Текст книги "Вторая дорога: Выбор офицера. Путь офицера. Решение офицера"

Глава XXIV

Розыск, сыск, оперативная разработка… у этого дела много названий, но одна суть – тихая, тяжелая и очень нудная работа. Если у опера пятьдесят процентов ее идет в корзину – он очень хороший опер. Погони, аресты, то, что нравится читателю, – это редкие искры в бесконечной череде дней, потраченных на сбор тех крупиц истины, из которых, собственно, и строится здание правосудия.

И настоящий опер не может бросить дело, но может спрятать свой интерес. Что и произошло. Жан продолжил искать, но и прикрытием озаботился, для него самого неожиданным…

Вида был разочарован. Когда назначили нового сержанта, появилась надежда, что в полицию вернется жизнь. Этот Ажан довольно лихо разобрался с Робером, затем вышел на Почку и даже взял его, кстати, с помощью капрала. Казалось, еще чуть-чуть, и задрожат коленки у королей Зеленого квартала, по крайней мере, у салона мамаши Шантерель точно проблемы будут.

Увы, после смерти Маршанда сержанта как подменили. Построения, приказы, рапорты, отчеты, все, что угодно, лишь бы ничего не делать по сути.

После работы старается не задерживаться, живет у Крутой Марты, которой вроде бы приходится дальним родственником. Во всяком случае, они не любовники – в Амьене такого не скроешь. С ее сыном часто играет, а вот с самой хозяйкой – никаких шашней, только вежливое общение.

Еще ходит в фехтовальный зал, где азартно и умело бьется с дворянами. Более того, сам маэстро взял его в личные ученики, а это престижно, но дорого.

И, самое странное, скупает все книги по магии, которые на глаза попадаются, даже из Парижа журнал выписывает, можно подумать, что-нибудь в этом понимает.

Зато по вечерам проводит время как и положено – в веселом доме «Козочки», что расположился неподалеку от таверны «Прекрасная Марта», стал завсегдатаем. Говорят, ему даже скидку сделали, как любимому клиенту. С другой стороны, мужик молодой, здоровый, на девок заглядывается, как и все. Конечно, с такой рожей их только пугать можно, ну так на то и веселый дом, чтобы барышни не привередничали.

Но это все вне службы, а на работе – сухарь сухарем, ходячий параграф. Не таким его поначалу увидел капрал, совсем не таким. Впрочем, жизнь кого только не обламывала. Вида тоже поначалу горел, мечтал мир изменить. Сейчас успокоился – жив, здоров, зарплату платят, ну и слава богу, есть на что семью содержать. Вон сына скоро учиться отдавать, так что готовь, папаша, денежку.

С этими невеселыми мыслями после очередного утреннего развода Вида со своим патрулем направлялся в Зеленый квартал, когда его окликнул Ажан.

– Капрал, помнишь наш разговор о человеке с рапирой в трости?

– Я еще помню, как меня в церкви венчали десять лет назад, – грубовато ответил Вида. Еще бы, месяц не вспоминал, а сейчас сподобился, господин начальник.

Но сержант грубости вроде как и не заметил:

– Кажется, нашел я его!

Оказалось, этот месяц Ажан работал втайне ото всех. Как он умудрился не привлечь к себе ничьего внимания – загадка, но смог же! По вечерам, когда добрые граждане считали, что сержант полиции развлекается с козочками, тот выходил от них с черного входа и отправлялся в неприметный дом, что расположился прямо напротив жилища адвоката Вержа, поднимался на чердак и в веселом обществе мышей бегающих и летающих через окно рассматривал гостей господина адвоката.

И однажды повезло. Пришел к Вержа полноватый мужчина с тростью, поднялся в кабинет, в котором свечи горели, а окна остались незашторенными. О чем хозяин с посетителем говорил, Жан, конечно, не слышал, но было видно, что в какой-то момент они стали ругаться. И тут мужчина выхватил из трости клинок и приставил к горлу адвоката. Убийства не случилось, собеседники успокоились, и вскоре гость ушел.

А следующим вечером, уже затемно, появился вновь. И этим подарком судьбы сержант смог воспользоваться – проследил до дома, в котором объект, очевидно, заночевал. Жан назвал адрес, от которого у Вида кольнуло в сердце. Это был тот самый адрес, мамаши Шантерель[48]48
  Chanterelle (франц.) – гриб лисичка.


[Закрыть]. Ее и девчонок, которых к взрослой работе приобщили.

– Ну так пойдем, схватим его! – азартно воскликнул капрал, крепко схватив собеседника за руку.

– А домишко по кирпичику разнесем? В назидание потомкам? – легко освободившись, с издевкой спросил Ажан. – А что мы ему предъявим? В чем он виноват?

– Да ерунда, палачу сам расскажет, в чем виноват, никуда не денется!

– Правда, никуда? Ты знаешь, капрал, ты сейчас не в Зеленый квартал ступай, а на кладбище, навести могилы Маршанда и Почки, а потом возвращайся, поговорим о том, кто куда деться может.

Вида расстроенно почесал затылок.

– Так что делать?

– Если светлые мысли хватать всех подряд из головы выкинул, то слушай…

Девочки проснулись далеко за полдень. И верно, дети должны высыпаться и хорошо есть. Сладости, вкусности, веселые игры – что может быть лучше счастливого детского смеха, словно звоном серебряных колокольчиков оглашающего уютный двухэтажный дом на окраине Амьена.

Мамаша Шантерель была счастлива! Все девочки здоровы, веселы. Конечно, деньги важны, но куда важнее чувствовать искреннюю, святую любовь этих детей, которых удалось выдернуть из жестоких, страшных трущоб, где прошло и их, и ее детство.

Тогда сиротку Коко встретил приличный, богатый господин и пригласил в свой дом, где переодел, накормил, а вечером начал учить всяким интересным вещам. Конечно, от шлюх Зеленого квартала девочка знала много, но такого… Что-то далось сразу, на что-то потребовалось время, но при должном старании можно осилить любую науку.

Пять лет жила она в довольстве и не зная проблем, лишь только отрабатывай то, чему тебя научили. А потом господин дал ей сколько-то монет и выставил из дома, заявив, что старухи его не интересуют. Снова идти в грязь и мерзость, нищету безнадежности? Ну уж нет, не хочу! Не желаю!

Только что может сделать тринадцатилетняя девочка? Одна – ничего, но если найти помощников? И не беда, что денег мало – есть молодость, веселый нрав и редкие умения! А еще есть ум, недетская, железная воля и четко поставленная цель – разбогатеть и отомстить.

И люди нашлись, те, кто вначале заставил господина заплатить за все мерзости под угрозой ославить на весь город, и заплатить много. А потом господин исчез, а что – времена темные, пропадает народ и познатнее, в общем, бывает. Чего только не бывает, когда нужным людям обещают незабываемую ночь за, да неприятную, но, в общем, привычную работу.

Умирал господин долго и страшно, а маленькая рыжая девочка смотрела, слушала дикие вопли и удивлялась себе – не было ни радости, ни даже волнения, только спокойные мысли о том, как можно заработать большие деньги и, как приятное дополнение, получить власть над гнусными, но такими слабыми мужчинами. Главное – не повторить ошибки учителя.

Теперь слежка была организована за заведением мамаши Шантерель. Сержант и капрал с чердака соседнего дома наблюдали, когда вместе, когда по очереди. За полтора месяца они узнали всех слуг, их, да и самой хозяйки, расписание – кто когда обычно уходит, приходит, знали, когда привозят продукты, готовят еду, увозят мусор. Только девочек рассмотреть не удалось – они гуляли на заднем дворе, громкими криками и смехом разгоняя угрюмую тишину квартала.

А по вечерам все было тихо. К дому подъезжали солидные экипажи, из которых выходили хорошо одетые мужчины, а иногда и женщины, и быстрым шагом проходили к тяжелым дверям. Из забранных решетками плотно зашторенных окон выбивались искорки света, и полицейские в бессильной злобе лишь скрипели зубами, понимая, что сейчас происходило в тех комнатах, но не имея возможности ничего сделать. Пока войдешь в этот дом, больше похожий на крепость, все следы будут убраны, и ты увидишь благородных господ, мирно обсуждающих свои дела, и воспитанниц приюта, не менее мирно посапывающих в своих кроватках.

Преступления? Какие, господин полицейский? Лучше сами ответьте, по какому праву в мирный дом ввалились? И вообще, не надоела ли вам ваша работа?

У капрала в какой-то момент кончилось терпение.

– Какого дьявола мы здесь делаем? Что ты тут еще высматриваешь? Надоело! Завтра же пойду к командиру, все расскажу, потребую прикрыть этот гадюшник. Не поможет – к графу пойду! Мы все уже знаем, всех знаем, что ты еще раскопать надеешься?

Однако этот бунт был подавлен простым вопросом:

– А кого и в чем ты собрался обвинять? В этом гадюшнике законов никто не нарушает, нигде не сказано, что раз ребенок – то нельзя. Конечно, за такие развлечения с этими подонками не то что дела вести – здороваться перестанут. Но полиция здесь при чем? Кто нам с тобой разрешит благородных господ порочить?

– И что, ничего сделать нельзя? Так все и будет продолжаться? – растерянно спросил Вида.

– Капрал, а куда деваются девочки, когда вырастают? Ты хотя бы слышал о них? Хоть что-то, хоть где-то? Ты представляешь, насколько каждая из них опасна для клиентов этого милого заведения?

Больше попыток спорить не было, работа продолжилась.

И однажды…

В воскресенье, слякотным осенним днем, к дому мамаши Шантерель подъехал закрытый экипаж. Из подъезда вышли таинственный господин с интересной тростью, хозяйка и три девочки лет одиннадцати – двенадцати. Хозяйка, улыбаясь, им что-то сказала, обняла и расцеловала, а потом, когда экипаж с господином и детьми отъехал, еще стояла на крыльце, платочком махая вслед и смахивая с глаз слезы.

И пока она так стояла, спустившиеся полицейские не могли выйти из-за угла здания и пойти за экипажем. Пришлось бежать на параллельную улицу и два квартала отслеживать его на перекрестках, молясь, чтобы тот не свернул в какую-нибудь подворотню. Или не отправился куда-нибудь в другой город – бравые слуги закона не озаботились транспортом на этот случай. Но в этот день Всевышний был на стороне полиции!

Экипаж не спеша ехал по основной улице в сторону окраины, оставляя на мокрой от дождя дороге отличные следы. А улица петляла, давая возможность преследователям держаться поближе к объекту.

Но вот город кончился, и пришлось отстать, чтобы из экипажа их не заметили. Полицейские пошли по следам, которые вскоре повернули на знакомую дорогу. Ту самую, по которой они возили из Зеленого квартала трупы.

– За мной, напрямую, – скомандовал Вида, и они ломанулись через лес.

Вот деревья стали редеть, вот кладбище… поздно!

Возница и господин в сером несли два детских тела. Именно тела. В том, что девочки мертвы, сомнений не было. На всякий случай, пользуясь тем, что у экипажа никого, полицейские подкрались, открыли дверь… на полу лежала еще одна, недавно улыбавшаяся мадам Шантерель. Теперь ее глаза неподвижно смотрели вверх, а под едва наметившейся левой грудью разрасталось красное пятно.

Дьявол! Помочь уже нельзя. Но можно отомстить. Лишь бы не сдали нервы, лишь бы не броситься к убийцам, не дать возможность главным виновникам остаться в стороне!

Поэтому сжать зубы, усмирить бушующее сердце и очень тихо, очень аккуратно идти и смотреть. Сумерки и дождь спрячут следы, только бы самим себя не выдать. Вот удачно растут кусты с густой, по-осеннему пестрой, но еще не опавшей листвой. Здесь можно спрятаться и смотреть, смотреть, до крови кусая губы, смотреть, не смея отвернуться, не желая дать преступникам хоть малейший шанс выкрутиться.

Детей принесли к свежевырытым могилам, около которых сидел угрюмый дядька с лопатой. Трупы бросили вниз, по одному в могилу, и землекоп присыпал их землей. Возница сходил за третьей, ее также закопали, расплатились с сообщником и пошли к экипажу.

Вида рванулся было вперед, но смог остановиться.

– Ты останься, проследи, где этот копатель заночует. Только не пытайся брать его – если упустишь или в драке убьешь, эти сволочи тебе большое спасибо скажут, – шепотом приказал Ажан. – Как выяснишь – приходи на службу, я там буду ждать.

И вновь слежка. Под дождем, по раскисшей дороге, по сумрачным узким улицам. Вначале к ненавистному дому, где вышел господин в сером. Интересно, а ведь мадам Шантерель так и стояла на крыльце, в промокшем платье, с лицом, мокрым то ли от дождя, то ли от слез. Дождалась экипаж и вместе с господином рыжей лисичкой юркнула в дверь.

А возница проехал на другой конец города, где остановился около неприметного дома, выпряг лошадь и завел ее в стоящий рядом сарай. В открывшуюся дверь был виден оборудованный денник.

Прождав еще час и никого не увидев, сержант направился в здание полиции.

«Значит, господин полицейский, – рассуждал Ажан, – кучер здесь живет либо работает. До этого вы его не видели, и это хорошо – можно тихо брать и везти для обстоятельной беседы».

Работника лопаты, если у капрала все сложится, тоже можно брать для разговора. Однако на все про все у вас после этого будет не более суток. Точнее, до следующего утра. Слишком быстро ребята среагировали в прошлый раз, и не Маршанд их предупредил. Тогда кто и как? Чтобы у уголовников была своя агентура в полиции? Ерунда, сказки, но все же… Все же с момента начала операции надо действовать очень быстро.

Затем, нужна поддержка наверху – черт знает, кто за эту сволочь заступиться захочет. Во всяком случае, отдельные завсегдатаи этого борделя крови могут попортить от души – один секретарь прево чего стоит.

А главный вопрос – что после этого делать с детьми? Отдать монахиням? Девочек, которые о сексе знают больше взрослых женщин и считают это нормальным, может даже веселой игрой? При всем уважении к сестрам, вряд ли они смогут их понять, а тогда ужас ломки уже и так изломанного детского сознания. Ломки жесткой, через колено, и кто знает, чем это кончится.

Нужен кто-то со стороны, кто-то авторитетный, кто смог бы просто смотреть и поправлять, тактично выверять курс труднейшей задачи – возвратить в мир детей, изуродованных жерновами мамаши Шантерель.

И такой человек на весь Амьен, пожалуй, один – молодая графиня де Бомон, мадам де Ворг.

Но это потом, сначала – работа. Кстати, вот и мэтр Вида заходит, и азарт в глазах горит ярким пламенем.

– Есть, нашел, можно хоть сейчас брать – эта сволочь надрался, как свинья, до полудня точно не проснется!

– Ты прямо специалист! Я тебя пьяным-то ни разу не видел, откуда такие познания в питейном ремесле? Может, для него вино – как для ребенка молоко – выпил, поспал, и все в порядке?

От этих слов Вида передернуло:

– Слушай, сержант, вот только о детях не надо, будь человеком. Я же едва держусь, я же заснуть не смогу, пока эти гады живы!

– Сможешь! – Ажан не сильно, но твердо ударил кулаком по столу. – Сможешь, – подошел и положил руку на плечо капрала, – потому что иначе все было напрасно, иначе ничего не изменить, а за твою горячность тебе мамаша Шантерель большое спасибо скажет. Знаешь, я, когда думал, куда после армии идти, познакомился с одним стариком, – стал придумывать Ажан, – он всю жизнь в полиции прослужил. Так вот он мне сказал, что у полицейского должны быть чистые руки, горячее сердце и холодная голова[49]49
  «У чекиста должно быть чистые руки, горячее сердце и холодная голова». Известная фраза Ф. Дзержинского.


[Закрыть]. Я не священник, чтобы о твоих руках разговаривать, но горячее сердце точно есть. Ты только голову сейчас остуди, тогда мы с тобой все сделаем. Сможешь?

Вида посмотрел на этого юнца с изуродованным лицом, на седину в его волосах, а спина выпрямилась, плечи развернулись, и само вырвалось: «Смогу, сержант».

Доложить о проделанной работе следовало непосредственному начальнику, но наученный горьким опытом Ажан доверил доклад по инстанции капралу, а сам пошел к Гурвилю домой.

Тому хватило одного взгляда на постучавшегося в его дверь промокшего, как бродячая собака, сержанта, чтобы понять, – спать этой ночью не придется. Но пригласил в квартиру, налил стакан вина и стал слушать. И чем дальше, тем отчетливее понимал, что о нормальном сне теперь придется забыть надолго.

Собрался, под тем же изматывающим дождем пришел на службу – и началось…

Глава XXV

Во все времена успех полицейских операций решает подготовка. Десятки людей, часто не знакомых друг с другом, надо сплотить в единые команды, твердо знающие, когда и что им надлежит делать. Определить командиров групп, подготовить для каждой из них четкие инструкции, определиться с транспортом, продумать маршруты подхода и возвращения, определить цели, тактику действий и риски, озаботиться подстраховкой.

И организовать наблюдение, и отработать пути отхода преступников, и надежно их перекрыть, чтобы не устраивать потом игру в догонялки.

Это труд, тихий, аккуратный, которым не принято гордиться, но именно он обеспечивает успех или провал мероприятий. Любая ошибка, допущенная на этой стадии, – шанс для преступников уйти от наказания.

И именно этой работой занялись Ажан и Гурвиль. Дел было столько, что господин майор полиции просто не имел возможности подумать, откуда у этого новичка, пусть и доказавшего соответствие своей должности, такие знания, такое умение организовать людей, которое приобретается многими годами службы, причем службы по высшему разряду.

До рассвета удалось поспать лишь пару часов, а затем началось.

Пока Гурвиль докладывал де Романтену о проделанной и планируемой работе, Ажан и двое помощников взяли землекопа. Без суеты, буднично, мимо небольшого, но ухоженного домика на окраине, из которого вышел этот рыцарь лопаты, проехала крытая повозка. Вот он был, и вот его нет, усилием не слишком крепкого ума осознает себя лежащим на полу экипажа с кляпом во рту и крепко связанными руками.

На допросе было просто – ассистенту душегубов сказали, что полиции все ясно, для суда достаточно уже известных жертв и торговаться теперь имеет смысл об одном – каким именно способом уважаемый желает покинуть этот, возможно, не лучший из миров. На выбор было предложено несколько вариантов, причем от некоторых Ажана, уже привычного к смертям, передернуло.

И птичка запела. Как давно заработал конвейер смерти для детей, землекоп не знал, сам он был в деле около четырех лет. За это время похоронил шестнадцать девочек, включая и последних троих. Обычно к нему привозили по одной. Почему вчера троих? Да кто же знает? Его дело лопатой махать, а не вопросы задавать.

На чем привозили? Вот в том самом экипаже, последние два года. Раньше был другой, а потом вот этот.

Кто привозил? Ну, кучера он только в лицо знает, а вот второй, который главный, тот личность известная – сам Серый Мэтью, главарь крупнейшей когда-то в Амьене банды. Лет десять назад его вся полиция ловила, даже объявили, что поймали, но при аресте убили. И правда, о нем долго ничего слышно не было. Но четыре года назад пришел и предложил легкий заработок. А что такого? Во-первых, таким людям только самоубийцы отказывают, из тех, что помучиться мечтают. Во-вторых, деньги хорошие – за каждое тело, он так и сказал, «тело», десяток экю, они лишними никогда не бывают.

А память у землекопа оказалась уникальная, каждую могилку помнил, куда детей закапывал. А сверху, как водится, уже нормального покойника, так, чтобы никто и никогда не узнал. Кроме господ полицейских, разумеется, от них какие могут быть тайны? Может, есть еще у него шанс на жизнь, у такого разговорчивого, а?

Следующим, так же тихо, взяли кучера. Допросили спокойно, без пыток, но выбор предложили столь же неотразимый. И тот также заговорил. Он оказался действительно кучером, работающим у одного зажиточного купца. Хозяин о художествах своего работника и не подозревал. Да и как? Лошадей надо каждый день в упряжи водить, при этом какая разница, кого и куда изредка, исключительно в свободное время, они возят? Подумаешь, заработает возница монетку-другую, кому от этого плохо? Главное, чтобы имущество было в сохранности. Потому после каждой поездки на кладбище экипаж приходилось мыть и чистить, так ведь это ему и так делать положено. И делать тщательно.

Откуда Серого Мэтью знает? Да как сказать, когда-то вместе работали… ну в смысле… вы же понимаете, господа полицейские.

Знала ли мамаша Шантерель, куда девочек увозят? Конечно знала, не раз втроем обсуждали, когда экипаж подавать, когда Мэтью назад приедет… Да, она на таких разговорах плакала, жалела несчастных, только на следующий день все равно выводила к экипажу, целовала. А потом опять плакала. Жалостливая вся такая…

Основная работа началась с рассветом. Полицейские окружили дом, три резервные группы расположились в условленных местах, главная встала у входа. Всего было задействовано двадцать пять человек, операций такого масштаба полиция Амьена еще не знала.

Ломиться в монументальную дубовую дверь не стали – парой лошадей выдернули оконную решетку, разбили стекло и зашли без проблем. Дежурному вышибале хватило ума притвориться предметом мебели и не мешать людям делом заниматься.

Вообще, все прошло на удивление спокойно. Только Серый Мэтью, спавший в дальней комнате на втором этаже, успел вскочить и схватить свою хитрую трость – сработали инстинкты матерого головореза. В одной ночной рубашке, босой, с клинком в руке он смотрелся комично, но был опасен. Не раздумывая, бросился на вошедших, стремясь прорубить себе дорогу к спасению, одного из полицейских даже смог ранить.

Романтику сцены испохабил Ажан – проскользнув за спину бандиту, он схватил первое, что попалось под руку, и швырнул ему в затылок. Вот только под руку попался чугунный ночной горшок. Громко, вонюче, но эффективно – противник лежит в глубоком нокауте, и это главное. А отмыть, убрать, проветрить – это все потом, успеется.

После того как связанного по рукам, благоухающего всеми ароматами выгребной ямы Серого Мэтью увели, Жан спустился вниз.

Представшая перед ним картина навсегда врезалась в память. Вдоль стены стояли четырнадцать девочек, наскоро одетых, полусонных, не понимающих, зачем эти взрослые дядьки вытащили их из теплых кроватей, почему они говорят, что надо уйти из этого уютного, такого любимого дома в этот злой мир, о котором у каждой из них остались страшные воспоминания.

А перед девочками стояла мамаша Шантерель… да какая там мамаша – молодая рыжеволосая, голубоглазая женщина с искрящимися глазами, и задорно рассказывала какую-то веселую детскую сказку.

– Ну все, фазанята, сейчас вы пойдете с этими дядями. Не волнуйтесь, все будет хорошо, мы скоро увидимся! – закончила она и кивнула полицейским, чтобы уводили.

Прямо любящая мать, святая и чистая, как мать Спасителя, спустившаяся к этим несчастным детям. Если забыть эксгумированные вчера трупы и расфуфыренную публику, покидавшую по ночам этот дом с рожами, довольными до омерзения.

Однако об этом потом, когда появится блаженная возможность просто побыть человеком, который умеет плакать, выть от горя и злости. Потом, не сейчас. Сейчас надо работать.

Обитателей дома уже увезли, и начался обыск. Или то, что обыском называется. Даже после тщательного инструктажа бравых полицейских хватало лишь на перетряхивание белья и переворачивание ящиков столов. Искать тайники, закладки? Это вы, господин сержант, что-то странное говорите, кто же в своем доме что-то прятать будет? Зачем? От кого, от самого себя, что ли?

Но даже такой обыск дал результаты. Обнаружились деньги, драгоценности, долговые расписки, написанные отдельными уважаемыми людьми.

Но главную драгоценность нашел Ажан. После целого дня работы, уставший, со слезящимися от постоянного напряжения глазами, он обратил внимание на мелкие царапины на углу одной из стенных панелей в комнате Серого Мэтью. Сама панель держалась крепко, но, в конце концов, ее удалось аккуратно подцепить и вынуть. За ней оказался тайник, и о такой удаче можно было только мечтать. В тайнике нашелся отчет некоего господина, не пожелавшего указать свое авторство, о том, кто в течение предыдущей недели посетил заведение мамаши Шантерель, во сколько пришел, во сколько ушел, с кем развлекался и подробности, от которых тянуло блевать.

Классический вариант подготовки шантажа, если бы не один нюанс. Рядом лежал частично заполненный документ, заполненный группами из четырех цифр, и отпечатанная в местной типографии книжка фривольного содержания с закладкой. Прокол, однако, коллеги! Держать такое вместе – это даже не глупость, это то, чего делать просто нельзя нигде и никогда. Хотя, надо отдать должное, о книжном шифре в этом мире до сих пор слышать не приходилось.

Довольный собой Ажан не спеша направился в полицию, представляя, как в ленивой манере, вроде как между делом, объявит о раскрытии иностранной, скорее всего кастильской резидентуры. В прошлой жизни ни одного шпиона не поймал, зато здесь они у него, как тараканы, под ногами крутятся, только успевай давить.

Сбылась голубая мечта профессионала! Ага.

На подходе к полиции отметил суету. Естественно, такое осиное гнездо накрыли, как без суеты. Но нет, что-то не так… Дьявол, совсем не так! Под армейским конвоем вывели Вида. Неужели не сдержался? Неужели… Нет! Конечно, нет! – Над головой капрала витал след неизвестного заклятья. Едва заметный, тающий буквально на глазах, но ведь он был! Был! Стоп. Не надо спешить, надо разобраться.

Хотя чего там разбираться? Дежурный сообщил, что капрал убил мамашу Шантерель и Серого Мэтью. Лично, сомнений никаких. «Грамотные» полицейские держали их в одной, отгороженной решеткой, комнате. Вида на глазах обалдевших коллег взял у дежурного ключ, вошел и перерезал горло. Вначале ему, потом ей. Себе пытался – не успел. Парням, которые среагировали и успели перехватить руку самоубийцы, надо ордена давать. Здесь нет орденов? Неважно, значит напоить их так, чтобы всю жизнь помнили! Ей-богу, есть за что.

Но это потом, сначала к помощнику интенданта.

Гурвиль нашелся выходящим из приемной де Романтена.

– А, герой… Ну как вам служится? Не скучаете у нас? Хотя о чем это я? Вы же нам веселье и обеспечили. Большое вам за это человеческое спасибо! – в голосе сарказм и злоба, а в глазах такая тоска…

– Вам ответ нужен именно на этот вопрос? – спросил Ажан, в упор посмотрев на Гурвиля.

Тот не отвел взгляд.

– А что, можешь ответить и на другие? Тогда пойдем ко мне.

В кабинете Гурвиля разговор продолжился.

– С вашего разрешения, господин майор, давайте обрисуем ситуацию. Поправьте, если ошибусь. Вначале мы берем Почку, которого обвиняем в убийстве Кривого Жака и подозреваем в работе на Шантерель. Убийца уверен, что его вытащит адвокат, этот Вержа, и тот действительно приходит, убеждает Маршанда отпустить Почку, но у лейтенанта не получается. Маршанд, прекрасный полицейский, злой, но бодрый, сам видел, уходит домой, а рано утором… ну, вы помните. Сейчас мы берем четверых, и двоих из них, самых важных, убивает другой прекрасный полицейский, а потом также пытается себя убить. Ничего не настораживает?

– Еще как! – хлопнул себя по лбу Гурвиль. – Точно, Вержа уже побывал здесь, совсем недавно, и даже минут пять беседовал с Вида. Два случая как один – не совпадение! – он азартно потер руки.

– Не совсем так. Я не дворянин, соответственно, ни колдовать, ни увидеть заклятия я не могу. Но давно и серьезно интересуюсь магией, много читаю, даже собрал неплохую библиотеку. Да что там, в крепости Сен-Беа мне пришлось помогать нашему магу, выпускнику Академии Морле. Так вот, я клянусь, что Вида был под заклятьем. Доказать не могу, но поверьте – был. А Маршанд – не был. По крайней мере, когда требовал от меня отпустить Почку.

– Был – не был, какая разница? Один мертв, второго скоро повесят. Точнее, сначала запытают до смерти, а уже потом повесят. И изменить ничего нельзя. Я, конечно, прикажу взять Вержа, только он наверняка уже убежал, знать бы куда.

– Вот это как раз известно, только нам не поможет, – и сержант рассказал о своих находках в доме мамаши Шантерель.

К сожалению, Гурвиль оказался прав – адвокат Вержа исчез, обыск в его доме не дал никаких результатов. Почти – в кладовке был найден рулон дорогой ткани, промаркированной одним из амьенских купцов. Две недели назад караван, перевозивший именно эту партию, был разграблен, весь груз похищен. По словам купца, ни одного рулона с этой маркировкой в городе не оставалось, он перед отправкой все проверял лично.