Текст книги "Приключения Лёньки и его друзей"

***

Когда Лёнька только сел за стол, он огляделся и увидел, к своему удивлению, за противоположным столом Светку.

Она, как и прежде, смотрела на него неотрывным взглядом, от которого, иногда, у него по спине пробегали мурашки.

Светка училась в параллельном классе. Лёнька знал её уже два года, но всячески избегал. Ну, не нравилась она ему. Он не понимал почему, ну, просто не нравилась – и всё.

Когда после восьмого класса Лёнькина семья приехала в Свободный, то папа Лёньку и Вовку отправил в пионерский лагерь. У папы была новая работа, постоянные разъезды и уделять достаточно времени сыновьям, он не мог.

Вовку определили в четвёртый отряд, а Лёньку во второй.

В пионерском лагере Лёньке нравилось, хотя он давно уже не носил пионерский галстук, но тогда его вновь пришлось надеть.

Лагерь стоял в сосновом бору. Домики, в которых жили ребята, были чистыми и светлыми, в них жило по десять ребят. В домике, где жил Лёнька, даже стояла койка вожатого.

Вожатыми были студенты педагогического института из Благовещенска. Парни и девчонки. Молодые, здоровые, весёлые и жизнерадостные. Они организовывали жизнь в лагере так, что днём их подопечным и вздохнуть было некогда, хотя сами они допоздна устраивали в отдельном преподавательском домике вечеринки. Когда они спали – было непонятно, но то, что они всем пионерам днём житья не давали, это давало им плюсы и вызывало у ребят уважение.

Светка была в Лёнькином отряде. У них был свой, девчачий домик.

С первых же дней в лагере Лёнька старался заняться всем, что им предлагали неугомонные вожатые.

В отряде была создана команда, где Лёнька играл в футбол, бегал, участвовал во всех спартакиадах и любых начинаниях, что предлагали вожатые.

Всеми видами соревнований руководил физрук, молодой парень из педагогического института в Благовещенске. Он здесь проходил практику, как и все остальные вожатые в этом пионерском лагере.

Когда он узнал, что Лёнька занимается боксом, то вызывающе фыркнул:

– А-а, так ты боксер!? А ну ка, давай, побоксируем. Я тоже у себя в институте в Благовещенске занимаюсь боксом. И на первенстве города выступал. Давай, давай, – напористо настаивал он. – Или боишься?

Хотя он и был старше Лёньке года на четыре, но Лёнька его не боялся. Физрук был примерно его весовой категории, ну, может быть тяжелее на пару килограммов.

При первом его таком предложении, Лёньке как-то было неловко драться с парнем старше его, тем более, преподавателем физкультуры. Ведь, если он выступал на первенстве города, то наверняка, среди взрослых. Лёнька же участвовал только в юношеских соревнованиях.

Но, когда физрук вторично предложил ему побоксировать, отказываться было не солидно. Значит, таким образом, Лёнька признавал свою слабость и выказал страх, поэтому он и ответил физруку:

– А что? Давайте.

Не ожидав такого ответа, физрук немного подумал, а потом пошёл в кладовую, где хранился инвентарь, и принёс боксёрские перчатки.

Бинтов не было, поэтому пришлось надевать их на голые руки. Это было как-то непривычно для Лёньки. Но он, одев перчатки и, постучав ими друг о друга, приготовился к бою.

Они прошли на ровную площадку, покрытую опавшими иголками и встали в стойки. Их сразу окружили любопытные ребята, до которых дошла весть о том, что физрук устраивает показательный бой. В толпе любопытных было несколько девчонок, среди которых Лёнька увидел Светку. Она, как всегда, за кого-то пряталась и неотрывно смотрела на него.

Немного приопустив перчатки, физрук с чувством явного превосходства смотрел на молодого хорохористого пацаненка.

Лёнька не привык пассивно начинать бой, поэтому он сразу же пошел в атаку и, найдя удобный момент, перевел вес тела на правую ногу, ударив физрука левой рукой в печень, а потом, резко выпрямившись из-под его левой руки, врезал в челюсть справа. Если бы Лёнька попал в край челюсти, то это был бы нокаут, но он специально ударил физрука под ухо.

Физрук потерял равновесие и осел на колено, но тут же поднялся, скинул перчатки и, отбросив их в сторону, чуть ли не выкрикнул:

– Всё! Хватит! На этом и закончим наше соревнование.

Лёнька видел, что этим он поднял свой престиж в глазах пацанов, а взглянув в сторону Светки, увидел её восторженный взгляд и сжатые на груди руки. В этот момент Лёнька только скользнул по ней взглядом и перевел все своё внимание на пацанов, которые дружно обсуждали его победу.

И теперь, где бы Лёнька ни играл и чем бы он ни занимался, Светка всегда была там же.

Его это очень раздражало. Она Лёньке не нравилась. Он ничего не мог поделать с собой.

Ему больше нравилась Наташка Занкова. Но та всячески избегала его, прячась за спины подружек и бросая на него смешливые взгляды, что всегда мешало Лёньке подойти к ней и поговорить.

Но, когда Лёнька играл в футбол или волейбол, то он часто замечал, что и Наташка за ним наблюдает. Лёньке очень хотелось подойти к ней и заговорить, но из-за того, что Наташка была в кругу таких же шушукающихся подружек, он этого сделать не мог.

В конце концов, эти тайны Мадридского двора Лёньке надоели, он плюнул на эту Наташку с её какими-то несуществующими тайнами, и занялся обычными делами.

Со Светкой же всё было по-другому.

Она с ним ни разу не заговорила, они даже за руки не брались, не говоря уже о том, чтобы где-то вместе гулять или уединяться, как делали некоторые ребята из Лёнькиного отряда.

Лёнька просто старался избегать молчаливую Светку. Зачем она ему была нужна? У него были совсем другие увлечения и мысли. Хотя об её увлечениях и о чём она думает, Лёнька не знал, да и не хотел знать.

Иногда он с группой ребят, с которыми особенно сдружился, ходил в самоволку.

За лагерем было несколько небольших озёр. Они находились в густых зарослях тальника. В этих озерках водились гольяны. И мальчишки ловили их на банку.

Металлическую крышку в трехлитровой банке надо было надрезать треугольником и, загнув внутрь надрезанные края, положить туда хлеб, привязать банку за веревку и утопить её.

Банка лежала на дне, и гольяны туда сами заплывали.

Ловили они гольянов только для интереса. Куда девать их мальчишки не знали. Для жарки они были слишком малы, для ухи же их было очень мало. Да и где было достать сковородку и котелки – пацаны не знали. Задача была одна – это поймать гольянов, посмотреть на них, как они плавают в банке, а потом выпустить обратно в озеро.

Посмотрят мальчишки на рыбок, полюбуемся ими, и выпускают обратно. В лагерь банку было нести опасно. Можно было сразу спалиться перед вожатыми. А этот проступок грозил выговором на вечерней линейке и, если таких залетов было два или три, то и отчислением из лагеря.

А Светка, всё время ходила за Лёнькой хвостом, куда бы он ни пошёл. Она всё время сопровождала Лёньку в его вылазках на озёра и, спрятавшись в кустах, наблюдала, как Лёнька закидывал банку в озеро или с пацанами, спрятавшись на отдаленной полянке, играл в карты.

Лёнька делал вид, что не видит её, хотя Светкин взгляд прожигал ему затылок.

Когда он удирал в самоволку через забор – она тут же следовала за ним. Он на речку, искупаться с пацанами – она тоже следом за нами.

Пацаны купаются, а она сидит на берегу, и всё время смотрит на Лёньку. Ой, как она его достала! Лёнька Светку даже начал бояться и старался, всячески избегая её, скрываться. Это даже заметили пацаны, и всегда, когда видели Светку, спрятавшуюся в кустах, подтрунивали над ним:

– Лёнь! А твоя фифа опять в кустах прячется.

На их подначки Лёнька злился, но ничего поделать со Светкой не мог.

Вообще-то надо было подойти к ней и поговорить, но Лёнька не хотел этого делать. Возможно, что он стеснялся сделать первый шаг навстречу такому разговору.

Когда смена в лагере закончился, и все разъехались по домам, то Лёнька её больше не видел. Ну, а когда пришёл в школу, для него это была новая школа, то с ужасом обнаружил, что Светка учится в параллельном классе.

В Лёнькином классе был мальчишка по фамилии Бубликов. Бублик ухлестывал за Светкой. То в кино пригласит, то до дому проводит. Но она относилась к нему как-то холодно, зато Бублик от неё был без ума.

Узнав, что Светка бегала за Лёнькой в лагере, он как-то подошёл к нему:

– Ну, Макар, смотри, если ты к ней будешь приставать, я тебе харю расквашу, – схватив за грудки Лёньку, прошипел он ему в лицо.

– Да ну тебя в баню, со своей Светкой, – пытался вырваться Лёнька из цепких рук Бублика. Хоть тот и был с Ленькой одного роста, но занимался борьбой и был сильнее его. – Ты, что чокнулся что ли? – отскочил Лёнька от него, освободившись. – Нужна мне, твоя Светка тысячу лет. Тебе надо, вот и ходи за ней, а мне вон больше Галка Манойленко нравится.

А Галка Манойленко была отличница и лучше всех училась в классе. Она сидела в центральном ряду, а Лёнька на задней парте в крайнем правом ряду вместе с Петровым, который даже в девятом классе путал, что такое числитель и знаменатель.

С Галкой Лёньке было интересно. С ней можно было и прочитанные книги обсудить и просто поговорить.

***

Как шёл вечер и что на нём было, Лёнька с трудом понимал и молча сидел за столом среди точно таких же обалдевших друзей. Все вокруг веселились и танцевали, а ему было не до этого.

Внутренние позывы рвоты заставили его выбежать во двор.

Освободившись от пищи, поглощенной в течение вечера, Лёнька едва стоял на ногах, опершись на какое-то дерево.

Но тут он ощутил, что чьи-то руки подхватили его и повели в сторону водяной колонки, находящейся в глубине школьного двора. Лёнька пытался сопротивляться этим рукам, отмахиваясь и что-то бессвязно выкрикивая, но тихий и ласковый голос уговаривал его:

– Лёнечка. Ну, миленький. Не ругайся. Пойдем головушку помоем, – слышалось ему где-то рядом.

Голос подействовал на Лёньку завораживающе, и он безвольно подчинился ему.

А эти руки, то нежные, то твердые и сильные, отвели его к колонке, а он, то падая, то поднимаясь, отдался в их власть.

Холодные струи воды, под сильным напором, вырывающиеся из соска колонки, возымели действие и вскоре Лёнька начал хоть что-то понимать. Приподняв голову из-под струи воды, он увидел какую-то девчонку, стоящую рядом. Кто это – он разобрать не мог. Вокруг стояла кромешная темнота. Этот участок в школьном дворе не освещался.

Увидев, что Лёнька хоть что-то начал понимать, девчонка облегченно вздохнула:

– Ну, вот и хорошо. Давай головушку вытрем, – и она, невесть откуда взявшимся платком начала вытирать ему голову.

На ногах Лёнька уже держался более-менее твердо и осмотрелся по сторонам.

Какое же было его удивление, когда он увидел, рядом с собой Светку. В данный момент у него вообще не было никаких эмоций, но, увидев её, он заплетающимся языком принялся её расспрашивать:

– А ты чё здесь делаешь? Какого хрена ты тут делаешь? И вообще, как ты тут оказалась?

– Я увидела, что тебе плохо, – голос Светки несся откуда-то со стороны, – и побежала за тобой. Как хорошо, что тебе лучше. Пойдем, посидим на скамейках. Я тебя там очищу. Там есть свет. А то я тут ничего не вижу.

Она подхватила Лёньку под руки и повела к скамейкам, на которые падал свет из окон школы.

Какими-то платками или тряпками, Лёнька этого не видел, она оттерла грязь с его штанов и усадила на одну из скамеек. Чтобы Лёнька и с неё не грохнулся на землю, она села рядом и обняла его за плечи.

Лёньке стало намного легче, сознание стало раздваиваться. Рядом было тёплое плечо Светки. Глаза сами собой закрылись, и он неожиданно стал куда-то проваливаться.

Очнулся он от того, что его кто-то теребил:

– Лёнечка! Просыпайся. Смотри все ребята уже пошли гулять в парк. Скоро рассвет будет. Пойдем, посмотрим, как солнце взойдет.

Очнувшись от тяжелого забытья, Лёнька поднял голову и вправду увидел, что парни и девчонки высыпали во двор школы и, громко галдя, собираются куда-то идти.

Он попытался подняться, но это ещё было трудно сделать. Его, при любой попытке приподняться, бросало обратно на скамейку. И тут он почувствовал, как Светкины тёплые руки, помогли ему встать и утвердиться на земле.

Крепко взяв Лёньку под руку, хотя его всё ещё водило из стороны в сторону, она повела его к остальным ребятам из их класса.

Он были все веселы и, увидев Лёньку что-то радостно закричали.

Оставив Светку в тени деревьев у скамейки, Лёнька неровным шагом двинулся к ним.

К нему подскочили Черпак с Игорем:

– Ты куда делся? – но увидев Светку, оставшуюся в тени у скамейки, рассмеялись. – Смотри, Макар! Берегись Бублика, – и, не обращая внимания на слабые сопротивления Лёньки, подхватили его под руки, и они влились в толпу кричащих, смеющихся и радостных парней и девчонок.

Веселая и задорная молодежь шла по центральной улице города, полностью перекрыв её. Редко проезжающие машины сигналили им, и они нехотя уступали им дорогу. Сегодня был их день! Сегодня была их ночь, и они веселились от души, не обращая ни на кого внимания. Да их за такое веселье никто и не ругал.

Немного отойдя от дурмана выпитого, Лёнька со всеми вместе тоже чего-то орал, пел песни и веселился.

Но тут это веселье Лёньке подпортил Бублик. Он откуда-то вынырнул, как черт из табакерки, и вцепился в него своими цепкими пальцами:

– Где Света? – орал он Лёньке в лицо и тряс его за грудки. – Что ты с ней сделал? Убью, гада…!

Но тут к нему кинулись Жук с Шугаром. Вцепившись в Бублика, они пытались вырвать Лёньку из его рук:

– Чё те надо? Чё ты к нему пристал? Не видишь! Нет здесь Светки! Совсем офонарел от своей Светки что ли?!

Бублик в растерянности от такой атаки ослабил хватку и, чуть ли не рыдая, выкрикивал в сторону пацанов:

– Так, где же она? Куда она делась. Я ведь весь вечер её ищу… Она неожиданно исчезла из-за стола и пропала…

Подскочившие к ним Черпак с Игорем, тоже встряли между Бубликом и Лёнькой:

– Ты её потерял, ты её и ищи! – кричали они в лицо Бублика. – Лёнька то тут причем? Видишь? Он с нами. Мы бухаем, и Лёнька с нами бухает, а не с твоей Светкой.

Видя, что ему тут всё равно ничего не скажут, Бублик исчез в разноцветной толпе парней и девчонок.

А Лёнька, отряхнувшись от «объятий» Бублика, как потрёпанный петух после драки, присоединился к друзьям, и они в обнимку пели песни, которые знали и орали во всю глотку всё, что взбредет в голову.

Пройдя центральную улицу до конца, толпа выпускников развернулась и направилась в городской парк.

Парк был большой и тенистый. В нём было много высоченных сосен и берез. В своё время кто-то пожалел этот кусочек девственного леса и оставил эти деревья нетронутыми, только окультурив пространство между ними.

Многочисленные аллеи были заасфальтированы и ярко освещены. В парке было чисто и красиво.

В эту раннюю утреннюю пору это было как раз то, что нужно разгулявшейся толпе выпускников, которые, нарушая тишину парка, постепенно заполнили его и двигались в сторону его края.

Парк заканчивался крутым обрывом и с него далеко-далеко были видны просторы Зейской долины.

Зея была видна где-то вдалеке. В полутора километрах от этого высоченного обрыва она в утреннем полумраке просматриваться, как свинцовая лента.

Начало уже светать. Силуэты парней и девчонок стали видны более отчётливо.

Все были заняты только за наблюдением восхода солнца.

А оно, как багровый, раскаленный диск, медленно поднималось из-за горизонта. От такого зрелища множество парней и девчонок непроизвольно умолкли, наблюдая за величественным восходом.

Вокруг неожиданно воцарила тишина, и молодёжь завороженно смотрела на это чудо – восход, зарождение нового дня.

А когда диск оторвался от горизонта и завис в ярко синем небе, то вокруг раздались восторженные крики столпившихся на обрыве ребят.

Где-то начали вновь стрелять бутылки шампанского. Вновь звенели стаканы и выпускники вновь радостно кричали.

Каждый кричал о своем и, радостно схватившись за руки, в восторге кружились на крутом откосе парка.

Все клялись друг другу в вечной дружбе и в том, что каждый из них будет приезжать сюда в этот радостный день и будет также стоять на этом берегу, встречая восход солнца. Все думали, что так будет происходить на самом деле, хотя, как показала жизнь, Лёнька никогда на этом обрыве больше не стоял и не смотрел ни на Зею, ни на восход солнца.

Вдоволь наоравшись и натанцевавшись в парке, Лёнька распрощался с ребятами и, чуть ли не бегом вернулся домой.

Он думал, что папа уже вернулся из командировки и не хотел попадаться ему на глаза в таком растрепанном виде.

Забравшись в окно, которое Вовка оставил специально для него приоткрытым и, убедившись, что папы дома нет, он завалился спать.

Папа приехал из командировки только после полудня.

Его рокочущий бас разбудил Лёньку.

– Что, выпускник, как дела? – стоял он возле его кровати и тормошил за плечо.

– Хорошо, – бесцветно ответил Лёнька, пытаясь отвертеться от папиных вопросов, бодро соскочив с кровати.

Но папа не был расположен выслушивать его монотонные, вымученные ответы.

– И чего, хорошего? – продолжил он в прежнем тоне. – Покажи хоть аттестат. Я посмотрю, с чем ты пойдешь в жизнь. Похвастайся.

Аттестат лежал во внутреннем кармане пиджака и чудом не пострадал от Лёнькиных ночных похождений. Он быстро сходил за ним и показал его папе.

Тот долго его рассматривал, а потом, повертев в руках, вернул сыну:

– Да, если бы не таблетки, то и по химии была бы четверка, – в голосе его чувствовалось сожаление. – Но ничего. Если есть голова на плечах, то эта тройка тебе не помешает в дальнейшем.

Лёнька прятал глаза. Ох! Если бы папа знал, какая у него идиотская голова на плечах и что она вытворила прошлой ночью! Ему было стыдно за самого себя.

Но папа, по-видимому, понял смущение сына по-своему, привлекая его к себе со словами:

– Ты пробьешься. Я в этом уверен.

Они прошли на кухню и занялись приготовлением обеда. Лёнька чистил и мыл овощи, а папа их резал, парил и жарил по только одному ему известному рецепту.

По угрюмому и лохматому виду Лёньки, папа предположил:

– Что? Гуляли допоздна, что ли? Когда спать-то вернулся? – иронично поглядывал он на Леньку. – А что пили?

– Шампанского полстаканчика выпили и всё, – автоматически соврал Лёнька.

Но папа, подозрительно посмотрев на помятую физиономию сына, хмыкнул:

– Да ладно… С трудом вериться, но что мне тебя допрашивать…, – и прервал сам себя. – Давай за стол садиться.

После обеда они вышли во двор. Папа сел на скамейку, которую они недавно сами сделали, установив возле крыльца, и закурив, начал разговор:

– Время идет. Уже через месяц тебе надо будет уезжать на учебу. Куда ты хочешь? Чего всё-таки решил? – он обернулся к сыну и внимательно посмотрел на него.

– Я же тебе говорил, что хочу, как дедушка, быть моряком, – Лёнька сидел возле папы, зная, что сейчас будет обстоятельный разговор. – Ну, мы же с тобой уже говорили об этом, – попытался он напомнить прежние их беседы.

В своё время они обсуждали с мамой и папой то, что Лёнька поедет поступать в Ленинградское Высшее Инженерное Морское училище. Родители были не против, хотя это предстояли дополнительные расходы на билеты, а в семейном бюджете зияли огромные дыры, связанные с переездами и маминой болезнью.

***

Лёнькин дед родом был из Прибалтики. Родился он в городе Рига. Всё его детство и юность были связаны с морем, правда, Балтийским. Начал он свою морскую жизнь с того, что работал поваренком на небольшом сейнере, потом учился в училище в Петрограде, закончил его, и был направлен в Архангельск.

Первоначально его направили на яхту «Людмила», которую он «успешно» посадил на мель во время одного из штормов где-то в Белом море.

Потом был подшкипером на пароходе «Соловей Будимирович».

В этом единственном рейсе на нём, а они ходили на Новую Землю, во льдах на винте отломалась лопасть винта, и они едва вернулись в Архангельск, поставив на мачту брезент и используя его в качестве паруса.

В партию он вступил в 1917 году и был председателем партячейки на судне.

По приходу в Архангельск он списался на берег вместе с группой таких же идейных ребят, и они пошли воевать за молодую Советскую республику куда-то на Украину.

Молодые годы деда, о которых он сам рассказывал Лёньке, создали у внука романтический образ моряка и воодушевили его на выбор профессии. Поэтому Лёньке очень хотелось побывать в море, испытать себя в штормах и тягостях морской жизни.

Но мама отговорила старшего сына выбрать профессию штурмана:

– Если пойдешь учиться, зачем тебе идти на штурмана? Потому что штурман это кто? Он в море только может работать, его профессия морская и больше она нигде и никому не нужна. А на берег он придет всё равно. Кем он сможет стать? Дворником или сапожником, больше никем он не сможет быть, так как ничего не умеет, как только водить пароходы. А если ты пойдешь учиться на механика, то и на берегу всегда найдешь себе работу. Механики везде нужны. Давай-ка поступай на судомеханический факультет.

После этого разговора они и решили, что Лёнька будет поступать на судомеханический факультет. Папа идею мамы поддержал.