Текст книги "Земля точка небо"

– Какого черта здесь делаешь? – у него в голосе не было интереса. – Почему вышел через эту дверь?

Какую дверь?

– Из подвала. Сюда выходят только психоделы. Ты не психодел – что тебе здесь надо?

Я попробовал встать, опершись рукой в грязный капот припаркованного джипа, тот ожил и засвистел, мигая всеми огнями. Музыкант ухватил меня за руку и отвел прочь, усадив на высокий бетонный парапет.

– Так, – он убрал шило в полую флейту. – Рассказывай, какое имеешь к ним отношение?

К ним? О чем он? Я вышел из клуба здесь, потому что мне показали короткий путь.

Музыкант осмотрел меня пляшущим болезненным взглядом и зашелестел пачкой сигарет, пытаясь зубами сорвать целлофан.

– Дай сюда, – я помог ему открыть пачку, достал сигарету и чиркнул зажигалкой, пока он рылся в кармане своей негодной правой рукой.

– Спасибо, – Музыкант затянулся и густо выдохнул дым. – Угощайся.

– Не нужно, спасибо, – я потряс головой, и он убрал мятую пачку.

– Мы вышли на банду, – сказал наконец Музыкант, аккуратно присаживаясь рядом. – Мне трудно что-либо рассказать.

Он прищурился на закат и вымученно затянулся.

– Уверен, что ничего не знаешь?

Я был уверен на сто процентов, и Музыкант заговорил снова.

– «Психоделы», так, кажется. Уличные преступники новой волны. Мы еле на них вышли, в основном по музыке, – он кивнул на громадину Рейва, темневшую перед нами. Вся задняя стена клуба была увешана кондиционерами, они хором гудели и капали черным конденсатом, а еще выше луч прожектора бесстрастно скользил по вечерним облакам.

– Мы мало что знаем, кроме названия, – сказал Музыкант. – Это изобретательные и жестокие люди. Целая группа извращенцев. Не исключаем сексуальный мотив. По крайней мере, девушки у них занимаются парнями, а парни девушками.

Насилуют?

– Не совсем, – Музыкант выпустил дым через неровно сжатые губы.

Как это – «не совсем»?

– Они используют предметы.

Какие предметы?

– Малопригодные. Я видел пару девчонок, которые это прошли. Толку мало, с жертвами они не говорят. Это еще ничего. Бывает, что и паяльной лампой.

– Но почему вы, не знаю, почему не убьете их?

– В том и дело. Мы прикончили пару. Малыми потерями. Обычные мертвецы, за ними должен был оказаться кто-то живой, вот мы здесь и собрались.

И что?

Музыкант затянулся и посмотрел вправо, на безлюдные ряды автостоянки.

– Что. Да. У них есть главный, – он прокашлялся. – Или просто идейный центр. Его зовут Фернандес. Как только мы определим, кто это – уберем его, потом выловим остальных.

И почему он так свободно говорит мне об этом?

– А что ты сделаешь? Ты уже сыграл роль, когда объяснил мне правила. Я до сих пор рад, что написал в газету, – Музыкант протянул нерабочую руку и неуклюже ткнул меня в плечо.

– Вы убьете всех? – спросил я, чувствуя, как шевелятся подо мной бетонные плиты.

Музыкант вышвырнул окурок.

– Не знаю. Некоторые ребята говорят, что это вопрос экологии. Херня это, – он вдруг так резко ударил кулаком о неровный бетон, что я дернулся от мысленной боли. – Вспомни Заводскую. Вспомни вокзал. Полгода назад там даже днем ходить было опасно. А сейчас гуляй хоть целую ночь. Девочки там пьют пиво и веселятся. А они говорят – экология.

Он спрыгнул на асфальт и побрел между автомобилями, ни разу не оглянувшись.

6 сентября 2005 года

– Я не верю, что это хорошо кончится.

– Косой, ты пессимист.

– Я приготовленный оптимист. Всё приятно вначале и неприятно потом. Я знаю, куда падаю, и у меня там соломка. Если не согласен, поговорим, когда ты сдохнешь.

26 октября 2003 года

Осенью ее карьера телеведущей оборвалась так же внезапно, как началась весной. Лиза мучилась от жаркого вечера и едкой московской пыли, когда позвонил Члеянц. Он извинился и длинно сообщил, что на съемки больше ходить не придется – через неделю выходит последний сюжет «Вау!» с Анжеликой Лето, а затем шоу, скорее всего, будет свернуто.

– А что случилось? – Лиза замерла на полпути между столиком и диваном, не зная, верить ли помощнику директора, и если да, что лучше: вскочить или присесть.

– Дело в том, что мы потеряли Анжелику, – сочувственно и туманно пояснил он. – Ваши личные способности здесь не при чем.

– В каком смысле, «потеряли»? – так и не выбрав позу, Лиза потянулась за сигаретами.

– Она уходит из нашей команды. Но, в конечном счете, есть и положительный момент: ваш гонорар в бухгалтерии, можете подъехать за ним, когда удобно.

– Спасибо, – Лиза попрощалась и захлопнула телефон.

«Кажется, машину за мной больше не пришлют». Она прикурила и резко затянулась. У нее дрогнули пальцы, и оранжевые искры посыпались на пол, но Лиза смотрела перед собой, не замечая их.

Всё это было странно и нелогично. Анжелике понравилась новая Элиза Фрейд – и студии она нравилась, и даже вечно недовольная Бергалиева сказала ей: «раз начала – не вздумай прекращать». А теперь Анжелика вдруг уходит, шоу отменяется. Элиза остается без съемок, без аудитории, без жизни. Тем более, не будет денег, а значит, нельзя остаться. Ей до смерти не хотелось уезжать. Вернуться назад…

«Одно болото», – думала Лиза, сгибая и распрямляя сигарету в пальцах. Одно болото.

Усилием воли она заставила себя не рассуждать о далеком будущем и переключилась на ближнее. Что можно сделать прямо сейчас? Какие шаги предпринять?

Шаг представлялся только один: пойти на «Мега-44» и забрать деньги.

Возле кассы она встретила хмурую Анжелику. Та ждала в очереди, складывая фантики и кораблики из обходного листа.

– Привет, Катька, – сказала Лиза.

Анжелика могла бы внятно рассказать ей, почему отменили шоу.

– Я валю на государственное, – сообщила Катька-Анжелика, не глядя на Лизу. – Говорят, там хорошо.

– Серьезно? Что за проект?

– «Кавказ славянский», политический обзор в новом понимании. Едем с группой в горы, ищем колоритного аборигена, он рассказывает, как сильно любит нашу страну и президента, как плохо жить отдельно от нас. Лица кавказской национальности – теперь с человеческим лицом.

– Но… – Лиза не могла сказать, что задело ее неприятнее – сама идея или желание Катьки занять в ней место. – Не знаю. Тебе не кажется, что это немного по-фашистски?

– Кажется, – ответила Анжелика, упрямо глядя вдаль.

– Зачем тогда?

– Деньги, блядь.

Лиза окончательно смутилась.

– Но… слушай, нельзя же всё делать за деньги?

Анжелика устало наклонила голову и ответила, глядя поверх Лизы.

– Когда люди так говорят, они представляют себе определенную сумму.

Лиза шагнула в сторону и нетвердо присела на подоконник.

– Что такое? – потребовала Анжелика, следуя за ней.

– Не знаю, – сказала Лиза. – Просто пока в голове не укладывается.

– «В голове не укладывается», – передразнила Анжелика, скривив губки. – Нет, вам это нравится? Главное, приехала непонятно откуда, пролезла мне в доверие, засрала мое шоу, я к студии, мне говорят – дай ей время – я говорю – идите в жопу, моя карьера тут закончена, а теперь сама еще читает мне мораль! Да пошла ты знаешь куда? Туда, откуда приехала со своей моралью, и студию забери с собой.

Анжелика тряхнула чёлкой и выставила наманикюренный средний палец.

– Стой, – Лиза почувствовала, что время объясниться пришло и больше такого момента не будет. – Во-первых, ты сама взяла меня на шоу…

– Потому что ты выглядела как неудачница! Мне нужна была тихая, конченая мышка, а не злая сучка! Это я здесь сучка, ты поняла? И я не дам прыгать себе через голову, – неприятно прошипела она Лизе в ухо.

– Подожди, – у Лизы горело лицо. Ей хотелось проснуться и оказаться не здесь.

«Боже, все пялятся, не смей плакать», – думала она, копаясь в сумочке.

Лиза выдернула салфетку и промокнула веки, и ей стало чуть легче.

– Вообще-то, – сказала Лиза, упрямо посмотрев в черные глаза Анжелики. – Я думала, мы подруги.

– Она думала! Сколько ты в Москве? Год? Полгода? Ну, знаешь, добро пожаловать!

13 октября 2003 года

Прошло две недели, а Лиза так и не могла как следует поесть, и даже воду пила с трудом, хотя в горле постоянно сохло. Она ни с кем не хотела говорить, а перед сном часто плакала, спрятавшись под одеяло. Постепенно, с легким ужасом, Лиза осознала, что влюблена.

И, что еще хуже, в другую женщину.

И даже еще хуже, в другую себя. Лиза отчаянно полюбила Элизу Фрейд и больше не умела жить без нее. А Элиза не могла существовать без чужого внимания. Этой веселой стервочке нужны были зрители, – она хотела восхищать, смущать, пугать или очаровывать – главное, она хотела находиться в центре, от которого теперь была отрезана.

Передача «Вау!» с Анжеликой Лето закончилась. Лиза попробовала скачать в интернет-кафе последние выпуски, но поняла, что смотреть их невыносимо. Она поискала что-то по Элизе Фрейд и нашла только одну тему в старом форуме, где ее предлагали двадцать седьмой по списку «Кого бы вам хотелось из телеведущих». Почти никто не проголосовал за нее, и Лиза совсем расстроилась.

– Я не могу назад, – сказала она Диме за чашкой кофе. – Надо что-то придумать. Деньги кончаются.

– У меня есть, – ответил Дима. – И Макс работает, он сможет помочь.

– Я не хочу так!

– Ну, тогда скажи, что ты хочешь.

Лиза отхлебнула густого кофе.

– Мне бы самой знать, чего мне хочется. Но я не знаю. Хочется быть интересной.

– Ты интересная.

– По твоему мнению.

– Не веришь мне, тогда спроси Макса.

Она подержала кофе во рту, пока могла терпеть горечь, потом сглотнула его и придвинула к себе пепельницу.

– Ты когда-нибудь влюблялся? Знаешь, как оно? – спросила Лиза и прикурила сигарету.

– Я, в общем, и сейчас, – ответил Дима, разглядывая потолок. – Я до сих пор.

– А, та девушка, которая разбилась, – Лиза сочувственно кивнула. – Нет, у меня не то – я люблю воображаемую девчонку, которую сама придумала. Это по-другому.

– По-другому?

Лиза молча курила сигарету.

– Ну, в целом ты прав, наверное, – она растерла окурок в пепле. – Да. Я просто впала в детство. Выдумала сказку, а теперь сама страдаю.

Кофе остыл, и Лиза выплеснула его в раковину.

«Нет», – подумала она. Снова не то. Хотя… всё это симптомы. Их трудно было самой рассмотреть в себе, но… теперь есть Элиза.

– Мне кажется, дело во внимании. Потребность во внимании окружающих. Потому я и стала психологом. Инверсия. Слушать других, вместо того, чтобы высказаться самой, – Лиза стукнула пальцем о край столешницы и замерла.

От такой простоты и значимости у нее потемнело в глазах. Прошлые решения и поступки, смесь бунта и несобранности, теперь казались неутешительной, зато логичной погоней за своим хвостом, вечной фрустрацией, причиной которой был единственный факт. Лиза хотела внимания. Она жила с этим голодом, тихо страдала под коньяк и сигареты, с головой вязла в безумных историях, не замечая такой простой вещи.

– Я знаю, что мне нужно, – сказала Лиза, улыбнувшись впервые за три недели.

13 октября 2003 года

– Макс, я тебе интересна?

Он медленно разломил палочки для еды и ответил:

– Не знаю.

Максим не был готов к этому. Он покосился на волосы Лизы, потом куда-то в треугольный вырез ее кофты, быстро отвел глаза и уставился на бумажную лампу, висевшую над головой.

Они ужинали в маленьком суши-баре – пока что им доставили только его пиво и ее чай. Ждать заказ приходилось долго, и Лиза решила завязать приятный для себя разговор, не зная, в какую ловушку загнала Макса простым вопросом.

– Как это? Да нет же, просто скажи, ты считаешь меня интересной?

Максим набрал полные легкие воздуха, медленно выдохнул и уставился на перечницу с иероглифом. Он взял ее, начал было вертеть в пальцах, но быстро передумал и вернул на место.

– Ну, – сказал Макс. – Ты мне, в принципе, нравишься. То есть, как человек. И с точки зрения профессионализма.

– Да ну его в жопу, – Лиза расстроилась. – Мне хочется узнать, привлекательна ли я как женщина. Нет, я ничего, это понятно, я себе нравлюсь – иногда, но мне нужно услышать твое мнение, то есть, как парня со вкусом.

– Какое мнение? – спросил Максим, пытаясь казаться вдумчивым, а не слабоумным.

– Целиком откровенное, – потребовала Лиза тоном Элизы Фрейд. – Макс, ведь мы оба без комплексов. Скажи прямо: я могу очаровать мужчину? Или нескольких? Например, половину – нет, хотя бы треть из тех, кого ты знаешь?

– Да я… – он был снесен водопадом наркотического восторга. – Я сам парней мало знаю, мне трудно судить…

Его обычная собранность не первый день была под серьезной угрозой. Более того, грозила сорваться вся его затея. Он привез Лизу в Москву, рассчитывая занять важный пост на той же студии, что она, и потом, когда у Лизы возникнут проблемы – а в том, что они возникнут, Максим не сомневался, – он сумел бы помочь ей. А в такой ситуации, когда Лиза только ему могла бы доверять, реально было сообщить ей о своих чувствах без паники и дискомфорта. Вот такого рода идея. В спальном вагоне на пути в столицу она виделась ему очень четко, но теперь…

– Макс, – позвала Лиза. – Напротив тебя сидит прекрасная телезвезда. И, между прочим, ждет ответа.

– Что? Ответа на что?

Лиза вздохнула, сложив руки и глядя вверх.

– Прости, задумался, – сказал Максим, торопливо изобразив усталость. Его снова кольнул бездонный страх. «Есть вещи, которые не отменить, ни исправить», – нервно подумал он. Всё случается, рано или поздно.

– Ты в порядке? – издалека спросила Лиза. – Сильно достали на работе?

«К черту все планы», – решил Макс. Нужно сказать ей прямо сейчас.

– Знаешь, вообще говоря…

– Мне просто… просто нужно внимание, – перебила Лиза. – Мне трудно без публики. И еще, нужна какая-то работа, не могу же я сидеть у вас двоих на шее.

Официантка до сих пор не вернулась.

«Вообще, ты сидишь у меня одного на шее», – подумал Максим в обиде и бессилии, как человек, с размаху получивший в живот коленом.

– У тебя же связи, – сказала Лиза. – Нет ли чего-нибудь, хоть на один раз?

Макс неслышно вздохнул. Что делать, нужно вернуться к плану. Конечно, у него были связи. Все эти недели, всё свободное время, Максим обзванивал газеты, журналы и студии. Сначала он был уверен, что слава Лизы плюс его навыки общения гарантируют интерес даже крупных брендов. Но почти каждый раз люди спрашивали, кто такая Элиза Фрейд. Конечно, стоило рассмотреть и другие варианты, но их тоже не было, и тогда Макс подумал, что очень переоценил ситуацию. В любом случае, он обязан был разыскать хоть что-нибудь.

– Вообще говоря, есть одно предложение, – осторожно сказал Максим. – Журнал «РФ», они готовы взять твое фото на обложку.

– Ух ты, сколько платят?

– Одну штуку.

Лиза задумалась, вертя палочки в пальцах.

– Ну, мало, конечно – то есть, нет, это хорошо, просто…

– Слушай, тысяча президентов за двадцать минут постоять на месте – это совсем не мало, – сказал Макс. – Я, например, столько не зарабатываю.

– Не в этом смысле. Прости, ты молодец, – она потрепала Максима по руке и вздохнула. – Наверное, из-за Элизы я уже стала законченной эгоисткой.

– Да нет, всё нормально.

– Точно? – Лиза еще раз посмотрела ему в глаза. – Мне можно такой остаться?

«Ни за что», – подумал Макс.

– Конечно, – сказал он.

15 октября 2003 года

И снова всё было не так просто. Хотя конверт с деньгами ей вручили еще у входа – «чтоб мотивация расшевелилась», – пояснил жизнерадостный арт-директор – но, как только началась подготовка к фотосессии, Лиза поняла, что гонорар придется отработать до последнего цента. Сначала примерка и бесконечные переодевания. Для удобства Лизе принесли ширму, но одежда, скроенная в основном из сверкающей кожи, была ужасно грубой и тесной, и вся как будто на размер меньше. На юбках и брюках висели тяжелые цепи, из лифчика торчали шипы и заклепки, которые царапались, кололи грудь и обжигали в подмышках, как мелкие кусочки льда. Обувь и вовсе была ужасна, снаружи и внутри – чудовищное, кричащее садо-мазо: высокие ботфорты на стальной платформе, туфли из железных пластин, босоножки из медной проволоки.

– Мода Святой инквизиции, – Лиза сморщилась и продела ноги в очередные два капкана.

– Не говорите так, – с укором ответил арт-директор. – Зачем инквизиция. Мы полностью православное издание.

– Я думала, вы глянцевый журнал, – сказала Лиза, нетвердо переступая на высоченных каблуках.

– Своего рода. Мы сочетаем разные элементы, – он кивнул на ее сумочку. – В вашем конверте визитка редакции, звоните, если будет интересно.

Спустя полтора часа возни и споров арт-директор и фотограф утвердили наряд. Гардероб унесли, и начался визаж.

«Чтобы красиво смотреться на экране или фотке, нужно выглядеть максимально уродливо в жизни, это сто процентов», – думала Лиза, пока худая девочка трудилась над ее лицом, рисуя брови и углубляя слабые тени под носом и подбородком.

– Ну что, мы готовы? – спросил арт-директор.

Фотограф согнулся у треноги и поднял руку с указательным пальцем.

– Отлично, – сказал арт-директор, прицелившись в Лизу большим розовым феном.

– Ай, фу, – промычала она, когда шипучая струя воздуха ударила в нос.

– Нормальное лицо нужно, – потребовал фотограф.

– У меня же глаза пересохнут, – застонала Лиза, пытаясь не морщиться.

– Простите, здесь только два режима, второй еще хуже, – сказал арт-директор, и сессия началась.

Лиза вернулась домой уже затемно, измученная и усталая, сильно помятая и оттоптанная в переполненном вагоне метро. Ноги ее горели, их до крови растерла пара стальных болванок на каблуке. Всё тело чесалось и болело после грубых швов изнанки. Лизе хотелось пить, есть, выкупаться, сходить в туалет, купить себе что-то новое, съездить в лес или на реку, встретить кого-нибудь интересного, и еще много чего – и это было здорово. Она вновь ощущала себя живой и радовалась этому.

Запершись у себя, Лиза решила сначала распечатать конверт, вынуть тысячу и бросить ее к потолку, что и сделала, но красивого дождя из купюр не получилось – бумажки шлепнулись на кровать тремя вялыми кучками, а следом из пачки выпала глянцевая карточка.

Максим сидел в кухне, сосредоточенно поедая омлет.

– Ты знаешь, что это за журнал? – спросила Лиза, постучав визиткой о стол.

– А? – Макс поднял глаза. – Какой журнал?

– «РФ», – Лиза положила карточку около его тарелки. – «Русский фашист».

– И что? Почему ты сразу… мне кажется, это скорее от слова «фэшн».

– Разве? Ты думаешь? – Лиза смутилась. Она снова взяла визитку. – Да нет, что за чушь, у них даже свастика здесь какая-то, из ромбиков. Ты специально мне не сказал! Я бы никогда для такого не снялась! Как я могу себя уважать после этого? И как тебе не стыдно!

Лиза бросила визитку и села, пряча лицо в ладонях.

– Слушай, тебе нужны были деньги, правильно? – спросил Максим. Ему не было стыдно, и его несколько задели ее невнятные обвинения. – Это единственные люди, которые тобой заинтересовались. Я всё сделал, чтобы пойти тебе навстречу, а теперь это слушаю.

– Хоть бы и единственные. Тогда лучше совсем никто. Не нужны мне такие деньги.

– Ну, знаешь, – теперь Макс уже совсем оскорбился. – Если ты настолько переборчива, так и скажи.

Лиза не ответила.

– Позвони им, – он кивнул на визитку. – Верни гонорар, попроси не печатать фото.

Лиза глянула поверх ладоней.

– Разве они согласятся?

– Конечно. Вернешь им баксы – и всё.

Она вернулась к себе и грохнулась на кровать. Запустив пальцы в негнувшиеся после лака волосы, Лиза стала думать. Она до сих пор не выкупалась. И не поужинала, и ей по-прежнему хотелось пить. И купить себе что-то новое. И съездить куда-нибудь. А деньги валялись на покрывале бесформенной кучей, покалывая Лизу в бок. От них ее отделял только принцип. Какой-то. Не слишком отчетливый.

«Знаешь, добро пожаловать», – хмуро подумала Лиза. «Да, Катя, я в Москве полгода, и только теперь начинаю понимать».

6 сентября 2005 года

– Нет, и насмотрятся же телевизора, повыдумают черт знает что, а нам мучайся, разберись. Вы проверили достоверность?

– Ничего достоверно установить не удается, товарищ майор. Были всякие драки… Всякие случаи.

– Конечно, не удается! Нужно заводить связи в преступной сфере. Старых я знаю, а кто будет знать новых?

– Мы заводим, товарищ майор.

– Вы – да вы только на дискотеках торчите и сидите в своих чатах-хуятах!

24 июля 2005 года

– Два вопроса.

– Каман.

– Зачем вы убиваете людей?

– А? – Фернандес нетвердо улыбнулся, приоткрыв рот.

Настоящий же вопрос был вот каков: для чего я вернулся? Зачем было тащиться вдоль громадины Рейва, опять войти сквозь зеркальные двери, протиснуться через ультрафиолет и грохот, и снова оказаться здесь? Что мне здесь нужно?

Я не смог бы ответить.

– Кто такие психоделы?

Фернандес уставился на меня, перебирая кудри своей подружки. Он подумал секунды три и заговорил, не особенно смутившись.

– Так, милая, – Вернадский стряхнул девушку с колен. – Иди потанцуй.

– Но ты сказал…

– Я сказал «бегом», твою мать, – он шлепнул девчонку под зад. Та развернулась на каблуках и вышла, покосившись на меня с ледяной ненавистью.

– Окей, – Фернандес чиркнул зажигалкой и прикурил. – Садись!

Он улыбнулся и махнул сигаретой на табурет рядом.

– Чего ты спрашивал там? Сорри, я забыл.

Полуприсев и опершись локтем на массивную стойку, я попробовал сосредоточиться.

– Зачем нужно убивать…

– Эй, ты что, – Фернандес перебил меня. – Нихера я никого не убивал.

Он весело на меня уставился, а я сидел, рисуя пальцем узоры на мраморе и чувствуя себя дураком.

– А… ты уверен?

– На сто децибел! Я ж не маньяк, как некоторые. Или ты забыл?

Я вспомнил и покраснел. «Убивать – это тупо. Лучше забрать одну руку, одну ногу…»

– Почку, легкое и глаз! – радостно объявил Вернадский.

Он захохотал и схватил меня за манжету. Сиденье накренилось, и я чуть не грохнулся, но Фернандес удержал меня и пинком выровнял табурет.

– Да, реально прикольно тогда сидели, – он глянул в потолок и затянулся, стремительно высасывая тонкую сигарету. – Помнишь Нечто?

Он сунул окурок в пепельницу и закупорил ее ладонью.

– Короче, где-то в мае сидели тут с ним. Он принес какого-то порошка, я открыл барчик, хорошо кайфуем, я говорю, фак, это планетарная катастрофа. Зверья всё больше, хавчика меньше, ресурсам яйца, короче, – Фернандес отцепил висевший над стойкой винный бокал и перегнулся через бар. Он позвенел бутылками под баром и вынырнул, прихватив угловатый пузырек абсента. Наполнив бокал до краев, Вернандский пригнулся и шумно отхлебнул, не касаясь его руками.

– И что? – спросил я, когда надоело ждать.

– А! Ну, – очнулся Фернандес. – Нечто сразу такой, война нужна, убивать их некому, поголовье не сокращается, хули. Но меня, прикинь, повело что-то на добрые дела, я говорю – зачем так. Просто они многого не знают. Их надо пере… – он присосался к бокалу и отпил его на треть. Я сидел и молчал, пытаясь угадать продолжение.

– Надо переучивать, – хрипло закончил Фернандес, проглотив абсент. – Я говорю такой: если бы кто-то поймал одного из них и наглядно показал ему, как херово и стыдно жить бараном, вот это было бы кайфово.

– И вы пошли на улицу пытать людей? – у меня сладенько защекотало под желудком.

– Каких людей! Животных, – сказал Вернадский, плеснув в рот остатки зеленой жидкости. – Именно для начала самых наглых и жирненьких. Типа самых довольных, понял.

Он хитро глянул на меня, зажав ножку пустого бокала между пальцев и вращая его, как монету. Я пожевал сухие губы, тряхнул головой и спросил:

– Ну и как? Помогает?

– Ты прикинь! – Фернандес кивнул, широко распахнув глаза. Потом зажмурился и глухо заговорил, поворачивая бокал в тонких пальцах. – Честно, я тогда спал херово. Полтора года не мог уснуть.

Он сжал губы.

– За окном всё то же. Каждый день. И в клубе то же самое, в сортире то же говно. Телки все одинаковые. Веришь, я жил как в ловушке.

Грохнув бокал на стойку, Вернадский спрятал нос между ладоней.

Минута прошла в молчании. Потом я осторожно кивнул.

– Ничего, – сказал я. – Со мной тоже такое бывало. Хочется сорваться, но лучше просто…

Фернандес хрюкнул. Я осекся и уставился на него. Вернадский продержался еще секунду, снова фыркнул между пальцев, и вдруг расхохотался. Совсем потеряв нить, я сидел и хмуро молчал, а он всё визжал и смеялся, барабаня руками по стойке.

– Чувак, – выдавил Фернандес. – Нет, ты реально стареешь, блин, я тебя развел под такую драму! О-о, я не могу спать. Мне херово!

Он трагически взвыл и снова зашелся в истерике.

– Нет, ты факин точно потерял форму.

– Значит, с тобой все в порядке? – спросил я, пытаясь не впутываться.

– Да ты гонишь! Конечно. Столько всего клевого, – теперь Вернадский смотрел на меня по-дружески внимательно. – Слушай, а вообще, ты реально постарел. Знаешь, чего. Поехали ночью с нами. Заценишь, как круто быть человеком.

– Вы – это психоделы?

– Нет, бля, я – не психодел. Меня пси-транс кумарит. Один пердеж на скорость. Мокрой резиной по стеклу. Это всё Нечто, баран тупой. Сегодня возьми с собой его телку, завтра ее подружку, послезавтра друзей подружки, а через месяц они ходят в униформе и все слушают одну музыку. Встречайте новое стадо. Короче, не знаю. Я дал идею, а она просто развивается. Сама по себе.

Но убийства…

– Да никто не убивает. Ну редко, из самозащиты, это ведь норм.

Но пытки… эти паяльные лампы…

– Что за паяльные лампы? – Фернандес вынул что-то из кармана и чиркнул зажигалкой. Коротко полыхнуло грязное пламя.

– Освежитель, – он потряс цветным баллончиком. – Обычный дезик.

Я молчал. Вернадский наблюдал за мной с выжидательной гримасой. Потом уселся рядом и закурил сигарету. Время шло, и его азарт испарялся.

– Да ладно, – сказал Фернандес, нарушив молчание. – Ну что? Скажи мне, в чем я неправ?

Не знаю. В чем-то.

– Йоу, – он улыбнулся. – Да брось. Сперва любовь, теперь еще какой-то бред. Общество тебе навязывает, а ты ведешься.

Ничего подобного.

– Да? И нах ты тогда пришел?

Предупредить его.

– О чем? И зачем?

Всё-таки, он до сих пор мой друг.

– Вот о чем, – я встал, и у меня закружилась голова. Фернандес тоже поднялся.

– Лучше прекращай это, – сказал я. – Скоро могут быть неприятности.

– Типа? – он не спросил «дафак». Он говорил серьезно.

– Какая разница. Просто спрячься хоть на месяц, понимаешь?

Вернадский ухватил меня за плечо и развернул к себе.

– Да, понимаю, – он раздраженно ухмыльнулся. – Ты решил настучать.

Нет. Вовсе нет.

– Всегда ты ссышь как девочка.

Не в этом дело.

– Нет, в этом, – Фернандес по-детски топнул ногой. – Ты тупо решил всех заложить. Ты помнишь, кто у меня папа?

Что за детский сад.

– Точно, – Вернадский утих и пошел к бару. Он хихикнул и снова достал бутылку. – Да, вот так. Если мне хоть раз покажется, что у меня из-за тебя траблы, ты сначала посмотришь, что станет с твоей новой телкой, а потом, извини, но что-нибудь случится и с тобой.

Я махнул рукой, отвернулся и побрел к шершавым портьерам. Они мешали, не давались в руки, щекотали мне лицо, но я упрямо брел на грохот зала.

– И кстати, это будет не убийство! – крикнул Фернандес. – А именно самозащита.

6 сентября 2005 года

– Этого не было. Да к черту, ничего такого не было. Это бред.

– Вы, наверное, из-за чего-то своего переживаете, товарищ майор.

– С чего ты взял?

– Я следователь.

– Да. Да, не могло ничего такого быть. Слишком, понимаешь, люди тут замешаны. Не те люди. Неправильные люди.

– Так точно.

– Выдумки. Одни выдумки.

23 октября 2003 года

На покрывале зажужжал телефон. Лиза валялась рядом и красила ногти. С третьего раза открыв трубку без помощи рук, Лиза приложила к ней ухо.

– Алло?

– Тебе не кажется, что это немного по-фашистски – сниматься для журнала с названием «Русский фашист»?

Звонила экс-Анжелика.

Лиза вздохнула и переложила трубку на плечо.

– Деньги, блядь, – сказала она, и они вместе грустно посмеялись.

– Как ты? – спросила Лиза, с теплым удивлением отметив, как соскучилась по Катькиному ехидству.

– Ой, ты знаешь, – у Анжелики был новый голос. – Ушла в вечерние новости, думала, там лучше. Хрена с два. Скучаю по нашему шоу.

По тону было слышно, что она кокетливо улыбается.

– А что там? – Лиза подула на веер из пальцев. – Тоже сценарий? И ребята из теат…

– Слушай, я не могу с тобой обсуждать эти вещи, меня уволят.

Лиза огляделась по сторонам и убрала кисточку в пузырек.

– М-м… ладно, – сказала она, не зная, о чем спросить дальше.

– Ну а твои как дела, что у нас на «Мега-44 м»? – помогла ей Катька.

– Я же там не работаю.

– Ты что! Давно? А что делаешь?

– Перебиваюсь и сижу у ребят на шее. С тех пор, как виделись.

Трубка замолчала. Когда Лиза уже решила, что связь оборвалась, голос Катьки раздался снова.

– Вот ты гонишь. Серьезно, что ли? Чего ты так гонишь?

– Да… Серьезно, – Лиза привстала и взяла сигарету. – А что такое?

– Нет, ну, твое дело, конечно. Хотя лично я пошла бы дернула Члеянца по поводу работы, чем фоткаться на маргинальные журналы, – Катька на том конце тоже щелкнула зажигалкой, и несколько секунд они помолчали, раскуривая сигареты.

– Как я поняла, меня взяли из жалости, – осторожно сказала Лиза.

– Они – нет. То есть, ты и правда чуток была похожа на неудачницу, не обижайся, но потом же нормально себя показала.

– Развалила передачу.

– Это я развалила передачу. Тебя хотели вывести на главную роль.

– Не знаю. Мне ничего такого не сказали. Если бы я им была нужна, они позвонили бы.

– Они инертные. Пройди сама туда, пока охрана тебя не забыла. Вломись на планерку и вытряси из них новый договор. Попрыгай на столе, если нужно.

– Но зачем я студии? – Лиза потушила недокуренную сигарету и вытянулась на кровати. – Шоу нет, какой теперь с меня толк?

– Они ищут новые концепции, – сообщила Катька терпеливо. – Им всегда нужны идеи. Нужны люди. Приди с концептом. Тебе поверят больше, чем кому-то левому.

– И сейчас ищут? Откуда знаешь?

– А откуда знаю, для кого ты фоткалась? У меня нет подписки на «СС», или как его там. Я в государственных новостях. Тут каждый всё знает еще заранее. Даже неинтересно.

– Ну ладно, – Лиза потерла висок и намотала локон волос на палец. – Но что предложить, если у меня нет четких идей…

– Какая разница, – Катька фыркнула. – Это «Мега-44». Выдумай какое-нибудь гонево.

23 октября 2003 года

Хлесткий мокрый ветер уже ободрал деревья вдоль Ленинградского. На улице было сыро и холодно, на крыше – еще холоднее, поэтому совещание Лиза решила провести в гостиной. В полумраке сонно бормотал телевизор. Дима сидел на краю дивана, перебирая каналы, а они с Максимом бродили по комнате, останавливаясь лишь затем, чтобы прикурить друг у друга от сигареты.

– Нужно что-то глупое и понятное, – сказала Лиза. – И такое, жизненное. Как бы.

– И дешевое в производстве, – подал голос Макс.

– По-моему, вы уже что-то такое снимали? – спросил Дима, глядя перед собой.

– Двоим из нас хорошо известно, как работает телевидение, – продолжил Максим, расхаживая по гостиной, но Лиза вытянула ногу и остановила его.