Текст книги "Старый пёс"

Как фотография оказалась у деда? Так ведь он не дурак был и не слепой, заметил что-то, заподозрил. Проследил за внучкой и выяснил, где живёт мерзавец. В таком бешенстве был, что убил бы его, наверное, если б застал дома. Вскрыл и обыскал квартиру… ну и унёс со злости фотографию, чтобы грязные лапы не пачкали святое. Маринка тогда дикий скандал закатила, и дедушка угомонился.

Вика закончила, встала, бросила сигарету прямо на пол. И пошла бесцельно слоняться по квартире.

Судя по походке, алкоголь делал и делал своё дело.

– А меня сегодня убеждали, что доктор Франковский – бесчувственный социопат. И вдруг такие страсти, – сказал я больше себе, чем ей.

Её откровения кое-что прояснили, однако были явно неполны. Что-то ведь такое она открыла Марине, что позволило семнадцатилетней девушке самостоятельно найти насильника своей матери? Мне – не открыла.

Тут и Рудаков явился, не запылился. Поздоровался с хозяйкой квартиры, совсем не удивившись её состоянию. Взглянул на меня кисло, отдельно осмотрел литровую бутыль в моих руках, но произнёс бодрое:

– Я думал, вас ждать придётся. На такси, что ли, ехали?

– На такси. Выделяйте мне автотранспорт, а то разорюсь.

– Может, и выделим. С вашим появлением в городе такая движуха началась, как гнойник прорвало.

– Я не виноват, оно само.

С его слов, в обоих зданиях (СК и МУР) был жуткий кипиш, всё-таки не часто нападают на Следственный комитет, жгут кабинеты и квартиры следователей, и всё такое прочее. Рудаков теперь занимался только этим, и трахали его все, у кого трахалка повыше расположена. Однако же сорвался и приехал. Фигня какая-то, подумал я. На прямой вопрос «зачем», ответил: не могу там больше! Появился повод вырваться – вот и вырвался.

Вид у него и правда был вымотанный, лицо даже не бледное, а серое. Сплошные неприятности у следака, это понятно.

Секунды размышлений хватило, чтобы понять: нет тут никакой фигни. На самом деле Игорь хотел послушать, о чём я буду говорить с Викой, и что она будет отвечать, вот и вся разгадка.

В конце концов, сам-то я зачем сюда напросился? Осмотреть место преступления недельной давности? Отчасти так. Но главное, чего уж там – повидаться с дочерью Франкенштейна. Чутьё старого опера подсказывало: Вика – один из ключевых людей в этой истории…

– Сергей, пока помню, – сказал он. – Мне нужна папка с копиями дел, которые я вам сделал. На время.

– Обещаешь вернуть?

– Обязательно. Срочно восстанавливаем потерянное.

– Копия с копии, – покивал я.

Не понравилась мне его просьба. Что-то витало в воздухе, нехорошее, недосказанное; и Аллочку, опять же, убили из-за дела Франкенштейна, и бандюки, напавшие на нас с Ортисом, требовали папку… Я принял мгновенное решение:

– Только ведь, Игорь, нет у меня больше копий. Мафиози возле Бюро отобрали, тебе разве Ортис не доложил?

Всё правильно, похвалил я себя. Никому не доверяю. Имеются основания, товарищи офицеры.

– Ортис где-то шляется, – проворчал Игорь. – И трубка его не отвечает.

Полковник юстиции был страшно разочарован. Ну и пусть, его проблемы.

– Мальчики, может, вас покормить? – нетвёрдым голосом вопросила Викторина.

«Мальчики…» Ах да, они ж с Рудаковым тоже знакомы накоротке – через Радика. Вика с детства была со всей нашей бывшей командой знакома… От кормёжки мы дружно отказались и приступили к работе, направившись при этом как раз на кухню.

На то место, где Радика убивали.

– Ты успел просмотреть дело? – спросил Рудаков.

– Основные пункты просмотрел.

Протоколы в папке не много добавляли к тому, что мне уже рассказали по пути из деревни в Тверь. Восемнадцатого августа, в пятницу, в 23:15, через проходную въехал минивэн хозяина художественной галереи. Его пропустили без вопросов, жилец известный, и в машину, разумеется, не заглянули. А зря. Злодеи попали на территорию именно таким путём, спрятавшись в минивэне. Автомобиль проехал до последнего, третьего подъезда, хотя галерейщик обитал в лофте по первой лестнице, ближайшей к проходной. Охрана не придала значения сему странному факту. Мало ли к кому из соседей клиент направился в гости, тут многие были дружны между собой, часто устраивали вечеринки. Короче, стражи явным образом обделались, но в том, на первый взгляд, не было ничего удивительного.

– С охраной не всё чисто, – сказал я Рудакову. – Фирма «Верность». Та же, что перегоняла броневик.

– Та же самая? – изумился следователь.

– Ты на эмблему внимания не обращал? Ставлю «неуд».

– Два разных дела, – сказал он со злостью. – Франкенштейном занималась Алла, броневиком – другие люди… Вечно у нас так.

Владельца галереи после убийства трясли, как белый налив. Или как мандарины, учитывая, что он грузин. Допрашивали, обыскивали и галерею, и квартиру. Ничего компрометирующего не нашли. Вероятнее всего, он тоже был жертвой, повезло, что жив остался. Его остановили на подъезде к дому и, угрожая оружием, заставили взять пассажиров, что похоже на правду. Когда остановились у подъезда Франкенштейна, его бросили на пол салона, связали и вкололи «сонный коктейль» – сомбревин плюс аминазин (как установила экспертиза). Гуманисты. Другие бы, не заморачиваясь, черепно-мозговую травму нанесли… Позже, удирая, убийцы бросили минивэн вместе с бесчувственным владельцем на набережной, а сами пересели в другую тачку – очевидно, перетащив туда и сумки с ценностями. Лиц он не запомнил, уверен только, что их было двое. Мамой клянётся, что злодеи были в масках из ткани. На самом деле, скорее всего, просто ссыт и про маски врёт, но в таком стрессе он и вправду вряд ли видел что-то вокруг, тем более запомнил. Плюс доза нейролептика памяти не прибавляет. Да и лица эти типы, наверное, не светили.

В 23:28 на своём «форде» домой вернулся Радий Франковский. Машину поставил на стоянку. На лестнице его поджидали, это очевидно, но что было дальше, можно только предполагать. Либо он знал этих двоих и впустил их в квартиру по доброй воле, либо его принудили, но замки не взламывались, а шума соседи не слышали. Кроме того, обитатели соседних лофтов (включая тех, что ниже этажами) ничего подозрительного и не видели. Над каждой из здешних дверей, по общей договорённости, висят телекамеры индивидуального видеонаблюдения. В квартирах – мониторы. То ли никто не смотрел в нужный момент на эти мониторы, то ли и вправду ничего особенного снаружи не происходило. Видеозапись их аппаратура, увы, не вела, что было обидно.

Вот бы у всех – как у Радика… Он фактически организовал вторую линию обороны своих сокровищ, если первой считать вневедомственную охрану. Круглосуточное видеонаблюдение за главной лестницей, за «чёрной» винтовой, за крышей. Даже внутри квартиры установил телекамеры – снимал коллекцию, кухню, зал целиком. И всё это записывалось; записи хранились неделю. Параноик, говорила дочь. На самом деле – опытный и предусмотрительный человек, если одну крепость превратил в две.

Две твердыни. Есть такой сказочный роман.

Жаль только, преступники не из сказки. Не менее предусмотрительные, они разобрались с пультовой комнаткой в лофте Радика и вынули диск с записями из компьютера. Эх, там ведь, наверное, был такой увлекательный фильм…

– Вот здесь его и разделывали, – показал Рудаков.

Вскрытие творили на модном стеклянном столе, втором таком в квартире. Низкий, длинный, не очень удобный для работы патологоанатома, тем паче доморощенного. Над столом, на всю длину, свисали три интересные люстры, с грузом.

Вообще же кухня была простой, холостяцкой. Почти без мебели и с обилием техники: посудомоечной машиной, жарочным шкафом, микроволновкой, телевизионной панелью (я не сразу сообразил, что это такое). Зачем-то – гигантский холодильник. Наверное, биоматериалы после вскрытий хранить, невесело сострил я. С целью еды…

– Что же из тебя вытащили, друг Радик? – бросил я вслух, ни к кому не обращаясь, если не считать призрак покойника.

И подумал – в пандан к сказанному: а что ты сам, дружище, изъял тем вечером из желудка безымянного трупа? Что за «флэшка» такая? Почему они так пугающе похожи – твои омерзительные действия в морге и преступление в этой кухне, случившееся буквально через пару часов?

«В пандан» по-русски означает «в параллель», термин из области искусства. Самое место для таких словечек.

Я вернул литровую бутылку на барную стойку, освободив наконец руку.

– Допрашивали его зачем? – продолжал я. – «Сыворотка правды» зачем? Что за извращения?

– Искали спрятанные в квартире ценности. – Рудаков пожал плечами. – За тем и допрашивали. Какие ещё могут быть объяснения?

– Предположим, нашли. Эксперты говорят, императорский меч для сеппуку, которым Радика вскрывали, – одна из главных ценностей коллекции. Меч, к слову, называется кусунгобу. Его забывают на полу. Да и трезубец – не хухры-мухры, штуковина старше Христа, но его почему-то оставляют в теле. После того, как выпытали, где всё это добро спрятано? Чушь получается, Игорь.

– Не могу вас больше слушать, – дребезжащим голосом напомнила о себе Вика. – В пот бросает от вас. Пойду телевизор посмотрю.

– Стой здесь! – рявкнул я на неё. – Чтоб я тебя видел! Знаем, от чего тебя в пот бросает, и за каким «телевизором» ты намылилась.

– Зачем вы так? – неожиданно заступился Рудаков. – Человек отца потерял…

Экий чувствительный. Неудобно ему стало, хотя никак он не тянет на интеллигента в шляпе. Странная реакция… А не спал ли с ней наш Игорёк, мелькнула мысль. Может, до сих пор грешит – потихоньку от жены и детей?

– Мадам Каганер – тоже известный коллекционер, – возразил я. – Всё происходящее её напрямую касается.

– Какой ещё коллекционер?!

– Собирает бутылки. И сдает.

– Достал! – вспыхнула она. – Идиотские шутки!

Настроение «Викторетты» менялось с частотой электрического тока в розетках.

– Водку глушить за этим столом ты можешь, а послушать про отца – нет? Стой, я сказал! А лучше сядь!

Она демонстративно закурила, присев на табурет.

Извини, девочка. Пей, сколько требует тоскующая душа, но потом, когда мы уберёмся восвояси. А пока я должен тебя раскачать по максимуму, чтоб ты выдала наконец всё то, что выдавать не хочешь… Я подошёл к ней, навис над ней и каркнул ей в лицо, не давая опомниться:

– На этом столе, если помнишь, его резали, как ты режешь вот эту вот колбасу! Тебе это пофиг, дочь Франкенштейна? Зальёшь в себя стопочку, и совесть продезинфицировала?

Она отшатнулась:

– Хватит меня лечить! Прямо как мой папаша с его закидонами! Он хоть право имел, а ты? Ну давай, давай, запри меня, или на холод выгони в одном халате!

– О чём ты?

– Ни о чём.

– Куда он тебя курить выгонял?

– Никуда! Почему ты меня мучаешь?!

У неё начиналась истерика.

– Потому что ты врёшь.

Где и в чём она врёт, предположений у меня пока не было; скорее всего, что-то недоговаривала, но вскрыть этот нарыв следовало обязательно. А вот Игорю ситуация не нравилась. То ли растерял оперское чутьё, став следаком, то ли что-то тут другое.

– Ничего я не вру!

– Ну, давай пройдёмся по прошлой пятнице. Днём ты уехала, отлично. Поставила квартиру на сигнализацию – и ту-ту. Расскажи, что ты делала до отъезда в пансионат.

– Я всё рассказала вашей тётке! Как её… Холодовой, кажется? (Очевидно, она имела в виду Льдову.)

– Тогда был краткий рассказ, а нужен подробный. Давай, давай, с самого начала. Ты проснулась, вылезла из-под одеяла… что дальше?

– Пописала, – сказала она с вызовом. – Почистила зубы, приняла душ. Позавтракала…

– А курила когда?

– Курила? – словно споткнулась она.

Заминка была настолько явной, что даже Рудаков её заметил.

– Именно. Где, когда, с кем и сколько раз, – жёстко сказал я ей. – Быстро, мы ждём.

– Ни с кем я не курила! Идите вы к чёрту! Я собиралась уезжать, мне некогда было!

Я взял бутылку водки со стойки и широким жестом наполнил хрустальный стаканчик. Внутри стойки были ещё такие же, я вытащил второй, наполнил и его.

Глаза у Вики стали размером с ложку, она следила за моими движениями, как кошка за птичкой.

– Выпьем, – предложил я Рудакову. – Есть отличный повод.

Он хотел что-то возмущённо вякнуть, гуманист хренов, но я прошипел ему одними губами: «Молчи!!! Бери стопарь», и он включился в игру.

Мы взяли наполненные стопки…

Грубый, конечно, это был приём, даже незаконный, – дразнить наркомана дозой. Но в работе с таким контингентом очень эффективный. Алкоголик – тот же наркоман. Осталось выяснить, является ли Вика обычной пьяницей, или её пьянство уже перешло грань алкоголизма.

– За жизнь не по лжи! – объявил я, прикладываясь к стопке.

Я лишь рот смочил, а Игорь, смотрю, маханул всю целиком. Понятно, ему-то за рулём никакие гайцы не страшны, в отличие от.

– А мне?! – возопила хозяйка лофта, кидаясь на меня с кулаками.

Я остановил этот порыв и ответил:

– Жизнь не по лжи – не про тебя, милая.

Она разревелась и умоляюще потянулась к Рудакову («Игорь, ну что же ты…»). Рудаков отвернулся и отошёл к окну.

– Ну, выскочила на пять минут, подумаешь! – прорыдала она. Рыдания превратились в кашель.

Какие пять минут, куда выскочила? Сейчас узнаем, подумал я… И всунул стопку (мою, почти полную) в её вибрирующую руку.

Когда делаешь женщину счастливой, она готова для тебя на всё. Через пять минут немудрёные Викины секретики, как игральные карты, легли перед нами картинками кверху. (Чуть позже выяснилось, что карт было больше, чем казалось вначале, но это – позже.) А пока она, злясь и стыдясь одновременно, признавалась в грешках, которые, положа руку на сердце, грешками не являлись. Как ссорилась с отцом из-за её пристрастия к дымному зелью, а также на почве её частых возлияний. Как Радик, ненавидевший малейший запах курева, выгонял дочь с её сигаретами из квартиры. Курить на общей лестнице было нельзя, спускаться каждый раз на улицу – влом. И тогда она сбегала на «чёрную лестницу». Поднималась на крышу, благо жили на последнем этаже, и отводила душу. Ключ от «чёрного хода» всегда висел рядом с дверью на специальном крючке, шифр от второго, кодового замка отец сделал таким же, как с главного входа, а будочка на крыше закрывалась на обычный замок. Удобно было… Пока однажды не случился настоящий скандал, не сравнить с прежними ссорами. Вика открыла ход на витую лестницу, повесила ключ обратно на крючок и пошла наверх курить, НЕ ЗАКРЫВ ДВЕРИ. Грубейшее нарушение правил, установленных отцом. Тот, увы, заметил. Чтобы вправить дочери мозги, закупорил ход (как оно и должно было быть), оставив её снаружи – в халате на голое тело, – и несколько часов не впускал обратно. Как она пыталась достучаться до соседей снизу, как была унижена перед ними, когда ей дали возможность пройти сквозь чужой лофт на обычную лестницу, – опустим. Но с тех пор удовольствие от хорошей сигареты было омрачено страхом, чёрт бы побрал этого параноика…

Что касается пресловутых «пяти минут», на которые она куда-то там выскочила, и про которые боялась рассказать. Эта история имела прямое отношение к делу и случилась в пятницу, перед Викиным отъездом в Подмосковье. А началась ещё с вечера четверга, когда она, вернувшись домой, обнаружила, что у неё украли сигареты. Натурально – вытащили обе пачки из сумочки. Может, просто потеряла? Вика не была уверена. Ну правда, какой смысл красть сигареты, это же смешно! – такой у неё был аргумент в пользу сомнений. (Мне не было смешно, и смысл я видел вполне очевидный.) Украденное курево – не катастрофа, у неё в квартире всегда есть неприкосновенный запас, пачка с тремя сигаретами. И вот – в пятницу она просыпается, докуривает последнюю, после чего идёт в местный магазинчик на территории комплекса. Сигнализацию НЕ ВКЛЮЧАЕТ. Выскочила всего на пять минут, зачем? Но после убийства и пропажи коллекции сообразила: этот эпизод может ей дорого стоить. И так следовательша, не особо скрываясь, подозревала дочку в соучастии. Такую квартиру отхватила! И оперативники странно посматривали. Эти намеки… мол, алиби – хорошее прикрытие… Как ни крути, кому выгоднее всего была смерть Радия Франковского? Ей, Викторине Радиевне! Любой бы в этой ситуации закрыл рот на замок… Дядя Серёжа, дай ещё глотнуть, нервы совсем никуда…

Когда Вика закончила, снова потянувшись к бутылке, я ударил её по руке («Не части, дурёха!») и спросил:

– Ты что обычно посещаешь? Бассейн, фитнес, массаж? Ещё что-нибудь этакое?

– Массаж, – удивилась она. – По средам.

– А где второй ключ?

– Какой второй?

– От «чёрного хода». Один висит перед дверью, я его видел, ты про него говорила. Но к любому замку дают несколько ключей. Ты, конечно, после того зверства, что учинил с тобой Радик, нашла запасной и носила его с собой, ведь так? Втайне от отца.

– Ну… носила.

– Давай его сюда.

Ключ она вытащила из жакета на вешалке. Вероятно, с некоторых пор не ходила на крышу раздетой. Этот ключ я аккуратно опустил в полиэтиленовый пакетик (рулончик предусмотрительно взял с собой из машины), после чего передал Рудакову.

– Пусть эксперты проверят, делали с него слепок или нет.

– Зачем?

– Чтоб знать, существует в природе лишний ключ от «чёрного хода», или моя интуиция даёт сбой. С момента убийства Вика им не пользовалась, следы могли сохраниться.

– Да я про другое…

Рудаков с сомнением покачал головой. Его можно было понять: вот два преступника, которых видели, вот путь, которым они попали на место преступления, – через обычный вход, причём с помощью жертвы. Зачем плодить новые сущности? Однако нестыковки буквально кололи глаза, да и откровения Вики он слышал своими ушами.

– Сергей, вы сказали, что с орудием убийства чушь какая-то. Трудно не согласиться, – неохотно признал он. – Теперь – непонятки со способом проникновения. Правда, скопировать ключ мало, нужно было ещё знать код… Но вы правы, с какой стороны ни думай об этом деле, упираешься в чушь, – он сердито рубанул воздух рукой. – Есть ощущение, что здесь произошло не одно, а два преступления. Разных, но совпавших по времени.

Три, подумал я. Не два, дружок, а три.

Если расставить эпизоды по порядку, получится так. Изъятие некоего предмета из кишечника жертвы – раз; слишком уж театральное убийство жертвы – два; вынос коллекции – три. Каждое из этих действий не требовало двух других. Допрос под спецсредствами – в качестве средства получить информацию – мог потребоваться для каждого из них. Но три преступления подразумевают три мотива…

Ничего этого я Рудакову не сказал. Паззл не складывался.

– Это ведь ты обнаружил тело, – напомнил я ему.

– Ну я. Вы читали мой рапорт?

Рапорт, само собой, я читал. В пятницу 18-го, в 23:43, с телефона Франкенштейна Рудакову пришло sms: «Умираю приезжай немедленно может успеем проститься». Он тут же перезвонил: трубку сняли и голос Радика промычал что-то нечленораздельное. Рудаков сорвался с места (он был в этот момент дома) и примчался сюда. Обнаружил труп и разгромленный лофт. Мобильник был зажат в руке трупа. Оператор связи подтвердил: sms было послано именно отсюда, кроме того, текст остался в обоих мобильниках. Рудаков вызвал «скорую» и подмогу – вот, собственно, всё.

– Эсэмэску набрал, конечно, кто-то из незваных гостей. Как ты у Радика был записан в телефоне?

– Игорь.

– Тогда вопрос, почему тебе? Что, наугад взяли из адресной книги и попали не просто на следака, а на «важняка»? Не верю. Ты думал об этом?

– Понятно, что кто-то из злодеев меня знает. Скорее всего, только заочно. Хотя, может, и кто-то из моих клиентов. Не сбрасываю также и худший вариант, то есть участие кого-то из сотрудников. Честно говоря, общаться с людьми теперь стало сложнее, примериваю на каждого это дерьмо… Вопрос, Сергей, не «почему мне», а вообще – зачем позвали полицию?

– Запись «Игорь» в телефонной книге не скажет для постороннего глаза ничего. Это был не заочный злодей, и не твой клиент, даже не надейся. Он точно знал, кому звонит. Это свой, Игорь. Кто-то рядом. Надо вычислять героя. Ну а вопрос «зачем»… Из гордыни, по приколу, чтобы усложнить следствие, чтобы похвастаться, из желания скорее предъявить результаты своего труда и, кстати, пронаблюдать (я показал на окна), из возможности насолить заодно и тебе. В конце концов, из тупого пижонства. Выбирай ответ.

– Да понимаю я, что сука рядом, – сказал Рудаков с досадой. – Цепляюсь за удобные варианты…

– Я в туалет, – капризно заявила Вика и удалилась. Я с сомнением посмотрел на её гуляющую туда-сюда попку, решая, воспрепятствовать или нет, однако принять решение не успел.

Позвонил Ортис. К сожалению, при Рудакове. Не хотел я раньше времени, не разобравшись, информировать начальство о наших с Витей находках в морге, но уж так получилось.

Он позвонил мне на правильный телефон.

Мы с Витей, по его умному предложению, купили мне возле метро «Каширская» этот аппарат. Две тысячи. Витя сказал, он хоть и дешёвый, но почти всё умеет, а главное, принимает сообщения с фотографиями. Знаю я эти, которые «всё умеют», бежал от них долгие годы. У них же кнопок нет, кроме одной – включить и выключить. Как без кнопок управляться? Витя показал: на экране нарисованы картинки, это и есть кнопки, в которые нужно тыкать пальцем. Палец вместо мышки на компьютере, вот такая хитрость. Оказалось, несложно, зря я столько лет стеснялся пойти к Марику в ученики.

Ортис сказал, что нашёл эксперта, работавшего по безродному трупу возле Большого Чертановского пруда. К следователю, возбудившему дело в связи со скорбной находкой, он, по моему совету, не совался, эксперта вполне хватило. Так что фотографии трупа у нас теперь есть.

– Внимание, сейчас я вам их скину, – предупредил он меня. – Готовы морально?

– Всегда готов, как пионер.

– Ловите!

Телефон в моей руке тренькнул: сообщение, типа, доставлено. Я ткнул в картинку, как учили, ткнул в появившуюся строчку… а дальше что-то застряло. Никакого трупа я не видел, и где найти фотки, не понимал. От моих движений пальцем на экране раз за разом возникала какая-то фигня. «Ну как? Ну что?» – квакала трубка голосом капитана Ортиса.

Рудаков с интересом следил за этими манипуляциями, потом спросил:

– Там Витя? (Я кивнул.) Дадите мне его, когда закончите?

– Никогда не закончу. Где эти чёртовы фотографии?

– Разрешите, помогу.

Через пару секунд всё было налажено: экран украсил малоаппетитный портрет. Рудаков сдвинул его пальцем, заменив другим, более отвратным, ещё раз сдвинул, пробормотав: «Захватывающе…». Затем поднёс трубку к уху:

– Витюша, ты где? (Выслушал ответ.) Хватит балдой трясти, бегом ко мне!

Возвращая мне телефон, Рудаков кинул в сердцах:

– Теперь ясно, почему Ортиса не найти. Он у вас на побегушках. Объясните, что всё это значит? – Постучал ногтем по экрану.

В качестве гонорара за помощь я поведал ему, кто на фото, и какое отношение к изуродованному покойнику имеет доктор Франковский. Всё равно когда-нибудь пришлось бы с Игорем откровенничать. Сейчас так сейчас. Кроме того, был в этом и смысл: вдруг Рудаков опознает жертву? Всякое в нашей практике бывает. Труп-то неслучайный, судя по поведению Радика.

Не опознал, с этим облом.

Он выслушал меня молча. Лишь когда я замолчал, собрался было прокомментировать услышанное… и захлопнул рот.

По лофту разносились отчётливые всхлипывания.

Вика сидела в санузле, на белоснежном полу, прижимаясь спиной к тумбе под раковиной, и баюкала, как мёртвое дитя, опустошённую бутылку коньяка. Опустошила, видимо, только что, воспользовавшись тем, что на неё не обращают внимания. Красивая картина, слезу выжимает. Бутылку, ясное дело, заначила от отца, потихоньку попивая из неё в сложные моменты жизни, и вот заначка опять пригодилась. Судя по распахнутой стиральной машине и раскиданному белью, алкоголь она прятала в баке. Остроумно.

Санузел, кстати, был с сауной. А джакузи нет, отметил я, посылая мысленный привет Марику. Запросто могло быть, но – нет. Жму твою холодную руку, Франкенштейн.

– В наследство вступать – такие деньжищи… – хныкала и хлюпала Вика. – Налоги бешеные. Где взять? Кредит? Их уже столько на Маринке, за сто жизней не расплатимся…

Для начала перестать тратиться на спиртное, с горечью подумал я.

– Коллекция застрахована, будет выплата, – сказал рассудительный Рудаков.

– Как же, будет… Взлома нет… Сил бодаться нет…

– Со страховой мы поможем, – пообещал Рудаков (вроде не соврал).

– Давай-ка поднимайся. – Я взял расклеившуюся женщину под руки и рывком заставил её принять более-менее человеческое положение. – Пойдём, поищем тебе достойное место… Игорь, включайся!

– Да, пойдём! – воодушевилась она. – Направление – на тепло!

Она вцепилась в Рудакова, как утопающий цепляется за спасателя.

– Игорёчек, ты мне правда поможешь? Правда-правда?

Он стеснялся меня, но рук её не отдирал, позволяя жаркому телу льнуть к себе. А мне слова про тепло и про Марину напомнили важный вопрос, который я до сих пор не задал:

– Викуля, ты говоришь, Марина отдыхает на юге?

– Да, с друзьями! У неё есть друзья!

– Она тебе оттуда звонит?

– Иногда звонит. Там всё а-а-тлично!

– Со своего телефона?

– Вроде с чужих, я не обращала внимания… Да какая разница, если – а-атлично! (Понравилось ей слово.)

А у меня всё наоборот, не а-а-тлично!

– Куда конкретно она поехала, сказала?

– Конечно, сказала, попробовала бы не сказать! В этот… в Крым!

– Точно в Крым?

– Ну! Что я, дура?

– А город?

– Подожди, посмотрю, я тут записала…

Вика вытащила из заднего кармана здоровенный плоский телефон. Вернее, как их нынче именуют – смартфон. У меня хорошая память на уродские слова. Прочитала с экрана:

– Сочи!

– О, так Сочи теперь в Крыму! Что, не могла город запомнить?

– Всякую ерунду в голове держать.

Рудаков спросил вкрадчиво:

– Может, ты и пин-коды от банковских карт в смартфоне держишь?

Она удивилась:

– Держу, а что?

– Подожди, Игорь. – Меня прямо-таки ожгло догадкой. – А коды от дверей и от сигнализации ты тоже в телефон записываешь?

– Конечно.

– Шесть цифр не можешь запомнить?

– Могу! Но зачем?

Мы с Рудаковым чуть не уронили ношу. Остановились, посмотрели друг на друга. Я неуверенно и осторожно, остро боясь лопухнуться с терминами, не желая снова выглядеть идиотом, спросил у него:

– Возможно ли такое, чтобы кто-нибудь залез в её смартфон и прочитал цифры? Ну, наподобие того, как хакеры через интернет забираются в чужие компьютеры?

Рудаков помрачнел и молча отобрал у Вики аппарат:

– Накаркаете, Сергей. Отдам Ортису, пусть проверит.

– Вот тебе и шифр к кодовому замку, – сказал я ему. – В придачу к ключу.

– И что всё это означает? – спросил он несколько растерянно.

– То, что кто-то нашёл в защите Франкенштейна слабое звено – дочь. Брешь в крепости. И воспользовался.

– Вы про тех двоих из минивэна?

– Их было больше, Игорь. Двое – с фасада. Остальные – с «чёрного хода». Я тут голову ломаю, как вторая группа преступников проникла в квартиру, а не учёл фактор простой московской дуры.

– Но-но! – дёрнулась Вика. – Всё слышу!

– Вторая группа… – эхом откликнулся Рудаков. – Вторая группа – это пока гипотеза, Сергей.

– Подождём результатов…

Продолжающая пьянеть хозяйка быстро превращалась в мешок. Мы доволокли её до дивана в холле и уложили, как смогли, аккуратно. Ладно, не блевала, хотя, кто знает, что её ждало впереди. Она бормотала, закрыв глаза:

– Не будет никакой страховки… Взлома нет… Меня подозревают… В тюрьму посадят… В как его – в сизо…

Похоже, засыпала. Внезапно распахнула глаза:

– А ведь это ты меня расколол, дядь Серёж. Спасибо, тренер. Живёшь не по лзи… тьфу! По-лзи… ПО ЛЖИ. О как… Ползи, не ползи…

– Укрыть её надо, – сказал Рудаков. – В спальне есть одеяло.

И сразу пошёл к лестнице на второй ярус. Он хорошо ориентировался в квартире.

А Вика продолжала:

– Хочешь знать, дядь Серёж, кто меня изнасиловал, когда мне было восемнадцать? Вижу – хочешь… С-сыщик… Спроси у своего сына, он знает…

Всё, период временного просветления закончился. Она уже спала.

Спросить у сына?

Это была новость! Застыв в нелепой позе над спящей женщиной, забыв распрямиться, я лихорадочно перебирал в памяти те дни. Восемнадцать лет девчонке… Вспомнил почему-то о жестокой драке между Мариком и тем его другом, с которым они за одной партой десять лет просидели.

Алесь Маркуша, так парня звали. Марик не сказал мне, из-за чего схватились. Я тогда подумал – из-за ерунды какой-нибудь. Сам был юношей, знаю, как оно бывает.

Из-за ерунды ли?

Что-то опять многовато вопросов к Марику накопилось, подумал я. Алесь Маркуша… Ответит Марик или нет, но, похоже, ещё один человек появился, с кем придётся плотно разговаривать…

Вернулся Рудаков с одеялом.

– Что она вам сказала? Я видел, вы разговаривали.

– Чтобы я берёг тебя. Сказала, у неё нет другого человека, который так бы её понимал и заботился о ней.

Лицо у него вытянулось. До полковника юстиции долго доходили шутки, если вообще доходили.

* * *

Когда я ехал в центр, пробираясь по запруженным улицам к своей старой квартире, мне позвонил опер Васин.

Направлялся я не столько на старую квартиру, хотя и туда намеревался зайти, сколько к человеку, поставленному Мариком для наблюдения. Прежде чем серьёзно говорить с сыном, я должен был встретиться с этим «кентом», как его назвал Марик. Кент по фене – то же, что чувак. Что ж, посмотрим на чувака.

А разговор с сыном назрел. До конца дня ещё жить и жить, а ситуация с этим разговором стала, может, ещё острее, чем вчера, когда я вообще ничего не понимал.

Я приткнулся куда-то на Яузской, где даже остановка запрещена, и ответил на телефонный вызов. Васин докладывал из Смоленска, куда их с Жемчуговым отправил Миша Брежнев, – проверить, на месте ли гражданин Вошь. Точнее, из Сычёвки, из психушки. Все необходимые бумаги выправил Рудаков, мало того, Игорь подключил генпрокуратуру и организовал (через знакомого) звонок главврачу больницы от помощника генерального прокурора, чтоб не возникло на пути к нашему клиенту досадных неувязок.

Быстро добрались ребята, приятно удивился я. Доклад от оперов я ожидал ближе к вечеру… Впрочем, вечер неумолимо подступал, никуда от него не спрячешься. «15:03», – показывал мой новый телефонный аппарат (тот, который почти всё умеет).

Полвосьмого, помнил я. Опаздывать на такое свидание вряд ли было прилично…

«Сычёвка» – это Смоленская ПБСТИН, то есть психиатрическая больница специального типа с интенсивным наблюдением. Можно короче: СПБ – специальная психиатрическая больница. Аббревиатура совпадает с Санкт-Петербургом. Лену расчленили на спортбазе под Санкт-Петербургом… Чёрт, всюду знаки чудятся…

– Есть тут такой, – сказал мне Васин. – Сидит в одиночке. Мы с ним поговорили. На мой взгляд, вменяемый. Женя со мной согласен (Женей звали Жемчугова). Врач, правда, втирает, что пациент практически безнадёжен, а стадия излечения будет длиться и длиться вечно.

– Тебя сейчас слышат?