Текст книги "Сущности. Эволюция"

Глава 5

Апрель

Иней замер, а потом рванул вперёд, когда за спиной раздались выстрелы, и высыпавшие из чёрной машины люди устремились за ним. Они хотели убить его сразу, он это знал, но знание пришло за мгновение до смертоносной пули, и Иней смог уклониться.

А потом – бежать.

Он прекрасно понимал, что его охраняют, он видел охранников: они появились почти сразу, сзади завязались драка, перестрелка, и подросток не желал в этом участвовать. Тем более, что Игорь ему строго запретил вмешиваться: только убегать.

Иней забежал за угол здания, достал телефон и аккуратно высунул его край, чтобы через камеру увидеть, что происходит там, где остались нападавшие и коллеги Игоря. Увидел, что за ним точно никто не бежит, и что там уже есть полиция. Стало спокойней.

Он выключил камеру, огляделся, раздумывая, как теперь лучше себя вести, когда зазвонил телефон: Игорь.

– Да?

– Ты в порядке? – тут же раздалось в трубке, и Иней чуть-чуть улыбнулся. Ему всегда становилось теплее, когда он говорил с… отцом?

– Да, не ранили, я убежал.

– Сейчас подъедет Дима, он тебя заберёт.

– Не надо, – возразил Иней. – Я ещё немного погуляю и потом поеду. Наверное, они больше не будут меня трогать.

– Уверен?

Иней нахмурился: предчувствий не было никаких, кроме понимания, что сегодня он встретится с наставником и встретится скоро.

– Не знаю, – признался он. Инею не нравилось врать Игорю, и он ему никогда не врал. – Но у меня урок с Гадалкой.

Князев помолчал:

– Хорошо. Напиши Диме, когда тебя забрать.

– Договорились!

Иней нажал на сброс звонка и, ещё раз оглядевшись, пошёл в ближайший парк.

Припекало солнце – будто не апрель был, а февраль. Иней тут же поправил себя мысленно: тут февраль – холодно, значит, будто не апрель, а… август? Ему пока трудно давалось осознание совсем других времён года на привычных местах. И другое отношение к температуре.

По пути в парк он мысленно повторял то, что сегодня узнал на уроках. Скоро будут экзамены (или, как их тут называли, контрольные), и к ним нужно будет готовиться. Он старался учиться так, чтобы Игорю не было за него стыдно, и, как казалось самому Инею, получалось у него неплохо. Оценки тоже радовали.

Вокруг, среди зелени, на разные голоса щебетали птицы. Игорь как-то взял его с собой в перелесок около посёлка и показывал разных пернатых, рассказывал обо всех деревьях по пути. Учил самым простым способам ориентирования. А потом они развели костёр и жарили сосиски и хлеб на ветках. Игорь тогда взял обещание с Инея, что тот не будет делать так сам, пока не вырастет.

Воспоминание об этом дне всегда согревало – как грел теплом тот костёр.

Гадалка ждал Инея на лавочке. В его руках была книга в чёрной кожаной обложке, и он с интересом её читал, оторвавшись только тогда, когда Иней сел рядом.

– Ты молодец.

– Почему?

– Тебя не убили и не ранили, – пояснил Гадалка. Иней больше никогда, даже мысленно, не произносил его настоящего имени: от него неизменно возникало ощущение чего-то, что лучше не трогать.

– Я, – он облизнул неожиданно пересохшие губы. – Я старался. Я не хочу, чтобы мне было больно.

– Правильно. Это нормально – не хотеть боли или смерти. Но твоя чувствительность повышается, ты чаще смотришь в будущее и видишь его. Тебе нравится?

– Это большая ответственность, – подумав, ответил Иней, – но мне нравится видеть и знать.

– Скоро ты увидишь Перекрёсток и на нём Путь. Тот, который сможешь выбрать для себя.

– Выбор неизменен?

– Один из вариантов – лишь отсрочка другого пути. Два других неизменны, и выбрать можно будет один раз.

– Хорошо. Я жду этого выбора. Мне любопытно…

Гадалка тонко улыбнулся.

– Мей-тао или кхарайгес?

Иней помолчал. Оба названия (или имени) не были знакомы, а дар молчал. Видимо, приходилось полагаться на некий случай.

– Мей-тао. А что это?

– Зрячие называют их Жуками или инсектоидами. Их в своё время изучали некоторые из Зрячих, но что они могли? Только судить по тому, что мей-тао сами им показывают, – как всегда, когда Гадалка что-то рассказывал, Иней не мог даже думать о чём-то другом. – Хотя, конечно, иногда мей-тао допускали к себе людей поближе, и тогда появились первые научные труды об их укладе…

– Как они попали на Землю?

– Когда-то давно их мир погибал, мей-тао сумели пробить проход через Вселенную и на своём единственном уцелевшем корабле оказаться тут. Это было настолько давно, что тогда не было ни единого человека, чтобы запомнить или кому-то рассказать о прибытии гостей. Но можно ли считать мей-тао гостями, если они стали третьей разумной расой на земле?

– А кто первые две?

– Кхарайгес и Эденир Аор. Так вот, мей-тао никогда не считали, да и не считают Землю своим домом. Но они приняли свой путь и живут здесь. Их немного, они не в силах размножаться в привычном количестве в этом мире, поэтому они живут закрыто, бережно храня все свои секреты и знания. Знания… Именно это их стремление: они хранят любую информацию, которую сочтут важной и нужной. Когда Зрячие стали писать свои книги, мей-тао узнали об этом и создали библиотеку. У них свои способы найти всё, что их интересует, и свои методы сохранения знаний. Очень сложные правила и невероятно придирчивое отношение к себе и сородичам. Нам они интересны: они иногда приходят ко мне за предсказаниями.

– Нам? – Иней всегда знал, что его учат не просто так, не ради самого обучения, но впервые Гадалка обобщил себя и… его.

– Нам, – спокойно согласился мужчина. – У них бывают очень интересные вопросы, поэтому сегодня я научу тебя понимать, как смотреть для мей-тао. У них есть одна характерная особенность…

Они шли по дорожке молча, даже не глядя по сторонам, делали вид, что просто гуляют: двое мужчин в чёрных костюмах. О чём-то общались меж собой, перекидываясь короткими словами, а когда дошли до Инея и Гадалки, так же естественно направились к ним. Не утруждая себя имитацией вопросов вроде: «как пройти…», оба достали пистолеты, и Иней попытался встать, но его удержал Гадалка, положив ладонь на запястье (ощущение, словно шёлк мазнул).

– У нас урок. Пошли прочь, – Гадалка чуть улыбался, рассматривая свою ладонь, говоря спокойно, даже, казалось, отстранённо. Один из убийц хмыкнул, второй направил пистолет на Инея, и в этот момент предсказатель поднял взгляд.

Мгновенно в парке стало тихо: перестали петь птицы, машины, мчавшиеся по ближайшей дороге, словно исчезли. Ни движения, ни звука. Иней видел, как испарились ближайшие Прилипалы, а те, что оказались подальше – рванули прочь.

Мужчина, направивший пистолет на Инея, дрогнул, отвёл ствол оружия, а Гадалка даже не двинулся, не опустил взгляд и продолжал так же холодно отстранённо улыбаться.

– Я могу вас убить, даже не встав с места. Не пошевелив пальцем. Но я не сделаю этого, потому что кто-то должен донести до вашего нанимателя простой факт: если тронете моего ученика, я уничтожу всех, кто был причастен, до десятого колена. И твою семью тоже, Колобродин Валентин Игоревич, по кличке Тунис, и всех твоих братьев, и сестру, которая находится сейчас в Италии. И мать, брошенную в селе под Владивостоком, и сына, учащегося в пятом классе в специальной сильной математической школе, и племянника, отправленного в армию, и… Я могу поимённо перечислить всех, кто погибнет, если этот мальчик будет хотя бы ранен. За его смерть погибнет ещё больше людей.

Мужчины не двигались, Иней чувствовал – они не могли пошевелиться, им не разрешали. И сила, исходящая сейчас от Гадалки, была во много сотен раз сильнее эффекта от его имени. Она напоминала разверзнувшуюся пасть бездны, бесконечную в своих обликах и способную сотворить что угодно. Зачем этому существу находиться тут? С его-то мощью игра в Гадалку – насмешка над всеми вопрошающими?

Или что-то неизмеримо большее и важное?

– Банально, но для донесения информации до заказчика нужен лишь один из вас, – продолжил Гадалка, и один из убийц закричал от боли. Названный Тунисом скосил на него взгляд – он по-прежнему не мог двигаться – и сам заорал от ужаса. Мужчина распадался, разлетался в стороны мелкими кусочками, которые вскоре исчезали. Он чувствовал боль, ему никто не позволял перестать чувствовать, и его страх окутал парк, но ни одна из Сущностей не рисковала сейчас им полакомиться.

Иней не знал, как быстро растворился неудачливый убийца, но как только он полностью исчез, то оставшийся в живых тут же рухнул на дорожку, судорожно нащупывая выроненный ранее пистолет, и стал отползать от лавочки.

– Прочь, – тихо и внятно приказал Гадалка, и мужчина попытался подняться. Со второго раза ему это удалось, и он сначала медленно, а потом всё быстрее пошёл к выходу из парка.

Тут же вернулись звуки, но птицы всё ещё молчали.

– Итак, на чём мы остановились? – Гадалка посмотрел на Инея, и тот, помедлив, ответил:

– На характерной особенности мей-тао.

– Верно… У тебя есть вопрос. Спроси.

– Вы знали, что они придут. Значит, хотели, чтобы это произошло. Зачем?

– Они своей вознёй и местью Игорю мешают мне тебя обучать. Пришлось отогнать, чтобы больше не трогали.

– Теперь не тронут? – уточнил Иней.

Гадалка глянул вслед убежавшему человеку:

– Теперь – не тронут. Если решат повторить, некому будет трогать, – и неожиданно ответил на незаданный вопрос, – Да, ты тоже так сможешь. Это – один из путей.

Иней нахмурился, задумавшись, потом медленно кивнул:

– Я не знаю остальных путей, не могу пока думать о выборе. Но мне нравится учиться.

– Я знаю, – Гадалка убрал руку с запястья Инея. – У мей-тао есть культ знания, и на это завязано предвидение для них…

* * *

Игорь некоторое время смотрел на замолчавший телефон, потом обернулся на своих ребят:

– Сын в порядке, но мы теперь знаем, к кому наведаться в гости. Все готовы?

Бойцы коротко кивнули. Они расположились в фургоне, надёжно скрытые металлическим корпусом с весёлой надписью «Шары оптом. Дарим радость!», и действительно были готовы. Игорь, одетый также, как и все, в чёрный тактический костюм с бронежилетом, лишний раз проверил обвес и поправил наушник.

– Север, мы на связи. Всё готово?

– Я влез в их сеть, отрубил камеры, они уже настороже.

– Отлично, пусть суетятся.

Игорь намеревался наделать как можно больше шума.

В назидание остальным, так сказать. Он вышел из кузова, пересел за руль и направил фургон к высоким металлическим воротам: первая часть операции полностью зависела от него и от его способностей Зрячего. Охранник – рослый плечистый мужик с автоматом наперевес (совсем не стесняются) приветственно махнул, и ворота медленно поползли в сторону. Игорь усмехнулся в глубине души, но не расслаблялся: он заставлял охранника видеть совершенно другое авто, привычное, изученное до последней царапины. Въехав во двор, максимально близко ко входу в трёхэтажное кирпичное здание без каких-либо вывесок (только у дальнего угла маячила надпись «Сауна»), Игорь коротко приказал в микрофон:

– Начали!

И сам выпрыгнул из машины, открывая огонь по двум охранникам, курящим у входа. Он не мелочился и не церемонился с теми, кого находил внутри здания. Он прекрасно знал, кто там базируется, и что эта «организация» замазана много в чём: полиция и наркоконтроль скажут спасибо за зачистку, хоть и назовут её в новостях разборками банд. Но это Игоря не волновало: он должен был разобраться с теми, кто рискнул ему угрожать…

Поиск тварей занял не так много времени, как последующая подготовка к операции, и отдельно надо было убедиться, что они действительно исполнят свои угрозы. Когда аналитики подтвердили высокую вероятность того, что Инея пойдут убивать сегодня, Игорь тут же дал команду начинать.

И дальше они уже просто ждали и дождались. Князев понимал, что это риск, что сына могли ранить, но вспугнуть исполнителей не имел права – без этого он не знал, действительно ли отсюда пришли приказы, и к тем ли наёмникам. Теперь у него были все карты на руках, оставалось только раздавить тараканье гнездо (считать эту шваль пауками у Игоря не получалось).

– Шеф, мы нашли Даргаза, второй этаж, левое крыло.

– Жив?

– Жив.

– Иду.

Игорь быстро поднялся по лестнице, отмечая, что повреждения минимальные, здание взято чисто, не пришлось даже переходить к усиленной атаке, что, впрочем, хорошо. Кабинет Даргаза, главного в этой шайке, он нашёл сразу. Обошёл испуганную секретаршу (а как без неё?), которую как раз уводил на улицу Влад, и зашёл в дорогое роскошное помещение. Золото, тяжёлые портьеры, мрамор – всё пошлое и набившее оскомину, но такое дорогое сердцу выходцев с юга.

Невысокий, полный, полностью лысый мужчина лежал на полу и смотрел на Игоря и его ребят полными ненависти глазами.

– Ну что, не тому ты дорогу перешёл, Даргаз.

В ответ мужчина выматерился, что не произвело на Князева никакого впечатления.

– Поднимите его.

Ребята подхватили Даргаза за подмышки и, резко дёрнув наверх, усадили на ближайший стул. Тот прищурился, прижимая к себе руку. «Перелом», – определил Игорь, но комментировать не стал.

– Тебя какая муха в задницу укусила, сын шакала, что ты решил, будто можешь мне угрожать?

Мужчина демонстративно плюнул на пол, пытаясь попасть на берцы Игоря, но промахнулся и оскалился:

– Ты сам должен думать, куда нос суёшь.

– Но сейчас ты в моих руках, Даргаз, так что думать надо было тебе.

– Я твоего щенка… – словно в подтверждение этих слов где-то на столе заиграл популярную ныне попсовую мелодию телефон. Даргаз дёрнулся, но ему не дали ничего сделать, а Игорь подошёл, посмотрел на имя звонившего, хмыкнул:

– Тунис… Значит, команды было две, – стало неспокойно на душе, но Князев рассчитывал на то, что Иней там не один. И нажал на кнопку приёма звонка и сразу – на громкую связь.

– Даргаз, я не смог! Лейбла распылило, понимаешь, распылило! Я не знаю, что это за тварь там была, но он убьёт всех! Убьёт! – голос говорившего ворвался в кабинет панической птицей. Тунис орал, кричал, срываясь на истерический визг, и на фоне что-то происходило, – Собирайся, я сказал, мы уезжаем! – женский голос, детский плач, и снова Тунис. – Сам разбирайся со своими проблемами! – что-то громыхнуло, и связь тут же прервалась.

Игорь позволил себе короткую улыбку – прорвалось дичайшее облегчение, и тут же тонкой нитью ворвалось любопытство. Нужно будет расспросить Инея подробнее, что именно произошло.

– Вот и всё, Даргаз, вот и всё.

Лысый мужчина посмотрел на Князева:

– Радуешься, тварь?

– А мне-то чего печалиться? – Игорь достал нож. – Передавай привет Лейблу.

В конце концов, разборки банд должны выглядеть как разборки банд.

* * *

Лазарь выбрал себе лучшее место, но не в ВИП-ложе, а в партере, так как ему очень хотелось видеть и чувствовать всё происходящее на сцене. Пришёл, как положено, немного заранее, цветов не брал – он уже знал, что Ларнис цветы не любит, и потому ограничился скромным на вид пакетом с подарком. Но его планировалось вручить лично, «на служебке», если выяснится, что певец действительно тот, кто ему нужен.

Однако, оказалось, что понять это было невероятно сложно: в театре было как-то удивительно свежо, и Лазарь ощутил какой-то особый голод, казавшийся необычным и настигший его совершенно внезапно. Но когда началось шоу, ему стало не до голода.

Он провалился в музыку, в голос, в движения, в свет…

Он смотрел на сцену и видел всё не только глазами, но и ощущал происходящее самой душой, словно постановка влезла в его нутро и там отзывалась щемящими чувствами: восторгом, нежностью, горем, радостью…

Лазарь потерялся на все полтора часа, он машинально отмечал только отдельные лица – вот рыжая девушка с сильным голосом, с ней в дуэте красивый мужчина, и они звучат настолько гармонично, что от этого становится больно. Вот танцор, который ведёт Ларниса по сцене, и они вместе кажутся чем-то слепяще совершенным в единстве танца и песни. Вот кордебалет в лёгких летящих костюмах, и каждое движение отточено и изящно…

Когда история закончилась – а это оказалась именно история с простым незамысловатым сюжетом, – и артисты вышли на поклоны, Лазарь сумел сбросить с себя оцепенение и начал присматриваться ко всем на сцене. Но он по-прежнему не чувствовал здесь ничего и никого. Возможно, толпа и её эмоции заглушили всё, что только можно?

В любом случае, теперь была нужна личная встреча: она должна была дать многое.

От количества цветов, которыми усыпали Ларниса и остальных артистов, пестрило перед глазами, и Лазарь смотрел на певца, который искренне и открыто улыбался всем вокруг, и чувствовал, как в нём пробуждается охотничий азарт.

Когда занавес окончательно опустился, скрывая сцену от зрителей, мужчина встал, направляясь к выходу. Он никуда не торопился: по опыту он прекрасно знал, что у него есть минимум полчаса-час…

По пути Лазарь достал телефон и купил ещё несколько билетов на ближайшие шоу: ему действительно понравилось, и он хотел бы снова увидеть эту феерию голоса и чувств.

* * *

– Он в зале, – ещё до начала представления проинформировала всех Леона.

Зрячие расселись по местам, и первой их вампира заметила наёмница. Она же коснулась скрытого наушника, активировала его и передала информацию остальным.

– Вижу, – откликнулся Игорь, занявший центральную ложу вместе с Инеем, а Андрей тихонько хмыкнул, а в общий чат написал короткое: «Сидит рядом со мной».

Каин, приобняв жену, прочитал сообщение и прошептал в её же микрофон:

– Значит, пока молчим.

Тем более, что прозвенел третий звонок, и в огромном зале начал гаснуть свет.

…Последняя нота последней песни зазвучала в полной тишине, и аплодисменты показались оглушительными. Ещё десять минут поклонов – и зрители нестройными толпами двинулись в сторону выхода. Леона не торопилась, глядя сверху на то, как Андрей, сидящий через одного человека с вампиром, встаёт и идёт в сторону сцены, а потом в боковой проход.

Значит, теперь можно общаться:

– Как впечатления?

– От Ларниса или от вампира? – уточнил Андрей.

– Угадай, – хмыкнул в эфир Князев. – Итак?

– Он не Сущность, – Андрей говорил негромко, пока шёл по коридору к служебному входу: за последнюю неделю театр он изучил прекрасно, – он… наверное, Зрячий. Но я не уверен.

– Издалека ощущается обычным человеком, – добавил Каин.

– Заметили, как он озирался поначалу?

– Да, словно ему некомфортно или больно, – согласился Андрей.

Зрячие основательно почистили зал и театр от Сущностей перед началом шоу.

– Ну, скажем так, наши предположения подтверждаются. Теперь будет проще за ним следить, – Игорь говорил тихо, но отчётливо. – Каин, Леона, узнаете, где он живёт?

– Да.

Дальше в эфире была тишина. Андрей показал пропуск охраннику, тот впустил его в святая святых театра – за кулисы, – и Порохов направился поздравлять Ларниса и Нику.

* * *

В гримёрке в мгновение ока оказалось тесно: пришли все, не сговариваясь, и Ларнис в какой-то момент малодушно хотел уже их разогнать.

Но труппу не пошлёшь, они счастливы, они заряжены эмоциями, они в восторге, потому что эмоции, которые дарил зал, чувствовали даже обычные люди.

Шоу понравилось, возможно будут те, кто придёт потом критиковать, писать разгромные отзывы, но это было неважно. В шумную толпу ворвалась Эмма, размахивая телефоном в руке, и громко-громко возвестила:

– На три следующих шоу все билеты проданы!

Возвестила по-английски (учить русский она отказывалась), но её поняли и без перевода. Заявление встретили дружными поздравлениями всех, включая самих себя, и Ларнис, уличив минутку, незаметно выскользнул в коридор.

Где врезался в Андрея и, рассмотрев его, выдохнул:

– Пошли в тишину! Они там без меня отпразднуют пока.

– Устал?

– Да, – несмотря на ответ, Сирена выглядел счастливым. Он бегло огляделся, нашёл какую-то дверь, и они тихонько вошли туда.

Оказалась ещё одна гримёрка – совершенно пустая, явно её сегодня даже не использовали. Ларнис запер дверь и тут же рухнул на одно из кресел, бесстыдно закинув ноги на столик. Закрыл глаза:

– Мы молодцы.

– Да. Это было… невероятно, – тепло улыбнулся Порохов. – А я встретил твоего поклонника. Сидел рядом со мной.

– Я видел, – кивнул Ларнис, распуская волосы из замысловатой причёски. – Передай расчёску, спасибо.

– Я в нём не чувствую Сущность. От Зрячего лёгкая-лёгкая аура… не больше.

– Я не мог проверить со сцены, но если он здесь, то придёт на «служебку». Ох, меня там разорвут.

– Сегодня ещё не разорвут, – серьёзно кивнул Андрей, – сегодня ещё не все в курсе, что это такое, ваша «служебка», а вот в следующие разы…

– Я купил пальто, я говорил?

– Сейчас апрель.

– Я скажу, где я буду выходить в следующий раз, буду под прикрытием, и мне нужна будет машина, – продолжил Ларнис. Андрей рассмеялся, вспомнив их первую встречу и знакомство.

– Я уже раскидал дежурства так, чтобы быть на всех твоих выступлениях.

Сирена замурлыкал и начал стягивать замшевые сапоги, которые дополняли костюм.

– У нас сегодня с труппой будет празднование. Ты со мной?

– Куда ж я денусь.

– А со Зрячими завтра хочу отпраздновать… Как думаешь, им понравится ресторан «Полночи»?

– Уверен, что да. А им потом как туда без тебя или меня попадать?

Ларнис задумался, пожал плечами:

– Никак пока что. Ну, или… Я попробую что-нибудь придумать, если им прямо будет нужно.

Он со вздохом встал, повернулся к Андрею спиной:

– Помоги расстегнуть.

Порохов протянул руки, а потом хмыкнул:

– А переодеваться ты во что будешь?

– Ты же мне принесёшь одежду? – медовый взгляд сделался умоляющим, и Андрей сдался:

– Принесу, конечно. Только сначала принесу, а потом помогу…

– Мой кабинет прямо и налево.

Андрей коротко кивнул, осторожно вышел и пошёл по коридору. Кабинет нашёлся быстро, одежда тоже, и, уже выходя, Порохов зацепился взглядом за лежащий на столе телефон Ларниса. Подумав, взял и его.

У самого входа в гримёрку телефон коротко пиликнул пришедшим сообщением, и Андрей машинально посмотрел на экран.

Нейтмар: «Есть разговор».

* * *

Лазарь не стал стоять на улице – там было ветрено, и накрапывал мелкий дождик, – он расположился в кафе напротив концертного зала и ждал выхода Ларниса. А возможно, и не только его: артисты обычно были очень податливы на его влияние и эмоции. И если не получится с певцом, то почему бы не присмотреть кого-то ещё, кто будет также отзывчив и сумеет утолить голод, который только-только начал давать о себе знать?

Хотя, конечно, Лазарь надеялся, что…

Толпа у служебного входа резко всколыхнулась, подалась вперёд, и Лазарь, намеренно занявший место на втором этаже кафе, увидел светлую голову Ларниса, рядом рыжую (он помнил её на сцене – хороший голос и игра). Тогда он встал, взял пакет и направился к выходу. За кофе и десерт он заплатил сразу, и потому сейчас его ничего не отвлекало.

Но он и не торопился: подходил медленно, аккуратно, постепенно начиная ощущать толпу с цветами, окружившую Ларниса, потом других артистов, потом… Нет, самого певца он по-прежнему не чувствовал, как кого-то, кто может его насытить. Лазаря не покидало иррациональное чувство, что он впервые в жизни встретился с чем-то непостижимым и опасным для него. Или с кем-то, кто тоже умел охотиться – и это сочеталось с первыми ощущениями.

Лазарь оказался позади толпы, а потом постепенно подошёл ближе: по мере того, как собравшиеся поздравляли Ларниса, дарили какие-то подарки ему и остальным артистам (Лазарь понял, что узнаёт практически всех). Когда между ним и певцом оказалось всего двое человек, Ларнис чуть повернулся, и Лазарь замер, проваливаясь в тёплый мёд его взгляда. Машинально шагнул вперёд, протягивая подарок, с трудом подбирая слова, поблагодарил за чудесное шоу и понял, что не чувствует ничего: Ларнис не мог утолить его голод. Нужно было просто попрощаться, отойти в сторону, присмотреться к остальным, потому что…

Но Ларнис улыбнулся, очень легко, и коснулся руки Лазаря, забирая пакет с подарком. Лазарь вздрогнул: тёплые сухие пальцы показались обжигающими. А в следующий миг в ладонь что-то легло, и Ларнис отвернулся к следующему поклоннику. Мужчина поспешно шагнул назад, буквально позволил остальным оттеснить его в сторону и только после этого посмотрел на то, что ему дали: прямоугольник визитки какого-то магазина, на оборотной стороне которого наспех ручкой был написан номер мобильного.

Лазарь несколько минут рассматривал его, а когда снова попытался найти Ларниса, то осознал, что тот куда-то делся.

Скорее всего, попрощался и ушёл.

Мужчина аккуратно спрятал визитку в карман (номер он всё равно запомнил) и крепко задумался: что, ко всем чертям, происходит? Визитка показалась ему ядовитым пауком, который только и ждёт, чтобы укусить. Почему он ощутил такую опасность от обычного певца? От того, кто ему виделся чутким, эмоциональным, открытым и готовым к тому, чтобы самому стать жертвой?

«Что происходит?» – вопрос бился в разуме, не в силах куда-то уйти, потому что ответа у Лазаря не было. Он смотрел, как расходятся поклонники – кто по одному, кто по двое, кто целой группой, и не видел их.

А потом появился молоденький – не старше восемнадцати – юноша. Стройный, высокий, темноволосый, огорчённый чем-то (возможно, ему не досталось всеобщей славы?). Юноша вышел из того же служебного входа, с кем-то внутри попрощавшись, и Лазарь едва сдержал хищную улыбку: ладно, голодным он не останется.

* * *

Ника сквозь сон услышала, как за мамой закрылась дверь, и потянулась в кровати. Глянула на часы – ого, половина второго! – и улыбнулась своим мыслям.

Вчера она вернулась за полночь: сначала премьера, потом они всей труппой праздновали (разумеется, вышли на «служебку», но потом обратно), потому что Олег для всех организовал отличный фуршет. Потом просто гуляли по городу – почти все, кто выступал. Иногда пели.

В какой-то момент ушёл Ларнис, постепенно разошлись остальные, остались только Руга, Ника и Семён. Втроём они сидели на лавочке, Ника и Семён негромко пели (у них и правда получился отличный дуэт, Сирена был прав), Руга танцевал. В темноте парка, при свете одного жёлтого фонаря Руга казался чем-то неземным и чарующим. Ника смеялась, попеременно отпивая из бутылки воду (спиртное она не любила, а газировки не хотелось) и отвечая на посты в телефоне.

Потом Семён вызвал такси и доехал с ней до дома, проводив.

Ника старалась пройти в дом тихонько, чтобы не разбудить маму, но та не спала: смотрела телевизор и хмурилась.

– Что случилось?

На вопрос Ники она только покачала головой и вздохнула:

– Завтра надо квартплату внести.

Девушка обняла её и заверила:

– Теперь пусть тебя это не волнует, – и ушла спать.

Она намеренно взяла для мамы билет на следующий – не премьерный – спектакль. Потому что опасалась, что облажается на премьере, и ей будет ужасно стыдно. А так… Она сыграла перед огромным залом, получила свою порцию похвалы и теперь не боялась выходить на сцену.

Ника зевнула, протянула руку, нащупав телефон, и только сейчас поняла, что он почти разрядился: странно, перед сном она его заряжала…

Количество уведомлений зашкалило за три тысячи, и девушка резко села, пытаясь понять, что происходит. Открыла приложение социальной сети, попыталась вернуть брови на место: ладно чат поклонников Ларниса (её гордость и её достижение), но откуда в личных сообщениях настоящего аккаунта столько людей? Что им надо?

А ещё сотни уведомлений в группах, посвящённых шоу: официальной и фанатской. Ника несколько минут просто взирала на эти цифры, потом приманила к себе ноутбук, включила его и отправилась умываться и делать себе кофе.

Когда Ларнис выдал ей задание быть «главой соцсетей имени меня», Ника завела дополнительный аккаунт, и уже от него создала группы. Отдельно для шоу, которое анонсировалось, куда регулярно заливала фото репетиций и интересные новости про труппу, отдельно для самого Ларниса – было множество желающих смотреть только на него, и активнее стала развивать фанатскую группу, администратором и создателем которой являлась уже очень давно (почти с той самой поездки в Париж).

Благодаря тому, что она сама бывала на репетициях и подаренному телефону, Ника регулярно радовала поклонников новыми фото, видео и новостями о кумире. Ей безумно нравился и чат, где все могли обсудить что-то, поделиться сплетнями и дружно ставить влюблённые смайлы на каждое новое фото Сирены. Там же скидывались на подарки, планировали… да чего только не планировали, и Ника, старательно поставляя «горячие уникальные кадры», честно говорила, что просто работает в театре и потому-то… Своё настоящее имя и принадлежность к труппе она скрывала в чате и группах, считая, что это никому не надо знать.

Но откуда тогда взялись все эти люди на реальном аккаунте?

Ладно, две тысячи обсуждений шоу, с видео, фото, аудио – их можно было пока не читать (хотя, конечно, вызывало интерес, ведь обсуждали всю труппу, может что-то и про неё там?) – но что там в группах?

Восторги, благодарности и просьбы взять интервью, встретиться, выступить. Вопросы о планах на гастроли и не только. Шумиха, которую Эмма сумела поднять в прессе, сыграла свою роль, а вкупе с тем, что шоу правда удалось, это дало свои плоды.

А ещё в личных сообщениях Нике также писали восторги, просили о встрече, просили спеть, хвалили… Не труппу, не Ларниса – конкретно её.

Приглашали на прослушивания, предлагали роли, звали на интервью.

Девушка отставила ноутбук в сторону и зарылась пылающим от смущения лицом в подушку.

Не услышала, как вернулась мама, и подняла голову только тогда, когда та зашла в комнату и недоумённо остановилась на пороге:

– Вер, что-то случилось?

Ника села, стирая непрошенные счастливые слёзы, и потом подскочила к маме, обнимая её, смеясь:

– Всё! Всё случилось! Мама, кажется, я получила свой кусочек звёздности! У меня получилось! Я смогла!

Она не сдерживала эмоции: отпустила мать и запрыгала по комнате, как в далёком детстве, когда ей приносили любимое мороженное.

– Да что такое? Что случилось?

– Узнаешь послезавтра. Помнишь, у тебя билет на шоу?

– Да, я думала, что…

– Нет, не думай продавать. У меня есть деньги, ты должна сходить, понимаешь?

– Не понимаю…

Ника вздохнула, чуть успокаиваясь: нужно всё-таки теперь разгрести всё, что написали, переслать часть Ларнису, часть Эмме…

– Поймёшь. Давай сюда квитанции, я оплачу, кстати. И хочу бутерброды. Сделаешь?

Ника смотрела в спину недоумевающей матери, и постепенно её охватывал самый настоящий страх: популярность – это хорошо, это отлично… Но она почему-то не была готова к такому резкому старту.

Вчера она засыпала просто обычной девушкой, артисткой премьерного шоу, но не более того. Сегодня она проснулась знаменитой. Мечтала ли она об этом? А кто не мечтает?

Готова ли она к этому?

У Ники не было ответа на этот вопрос.

* * *

Игорь оглядел дом, к которому их привёл Ларнис, покосился на большие зеркальные снаружи стёкла, и хмыкнул: