего запаритесь искать. Я и сам не могу его найти, скользкий, как угорь. Остальную мою семью ты с корешами вырезал. А друзей у меня нет. Даже эта женщина на фото…

– Что, совсем не дорога тебе? Дочь убитого друга?

– Мать его внучки, – дополнил Вошь.

– А-а, ну да, ну да. Слыхали. Красиво, как в кино.

Чёрт, они даже это знали… Хотя чему удивляться? Викторина, конечно, всё со страху выболтала, и осуждать её – язык не шевельнётся. Но самое плохое – Вика подставила собственную дочь, потому намёк насчёт следующей мишени более чем прозрачен – Марина. Внучка несговорчивого «мусора».

Впрочем, если Марик позволит её найти, в чём есть большие сомнения.

– Мой ответ – да, – сказал я. – Назначайте место и время встречи.

Арбуз с явным облегчением выдохнул. Всё-таки он меня боялся, даже несмотря на присутствие Воши под боком. Это хорошо.

– Я тут покумекал и решил, – сказал Арбуз с хитрым видом. – Ты ж мне ценную инфу про Винтика дал, а я твоего паренька не выручил. Хочу с тобой рассчитаться. Да и любопытно очень поглазеть на твою будку, когда ты узнаешь, кто тебя предал. Итак… Васёк, изобрази барабанную дробь…

Охранник, привычный ко всему, застучал руками по спинке одного из дубовых стульев.

– Гнида, выдавшая Боссу твою жену – это…

– Франковский, – сказал я.

В результате будка вытянулась не у меня, а у Арбуза. Жестоко обломал я его своей догадкой. Он-то предвкушал, как я буду переживать из-за предательства лучшего друга, как я на глазах почтенной публики потеряю веру в человечество, а то даже жить расхочу, и тогда им с Вошью придётся уговаривать меня вытащить ствол «макарова» изо рта.

– Всё на нём сходилось, – пояснил я. – Долго объяснять.

– А ты знаешь, что твой Франкенштейн с самого начала работал на Босса, – несколько истерично выдал Арбуз, желая хоть чем-то меня поразить. – Они даже раньше скорешились, чем я к ним прибился. Поэтому все ваши «мероприятия» по Боссу и срывались.

– Не знал. Мы предполагали, что есть «крот», но так и не успели найти. Тебе, кстати, не попадёт за разглашение стратегической информации?

– Так он же подох, твой Франкенштейн! Кому теперь какая разница? И было это сто лет назад!

– Да, но после Босса он перешёл под руку Рефери, ведь так? И до последнего дня Франкенштейн был верным холуём вашего нынешнего хозяина, почти как вы с Вошью. Вот я за тебя и волнуюсь.

Арбуз насупился. До признаний такого уровня, разумеется, он доводить не собирался.

– Догадливый ты, сука. Дурака из меня делаешь?

Глаза его внезапно загорелись лихорадочным огнём, пальцы забарабанили по подлокотникам.

– Я никого не боюсь, понял, мент? Смерти не боюсь, – в очередной раз соврал он. – О чём хочу, о том и базарю! Хочешь, солью тебе, кто Рефери на самом деле?

Я онемел на секунду. Вспугнуть такую удачу было бы чудовищно обидно.

– Что, это какая-то страшная тайна? – подпустив иронии, спросил я его. – Встречусь с ним и узнаю. Если приглашение – не разводка.

– Ничего ты не узнаешь, не надейся.

– Арбуз, Арбуз, – встревоженно позвал Вошь. – В тундру не лезь.

– Отстань! Послушай лучше, что я ему предложу. Ау, ментяра! Дашь на дашь! Ты отрежешь своего дурака, а я тебе за это скажу, кто такой Рефери.

«Дурак» – значит, половой член. Я должен его отрезать, чтобы получить решающую информацию? До чего ж этот уродец подвинут на гениталиях, просто жалко его становится.

– На сегодня глупостей хватит, – сказал я, делая вид, что собираюсь уходить. – Был рад повидаться, а также познакомиться с твоей супругой, – Я помахал Дарине (она в ответ послала мне воздушный поцелуй).

– Погодь! Ну, давай что-нибудь другое! Что ты можешь у себя отрезать? Чем пожертвуешь ради выполнения приказа?

О! Какой высокий штиль прорезался у этого приблатнённого ничтожества, ни разу, кстати, не сидевшего. Арбуз буквально вибрировал, изнемогал от предвкушения, так ему приспичило насладиться очередным цирковым представлением.

– Могу пожертвовать мизинцем, как в фильмах про якудзу.

Серьёзно ли я это сказал?

Оказалось – да. Положить кусок пальца в лёд и – стрелой в хорошую хирургию (позвонить Мише, пусть поможет с больницей), там пришьют обратно; получить убойную наводку на Рефери и тем самым исполнить задание генерала, который вернёт мне имя, – за долю секунды эти мысли промелькнули и переплелись у меня в голове.

– Мизинец годится, – чуть не подпрыгивая, просипел Арбуз. – Давай, давай, иди к столику. Что тебе принести?

– Тормози, ты, хуиндрын! – ударил Вошь по басам. Хоббит крайне нервничал. А ведь репутация у него была – лёд, а не человек.

Я присел на одно колено возле низкого журнального столика для гостей.

– Всё, что нужно, с собой, – сказал я, доставая из карманов жилета складной нож, жгут, чистую тряпочку. – Может, ты заодно поделишься, что вы возите в этих ваших чемоданах?

– Что возят – я не в курсах. Баки не забивай, давай режь!

Резать я собирался только верхнюю фалангу, не весь же палец. Обмотал нижнюю часть мизинца тряпкой; поверх тряпки, на всякий случай, затянул жгут потуже (не уверен, что это нужно, и всё-таки), положил обречённую плоть на стеклянную столешницу. Нож установил между верхним и средним суставами – и, чтоб не успеть передумать…

Резко опустил нож!..

Нет. Лезвие не сдвинулось с места, разве что кожу надрезало.

Вторая попытка. Я закрыл глаза и представил, что перерубаю карандаш. ХОП!!! Открыл глаза – ничего не поменялось, всё осталось при своих. Я весь вспотел. Руки вдруг задрожали, и та, что с выставленным напоказ мизинцем, и та, в которой нож.

Арбуз хохотал, как умалишённый, если б мог – ногами бы, наверное, задрыгал.

Не обращаем внимания на дебила, пробуем ещё раз… Я глубоко вздохнул и медленно выпустил воздух. Повторил упражнение, успокаивая организм. Снова приложил лезвие к месту ампутации, выверяя микроны. Теперь – нажать. Что сложного? Как падает гильотина – бесстрастно, непреклонно, сокрушительно…

Нож отказывался починяться. Рука задубела от напряжения. Не смогу, чёрт. Надо же, не смогу, подумал я. Инстинкт оказался сильнее воли. Возможно, страх бы помог, или другая сильная эмоция, аффект, временное помешательство… Здесь был голый расчёт и не больше.

Я с остервенением разрезал жгут, сорвал тряпку, швырнул всю эту срамоту к потолку. Нож воткнул в паркет. И сказал:

– В жопу тебя, Арбуз!

Тот захлопал в ладоши, счастливый, как дитя:

– Душевно, мент… Ой, душевно… Ну, бля, до слёз… Лучший день в моей жизни! Я тебе скажу, кто такой Рефери, ты обалдеешь! Это…

Реплика закончилась хрипом. Арбуз схватился за шею, за горло, пытаясь хоть что-то исправить, однако Лёня поймал его руки и крепко сжал, не давая корешу ни шанса. Глаза бандита полезли из глазниц, он задыхался, нет, уже умирал от удушья, и сделать с этим ничего было нельзя.

Лучший день в жизни Арбуза оказался последним.

Лёня Вошь воткнул в него сразу два своих фирменных шила с непомерно длинными концами, заткнув болтуну рот – максимально надёжно. Наверное, имел санкцию начальства на такой вот случай.

Вырвавшись из захвата, Арбуз, содрогаясь, упал боком на подлокотник…

Не знаю, на что он там у себя нажал. Скорее всего, в кресле специальный рычажок был, расположенный под рукой, чтоб в случае чего выстрелить первым. Но нажал, я думаю, случайно. Трупы не способны мстить, по крайней мере наука не приветствует такие версии.

Я услышал отчётливый металлический лязг и рефлекторно упал на пол – за тот самый столик, на котором чуть было не остался кусочек моего пальца. Крайне удачно, что я так и стоял возле столика на одном колене. Чтобы упасть из этого положения, нужно меньше, чем мгновение, что, собственно (помимо рефлексов), и спасло мне жизнь. Если б я поторопился встать во весь рост, не уверен, что успел бы.

С оглушительным хлопком сработали пружины, и невинная с виду инвалидская коляска изрыгнула из себя тучу дротиков, разлетевшихся веером по «гостевухе». Ну, может, не тучу, но достаточно, чтобы покрыть большой сектор. Арбуз, получается, не врал, когда хвастался, мол, моя коляска меня защитит. А я думал – тупая бандюганская шутка.

И насчёт того, что дротики отравлены, тоже, как видно, не шутил.

Маленькие снаряды попали в Дарину и в «васька» – охранника, они даже понять ничего не успели. Охранник просто упал, а женщина сползла с дивана на пол. Яд был нервно-паралитического действия, почти сразу приведший к остановке дыхания (через несколько минут жертвы были уже синюшными). Возможно, нечто курареподобное, а может, настоящий кураре растительного происхождения, с Арбуза сталось бы.

Вошь! – вспомнил я.

Вошь, удачно воспользовавшись заминкой, уже бежал к выходу из квартиры. Не теряя ни секунды, я позвонил Искандеру внизу:

– Закупорь выход из дома! У тебя может объявиться мужчина, похожий на подростка. Это киллер, он крайне опасен.

– У здешней охраны в сейфе был пистолет, – быстро ответил он. – Я вооружён.

– Только не лезь на рожон.

(Вот мы и стихами заговорили, мелькнула в мыслях несвоевременная перчинка. «Я вооружён – не лезь на рожон…»)

– Убивать его нельзя, у них Вика в заложниках, – продолжал я. – Если получится, надо задержать и допросить.

– Ранить можно?

– Легко – да. В бедро, в руку.

– Пока никого нет… – сказал Искандер.

Я отключился и побежал следом за Вошью.

И сразу выяснилось, что рванул он не вниз, а наверх. Фора у него была ого-го, а я был уже не тот для забегов по лестницам, тем более за порхающими воробышками. Когда я выбрался на крышу, Воши и след простыл. Крыша здесь удачно продолжала традиции комфорта, заложенные при создании этого дома. Садик, прудик, шезлонги, клумбы, мангалы, подзорные трубы, в общем, площадка для отдыха, общая для всех жильцов… Обнаружив стрелку «Аварийный выход», указывающую на край крыши, я подбежал к помеченному месту и обнаружил пожарную лестницу, спускавшуюся до земли. Вот, значит, каким путём Вошь ускользнул от нас…

Я снова позвонил Искандеру.

– Отбой тревоги. Клиент сбежал через крышу.

– Какие будут распоряжения? – спросил он без тени иронии.

– Бросай свой пост и поднимайся в квартиру. Там, правда, несколько холодных…

– У меня крепкий желудок.

– В общем, ничему не удивляйся. Если придёшь раньше меня, не жди, сразу ищи помещение, где там велась видеозапись. Обязательно надо изъять сегодняшний фильм. Не уничтожить, а изъять.

Переправлю бандитам, дополнил я мысленно. Найду способ, да хоть в интернет выложу, Ортис по моей просьбе выложит. Станет хитом, однозначно. А бандосы убедятся, что Арбуза пришил этот недорослик Лёня, а то ещё вздумают «спрашивать» с меня по своим поганым понятиям.

– Понял, есть, – по-военному откликнулся Искандер.

Когда я спускался, неожиданно позвонил Бодало, стоявший со своим УАЗом на стрёме. Я думал, просто заскучал или беспокоится, – оказалось, по делу.

– Митрич! Тьфу, Михалыч! Какой-то хрен перемахнул через забор…

– К нам?

– Нет, наоборот, от вас! Мужик метр с кепкой. Заскочил в «девятку» и рванул в сторону центра. Я его преследую, ну, в смысле слежу издалека.

– Так ты уехал отсюда?

– Михалыч, не знаю, может, я и сглупил, а только чую я – нельзя его упускать.

Ну, капитан! Хоть и участковый ты нынче, а инстинкты бывшего опера никуда не делись. Быть опером – это как ездить на велосипеде, один раз научился и на всю жизнь.

– Всё правильно, Пётр, отследи урода. Имей в виду, никаких контактов, этот карлик чрезвычайно опасен и вооружён. Отзвонишься потом, скажешь, где он залёг.

– Договорились.

Когда я вошёл в квартиру, первым, кого встретил, был личный врач Арбуза. Очухался, пилюлькин. Он потерянно посмотрел на меня, обвёл рукой пространство холла и хотел что-то спросить, но застонал и схватился за челюсть, согнувшись в поясе.

Выбита челюсть, понятно. Вывих то бишь. То, что доктор в моём лице прописал этому жлобу.

– Хочешь знать, что тут случилось? (Он покивал.) Лёня Вошь заколол своего приятеля Арбуза – видишь, шила торчат? Арбуз, подыхая, активировал гвардейский дротикомёт в коляске. Дротики прикончили его жену и охранника. Мне повезло. Тебе тоже повезло, мужик, иначе точно бы лежал сейчас вместе со всеми. Я тебя не держу, иди на все четыре, но выход внизу пока закрыт. Садись где-нибудь и жди, уйдёшь с нами.

Больше я не обращал на него внимания. Я мог бы вправить ему вывих нижней челюсти, дело знакомое, но, честно говоря, не было желания.

Позвонил Искандер.

– Вы где?

– Внизу в квартире.

– Записывающий центр нашёл. На втором этаже, вход в него из спальни Арбуза. Рядом с санузлом. Диск изымаю, аппаратуру залью водой.

– Необязательно, – сказал я. – Квартиру мы сожжём.

– Ух ты! – не сдержался бравый молодой человек.

– Спускайся, время не ждёт.

– Я всё-таки залью водой. Здесь, кстати, куча записей, как пялят какую роскошную тёлку, – сообщил он с интересом. – И так, и этак, и с наручниками, и с плёткой. Настоящая коллекция. Во всех случаях у кавалеров голова Арбуза, хотя ясно, что мужики разные. Фэйк, конечно, но сделано мастерски.

Вот и коллекция выползла… Работа Винтика, понимаю я. И правда, ценный был кадр, старался для покровителя…

…Бензином мы разжились у Искандера. В мотоцикле был огромный бензобак, а нам много и не надо, тем паче в самой квартире, в подсобных помещениях, обнаружилась куча ёмкостей с легковоспламеняющимися жидкостями.

– Зачем такую хату сжигать? – удивился Искандер.

– Слишком много моих следов, включая биологические. Не нужно, чтобы мои товарищи знали, что я здесь куролесил.

– А бандюки?

– Они и так знают. Для них – запись убийства.

– Доктор вас хорошо запомнил.

– Этому доктору самому бы тихонько в сторону отползти, не то что меня закладывать.

– Соседей бы не спалить, – выразил Искандер озабоченность.

– Обработаем только холл. И сразу, как запалим, вызовем пожарных.

…Отъезжая от расколдованного замка, лишившегося монстра-хозяина, мы увидели, как из окон третьего этажа с треском вырвались языки пламени, а через минуту услышали отчаянные вопли приближающихся сирен.

* * *

С Бодало мы созванивались, пока ехали. Как и он, мы тоже двигались в центр – без особой цели, просто ожидая результатов слежки.

Когда он назвал Тверскую-Ямскую, я смутно стал что-то подозревать, когда он вслед за Вошью свернул на Дегтярный, а потом на Малую Дмитровку, подозрения оформились в почти-уверенность, а когда Бодало доложил, где Вошь припарковался, и назвал адрес, куда наш киллер направил свои маленькие стопы, я распорядился:

– Всё время будь на связи, капитан, не отключайся.

Это был тот самый подъезд – напротив кафе, где мы утром всей группой тусовались (кажется, так сейчас говорят?), и где я впервые увидел Вошь. Вот и сейчас он явно направлялся к той же двери, гадёныш, и я догадывался – с какой целью.

– Что происходит, не молчи, – потребовал я.

– Объект вошёл в подъезд, – доложил Бодало. – По-моему, поднимается, по лестнице.

– Сиди в машине, мы скоро подъедем.

– Аккуратненько проверю… – сказал Бодало, упрямый дурень. – Узнаем, на какой этаж пошёл…

– Стой, не ходи!!! – заорал я. – Он заметил слежку! Это ловушка!

Капитан не услышал, уже отключился.

Ну что за дурень…

Мы опоздали. Как и те, кто по приказу Брежнева наблюдал за подъездом в свои веб-тьфу-камеры. Они увидели убийство в прямом эфире, офигели, тут же отзвонились своему шефу; так мы вдвоём с Михаилом Брежневым на место и прибыли – одновременно.

Искандера с его двухколёсным зверем я оставил подальше, чтоб не светился.

Картина преступления была проста, что и подтверждалось видеозаписью. Вошь просочился в подъезд, однако подниматься по лестнице, как предположил Бодало, не стал, – сел на корточки под входной дверью и принялся ждать.

Дождался Бодало.

Ударил снизу ножом в живот. Сильный, безупречный удар, брюхо капитану вспорол до пупка. Уже после такого мой друг был бы не жилец, но Вошь добил его милосердным ударом в сердце, под лопатку.

Я объяснил Мише, кто это, опустив то, что ему знать было не обязательно. Участковый из Нового Озерца, сказал я. Дружили мы с ним. Приехал в Москву сегодня – по велению души, желая мне помочь. Я его не звал, но коли уж приехал… Как здесь, в подъезде оказался? Я попросил его последить за этим местом. На ваши камеры с вашими следильщиками нет никакой надежды, что и подтвердилось. Капитан Бодало засёк киллера, пошёл за ним и нарвался на засаду.

– Если б здесь не участковый дежурил, – с горечью сказал я Михаилу, – а профессионал, будь то из «семёрки», да хоть любой твой нормальный опер с Петровки, ничего бы этого не случилось. Зато с большой вероятностью Вошь был бы сейчас в кандалах. Я же предупреждал, что он сюда вернётся! Предупреждал?

– У тебя чуйка, – уныло подтвердил Брежнев.

– А ты на камеры понадеялся. Сквозь интернет браслеты не наденешь.

– Зря я тебе не поверил…

Я внаглую, при Мише, вытащил из кармана покойного документы на его УАЗ. Готов был собачиться, даже рад был бы скандалу, но майор только по плечу меня хлопнул: типа, без вопросов, подполковник, тебе нужнее, чем следствию, пользуйся. Только спросил:

– Когда вернёшь?

– Завтра, – обещал я. – Как дело раскроем, так и верну.

– Мы завтра раскроем дело? – изумился он.

Я не ответил. Неохота было попусту языком шевелить.

Пока они разбирались с трупом, я взбежал вверх по лестнице и обнаружил занимательную дверь. В косяк на уровне пояса был вбит гвоздик, предназначенный для сумок и пакетов, которые вешаешь, когда открываешь замок. На гвоздике этом висела кепка.

Очень характерная кепка.

Дверь я выбил ногой – тут и снизу коллеги набежали. Я первым ворвался в квартиру. В нос шибанул запах вываренного белья. Вглубь уходил длинный коридор, освещённый двумя лампочками Ильича на всём протяжении. Стены с облупившейся краской, трёхстворчатый шкаф с потемневшим зеркалом и грудой пыльных коробок наверху. Под ногами линолеум с отсутствующим квадратами.

По коридору шёл высохший мужичок в несвежей майке, с немодной щетиной, в трениках с пузырящимися коленями. В руке – сковорода с пережжённой картошкой.

– Где Лёня? – спросил я.

Мужичок махнул рукой: дальше, дальше. И я побежал, распахивая двери, с пистолетом наголо. Непостижимо, чтобы в центре Москвы до сих пор было такое. Не просто Москвы, а Москвы Будущего, – города, который мне определённо нравился. В старой-то столице такими клоповниками удивить меня было трудно, но сейчас…

Одна из дверей открылась сама. Шаркая, в коридор выбралась бабуля в вязаной шапке (летом!), шерстяных носках и безрукавке мышиного цвета, сделанной из старого пальто. Через руку зачем-то перекинута грязная половая тряпка.

– Где Лёня?

Бабуля молча покосилась на меня и ничего не сказала. Я продолжал движение, торопясь и одновременно сдерживая себя, чтобы не попасть в новую ловушку. Коридор загибался и расширялся, там был общий туалет, возле которого на полу играла девочка лет шести-семи – тоненькая, бледная, с растрёпанными волосами. В платье, из которого давно выросла. Босая. Играла она топорно сделанной деревянной куклой.

Ну а дальше – тупик…

Должен был быть тупик. На самом же деле там обнаружился пролом в стене, заделанный оргалитом. На куске прессованного картона нарисован был котелок на костре, кипевший под каменными сводами. Вероятно, бывшая декорация. Оргалит был сорван, висел на одном гвозде, а по ту сторону пролома вырисовывалась другая квартира, похожая на эту, но – в соседнем доме. Здесь был тайный проход, мечта убегающих преступников.

Я вложил пистолет в кобуру. Воши здесь не было, давно свалил.

Подошёл Миша Брежнев.

– Удобно, – сказал я ему, показывая на пролом и на нарисованный очаг. – И ведь не подумаешь, что такое возможно.

– Почему он сюда вернулся? – спросил меня Миша.

– Он же психотик, со своими ритуалами и тараканами. Наверное, знакомые места для него очень много значат. Схематизм мышления в полный рост.

А ещё, к сожалению, капитан Бодало то ли был не очень аккуратен, когда ехал за киллером, то ли машина у него слишком приметная, подумал я. Вошь его раскрыл – и поступил, как привык.

– Кроме прочего, я подозреваю, он захотел посмеяться над всеми нами, включая меня и тебя, – сказал я Мише. – У этого урода своеобразное чувство юмора.

Миша только криво усмехнулся. Нечего было ответить.

Почему же всё-таки они так совпали: утренние посиделки и эта хаза? Я спросил:

– То кафе напротив… Вы собирались в нём раньше, или сегодня, вернее уже вчера, это было впервые?

– Собирались, Сергей, и не раз. Я тоже думал о этом совпадении. Наша скромная неофициальная группа привлекла чьё-то внимание.

– Известно, чьё, – произнёс я в ярости. – Предупреждаю тебя заранее, майор. Плевать мне и на твоего генерала, и на бывшего олигарха. При первой возможности, как увижу Рефери, я уничтожу его. Прерву его жизненный цикл. Следом за Вошью, у которого я в крепком долгу. Будет оружие – отлично. Не будет оружия, значит, голыми руками.

– Не горячись, Сергей. С Вошью делай, что хочешь, его как бы вообще не существует, он же в психушке, так? А Рефери лучше всё-таки отдать генералу, это пострашнее смерти, уверяю тебя.

Я выдохнул. И правда, ярость – плохой советчик.

– Ладно, Миша, поехал я домой, спать. Устал.

– Новости расскажешь? – спросил он. – Целый день где-то болтаешься.

– Обязательно. Рапорт с утра напишу.

– С утра – это когда дело раскроем?

– Как пойдёт. В любом случае будет и рапорт, и сухое вино, и рассказы о подвигах. Причём скоро.

– Смотри, ты обещал…

Искандер ждал меня внутри УАЗа. Полулежал на заднем сиденье.

– Ты почему здесь? – рассердился я. – Сфотографируют, зафиксируют. На Марика наведёшь!

– Здесь меня не видно. Хотел узнать результат.

И я придержал свой гнев. Человек имел право знать, заслужил это право – без вопросов. Я коротко рассказал ему, что там и как.

– А теперь разъезжаемся, – сказал в заключение. – Ты в своё гнездо, я – в своё. Отъедем квартал, там я тебя выпущу.

– На старую квартиру вам нельзя, – тревожно напомнил он.

– За дурака держишь? Конечно, я не туда. И тебя я не спрашиваю, куда ты. Лучше нам этого друг о друге не знать.

– Вы чего улыбаетесь?

(Увидел моё лицо в зеркальце заднего вида.)

Я улыбался? Не может быть. Хотя со стороны… Нервы, наверное…

– Была у меня проблема, где разместить на ночь Бодало, – объяснил я ему. – Теперь проблемы нет, решилась сама собой. Его разместят без меня – в холодильнике со всеми удобствами.

Искандер странно на меня посмотрел. Действительно, та ещё шуточка получилась. Сил держаться больше не было.

И тогда я заплакал…

Какой же я стал чувствительный!

* * *

Оказалось, ей сорок три года. Сама призналась. Я-то подумал – ещё в Бюро, – тридцать пять, не больше, а оно вон как. Всё-таки некоторые женщины – определённо ведьмы! Чтобы ТАК сохраниться, фитнеса да СПА мало, нужно, небось, и душу кому-нибудь заложить…

Впрочем, с душой у Юлии Адамовны Беленькой тоже был порядок. У Юлечки, у Юленьки. На редкость культурная, воспитанная женщина, как в старину говорили – интеллигентная, что совсем нехарактерно для врачей при морге, тем более для заведующих. А главное – добрая, это качество ведь не сыграешь, тут не кокетство нужно, а и впрямь – душа.

Встретила она меня со слезами. Пока я утрясал наши разногласия с Арбузом и с Вошью, труп студента успели вернуть её родственнице. Привезли, положили возле подъезда, позвонили в домофон и убрались.

– Это всё, что я мог сделать, – сказал я Юле, ощущая себя виноватым. – Шансов не было. Когда вы мне ночью звонили, мальчика уже… – договорить не смог.

– Всё равно спасибо вам, – сказала она. – Зойку жалко. Не знаю, выдержит ли. Зойка – мать Захара. А у мужа её вообще порок сердца.

– Чем у вас пахнет? – спросил я невпопад.

Не мог не спросить: дух этот шибанул мне по мозгам, едва я вошёл в квартиру. Честно говоря, поначалу чуть глаза на лоб не вылезли от изумления. Отчётливо пахло марихуаной: сладенького запаха этого, будучи опером, я нанюхался на несколько жизней вперёд.

– Ах да, – спохватилась она, – вы ж, наверное, чёрт знает что подумали. Это китайский полынник. Специальную палочку поджигаешь, она тлеет. Абсолютно безвредно, скорее наоборот. Я часто их использую, чтобы успокоиться…

– Конечно, у вас же пунктик! – вспомнил я. – Ароматерапия.

– Не одобряете?

– Почему? Очаровательная фишка. Просто вы, как сложная головоломка, не складываетесь у меня в голове. Урождённое дитя цветов становится матёрым трупорезом – не иначе как соизволеньем тёмных сил.

– Вы суеверны?

– Опер, лишённый суеверий, опасен и себе, и своим товарищам. Это я серьёзно.

– Проходите, Серёженька, я вас покормлю. А то, когда голодный, вы несёте чудовищную чушь.

Покормить меня? Я не стал кочевряжиться. Сто лет никакая женщина меня не кормила, даже деревенская Валентина. Сам, только сам. И вот, за столом в её уютной кухне, что-то на меня нашло, накатило…

Что ел – не запомнил. Запомнил, о чём говорил. О себе, о Ленке, о Марике, о Максимке, убитом, когда ему едва одиннадцать стукнуло. И снова о Ленке с Франковским, об этой непонятной уродливой связи. О том, что Франковский оказался конченым подонком – тысячу раз Юлия была права! Что ему приносила деятельность «крота» – понятно, регулярные пополнения в коллекцию, но зачем он сдал Ленку? Неужели из-за какого-нибудь редкого ритуального ножа?

Когда Юля подсела рядом и обняла меня, этого я тоже не заметил. Просто вдруг обнаружилось, что мы вместе, и что запах её волос перебивает все ароматы Китая. И тогда я рассказал всё-всё, без утайки, выгреб из закромов памяти остатки смердящих тайн. Про то, как замочил банду и лично Босса, как лишил Арбуза его срамных частей, как подставил Шпунтика, которого, скорее всего, уже нет в живых, как остался непойманным, настолько ловко всё провернул… Думал, она ужаснётся. Нет, реакцией стал азарт. По-другому с ними нельзя, выпалила она, сверкая глазами. Мой герой, сказала она и прижалась ко мне крепче.

Герой? От этого слова я чуть снова не расклеился. Тоска всё время маячила рядом, пользуясь моментами моей слабости. Чтоб избавить женщину от красивых иллюзий, я стал объяснять ей, как Система натаскивает своих сотрудников – в школах, в академиях, на курсах. Главное, в чём натаскивают, – в преданности самой Системе, и это понятно. Но, кроме исключительно кастового патриотизма, подспудно вбивают и некие красные линии, пересекать которые будущему сотруднику даже в голову не должно приходить. Не все поддаются воспитательному воздействию. Иногда из недр Системы выходят первостатейные взяточники, иногда – беспредельщики, но и те, и другие на самом деле никакие не сотрудники Системы, а только притворяются ими и пользуются возможностями, который даёт статус. Так вот, и с преданностью, и осознанием ограничений у меня до некоторого времени всё было в порядке. Я был исключительно правильным, за рамки никогда не выходил, хотя действовал жёстко, часто на грани. А красные линии – это очень просто. Например, можно как угодно безжалостно допрашивать злодея (или даже свидетеля), можно пытать его и калечить, но нельзя убивать. Вот тебе и черта. Убил – всё, ты вне Системы, по другую её сторону. Таким образом, застрелив своих врагов, отдавшись личной мести, я сломал внутри себя многолетние барьеры. В один миг я перестал быть ментом. Теперь я волк-одиночка. Даже если вы, истинные сотрудники, примете меня обратно, я-то знаю, кто я такой на самом деле. Так что спасибо за ужин, но волку пора…