Текст книги "Приключения Лёньки и его друзей"

Анна Моисеевне с неодобрением посмотрела на Лёньку:

– Ты что, пьяный, что ли? Почему у тебя язык заплетается?

Поняв её вопрос, Лёнька попросил:

– Пить очень хочется. В горле всё пересохло. Дома я выпил какую-то таблетку, которую взял у мамы, и мне стало плохо.

Анна Моисеевна с недоверием посмотрела на Лёньку:

– Только одну таблетку?

– Нет, две, – еле-еле прошептал он.

– Но у нас здесь только дистиллированная вода…, – Анна Моисеевна растерянно огляделась по сторонам. – Ты будешь её пить?

Каким-то шестым чувством понимая, что это его последний шанс хоть что-то сказать на экзамене, он кивнул головой:

– Буду.

Анна Моисеевна, налив воды из большой, прозрачной колбы в большой химический стакан, протянула его Лёньке.

Он ватными руками взял его, приставил ко рту и большими глотками опрокинул в себя.

Увидев, что вся вода выпита, Анна Моисеевна тут же потребовала своим неизменным командирским голосом:

– Ну, давай, иди сюда и рассказывай, что у тебя там по билету.

Лёнька, еле-еле поднявшись из-за парты, шаркающими шагами поплелся к доске, нашёл плакат, который касался одного из вопросов, а остальное написал мелом на доске.

Анна Моисеевна вполуха выслушала его и начала задавать дополнительные вопросы. Но сил отвечать на них у Лёньки уже не было, и он что-то невразумительное мямлил в ответ.

Прервав свой допрос, Анна Моисеевна решила:

– Так, всё! Иди домой и быстро ложись спать, а потом мы уже разберемся с тобой и с тем, что с тобой произошло. Приходи к вечеру, когда мы будем зачитывать отметки.

Как Лёнька пришел домой, он не помнил. В памяти осталось только то, что он несколько раз падал на улице и бился о стенки домов.

Запомнилось одно, последнее. Это кровать, на которую он упал ничком.

В этот день из командировки должен был вернуться папа. Ребята его очень ждали. С вечера навели порядок по дому и приготовили обед.

Когда Лёнька плюхнулся на кровать, то папы ещё дома не было, но вдруг, сквозь сон, он услышал папин бас:

– Что это с Леонидом? Пьяный он, что ли, тут валяется?

На что Лёнька услышал Вовкин оправдывающийся голос:

– Да нет, ничего он не пьяный. Он только пришел, ничего не сказал и упал на кровать. Я только с него ботинки снял.

– Тогда, – уже зловеще гремел папин бас, – чего это он спит среди бела дня?

– Ну, плохо ему стало. Он таблетки утром мамины пил, я видел, какие, – видно Вовка показывал папе, что пил брат.

– Вот дурачок, это же мамины таблетки! – в папином голосе чувствовалась досада и раздражение. – Их надо пить только по назначению врача…

Но тут Лёнька опять провалился в какой-то розовый туман.

Только сквозь него он чувствовал, что кто-то ходил по комнате, тормошил его и раздевал.

А потом он вновь провалился в темноту.

Неожиданно какая-то сила вырвала Лёньку из темноты забытья.

Мысль, что ему надо идти в школу и узнать какую отметку он сегодня получил, заставила его встать, одеться и выйти из дома.

Ноги ещё слушались не полностью, но он всё равно брёл в направлении школы. А когда пришёл туда, то, как раз в это время, там вывесили список с результатами экзамена.

Найдя в себе силы, Лёнька подошел к доске, где были вывешены листы с отметками, нашел свою фамилию в списке и убедился, что сегодня по химии он получил тройку.

Особо это его не расстроило. Отчасти из-за того, что он ещё находился под воздействием маминых таблеток, а ещё потому что знал, что химия ему при поступлении в училище не понадобится. Там будут только физика, математика и сочинение, больше ничего.

Вечером папа Лёньку не ругал, а только больно постучал ему по лбу костяшками пальцев:

– Ну, где у тебя мозги? Ведь ты же мог отравиться и умереть!

– Да, что-то я об этом и не подумал, – ещё вяло в сознании прошелестела мысль, хотя на все папины доводы он молчал, изображая раскаяние.

– А так бы пятерку получил, – всё не успокаивался папа. – Эх ты! Балда! – досадно повторил он и, уйдя на крыльцо, нервно закурил.

А ещё у Лёньки был экзамен по обществоведению.

Этот предмет вела Валерия Павловна, очень симпатичная женщина. Муж её был военным, и они жили в военном гарнизоне за чертой города.

Она очень хорошо относилась к Лёньке из-за его активности на уроках. Лёнька постоянно готовил доклады, участвовал в обсуждении статей, но это обществоведение у него всё никак не шло.

В этом обществоведении было столько премудростей и занудства, что сил у Лёньки на него не было.

Как только он начинал читать этот чертов учебник, то сразу начинал резко зевать. От зевоты слезы градом катились из глаз. Поэтому он читал обществоведение с носовым платком или полотенцем в руках. А иной раз, случалось и так, что над этим учебником он засыпал и просыпался лишь только от того, что бился носом об него. Но кое-что он всё-таки прочитал. И кое-что из этих премудростей и фактов, осталось в его голове.

На последней консультации перед экзаменом Валерия Павловна отозвала Лёньку в сторону и, как бы невзначай, поинтересовалась:

– Ну, и сколько билетов ты осилил? – она с любопытством заглянула ему в глаза, которые он старательно прятал.

– Только тринадцать, – скорчил Лёнька несчастную физиономию, ощущая всю трагичность создавшейся ситуации.

– Не переживай, я покажу тебе, какой билет надо будет вытащить, – она наклонилась к Лёньке, обдав его дурманящим ароматом духов, и тихо произнесла на ухо, похлопав по плечу: – Учи билет двенадцать.

Ощутив тепло её руки, Лёнька в благодарности поднял глаза.

– Да всё будет хорошо, не переживай, – ещё раз повторила Валерия Павловна. – И не надо повторять эксперименты, как ты сделал это на химии, – это она уже сказала жёстче.

– Спасибо, – только и оставалось, что сказать Лёньке. – Но я ведь выучил уже тринадцать.

– Я тебе сказала – двенадцатый, – чувствовалось, что терпение её заканчивается и она, резко развернувшись, ушла в учительскую.

– Чё она тебе сказала? – услышал Лёнька ехидный вопрос от тут же подскочившего Черпака.

– Предупредила, чтобы я опять не напился таблеток, – беззаботно ответил Лёнька.

– А-а-а, – протянул Черпак. – Уже вся школа знает о твоих экспериментах. Слабак! – добавил он и, презрительно дернув плечом, отошел к девчонкам, о чем-то щебечущих у окна.

Лёнька же осилил только тринадцать билетов, а было их всего тридцать и завтра уже должен быть экзамен. Прочесть остальное было выше всех его сил.

Он тешил себя только одной мыслью:

– Да ну его в баню, это обществоведение. Всё равно тройку поставят. На что-нибудь натреплюсь.

Но предложение Валерии Павловны его окрылило. Он пришел домой и досконально изучил, этот злосчастный билет номер двенадцать.

Уверенный в своих силах и подбодренный обещанием Валерии Павловны, Лёнька пришел на экзамен без всяких трясучек и волнений.

Он с интересом смотрел на девчонок, сгрудившихся кучкой в конце коридора и что-то заученно повторяющих, на ребят, читающих учебники и пытающих хоть что-то напоследок запомнить из них. Все их переживания были от него далеко. Ему было спокойно. И не надо было никаких таблеток. Он верил, что всё будет замечательно, он верил Валерии Павловне.

Когда настала его очередь, он решительно вошел в класс и подошел к столу с разложенными на нем билетами. Валерия Павловна краем глаза показала ему взглядом на стол:

– Вон, тот билет бери, – показывал её взгляд.

Ленька протянул руку, согласно её взгляда, но она досадливо поморщилась и ещё раз показала глазами туда, где лежит нужный билет.

Лёнька сделал виток указательным пальцем, как будто пытался сделать выбор и ткнул в крайний билет в нижнем ряду.

Взяв билет, он с трепетом перевернул его и облегчённо произнес вслух:

– Билет номер двенадцать, – сам не веря, что такое может быть в жизни.

Да! Это был как раз двенадцатый билет!

Лёнька его прекрасно знал, потому что вечером он проштудировал его несколько раз.

Он сел за парту и сделал вид, что тщательно готовится, а когда подошла его очередь отвечать, рассказал все вопросы из билета, в ускоренном варианте.

Но тут ему начали задавать вопросы, про Ленина. Что? Ленин как Ленин. А чего он сказал тогда-то и чем всё это потом закончилось.

Ну, тут Лёнька и выпалил:

– Революцией это всё закончилось.

– Но почему революцией? – не отставала от него Вера Петровна завуч, учитель истории и парторг школы.

Вот тут Лёнька и начал плести какую-то околесицу, засыпавшись на этом вопросе.

Валерия Павловна смотрела на него с сожалением и, чтобы прервать экзекуцию, вопросительно посмотрела на остальных экзаменаторов:

– Я думаю, с Макарова хватит, – её голос был полон решительности, – так как всем нам прекрасно известны его знания и стремление к учебе, поэтому, я считаю, что он на все вопросы ответил.

Экзаменаторы дружно закивали головами, и Лёнька с облегчением покинул класс.

Поставили ему четверку.

После экзамена Валерия Павловна подозвала Лёньку к себе:

– Вот если бы ты не тарахтел, как пулемет, а спокойно и размеренно изложил тему, то и дополнительных вопросов бы не было. И получил бы тогда пять.

Но Лёнька был несказанно рад и четверке, потому что скинул с себя груз этой нуднятины и поэтому горячо поблагодарил Валерию Павловну, схватив её за ладони.

Она как-то сразу смутилась, вырвала руки и с досадой произнесла:

– Вот только этого делать не надо. Я понимаю, что тебя переполняют эмоции, но ты же мужчина и должен всегда держать себя в руках.

Наверное, это были самые правильные слова в такой ситуации. Лёнька их надолго запомнил. Они потом много раз помогали ему в жизни.

Предстоял последний экзамен по немецкому языку.

Вот какой экзамен меньше всего волновал Лёньку – так это экзамен по немецкому языку.

Первоначальные знания ему ещё вбили в голову в пятом и шестом классах, когда они только начали изучение немецкого языка.

Одним из преподавателей у них был бывший узник Бухенвальда, который внушил им, что язык врага надо знать досконально, чтобы его победить. Поэтому все его ученики чувствовали себя победителями и с удовольствием изучали немецкий язык. Здесь, в школе, Лёнька постоянно и настойчиво совершенствовал полученные знания и получал новые в течение года, изучая правила, переводя школьные тексты и даже читая книги.

Переводил он хорошо. Словарный запас у него был достаточный, чтобы все задания, переводы и упражнения выполнять регулярно и в срок. Поэтому сидеть три дня дома, и зубрить немецкий, никакого смысла не было.

Да и что к нему было готовиться? Поэтому он, со сверстниками играл в футбол.

Их школа находилась в центре небольшого городка. Там же были расположены стадион с футбольным полем и техникум со спортивными площадками.

Все Лёнькины одноклассники жили в том районе. Ему приходилось до стадиона идти минут десять, а остальные ребята жили в пяти минутах ходьбы от него.

Гоняли они футбол все вместе, постоянно играя в одной команде. Недостающих несколько человек они иногда добирали из желающих.

После одной из игр с ребятами с соседних улиц, они сидели на скамейках и отдыхали.

Вначале громко обсуждали результат матча, в котором они еле-еле победили, но потом Черпак как-то таинственно понизил голос, огляделся по сторонам и начал:

– А что будем делать после немецкого?

– Что, что? – Игорь Завьялов пожал плечами. – Получим аттестаты, посидим на торжественном ужине, и я поеду к родителям в Благ.

– А я, после получения аттестата, – подхватил Адам, – тоже поеду в Благ, к тетке, и подам заявление в БВТКУ.

– Чё? – ехидно спросил Черпак. – Танкистом есть желание стать?

– А почему бы и нет, – парировал Адам. – Обязанность Родину защищать – никто не отменял.

– Ну – ну, – чувствовалось, что Черпак что-то хочет сказать, но сдерживается.

Но, что-то решив для себя, он решительно начал:

– Да я вам не об этом сейчас толкую. Понятно, что аттестаты мы получим и на банкете посидим, а потом целую ночь гулять будем.

– А откуда ты это взял, что гулять будем до утра, – перебил его Толя Жук. – Может быть, я чего-то другого хочу.

– И чего это ты хочешь? – со смешком поинтересовался Лёнька.

– Как только получим аттестаты, то надо бы это событие отметить, – попытался объяснить Толя.

– Вот, вот, – тут же встрял Черпак. – Надо отметить. Помнишь, Макар, что я тебе после сочинения говорил.

– Конечно, помню, – подтвердил Лёнька правоту слов Черпака.

– А если помнишь, то, что я тебе предлагал? – Черпак нагло уставился на Лёньку.

– Чё предлагал, то предлагал, – Лёнька не смутился от напора Черпака и напрямую смотрел ему в глаза, как будто пытаясь отбить его очередную атаку. – На водку ты предлагал скинуться и забабахать её перед выпускным.

– Во, во! – обрадовался Черпак поддержке. – Ну и как вы на это смотрите? – он с надеждой оглядел собравшихся пацанов.

– Хорошо мы на это смотрим, – Толя радостно подскочил со скамейки. – Давайте скидываться.

– А чё? – как всегда медленно, и взвешивая каждое слово, поддержал Толю Шугар.

– Чё то мне не нравиться эта затея, – засомневался Игорь. – Вспомните, как мы в феврале ходили за Зею. Так напились, что китайцы с Даманского нас бы голыми руками передушили. Точно такое же может и сейчас повториться.

– Ну, не хочешь, – перебил Игоря Черпак, – так тебя никто не заставляет скидываться. А кто хочет, пусть сейчас об этом скажет. Пузырь я куплю, затырю дома и притараню после выдачи аттестатов.

Парни переглянулись, услышав такое предложение.

– А чё! – первым очнулся Адам. – Я не против. Сколько там этой водки-то будет. Примем немного для веселья и пойдём гулять.

– Точно, – поддержали Адама Жук с Шугаром. – Мы же не дети, чтобы соску сосать и лимонадик попивать на выпускном.

Лёньку такое предложение пугало, хотя и было заманчивым. Он прекрасно помнил, как в феврале они еле-еле успокоили Игоря, когда тот засобирался в десятиградусный мороз с ветром купаться и как Бибика вытаскивали из костра, куда тот завалился. Но, общее мнение пересилило его собственное, и он согласился:

– Давай скидываться, – поддержал Лёнька остальных пацанов.

Денег, конечно, ни у кого сейчас не было, поэтому Черпак решил:

– Так, ребя, идем по домам и моемся. Я буду дома. Так что вечером жду всех у себя. А потом я сам всё куплю и на выпускной принесу.

Так и порешив, они разошлись по домам.

Глава третья

На торжественном собрании, посвященному выдаче аттестатов, все выглядели чинно и благородно. Девчонки, как разноцветные цветочки, были краше одна другой. На пацанов было даже как-то непривычно смотреть. Они были в праздничных костюмах, белых рубашках и галстуках. Все были настолько серьезны и озадачены предстоящим событием, что переговаривались в полголоса, поэтому в зале стояла непривычная тишина. Даже родители, которые толпились в конце зала или стояли, прижавшись к стенам, и то молчали или, иной раз, перекидывались одиночными фразами.

Лёнькиных родителей среди них не было. Мама всё ещё находилась в больнице, а папа, как всегда, был в командировке где-то на севере Амурской области.

В зале была, скорее не тишина, а какой-то гул, который прервался только после того, как в зал вошли директор, завуч и учителя, которые принимали экзамены. Все они устроились за длинным столом, накрытым красной тканью. Перед завучем лежали документы, среди которой выделялась аккуратная стопка аттестатов.

Директор, подошла к краю стола, на котором стояла небольшая трибуна, и начала:

– Дорогие выпускники, дорогие родители…, – и её понесло.

Тут был и первый звонок и последний и перечисление достоинств и достижений школы, которой она руководила. Тут было всё.

Лёнька сидел со скучающим лицом и рассматривал девчонок, пацанов, в окружении которых он сидел, родителей, столпившихся у стен. На всё и на всех, кроме стола с трибуной и директором.

Эти напыщенные речи сидели у него в голове, как заноза. Он их ненавидел, хотя прекрасно знал, что ни одно собрание, ни одна бодяга не обходятся, и не будет обходиться без такой тягомотны. Надо было привыкать к этому. Ведь, впереди их ждала красивая, светлая жизнь, полная радости в которой произойдёт ещё не один десяток таких собраний. О чём битых полчаса вещала директор.

– И именно таких собраний, – это Лёнька уже добавил от себя и про себя.

– Так что Лёньчик, сиди и не рыпайся, – успокаивал он сам себя всё собрание. – Впереди, в этой светлой жизни ещё и не такое будет.

Но вот речь директора закончилась, и завуч принялась вызывать по фамилиям тех, кому предназначались аттестаты, аккуратной стопочкой, лежащие перед ней.

Вначале шли медалисты и отличники, потом хорошисты, а затем шёл долгий список тех, кто был троечником, а потом уже тех, на кого преподаватели плюнули и, закрыв глаза, поставили подписи на экзаменационных листах.

Когда, в середине списка, выкрикнули его фамилию, то Лёнька так же, как и все остальные ребята, быстро прошёл к столу.

Вера Петровна крепко пожала его ладонь со словами:

– Молодец, Макаров! Хорошо закончил школу. Я за тебя рада. Продолжай и дальше точно так же. Тогда тебя будет во всем ждать успех.

– Большое спасибо, – радостно произнес Лёнька и, выхватив из её рук аттестат, чуть ли не вприпрыжку, под одобрительный смех зала, вернулся на своё место.

Они сидели вместе с Игорем и с любопытством вертели и разглядывали аттестаты.

– Неужели я и в правду стал взрослым? – свербила Лёньку мысль.

Как-то всё неожиданно это случилось. Лёнька так ждал этого момента, а тут – бац! И ты с аттестатом. Бац – и ты взрослый!

Он посмотрел на Игоря:

– А ты чувствуешь, что ты взрослый? – как-то непроизвольно вырвалось у него.

Тот в недоумении посмотрел на Лёньку:

– То, что аттестат у меня в рука, – он повертел серенькой книжечкой, – в это я верю, а в то, что я как-то сразу стал взрослым… Не знаю. Может быть…, – и рассмеялся: – Поживем – увидим.

Неожиданно он поднялся и покрутил аттестатом над головой:

– Ну, чё, мужики! – громко выкрикнул Игорь, да так, что на него даже многие обернулись. – Будем отмечать нашу зрелость?

– Ты чё развыступался! – шикнул на него Черпак и дернул за рукав, заставив сесть. – Сейчас эта бодяга закончиться, и сразу пойдем взрослеть, – он, уже не стесняясь, громко рассмеялся.

Его смех и шутку поддержали радом сидящие парни и девчонки.

Когда собрание закончилось, то все с шумом и гамом начали выходить из актового зала и медленно двинулись в сторону спортзала, где были накрыты столы со всякой снедью.

Курящие пацаны не стесняясь вышли во двор и, уже не опасаясь преследований Веры Петровны, в открытую курили.

Войдя в спортзал, Лёнька увидел красиво сервированные столы, установленные в виде буквы «П».

На столах стояло множество тарелок с различными закусками, которые приготовили родители выпускников и принесли на банкет.

От ароматов, исходящего от блюд, у Лёньки даже закружилась голова. Он с самого утра ничего не ел и только сейчас почувствовал, как он голоден.

Выпускники медленно начали проходить к столам и рассаживаться. Каждый класс занимал свой стол.

Стол Лёнькиного класс находился справа, и он прошёл туда. Там уже Жук с Шугарычем и Игорем заняли места.

Лёнька устроился между ними, но Жук предупредил его:

– Два места береги. Сейчас Адам с Черпаком подойдут.

Адам в классе относился к числу курящих, поэтому сейчас он находился во дворе, с лицами себе подобными. Но многие ребята этой пакостью не увлекались. Кто из-за чего.

Лёнька – из-за того, что курение ухудшило бы его достижения в спорте и иссушало мозги. У остальных парней были свои причины, в которые Лёнька особо не вникал.

Вскоре появился Адам. Он вошел в зал, осмотрелся и, увидев одноклассников, занявших для него место, прошёл к ним.

Вскоре в зал влетел Черпак, что-то тщательно скрывающий под неестественно раздутым пиджаком. Увидев своих ребят, он устроился на свободном стуле и, вытащив пару бутылок из карманов пиджака, спрятал их под стол.

– Ну что, принёс? – полушепотом спросил запыхавшегося Черпака Игорь.

– Ага! – выдохнул Черпак. – Принёс, – и показал пальцем под стол.

– А чего две? – поинтересовался Адам. – Мы же договаривались про одну.

– Да Витька, мне посоветовал, – так же шепотом ответил ему Черпак. – Они на своём выпускном тоже взяли одну бутылку, так её им не хватило. Потом бегали в магазин. Вот я две и притаранил, – громким шепотом пояснил он.

У Черпака был старший брат, который два года назад закончил эту же школу. Лёнька его мало знал, потому что, когда два года назад они переехали в Свободный, брат Черпака уже учился в медицинском институте в Благовещенске.

За центральным столом вновь поднялась директор школы. Она постучала вилкой по пустому бокалу, добиваясь тишины в зале.

А когда гул и разговоры прекратились, то начала:

– Дорогие выпускники и т.д., и т. п. – слова этой речи произносились уже не один раз и были всем до оскомины знакомы, хотя сейчас они и были посвящены совсем другим событиям.

Она что-то вновь долго говорила, но всю её замечательную речь Лёнька пропустил мимо ушей, обдумывая, как же это надо будет справиться с двумя бутылками и что с ними случится после употребления оных.

Наконец-то директор закончила напыщенную речь, словами:

– А теперь наполним бокалы шампанским и выпьем за то, чтобы вы радостно и уверенно вступили в новую жизнь. Успехов вам во всем, мои дорогие выпускники!

В зале моментально поднялся галдеж, послышались хлопки бутылок шампанского, которое в небольшом количестве было выставлено на столы.

Но заговорщики, не подняли бокалов, которых и в принципе не было на столах, а вместо них стояли обыкновенные граненые стаканы. Они их просунули под стол, где Черпак налил каждому, чуть ли по половине стакана.

Для того, чтобы не было видно, что это не шампанское, Лёнька налил туда компот из рядом стоящего графина.

В зале уже раздавался звон стаканов и выкрики:

– За новую жизнь! За учителей! Спасибо, школа! – ну, и многое другое.

Орали все, кому было не лень.

Заговорщики тоже, переглянувшись, скрестили свои стаканы с пойлом, закрашенным компотом.

Как бравые выпивохи, они опрокинули стаканы с его содержимым в себя.

Пойло неожиданно обожгло горло и все внутренности.

Лёнька невольно поперхнулся и постарался сдержать непроизвольный кашель, возникший от першения в горле. Посмотрев на ребят, он увидел, что они испытывают примерно то же самое, что и он.

У всех парней глаза были выпучены, и они глотали воздух широко раскрытыми ртами, всё равно, что рыбы на песке.

Черпак едва прошептал:

– Закуски накладывайте. Жрите побольше.

Услышав такой приказ, Лёнька тут же положил себе, из рядом стоящей тарелки оливье, и принялся его усердно поглощать.

Но, несмотря на то, что желудок был наполнен салатами и прочей пищей, опьянение наступило моментально.

Поглощенная жидкость так врезала по башке, что Лёнька моментально стал каким-то дурачком. Он не знал, как чувствовали себя остальные ребята, но ему было не по себе. Он думал, что ему станет весело, легко и свободно, а получилось совсем наоборот. Всё отдалилось на задний план. Он не слышал уже ни шума, ни гама в зале. Голова пошла кругом, ему ничего не хотелось и наступило полнейшее отупение.