Текст книги "Птенцы Виндерхейма"

Альдис плюхнулась на живот и свесила руку:

– Держись!

Чужие пальцы вцепились в ладонь. Фридмунд оказался неожиданно тяжелым. Шкаф угрожающе накренился и заскрипел. На секунду показалось, что сейчас они все втроем, включая шкаф, рухнут вниз, но массивная конструкция из железного дуба выдержала штурм.

Бритый подтянулся и плюхнулся сверху на Альдис.

– Спасибо, – выдохнул он, ухмыляясь. – Ты спасла мне жизнь, и теперь я твой раб навеки.

– Слезь с меня. – Девушка попыталась отодвинуться, но было слишком мало места, чтобы избежать близости, а сокурсник вовсе не торопился выполнять просьбу, вовсю наслаждаясь своим положением. – Слезь немедленно!

– Я не могу, – пожаловался Фридмунд. – Там нет места.

Здесь он откровенно врал. За его спиной оставалось не меньше десяти сантиметров свободного пространства.

– Если не слезешь, я скину тебя вниз.

Проклятье! Фридмунд был отнюдь не пушинкой. И он слишком уж старательно прижимался.

– Давай попробуем принять другую позу, – не терпящим возражения тоном заявил сокурсник и провел ряд загадочных манипуляций, похожих на попытки поменяться с Альдис местами, но в результате почему-то оказалось, что он еще теснее прижался к ней.

– Я предупреждала.

Нормально замахнуться не удалось, но оплеуха все равно получилась звучной.

– Уай! Ты чего дерешься? – Парень слегка ослабил объятия и возмущенно потер щеку. – Это опасно, между прочим. Я могу упасть, а там внизу рысь!

– Слезай с меня и садись рядом, – сквозь зубы прошипела девушка.

Очевидно, тон Альдис в этот раз был достаточно убедительным, потому что Фридмунд действительно приподнялся и опасливо отодвинулся. Свесить ноги со шкафа он так и не рискнул и сидел по-птичьи, на краешке.

Курсантка отряхнула мундир от пыли, годами копившейся на крыше шкафа, и три раза подряд чихнула.

– Будь здорова, – буркнул парень.

– Спасибо.

Она перевесилась и кинула короткий взгляд вниз. Рысь, разумеется, никуда не делась. Хищница удобно устроилась на ковре рядом со шкафом, сомкнула глаза, и только подрагивавшая на кончике уха кисточка выдавала интерес большой кошки к происходящему.

Девушка снова попыталась отряхнуться, подняв в воздух клубы пыли. В результате расчихался уже Фридмунд.

– Будь здоров, – вернула пожелание Альдис, аккуратно устраиваясь рядом с ним.

Теперь, когда парень перестал придуриваться, вдруг оказалось, что наверху достаточно места, чтобы сидеть, не соприкасаясь плечами. Она немного поколебалась и все-таки решилась свесить ноги.

Рысь внизу продемонстрировала полнейшее равнодушие к этому маневру. Девушка облегченно выдохнула и наконец задала закономерный вопрос:

– Откуда здесь рысь?

Фридмунд все еще дулся из-за пощечины и ничего не ответил.

– Может, она пробралась из леса?

Парень чихнул и почесал левой рукой за правым ухом. Только сейчас, когда он сидел рядом, сжавшись в комочек, Альдис увидела, какие у него нескладно длинные руки и ноги.

– И где Сигрид?

Сокурсник шмыгнул носом и кивнул:

– Вон там.

– Что «вон там»?

– Вон там твоя Уничтожительница Волос. Зуб даю, что она превращается в кошку после заката.

В пустой полутемной комнате его слова прозвучали не так уж нелепо.

Рысь заинтересованно повела ушами, приоткрыла медово-золотистые глазищи и демонстративно зевнула.

– Закат только через час.

– Значит, она превращается в нее за час до заката.

– Ты бредишь, – не очень уверенно ответила девушка. – Она, наверное, через окно влезла.

Это предположение было не менее бредовым. Альдис достаточно знала об охоте и повадках хищников. Нормальная здоровая рысь никогда не приблизится к человеческому жилью и тем более не войдет в него по доброй воле.

Кошка рыкнула, перекатилась на спину и принялась вылизывать толстую лапу.

Фридмунд промолчал. Он по-прежнему сидел, поджав ноги и нахохлившись, словно большая встрепанная птица.

Рысь внизу увлеченно предавалась умывальным процедурам.

Пребывание в ловушке могло затянуться, а ситуация требовала решительных действий.

– Нельзя же так сидеть и ждать! Через несколько часов комендант запрет двери.

«И мне придется снова лезть в окно мимо Томико».

Парень оживился:

– Что ты предлагаешь?

Она еще раз обвела комнату взглядом. Кровать слева, в паре метров. У окна письменный стол и стулья. Рама слегка приоткрыта, и из нее сквозит холодный воздух. Да, проем невелик, но пролезть можно.

– Я попробую спрыгнуть, вылезти в окно и позвать кого-нибудь на помощь. Но надо отвлечь рысь.

– Мы можем завалить на нее шкаф, – радостно предложил сокурсник.

Девушка прикрыла глаза. Фридмунд действительно очень славный, забавный и неглупый. Но, видит Всеотец, она от него так устала!

– Фридмунд, я сейчас серьезно. Мне нужна твоя помощь.

– А я что – не помогаю?

– Давай еще раз. Ты можешь как-нибудь отвлечь рысь?

Парень ухмыльнулся:

– Я могу спеть ей колыбельную. Как ты думаешь – поможет?

– Не хочешь – как хочешь, – обозлилась курсантка. – Без тебя обойдусь.

Рысь старательно вылизывала пушистый бок, совершенно не обращая внимания на пленников. Равнодушие рыжей кошки придало девушке уверенности. Она присела, сгруппировалась и прыгнула.

– Нет! Ты погибнешь! Лучше я! – патетически заорал Фридмунд и попытался схватить ее за ногу, однако не успел.

Мягко приземлившись, Альдис перекувырнулась вбок, гася силу удара, в два прыжка добралась до окна и даже успела распахнуть раму.

Однако в следующую секунду тяжелая пушистая масса обрушилась на нее справа. Девушка упала, больно приложившись плечом об пол. Клыки угрожающе клацнули над шеей, колючие усы пощекотали щеку, запах влажной шерсти и сырого мяса ударил в ноздри, и толстая, мягкая лапа опустилась на грудь.

Рысь обнюхала свою добычу. В расплавленном золоте глаз хищницы не было ненависти, ярости или голода. Только легкое любопытство.

Вблизи она была невероятно, чарующе красива.

Слева что-то громыхнуло, послышались кряхтение и ругань. Альдис скосила глаза. Фридмунд стоял у шкафа, потирая колено и оглядываясь.

– Беги, – прохрипела курсантка. – Быстрее!

Сокурсник словно не услышал ее. С боевым кличем, достойным берсерка, он ухватил ближайший стул и направил ножки в сторону рыси.

– Месть! – заорала эта пародия на древних витязей, крохотными шажками наступая на большую кошку. – За невинно убиенную деву!

– Идиот, – обреченно прошептала девушка.

Рысь слегка присела и зашипела.

Внезапно вспыхнувший свет ударил по глазам. И все закончилось.

– Курсант Суртсдоттир, что вы делаете в моем доме? – Тон сержанта Сигрид не предвещал ничего хорошего. – Скёггир, оставь ее.

Тяжесть, давившая на грудь, исчезла. Альдис приподнялась, растирая ушибленное плечо. Картина, которую она увидела, вызывала изумление и зависть.

Огромная лесная кошка ходила кругами вокруг ротной, прижимаясь к ее ногам и басовито мурлыкая. Сигрид опустилась на колени перед зверем, ткнулась лбом в крутой кошачий лоб и замерла.

В эту минуту женщина и рысь казались удивительно схожими и даже сродственными друг другу, словно один мастер вылепил их из единого куска глины.

– Итак, курсант Суртсдоттир, я жду объяснений, – повторила ротная, покончив с приветственным ритуалом. – Что здесь делаете вы и этот юноша?

Пока ротная бодалась с рысью, Фридмунд успел неслышно пристроить стул на место и теперь крадучись пробирался к двери, однако взгляд Сигрид приморозил его к месту.

– Я… то есть мы принесли вам письмо.

– Вы заделались почтальоном, курсант?

– Нет, сержант. Матрос просил передать вам лично в руки. – Девушка вынула злополучное послание и попробовала расправить. Сейчас мятый и грязный конверт уже не казался убедительной причиной для вторжения в жилище командира. – Дверь была открыта, – добавила она, пытаясь оправдать свое присутствие в доме. – Мы думали, внутри кто-то есть.

Женщина распечатала конверт и окинула взглядом послание. Лицо ее стало отрешенным и задумчивым.

– Вы можете идти, курсант. И заберите вашего приятеля. – Этого она могла бы и не говорить. Не успели прозвучать ее слова, как внезапно ставший удивительно молчаливым Фридмунд скрылся за дверью.

– И вот еще что, – окликнула ее ротная, когда она уже стояла в прихожей. – Мне бы не хотелось, чтобы курсанты сплетничали о том, что их не касается.

– Они не будут сплетничать, сержант, – пообещала Альдис. – Я поговорю с Фридмундом, чтобы он не болтал.

– Хорошо. Я благодарна вам, курсант Суртсдоттир. Но в следующий раз постарайтесь не приближаться к дому во время моего отсутствия. Скёггир не доверяет незнакомцам.

Очень хотелось спросить про рысь или выпросить разрешение погладить хищницу, но злоупотреблять терпением командира было опасно, поэтому Альдис только по-военному щелкнула каблуками, поклонилась и вышла.

Intermedius
Сигрид Кнутсдоттир

Сержант Сигрид Кнутсдоттир запалила свечу и снова вынула письмо.

Большой солнцегриб в банке на столе недавно получил обильную подкормку и теперь жарил вовсю, источая потоки бледно-желтого света. В комнате можно было читать, не напрягая глаз, но Сигрид все-таки запалила свечу.

Совсем не для того, чтобы стало светлее.

Хрипло мяукнула Скёггир и ткнулась лбом в колено. Рысь чувствовала, что хозяйка чем-то расстроена.

Взгляд еще раз обежал мятые страницы. Плотная бумага вся покрыта разводами от морской воды. Не используй отправитель заряженные соматиком нерастворимые чернила, и до Виндерхейма добралась бы сплошная синяя клякса.

Но текст читается легко. На ровные строчки, как бусы на нить, нанизаны изящные руны с характерными, почти каллиграфическими завитушками – мода последних десятилетий, введенная чжанами, требовала от аристократов подлинного мастерства во владении кистью, и наставники академии железным молотом вдалбливали чистописание в курсантов.

«Дорогая наставница, – приветствовали Сигрид руны. – Прошло уже почти десять лет с тех пор, как я видела вас последний раз, но надеюсь, что вы еще помните Иду, вторую дочь эрла Ивара родом со Штормового Берега…»

Сигрид усмехнулась. Она помнила Иду Иварсдоттир. Помнила худенькой девочкой, впервые ступившей на берег Виндерхейма. Помнила решительной тренированной девушкой, когда Ида, бесстрашно выполнив серию смертоубийственных трюков, получила высший балл по пилотированию. Помнила счастливой молодой женщиной, выпускницей академии и будущим пилотом.

Она помнила их всех. Неудачниц и отличниц, глупышек и умниц, робких и самоуверенных, мечтательных и прагматичных, дочерей эрлов и дочерей знатнейших родов Мидгарда.

«Уже десять лет, как мы с вами не виделись, и почти год, как я не писала, не рискуя отвлекать Вас от Ваших занятий. Не стала бы тревожить и сейчас, если бы не крайнее горе, в котором пребывает моя семья. Мне совестно просить Вас об услуге – мой долг перед Вами и так безмерен, как безмерен Мировой океан. И все же я прошу, поскольку Вы – единственный человек на Виндерхейме, которому может быть небезразлична моя просьба.

Речь идет о моем младшем брате – Рагнаре. Возможно, Вам известно, что семь лет назад он захотел пойти по моим стопам. Подобно многим мальчишкам, он бредил небом.

Рагнар успешно сдал экзамены и приступил к учебе. Я хотела бы написать, что он неизменно радовал свою семью блестящими оценками, но, увы, это было не так. Боги наградили моего брата немалыми амбициями, но недодали прилежания и усердия. Успехи его на ниве постижения наук были не блестящи, и не единожды само обучение брата в академии оказывалось под угрозой. И все же ему удалось дойти до выпускных экзаменов. Все мы лелеяли надежду, что Рагнару доверят управление «валькирией». Сажать мальчика на сухопутный турс было бы насмешкой над его мечтой.

Увы, надежды не оправдались. Рагнар получил назначение на северные острова, и мы надолго потеряли его из виду. Моих родителей бесконечно опечалило, что их сын после столь долгой разлуки даже не заехал навестить родной фордор, но они понимали, каким ударом для его гордости стал крах всех его надежд.

В течение более чем шести месяцев мы лишь изредка обменивались письмами. Брат ничего не желал рассказывать о своей службе и категорически воспротивился намерению нашей матушки навестить его. Мы смирились с его нежеланием видеть родных и полагали, что время исцелит раны, нанесенные его тщеславию.

И вот пять месяцев назад пришла горестная весть. Рагнар героически погиб, защищая мирное поселение от монстра, извергнутого Северным Обрывом. Летающий кит полностью уничтожил турс, которым управлял мой брат. Он не оставил даже тела, чтобы оплакать и достойно похоронить бедного мальчика.

Это горе сломило матушку. Отец тоже сильно сдал, но нас поддерживала и утешала мысль, что Рагнар умер как герой, спасая сотни жизней. Мы верили в это – письма его командира не давали повода сомневаться.

Думаю, мне никогда не пришло бы в голову подозревать обман, если бы не случайная встреча с сокурсником Рагнара. Я разговорилась с этим молодым офицером, и он упомянул, что видел Рагнара в Йелленвике незадолго до того дня, как нам пришло известие о его гибели.

По словам сокурсника, брат был в странном расположении духа – то мрачен, но излишне весел – и легко впадал из меланхолии в буйство. Они выпили, и Рагнар признался, что место его службы совсем рядом с академией, на Маркланде, а эта увольнительная – первая за те полгода, что прошли после окончания обучения.

К сожалению, офицер не запомнил всех деталей разговора. Но он утверждает, что брат постоянно возвращался к теме риска, предопределенности и бренности существования, словно знал, что судьба немного отмерила ему и роковой час уже близок.

С того дня, как я услышала это известие, надежда если не увидеть снова моего бедного брата, то хотя бы узнать правду о его смерти не оставляет меня. Надежду на лучшее, которую я храню в своем сердце, нельзя назвать пустой, ведь тело так и не было предъявлено семье. Вы всегда учили меня, что хоронить товарища, прежде чем видел его кончину, – трусость и подлость. Не следовало забывать Ваши уроки.

И все же в своих попытках выяснить судьбу Рагнара я наткнулась на неожиданное и почти непреодолимое препятствие. Старые знакомые забывали о знакомстве, должники принимались юлить и изворачиваться, болтуны замолкали, стоило завести разговор о событиях, происшедших на Маркланде в марте этого года. Я отправила больше двух десятков писем и официальных запросов. В лучшем случае приходили официальные сообщения с вежливым и уклончивым ответом.

Только Вам на Виндерхейм за прошедшие месяцы я отослала пять писем. Зная Вашу прямоту и обязательность, я не сомневалась, что получу хотя бы несколько слов, разъясняющих Ваше отношение к моим осторожным вопросам, но ответа не было, и постепенно подозрение, что Вы не получали моих посланий, переросло в уверенность.

К огромному моему сожалению, старания разузнать о судьбе Рагнара не остались незамеченными. Опасаюсь даже упоминать чин и имя человека, который приказал мне прекратить расспросы. Я дала клятву, которую он потребовал, и да – признаюсь Вам, я солгала. Оставить это дело выше моих сил. Я должна выяснить все, что возможно, о жизни и смерти своего брата.

Теперь моя карьера и честь в Ваших руках. Доверяюсь Вам, ибо всегда находила в Вас поддержку и помощь. Я полностью сознаю, сколь рискованно дело, в которое я ввязалась, и знаю, что не вправе требовать от Вас ставить на карту все, чего Вы добились за эти годы. Однако если у Вас будет возможность хоть что-то сообщить о Рагнаре, прошу и умоляю не молчать! Это известие снимет тяжкий камень с моей души и, возможно, утешит в старости наших родителей.

Остаюсь Вашей верной ученицей.

Небесного Воинства Священного конунгата капитан Ида Иварсдоттир

P.S. Ответ можно отдать тому же человеку, что вручит это письмо. Это друг, его имя Йолаф. Корабль, на котором он ходит, приписан к интендантской части и часто бывает на Виндерхейме».

– Ну и что нам делать, Скёггир? – задумчиво спросила Сигрид у рыси.

Большая кошка потерлась тяжелой, лобастой головой о бедро хозяйки, выпрашивая ласку.

– Долг есть долг. Так, девочка? – продолжала женщина. Изуродованная половина ее лица странно дернулась. – Наши ученики остаются нашими учениками. Знать бы еще, кто такой этот Йолаф?

Она поднесла письмо к свече и не разжимала пальцев, пока оранжевое пламя не пожрало бумагу целиком.

Альдис Суртсдоттир

Вверх-вниз. Вверх-вниз. На себя – от себя. Нагнуться – откинуться.

Одежда давно была мокрой от соленых брызг и пота. Перед стартом Альдис показалось, что спасжилет болтается, и она перетянула завязки; теперь кругляши из пробкового дерева впивались в ребра. Весла, поначалу почти невесомые, налились свинцовой тяжестью…

А до финиша оставалось еще не менее мили.

Последний участок пути оказался самым сложным. Спокойное, ленивое в начале пути море потемнело и всхолмилось кудряшками белой пены.

Четырехвесельный ял яростно рыл носом темную воду. Выиграть сантиметры, выиграть секунды. Волны с размаху бились о борт, раскачивая и без того неустойчивый кораблик. Будь волны немного сильнее, ял вполне мог бы перевернуться.

Альдис снова откинулась, скользнув краем глаза по лодке слева. На ее корме золотисто-рыжим шариком маячила макушка Гурды, скользя вверх-вниз в такт движению волн. Поначалу отстававшая группа сработалась – весла слаженно опускались, Гурда держала лодку на курсе, и ял набирал скорость, обходя одного конкурента за другим.

Легко представить, как Гурда спокойно и уверенно говорит своей команде: «Не волнуйтесь, мы все успеем! Я с вами, я помогу!», как под ее чутким руководством не знакомые с ялами девчонки начинают двигаться синхронно, в едином ритме, как расчетливо она задает темп, экономя силы гребцов для финального рывка…

– Хватит считать селедку! – пронзительный голос Томико над ухом. – Шевелитесь! Даже мокрицы ползают быстрее! Раз-два, раз-два.

«Посиди сама на веслах, – мысленно предложила ей Альдис. Из ниронки получился плохой кормчий и отвратительный командир. Как и дополнительный мешок с камнями, положенный под скамью, она была балластом. – Не умеешь рулить, хоть погреби».

Вслух Альдис ничего не сказала, экономя дыхание. Чтобы заставить Белую Хризантему сделать что-то полезное, надо быть Риоко Тагути.

Справа мерно и часто, с равным усилием через равный промежуток времени, как лопасть механического судна, поднималось весло Сольвейг. На хмуром лице однокурсницы застыла ярость и несгибаемая воля к победе.

– Третья, поддай! – снова проорала Томико. Альдис, задыхаясь, навалилась на весло. Очередная волна ударила в борт.

Вот ведь йотунство! Если это может Сольвейг, значит, сможет и Альдис.

Передние весла – девушка не видела этого, но чувствовала по движению яла – взмахивали редко и нерегулярно, отчего лодка виляла носом. Тьяри и Бранвен смертельно устали.

Будь она на месте капитана, приказала бы Сольвейг грести медленнее – толку от слаженной работы больше.

Пара за спиной снова сбилась с ритма, ял дернулся влево и опасно накренился. Лодка Гурды набрала скорость и исчезла из поля зрения – ушла вперед.

Альдис коротко выдохнула, налегла на весло. За ними оставалось всего три лодки. Еще немного, и группа Томико последней придет к финишу…

Хлесткий крик над ухом:

– Пошевеливайтесь! Раз-два!

Море в барашках пены.

Все началось две недели назад, когда Сигрид в очередной раз собрала первокурсниц на плацу.

Они уже привычно отработали под ее командой построения, практически безукоризненно выполнив команды. Выражение лица ротной оставалось бесстрастным, но каким-то необъяснимым образом Альдис поняла, что сержант довольна их работой.

– Смиррно! – скомандовала она. Окинула взглядом вытянувшуюся вдоль края поля линию курсанток. – Вы неплохо усвоили азы.

Пришлось постараться, чтобы скрыть тщеславную улыбку. Это был первый комплимент, которого рота дождалась от Сигрид.

– Не советую радоваться раньше времени, – ехидно добавила сержант, в очередной раз подтвердив, что легче дождаться снега летом, чем похвалы от Мурены. – Умение маршировать еще не делает из вас офицеров. А что делает?

Был бы на месте Сигрид Вальди, такое вступление означало крупные неприятности. Он мог начать выспрашивать подопечных, заставляя их высказывать свое мнение и после каждого нерешительного, вымученного и, разумеется, неправильного ответа назначая наказание. Встречи с ротным мальчиков случались не так уж часто, но представление о пакостном характере сержанта Хрульга Альдис успела получить в полной мере.

Сигрид была Сигрид. Она сама ответила на свой вопрос.

– Настоящий солдат и тем более настоящий офицер отличается от героя-одиночки тем, что умеет работать в команде. Армия – это больше, чем просто множество одиночек, воюющих вместе. Армия – это коллектив. Это сообщество, братство. Это единый организм, в котором каждый занят своим делом. Рота, упор лежа принять! – Последняя команда была тем неожиданнее, что Сигрид произнесла ее абсолютно тем же тоном и с той же интонацией, что и всю предыдущую речь.

Ежедневная тренировка сделала свое дело, обученное тело среагировало быстрее, чем мозг успел осознать слова. Альдис обнаружила, что она, соседки справа, слева, да и вообще все девчонки роты опираются на руки и вытянутые носки ног.

– Вот это то, о чем я говорю. Я – ваш командир, я знаю, что делать. Вы знаете, что мои приказы не обсуждаются. Но армия – это больше, чем просто командир и подчиненные. Это иерархия. Отжиматься сорок раз. И слушать.

Мышцы привычно включились в работу. Отжимания «по сорок» утром и вечером давно не пугали даже Лакшми.

– Армия – единый организм. Это общество, в котором каждый знает зону своей ответственности, каждый умеет командовать и подчиняться. Здесь нет места герою-одиночке, будь он даже самим Кухулином. Армия – это коллектив, это команда. Этические принципы достойного офицера просты, понятны и достойны уважения.

Серый камень плаца отдалялся, чтобы снова приблизиться, а холодный звонкий голос над головой вещал:

– Наставница Нода научит вас сражаться, наставник Ингиред научит вас побеждать, другие наставники обучат вас тактике, стратегии, летному делу и другим навыкам, необходимым офицеру. А я научу вас быть коллективом, быть единым целым.

В поле зрения Альдис появились сапоги Сигрид. Отличные кожаные офицерские сапоги, начищенные до зеркального блеска.

– Я не стану пичкать вас сверх меры физической подготовкой. Даже великолепно тренированная женщина мало что может противопоставить такому же тренированному мужчине. Редкие исключения только подтверждают правило. Но я научу вас быть большим, чем просто кучка тренированных одиночек. Я научу вас командовать и подчиняться. И обучение начнется уже с сегодняшнего дня.

И понеслось! Сигрид слов на ветер не бросала. Командные игры, соревнования по гребле, подъемы в связках по почти отвесным склонам, преодоление полосы препятствий на время…

Задачи были разные. На сообразительность, на физическую подготовку, на внимание. Объединяло их одно – эти задачи не решались в одиночку. Никогда. Чтобы выйти в число лучших, нужна была командная работа, умелое руководство, безупречное выполнение приказов.

Особо отличившиеся курсанты получали баллы, которые шли в зачет при групповом и индивидуальном рейтинге.

Пожалуй, все это было бы не так уж и плохо. Если бы не одно «но»…

Сигрид разбила девчонок на полувзводы. И в полувзводе Альдис была Томико.

Всеотец любит пошутить. По жребию именно Томико выпало командовать полувзводом.

Снова Томико… Без своей свиты ниронка потеряла часть гонора. Но она все равно была высокомерна и глупа. Даже полученная от Сигрид взбучка не добавила ей смирения.

С остальными напарницами тоже не повезло.

Гальтка Бранвен, кажется, считала (положа руку на сердце не так, чтобы уж совсем несправедливо считала) девчонок в полувзводе странными. Она подчеркнуто избегала любого общения, предпочитая проводить время с соседками по комнате.

Трусоватая Тьяри вскоре заняла место у подножия трона Томико и принесла клятву, которой ниронки безуспешно добивались от Альдис.

Это было так странно, почти непостижимо – видеть человека, согласного по доброй воле пойти в рабство и даже мечтающего о такой судьбе. Тьяри жить не могла без хозяйской руки. Еще на корабле липла к Гурде, крутилась вокруг, смотрела снизу вверх глазами преданной собаки – разве что хвостиком не виляла, – и это при том, что сама была из Горнего Дома.

Неудивительно, что Гурда быстро устала от такого поклонения. Зато в лице Томико Тьяри встретила достойный предмет обожания.

Но больше чем отстраненность Бранвен, самомнение Томико и рабская покорность Тьяри, больше всего этого Альдис раздражало поведение Сольвейг.

Сольвейг Хиттигсдоттир умела все делать лучше всех. И знала все лучше всех. И по каждому вопросу имела свое мнение, которым спешила поделиться с особым, снисходительным видом. И еще у Сольвейг была такая выводящая из себя манера предлагать очевидные всем решения так, будто это единственный выход и ей должны ноги целовать за то, что она его придумала. На ее некрасивом, простецком лице рыбачки застыло выражение вечного превосходства над окружающими. Абсолютно над всеми. Всегда.

Наверное, так выглядела эрла Ауд в юности.

При всем при этом Сольвейг действительно многое умела и могла, ее советы зачастую были здравыми и логичными, а физические возможности и умение работать с полной отдачей потрясали. Поэтому просто игнорировать ее не получалось. Приходилось прилагать немалые усилия, чтобы быть с ней вежливой и спокойной, не отмахиваться от разумных предложений и не рявкать: «Без тебя знаю».

Альдис старалась.

Как ни странно, тут очень помогла Томико. Если Альдис самоуверенность сокурсницы просто раздражала, то у Томико она провоцировала взрывы бешеной, неистовой ненависти. Стычки «худородной» свандки, подчеркнуто гордившейся своим происхождением от эрлов, и Томико вызывали у Альдис странное чувство брезгливости и любопытства. Обе зазнайки не умели отступать, каждая гнула свою линию с упорством и гонором горного барана. Искры от столкновений летели во все стороны.

Ниронка словно не понимала, насколько роняет этой руганью себя и честь своего Дома.

Хорошо еще, что наученная сержантом Кнутсдоттир Томико удерживалась от рукоприкладства. Сольвейг наверняка накормила бы ее грязью – в спарринге она была хороша, хоть и уступала Хитоми (а кто не уступал этой малявке?).

Но, видит Всеотец, Альдис никогда не понять, зачем терять драгоценные минуты на скандальную разборку о способах штурма деревянной стены, в то время как остальные группы уже давно штурмуют эту стену. Зачем?! Ну зачем, ради всех богов?! Можно ведь просто тихо сделать все по-своему и привести группу к победе! Или сделать так, как хочет Томико – пусть подавится, может, в следующий раз будет умнее.

Но они ругались. Каждый раз, получив задание, они ругались до хрипоты, до оскорблений, до невозможности вообще что-то сделать вместе. Апофеозом командной работы стала задачка по логистике, когда обе курсантки проскандалили все полчаса, отведенные на работу.

Призывы к разуму на скандалисток не действовали. Поначалу Альдис пыталась выступить арбитром и каждый раз оказывалась втянутой в безобразный спор, из-за участия в котором потом было невыносимо стыдно.

Что еще можно было сделать? Подраться с Накамурой? Альдис не питала иллюзий по поводу реакции Хитоми. Накостылять Сольвейг? Это ничего не изменит.

Оставалось выполнять задание в одиночку или в паре с Бранвен.

Полувзвод Томико еще ни разу не получал призовых баллов.

С этим надо было что-то делать.

Они добрались до финиша последними.

Выругавшись, как пьяный боцман, Сольвейг спрыгнула в темную воду, ухватила ял за корму и издевательски уставилась на Томико.

– Если достопочтенная одзёсама соизволит поднять свою задницу, мне будет легче втащить лодку на берег.

У ниронки даже ноздри побелели от гнева.

– Тащи так. Это будет твоим наказанием за медленную греблю.

– Что?! – Сольвейг выпустила край лодки и уперла руки в боки (любимая поза эрлы Ауд, между прочим). – Я гребла быстрее всех, бестолковая ты свинья, прыщ на ровном месте. Если бы кое-кто не подставлял постоянно корму волнам и не вертел руль как… (тут она использовала настолько едкое и нецензурное слово, что даже Альдис впечатлилась), мы пришли бы первыми!

«Опять начинается. И как им не надоест?»

Альдис повернулась к Бранвен и кивнула на берег. Та поняла ее без слов.

Море обожгло холодом, накатившая волна чуть не сбила с ног. Мокрый бок яла норовил выскользнуть из пальцев – действительно, не лишним было бы облегчить лодку. На вес Томико и Тьяри, например.

Над головой неслось уже привычное:

– Это ты виновата!

– Я не виновата, что ты бестолочь, не можешь выполнить простейшего приказа!

«Когда-нибудь одна из них прибьет другую и получит пинка под зад из академии. Быстрее бы!»