Текст книги "Приключения Лёньки и его друзей"

***

У бабушек был брат, которым они очень гордились. Звали его Леонид. Именем его и назвали Лёньку.

Леонид Иванович был участником Гражданской войны, боёв на Халкин Голе, Финской и Великой Отечественной войны. Он был награжден двумя орденами Ленина, тремя орденами Боевого Красного Знамени, орденами Кутузова и Суворова, красной Звезды и несколькими различными медалями.

После войны в звании генерала лейтенанта он был начальником Тульского артиллерийского училища. После стольких перенесённых лишений и многочисленных ранений, он недолго прожил после Великой Отечественной войны, и умер вскорости после рождения Лёньки. Так что Лёнька не застал его в живых, но всегда гордился тем, что носит имя своего двоюродного деда, с которым его родной дед Даниил Иванович, вместе воевал во время Гражданской войны в одном полку.

В то время дед Лёня был командиром полка, а дед Даниил – комиссаром этого же полка.

Глава третья

Утром Лёнька без посторонней помощи проснулся сам.

Сна не было и, поворочавшись, он посмотрел на часы, которые вечером так и не снял. Было семь утра. Конечно, для жителей Ленинграда это было раннее утро, но по его внутренним часам был уже час дня. Он сам удивился:

– Где это видано, чтобы я спал дома до часу дня?!

Чувствовалась перемена во времени. Бабушки ещё мирно спали, а Лёнька уже и лежать устал. То тут у него заболит, то там зачешется. И, как он не старался ворочаться как можно тише, всё равно разбудил бабушку Зину.

– Ты чего это не спишь? – бабушка осторожно встала со своей кровати и, проходя мимо Лёньки, спросила, потрепав по всклокоченным волосам внука.

– Так не могу я уже спать, – Лёнька перевернулся на спину и сладко потянулся.

– А, – протянула бабушка, – ну это перемена времени. Тебе ещё долго будет аукаться ваше дальневосточное время, – так же шепотом продолжала она. – Надо привыкать к ленинградскому.

– Ну, понятно, – Лёнька ещё раз сладко потянулся.

– А ты давай, не разлёживайся больше, – бабушка пошла дальше на кухню, – вставай, умывайся, да скоро завтракать будем. Да не шуми слишком, а то Марусю разбудишь.

– Да не сплю я уже, – послышалось с соседней кровати. – Давно я уже слышу, как Лёнечка ворочается, – она тоже встала и пошла вслед за сестрой.

Получив такие указания, Лёнька разлеживаться больше не стал. Встав с кровати, он сделал несколько отжиманий от пола и приседаний, чтобы окончательно прогнать сон и пошёл умываться.

Умывшись, он вернулся в комнату, и увидел на сервированном столе свежеприготовленную яичницу с колбасой, серый хлеб и масленку со сливочным маслом. Рядом со всей этой красотой стоял пузатый самовар.

У них дома они тоже пили чай из электрического самовара. Но этот, хоть тоже был электрический, но сделан был не из никелированной стали, а из какого-то красного металла. Бока самовара были начищены до блеска и ярко отражали лучи солнца, попадавшего на него.

– Не задерживайся, – мягко сказала бабушка Зина. – Садись, будем завтракать, а то мы тебя уже заждались, – и, посмотрев на Лёньку, усмехнулась: – Чего это ты там, как красна девица, расплескался?

Лёньке стало неудобно за свою задержку и он, быстро убрав полотенце с плеча и накинув свежую рубашку, устроился за столом.

Бабушки и не торопились никуда. Они, мирно беседуя, вновь вспоминали былое, прихлебывая чай из больших старинных фарфоровых чашек.

Лёньке были очень интересны их воспоминания, которые касались их родителей, молодости проведенной в Смольнинском училище благородных девиц, да и о многом другом, что Лёнька слышал впервые.

Дома об этом у них мало говорилось. Папа был вечно занят на работе. У мамы полно хлопот по дому. Так что особого времени для рассказов то и не было.

Папа иногда вспоминал о том, как они жили во время войны, о бабушках, о войне… Но так, чтобы тебе воочию рассказали о тех временах реальные участники этих событий, для него это было полной неожиданностью. Хотя он и прочел множество исторических книг о тех временах, но у него сейчас создавалось впечатление, что он открыл новую, совершенно незнакомую книгу по истории и подробно изучал её. Изучал и узнавал подробности, напрямую связанными с его семьей, с его родом.

Лёнька внимательно слушал бабушек, а те, увидев, что он не на шутку заинтересовался их рассказами, всё подробнее и подробнее расписывали свои воспоминания.

Вскоре бабушка Зина, посмотрев на часы, всплеснула руками:

– Так мы же к Димочке собирались сегодня! Нас и Валя будет там ждать! А мы тут засели.

Бабушка давно не видела своего сына, да и он к ней не заезжал, всё был занят на работе.

И бабушка Маруся тоже очень хотела увидеть Диму, потому что они, еще до Лёнькиного приезда, решили съездить к нему. А так как Лёньке сейчас делать было нечего, то и он увязались ехать с ними.

Дима с Валей получили недавно квартиру на Гражданском проспекте. Бабушки ещё там не были, и им очень хотелось посмотреть, как они там устроились.

Обе бабушки были коренными ленинградками, поэтому Лёньку не беспокоил вопрос о том, что он заблудится в незнакомом городе.

Они вышли из дома и, пройдя в метро, быстро доехали до Академической. Там они пересели на троллейбус, и доехали до новых высотных домов, в одном из которых получил квартиру дяди Дима.

Квартира оказалась на втором этаже. Так что даже не пришлось пользоваться лифтом.

Тётя Валя была как раз дома. Возле неё крутился восьмилетний сын Алёшка.

Бабушки, не успев ещё и раздеться, сразу же попросили Валю показать им квартиру.

Квартира всем понравилась. Три большие комнаты, туалет с ванной, большие коридор и кухня.

Валентина была счастлива от того, что сейчас они перебрались сюда из тесной коммуналки на Чёрной Речке.

После осмотра квартиры, бабушки с тётей Валей сели в большой комнате за стол и принялись чаёвничать.

Лёнька устроился рядом с ними, слушая разговоры о квартире и планах тёти Вали о её благоустройстве.

Но, после второй чашки чая ему стало скучно и он, пройдя в соседнюю комнату, открыл окно и смотрел на улицу, где на пустыре возводился ещё один такой же громадный дом.

Алёшка всё время бегал вокруг Лёньки и, задавая свои глупейшие вопросы, всё время старался что-нибудь вытворить, чтобы Лёнька обратил на него внимание.

Лёньке было не интересно возиться с Лёшкой и он, отвесив ему пару затрещин за его проказы, остался один, наслаждаясь теплом и покоем.

Ближе к вечеру с работы вернулся дядя Дима. Увидев Лёньку, он радостно обнял его со словами:

– Вот это да! А то я думал, какой же ты стал. Я ж помню тебя два года назад ещё, ну совсем пацана, а тут ты вымахал! Настоящий парень! И на отца то, как похож! – а потом, извиняясь, добавил: – Не смог я тебя встретить, ты уж извини. Меня в тот день здорово напрягли с работой. Пришлось даже выйти во вторую смену. А когда прилетел твой самолёт, то я ещё не успел вернуться домой с работы.

– Да, ничего страшного же не случилось, – прервал его объяснения Лёнька. – Справился я со всеми переездами сам. Не в тайге же. Людей вокруг – вон сколько! – он обеими руками постарался показать сколько их. – К каждому можно обратиться. Никто не откажет в помощи. Ну, а тут… – он пожал плечами и причмокнул краешками губ, – ну, случилось, так случилось. Ничего же страшного не произошло, – повторил он.

– Молодец, что ты сообразил, как правильно ехать, – облегченно вздохнул дядя Дима. – Ну, рассказывай, какие планы, что планируешь. Если какая помощь нужна, то не стесняйся, говори.

– Конечно, нужна, дядь Дим. Мне надо подать документы в ЛВИМУ. Папа говорил, что ты мне поможешь в этом деле, а то я не знаю, куда ехать и что там делать…

– Помню, помню, – обнадежил его дядя Дима. – Проблем с этим не будет. Я уже узнавал, как это делается. Завтра отпрошусь с работы, и мы с тобой обязательно туда съездим.

У Лёньки, как гора упала с плеч, но у него было ещё одно дело, о чём он тут же напомнил дяде Диме:

– Родителям ещё надо дать телеграмму, что я добрался нормально.

– Телеграмму? – удивленно посмотрел на Лёньку дядя Дима. – Нет проблем. Пошли, – они быстро прошел в коридор. – Почта в соседнем доме. А пока ты телеграмму будешь отсылать, я в гастрономе что-нибудь куплю к чаю. А то я тут смотрю, Валечка вас чуть ли не гольной водой потчует.

Они вышли из квартиры и прошли к соседнему дому, в котором с одной стороны была почта, а вторую половину первого этажа занимал гастроном.

На почте было безлюдно и Лёнька, написав телеграмму, там почти не задержался.

Выйдя на улицу, он увидел, что дяди Димы ещё нет и, зашёл в гастроном, где и увидел его, стоящим у кассы.

Дядя Дима, увидев Лёньку, помахал ему рукой, обозначая, чтобы тот к нему подошёл.

– Ты что-нибудь хочешь? – спросил он у подошедшего Лёньки, а тот, немного стесняясь, пожал плечами:

– Да, ничего особенного. Я сыт, – и принялся изучать цены и наличие продуктов за стеклянной витриной прилавка.

В глаза сразу бросился более богатый ассортимент на витринах и полках гастронома. У них в городе он был поскромнее. Да и цены здесь были немного ниже. Лёнька хорошо знал цены на все продукты, так как последнее время у них в семье только он ходил в магазин. Приглядевшись, он увидел, из-за чего цены были ниже. На них не было указана поясная цена.

В небольшой прострации он побродил по гастроному, а потом, когда дядя Дима купил всё, что ему было надо, они вместе вернулись домой.

По пути, дядя Дима продолжил прежний разговор:

– Ты, Лёня не переживай о поступлении. Время для подачи документов у тебя ещё есть, так что я узнаю на работе, когда я смогу взять выходной за переработку, вот тогда мы с тобой и сходим в это твоё ЛВИМУ, – он усмехнулся и приобнял Лёньку за плечи.

Бабушки ещё недолго просидели за чаепитием и вскоре они все вместе вернулись домой на Бармалеевскую.

На следующий день после завтрака бабушки посовещались и решили:

– Надо съездить на Бела Куна. Давно мы не видели Володечку с Олечкой и очень по ним соскучились. Да и с Валей мы вчера об этом договаривались.

На сборы много времени не ушло и вскоре бабушки и, присоединившийся к ним Лёнька, выдвинулись из дома.

Погода была отличная. Народу на улицах и в метро было немного, была середина дня, поэтому они вскоре, без особых трудностей, добрались до места.

Квартира у дяди Володи и тёти Оли была на седьмом этаже. Лифт работал исправно. И на мелодичный звонок дверь распахнулась почти сразу же, как будто их уже там ждали.

Тетя Валя с Лёшкой уже были там. По разговорам женщин, Лёнька понял, что и они только что приехали.

Тётя Оля встретила всех радушно.

Она расцеловалась с бабушками, а увидев Лёньку, искренне удивилась:

– А это что за молодой человек с вами?

– Так это же старший сын Володи, – бабушка Зина обняла Лёньку и выдвинула его вперед. – Вот, приехал поступать в мореходное училище. Хочет быть моряком, как и его дед.

Тётя Оля доброжелательно протянула Лёньке руку:

– Наслышаны уже о тебе, Лёнечка. Проходи, проходи. Рада тебя видеть. Всё не могла представить себе, какой же это Володин старший сын. А теперь вижу, что моряк из него точно получится.

От таких похвал Лёнька зарделся и смутился, но в оправдание ответил:

– Это ещё надо поступить, а потом уже говорить, стану ли я моряком или нет.

– Да станешь ты им! – чуть ли не в один голос, начали заверять его бабушки. – Вот Вольдемарчик, – бабушки почему-то его дедушку всегда называли Вольдемарчик, – тоже боялся, а стал же им!

– Да, стал, – немного огорченно произнесла бабушка Зина, – и, если бы не революция так им бы и был, – а потом рассмеялась: – Так он нас и не покатал по морю! Наверное, Лёнечка это сделает за него.

Они все вместе рассмеялись этой шутке, а тётя Оля заметила:

– Чего это мы в прихожей разговоры затеяли, проходите и усаживайтесь, – и, обняв Лёньку за плечи, увлекла за собой.

В большой комнате, обставленной красивой мебелью, посередине стоял круглый стол, на котором в самом центре красовался торт, а по краям стола были выставлены красивые чайные чашки, расписанные цветами и журавлями, на таких же изысканных блюдцах.

– Садитесь, садитесь, – голос тёти Оли был настолько доброжелателен, что Лёнька автоматически ему повиновался.

Но тут он заметил небольшую девочку, робко выглядывающую из-за тёти Олиной юбки:

– А тебя как зовут? – Лёнька непроизвольно присел и протянул руки к этому нежному созданию, которое от услышанных слов ещё больше застеснялось и спряталось за мамину юбку.

Увидев смущение девочки, тётя Оля нежно произнесла:

– А ты чего это, Ларочка, так застеснялась. Вот, смотри какой братик к тебе приехал, – но Ларочка вообще спряталась за мамину юбку и никак не хотела оттуда выходить.

Тогда тётя Оля развернулась, подхватила Ларочку на руки и подошла к Лёньке:

– Ну, чего это ты так застеснялась? Лёнечка у нас хороший и добрый, – она перевела свой взгляд с Ларочки на Лёньку. – Дай ему ручку и поздоровайся.

Ларочка опасливо протянула Лёньке свою маленькую ручку и тоненьким голоском произнесла:

– Здравствуйте.

Лёнька, в ответ на эти слова, взял Ларочкины ручку в свои, и ощутил, насколько они были маленькими, нежными и тёплыми.

– Привет, привет, – как можно ласковее произнёс он и посмотрел в большущие Ларочкины глазки. – Дружить будем? – так же тихо проговорил он, заглядывая Ларочке в личико, обрамленное светлыми кудряшками.

– Да, – раздался в ответ такой же нежный, ангельский голосок.

– Ну, вот и отлично, – заключила тётя Оля. – А теперь иди, – она опустила Ларочку на пол, – бери Лёню за ручку и поиграй с Алёшей в своей комнате.

Ларочка, оказавшись на полу, уже смело взяла Лёньку за руку и тихонько потянула за собой в одну из комнат, из которой выглядывала Лёшкина физиономия.

Лёнька прошел в детскую комнату, но вскоре туда заглянула тётя Оля.

– А ты чай с нами пить будешь? – спросила она у Лёньки.

А что ему было отвечать:

– Конечно, буду, – без всяких размышлений брякнул он.

Тётя Оля довольно усмехнулась:

– Ну, тогда все вместе, – она приглашающе махнула рукой, – пошли пить чай, – и, подхватив Ларочку на руки, веско добавила: – С тортом.

Все прошли в комнату с накрытым столом, и расселись вокруг него. Лёшку посадили рядом с Лёнькой.

Лёшка, ничего не стесняясь, сразу принялся уминать торт, закладывая большие куски за пухлые щёки.

Он быстро умял положенный ему на тарелку кусок и громко потребовал:

– А я ещё хочу.

– Сейчас, сейчас, солнышко моё, – засуетилась тётя Оля и положила ему на тарелку ещё точно такой же кусок.

Лёшка тут же умял его и, не спросив разрешения и никого не поблагодарив, выскочил из-за стола и убежал в детскую комнату.

Ларочка сидела рядом с мамой, которая маленькими кусочками с ложечки, кормила её тортом.

Бабушки с тётей Валей и тётей Олей вели оживленную беседу о каких-то женских делах, которые Лёньке были абсолютно не интересны. Он спокойно ел вкуснейший торт, временами прихлебывая чай из красивой чашки из тончайшего фарфора.

Лёшке, по всей видимости, надоело сидеть в детской, и он зашел в комнату, где бабушки и тетушки были увлечены беседой.

От безделья он залез под стол и стал подглядывать за бабушками снизу. Тем было неудобно от таких подглядываний, и они плотнее натянув юбки на колени, продолжали беседу.

Почему-то никто не сделал этому толстому нахалу замечание и не вытащил его из-под стола.

Заметив непристойное поведение братца, Лёньке стало неприятно от такого нахальства обнаглевшего Лёшки.

Он вышел из-за стола и с того места, где не было стульев, нагнулся и вытащил за ногу Лёшку. Тот от таких противоправных действий извивался и чуть ли не орал:

– Пусти меня! Мне больно!

Но бабушки и тётушки, как будто и не замечали этой борьбы, только тётя Валя недовольно посоветовала Лёньке:

– Ты с ним поосторожней, Лёнечка, а то он ещё брыкаться и кусаться начнёт.

Поняв, что никто не против, чтобы он приструнил наглеца, Лёнька беззастенчиво вытащил вопящего Лешку из-под стола и, поставив его на ноги и встряхнув, отволок на кухню.

Там, ещё раз встряхнув его, но уже посильнее, он пригрозил разбушевавшемуся братцу:

– Если ты, гад ползучий, будешь валяться под столами, то я тебе вообще башку оторву! Понял!? А если я ещё раз увижу, что ты так делаешь, то вообще прибью. Понял!? Ты чего это тут такое вытворяешь? Ты что, не знаешь, что этого нельзя делать?

Лёшка примолк и только усиленно шмыгал носом. Для верности своих обещаний, Лёнька врезал ему ещё и подзатыльник. Лёшкины всхлипывания и сопения моментально прекратились, и он только испуганно смотрел на разъяренного Лёньку.

После подзатыльника Лёшка моментально умолк, а Лёнька приобнял его и они, обнявшись, как лучшие друзья, прошли мимо бабушек и тётушек в детскую комнату под их любопытными взглядами. Лёнька только краем уха услышал тихий голос тёти Вали:

– Чего это Лёня с ним сделал? Посмотрите на этого ребенка! Не узнать! Золото!

Лёшку и точно, как будто подменили, он угомонился и стал вновь послушным ребёнком.

В детской комнате он мирно играл с Ларочкой под зорким наблюдением Лёньки.

Поняв, что выступлений со стороны Лёшки больше не последует, Лёнька вернулся к столу, чтобы доесть оставшийся кусок торта и допить чай.

При его появлении, разговоры сразу утихли и бабушки с тётушками с любопытством смотрели на Лёньку.

Разрядил тишину голос тёти Оли:

– Так у тебя уже и чай остыл, Лёнечка. Давай ка я тебе свеженького налью.

Она подошла к Лёньке и наполнила его чашку свежим ароматным чаем.

Делая вид, как будто ничего не произошло, Лёнька принялся доедать торт, запивая его чаем, а бабушки с тётушками продолжили воспоминания о войне, о блокаде, о своих мужьях и тех трудностях, которые остались уже далеко позади.

Ну что же делать, большая жизнь прошла, все они пережили и блокаду, и тягости прошедшей войны. И эти беды, причиненные войной, никогда не покинут их и навсегда останутся в воспоминаниях. Ведь такое, что пережили они, забыть невозможно.

Бабушку Зину с сыном вывозили по Ладожскому озеру по «дороге жизни» на Большую землю, а потом они приехали к Лёнькиной бабушке в Бийск. Папа Лёньке рассказывал, как они жили в те нелегкие годы в Бийске. Как туда с детьми приехала его тётушка Зина и какими они были голодными и изможденными.

А бабушка Маруся рассказывала о том, как она, когда война только началась, бросив все вещи, села с детьми на первый же поезд и поехали на восток, к своей сестре Кате.

Только так они и спаслись, хотя ни одежды, ни денег не было. Ничего не было, но каким-то образом они добрались до места и выжили.

Лёньке было интересно слушать эти воспоминания о том, как они несколько лет жили в Сибири, а потом, уже ближе к победе, бабушка Зина вернулась в Питер, а бабушка Маруся уехала в Москву, куда в то время перевели её мужа.

Они ещё долго обо всем этом говорили, вспоминали пережитые тяготы, и даже в некоторые моменты и слезки вытирали.

В конце концов, когда разговоры закончились, бабушки сердечно распрощались с тётей Олей и вернулись домой.

Глава четвёртая

А утром дядя Дима заехал за Лёнькой, как и обещал, и они поехали подавать документы в ЛВИМУ на Косую линию на Васильевском острове.

Большое трёхэтажное здание из красного кирпича, поразило Лёньку своей величественностью и стариной. По обе стороны от входа лежали массивные якоря, а у входа стоял курсант в белой фланельке с тремя лычками, черных отглаженных брюках и кожаным ремнём на поясе с блестящей бляхой.

– Ого! – подумалось Лёньке: – Так это же третьекурсник!

Курсант внимательно посмотрел на Лёньку и дядю Диму.

– Вам куда? – вежливо поинтересовался он.

– Документы я хочу подать для поступления, – быстро ответил Лёнька.

– Тогда Вам на второй этаж. Следуйте по указателям, пожалуйста, – так же вежливо ответил курсант и указал на массивную дверь.

Они вошли в огромный холл, где на них сразу пахнуло прохладой. На улице было жарко, а здесь свежо и прохладно.

Лёнька с неподдельным интересом осмотрелся и был поражён увиденным.

На стенах и вдоль них везде висели морские атрибуты и были расставлены макеты старинных кораблей. В широких, гулких коридорах дышалось легко и свободно.

Приглядевшись, Лёнька сразу заметил таблички со стрелкой, на которых было написано – «Приёмная комиссия» и они пошли по этим указателям на второй этаж.

В большой комнате с огромными окнами, где располагалась комиссия, было светло и просторно. По периметру стояли столы с табличками, обозначавшие факультеты.

Лёнька с дядей Димой подошли к одному из столов, на котором красовалась табличка «Судомеханический факультет».

Дядя Дима удивленно посмотрел на Лёньку:

– Ведь ты же хотел стать моряком. Зачем тебе судомеханический факультет? Тебе надо на судоводительский.

– Нет, дядь Дим, – возразил Лёнька. – Мы с папой и мамой решили, что я буду поступать на судомеханический, – и он уверенно посмотрел на него.

– Ну, смотри, – пожал плечами дядя Дима. – Вам там виднее. По мне бы лучше – на судоводительский. Вот и дед твой туда же поступал, закончил его и в море ходил.

Но Лёнька больше не стал спорить с дядькой и сел за стол с надписью «судомеханический факультет».

Миловидная женщина внимательно посмотрела на него:

– Так Вы решили поступать именно к нам?

– Да! – подтвердил Лёнька. – Именно на судомеханический факультет.

– Тогда давайте сюда Ваши документы, – так же вежливо продолжила она.

– Пожалуйста, – Лёнька достал из портфеля документы, которые были указаны в письме, которое они получили ещё в мае на запрос о поступлении.

Женщина быстро всё оформила и так же вежливо спросила:

– А во время поступления, где Вы собираетесь жить? Дома или в экипаже?

Слово «экипаж» как маслом прошлось по Лёнькиному сердцу, и даже заинтриговало его. Поэтому он, не задумываясь, сразу же ответил:

– Конечно в экипаже!

Дядя Дима в недоумении посмотрел на Лёньку:

– Зачем тебе он нужен, этот экипаж. Живи у бабушки, тебе там будет хорошо и спокойно. Да и кормить она тебя будет, – для значимости своих слов, добавил он.

– Ну, одно дело жить у бабушки, – возразил Лёнька, – а другое – что мне надо готовиться к экзаменам. Мне тишина нужна. Я не могу заниматься, когда кто-то у меня над душой стоит.

Дядя Дима вновь пожал плечами:

– Ну, сам решай, что тебе будет лучше. Тебе видней, что ты хочешь, и что тебе будет мешать или не мешать, – это он уже добавил с легко скрываемым раздражением. – Действуй, как сам считаешь нужным.

Вообще-то дядя Дима был бывшим десантником. Рассусоливать и тянуть он не любил. Для него всегда нужна была конкретика и ясность вопроса. Поэтому, получив Лёнькин ответ, он отошел от стола и вышел в коридор.

– Так Вы решили, где Вы будете жить? – вновь поинтересовалась женщина.

– Да. Решил, – уже уверенно ответил Лёнька. – В экипаже.

– Ну, что ж. Хорошо, – уже безразлично ответила женщина. – Сейчас я Вам выпишу направление в экипаж, и завтра с утра Вы можете туда заселиться, только перед заселением получите справку у врача. Он будет там с утра. Вы его сможете найти на первом этаже первого корпуса, – она наклонилась над столом и, выписав направление, передала его Лёньке.

После подачи документов, Лёнька с дядей Димой вернулись на Бармалеевскую

Бабушки, как только услышали, что Лёнька завтра собирается уезжать он них, принялись охать и ахать.

– Ой, Ленечка, родненький, да как же ты от нас уедешь? Да где же ты будешь кушать? А какие там условия? Неужто и помыться негде будет?

– Да нормальные там условия, – начал объяснять им дядя Дима. – И столовая, и баня – всё там есть. И бельё свежее. Чего вы так распереживались? – хотя конкретно об этих вещах дядя Дима ничего не знал.

– Да как же он там жить-то будет? – всё не унимались бабушка Зина. – Ведь он же ребенок!

– Да какой он ребенок! – уже возмутился дядя Дима. – Ты вспомни меня, мама, – посмотрел он на бабушку Зину. – Во сколько я в армию пошел? Вот-вот в восемнадцать. А ты горькие слезы тогда лила. Ничего же не случилось! Только стал сильнее, и жизнь познал с изнанки. А там и столовая, и баня, и белье чистое и тепло, и уютно. А Лёне тоже почти восемнадцать. Справиться он! Справишься? – он по-дружески похлопал Лёньку по плечу.

– Конечно! – тут же задорно подтвердил Лёнька. – Чего не справиться? Тем более что мне к экзаменам готовиться надо. Тишина нужна, да и близко там до училища.

Услышав такие веские аргументы и со стороны Лёньки, бабушки грустно приумолкли.

Бабушка Маруся, молча подойдя к Лёньке, погладила его по «ёжику» волос на голове, прижала к себе и со слезой в голосе произнесла:

– А, может быть, ты и прав, хороший ты наш.

А бабушка Зина, стараясь перевести разговор в другое русло, скомандовала:

– Так, мальчишки, быстро руки мыть и – за стол. А то, того и гляди всё простынет и греть снова придётся.

После обеда дядя Дима уехал домой.

А Ленька остался до утра у бабушек.

Бабушки весь вечер сокрушались, что как же это так, что их маленький внучок уедет от них, что ж он там буду кушать, что же он там будет делать, и какая там обстановка. Они гадали над всем этим, сидя в креслах под торшером.

У каждой из них на коленях лежала книжка, но они за вечер не перевернули в них ни одной страница, так они были заняты своими переживаниями.

И, только опять вспомнив войну, своих детей и те трудности, которые им пришлось пережить, пришли к выводу, что Лёнькин поступок только закалит его, как мужчину. И если он со всеми этими трудностями справится, то это только пойдет ему на пользу в его дальнейшей жизни.

Ленька периодически вмешивался в их разговоры, настаивал на своём, а бабушки, слушая его аргументы, постепенно сдавались.

И действительно. Ведь здесь была только одна большая комната, где пока жили обе бабушки. Бабушка Маруся, дней через десять, должна была уехать домой, в Москву.

Да ещё если Лёньке надо будет готовиться к экзаменам, то надо будет создать ему для этого условия. А это было практически невозможно, потому что бабушки постоянно о чём-то говорили и обсуждали.

Они и сами понимали, в конце концов, что были не правы.

А утром, провожая Лёньку, они обе прослезились и, обнимая его, который раз напоминали:

– Ты, Лёнечка, смотри, приезжай к нам почаще, навещай нас. Как только экзамен сдашь, сразу чтобы приехал и навестил нас. А мы папе твоему позвоним и скажем, что у тебя всё хорошо и ты поехал жить в училище.

Они обе страдальчески смотрели на Лёньку, периодически поглаживая его то по голове, то по плечам и всё это говорили так трагично, что Лёньке показалось, что его провожают на войну, откуда он живым не вернётся.

Чтобы прекратить этот поток стенаний и слёз, Лёнька высвободился из объятий бабушек, поцеловал каждую из них и, забросив сумку на плечо, громко попрощался:

– Спасибо за всё, родные мои! Обязательно позвоню и приеду, – и резко развернувшись, пошёл к остановке троллейбуса.

Но, перед тем, как выйти на Большой проспект, он обернулся, чтобы посмотреть на тот дом, который так его тепло принял, и увидел в проеме двери двух худеньких старушек, прощально машущих ему вслед.

Что-то внутри груди у него ёкнуло, в глазах неожиданно засвербило и он, махнув на прощанье бабушкам рукой, скрылся за углом.

Путь до училища был Лёньке уже известен, поэтому он сел в подошедший троллейбус и поехал в экипаж.

Бравый курсант с тремя лычками на рукаве, преградил ему путь на проходной.

– Куда и зачем? – он окинул Лёньку пытливым взглядом.

– Я абитуриент и получил направление в экипаж, – несмело промямлил Лёнька.

– А направление есть? – курсант грозно смотрел на Лёньку.

– Да, есть, – уже более уверенно ответил тот.

– Тогда показывай его, – потребовал курсант.

Лёнька достал направление из портфеля и передал его курсанту. Тот внимательно его изучил и, вернув бумажку, показал рукой:

– Иди к тому зданию. На первом этаже найдёшь врача, получишь справку, а потом поднимайся на третий этаж. Там сейчас живет абитура с судомеха.

Найти врача было легко. Он сидел в одной из комнат первого этажа с табличкой «МЕДКОМИССИЯ».

Врач окинул Лёньку оценивающим взглядом с головы до ног и обратно:

– Вши есть? – безразлично произнёс он.

– Нет, – тут же ответил Лёнька, остолбеневший от такого риторического вопроса.

– Отлично, – уже спокойно продолжил мужчина в белом халате. – Вот тебе справка, – он что-то черканул на каком-то бланке, – иди на третий этаж, там отдашь её командиру роты, а он уже направит тебя к коменданту. Понял? – воззрился он на стоящего перед ним Лёньку, протягивая ему справку, на что Лёнька только молча кивнул головой: – Ну, тогда иди. Кругом! – уже скомандовал врач.

Лёнька, интуитивно поняв, что тут слезы с ним разводить, как бабушки, никто не будет, резко развернулся и чуть ли не побежал на третий этаж.

На двустворчатой двери с застеклёнными окошками красовалась табличка с аккуратной надписью: «Судомеханический факультет».

Открыв дверь, Лёнька осторожно вошел в неё и огляделся.

Он оказался в длинном коридоре, со множеством дверей, в конце которого были окна, освещавшие его.

Справа от себя он увидел тумбочку, возле которой с бело-красной повязкой на рукаве стоял, одетый в гражданскую одежду, высокий парень.

– Кто такой, чё надо? – посмотрев на Лёньку, важно изрек парень, отложив в сторону учебник.

– Приехал поступать, – нерешительно начал Лёнька. – Вот и дали направление в экипаж.

– А-а, – протянул парень и тут же заорал во всю глотку. – Старшина! На выход! Тут новенький пришёл!

Из одной из дверей в коридор вышел невысокий парень в чёрных расклёшенных брюках от формы матроса, и широким ремнем с военно-морской бляхой. Из-под выреза рубашки выглядывала тельняшка, показывая всем, что этот парень не просто парень, а моряк, уже успевший хлебнуть морской волны и ветра.

– Кто такой? Откуда прибыл? – подойдя к Лёньке и, окинув его строгим взглядом, веско начал он.

– Получил направление в экипаж, – Лёнька предъявил парню направление и справку от врача.

Посмотрев на обе бумажки, парень чётко развернулся через левое плечо и скомандовал:

– Следовать за мной, – и, ни секунды не сомневаясь, что Лёнька двинется за ним, пошёл в конец коридора.

– Вот твой кубрик, – остановился он у крайней двери слева и толкнул дверь, которая чуть ли не с треском распахнулась, – а вот это будет твоя койка, – указал он на свободную кровать в углу небольшой комнаты, – а когда командир придёт, то я сам передам ему твои документы, – таким же командирским тоном добавил он и, так же резко развернувшись, вышел в коридор, не закрыв за собой дверь.

Лёнька нерешительно зашел в кубрик и огляделся.

В кубрике было четыре койки. Посередине находился стол, вокруг которого стояло четыре табурета с вырезом для руки, а слева и справа от двери располагались два встроенных шкафа до потолка.

Кубрик был крайний и поэтому у него было два окна. Одно напротив двери, а другое – справа. Оба окна были распахнуты, и из-за этого в кубрике было не очень жарко.