Текст книги "Вторая дорога: Выбор офицера. Путь офицера. Решение офицера"

Глава XXVI

Мадам де Ворг наслаждалась жизнью – блистала на приемах и балах, играла с дочкой, которая так забавно лепетала, с отцом отношения наладились, словно и не портились никогда, а старший брат и вовсе в ней души не чаял – даже лично служанку ей подобрал. Графиня вначале подозревала, что он какую-то свою Коломбину пристроил, но Николь оказалась девушкой смышленой, грамотной и работящей, готовой лететь сломя голову, чтобы исполнить любую прихоть госпожи.

Только младшего брата мадам де Ворг до сих пор не видела, но у того служба, ей ли не понимать, что это значит. Одна беда – мужа нет. Написала ему, что добралась благополучно, о дорожных приключениях умолчала – зачем расстраивать, когда все так счастливо закончилось? У него и без этого есть о чем волноваться – дел, поди, как всегда невпроворот.

А еще отец почему-то решил, что ее должен осмотреть шевалье де Пуан, который совсем не врач. Но он и осматривал не как врач – никаких «дышите – не дышите, покажите язык, а позвольте взглянуть на вашу мочу». Ничего подобного! Месье де Пуан, элегантный мужчина лет тридцати, просто беседовал – расспрашивал о Тулузе, сплетничал о парижских знакомых, рассказывал смешные истории, в общем, вел обычные светские разговоры. Только при этом держал перед собой лист бумаги, на котором изредка делал какие-то таинственные пометки.

Эти беседы, хотя и не скучные, понемногу стали раздражать. И вот во время одного такого разговора в комнату вошел слуга:

– Ваше сиятельство, прошу прощения за беспокойство, но у ворот стоит какой-то полицейский, говорит, что у него письмо для вас от господина де Савьера, которое надо передать лично в руки.

– Полицейский ко мне? – мадам де Ворг изобразила недоумение, скрывая неподобающее графине любопытство. – Что за полицейский, откуда?

– Наш, амьенский, назвался сержантом Ажаном, – слуга пожал плечами, всем видом показывая, что это не его вина, мол, не он его так назвал.

Ажан? Сержант полиции? Здорово он здесь устроился, молодец. Однако интересно, зачем пришел? Неужели всего лишь письмо передать? Или опять что задумал? Только со слугой надо говорить спокойно, не теряя достоинства.

– Ладно, пусть войдет. И предупредите, чтобы вел себя прилично, а то знаю я этих полицейских. – и уже де Пуану, горестно вздохнув: – Здесь не Париж, иногда приходится и таких принимать.

Получив строгое внушение от слуги при благородной даме не зевать, говорить только когда спрашивают, в рукав не сморкаться и иных непотребств не творить, Ажан вошел в комнату. Когда-то, видимо, это была обычная комната старинного замка с мрачным сводчатым потолком, стенами, сложенными из крупных камней, узким окном. С тех пор ее облагородили – оштукатурили и покрасили в бледно-розовый цвет стены, побелили потолок, расширили и даже застеклили(!) окно, расставили вычурно-изящную мебель и, о господи, на окнах повесили занавески. Тоже розовые, с рюшечками. Интересно, это сама графиня придумала или подсказал кто? Для завершенности картины не хватало стоящих на комоде слоников, ну да не вам, господин Ажан, здесь жить.

Рядом с хозяйкой стоит в пух и прах разодетый кавалер, похоже, столичный хлыщ. Однако кисти крепкие, взгляд твердый и что-то знакомое в этом взгляде, осанке. Нет, раньше они не встречались, но что-то неуловимо знакомое есть.

Шевалье де Пуан, в свою очередь, разглядывал вошедшего. Молодой, лет двадцати, но крепко битый жизнью. Военная выправка, держится, как и положено простолюдину, скромно, но взгляд твердый. Да, этот цену себе знает и снижать ее не собирается ни в чьем присутствии. А графиня-то ему улыбнулась, как старому даже не знакомому – другу! Вон как глаза засветились! Виду не показывает, но взгляд же не спрячешь.

– Давно не виделись, Жан. Что за письмо? – голосом графини можно было сушить белье. «Вот ведь актриса», – подумал шевалье.

Полицейский не ответил, лишь выразительно скосил глаза на де Пуана, мол, можно ли при нем говорить? Да, несомненно, эти двое познакомились давно, интересно где?

– Месье де Пуан, позвольте вам представить господина Ажана, он сопровождал меня в поездке из Тулузы.

Ну, разумеется! Граф, приглашая шевалье, чтобы обследовать дочь на наличие наведенных скрытых проклятий, рассказал об этой поездке, больше похожей на эпическую эскападу. После таких совместных приключений людям трудно остаться чужими. Хм, а чего этот уставился на меня, как дурак на фокусника? Неужели о моих талантах и здесь слышали, даже простолюдины? Приятно, демон побери.

– Шевалье де Пуан, магический врач из Парижа?! – Вот это восторг! Полицейский смотрит как на святого, спустившегося с небес и готового творить чудеса! Даже о графине забыл, вообще этикет забыл, такое обращение к дворянину – хамство, но как же приятно! Только не показывать, держать сословные рамки.

– К вашим услугам, – да, именно так, ледяным голосом… только не следовало к нему на вы, ну да ладно, невелик грех.

– Кхм… – раздраженно кашлянула графиня, призывая Ажана вернуться в рамки приличий. Помогло – сержант подобрался, оглупил лицо, потом, видимо мысленно плюнув на формальности, заговорил нормальным голосом:

– Ваше сиятельство, письма никакого нет, это просто повод переговорить с вами, нужна помощь. Не мне лично, но… вы позволите занять несколько минут вашего времени? Если можно – конфиденциально.

Мадам де Ворг надменно заломила бровь, по привычке собираясь указать наглецу на его место, но любопытство пересилило – не мог Ажан сюда заявиться по пустякам, а зачем тогда? Интересно, интересно…

– Шевалье, прошу, подождите меня здесь, я скоро вернусь.

Графиня вышла с сержантом во двор, чтобы их разговор не оброс сплетнями, пусть все видят – это лишь беседа.

А Ажан рассказывал. О мамаше Шантерель, Сером Мэтью и, главное, о девочках, чьи души изуродовали, а судьбы изломали эти двое. О своих опасениях, как бы святые сестры не начали их ломать еще раз. Да, из лучших побуждений, действительно любя и желая помочь, но не оказалось бы лечение страшнее болезни.

Хорошо рассказал, так что собеседницу ни о чем и просить не пришлось, сама объявила, что возьмет несчастных под свою опеку. И что лично проследит, чтобы казнь виновных была достойна содеянного.

И тут пришлось перейти ко второй части беседы.

Во-первых, главные виновники уже мертвы.

Во-вторых, если эту историю узнают мирные амьенцы, то начнутся самосуды над любым, кого заподозрят в чем-то подобном. Будут кровь и пожары, а успокаивать народ придется той же кровью. Так что пусть решение о наказании принимает владетельный граф, – остальным в это дело лучше не лезть, чтобы дров не наломать.

И, в-третьих, разумеется, в-третьих, как положено. Капрал полиции, что убил негодяев, по мнению Ажана, в момент преступления находился под заклятьем, только доказать это сержанту не по силам. А тут такая удача – сам шевалье де Пуан, о котором столько пишут. Я говорил вам, что интересуюсь магией? Что, и господин де Савьер не говорил? Странно. Так вот, я кучу книг перечитал, господина лейтенанта вопросами замучил, так что кое-что знаю. Ну и дальше в том же духе.

В общем, удалось убедить графиню, чтобы упросила своего гостя помочь. А чем де Пуан знаменит? Ну как же, ваше сиятельство, он лучше всех умеет определять и снимать наведенные на людей заклятья!

Когда Ажан уже уходил, к мадам де Ворг подбежала служанка – сообщить, что граф хочет поговорить с дочерью. Подбежала и замерла, уставившись на спину сержанта.

– Мадам, простите мою наглость, но кто этот господин?

– Господин? – в голосе мадам де Ворг слышится явная насмешка. – Полицейские сержанты не бывают господами, запомни, Николь.

Значит, ошиблась? Наверняка. Но почему вдруг заболел левый глаз, словно кто-то приставил к нему кинжал? Сержант полиции, говорите? Надо будет при случае познакомиться с ним поближе. Конечно, тот барон мертв, это всем известно, но, демон, почему же так болит левый глаз?

Возвращаясь в полицию, Ажан был доволен – как удачно все сложилось! Еще утром он планировал, что для спасения Вида придется раскрыть свои способности, а от этого до раскрытия инкогнито всего один шаг, маленький такой. Зато сейчас…

О де Пуане курсантам клиссонской академии рассказал полковник де Мертен, преподаватель боевой магии. Когда-то братья-близнецы де Пуан уменьшили свои способности использовать магию взамен на повышение возможности ее видеть. Один – на десять процентов – и стал крупнейшим специалистом по магической медицине, второй – на двадцать – и через неделю сошел с ума.

Вот с этим выжившим Ажан сегодня и познакомился. Потому и почувствовал в нем что-то знакомое – обучение в Клиссоне специфическое, за два с половиной года накладывает на курсантов свой след в манере двигаться, держаться, да даже на взгляд. Интересно, а сам де Пуан что-то такое в собеседнике увидел? Будем надеяться, что дворянская спесь не позволила. Такие дела, господин бывший барон.

В полиции сержант доложил Гурвилю, что как бывший телохранитель мадам де Бомон, обратился к последней с просьбой о помощи, каковая соизволила помочь вышепоименованному и уговорить некоего господина де Пуана, каковой один только и может вытащить Вида из той лужи дерьма, в которую он угодил. Уф. Короче, если этот де Пуан появится, будьте добры, господин майор, определите меня его помощником.

Де Пуан появился в полиции уже следующим утром, разряженный как павлин, но с пылающим взглядом заинтересованного исследователя. К Ажану в роли помощника отнесся снисходительно, в смысле «пусть будет» – всегда приятно, когда кто-то ахает от восторга, наблюдая за мастером.

– Ну что, веди меня в свое узилище, посмотрим на вашего душегуба от полиции!

Камера, в которую они пришли, была копией той, где Жан беседовал с Гаврошем. Те же пыточные приспособления, полумрак и ощущение ужаса, который, казалось, намертво впитался в эти стены.

Вида сидел, привязанный к стулу, избитый, с потухшим взглядом.

– А, господин сержант, что, сегодня решили мною заняться лично? Не побрезговали? А с вами кто? На палача не похож. Или это какой особый специалист? Так зря беспокоились, я от вины не отказываюсь. А если что подписать надо – только скажите, я на все согласен, – и безнадежно опустил голову.

– Ну и зачем я здесь? – брезгливо поморщившись, спросил де Пуан. – Нет на нем ничего, можно уходить.

– Не торопитесь, ваша милость, подождите! – испугавшись, что шевалье действительно уйдет, быстро заговорил Ажан. – Понимаете, не может ничего не быть, не получается эта история без заклятий. Посудите сами – у капрала, – Вида поднял удивленный взгляд, за два дня в тюрьме никто здесь не вспомнил, что он полицейский, били как всех, кого виселица ждет, без жалости, – у капрала не было мотива. Мы подозреваем одного адвоката в организации этих убийств, так Вида с ним разговаривал буквально перед преступлением, но недолго, минут пять, за это время можно только заклятием заставить убивать. А раньше они знакомы не были, это я точно знаю. Если бы работали вместе, капрал просто сорвал бы нам работу. Тем более что этот подозреваемый после их разговора сбежал из Амьена.

– А что, этот сбежавший, он дворянин?

Сержант вспомнил, действительно, никакой ауры у адвоката Вержа не было, не мог он колдовать, вообще не мог. Если только…

– Я слышал об амулетах, господин де Пуан. Может быть, использовался он?

– Не смеши, ты знаешь, сколько такой амулет стоит? И ради чего?

– А вот ради чего, как раз было, поверьте. В нашем городе точно есть не бедные люди, которые никаких денег не пожалели бы, чтобы тем жертвам рты заткнуть. Надежно так, навсегда. Сами посудите – адвокат сбежал из города, наплевав на успешную практику. А я где-то читал, что есть такие заклятья, что быстро исчезают. Там еще говорилось, что их следы все равно найти можно, если знать, что ищешь.

«А ведь этот дуболом прав, – подумал шевалье, – действительно, есть такая техника, и нам она известна. А что, если получится, будет чем похвастаться перед коллегами. Да и дамам можно рассказать, как невиновного спас, если он действительно невиновный, разумеется. Этого сержанта мы, конечно, упоминать не будем. Зачем? Мы сами обо всем догадались, мы же великие!»

– Вот что, парень, ты сейчас в уголочке постой, не мешайся. Я работать буду.

И отошедший в сторону Ажан увидел, как перед магом возник конструкт. Не яркий, маленький. Естественно, магическая сила де Пуана была когда-то уменьшена. Но конструкт сработал – от него к Вида потянулись золотистые нити, вот они опутали подозреваемого, стали проникать в тело, но боли, видимо, не вызывали – капрал что-то чувствовал, испуганно озирался, но и только. И вот в какой-то момент над его головой возник след заклятья!

Ажан изо всех сил стремился запомнить конструкт, а потому не сразу среагировал на восторженные возгласы шевалье:

– Получилось! Я был прав, бедолагу действительно околдовали! Одно из заклятий подчинения. Не могу сказать какое – что-то новое, действует не долго, даже вызванный след уже сейчас распадается, но это точно оно! Кто-то совершил открытие – мало что создал новую версию заклятия, так еще и умудрился заключить его в амулет! Да, это действительно мастер! Но и я чего-то стою – разобрался!

Через час, после оформления нужных бумаг, шевалье де Пуан ушел хвастаться своим мастерством перед амьенскими дамами, а Вида был отпущен на свободу.

Еще через два часа, причесанный, побритый и переодетый он стоял перед господином де Романтеном, освещая его кабинет счастливой улыбкой на физиономии, все еще разукрашенной во все цвета радуги.

Господин интендант порадовался, что все благополучно закончилось (после этих слов Вида невольно погладил старательно обработанное палачом лицо), и поздравил с повышением до сержанта и назначением на должность заместителя командира патрульной группы Зеленого квартала. У занимавшего этот пост сержанта Ажана отныне будет другая работа.

Глава XXVII

В этот вечер де Пуан блистал! Еще бы, спаситель невинно обвиненного, практически снял человека с эшафота! Дамы смотрели восхищенно, мужчины завистливо, двое даже бросили вызов. Кто? Провинциальные пижоны? Кому? Выпускнику Клиссона, ни на день не прекращавшему тренировки с лучшими фехтовальщиками страны?

Две схватки заняли две минуты, за которые каждый противник был обезоружен и получил легкий укол в руку, совершенно не опасный для жизни, но заставивший наглецов признать поражение и принести извинения.

Разве с таким героем можно придерживаться глупых правил приличия? Так что, выбрав из прекрасного букета претенденток самый красивый цветок, шевалье закончил удачный день, а точнее ночь, в ее постели, в сладких трудах, о которых мечтает каждый мужчина.

В полдень, расставшись с прелестницей, счастливый и голодный де Пуан шел домой. По пути заглянул перекусить в уютную таверну «Прекрасная Марта». Красавица была уже забыта, а мысли витали вокруг самого важного, самого любимого предмета – собственного величия. Какой же он молодец, что тогда, в Клиссоне, решился уменьшить свою силу. Брат, правда, пошел еще дальше, мир его праху. А вот он попал в точку! Жив, здоров, успешен и знает о магии такое, чего не знает никто. Например, де Пуан с ходу определяет – дворянин перед ним или нет. Над головой каждого человека благородного происхождения имеется легкое свечение, и его никогда не бывает у быдла. Да, возможности шевалье были на несколько порядков слабее Ажана, не давали разглядеть ни многих деталей конструктов, ни индивидуальных отличий, вписываемых в каждое сотворенное заклятье, но увидеть само наличие ауры он мог, чем безумно гордился.

Вот за столиком беседуют трое благородных, вот дворянин разговаривает с простолюдином, видимо дает указания, а вот… Женщина с маленьким ребенком, спускаются в зал. Да, разумеется, дворяне. Но нет? Женщину назвали госпожой Мартой, хозяйкой, а то, что знаменитая Прекрасная, а чаще Крутая Марта простолюдинка, его уже успели просветить. Но аура есть и у нее, и у ребенка, то есть их родители дворяне. Судя по взгляду, поведению обоих, это мать и сын – в Клиссоне прекрасно учили наблюдательности. А вот и еще загадка – в таверну вошел давешний сержант, дружески поздоровался с хозяйкой, взял на руки ребенка… демон, да они же похожи, как отец и сын! Но сержант не дворянин, это совершенно ясно. Загадка, однако. Только отгадывать ее некогда – завтра уже возвращаться в Париж. Что же, запомним этот вызов судьбы. Будет время – разберемся. А сейчас нам не до этого, сейчас надо спешить на очень, просто чертовски важную встречу.

Через пару часов вернувшийся в здание полиции сержант Ажан сидел в выделенном ему новом кабинете и с грустью осознавал старую истину: «Назвался груздем – полезай в кузов».

Ему было поручено организовать работу по разгрому разбойничьих банд, сделавших дороги вблизи Амьена самыми опасными в Галлии. И под это дело ему дали в подчинение аж пять человек, вероятно, самых старых полицейских в городе. С такими самое то гоняться по густым амьенским лесам за неуловимыми шайками. В смысле, увы, ироническом.

Час назад его вызвал сам де Романтен, принял как родного, только что не облобызал:

– Сержант, поздравляю! Не знаю, как тебе удалось, но я ничего даже близко похожего не припомню – вырвать такой гнойник! Клянусь, после этого в Амьене стало легче дышать! Сам его сиятельство, владетельный граф передал тебе послание.

– Мне?

– Вообще-то не лично тебе, – интендант смутился. – Он приказал передать тем, кто знает все обстоятельства этого дела, чтобы молчали о них как немые, иначе грозился лично языки повырывать, да и руки отрубить, если грамотные.

– Разумеется, буду молчать, но почему? – воскликнул Ажан, разыгрывая удивление. На самом деле все было понятно, но, как завещал Великий Петр, не следует разумением своим смущать начальство[50]50
  Указ Петра I «О подчиненных перед лицом начальствующим» «Подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, чтобы умом своим не смущать начальства».


[Закрыть]. Вредно это, для карьеры.

– Молодой ты еще, так что вникай. Если народ об этом узнает, он чем займется? Начнет виновных искать, а точнее назначать из тех, на кого глаз неудачно ляжет, и тут же суд править и приговоры исполнять. Народ, он такой, ему только дай себя почувствовать вершителем справедливости – устанешь трупы убирать. Это раз. А два – ты же сам нашел ту зашифрованную бумагу, а это уже не наше дело, на то другие люди есть. По секрету скажу – ими старший брат твоей спутницы командует, вот пусть он этим и занимается. Кстати, приказ о том, что ничего не было, именно от него пришел. Действительно, девочки в приюте, мамаша Шантерель с сообщником погибли при попытке к бегству, остальные слуги разбежались в неизвестном направлении. А уж кто к ней в гости захаживал, так об этом и не знает никто. Не знает? – теперь голос виконта прозвучал твердо, без намека на иронию.

– Не знает, уверен! – Сержант ответил предельно серьезно. Все правильно – этот вопрос должен быть закрыт надежно и навсегда.

– Ну и слава богу, – явно успокоившись, продолжил де Романтен. – Только ты не подумай плохого, господин граф хорошую работу ценит, держи, – и передал увесистый кошель, в котором мелодично звякнули золотые экю.

– Благодарю, господин интендант! – вытянувшись по-военному, ответил Ажан.

– Подожди, еще не все. Понимаешь, когда я уже уходить собрался… в общем, нас новой задачей осчастливили… и я даже знаю, откуда она прилетела… Казначей, сволочь, – не сдержавшись, виконт грохнул кулаком по столу, – точно знаю – его работа. Нашептал его сиятельству, что мы должны лесными молодцами заняться, вроде как даже профинансировать это дело казна в состоянии, на целых пять человек готовы штат увеличить.

– Но это же бред! Господин интендант, бандиты караваны под корень вырезают, что пять человек могут сделать?

– Почему пять? – горько усмехнувшись, спросил де Романтен. – С тобой шестеро.

– Я?!

– А кто? – интендант встал и подошел вплотную к Ажану. – Из наших в лесу только ты не заблудишься. Сам говорил – и следопыт, и в горах патрулировал, ну нет у меня никого больше! Нету! Только ты и пятеро пока еще бойцов – я им пенсию пообещал хорошую, если все получится. А тебе лично будет и надбавка, вообще все, что могу, – все будет, только ты уж постарайся, хоть какой-нибудь результат дай. Справишься – лично к лейтенанту представлю. Нет – не обижайся, не уволю, но из Зеленого квартала ты уже никогда не выберешься. Так что приступайте, господин сержант полиции!

Когда же за подчиненным закрылась дверь, интендант сел за стол и вновь перечитал письмо, которое утром принес ему Гурвиль. Писал помощник интенданта полиции Тулузы. Сообщалось, что недавний собеседник в период славной службы в не менее славном Сен-Беа, помимо геройских подвигов, умудрялся и убийц ловить, и похитителей детей… Ребенок, правда, был один, но кто знает, остановились бы эти мерзавцы, если б первое дело у них выгорело.

Интересный у него получился подчиненный: умный, храбрый, знающий. Только где он этих знаний успел набраться?

С одной стороны, этим грех не воспользоваться, а вот с другой… Де Романтен позвонил в колокольчик.

– Дежурный, – сказал он вошедшему полицейскому, – пригласи ко мне Гурвиля, срочно.

После этого разговора и впал Ажан в хандру, не имея ни малейшего понятия, с какой стороны взяться за порученное дело.

В разгар жизнерадостных размышлений вошел Гурвиль с двумя бутылками вина и корзиной закусок. Что же, полицейские традиции не зависят ни от страны, ни от века, ни от мира: выпить в своем кабинете с сослуживцем под хороший разговор – это нормально, более того, это правильно. На таких застольях люди познаются не хуже, чем в боевых операциях. Действительно, если я с тобой пью на работе, значит, я уверен, что не настучишь начальству, не будешь потом требовать от меня чего-то, с нашей службой несовместимого. Поэтому и рассказать о себе можно побольше, особенно после того, как выпили за службу, за Амьен и за… Жан был поражен – третий тост Гурвиль предложил за погибших друзей!

Тот самый третий тост, о котором тогда еще барон де Безье рассказал своим однокурсникам на их последней пьянке в Клиссоне. Оказалось, что обычай появился в амьенском полку пару лет назад, вроде как его привез откуда-то младший сын его светлости. Потом уже и полицейские переняли, которые тоже не всегда с патрулирований возвращаются.

А дальше Гурвиля понесло – он стал рассказывать о себе. Много лет зажатый в жестких рамках службы, он впервые за долгие годы «ослабил галстук». Да какое там – расстегнулся нараспашку.

Оказалось, что Гурвиль сам выходец из Зеленого квартала. Много лет назад отчаявшегося сироту поймали на воровстве. Добрый судья второго-третьего раза решил не ждать, тем более что мальчишку взяли шурующим именно в его доме, а закрыть вопрос сразу и кардинально, чтобы больше уже никогда и никак. Спасло заступничество тех самых полицейских, что его и поймали. Мужики вышли к присутствовавшему на суде владетельному графу и попросили о помиловании, а один, недавно потерявший жену с ребенком, даже поручился своей полугодовой зарплатой.

Мальчишке было глубоко плевать, кто и за что поручился, он только понял, что руки рубить не будут и надо делать ноги. Одна беда – бежать было некуда. А поручившийся полицейский предложил жить у него, так что воровать теперь стало незачем – тот и так делился всем, что имел. Даже фамилию свою дал – нет в Зеленом квартале фамилий.

Потом мальчишка выучился, вырос, сам пошел в полицию служить, даже карьеру сделал, для простолюдина почти невозможную. Но никогда не забывал, кем он был и откуда родом.

И в конце разговора, когда вторая бутылка наполовину опустела…

– Жан, а что у тебя с Мартой? Тут такое рассказывают…

– Кто рассказывает? Скажи, будь другом, – к тому времени они уже перешли на ты, – я ему зуб выбью.

– Не надо ничего выбивать, лучше ответь, пожалуйста?

– О-о, господин майор, – Ажан пьяно улыбнулся, – а ведь это не просто вопрос. Уж не строишь ли ты метри… мотри… матримониальные планы? Если так – будь уверен, я не соперник и не противник. Родственник я ей, дальний. Но я прав, прав?

– Ну да, прав. А толку? Я к ней как-то подошел, обратился, понимаешь, по-людски, да она не так поняла, – и Гурвиль почесал левую скулу.

Жан понимающе кивнул,

– Да, если Марта чего не так поймет, это больно, по себе знаю, – и почесал лоб, по которому когда-то получил медным тазом, слава богу, пустым. – Но ничего, в этом деле главное – не сдаваться. Если ты, конечно, всерьез, а не так, побаловаться…

Друзья разошлись по домам затемно, мечтая поскорей добраться до своих холостяцких постелей.

А наутро, придя на службу, Ажан поверил, что сможет решить проблему с разбойниками, иначе, откуда этот знак судьбы?

В роли вестника на этот раз выступил уборщик, который подошел к нему с поклоном, как к большому начальнику. Седой, но еще шустрый старик, бывший полицейский, который патрулировать уже не мог, но уборка и мытье полов были ему еще вполне по силам.

– Господин начальник, – старик явно не привык к появившимся званиям, – позвольте сказать, выслушайте, пожалуйста.

– ?!

– Тут ребята украшения передавали на хранение, вроде как у преступников отобранные, ну те, которые в доме Шантерель нашли, так я взглянул.

– Головы поотрываю, тоже мне, хвастуны. Ну да ладно, так в чем дело?

– Среди них сережки моей дочки. Она с обозом в Кале ехала, так обоз, значит, разграбили, всех убили. А украшения – вот они. Тогда всех убили, я тот обоз сам провожал, потом на место ездил… тоже сам. Все там лежали, никто не спасся… – по морщинистому лицу покатились слезы. – Я знаю, это вы тех гадов взяли, так я умоляю, найдите и этих… которые… младшенькая она у меня была, жена умерла, старшие все разъехались, только она оставалась… а теперь я один… вы уж найдите их, а уж я… все, что могу…

Вот это да! Украшения в борделе и рулон ткани у адвоката, побывавшие в руках разбойников – совпадение? Ой, вряд ли. Но старику надо отвечать.

– Найду, отец, не сомневайся, – дал опрометчивое обещание Ажан. Почему опрометчивое? Да потому что выполнять надо. Знать бы только как.