Текст книги "Вторая дорога: Выбор офицера. Путь офицера. Решение офицера"

Глава XXII

– Слушай, капрал, а откуда вот ты это знаешь? Вроде свидетели в Зеленом квартале не водятся? Или именно мне чего-то не говоришь?

– Не говорю. И никто из наших не скажет. Вы, господин сержант, человек новый, наших дел, простите, не знаете, так что и откровенности от ребят не ждите. Или верьте, или… – тут капрал замялся.

– Или увольняйте. Или увольняйтесь? Так?

– Не обижайся, – он вновь перешел на «ты», – сам подумай – если кто-то нам что-то рассказывает, он и в самом деле жизнью рискует. А ради чего? Заплатить мы не можем, наши доходы сам знаешь. Ну, прикроем где, на что-то глаза закроем. Но ведь не жизнью же он нам обязан. Так что своих, извини, мы бережем.

Все правильно. Без агентуры в этом болоте работать бесполезно, а у этого пройдохи Вида она, похоже, сильная. Поэтому нечего лезть с расспросами, лучше подумайте, господин Ажан, как это использовать.

Вернувшись в здание полиции, патрульные написали подробные рапорты, блеснув высоким стилем. Жан с удивлением узнал, что, оказывается, труп лежал головой к пригороду и в то же время к повороту на улицу Нищих, ноги его были вытянуты вдоль тела, а глаза смотрели в лужу, на которой лежала голова. Воистину велик язык протоколов!

Когда сержант собрался писать собственный отчет, к нему подошел Маршанд:

– А, крестник Инквизитора, ну, как тебе Зеленый квартал?

– Бывало и хуже. А почему «крестник» и кто такой «Инквизитор»?

Оказалось, что Инквизитором амьенские полицейские прозвали Гурвиля, который был доверенным лицом интенданта, «цепным псом», как назвал его Маршанд, и, видимо, выполнял функции службы безопасности. Во всяком случае, полицейских увольняли по его представлениям без разговоров и разбирательств. А поскольку вас, господин сержант, назначили по его слову, то сами понимаете… И вообще, поскольку вы человек новый, извольте все прежде всего непосредственному начальству докладывать, и что там такого интересного сегодня произошло? А что вы сделали? А что видели патрульные? А что девочка рассказывала? А не подходил ли кто к ней? А не стоял ли кто рядом, не выглядывал ли в окна? Может, по дороге кого заметили?

Вопросы правильные, господин лейтенант, но почему так заинтересованно, даже нет, скорее истерично, что ли? На вашей земле таких историй по пять на дню, вон про другие трупы ни одного вопроса, чем же этот лучше? Так, информацию про Почку мы пока придержим, посмотрим, как все дальше сложится.

На следующий день Жан, воспользовавшись должностным ресурсом, вновь пошел с Вида.

Капрал деликатно промолчал, но скривился весьма многозначительно, мол, нам бы от начальства подальше, но дисциплина есть дисциплина.

Во время обхода Ажан подвел патруль к тому дому, куда забегал убийца.

– Чей это дом, капрал?

– Если я скажу, чей дом, мне в полиции не работать. Убить не убьют, но уволят точно. Да и зачем тебе? – Как-то так получилось, что сержант с капралом прочно перешли на «ты».

– Вчера, сразу после дела, убийца забегал сюда, на второй этаж, дверь справа. Возможно за деньгами. Мне интересно – к кому. Если узнаешь – есть шанс прикрыть тот веселый дом, с девочками. Узнаешь?

– А не врешь, сержант? Ты-то откуда знаешь? Может, и убийцу назовешь?

– Фамилию – нет, а кличку – попробую. Почка, есть такой?

– Кто сказал? – В голосе Вида удивление смешалось с уважением. – Впрочем, извини, сгоряча вопрос задал. А по делу – попробую узнать про квартиранта. Ты сейчас с ребятами продолжи патрулирование, а я один прогуляюсь. Вечером увидимся.

Но вечером Вида в полиции не появлялся. Ажан выслушал разнос от Маршанда по поводу неумения руководить, сам перенервничал, ночью не смог заснуть, и только на утреннем разводе вновь увидел Вида, свежего и явно хорошо выспавшегося.

Головомойку от обоих начальников капрал перенес стоически, как святые переносили пытки язычников. Мол, живот у бедняги прихватило, осознал, кается, больше никогда, а морда как у объевшегося кота – сытая и довольная.

Уже на маршруте, отстав от подчиненных, Вида тихо сказал, что все удалось. Ту комнату на втором этаже снимает некий господин, имени которого никто не знает, но снимает он ее уже полгода. В комнате не живет, приходит днем, уходит вечером. И не каждый день, но часто. Ходит по Зеленому кварталу всегда разными маршрутами, особых примет не имеет – рост средний, полный, но не толстый. Одна зацепка – ходит с тростью, в которую спрятана рапира. И пользоваться оружием умеет – местные пару раз попытались его подержать за вымя, первый раз вдвоем, второй – вчетвером. Ни один на своих ногах не ушел, больше не пробовали.

Отлично! Дальше все просто – проследить, от кого приходит и куда уходит, и дело в шляпе. Если бы. Следить кто будет? Ажан и Вида? Смешно. Здесь с наружным наблюдением просто – тебе надо, ты и следи, и плевать, что тебя как полицейского всякая собака знает, а вести объект в одиночку – это просто праздник какой-то. Для негодяя, естественно. А ждать его где? В Зеленом квартале, где посторонних отродясь не бывало?

Вот и получается, вроде известно много, а на выходе, извините, пшик. С господином сделать нельзя ничего. А что можно? Можно поймать Почку, который может знать что-то еще о господине – как-то же он с ним познакомился, через кого-то общался. Не исключено, что у них и экстренная связь отработана.

Господин после этого на дно заляжет? Возможно, но вряд ли – если он работает на тот веселый дом, то бизнес не терпит сбоев, новые «работницы» должны поступать постоянно. Следовательно, максимум – сменит базу. Да, придется его поискать, так ведь на то и полиция, чтобы искать. А душегуб Почка на свободе ходить не должен.

Вечером хозяин «Плахи», как сокращенно называли таверну завсегдатаи, направлялся в центр – туда, где располагались лучшие бордели города. Конечно, официально запрещенные, но разве есть такие города, чтобы небедному, солидному мужчине не нашлось место для достойного отдыха в компании милых дам? Такие дома есть всегда и везде, на любой кошелек и настроение. Вот в один из них и шел этот уважаемый муж, предвкушая самые пикантные приключения, ожидавшие его этой ночью. Как вдруг перед ним возник мужчина. Кто такой – в полумраке не разглядишь, но и волноваться особо нечего, если ты могуч и находишься почти в центре города, где полно полицейских патрулей. Толку от этих болванов мало, но шелупонь их все же боится.

– Какая встреча, мэтр! Кажется, вы торопитесь? Бросьте, друг мой, посмотрите, какой прекрасный вечер! Давайте проведем его в приятной беседе. Вы меня узнали? Как ваша челюсть, не беспокоит?

Демоны! – Мэтр от досады скрипнул зубами. У этого парня удар, как у коня копытом, придется быть вежливым.

– О, господин полицейский! Как я рад вас видеть (то есть, чтоб ты провалился, но это только в мыслях), вы на службе?

– Разумеется! Вы представляете, по вашему совету второй день ловлю Почку, и второй день неудачно!

От громко сказанных слов бравый трактирщик вспотел.

– Господин полицейский, умоляю, тише, если вас кто услышит…

– Вы хорошо думаете, друг мой, и это меня радует, – почти шепотом перебил его Ажан, – давайте отойдем в этот уютный переулок, на который не выходит ни одного окна, и тихо, спокойно побеседуем. Нам ведь есть, о чем побеседовать?

После этой почти спокойной и очень обстоятельной беседы трактирщик пошел домой. Какие бабы, когда его самого только что… В смысле, конечно, переносном, но как-то от этого не легче.

С другой стороны, этот парень не потребовал ничего опасного, зато иметь в друзьях, чур меня, не в друзьях, но в хороших знакомых, сержанта полиции, который явно с головой дружит, при его делах не просто хорошо – прекрасно! Так что есть повод отложить баб, но вот повод не выпить отсутствует гарантированно!

Третий вечер Жан проводил на колокольне небольшой церквушки около Зеленого квартала. А внизу стоял Вида со своими патрульными, злыми на весь свет и особенно на идиота-сержанта, который заставляет их ждать неизвестно чего. Лейтенант вечером четко объявил – отдыхать, а этот сразу после – стоять, идете со мной. Якобы на одной неприметной улочке должен появиться какой-то бандит, брать которого Ажан собрался лично, но подстраховка – дело святое. Поэтому стойте, служивые, в подворотне, если что – супостат побежит мимо, не дай бог прозеваете, и кулак показывает. А кулак хоть и не пудовый, но крепкий – вчера на спор два кирпича пополам расколол.

И третий вечер трактирщик обслуживал своего завсегдатая по кличке Почка. Не сам, разумеется, для этого есть слуги, его дело – смотреть за порядком да считать выручку. Но когда Почка выходил – трактирщик подходил к окну и переставлял подсвечник с подоконника на стойку. А что – дело обычное, надо в книгу записать, сколько и чего посетители заказали, сколько заплатили. Таверна, она учета требует, иначе в трубу вылетишь.

А дальше за дело брался сержант. Хватать убийцу в таверне – опасно. Могут посетители пострадать, а кто-то и наоборот, помешать захочет, мало ли вокруг таких благородных, кто полицию презирает, а бандитов считает героями? Да и трактирщика подставлять не след, нельзя, чтобы его с арестом связали. Ни профессионально – агент вырисовывался перспективный, ни по-человечески. Так что два дня Жан отслеживал маршрут. Слава богу, домой Почка шел одним путем, но и там его трогать было опасно – место для захвата неудобное, а вот для побега наоборот – по крышам, переулкам, ищи ветра в поле. Зато на подходе была та самая тихая улочка.

Почка шел домой в прекрасном настроении – кошелек приятно оттягивал пояс, денег было в достатке, на ночь должна была прийти одна из курочек мамы Розы, а что, он клиент уважаемый и постоянный, такой по борделям не ошивается – к нему сами приходят.

В этот момент сзади раздались шаги, кто-то бежал. За ним?! Почка резко развернулся, в его руке хищно сверкнул длинный стилет… и грудью уперся в острие сабли:

– Полиция! Брось оружие, руки за голову и встань на колени, – произнес спокойный, уверенный голос. В темноте лица говорившего видно не было, только темный силуэт, но ведь один! Значит, не все потеряно, с одним можно справиться, не впервой.

– Ой, пожалуйста, не убивайте, я все отдам, только не убивайте, вот, я бросил, – заныл он жалким, даже слезливым голосом, отбросил стилет, начал поворачиваться спиной и опускаться на колени, для чего сделал шаг назад, разорвав дистанцию, и, поднимая руки, выхватил другой нож, попытавшись бросить его в противника. Хорошая была попытка, жаль, не удалась. Противник успел сместиться и обухом сабли резко и страшно ударил по руке. Молния клинка, хруст кости и боль… Боже, какая это была боль! Она поглотила, затмила все мысли и чувства. Лишь каким-то краем сознания Почка отметил, что к нему подошли еще трое, накинули на шею веревку и куда-то повели. Куда, кто, зачем – этих вопросов не существовало, была только боль в сломанной умелым ударом руке.

Глава XXIII

Способность соображать вернулась лишь в здании полиции. Сломанную руку умело зафиксировали между двух дощечек, дали выпить какие-то капли, после чего боль отступила.

За свои неправедно прожитые тридцать лет Почка не впервые попадал в это неуютное заведение, и всегда ему удавалось выкрутиться. Была надежда и в этот раз, но все шло как-то неправильно. Вначале схвативший его полицейский смазал его ладони чернилами и зачем-то отпечатал их на листах плотной бумаги. Затем разули, ботинки унесли в другую комнату, а самого оставили в камере.

Только утром ему бросили какие-то тапочки и отвели в небольшой кабинет с маленьким зарешеченным окошком наверху. В кабинете был только стол и два стула. На одном, развалившись, сидел тот самый вчерашний полицейский.

– Присаживайся. Я сержант полиции Ажан, а как к тебе обращаться?

Почка привычно заныл, стараясь казаться жалким ничтожеством, – авось поможет:

– Энцо меня матушка назвала, Энцо Блан. Не виноват я ни в чем, господин полицейский, за что вы меня сюда? – И укоризненно показал переломанную руку.

– Ну что же, Энцо Блан, вопрос законный, отвечаю. Обвинений два – первое – вооруженное нападение на полицейского, то есть на меня.

– Не было такого, господин полицейский, привиделось вам. Даже если вы что и нашли, так это не мое, не докажете! – на притворно испуганном лице Почки промелькнула самоуверенная усмешка. – Уже сегодня здесь будет адвокат, он точно объяснит, что вы не правы. И начальство вас накажет за неправедный арест, поверьте, обязательно накажет!

Ого, у этого прощелыги имеется личный адвокат, который уже сегодня будет знать, где находится его клиент! И, бросив все, побежит спасать этого оборвыша! А что там он о начальстве пел? Очень интересно. Ну что же, подождем, посмотрим, как тут все повернется.

– Ну и второе – убийство. Зарезал ты недавно Кривого Жака, а вот это все, это виселица. И заметь, я ни о чем тебя не спрашиваю, даже пытать не буду. Зачем? Следы на месте мы описали подробно, они с твоими ботинками совпали, а рана жертвы – с твоим стилетом, – Жан останавливающе махнул ладонью, – только не говори мне, что стилет не твой, не надо. Просто поверь – докажу, ни один суд не усомнится. Но шанс на жизнь у тебя есть, – расскажешь о тех, кто тебя нанял – получишь каторгу. Тоже не сахар, но жить будешь.

– Не докажешь, не надейся! – с Почки напрочь спала маска жалкого труса, сейчас это был зверь, наглый, бравирующий, уверенный в своей неуязвимости.

– Как хочешь, была бы честь предложена, можешь возвращаться в камеру, – равнодушным тоном ответил полицейский. И было что-то в этом равнодушии от спокойствия палача, знающего, что жертве никуда не деться из его рук.

Однако оказалось, что Почка не врал. В полдень в полицию прибыл импозантный полный розовощекий мужчина, представившийся адвокатом Вержа. Уверенным шагом он проследовал в кабинет лейтенанта Маршанда, где провел больше часа. О чем они говорили, осталось тайной, но проходящие мимо двери полицейские слышали спокойные голоса, а иногда и смех адвоката. Впрочем, на то оно и начальство, чтобы самому решать, с кем и в каком тоне разговаривать.

А после ухода адвоката в руководящий кабинет был вызван Ажан.

– Ну, вот что, заканчивай заниматься дурью, отпускай задержанного.

– Не могу, господин лейтенант, – в официальном тоне ответил сержант. – Он напал на полицейского и убил человека, его вина доказана, за такое освобождение уже меня можно будет арестовывать.

– Кем доказана? Тобой? И чем? Рисунками, которые ты сделал у трупа? Следами ладошек? Да тебя в суде на смех поднимут. Исполнять, я сказал, немедленно освободить! – При этом господин лейтенант перешел на крик, больше похожий на истерику.

– Если суд будет в присутствии представителя графа, а по таким обвинениям по-другому и быть не может, то на смех меня не поднимут, уверяю вас. Об отпечатках ладоней мне известно от мага крепости Сен-Беа, где я служил. Он и научил меня с ними работать, так что не сомневайтесь. И по рисункам обуви. Будьте уверены, все сделано в присутствии патруля, они уже подтвердили и подписали показания о достоверности и совпадении следов. Так что если приказ не отмените – я и к интенданту пойду, и к самому графу, но убийцу на волю не выпущу.

– Вот ты как заговорил, Инквизиторов выкормыш! – голос лейтенанта перешел на шипение, а лицо исказилось от ненависти. – Ну, смотри, не ошибись. Свободен!

Вечером, по дороге домой, на Ажана напали. Какой-то богато одетый прохожий при рапире, явно дворянин, атаковал его смертельным заклятьем. Для любого другого смертельным. Когда понял, что убить не удалось – обнажил оружие, сделал выпад, нацеленный в сердце.

Защититься от заклятья у Жана не получилось – спасла невосприимчивость к магии. А вот к атаке оружием он был уже готов – успел выхватить саблю, отбить клинок противника, но ответил неудачно – удар, лишь зацепив руку, прошел в шею. Кровь брызнула фонтаном, напавший умер на месте.

До полуночи пришлось оформлять документы, писать объяснения. Хорошо еще, что заклятие оставило след на стене дома, а рапира пропорола камзол – оборона ни у кого не вызвала сомнений. Иначе убийство простолюдином дворянина могло стоить дорого, законы твердо стояли на стороне элиты.

Утро следующего дня для амьенской полиции началось с суеты – Маршанд не вышел на развод. Дежурный клялся, что лейтенант пришел на службу затемно, поднялся к себе в кабинет. Сейчас дверь кабинета была заперта. Когда по приказу дежурного офицера ее сломали, увидели Маршанда, мирно покачивающегося на веревке, закрепленной на потолочной балке. Пейзаж дополнял Почка, точнее его труп, лежащий на животе в луже собственной крови, с торчащим из спины ножом, или, скорее, дагой. Вломившиеся в кабинет полицейские замерли в потрясении. Первым пришел в себя Жан.

– Всем выйти, кто-нибудь – срочно в тюрьму – узнать, как сюда этот, – он указал на труп Почки, – попал. И врача, срочно! Начальству сообщите! Не отвлекать – я начинаю работать.

Его послушались беспрекословно, а ведь рядом и офицеры стояли. Только о том, что надо делать, они понятия не имели, а потому предпочли остаться зрителями.

«Ну что, господин полковник, вспомним молодость? – подумал Ажан. – Начинаем осмотр места происшествия. И что имеем?»

Вначале Почка. Убили его горизонтальным ударом в сердце, от такого аккуратно на живот не падают. И руки у трупа в стороны раскинуты. Нет, его укладывали, тщательно так, вон даже кровь смазана. Зачем? Чтобы отпечатки пальцев на рукояти не стерлись? Возможно. И готов поспорить, что пальцы эти – господина лейтенанта. А кому про отпечатки пальцев в Амьене известно, кроме Маршанда? Ну не графов же в убийстве подозревать, в самом деле.

Та-ак, еще интереснее – а лицо-то у Почки счастливое, улыбка на трупе смотрелась жутковато и красноречиво, эта сволочь явно считала, что жизнь удалась. В момент смерти, ага.

Теперь о повешенном. Балка высоко, до нее со стула не дотянуться, только со стола. А что со столом? Следы лейтенантовых сапог на нем дважды. И следы на полу… интересно… получается, что Маршанд вначале пододвинул стол под балку, с него привязал веревку, потом передвинул стол в сторону, вновь залез, продел голову в петлю и прыгнул. Только прыгнул неудачно – шейные позвонки наверняка не сломались. Судя по искорёженному лицу, вывалившемуся языку и пене, залившей грудь, агония была долгой и страшной, такой смерти злейшему врагу не пожелаешь.

Как же так, командир, почему?

В этот момент в кабинет буквально ворвались интендант и Гурвиль. Ворвались, и словно на стену наткнулись на ладонь сержанта.

– Господа, прошу подождать, дайте закончить осмотр. Я следопыт, дайте мне возможность понять, что произошло, потом все осмотрите сами. Уверяю, здесь ничего не изменится. И где врач, черт возьми?! – это уже остальным.

– Врач?! – великолепно заломив бровь, осведомился, именно осведомился де Романтен. – И кого он здесь лечить должен?

А виконт молодец, подумал Жан, не теряется, и выдержка имеется, определенно молодец.

– Меня, если мне мешать не перестанут. А трупы надо осмотреть. На то он и врач, чтобы с трупами уметь работать. Ты, – Ажан обратился к одному из полицейских, – грамотный? Тогда садись за стол, только аккуратно, в кровь не наступи, бери бумагу, перо, записывай, – и скучным, нудным голосом он начал диктовать первый в истории Амьена, да и всего этого мира протокол осмотра места происшествия.

Когда прибыл врач, работа полицейского была закончена. Труп Маршанда вынули из петли, сержант бросил взгляд на странгуляционную борозду[47]47
  Странгуляционная борозда – след от удушения, в данном случае – от веревки.


[Закрыть] – все четко, как на фотографии учебника по криминалистике. Потом будет осмотр трупа на предмет синяков, может под ногтями чего найдется, но это уже для очистки совести. Картина сложилась.

Из тела Почки аккуратно извлекли нож, так, чтобы отпечатки не стереть… да, это точно дага, ну и ладно, потом все проявим и сравним…

Вечером Ажан стоял навытяжку в кабинете де Романтена. Интендант грозно восседал за служебным столом, а Гурвиль с бокалом вина вольготно развалился в стоящем у стены кресле.

– Установлено, что около шести утра лейтенант полиции Маршанд вызвал к себе в кабинет подозреваемого Энцо Блана для допроса, конвой отпустил, заявив, что ответственность за охрану берет на себя. О чем они разговаривали, мы, разумеется, никогда не узнаем, но подозреваемый разговором был доволен, это судя по счастливой роже. Затем Маршанд ударил своей дагой. Ударил сзади, когда жертва сидела на стуле. Потом аккуратно уложил на пол, так, чтобы дага была хорошо видна.

– Зачем? – спросил де Романтен. – И почему ты уверен, что убийца Маршанд? Он что, признание оставил?

– Фактически – да, ваша милость. За день до этого я рассказал лейтенанту об отпечатках пальцев, которые можно снять с орудия убийства и сравнить с ладонями убийцы. И он сделал все, чтобы эти отпечатки на даге не стерлись. А затем Маршанд повесился. Никто ему не помогал, тем более не имитировал самоубийство, я уверен. Подробности – в отчете.

– Итак, сержант, что у нас получается? – виконт был собран и деловит. – Вчера, после беседы с этим, как его, Вержа, Маршанд приказал отпустить убийцу. Ты уперся, как баран, тогда тебя попытались убить. Не получилось, бывает. В результате Маршанд лично убивает этого Почку, ну и кличка, прости господи, и вешается сам. Выходит, ты зацепил людей очень, очень серьезных. Так что теперь это дело надо распутать до конца.

– Вы правы, но то же можно сказать и по-другому. За три дня погибли четыре человека. Один ребенок остался сиротой, и не забудьте о жене и сыне Маршанда, которые теперь никому не нужны. Сколько еще погибнет, сколько детей осиротеет, пока мы будем распутывать? Господа, а может достаточно? В конце концов, все преступники найдены и наказаны. Да, не правосудием, но, возможно, это и к лучшему – приговор вынесло провидение.

– Так ты готов все забыть? – Гурвиль, прищурившись, разглядывал Жана сквозь бокал, как какую-то диковинку.

– У меня хорошая память, господин майор полиции, она умеет забывать.

– Свободны, сержант! Я надеялся на другой ответ, но, видимо, в Амьене вы менее храбры, чем в Сен-Беа, – с этими словами де Романтен хлопнул ладонью по столу, показывая, что разговор окончен.

Когда Ажан вышел, интендант повернулся к Гурвилю.

– Жаль. Я надеялся, что этот парень способен не только топтать улицы. Что, коллекция нераскрытых тайн в нашем городе пополнилась в очередной раз? Кто-то плюнул нам в лицо, а все, что предложил твой протеже, – это утереться?

– Надеюсь, вы не правы, ваша милость. По крайней мере, в истории с Робером он рук не опускал. Но в данном случае я его, пожалуй, поддержу. Действительно, хватит жертв. Давайте успокоим это болото, объявим, что дело закрыто, поскольку ловить, собственно, некого. Объявим и посмотрим, что сержант полиции Ажан предпримет дальше. Если я в нем не ошибся, нас ждет что-то очень интересное.