Текст книги "Приключения Лёньки и его друзей"

***

Как раз в тот день, когда китайцы напали на Даманский, Лёнька с одноклассниками пошли прогуляться за Зею.

На улице температура была минус пятнадцать, с небольшим ветерком, так что морозец пробирал бы до костей, если не двигаться.

Они все были одеты, по тогдашней моде, в валенках или унтах, теплых брюках, под которыми были надеты теплые кальсоны, в телогрейки, под которыми было пару свитеров и шапки-ушанки.

Парни решили пройтись за Зею, в тот лесок, где иногда летом они отдыхали после того, как переплывали реку.

Все были на лыжах. Чтобы выйти в пойму Зеи, надо было спуститься с высокого обрыва, на котором стоял город, пройти километра полтора по равнине и перейти реку по льду.

Перейдя реку, они немного углубились в лес, где была прекрасная поляна для отдыха. Это летом она была прекрасная, со светло зелёной нежной травой и обрамленная стройными белыми берёзами. А сейчас поляна была завалена неглубоким снегом, так что на ней останавливаться смысла не было из-за пронизывающего ветра, гуляющего по ней.

У Жука и Лёньки были топоры. Они быстро сделали ветровую защиту из нарубленных тут же мелких деревьев и развели костёр.

Парни жарили шашлыки из замаринованного мяса, которое Лёньке дала мама, и хлеб на выструганных палочках. Всем было весело. Разогревшись от костра, они носились по поляне с дикими воплями, то изображая индейцев, то просто играя в догонялки.

Жук с Шугарычем взяли пару бутылок вина, и парни пили это немного сладковатое пойло. Их было восемь человек. Лёнька отказался от вина, потому что знал, что ничего хорошего из-за этого не будет. Тем более, что было очень холодно.

Насколько он помнил из рассказов бывалых таёжников, что при холоде спиртное приводит только к временному потеплению. Потом сосуды сужаются, и ещё неизвестно, чем может закончиться пьяное состояние человека на морозе.

Поэтому пить с ребятами он не стал, а только чуть-чуть пригубил из кружки для вида. И правильно сделал.

Жук с Шугарычем стали какими-то дураками, и выделывали то, что трезвыми бы они никогда не сделали. Бибик свалился в костер, из которого его чудом успели вытащить. Игорь чуть не отрубил себе руку, изображая индейца. Но это состояние дури у всех, из-за сильного мороза и ветра, быстро прошло и закончилось всё тем, что они пили чай, заваренный на травах, а когда солнце пошло на закат, то вновь встали на лыжи и вернулись в город.

Если бы не это чёртово вино, то день в тайге и на морозе в начале февраля, можно было бы считать прекрасным.

А когда Лёнька вернулся домой, то услышал по радио о том, что китайцы напали на остров Даманский.

Судя по дню, проведенному в тайге на морозе, в снегу и при сильном ветре, Лёнька представлял, как непросто было тем ребятам защищать границу Родины. Если быть честным с собой, то он и не знал, а смог бы он сам в таких условиях противостоять врагу.

Он испытывал уважение к тем ребятам, которые это смогли.

***

А когда он услышал разговор этих чистеньких пацанов в красивых рубашках и расклешенных брючках, об их готовности ехать на Даманский, чтобы воевать с китайцами, то в душе смеялся, слушая их наивную болтовню.

Эти пацанчики даже не могли представить себе, что это такое, быть там, где снег по колено, минус пятнадцать – двадцать градусов, сильный ветер, от которого негде скрыться, пальцы на руках стынут и перестают слушаться, что там пули летают и надо падать в этот жесткий колючий снег.

Эти разговоры городских слабаков, которые даже понятия не имели, как выжить в лесу, как развести на морозе при сильном ветре костер, у Лёньки вызывали смех, который он с трудом сдерживал.

Он сидел и слушал их разглагольствования, хотя знал, что если кого-нибудь из этих пацанов выпустить на лед, то он там, на дальневосточных морозах и ветрах и суток бы не продержался. Неизвестно, какие бы из них вообще получились вояки.

Хотя… Кто его знает. Жизнь она штука такая. Надо будет выжить, сделаешь то, о чём даже и не предполагаешь…

Потом автобус подошел к Центральному аэровокзалу, а эти герои-пацаны перед этим вышли на станции Сокол. Им надо было куда-то ехать дальше, Лёньку это уже не волновало.

В аэровокзале он вновь обратился в справочное бюро, но там такой доброжелательной тётеньки не оказалось. Из небольшого окошечка, в которое надо было заглядывать, согнувшись в три погибели, только раздалось:

– У тебя там дата вылета написана?

– Написана, – нерешительно ответил Лёнька, рассматривая свой билет.

– Первый рейс на Ленинград в семь утра. Так что за два часа подойдешь к стойке регистрации и лети в свой Ленинград, – служащей справочного бюро не особо хотелось распространяться на эту тему с каким-то пацаном, потому что сзади подпирала внушительная очередь точно таких же желающих задать один единственный, жизненно важный вопрос.

Так что, делать было нечего. Надо было ждать утра.

– Если вылет в семь утра то, во сколько же надо встать, если я поеду к дяде Стасу? – невольно подумалось Лёньке. – Нет. Не поеду я к нему, – решил он для себя. – Да и неудобно припереться поздно вечером, чтобы ни свет, ни заря их снова поднимать. Да, и вообще, а транспорт будет ходить утром? Ведь рань-то какая…

Поэтому он решил не ехать к дяде Стасу и остаться на вокзале.

Чтобы не слоняться с сумкой по нему, он сдал её в камеру хранения. Спрятав в кошелек квитанцию, он слонялся по вокзалу с небольшим портфельчиком, присаживаясь то тут, то там, иногда выходя на улицу.

Неожиданно Лёнька заметил, что один пацан, как и он, ходит точно также. То он сядет, посидит на случайно освободившейся скамеечке, то бесцельно смотрит в окно. Лёнька не выдержал и подошёл к нему.

– Привет, – нерешительно обратился он к этому парню, когда они в очередной раз вышли на улицу. – Я смотрю, тебе тоже некуда идти…

– А тебе то что? – сразу воинственно ответил парень, но почувствовав, что от Лёньки не исходит никакой угрозы, уже более мирно продолжил: – Вообще-то я жду самолёт.

– А когда он у тебя? – не отставал с расспросами Лёнька.

Поняв, что Лёньке тоже нечего делать, и он также мается от безделья, парень стал более откровенен:

– Завтра утром только. Чувствую, придётся всю ночь здесь протолкаться…

– И мне такое же предстоит, – обреченно подтвердил Лёнька опасения парня.

– А чего в гостиницу не пойдешь? – парень с интересом посмотрел на Лёньку.

– А чего туда идти? Да и поселят ли меня там? – в голосе Лёньке сквозила неуверенность.

– Поселить, то поселят, – парень хохотнул, – но вот, сколько будет номер там стоить – это вопрос.

– И сколько? – от такого ответа незнакомого парня, Лёнька встрепенулся.

– Да, наверное, около трех рублей, или больше, – вновь предположил парень.

– Да… – задумчиво произнес Лёнька, прикинув свои финансовые возможности. – У меня таких денег нет, – разочарованно вздохнул он.

– Вот то-то и оно, что и у меня нет, – невесело хмыкнул парень. – Да, кстати, а тебя как зовут?

– Лёнька, – сразу ответил Лёнька, проникнувшись симпатией к этому парню.

– А меня – Коляном, – Колян протянул руку для рукопожатия.

Пожав крепкую, узкую ладонь нового знакомого, Лёнька перешёл к дальнейшим расспросам:

– А ты куда летишь?

– В Свердловск я лечу, – уже веселее начал Колян и тут же поделился: – Понимаешь, я в Питере в Горном учусь на втором курсе. Так вчера мы сопромат сдавали. Я на четверку сдал! – радостно поведал он, но увидев, что Лёнька не понимает полностью его радости, принялся пояснять: – У нас говорят, что если сопромат сдал, то всё! Жениться можно! – и вновь увидев, что Лёнька не понимает предмет его гордости, вновь пояснил: – Это значит, что всё! Институт я уж точно закончу! – но тут же переключился: – А ты куда летишь?

– А я, наоборот, в Питер лечу. Поступать я хочу в ЛВИМУ.

– А! Знаю! – радостно воскликнул Колян. – Это тоже у нас на Васильевском. Если поступишь, то соседями будем. У них училище на Косой линии находится, – и, немного поубавив радость от знакомства, продолжил: – Значит, поступать решил? – Колян заинтересованно посмотрел на Лёньку. – Конкурсы у них всегда большие, – и сочувственно добавил, – да и шансы поступить невелики. Но, если знания есть, особенно в физике и математике, то волноваться нечего. Поступишь! – и он обнадеживающе хлопнул Лёньку по плечу.

Время приближалось к вечеру, небо постепенно серело, предвещая скорую ночь.

Лёнька с Коляном не спеша побродили между двух высоких зданий гостиниц. Затем присели на одну из лавочек в тенистом палисаднике, в котором уже наступила настоящая ночь. Через густые кроны окружающих деревьев, сюда не проникал городской свет, и только издали можно было разглядеть множество уличных фонарей и огромные, ярко освещенные окна аэровокзала.

Из-за темноты в палисаднике стало неуютно, чувствовалась прохлада наступающей ночи и парни решили вернуться в здание аэровокзала.

Они вновь бродили между касс, скамеек и киосков вокзала, а когда увидели свободные места на скамейках для ожидающих, то немедленно их заняли.

Они уже всё обследовали и знали, где и что находится в этом громадном здании.

На втором этаже, в левом крыле, находился ресторан. Рядом с рестораном была раздевалка для его посетителей. А когда парни проходили мимо неё, то из-за стойки неприступно и надменно смотрела на них голова гардеробщика в золоченой фуражке.

Как значилось на вывеске ресторана, то он должен был закрыться в двадцать три часа.

– Если ресторан закроется, – предположил Колян, – то в раздевалке никого не будет. Не будет же этот дядька, – он указал кивком головы на гардеробщика, – сидеть там всю ночь.

– Точно, – согласился с ним Лёнька. – Не будет.

– Так мы там и заночуем. – беззаботно возвестил Колян.

– Как заночуем? – не понял его Лёнька.

– А вот так и заночуем, – запальчиво продолжил Колян. – Насобираем газет, постелем их там на пол и заляжем. Нас же из-за этого прилавка со стороны видно не будет. Вот так и скоротаем там ночку, – в глазах Коляна сквозил азарт и задор.

– Но пол же там цементный…, – с сомнением начал Лёнька. – Как на нём спать то?

– Да очень просто! – все так же возбужденно говорил Колян. – Он же теплый и гладкий. Положишь под голову свой портфельчик, накроешься газеткой и дави храпака, – от своей предприимчивости и догадливости Колян довольно рассмеялся.

– А что? – невольно согласился с ним Лёнька. – Это идея! Пошли собирать газеты.

В двадцать три часа, когда ресторан закрылся, гардеробщик раздал все вещи и, оставив дверь стойки открытой, ушёл. Теперь можно было свободно зайти под вешалки и устраиваться там.

Они насобирали по залу разбросанные газеты, прошли в раздевалку и расстелили их там, в самом углу.

Хотя газеты и не были идеальным матрасом, но лежать на них было можно, не опасаясь испачкаться. У Лёньки уже был опыт таких ночевок. Но тогда они спали в спальных мешках на гладких досках заимки в тайге, а теперь это приходилось делать на цементном полу почти в самом центре столице его необъятной Родины.

Лёнька положил под голову портфельчик, накрылся парой газет и, как-то сразу согревшись под ними, неожиданно для себя заснул, хотя ночью несколько раз пришлось переворачиваться с боку на бок и ощущать всеми своими костями твёрдость цементного пола.

И, даже несмотря на эти неудобства, постоянные объявления и суету, которая стояла в аэровокзале, проспал он до самого утра.

Их только подняла недовольная уборщица, тыкавшая в них шваброй:

– И что за люди, – громко ворчала она. – Что ни говори им, а поразлягаются, где ни попадя… Управы на них нет. А ну, поднимайтесь! Щас милицию позову, – уже зло пригрозила она.

Под это зловещее бурчание обозленной уборщицы, парням пришлось покинуть место своего ночлега.

Взглянув на часы, Лёнька обнаружил, что скоро начнется регистрация билетов на его рейс.

Колян тоже всполошился, оказывается регистрация на его рейс только что началась.

Они побежали в камеру хранения где, получив сумки, распрощались.

– Ну, что Лёнь, – пожал Колян Лёньке руку. – Удачной тебе сдачи экзаменов. Не забудь, что самое главное – это сдать сопромат, если поступишь. Вот тогда уже ничего не страшно! – и, подхватив свою сумку, он побежал к стойке, где шла регистрация его рейса.

– Тебе счастливо добраться, – вдогонку убегающему Коляну прокричал Лёнька, а тот, не оборачиваясь, только махнул ему рукой.

Лёнька же, найдя свободное место, пристроился на скамейке, в ожидании объявления о своём рейсе.

Через полчаса долгожданный голос диктора объявил, что на первый рейс на Ленинград начинается регистрация билетов.

Снова сдав сумку и зарегистрировавшись, он прошёл на посадку в автобус, где вновь удобно устроился у окна.

Автобус шел в аэропорт около часа. Подъехав к выходу на взлётное поле, он остановился, и симпатичная девушка отвела всех пассажиров к трапу самолёта.

Им оказался реактивный ТУ-104. Такие самолёты Лёнька видел только издали или в небе.

Они поражали его своей стремительностью обводов, и крыльями, сдвинутыми назад по отношению к корпусу самолёта под острым углом.

Лёньке было интересно всё в этом самолете и он, стоя у трапа, с любопытством разглядывал его. Особенно ему было интересен интерьер салона и чем он отличается от знакомого ему Ил-18.

Войдя в самолёт, он с любопытством огляделся и, найдя своё место, устроился у окна.

Его немного разочаровал вид салона. Он был, намного уже, чем в Ил-18, но более комфортно оборудован.

Лёнька вновь смотрел на взлетную полосу, убегающую под крыльями самолета, на ковер облаков, выше которых тот быстро взлетел и на бездонно синее небо.

Но всеми этими красотами, пришлось любоваться недолго, потому что через сорок пять минут самолёт сел в Ленинграде.

Лёнька помнил, как они вместе с папой и Вовкой два года назад были в Ленинграде.

Ему хорошо запомнился небольшой аэровокзал. Тогда он прошёлся по нему и запомнил, где и что в нём расположено.

Получив сумку с вещами, он вышел в зал прилета и, с разочарованием убедившись, что его опять никто не встретил, прошёл к справочному бюро и у миловидной женщины узнал, как ему проехать на Петроградскую сторону.

Всё, что она ему сказала, он аккуратно записал в блокнот, сел на рекомендованный автобус и поехал к бабушке Зине на улицу Бармалеевскую.

Хотя папа и говорил, что дядя Дима будет его встречать, но он и тут не заметил своего дядьку ни в толпе встречающих, ни на площади перед аэровокзалом.

Жизнь стала расставлять всё по своим местам. Она ему наглядно показывала, что не надо надеяться на кого-то, а надо самому проявлять инициативу и принимать соответствующие решения. А если будешь сидеть, надеяться и ждать, что на тебя всё само собой свалится с неба, что кто-то за тебя что-то сделает, то у тебя никогда ничего в жизни не получится.

Лёнька вновь ехал в автобусе и вновь с интересом рассматривал окрестности города, широкие светлые улицы и проспекты города, которые разительно отличались от московских.

Вскоре автобус приехал в центр города, который вновь поразил Лёньку своей красотой и стариной.

Обратившись к водителю автобуса, он узнал, как ему добраться на Петроградскую сторону.

Водитель оказался доброжелательным и отзывчивым мужиком. Он подробно рассказал Лёньке, как ему лучше будет добраться туда.

Помня советы водителя, Лёнька сел на необходимый троллейбус и поехал в сторону своей конечной цели.

Кондуктор в троллейбусе так же вежливо и доходчиво объяснила ему, где надо будет выйти, а при подъезде к остановке, вежливо напомнила Лёньке, что ему надо выходить.

Выйдя из троллейбуса, Лёнька огляделся. Тут-то ему здесь всё вроде бы казалось знакомым. Ведь два года назад они здесь с папой были и ходили по этим улицам.

Но, одно дело, когда тебя папа водит за ручку, а другое – когда ты сам во всём разбираешься. Поэтому события двухлетней давности как-то смутно остались в Лёнькиной памяти, и он обратился к пожилой женщине в светлом пыльнике и небольшом берете с просьбой показать ему, как лучше пройти на улицу Бармалеевская.

Он специально выбрал для вопросов именно эту женщину. Она уж точно должна быть ленинградкой и, уж точно не приезжей, которые носятся по улицам с широко раскрытыми глазами, стараясь прочесть названия улиц и домов.

В своем выборе Лёнька оказался прав. Женщина остановилась и, дружелюбно посмотрев на взлохмаченного юношу, принялась обстоятельно рассказывать, как ему надо пройти туда.

Поблагодарив её, Лёнька двинулся к нужному дому, который оказался почти рядом.

Подойдя ближе, он уже отчетливо вспомнил его и почувствовал себя уверенно.

Зайдя в парадное, он прошел к квартире, которая была справа на первом этаже, и позвонил в дверь.

Вскоре он услышал шаркающие шаги, и дверь открыла бабушка Зина. Она была родной сестрой Лёнькиной бабушки Кати.

Бабушка некоторое время в недоумении смотрела на Лёньку, но, вспомнив его, воскликнула:

– Ой, Лёнечка! – бросившись к Лёньке с объятьями и поцелуями.

Немного успокоившись, она отстранилась от Лёньки, разглядывая его.

– Да как же ты вырос! Да какой же ты стал пригожий, – радостно повторяла она. – А где же Дима? – она в недоумении посмотрела за Лёнькину спину. – Что, он уже на работу поехал? – и, не дождавшись ответа, продолжала сокрушаться: – Как же это он так? Неужели он не смог отпроситься встретить племянника?

Потом что-то вспомнив, она прокричала вглубь квартиры:

– Маруся, иди сюда! Ты посмотри, кто к нам приехал!

Оказывается, что у бабушки Зины в гостях находилась её родная сестра Маруся, приехавшая из Москвы.

Две сестры, обхватив Лёньку с обеих сторон, радостно целовали и обнимали его, и, подхватив под руки, направились в комнату.

Расспросам не было конца, но когда бабушка повторно спросила:

– А где же Дима?

Лёнька ответил, честно глядя в глаза бабушек:

– А его в аэропорту не было.

– А как же ты добрался и не заблудился? – удивлению бабушек не было предела.

Пришлось Лёньке вкратце рассказать им о своём небольшом путешествии.

Бабушки внимательно его слушали, постоянно перебивая различными вопросами или восклицаниями:

– Ох-ох-ох-ох, – или. – А-я-я-я-яй. – или. – Ну как же это так!

Закончив расспросы, бабушки вновь всполошились, что это они пристают к внучку с расспросами, а он же ведь с дороги голодный и, усадив Лёньку за стол, принялись его кормить.

Видно было, что они готовились к его встрече, потому что из-под толстого одеяла была извлечена варёная картошка, из холодильника – селёдочка с лучком, политая маслицем и винегрет.

Накрыв стол, они чинно уселись за круглым столом и, налив себе по рюмочке водки, выпили за благополучное прибытие Лёньки, потом за здоровье всех близких и тут вновь начались расспросы. Некоторые из них задавались повторно, но Лёнька, благосклонно отнесясь к возрасту бабушек, так же подробно отвечал на них.

Потом, наверное, бабушки устали от всех разговоров, и бабушка Зина предложила Лёньке:

– Лёнечка, а что это ты с нами всё сидишь и сидишь? Прошёлся бы хоть по городу, посмотрел на него. Может быть, и вспомнил бы чего, когда вы тут с папой были.

Лёньке эта мысль понравилась и, если честно говоря, то он устал от бесконечных вопросов, поэтому тут же согласился:

– Конечно, бабушка! Было бы хорошо прогуляться.

Бабушки тут же начали наперебой давать ему советы, как и куда надо идти.

Выслушав их внимательно, и расцеловав, он вышел на улицу.

Несмотря на такое позднее время, было ещё светло, потому что белые ночи ещё не закончились. Дневная жара спала, и на улице было тепло и комфортно.

Он вышел на Большой проспект, с любопытством осматривая дома, читая вывески попадающихся магазинов, разглядывая проходящие троллейбусы, автобусы и автомобили.

На улице народу, из-за позднего времени, было мало и не чувствовалось дневной суеты. Стояла относительная тишина, иногда прерываемая шумом городского транспорта.

На душе было спокойно и хорошо. Дышалось полной грудью.

Лёнька был доволен, что первые самостоятельные шаги в новой, незнакомой жизни он начал успешно, без проблем. Хотелось бы, чтобы и дальше всё шло так же хорошо. Впереди была только одна задача – это поступить в училище. Это было главным, к чему ему надо сейчас стремиться и приложить все силы и знания, чтобы достичь своей мечты.

Немного погуляв, он вернулся к бабушкам.

Те уже приготовили ему постель на диване и с беспокойством встретили:

– Где это ты там пропадал, Лёнечка? Уж не заблудился ли?

– Да вы что, родные мои, – успокоил их Лёнька. – На улице так хорошо и спокойно, что я только отдохнул там.

– Ну, вот и хорошо, касатик ты наш, ложись спать, – хотя предложение поспать ему не надо было повторять дважды.

Спать и в самом деле очень сильно хотелось, ведь дома был уже пятый час утра.

Лёнька быстро разделся и, только прикоснувшись к подушке, сразу же заснул.