Текст книги "Вырванное сердце"

Среди получателей денег в тетради фигурировали Кузнецов и Власов. Он специально занёс их данные не шифруя. Считал, что если попадёт, то сможет выторговать себе пару лет в обмен на то, что сдаст «организаторов» преступной группы, а сам прикинется мелкой сошкой.

Открыв офис, он миновал ресепшен и вошёл в свой кабинет. Сев за стол, он первым делом открыл сейф, вытащил злополучную тетрадь и только потом почувствовал, что в кабинете он не один. Присутствие постороннего он почувствовал кожей, скорее, уловил чужой запах. Не мужской. Взгляд тут же метнулся к кожаному дивану, на котором лежала женщина. Она уже проснулась и теперь просто смотрела ему в лицо, не проявляя никакого смущения. Альберт испытал шок. Это была Мария, его сотрудница, недавно арестованная и взятая полицией под стражу. Мужчина почувствовал, как по его позвоночнику пробежал холодок, а во рту стало сухо.

«Она же должна сидеть в тюрьме, чёрт побери? Её что, отпустили? Нет, это полный бред! Я бы тогда знал. Стоп-стоп, но как это всё объяснить? Сбежала? Фу, глупость какая. Что остаётся? Заслали! Да, её ко мне заслали менты и сейчас наверняка пишут в какой-нибудь машине разговор, а может, и ведут видеозапись! Во, блин, попал! Стоп-стоп, спокойнее, у тебя есть пара минут, соображай быстрее, что делать. Тетрадь?! Уничтожить или нет? А если не успею? Скажут – пытался уничтожить улики…»

— Чем обязан? – с трудом отлепив присохший к нёбу язык, произнёс Змойров. – Вы, собственно, кто такая и как здесь оказались?

– Это я, Мария, – тихо произнесла нежданная гостья, садясь на диване. – Мне некуда было идти, а от офиса мы всегда ключ на улице прятали в трещине фундамента, вот я и переночевала.

«Главное – не давать понять, что я её знаю. А может, позвонить и вызвать полицию?»

— Меня никто не видел, – словно прочитав его мысли, попыталась оправдаться женщина. – Я сейчас уйду. Только умоюсь, если вы не против.

Мария встала и пошла умываться. Змойров проводил её взглядом, потом перевёл взгляд на тетрадь и офисный шредер.

«Стоит нажать кнопку, и через минуту этот бумажный измельчитель уничтожит компромат, разрезав его в лапшу».

Он подошёл к окну и, отодвинув жалюзи, оглядел всё вокруг, но никаких признаков слежки полиции не оказалось. Не только самой полиции, но и микроавтобусов с затемнёнными стёклами или подозрительных ремонтных бригад перед входом в офис не обнаружилось.

«А что же с квартирой олимпийской чемпионки? – неожиданно на смену проходящему страху в Альберте стала просыпаться корысть. – Ведь она оформила генералку?»

Он вытащил мобильный и стал набирать Власова. Тот долго не отвечал, но наконец Змойров услышал его заспанный голос. Услышав от «риелтора» вопрос, знает ли, где сейчас задержанная, он обругал его матом и положил трубку. Змойров перезвонил, но телефон был отключён.

– Сука! – выругался мужчина и пошёл посмотреть, почему долго задерживается женщина.

Однако в офисе уже никого не было. Змойров выглянул за дверь офиса на улицу, борясь с двумя чувствами. С одной стороны, он не хотел привлекать к себе внимание правоохранительных органов контактами с обвиняемой преступницей, но с другой стороны, он никак не мог позволить пройти сделке с квартирой Царьковой мимо себя. Он вернулся в офис и пустил тетрадь с компроматом в шредер. После этого ему стало немного спокойнее. Он налил себе кофе и стал ждать. Через некоторое время на его мобильном телефоне раздался звонок от Власова.

– Ты чего мне с самого утра уже обкуренным звонишь? – сразу перешёл в нападение оперативник.

Змойров торопливо и немного сбивчиво рассказал о своём сегодняшнем раннем визите в офисное помещение, где застал ночную гостью. На той стороне раздался смех.

– Я тебе говорю, бросай наркоту, она тебя до добра не доведёт, – насмешливо продолжал фыркать Власов. – У нас с ней сегодня следственные действия в изоляторе, а ты мне такой бред несёшь. Может, тебе привидение явилось?

Теперь уже настала очередь бросать трубку Змойрову, который не мог больше выдерживать такой насмешливый тон от полицейского…

…Власова повеселила услышанная от «чёрного риелтора» весть о появлении в его офисе арестантки. Он сразу списал это на его давнее пристрастие к наркотическим веществам. Зайдя в кабинет к следователю, он увидел, что тот ведёт допрос с одним из потерпевших от рук мошенницы. Пожилой ветеран кипел от негодования и периодически при упоминании о потере квартиры поднимал трость, словно намереваясь броситься на невидимого врага в свою последнюю атаку.

– Сейчас привезут подследственную на очную ставку, – кивнул на потерпевшего Александр Сергеевич, – а потом надо будет забрать у неё материал ещё на одну экспертизу. Сходи за Пермяковой, попроси, чтобы она подготовила всё для забора образцов, и понятых не забудь пригласить.

Удивившись такой плотности в работе, Власов пошёл в кабинет к судебному медику. Татьяна Петровна встретила его в прекрасном расположении духа. Было немного непривычно видеть Петровну такой светящейся. Не понимая, какая «добрая муха» её укусила, он передал ей просьбу следователя, ожидая увидеть удивление, но та только кивнула и обещалась быть.

«По-моему, я не знаю чего-то», – отреагировал мозг оперативного работника. Он стал расспрашивать свою коллегу по работе, но та никак не хотела рассказывать, в чём дело, хотя по ней было видно, что это ей даётся с трудом.

– Татьяна, давай колись, что произошло и почему ты такая довольная, словно вернулась от Грачёва с вашего первого свидания, – не ведая того сам, нажал на нужную клавишу лейтенант полиции.

Женщина, продолжая улыбаться, поведала Власову, что вчера вечером начальник отделения попросил её съездить к экспертам и узнать предварительные данные.

– Я после этого позвонила прежнему врачу-эксперту, Когану Самуилу Натановичу, – начала не торопясь рассказывать ему коллега, – а он уже в свою очередь позвонил своему знакомому, который устроил мне визит к экспертам…

– И? – нетерпеливо перебил её Власов, настаивая на конечном результате.

– Экспертиза ещё не прошла полностью, – Татьяна явно растягивала удовольствие, – но основные тесты на совпадение ДНК уже провели и мне по секрету сказали результат.

Пермякова, не скрывая, издевалась над Власовым, делая неприлично длинную паузу.

«Давай говори, хватит тянуть кота за яйца», — отреагировал мозг разозлённого полицейского.

– Совпадения девяносто восемь с чем-то процентов, – не выдержала Татьяна Петровна, торжественно провозгласив предварительный результат.

– А это значит… – попытался подвести черту Власов.

– А это значит, что жена Грачёва и мать его дочери похоронена на городском кладбище, а эта женщина всего лишь ловкая мошенница, и больше ничего! – радостно выдохнула женщина.

Было заметно, что для неё этот результат далеко не формальность. В этих интонациях, чрезмерном возбуждении проглядывалась её личная заинтересованность. Некий любовный реваншизм, за которым ещё оставалась жива надежда.

Довольный новостью, Власов побежал готовить очную ставку, а Татьяна ещё долго сидела, задумавшись и перебирая разные варианты своих дальнейших действий. Ей не терпелось набрать телефон Егора и прокричать ему в трубку, что он полный идиот и его использовала в своих целях ловкая преступница. В то же время она как женщина понимала, что этот мужчина любил и был одержим своим чувством, и ей было жалко рушить его выстраданный за два года ожиданий иллюзорный мир. Ведь она тоже знала, что такое любить и ждать. Надеяться понапрасну, но не сдаваться.

Спустя час-полтора ей позвонил следователь и попросил прийти к нему в кабинет со всем необходимым для забора образцов. Обвиняемая в подавленном состоянии сидела за столом напротив следователя, уткнувшись взглядом в массивный письменный набор из тёмного дерева. В кабинете уже присутствовали двое понятых и Власов. «Шурик» быстро разъяснил всем присутствующим цель данного следственного действия и зачитал постановление. Петровна подошла к обманщице Грачёва, держа наготове все необходимые приспособления для забора генетического материала.

– Откройте рот, – попросила она испытуемую, готовая ватными палочками выколоть её наглые глаза.

«Смотрит как овечка, а сама волчица что ни есть. Немудрено, что она вертела Егором, с такой-то схожей внешностью… Совсем его околдовала, стерва! Так хочется ей сказать о экспертизе… Хотя зачем? Она и сама знает, что не Грачёва».

Она быстро закончила все необходимые манипуляции и, запечатав анализы, передала на стол следователю, который отметил всё происходящее в протоколе, опечатал конверт с материалом и дал понятым на нём расписаться.

– И что теперь? – поинтересовалась обвиняемая. – Вы будете брать образцы у моей мамы?

– Нами будут сделаны заборы генетического материала у гражданки Царьковой, – с сомнением покачал головой Александр Сергеевич. – А уж мама она или просто обманутая вами потерпевшая – установит назначенная мною экспертиза.

– Я вас не обманываю, – мягко, но настойчиво повторила женщина. – Она моя мама.

– Вы бы лучше назвали свои подлинные фамилию и имя, – не выдержал Власов. – Неужели вы рассчитываете избежать наказания за мошенничество только тем, что мы не сможем установить вашу личность?

Следователь недовольно посмотрел на оперативника, который влез не в своё дело.

– Я уже назвала своё имя, – с наивным выражением лица пожала плечами задержанная, – а паспорт мой есть в деле.

– Вы нам солгали, – не стерпел теперь «Шурик», который больше других переживал, что теперь, после такого заключения, личность обвиняемой нужно будет устанавливать неизвестно каким способом.

– Я солгала? – удивилась мошенница, подняв брови.

– Да, вы не являетесь Светланой Грачёвой, и на это скоро будет заключение экспертизы, – раскрыл карты следователь. – Паспорт на её имя принадлежит женщине, умершей два года назад в автомобильной катастрофе.

– А кто же тогда я?! – растерянно, словно потерянный ребёнок, готовый расплакаться, произнесла женщина. – Я только знаю, что Зинаида Фёдоровна Царькова является моей мамой.

– Я уже слышал эту сказочную историю, как вы нашли друг друга, – усмехнулся следователь, – думаю, скоро и этот миф будет опровергнут, как все прочие. Что вы тогда скажете, кем тогда представитесь? Может, лучше внебрачной дочерью президента России?

– Я не знаю, как меня зовут, – обвиняемая была готова расплакаться, – я только знаю одно – я её дочь! Может, вы тогда всё-таки проверите – Лошадкина, Мария. Я себя всегда помнила под этим именем.

– Уже давно проверили, – подал голос Власов, который рассылал все запросы в Псковскую область. – Человека с таким именем и фамилией в доме-интернате Великих Лук никогда не было. Такого человека просто не существует!

Следователь, желающий прекратить дальнейший разговор, распорядился увести задержанную. Вошедший конвойный защелкнул на её тонких, как у ребёнка, запястьях воронёную сталь наручников и вывел женщину наружу.

– Странная она какая-то, – поделилась своим мнением Татьяна Пермякова. – Неужели так можно играть? Словно инопланетянка.

– И даже у пришельцев есть имена, – не смог не вставить своё слово Власов.

К концу рабочего дня, когда отделение опустело, Пермякова осталась на рабочем месте один на один со своими непростыми переживаниями. Накапливающийся внутренний эмоциональный фон давил на неё всё сильнее и сильнее. Распирал её изнутри, словно сжатый газ, и требовал выхода, грозя женщине сердечным взрывом. Наконец она не выдержала и позвонила Грачёву. Узнав, что у неё есть очень важная информация по квартирному делу, Егор не раздумывая бросился к ней на встречу в отделение полиции. Стоящий в дежурке постовой милиционер удивлённо поприветствовал бывшего оперативника, но не стал препятствовать его проходу на второй этаж.

Капитан почувствовал, как, проходя мимо своего кабинета, его захлестнуло чувство ностальгии по прежней работе. Ему до боли захотелось вернуться в этот старый кабинет и снова, как и раньше, заняться раскрытием преступлений, а вечером, как обычно, открывать свой обшарпанный металлический сейф и встречаться со своим «армянским другом», который, в отличие от Власова, никогда не предавал и всегда был готов выложиться перед ним тонким ароматом дубовых бочек на все сорок градусов.

Грачёв сразу заметил, что Петровна находится в возбуждённом состоянии. Глаза у женщины блестели, словно у ночной хищной кошки, так что казалось, если выключить свет, они так и останутся гореть в кромешной тьме кабинета.

– Чаю? – осторожно, чтобы не спугнуть жертву перед «броском», поинтересовалась бывшая коллега.

– Нет, я на минуту, – отказался Егор, – Настя одна дома. Ты что-то хотела мне сказать по делу?

«Торопится, словно боится, что я его сейчас прямо с чаем съем. Интересно, как он отреагирует? Не поверит? Ну это понятно. Хотя ему ли не знать, что такое экспертиза? Это может вызвать шок. А с другой стороны, нельзя всю жизнь жить иллюзиями. Надо перейти эту роковую черту, один раз потерпеть. Пусть и переболит, как шов после операции. А со временем разгладятся рубцы в памяти и станут практически незаметны. А то и вовсе исчезнут. Он ведь ещё крепкий мужчина, и не такие стрессы переносил. Работа в розыске закаляет как сталь… Начнёт спорить – я просто скажу «дурак», и на этом всё закончится».

— Я знаю результаты генетической экспертизы, – выдохнув волнение, начала рассказывать Пермякова. – Официальное заключение придёт к следователю через две недели…

– Как – экспертиза? – обрадовался Егор. – А что же мне ничего не сказали раньше? Я бы тогда адвоката жены не просил подавать ходатайство.

Слово «жены» резануло слух женщины, но не вызвало ничего, кроме жалости к ничего не подозревающему мужчине.

– Я о другой экспертизе, – поправила его Татьяна. – Ту, о которой ходатайствовал адвокат этой женщины, мы только начали.

«Той женщины! О как поддела! Всё никак не может смириться, что у нас ничего не получилось. Подожди! Какой другой?»

Татьяна Петровна подробно изложила бывшему оперативнику об эксгумации тела его жены и заборе у трупа генетического материала для сравнения с образцами его дочери.

– Как дочери?! – взорвался Грачёв – Вы не имели права брать у неё образцы без моего разрешения! Я тебе не верю. Мне дочь ничего об этом не говорила!

– Она и не знала, что происходит что-либо особенное. – Пермякову встревожил его озлобленный вид, и она попыталась говорить как можно спокойнее: – Образцы забрали у неё в школе под видом планового осмотра. Там присутствовали педагог и детский психолог, так что с точки зрения закона все формальности были соблюдены. Раз она тебе не сказала, это только доказывает, что девочку ничего не потревожило.

– Сволочи! И это друзья и коллеги! Гады вы последние! – продолжал кипеть Грачёв, не стараясь выбирать слова. – Отрыли какой-то там труп… Совсем очумели. С таким же успехом можно было любой другой вырыть. Главное, чтобы эта была женщина и умерла в то время.

Петровна больше ничего не говорила. Она просто ждала, когда Егор выговорится и успокоится. Но он говорил и говорил. Поносил всех – от начальника до рядового, заходя в оскорблениях до нецензурных выражений.

«Когда же он наконец замолчит? Наверное, не скоро. Ведь тогда придётся узнать ответ экспертизы, а он боится услышать не тот ответ, вот поэтому и говорит без умолку, понося всех и вся».

— Ну и чего ты мне хочешь сказать? – уверенным тоном подошёл к самому важному Грачёв. – Я и так знаю, что моя жена сейчас у вас под стражей. А тот труп к нам с дочерью никакого отношения не имеет. Следовало мне из-за этого сюда тащиться?

– Должна тебя огорчить, – набралась решительности Пермякова, – эксперты, сравнивая ДНК, доказали, что похороненная женщина является родной матерью твоей дочери и, следовательно, твоей женой Светланой Грачёвой.

– Хватит гнать! – отмахнулся мужчина, отвернувшись к окну, чтобы женщина не увидела бурю волнения, разыгравшуюся у него на лице.

– Егор, это не я говорю, это экспертиза, – тихо повторила свой аргумент Татьяна Петровна.

«Экспертиза ДНК!!! Этого не может быть! А если она не врёт?! Ну конечно, она врёт! Это ревность! Женская ревность. Отвергнутая женщина пытается досадить мне посильнее… Однако если ДНК… Да. Нет, чушь… Не может быть тот похороненный кусок искалеченного тела моей женой. Я же только сегодня был у неё на свидании… А эта смотрит на меня. Уставилась как на препарированную лягушку. Ждёт, какой лапкой я ещё дёрну напоследок».

— Это всё, что ты хотела мне сказать? – как можно спокойнее поинтересовался Егор. – Или есть ещё новости?

– Тебе этого мало? – удивилась Татьяна.

Она произнесла это таким тоном, что Егор невольно опять вернулся к сказанному ей о экспертизе. Как он ни старался не придавать большого значения услышанному, он понимал, что это ему не удастся, и теперь ему уже не найти для себя спокойной минутки, чтобы не думать об этом. А думать было просто не о чем. Если есть результат генной экспертизы, то это конец. Это его апокалипсис!

Выйдя из отделения, он прямиком направился в винный магазин за водкой. Душа горела и требовала забыться. Он взял бутылку и, запрыгнув в машину, рванул с места. Он мчался домой, словно врач к умирающему больному, влетел в комнату, задёрнул занавес. Дочка что-то спросила про неё, но он, стараясь побыстрее заглушить душевную боль, уже лил в гранёный стакан и тут же без закуски жадно опрокинул его содержимое в гортань. В животе разлилось знакомое тепло спиртного.

– Папа, ну где мама? – раздалось за тканью, по которой пробежала волна от детской руки. – Ты говорил, что она придёт, ещё вчера. Почему она с нами не живёт? Она же обещала!

Не найдя ответа, отец снова плеснул в стакан.

«Где она и кто она? Мама, жена или бездушный клон? Тихий и спокойный. Почти без эмоций. А Светка была как цунами, вулкан. Она никогда не сидела спокойно на месте, всегда крутилась как юла. А может, и впрямь мошенница, воспользовавшаяся своей феноменальной схожестью?»

Последнее было принять тяжелее всего. По телу пробежала холодная вьюжка, отчего всего передёрнуло, как от озноба, и на глаза набежала слеза. Словно у плохого окулиста, слеза исказила пространство, а потом оторвалась от нижнего века и звучно упала на пол. Он заплакал впервые за много-много лет. Тихо, беззвучно. Старательно смахивал ладонью накатывающуюся новую порцию влаги, чтобы слёзы, падая на пол, не выдали его состояние дочери. Для него всё в одночасье обрушилось. Вся его жизнь. Вся система координат, которую он с таким трудом выстроил. Он не знал, как теперь ему жить, что делать. Как теперь относиться к Ней? И кто Она ему и дочери? Никто???

Словно ища спасение в анестезии, рука Егора потянулась за бутылкой, и новая порция водки потекла по его телу, притупляя душевные страдания.

Опустошив бутылку, он почувствовал небольшое облегчение. Боль уже не разрывала сердце, оно просто щемило, словно осталось зажатым в металлические тиски. Он посмотрел на фотографию жены. Она продолжала висеть над столом и улыбаться, словно за это долгое время ничего не произошло. Он смотрел ей в глаза, пока не почувствовал, что веки наливаются усталостью, а голова начинает клониться к столу. Включил настольную лампу. Вспышка света на миг отрезвила и прогнала сон. И снова глаза словно на гипнотическом сеансе. Он вырубил свет, но тут же передумал и опять включил. Выключил, включил, и так не переставая, словно радист с тонущего корабля, посылающий шифрограмму засыпающему городу с криком о спасении – SOS!

…Настя отскочила от щёлочки, испуганная тем, что увидела отца плачущим. Словно подглядела за отцом что-то недозволенное, запретное.

«Папа плачет?! Может, подойти и пожалеть его? Но тогда он поймёт, что я подсматривала. А он меня просил не смотреть на их с мамой половину. Мамочка, может, ты его обидела? Или он просто по тебе так соскучился? Я ведь соскучилась по тебе ещё больше, поэтому ты должна сначала прийти ко мне… А может, что-то с тобой случилось, и он об этом узнал, а теперь плачет и пьёт свою водку…»

От мысли, что с мамой могло что-нибудь случиться, девочке стало страшно. Она залезла под одеяло и тоже стала плакать. Под одеялом было душно, но вылезать наружу, где жить было ещё труднее, ей не хотелось. Дышать под толстым одеялом становилось всё труднее. Она уже перестала плакать, сберегая воздух для дыхания, но не сдавалась, твёрдо решив никогда «назад» не возвращаться. И тут Настя почувствовала, как одеяло против её воли стало медленно с неё сползать. Как будто кто-то из «того» мира, почувствовав её состояние, пришёл к ней на выручку.

«Отец. Наверное, решил перед сном подойти и поправить одеяло. Надо отпустить, он всё равно перетянет».

Девочка не стала цепляться за одеяло, которое сползло с её головы, и… открыла маму! По ту сторону одеяла стояла Настина мама! Она улыбалась дочке и, приложив палец к губам, просила не шуметь, показывая, что там, за занавесом спит отец. И правильно просила, так как девочке с огромным трудом удалось себя сдержать и не закричать, разбудив засыпающее общежитие. Мама обняла Настю, прижала её к груди, и девочка замерла в блаженстве, прислушиваясь к стуку родного маминого сердца. С каждой секундой эти «часы счастья» своим «тиканьем» проникали глубоко в маленькое тело ребёнка, перенастраивая и заставляя её сердечко биться в унисон с маминым.

– Мам, ну куда ты всё время пропадаешь? – прошептала Настя, когда уже достаточно пропиталась маминым запахом и теплом. – Я всё время боюсь, что ты снова исчезнешь и уже не вернёшься.

Глаза мамы наполнились грустью. Она ничего не отвечала, только гладила и целовала голову дочки.

– Ответь, – вернулась из её водоворота ласк Настя и прямо посмотрела ей в глаза, – ты больше не уйдёшь от меня? От нас с папой? Обещай, что не уйдёшь!

Видя, что мама не торопится её заверить, глаза девочки заволокло влагой. Мать и сама была готова расплакаться, видя, как страдает её ребёнок.

– Настя, дочка, если бы я могла, я никогда и ни за что на свете не рассталась бы с тобой даже на одну минуту! – Женщина говорила проникновенно и искренне.

– Ты можешь! Ты же взрослая! – прервал её ребёнок, не желая услышать вторую часть, которую обычно после первой произносят родители. – Тебя никто не может заставить поступить не так, как ты хочешь!

– Ты ошибаешься, доча, – грустно улыбнулась женщина. – Ты не представляешь, что мне стоило прийти сегодня к тебе. Какие правила и законы нарушить, лишь бы обнять тебя, мое дорогое и любимое дитя. И это для меня не останется без последствий.

– Фу, я ничего не понимаю, – вздохнула девочка. – Может, ты папе расскажешь всё? Он ведь сможет тебе помочь. Он сильный!

– Да, твой отец сильный, но даже он ничего не сможет сделать против законов, которым я подчиняюсь, – покачала головой мать.

– Понятно, почему он сегодня плакал, – понимающе кивнула Настя, найдя для себя ответ на это странное поведение отца.

– Плакал… – задумчиво повторила мама, словно до конца не веря, что такой крепкий, мужской характер мог дать слабину. Настя между тем, убаюканная её присутствием, начала впадать в дрёму, но, как маленькая обезьянка, лишь сильнее цеплялась за свою маму, видимо боясь, что она опять куда-нибудь исчезнет.

– Мама, ты поспишь со мной? – не в силах больше бороться со сном, попросила девочка. – Как раньше, когда папа был на дежурстве?

Получив от мамы обещание лечь с ней рядом, она успокоилась и вскоре заснула крепким, спокойным сном. Накрыв дочку, женщина вышла на взрослую половину, где за столом, подложив под голову руки, как на подушке, спал Егор. Она осторожно, чтобы не разбудить спящего, вытащила застрявшую у него между рук пустую поллитровку. Расстелила постель и попыталась перетащить туда Грачёва.

Он проснулся и долго смотрел на неё сквозь узкие щелки припухших век, никак не реагируя на её попытки помочь ему подняться. Потом встал, отодвинул её в сторону и, шатаясь, перевалился на диван. Она стянула с него одежду, накрыла одеялом и долго сидела рядом, всматриваясь в его лицо, словно пыталась проникнуть намного глубже и что-то понять очень важное. Под её взглядом он опять приоткрыл глаза. Посмотрел на неё уже более осмысленным взглядом.

«Странно, но это не сон. Тогда почему она здесь, а не в тюрьме, где была ещё недавно? Надо спросить. Не! Не буду! Какое мне дело, я в полиции уже не работаю… А может, это я «белку» схватил? Тоже не может быть, ведь для этого надо месяц без роздыха пить. Значит, это всё же какой-то пьяный глюк! Как-то вылезло на нервной почве».

— Ты кто? – облегчая себе душу, сбросил с себя в этом наболевшем вопросе тяжёлый психологический «балласт» мужчина.

– Не знаю, – тихо пролепетала женщина. – Иногда мне кажется, что я всё, а иногда понимаю, что я никто.

– Ты не Света, – осипшим от волнения голосом произнёс Егор.

– Наверное, ты прав, – так же спокойно согласилась женщина. – Но я все равно твоя жена и мать Насти.

– Как так может быть? – окончательно проснулся Грачёв. – Ты есть – и тебя одновременно нет. Человек-псевдоним в больничном журнале. Лошадкина Мария, и больше ничего. Почему ты скрываешь свое подлинное лицо? Прячешь свои документы?

– Ты же говорил, что у меня амнезия, – улыбнулась женщина.

– Это было моё заблуждение, – покачал головой Грачёв. – Нет у тебя никакой потери памяти. Всё ложь и притворство, с одной только корыстной целью…

Грачёв остановился, не зная, продолжать или нет.

– Договаривай, что же ты остановился? – подбадривала его женщина. – Какая у меня была корыстная цель? Квартира? И ты туда же?

– Ты не Света, – снова потерянно произнёс Егор, словно подводя черту под их разговором.

Она придвинулась к нему ближе, что заставило его инстинктивно сдвинуться немного от неё в сторону, и всё же он успел почувствовать её аромат. Светкин! И снова голова закружилась, как в далёком детстве на цепочной карусели.

– Я та, кем ты хочешь, чтобы я была. – Её лицо начало приближаться к его глазам. – Пока ты верил, что я твоя жена, я и правда была твоей женой. Теперь ты разуверился. И я снова для тебя никто. Но я все равно остаюсь матерью для Насти. И тебе не надо переубеждать нашу дочь в обратном. У тебя это не получится. Ты только потеряешь доверие дочери. Оставь для неё всё как есть.

Женщина встала и, отодвинув занавес, исчезла на детской половине.

«Зачем я затеял весь этот ненужный разговор? А если Петровна всё наврала? А я спьяну тут нагородил кучу глупостей. Ведь мне в жизни уже ничего хорошего не осталось. Так зачем я добровольно отказываюсь от такого подарка? Что было лучше – ездить на приступок и искать там продажной любви с немного похожей на жену проституткой? Когда вон за ширмой моя Светлана… или её клон! Но она готова стать мне женой и матерью моей дочери, даже если таковой нам не приходится… Надо идти извиняться! Называть её снова Светочкой, целовать в шейку… Нет, сгребать в охапку и нести сюда мириться. И как можно скорее».

Бывший полицейский поднялся с дивана и, словно матрос на палубе попавшего в шторм корабля, пошатываясь от выпитого спиртного, неуверенным шагом потянулся к занавесу. Ухватив ткань, он отодвинул занавес в сторону и прошёл на половину дочери. Настя тихо посапывала на своей постели, но Её с нею рядом не было. Егор, не веря своим глазам, прощупал кровать, а затем наклонился и заглянул под неё. Она исчезла. Словно прошла не только за занавес, но и дальше, не останавливаясь, сквозь кирпичную стену, прочь из их комнаты.

«Но ведь выйти можно было только через дверь на моей половине! А она ушла и назад не возвращалась. Значит, это и впрямь был сон, или мираж, видение с пьяных глаз. Получается, я сам с собой разговаривал, представляя её рядом. Допился! Психушка по мне плачет! Она же сейчас в тюрьме! Вот ведь как меня черти колбасят. Надо завязывать с бухлом. У меня же Настя!»

Он присел на кровать к дочери и ещё минутку всматривался в её милое лицо, успокаиваясь и приводя мысли в порядок.

* * *

Зинаида Фёдоровна была разбужена рано утром от дверного звонка участкового. Он был не один. Вместе с ним пришла ещё небольшая группа незнакомых людей, как потом оказалось, сотрудники полиции в штатском и понятые. Молодой следователь, постоянно поправлявший оправу очков и представившийся именем великого русского поэта, прочитал постановление о проведении судебной экспертизы, целью которой было установление родства между Царьковой и её обвиняемой дочерью.

– А сколько это стоит? – поинтересовалась пенсионерка. – Я по телевизору слышала, что такое исследование очень дорогое.

К радости пожилой женщины, оказалось, что всё будет проводиться за государственный счёт. Она была просто счастлива, что наконец будет официальное свидетельство тому, что Мария – «плоть от плоти», её родная кровиночка. После этого с её девочки снимут все эти нелепые обвинения, и они смогут погрузиться в тихие семейные заботы и радости. Ей был очень симпатичен этот скромный следователь, с уважением рассматривающий её спортивные трофеи. Ей не терпелось попросить его, чтобы он выпустил её дочь из-под стражи, и она, набравшись смелости, обратилась к нему об изменении дочке меры пресечения.

– У вас же есть такое, как подписка о невыезде, – просила она Александра Сергеевича, мешая женщине-медику собирать у неё изо рта необходимый для экспертизы материал.

– Мы до сих пор не установили её личность! – отрицательно покачал головой следователь. – А вы говорите – выпустить её. Кого её? Где потом её искать?

– Ну, так у неё же есть паспорт, семья; муж с дочерью, – не понимала молодого человека пенсионерка. – Как же не установлена личность?! Светлана Грачёва – её имя!

– Уже нет, – вздохнул Александр Сергеевич, рассказав заслуженной спортсменке о данных первой экспертизы.

– Ну она все равно моя дочь, – сразу, как только следователь закончил, твёрдо заявила бывшая олимпийская чемпионка.

– Вот это мы скоро и узнаем, – улыбнулся ей мужчина, торопливо вытаскивая из кармана зазвонивший мобильный телефон.

Пока на конвертах с образцами понятые ставили свои закорючки, следователь стал меняться в лице, приобретая серый, нездоровый цвет.

– Как нет в СИЗО? – задрожал его голос – Что значит – наверное, в другой камере? Потерялась? Сейчас буду у вас.

«Милый» работник следствия в один момент превратился в злобного, разъярённого полицейского, который выскочил из квартиры заслуженной пенсионерки, даже не прощаясь с хозяйкой. Вслед за ним хвостом ретировались и все остальные, оставив Зинаиду Фёдоровну в недоумении таким поведением официальных лиц…

…Утром Егор проснулся от плача дочери. У Насти была настоящая истерика. Грачёв решил, что дочери приснился плохой сон, но оказалось, что дело совсем не в этом.