Текст книги "Затяжной конфликт"

24. Дезертир

Сделка на 120 миллиардов. В Москву, в Москву! Многосторонние переговоры. Царь Соломон и его джинны. Полицейский кордон. Прощание.

Раны бойцов понемногу заживали. Моральное разложение в войске прогрессировало. Дезертирство стало повальным. Максим уныло обдумывал ситуацию, когда заявился туповатый охранник Харитонова и передал приглашение своего хозяина. Теперь миллиардер выполнял обещание: поделился новой информацией о Худруке – Романе.

Достоверность сведений оставляла желать лучшего, но одно было бесспорно: он оставил планы мести. По слухам, еще за пару дней до диспута он накарябал левой рукой предложение «ко всем заинтересованным лицам»: «Предлагаю сделку: $ 120 млрд. за место среди спасенных». Сразу же объявилось множество торговцев сертификатами на жилплощадь в Царствии Небесном, но Роман не настолько повредился в уме, чтобы поверить мошенникам. Он накалякал новую записку: «Доставить контракт за подписью Св. Петра, с печатью Небесной Канцелярии. Передать через ангела». Даже тут нашелся аферист, подделавший подпись и печать и пытавшийся выдать себя за ангела. Роман написал: «Застрелить. $ 30 тыс. Оплата по исполнении». Шарлатан бесследно исчез, а на другой день Роман выписал чек на предъявителя. Кому он был вручен, неизвестно. Небесная канцелярия на его предложение не отреагировала, а Дьявол, якобы, оспорил его, утверждая, что Роман давно уже продал ему душу и она-де не может быть предметом дальнейшего торга.

Наконец-то Максим мог вздохнуть спокойно. Мог, но не вздыхал. Представилось, как Роман на своем инвалидном троне въезжает в Царствие Небесное. А почему бы нет? Сказано же: «Хромые внидут первыми». Всё было не так, жизнь катилась не туда, и совершенно непонятно было, что делать дальше. Он попробовал напеть «Don’t worry, be happy»2525
  «Не волнуйся, будь счастлив» (англ.). Песня Бобби Макферрина.


[Закрыть]. Не помогло. Вспомнилось: «Make love, not war»2626
  «Занимайся любовью, а не войной» (англ.). Лозунг американских хиппи.


[Закрыть]. Пообещал себе: когда вернусь домой, первым делом позвоню Дине, покаюсь за долгое отсутствие; остальных прегрешений касаться не будем. Подумал: вернусь ли? После следующего боя сфальшивят надо мной похоронный марш – и отправлюсь в яму. Лёха как-то сказал: «Мне не мешает то, что я путаю похоронный марш Шопена со свадебным маршем Мендельсона. Мои возгласы: „Горько! Горько!“ всегда уместны». Несколько дней назад его похоронили. Никто не кричал «горько».

Вечерело. Облака покрылись аляповатой позолотой. Солнцепоклонники воздели руки, провожая заходящее светило. Кришнаиты затянули свое бесконечное «Ом-м-м-м». Оживились и заныли им в тон комары. Уныние белесым туманом растеклось над полем. Выплыло из трясины бессознательного привычное видение: гора Эверест, в давние советские времена именовавшаяся Джомолунгмой.

Появился Слава, принес известие от однополчан:

– Ребята из одиннадцатой сотни кабана завалили. Сейчас он у них на вертеле жарится, скоро готов будет. Зовут на кабанятину.

Интересно, это тот самый? – подумал Максим. Идти на трапезу он отказался, поскольку почудилось ему в этом что-то от каннибализма, к которому он вовсе не был склонен. Да и до назначенной встречи с дедом оставалось не так много времени. Славка выразил недоумение по поводу проснувшегося в Максиме вегетарианства и отправился есть кабана.

* * *

К поваленной ели Максим приплелся в самом дурацком настроении. Комиссар, напротив, был собран, решителен и уверен в себе. Он, в отличие от внука, уже всё решил:

– Знаешь, что я тебе скажу? Давай-ка уводить своих людей. Если оба уйдем, это будет по-честному. Чтоб не делать ущерба ни той стороне, ни этой.

– Хорошая мысль. А только согласятся ли наши люди уйти?

– Ты командир или нет? – возмутился дед. – Убеди! «Согласятся, не согласятся», – передразнил он. – Не разводи всякую демагогию, мол, сами решайте. Скажи четко: так, мол, и так. Короче, уходим. Тут армия, а не пансион буржуазных девиц. Приказ командира – закон. Точка.

– Что-то ты себе противоречишь. То убеди, то прикажи.

Дед засмеялся:

– А это диалектика. Во-первых, прикажи. Во-вторых, убеди, чтобы выполнили приказ. Понял?

– Понял. Пойду убеждать и приказывать.

– Ну, давай. Встречаемся завтра утром, в десять ноль-ноль, докладываем результаты.

Максим почувствовал, что жизнь снова обрела краски. Он вдруг понял, что еще не стар. Даже довольно молод. В Москву, в Москву! И больше никаких депрессий.

Вернувшись в лагерь, первым делом пересказал предложение деда Бромштейну. Тот сразу согласился:

– Тут ловить больше нечего. Будут и дальше бессмысленно переговариваться, бестолково сражаться и кормить комаров. Их, правда, в последнее время стало меньше.

Вместе пришли в расположение восьмой сотни. Максим объявил общий сбор. Вызвал Дашу и Аллу, Славе велел привести племянника. Когда все собрались, рассказал о переговорах с дедом. Больше всего его беспокоил Борис: кто знает, какие чудернадские резоны могли вариться у него в башке. Особенно при том, что дезертирскую идею активно поддержал нелюбимый им Бромштейн.

Однако возражать стал только венесуэлец. Поклонник Че Гевары возмущенно закричал, что ни он, ни его чилийские друзья не предадут революцию и будут сражаться до конца. Максим пустился было в объяснения, но Бромштейн его остановил:

– Позволь мне.

– А, ну да, Вы же можете поговорить с ними по-испански.

– Мой испанский недостаточно убедителен. – И он по-английски обратился к венесуэльцу: – Ты хочешь помогать капиталисту Харитонову? Хочешь служить русскому царю? Или ты не знаешь, что наш воевода – бывший русский царь, и до сих пор был бы царем, если бы тогдашние революционеры его не убили? Тут одни империалисты дерутся с другими, а нас хотят использовать как… Максим, как будет «пушечное мясо»?

– Labor force2727
  Рабочая сила (англ.).


[Закрыть], – не задумываясь, ответил Максим.

– Как баранов на убой, – продолжил Бромштейн по-английски. – Нас обманули, но пора исправлять ошибки. Ты согласен?

Венесуэлец перевел его слова чилийцам, все втроем немного погалдели по-испански и единогласно приняли резолюцию дезертировать.

– No pasaran! – привычно заключил Максим, получив в ответ нестройное «Nunca se!»2828
  Никогда! (исп.)


[Закрыть].

Сашка, до сих пор с надеждой смотревший на иностранцев, понял, что всё потеряно. Он, чуть не плача, выкрикнул:

– Разве мужчины бегут с поля боя?!

– Еще как!! – ответили ему две или три глотки.

– Это бесчестно! Мы клятву давали!

– Не клялись мы пожизненно торчать в болоте на съедение комарам, – откликнулся рассудительный Борис.

Поняв, что народ не переубедить, Сашка твердо сказал:

– Значит, я один останусь.

– А вот это черта с два! – высказался Слава, который до сих пор молчал. – Я за тебя отвечаю. На крайний случай свяжу по рукам и ногам, засуну в мешок – и в таком виде увезу.

– Не посмеешь! – закричал Сашка со слезами. – Тебе воевода не позволит. Я его адъютант!

– А если Самозванец встрянет, порублю его на мелкие куски, – кровожадно сказал Слава и показал, как будет разделывать Григория: будто шинкует капусту.

Теперь уже Сашка откровенно разрыдался.

Итак, бойцам восьмой сотни не придется драпать поодиночке. Бегство пройдет организованно, в образцовом порядке. Жаль, некому будет благословить сие богоугодное мероприятие: отца Владимира сразу после диспута увезли в сумасшедший дом. Воочию увидев среди приспешников Антихриста высшее церковное начальство, он более не мог отрицать очевидное, впал в буйство и пытался покончить счеты с жизнью, отчаянно бия себя по голове наперсным крестом. Хрупкая психика священника не выдержала когнитивного диссонанса.

В качестве прощального напутствия Максим прочел своим воякам завершающий рассказ из книги Бромштейна.

Царь Соломон и его джинны

Высшей степени мудрости достиг еврейский царь Соломон, сын Давида. Давид тоже был не дурак, но до сына ему было далеко. У Соломона была тысяча жен, и каким-то образом он всех их удовлетворял. Он повелевал джиннами, понимал язык животных и писал стихи. Соломон построил Иерусалимский Храм в честь Единого Б-га и поставил в нем изваяния многочисленных богов, привезенные из разных стран его женами.

Жены Соломона часто ссорились между собой. Тогда из гарема неслись жуткие вопли, и жители Иерусалима в страхе разбегались. Они думали, что на город напали полчища Чингисхана – откуда им было знать, что он родится только много веков спустя? А царь храбро заходил в гарем и мирил жен. Крики утихали, и жители возвращались в город.

Соломон основал копи, в которых стал добывать полезные и бесполезные ископаемые. Полезные он употреблял на благо своего народа, а бесполезные дарил женам. За это все его любили. Он тоже любил очень многих, особенно женщин. Он посвящал им стихи, развлекал их мудрыми речами и смешил до слез, пересказывая разговоры дворцовых крыс.

После Соломона таких мудрецов уже не было. Он был последним из тех, кто не боялся подсмеиваться над собственной мудростью и жил в свое удовольствие, окруженный тысячей жен, легионом джиннов и мириадами тварей, чей язык он понимал и любил.

Счастлив тот, кто несет в себе хотя бы крупицу веселой соломоновой мудрости!

На следующее утро Максим пришел к поваленной ели и доложил комиссару, что сотня готова браво дезертировать.

– Видишь, а ты сомневался, – сказал дед. – Ну, прощевай! Идем досматривать наши сны. И ни на какие последние битвы меня теперь не заманишь. А ты к нам не спеши. И женись поскорее, чтобы у меня правнуки были. Глядишь, тогда наш род до следующего Армагеддона продержится. Нынешний-то, похоже, кончается ничем.

– Ладно, дед, постараюсь продлить род, – охотно согласился Максим. – А в новом Армагеддоне и сам участвовать не стану, и детям не велю. Да еще оставлю такое указание для будущих поколений.

– Это правильно, – одобрил дед. – Я про то же подумал. Хватит за мудреные идеи кровь проливать. Не стоят они того. Счастье всего человечества, Свобода, Справедливость, Добро, Истина… Ни своей, ни чужой крови не стоят. Одни слова. А что они значат, не разберешься. Вот если твоей жизни кто-то угрожает, или твоим близким – тогда уж приходится воевать, никуда не денешься.

– Слушаю я тебя, комиссар, и диву даюсь, – засмеялся Максим. – Ты что, крупно устал от второй жизни? Или тебя наш Олег распропагандировал? Раньше ты совсем не то говорил.

– Олег? Это взъерошенный такой? Был он у нас. Смешной парень. Однако кое-что дельное проповедовал. Да не в нем дело. Просто раньше я дурак был. Верил пустобрехам. На слух хорошо звучит, а как на зуб попробовал – так зуб сломал. Короче, полный дурак. Даже когда расстреливали меня, и то ни черта не понял. А мне бы с самого начала сообразить, когда в революцию пошел. Сидел бы себе тихо – глядишь, не тронули бы. Мог бы прожить еще лет тридцать. Людям бы пользу приносил. Я ведь на доктора хотел учиться.

* * *

Теперь оставалось разработать логистику и решить, куда пристроить иностранцев до их отлета домой. Потому что как иначе?

– Эти трое могут пожить у меня, – кивнул Олег на латиноамериканцев. И спросил у венесуэльца: – Do you like to live into my home?

– Forever2929
  – Вам нравится жить в моем доме? – Навсегда? (англ.).


[Закрыть]? – удивился тот.

– Нет, нет! – испугался Олег. – Пока не уедете к себе. Максим, переведи.

Максим перевел. Венесуэлец радостно закивал, сказал что-то своим товарищам-чилийцам, и все трое Хосе стали благодарно жать Олегу руку. Тот смущенно обернулся к Изе:

– Тебя не зову, у меня на четверых места не хватит.

– Зачем таких сложностей? Я имею пол-Москвы приятелей, еще пол-Москвы родственников, все рады, что я у них поживу.

Вот каков американо-израильский еврей Изя Мандель! Нигде не пропадет. В любом конце света найдутся друзья и близкие. А скрипач погиб. Осталась только надпись на табличке: «Стефан Йованович». Кто теперь объяснит случайному прохожему, что это не отчество, а фамилия? Кто будет играть на старинной скрипке работы Вийома?

О тяжелораненых можно было не беспокоиться. Их Самозванец обещал доставить в Москву в организованном порядке, как только ангелы-целители закончат лечение.

– Ребята, кто-нибудь собирается везти с собой оружие? – поинтересовался Максим.

– А то как же! Вот доберется Армагеддон до Москвы – что я, половником сражаться буду?

– И я беру – просто на память.

– А я не повезу. Мечом картошку чистить несподручно.

– Мне, вроде, не нужно, но бросить жалко.

Максим напомнил:

– В Князево с оружием нельзя. Там полицейский пост.

– Ерунда, – вмешался Слава. – Едем во Фрол на моем «Козлике». Оттуда автобус ходит. Я возвращаюсь, везу следующую партию – и так пока всех не перевезу.

– Не увлекайся, – остановил его Борис. – Про мою «Ниву» забыл?

Включили в расчет три имеющихся мотоцикла – это еще шестеро. И пятеро – через Князево на «Кимо» Бромштейна. Тут, однако, возникло препятствие.

– Нога у меня пока не в том состоянии, чтобы вести машину.

Снова выручил Олег:

– Давайте я поведу. У меня и права есть, только машины нет. А Вы, Илья, пассажиром.

– Уж если пассажиром, то лучше с Максимом на мотоцикле, – неожиданно заявил Бромштейн.

– Зачем? А нога?

– Ничего ей не будет. Хочу тряхнуть стариной. Лет двадцать на мотоцикле не сидел. Когда еще случай представится?

Будущие дезертиры принялись собирать вещи. Сдали Анне Михайловне спальники и палатки, уведомили, что еда им больше не потребуется. Она была в курсе: Даша и Алла уже посвятили ее в героические планы восьмой сотни. Уговорить ее присоединиться к побегу не удалось.

– Вы, ребятки, молодые, вы езжайте, живите себе. А я уж тут до конца побуду. Не по возрасту мне туды-сюды вытанцовывать. Да и коробки у меня тут: провиант кое-какой остался, обмундирование – приглядеть надо.

Через полчаса Слава повез первую группу беглецов. Его не было час, другой… Наконец вдали послышался знакомый скрежет.

– Ты их что, до Москвы довез? – спросил Максим, когда Слава вылез из машины.

– До Фрола, как договорились. Да только там тоже засаду устроили. Знал бы заранее – объехал бы этот чертов поселок лесом. А так впилился прямиком к ним в лапы. Оружие отобрали, составили протоколы – придется ребятам штрафы платить. И даже взятку не берут, сволочи. Видно, начальство их круто жучит.

– Как же ты без пропуска обратно приехал?

– По-партизански, лесными тропами.

– Значит, очередную партию повезешь этими же тропами, через лес, в объезд Фрола, – сделал вывод Максим.

Слава покачал головой:

– Мой «Козлик» уж больно громко орет. Полицаи меня засекут еще до свертка с дороги. На обратном пути за мной гнались: я сирену слышал. Хорошо, успел перебраться через речку. Там-то им меня было не достать. А на повторном рейсе могут напакостить. Услышат, сообщат по рации начальству – и на трассу еще один экипаж вышлют.

– Ничего, разберемся. Я тебя прикрою.

Пока Слава с очередной порцией вооруженных дезертиров пробирался к шоссе тайными просеками, Максим открыто подъехал на мотоцикле прямиком к полицейской заставе.

На въезде в поселок дорогу перекрывал импровизированный шлагбаум: березовый дрын, положенный на две рогульки. За ним стоял автомобиль с мигалкой, а сбоку – рамка металлоискателя, около которой скучали четверо стражей порядка. Максим слез с мотоцикла и, не выключая двигателя, подошел к ним.

– Проходи через рамку, мотоцикл и рюкзак – на досмотр, – распорядился главный, с лейтенантскими звездочками на погонах. – И заглуши свою тарахтелку.

– Не могу, – ответил Максим, – она потом не заведется.

Он подвел мотоцикл к полицейским, которые вовсе не спешили его досматривать, а сам прошел через отчаянно зазвеневшую рамку.

– Этот тоже весь в железе, – отметил толстый полицейский.

– В титане, – поправил Максим.

– В титане, в чайнике, без разницы, – отозвался полицейский. – Сдавай оружие! За добровольную сдачу тебе поблажка будет, отделаешься парой тысяч рублей. А так – пять тысяч.

– Я без оружия, – сказал Максим.

– Не дури, все равно найдем – хуже будет.

– Ищите.

– Для начала снимай свое железо.

Максим, не торопясь, снял куртку, кольчугу, набедренники, поножи. Снова прошел через рамку. На этот раз удалось преодолеть заграждение благополучно.

– Ну и где твоя сабля? Или что у тебя? Меч? Кинжал? В рюкзаке, что ли?

– Я же сказал, у меня нет оружия.

– Зачем тогда на тебе все эти железяки?

– А что, разве это запрещено?

– Не строй из себя умника. Документ какой-нибудь есть?

– Паспорт подойдет? – вежливо спросил Максим.

Полицейский согласился:

– Давай что есть. Там разберемся.

Внимательно прочитал паспорт, проверил штамп регистрации и подозрительно посмотрел на Максима: видимо, сверял его физиономию с фотографией. В конце концов изрек:

– Похож.

Начался досмотр рюкзака. Проводился он довольно бесцеремонно, но откровенного хамства не было.

– Да нету у него ни хрена! – сказал толстый, и лейтенант снисходительно дозволил: – Ладно, езжай.

– Нет, я, пожалуй, вернусь, – решил Максим. Слава уже наверняка миновал Фрол, и задерживаться дольше не было необходимости.

Вот тут лейтенант по-настоящему разозлился.

– Ты что, поиздеваться решил?! Думаешь, нам делать нечего? Думаешь, ежели у тебя ничего нет, так и найти нельзя? Хочешь, я у тебя килограмм наркоты найду?

– Не хочу, – честно признался Максим и дал газ, забрызгав слуг закона грязью из-под колес.

– А ну стой! – истерично заорал толстый, перекрывая рев мотоцикла. – Стой, гнида! Стрелять буду!

Максим приостановился, ответил ему неприличным жестом и рванул дальше. В зеркальце он видел, что полицейские стали счищать грязь с мундиров, но мата, на который они, надо думать, не скупились, уже не слышал. По дороге встретил небольшой конный отряд: Харитонов со своей свитой направлялся в поселок Фрол. Максим помахал рукой, миллиардер величественно кивнул. Вслед за разношерстной кавалькадой проехал грузовик с воинами Черного Рыцаря. Среди дезертиров, сидящих в кузове, выделялся высоким ростом Виктор Блинов. Значит, его всё-таки не съели. Ну и слава Богу. Промелькнула злорадная мысль: разозленные полицаи им еще устроят веселую жизнь.

На подъезде к лагерю не без труда разминулся с черным джипом группы «Конец света». Из динамиков неслась бравурная музыка. Им бы заглушать Славкин УАЗ – цены бы им не было.

* * *

Вот и всё. Уехал на «Кимо» экологический активист Олег, прихватив Изю и троих Хосе. Увез на своей «Ниве» четверых бойцов угрюмый Борис. Сотня Максима больше не существовала. Он уходил последним, как капитан затопленного им самим судна. Предстояло еще неприятное объяснение. Он взвалил на тачку оставшиеся мечи и щиты и повез их к командирской палатке, костеря вязнущие в болотистой почве колеса.

– Спешу тебя огорчить, – доложил он воеводе. – На правом фланге Дружины образовалась большая дыра.

– Да повсеместно дыры, – отозвался Самозванец. – Некому ратоборствовать, все поразбежались. И сколько ж у тя в сотне осталось?

– У меня никого. Я последний, и тоже сейчас уезжаю.

– А я тя за друга держал, – удрученно сказал Самозванец. – Мыслил, до победы неразлучно дойдем.

– Ничего не поделаешь. Платон, ты мне друг, но истина мне дороже, – процитировал Максим.

– Amicus Plato, sed magis amica veritas, – зачем-то перевел его слова на латынь Самозванец. – Неужто ты у Черного Рыцаря истину решил искать?

– Ну уж нет! К нему никто из наших не пойдет. А насчет истины… Черт ее разберет, где она. Только не у Черного Рыцаря и не у вас. Так что мы с тамошним командиром решили никого не обижать: я свою сотню увел, он – своих всадников, полсотни сабель.

– А, это иначе дело поворачивает! – оживился Самозванец. – Это даже благостный для нас обмен. Тридцать малохольных дружинников на пятьдесят лихих конников – да ты славный переговорщик! – И вдруг снова вздохнул: – А всё едино обидно, что уходишь.

Максиму и самому жаль было расставаться с Григорием, но что поделаешь? Живому не по пути с воскрешенным, умершим четыреста лет назад.

25. Новая Гниль – Москва

По памятным местам. В Москве. Телефонные переговоры. Телевизионные новости.

Бромштейн, полностью готовый к поездке, ожидал около мотоцикла. Максим спрятал в баул опустевший рюкзак, замаскировал меч. До встречи с полицейскими он не собирался его брать, но теперь это стало делом чести. Предложил:

– Посидим на дорожку?

Опустились на поваленный ствол, помолчали. Максим надел каску, оседлал мотоцикл. Бромштейн напялил выданный ему шлем и взгромоздился сзади.

– В Москве Вам куда?

– До ближайшего метро. Дальше я сам доберусь.

– Ну уж нет, я Вас до дома доставлю.

– Тогда в Марьину Рощу.

– Да? Так это мне вообще по пути!

Началась прощальная поездка по памятным местам. Поворот дороги, где когда-то остался лежать мотоциклист, придавленный своим «BMW». Бездонная, так и не высохшая лужа: здесь чуть не утоп старовер с двустволкой. Дом в Богомазово; возле него стояла старушка, растерявшаяся от обилия проезжающих.

Дальше маршрут отклонился от того, каким Максим следовал на Новую Гниль: за речкой свернули налево по первой же тропе. Несколько раз поодаль мелькали десантные машины, но воины Российской армии враждебных действий не предпринимали: видать, не получали такого приказа. А что они – дураки, без приказа стараться? На всякий случай далеко обогнули Фрол, пробрались лесом до Дураково… тьфу! до Бураково.

Выбравшись на шоссе, Максим немного растерялся от мельтешни машин, запаха асфальта и выхлопных газов. За последнее время он от этого отвык. Бромштейн начал что-то напевать. Слов за тарахтеньем двигателя разобрать не удавалось, а мелодии, кажется, не было вовсе.

Максим крикнул:

– Хорошо держитесь?

Бромштейн, на секунду прервав пение, ответил:

– Держусь. Всё отлично!

В пятничный вечер все рвались на дачу, и на встречной полосе образовалась изрядная пробка. В сторону Москвы дорога была свободна. Миновали место, где Максима в свое время чуть не сбил самосвал. Он тогда и не догадывался, что это первая весточка от Романа.

А чокнутый Славка, небось, сидит дома, подумалось ни с того ни с сего. Чаи гоняет, племянника утешает. Вот только цельноржавый УАЗ никто ему не отремонтировал. И не пообещали. Всегда так: ждешь, надеешься, а никто ничего хорошего даже не посулит. Пусть бы потом не выполнили – хоть сколько-то времени порадовался бы. Так нет же.

До города добрались без происшествий. После настоящей жизни в лесу со сражениями, ранениями, смертями московская толчея выглядела призрачной, искусственной. Но в то же время успокаивала: непросто будет Антихристу разобраться в этой людской каше. Да и Архистратигу нелегко будет навести здесь свой порядок.

Выехали на Сущевский вал.

– Вы к жене? – спросил Максим.

– Конечно.

– И что Вы ей расскажете?

– Да рассказывать-то почти нечего. Я уже в письмах всё описал.

Максим оторопел:

– Вы ей писали про Армагеддон? И раньше говорили? когда уезжали?

– А как еще? Не буду же я ей врать.

– И она Вас спокойно отпустила?

– Ну, не очень-то спокойно. Сказала, что я старый дурак, а война – дело молодых дураков. И заявила, что непременно поедет со мной. А у нее здоровье не больно-то… Еле удалось отговорить. Пригрозил, что без нее все ее клиенты покончат с собой. Она у меня психолог.

– Психолог? Моя бывшая – тоже. Может, они друг друга знают? Встречались на каких-нибудь семинарах, конференциях?

Заговорившись, он чуть не проскочил поворот на Шереметьевскую. В последний момент спохватился, лихо перестроился.

– Теперь еще чуть вперед – и разворачивайся, – подсказал Бромштейн. Чтобы быть услышанным, ему приходилось почти кричать. – Вот, прибыли. Большущее спасибо. К себе сейчас не зову: не знаю, что там и как. Надеюсь, в ближайшие дни увидимся. Познакомлю тебя с женой. Увидишь, она замечательная.

Распрощавшись, Максим поехал домой. Поставил мотоцикл в стойло, поморщился: всё еще пахнет краской. С жалостью взглянул на погнувшуюся жестяную эмблему «Мерседеса» – похоже, пострадала от столкновения с веткой во время езды по лесу. Затупившийся зазубренный меч и сломанный щит решил взять с собой – на случай, если потребуется подтвердить свое участие в Великой Битве.

Смартфон, бездействовавший всё последнее время, проснулся и зафонтанировал бесполезной информацией: «Его Святейшество Предстоятель Русской Православной Церкви впервые после трехмесячного отсутствия появился на публике. Он призвал народ объединиться в противостоянии потребительству и бездуховности, окружившим нашу страну враждебным кольцом». «На встрече в Москве лидеры России и Гондваны выразили обеспокоенность присоединением самопровозглашенной Приамурской Республики к Китаю. Высокий гость отметил, что его страна выступает за восстановление территориальной целостности России в ее исторических границах. Была также достигнута договоренность о списании долга Гондваны перед Россией, составляющего 27 миллиардов долларов».

– Пошли вы… в Гондвану, – буркнул Максим.

Набрал запрос: «Худрук, миллиардер». Гугл с готовностью предложил бесконечное множество сайтов. Максим выбрал «Богопротивную Энцикликпедию», сообщившую: «Худрук – реинкарнация Кощея Бессмертного, мифическое существо, обитающее в ночных кошмарах государевых людей и неподкупных банкиров. Сухорукий миллиардер миллиардеров, олигарх олигархов, властитель жизни и смерти. Умеет становиться невидимым. Неизвестно, умеет ли становиться видимым. По неподтвержденным данным, собирался уничтожить мир, но схлопотал знатную плюху от заезжего шлемометателя, вследствие чего внезапно поумнел, онемел, обезножил, отказался от зловещих замыслов и передал свои миллиарды в доверительное управление Всевышнему».

Да, Интернет – это вам не хухры-мухры. Не вся информация достоверна, но погрешность в рамках допустимого. Даже об истории со шлемометателем успели пронюхать. Интересно, кто настучал.

Он стал подниматься на лифте, разглядывая надписи, появившиеся на стенках за время его отсутствия. Лживый автограф «Здесь был Заратустра» кто-то перечеркнул и рядом написал: «Здесь НЕ БЫЛО Заратустры». Под этой надписью, восстановившей истину, стояла размашистая подпись: «Заратустра».

Вспомнилось, как Серега, впервые услышав это имя, полюбопытствовал:

– Какая еще Зара? Типа армянка?

Сейчас-то ему не до Зары: наверняка снова ссорится с родителями. Те опять хотят его куда-нибудь пристроить, а он сопротивляется.

Лифт остановился между этажами. Максим нажал одну кнопку, другую… Кабина дернулась и, покряхтывая, поползла дальше.

Прибыл. Ввалился в квартиру, сбросил рюкзак. Вытащил истрепавшуюся книгу Бромштейна, привычно прочел: «Мой дед был красным комиссаром». Про себя добавил: мой тоже. Снял военное обмундирование, повесил кольчугу в шкаф, подкольчужную рубаху спрятал в нижний ящик. Всё. Прощайте, Новая Гниль и Малые Лохи. Вымылся, переоделся в цивильное и стал звонить Дине. «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети», – поведал вежливый женский голос.

Позвонил Таисье Алексеевне. Она его огорошила:

– От Вас долго не было известий, и мы наняли на постоянной основе Вашего друга, который Вас подменял. Но он сказал, что освободит место, когда Вы появитесь.

– Ни в коем случае, – запротестовал Максим. – Андрей – прекрасный программист. Старайтесь его не упустить. Учтите, на вид он робкий, а на самом деле, если работа его не устраивает, бросает без сожалений. При его квалификации найти место – не проблема.

– Понимаю, понимаю, – закудахтала Таисья Алексеевна. – Мы ему создаем все условия. Я рада, что Вы не в претензии.

Дав отбой, Максим снова попытался позвонить Дине, но опять безуспешно. Тогда он добыл визитку Харитонова и набрал его личный секретный номер. Ведь было сказано: «Если возникнут проблемы, обращайтесь». Вот он и обращается.

– Ищете работу? – переспросил миллиардер. – А кто Вы по специальности? Программист? Хороший? Верю, верю. Что ж, хорошие программисты нам нужны. Ждите, в ближайшее время Вам перезвонит директор по кадрам из «Интер-Интел Альфа».

То доводилось общаться с охранниками, а тут аж целый директор по кадрам, подумал Максим. Это Санчо Панса классом повыше. Расту!

С третьей попытки удалось дозвониться Дине.

– Диночка, привет! Я вернулся, и у меня к тебе очень серьезное предложение.

– Слишком поздно, – грустно сказала Дина. – Я выхожу замуж.

– Само собой. Ты выходишь замуж за меня.

– Нет, Максик. У нас уже заявление подано. Я и свадебное платье присмотрела.

– Прекрасно! Оно нам очень скоро понадобится.

– Я два года этого ждала. А теперь слишком поздно. Я выхожу замуж за Сашу. Он психотерапевт. Когда ты исчез, я очень тосковала, и он помог мне понять, что это не любовь, а зависимость. Как от алкоголя.

– Это от меня? – уточнил Максим. – По-моему, если у мужчины и женщины зависимость друг от друга, то это и есть взаимная любовь.

– Ты уехал на три месяца и даже не вспомнил обо мне.

– Как не вспомнил?! А письма, которые я писал?

– Дурацкие письма. Лучше бы ты их не писал.

Он предпочел не продолжать эту тему.

– В общем, бросай своего недоделанного психиатра и выходи за меня замуж.

– Почему недоделанного? – обиделась Дина. – Он замечательный психотерапевт.

– Замечательные психотерапевты не спят со своими клиентками. В любой нормальной стране его бы лишили лицензии.

– С чего ты взял, что я с ним спала?!

В голосе звучало возмущение, но, как показалось Максиму, Дину порадовало, что эта тема выплыла как бы случайно, по касательной. Он сказал самым мирным тоном:

– Без вариантов: если уже собираешься за него замуж…

– А хоть бы и так! Ты даже ни разу не позвонил! Мне было так одиноко. А теперь ты всю жизнь будешь меня этим попрекать.

– Обещаю и торжественно клянусь, что не буду.

Дина отреагировала неожиданно:

– Ты предатель! – заявила она. – Ты мне изменял.

– Что за выдумки?!

– Я же не дура, – хмыкнула Дина. И милостиво изрекла: – Ладно уж, я тоже тебя прощаю. Но замуж за тебя не пойду.

– Подожди, я случайно забыл сказать самое главное.

– Да? А я думала, ты это нарочно забыл, – съязвила Дина.

– Давай лучше об этом не по телефону.

– Мне это теперь не интересно, – отрезала она. – Мне не нужен муж, который всё время где-то разъезжает.

– Я больше не буду уезжать.

– Врешь. Ты всегда мне врешь.

– Я никогда не буду тебе врать и никуда не буду уезжать.

– Ну, так будешь целыми днями сидеть за своим компьютером.

– Не буду. Меня десять минут назад выгнали с работы.

– И правильно сделали!.. Подожди, а на что же мы будем жить?

– Не волнуйся, – успокоил Максим. – Я пять минут назад устроился на новую работу.

– Значит, будешь сидеть за компьютером, – обреченно сказала Дина.

– Ладно, давай кончать этот бессмысленный разговор, – предложил Максим. – Я сейчас приеду к тебе, и мы обо всем поговорим нормально.

Дина испугалась:

– Ко мне нельзя! Мама тебя убьет.

– Почему вдруг? Она всегда неплохо ко мне относилась.

– Это пока ты вел себя по-человечески. А когда бросил нас…

– Хорошо, тогда ты приезжай ко мне.

– Я подумаю, – ответила Дина и дала отбой.

Он сделал последнюю запись в боевом дневнике: «Вернулся домой. Жду Дину», – и стал ждать.