Текст книги "Лукавый Шаолинь"

А потом случилось невероятное. Вся эта толпа загудела:

– Шантрааапааа! Шаантраапаа! Уезжай! Уеезжаай!

А я закричала, срываясь на фальцет:

– Вон из моего дома! Все!

– Ты тут не хозяйка, Иней, – твердо сказал Френд.

– Да пошел ты!

Я открыла входную дверь настежь.

А потом все они ушли. Молча. Без разговоров и извинений, избегая встречаться взглядом с Ильей.

Муж пил всю ночь. Я не отставала от него. И мы не сказали друг другу ни единого слова.

На следующий день гости оборвали телефон. Я не верила, что им стало стыдно. Просто не хотели ссориться с Френдом.

– Прости, Иней. Мы были так пьяны. Этого больше не повторится. От алкоголя совсем ум за разум зашел. Надеюсь, мы можем быть друзьями?

Я говорила вежливые слова, но каждый раз вешала трубку с отвращением.

Хельга так и не позвонила.

Я мучительно скучала по Эле, Асмодею и Ершу. Только переехав в ЗАТО, я поняла, как сильно люблю их.

А утром Френд заговорил, смущенно теребя прядь моих волос. Он долго убеждал меня в ценности дружбы.

– Не могу без них, пойми. Жизнь станет пустой. И вы обязательно найдете общий язык.

– Они совсем не знают меня, а уже считают красивой куклой…

– Думаю, нам стоит устроить еще один вечер с половиной ребят. Посидим и спокойно поговорим. Я добьюсь, чтоб ребята лично принесли тебе извинения.

Я вдруг почувствовала жуткую усталость:

– Слушай, Френд, а у вас в ЗАТО есть заброшенные здания?

– Зачем тебе?

– Я хочу побыть одна. Одиночество – ценная штука.

– Иней, ты все время забываешь, что являешься замужней дамой! Почему тебя так и тянет на приключения?

– Потому что я где-то очень сильно ошиблась. И хочу разобраться, где.

– Возможно, ты ошиблась, когда вышла за меня замуж?

– Это я и хотела бы понять.

Я надела ветровку, вышла на улицу и с грустью подумала, что наступает осень. Через пятнадцать минут я дошла до забора с колючей проволокой. И не почувствовала ничего. Ни грусти, ни страха. Я стояла, прижавшись к стене до тех пор, пока ко мне не подошел постовой.

– Не выпускают? – он дружелюбно засмеялся. – Лучше отойди, а то оштрафуют. А если будешь стоять так за городом, можешь и пулю получить.

– Мне здесь не нравится.

– А мне, думаешь, нравится? Странный город, странные люди…

– Так вы тоже не местный? – я обрадовалась так, как будто встретила земляка где-то за рубежом после двадцати лет эмиграции.

– А то! Я – чистокровный веренец. Но живу здесь с семьдесят шестого года. По-всякому было. Сначала – панические атаки, отвращение до тошноты. Давление скакало. Видно, не зря болтают, что в ЗАТО испытывают психотропное оружие. Потом – фанатичное обожание этого места. Я наслаждался чистейшим воздухом и красотой Краснокрестецка. Ну и чувство защищенности от окружающего мира, знаешь ли, играет свою роль. Только вот паранойя развивается. Кажется, что все вокруг враги и только мечтают открыть Зону.

– В смысле открыть? Лишить Краснокрестецк его статуса? А что в этом плохого?

– Понимаешь, девонька, существует множество людей, которые интересуются ЗАТО. И среди них далеко не все – порядочные и адекватные. Если открыть границы города, то хлынут толпы «паломников». Думаешь, что экскурсии будут безобидными? Да здесь начнется Апокалипсис местного масштаба! Я даже боюсь представить, на что способна орда озлобленных людей.

– Почему вы любите этот город?

– Потому что он удивительный, такого нет больше на всей земле. И ты никогда не забудешь Зону, проживи хоть сто лет. Но, девонька, помни, если не станет ради кого здесь жить – сразу уезжай.

Постовой погладил меня по волосам и ушел. Я запомнила его слова на всю жизнь. Вернувшись домой, помирилась с Френдом. Какой-никакой, но муж, хотя наши чувства крайне сложно было назвать супружеской любовью.

38

В сентябре временный пропуск был готов. Я обрела свободу! Никогда не забуду, с каким чувством вышла за ворота проходной. Я радовалась всему: пению птиц, шуму машин, запаху угля на Веренском железнодорожном вокзале. Светлым зонам, нежно обнимающим своей теплой энергией. И даже толпам людей, которые прогуливались по главной улице. Они улыбались! И не считали меня приезжей шантрапой или глупой куклой со стеклянными глазами! Я была своей среди них.

Только проведя больше месяца в заключении, я осознала, насколько сильно люблю родной город. Но я уже ему не принадлежала. ЗАТО проник в душу, сделал меня другой.

С тихой грустью я пришла на собрание сталкеров. Пожимала мускулистые руки, смеялась шуткам, но смотрела на одного-единственного человека – Ерша. Урбантрипщикам я тоже больше не принадлежала. Это была наша последняя встреча, ведь не к лицу замужней даме лазить по заброшенным зданиям. Френд был прав. И я решила сделать этот вечер своим триумфом, пусть и с ноткой горечи.

– Вот фотографии Краснокрестецка. Теперь вы знаете, каково жить в закрытом городе. Я выполнила свои обещания!

Сталкеры окружили меня и загудели, но отреагировали неожиданно.

– Кхм, Иней, – Ёрш почему-то начал кашлять, – что это? Зачем нам снимки этих домов?

– А вы хотели, чтоб я Чернобыль на блюдечке принесла?

– Ну, хотя бы фотографии завода.

– Вы совсем лопухи или прикидываетесь? Хотите, чтоб меня арестовали за фотографию засекреченного предприятия? Да и не получится ничего. В ЗАТО можно увидеть только проходную завода.

– Но, Иней…

– Что, Иней?

– Там же работает твой муж.

– Муж объелся груш. Я свою жизнь сломала, чтоб побывать в засекреченном месте! У меня панические атаки каждый день и вообще все плохо! Но я добилась того, чего никто не смог, а вы мне тут говорите, что фото не такое. Да пошли вы все, кроты доморощенные.

– Инна, стой! – крикнул Ёрш, но я его не слушала, а бросила им в лицо снимки и выбежала на улицу.

Вскоре мне стало грустно и стыдно. До чего же я дошла только через месяц жизни в Краснокрестецке? А что же будет через год? Я взорву проходную или пристрелю охрану.

– Круто ты их взбодрила, Иней. Так держать! – меня догонял Асмодей.

– Я ужасно себя вела. Надо вернуться и извиниться. Совсем ум за разум зашел с этим ЗАТО.

– Ты все сделала правильно. Это не сталкеры, а сборище бездельников, способных только на ненависть и зависть к чужим успехам. Забудь про них.

– Мне все равно, пусть говорят, что хотят. Но Ёрш, мой любимый мужчина, почему он меня не поддержал?

– Потому что он тебя не любит.

– Ты прав, моя судьба – это ЗАТО и Френд.

– Зато у тебя есть Френд, – скаламбурил Асмодей.

– А ты любишь меня?

– Нет. Я хочу с тобой переспать. Ты, Иней, чертовски красивая молодая женщина.

Я сделала вид, что не поняла:

– Хочешь, я уйду от Френда и уеду из ЗАТО?

Сталкер остановился и взял мое лицо в ладони:

– Я этого не хочу. Ты вытянула выигрышную карту, Иннушка. И… я даже переспать с тобой не могу. Френд слишком хороший мужик.

– Ты за него и против меня?

– Да нет же. Как же я виноват перед тобой, прости, Иней. Если бы не твоя двойственность, если бы не твоя сумасшедшая двойственность. Да плевать после нее на твою ненормальную красоту.

Я испугалась:

– Что ты несешь? Пива перепил? Ас-мо-дей! Какая к черту двойственность?

– Извини. Не будем об этом. Ты еще придешь к этим горе-сталкерам? Приходи, порадуй твоих преданных обожателей.

– Ой, не напоминай мне о них. Так стыдно за этот дебош. У меня совсем тормоза отказали. Это Краснокрестецк так влияет. Странный город. В нем нет ни единой светлой зоны. И, как мне кажется, поселилось истинное зло.

– Понимаю. Дыма без огня ведь не бывает, а о ЗАТО много слухов ходит.

– Не хочу хвастаться, но я всегда нравилась людям. Даже у девушек вызывала не зависть, а интерес и симпатию.

– Еще бы. Странно было бы иметь такую внешность и не иметь власти над людьми, – вставил Асмодей.

– Вот я о том и говорю. Мне всегда было достаточно поулыбаться, похлопать ресницами – и люди бросались выполнять любые желания. А жители Краснокрестецка испытывают ко мне сильную неприязнь. Даже нет, они меня ненавидят. За что?

– Не в тебе дело. Просто «секретники» славятся своим сложным характером и нелюбовью к чужакам. Но уверен, что скоро они привыкнут и будут просто обожать тебя.

Переговариваясь о том и о сем, мы дошли до остановки, с которой можно было доехать до Краснокрестецка. Асмодей был настоящим антидепрессантом, и через пять минут я уже вовсю смеялась над его прибаутками. Он посадил меня на автобус и нежно поцеловал в щеку. На секунду стало грустно: лучше уж Асмодей, чем Френд, но я отогнала это неприятное чувство усилием воли.

Приехала я уже затемно. Совершенно спокойно вышла из автобуса и… И началось. Паническая атака. Едва я увидела колючую проволоку и ворота контрольно-пропускного пункта, как небо поплыло, и я упала на землю. Жители города проходили мимо, смотря на меня вовсе не с удивлением, а с пониманием и… странным торжеством.

А я умирала. Безумно болела голова, в боку кололо, слезы застилали глаза.

– Не хочу так, как животное подыхать…

Люди спокойно заходили в ворота, улыбаясь, показывали пропуски. Все они были в сто раз выше меня по уровню значимости. Они – свои, я – чужая. И неважно, что в этом городе совсем нет света и воняет мертвечиной. Не хочу умереть от дикой боли, глядя на эту отвратительную проволоку! Гигантским усилием я перевернулась, заставив себя не смотреть в сторону Краснокрестецка. Сразу стало легче. Я даже смогла позвонить Кеше и кратко объяснить, в чем дело.

– Мама, помоги мне.

– Ты просто истеричка. Заканчивай эту комедию. Вставай и готовь мужу ужин. А я-то думала, избавилась от любимой доченьки – замуж выдала.

– Мама, пожалуйста, – от боли я снова произнесла давно забытое слово, но Кеша отсоединилась.

– Вот сука, – выругалась я и решила набрать номер Гоши, но вместо него позвонила Френду. Тот приехал сразу, взял меня на руки и внес в такси. Всю дорогу мы молчали. Меня сильно тошнило и говорить было тяжело.

Дома стало гораздо лучше. Я приняла горячий душ и распаренная сидела на кухне. Френд налил мне коньяка и, наконец, заговорил:

– Я знаю, каково это. У меня тоже были постоянные панические атаки после Чеченской войны. Смешно. Я – представитель «мертвого поколения», а ты – дитя девяностых. У меня поехала крыша, потому что не давали жить они – покойники. До сих пор стоят передо мной с окровавленными лицами. И я нашел себе спасение в ЗАТО. Только за колючей проволокой они не приходят ко мне. Забор их не пускает! А ты, наоборот, боишься Краснокрестецка! Почему? Да это самое безопасное место на Земле.

– Ты веришь, что я не притворяюсь?

– Такое сыграть невозможно. Если еще раз станет плохо, пойдем к психиатру.

– Мы – антиподы. Ты боишься окружающего мира и прячешься в ЗАТО, а я страдаю гипертрофированной клаустрофобией.

Френд крепко обнял меня:

– Это все корректируется, Иней. Ты – еще молода, твоя психика пластична. А я – нет, я уже – мертвец.

– Почему же? У тебя все еще бывают приступы?

– Вот уже пятнадцать лет, как все прошло. Но я болен, потому что не могу жить за пределами Краснокрестецка. Ты не думай, я могу и два месяца путешествовать, и полгода. Но знаешь, как-то неуютно становится… Будто сосет под ложечкой. И кто-то дышит в шею. И я всегда возвращаюсь. Всегда!

– А в Татуре ты б смог жить?

– Конечно, это же земля моего рода. Голос крови зовет меня. Я вижу во сне Татуру, хоть никогда и не был там.

– А если ее возродить? Если осушить водохранилище?

– Ох, Иней, когда же ты поймешь? На дне – страшная пустыня, а не прекрасный город. Выброси его вообще из головы. Давай ты будешь беречься и постараешься полюбить Краснокрестецк. Ты на это способна, поверь. Главное – не волноваться и не нервничать. Возможно, твои приступы – единичное явление. Скоро начнешь ездить на занятия в институт, вернешься в привычную обстановку, и все наладится.

39

Френд как в воду глядел. Приступы панической атаки, казалось, ушли в прошлое. Четыре месяца я радовалась жизни, вплоть до своего двадцати однолетия. До Самайна. До самой длинной ночи.

Я задумала организовать праздник для сталкеров и таким образом попросить у них прощение. За все это время мы не виделись ни разу. У меня не нашлось свободного дня, чтобы встретиться со старыми друзьями. Учеба, домашнее хозяйство и вечеринки с приятелями Френда, а также тысячи других отговорок, только бы не видеть Ерша. Но однажды я все-таки набралась смелости и позвонила тому, о ком всегда мечтала. Сталкер был искренне рад меня слышать и поддержал инициативу отметить Самайн и День рождения в клубе.

Полная радостных надежд, я погладила Френду брюки, а для себя достала вечернее зеленое платье. Мне хотелось выглядеть как можно лучше. Но с каким удивлением я обнаружила, что с трудом могу его застегнуть.

– Что с платьем, Френд?

– С ним все нормально. Это ты потолстела. Не волнуйся, ничего страшного. Все поправляются после замужества, – ответил Илья, – ты лишь немного прибавила в талии.

– Этого не может быть! Почему же я ничего не замечала?

– Ты обращаешь очень мало внимания на внешность, ведь привыкла к своей необычайной красоте. Кроме того, всегда носила одежду на несколько размеров больше, потому что так чувствуешь себя защищенной.

– О, нет…

У меня подкашивались ноги:

– Это не я… Как такое могло произойти?

– Изменение гормонального фона, – предположил Френд.

Я молча смотрела в зеркало, впервые внимательно приглядываясь к себе. Мое тело изменилось. Нет, прибавка в весе была незначительной, а волосы по-прежнему радовали своей густотой и длиной. Потух взгляд, линия губ стала четче. Скулы заострились. Не было больше моей одухотворенной сексуальности… И что-то другое потерялось безвозвратно. Вероятно, моя юность.

Я села, закрыв лицо ладонями, и заплакала. Меньше всего на свете мне хотелось праздновать Самайн. Будь проклят этот праздник! И все-таки я нашла в себе силы одеться и пойти к сталкерам.

Когда вошла в клуб, меня попросту не узнали. Урбантрипщики равнодушно скользили взглядами и отворачивались.

– Что случилось? – спросил Асмодей.

– Моя красота осталась за колючей проволокой.

– О, нет. Ты по-прежнему хороша собой. Но теперь по-другому. Наверное, повзрослела. Меня пугают твои глаза. Что с тобой сделали там, на Зоне? – спросила Эля.

– Убили, – мрачно пошутила я, – абсолютно не хочу с вами разговаривать. Мне бы напиться. Как же хочу превратиться в точку и никого не видеть и не слышать.

Я налила себе пива и села в самый дальний угол, стремясь спрятаться от тех, к кому еще недавно была так привязана.

Меня и не замечали, потому что в центре внимания был Френд – веселый обаятельный пейнтболист. Он так и сыпал историями об играх и соревнованиях. Лишь Ёрш изредка бросал на меня взгляды, а я старалась сжаться в комок, только бы он не видел моего унылого лица. Я чувствовала, что задыхаюсь, что сделала в корне неверный шаг, но изменить ничего не могла. Мне был нужен Ёрш, Верена, сталкеры, молодость, но ждал меня совсем мной удел – колючая проволока и стены закрытого города.

Не выдержав, я вышла, чтобы хоть на свежем воздухе прийти в себя. Ёрш последовал за мной:

– Иней, давай поговорим. Я так давно тебя не видел.

– Не о чем нам говорить.

Меня так и подмывало спросить, как он занимается любовью с Асмодеем, но для этого я была недостаточно пьяна.

– Иней, да послушай же… Я вижу, что тебе нелегко приходится. Жизнь в закрытом городе – большая ответственность. Краснокрестецк подавляет волю и высасывает силы. Это действительно нехороший город. Куда более странный, чем Верена. Но пойми же, все в твоих руках.

– В моих руках? Ты хочешь, чтобы я ушла от Френда? И куда же я пойду жить? Родители меня ненавидят и до смерти рады, что сбыли замуж. Друзья, с которыми общаюсь с детства, готовы приютить лишь на пару-тройку дней. Или может, поселиться у тебя?

– Можешь и у меня, – ответил сталкер и посмотрел мне в глаза.

Я не выдержала его взгляда, потупилась и устыдилась:

– Прости, друг. Из одухотворенной красавицы я превратилась в обычную склочную бабу.

– Ты правильно назвала меня другом, – улыбнулся Ёрш и пожал мне руку, – все здесь понимают, что тебе сложно. И абсолютно каждый сталкер ценит твой вклад в наше общее дело. И я особенно. Помни, Иней, что я навсегда останусь твоим другом и готов прийти на помощь.

Я сжала его руку в обеих своих:

– Даже сейчас? Когда я стала такой уродливой? Когда потеряла свое единственное сокровище – необычную внешность?

Ёрш не успел ответить, потому что к нам вышли Асмодей и Френд в обнимку, как старые собутыльники.

– Иннушка, – сказал муж, – мы тут с товарищем решили к нему в гости пойти. Ты садись на такси и езжай домой одна.

Только боги знали, как мне хотелось остаться, продолжить разговор с Ершом и, может быть, даже… Но я взглянула в глаза Френда и поняла, что не смогу его предать. Этот мужчина, за которого я случайно вышла замуж, стал слишком близким и родным. Я молча махнула рукой Ершу, опять не выдержав его взгляда, и покорно села в машину. Френд и Асмодей ушли в ночь Красного Самайна.

40

На следующий день для развлечения я решила сходить в спортзал. Я поправилась совсем чуть-чуть и корректировать фигуру необходимости не было. Просто я хотела найти если не друзей, то единомышленников. И испытать себя на прочность.

– Больше не буду пить алкоголь и приму вегетарианство. Начну заниматься спортом в тренажерном зале.

– Спортом? Ты? – удивился Френд. – Да ты когда в последний раз ходила на физкультуру?

– Эээ… В первом классе или на первом курсе? – всерьез задумалась я.

– Да у тебя хоть форма есть? А кроссовки?

За тем и другим мне пришлось пойти в спортивный магазин. Так что занятия в зале я отложила на следующий день.

Утром, позавтракав бананом и киви, я отправилась на занятия в университет. Вернувшись домой, собиралась приготовить ужин для Френда, написать статью и отправиться на первую тренировку. Но вдруг необычайно захотела есть. После трех яблок, двух груш и чашки зеленого чая стало легче. Правда, появилась странная слабость.

«Наверное, устала» – подумала я и прилегла на диван. Проснулась только вечером от мучительного чувства голода. Кое-как приготовила Френду яичницу и съела пять яблок. Голод был едва приглушен.

– Что-то ты бледная, – отметил муж.

Я пожала плечами и легла спать. Примерно также прошел второй день. На третий стало хуже – начала кружиться голова. Я ограничилась только кружкой воды. Отказ от пищи дал результат. Я сбросила несколько килограммов, которые набрала за время жизни в ЗАТО. Но этого мне было мало. Появился азарт.

На четвертый день я от слабости не смогла встать с постели. Тогда Френд попытался накормить меня силой. Получилось только с помощью Хельги, которая жестко разжала мне зубы ложкой и засунула несколько кусков жареной курицы. Уже через несколько минут мне стало лучше. В голове прояснилось настолько, что я поела по доброй воле.

– Прости меня, – вдруг сказала Хельга.

– За что?

– За то, что недооценивала тебя. За то, что считала быдлом. У тебя есть характер, теперь я это вижу. Но больше такого не делай, Иней. Я хочу, чтобы ты была здоровой.

Я кивнула. Так у меня появился друг в Краснокрестецке.

Немного оправившись, я впала в другую крайность. Вычитав, что овощи и фрукты задерживают воду в организме, не позволяя терять вес, полностью отказалась от них. Теперь я ела исключительно мясо, к огромной радости хищника Френда. В приступе фанатизма я отказалась даже от круп и макарон. Буквально через неделю у меня появился неприятный запах изо рта, сухость и постоянная жажда, а от всего мясного просто тошнило. И все же я передвигалась по городу в хорошем настроении, почти не реагируя на колючую проволоку и блокпосты.

– Не понимаю, зачем ты экспериментируешь со своим телом? Ты и так слишком худая. Хочешь стать анорексичкой? – постоянно спрашивала Хельга. – Ты как будто наказываешь себя за что-то.

– Наказываю. За глупость. За то, что сломала себе жизнь. Иногда мне даже из дома не хочется выходить. А когда я мучаю свое тело, душе становится легче.

– Ах, Иней…Что сделано, то сделано. Многие привыкают. Найди себе занятие, которое бы заменило сталкерство, – посоветовала девушка. – Надо направить твою энергию в позитивное русло. Попроси Френда научить тебя стрелять из пистолета. Попробуй вязать для успокоения нервов. Да хоть гимнастику делай. И то пойдет на пользу.

Но не пошло.

Случилось страшное.

Я с отвращением делала зарядку дома. Выполняя скучнейшее упражнение, разведение ног в стороны, решила посчитать на итальянском. На этом языке я знала всего три слова: уно, дуэ, трэ, но произнесла их четко и выразительно. И вдруг я почувствовала, что кто-то крепко держит за капюшон на моей толстовке.

– Вставай, сучка!

– Что?! – я захлебнулась в крике, потому что за моей спиной стоял Френд. Одной рукой он держал капюшон, а в другой сжимал пистолет.

– Пойдем убивать.

Я покорно встала, и мы вышли на улицу. Обычный вечер в мирном Краснокрестецке. Только бы никто не встретился!

– Шевели быстрее своими ногами!

Он слишком резко толкнул меня, и я упала на колени. Илья грубо поднял за ворот. Как жаль, что я не Эля и не умею драться. Хотя под дулом пистолета это не поможет.

Я молилась про себя, а Френд, ставший неузнаваемым, разразился грубой бранью. Так мы шли вместе, почти плечом к плечу. Он хотел одного – убивать. А я, я была на грани припадка… Вот и колючая проволока. Френд стреляет, и я падаю.

Не знаю, сколько времени прошло. Я очнулась уже поздней ночью. Муж лежал рядом без сознания. К счастью, он выстрелил в воздух. А меня подкосил приступ панической атаки. Я заплакала так горько, что слезы упали на лицо Ильи, и он пришел в себя.

– Иннушка… Что случилось? Почему мы здесь лежим? И как… – внезапно Френд замолчал, нащупав пистолет.

Он все понял.

– Что ты сделала?

– Я? Ничего! Это ты выволок меня на улицу. Угрожал пистолетом. Это ты был готов выстрелить в первого встречного. Это ты довел меня до панической атаки!

– Прости, Иней. Прости, если сможешь.

Я смотрела на него и думала, что никуда не уйду. Даже после такого.

– Почему ты женился на мне? И не надо тут про любовь с первого взгляда. Все равно не поверю.

– Я и не любил тебя никогда, – признался Френд. – Просто давили многочисленные родственники. Требовали: женись да женись на красивой, умной, молодой, из хорошей семьи. Ты идеально подходила на эту роль. Только потом выяснилось, что у тебя родители, которым плевать на все с высокой колокольни. Полно своих тараканов в голове, да и Ерша забыть не можешь. Ради него ты была готова приступом штурмовать Краснокрестецк. Ха! Зато сейчас стала пленницей закрытого города. Да и красота прежняя куда-то исчезла. Я не люблю тебя, Иней. И никогда не любил.

– Мне все равно, – солгала я. – Когда у тебя это началось?

Как же хотелось уйти от него навсегда!

– Приступы ненависти? После Чеченской войны. Я вспомнил, ты считала по-итальянски. Скорее всего, нас зомбировали на этот язык.

Сами того не замечая, мы пришли домой. Френд достал откуда-то вино и налил мне полный стакан.

– Это случалось и раньше, – признался он. – Но не с такой силой. Обычно, когда с алкоголем перебирал.

– Ты лечился?

– Да, и симптомы прекращались на время. Но полностью меня не излечит ничего. Я всегда буду жить в Краснокрестецке и работать на заводе. Я не смогу поехать на Средиземное море или в Америку. Не смогу даже на юг съездить больше, чем на месяц. Я боюсь этого мира до безумия.

– А я до безумия боюсь этого города! А теперь и тебя!

– Вижу. И тебе, Иней, еще хуже, потому что никуда не деться от него. Не нужна ты ни родственникам, ни друзьям. Да и денег, чтобы снять квартиру, у тебя нет. Одно из двух: или ты справишься, или Зона поглотит тебя и сведет с ума. Как многих до и многих после. Знаешь, чего я боюсь до ужаса, до дрожи в пальцах? Войны. А она будет, если город откроют. Все идет к этому. Есть силы, которые только и ждут, когда последний блокпост покинет ЗАТО. Тогда придет Красный Самайн. И смерть в виде девушки, танцующей с мечом. Но меня, наверное, уже не будет на свете.

– Спокойной ночи, – прошептала я, потому что ком застрял в горле.

– Спокойной ночи, Иней. И никогда больше не считай по-итальянски.

41

Шли месяцы. После приступа, случившегося с Ильей, наши отношения стали еще более напряженными. Почти каждый день я заявляла, что Френд сломал мне жизнь, а тот отвечал, что ему абсолютно все равно.

Лишь изредка мы чувствовали семейную близость. Это случалось, когда Френд учил меня стрелять из пистолета. Я любила надевать камуфляжные штаны и куртку, которые носила на заброшенные объекты. Так появлялась иллюзия, что я все еще девушка-сталкер. Любила стрельбище, потому что оттуда не был виден забор с колючей проволокой. И потому что Илья нежно обнимал меня за талию, показывая, как надо целиться. Мне всегда все давалось легко. И скоро я уже неплохо стреляла из пистолета и начинала осваивать ружье. Френд искренне хвалил: «Еще чуть-чуть, и ты станешь крутым страйкболистом. Будем вместе ездить на войну».

И все же уроки стрельбы лишь на часы отвлекали меня от страха и тяжелых мыслей. Краснокрестецк давил настолько, что я начала спиваться, махнув на все рукой. Я ходила, как зомби, и едва находила в себе силы посещать занятия в университете и готовить ужины для мужа.

– Ты сломалась, – однажды сказала мне Хельга, зашедшая на чай.

– Это с каждым может случиться.

– Вовсе нет. Это произошло именно с тобой, потому что ты оказалась в недобром месте в недоброе время.

– О чем ты? Я сотворила свою судьбу своими руками.

– Время сейчас смутное, Иней. В воздухе так и тянет опасностью. Как будто котел начал вскипать, и зловонное зелье вот-вот выльется наружу. Надо держаться вместе и сплачиваться, а ты опустила руки. Тебя не волнует даже собственное будущее. А ведь есть люди, которым куда тяжелее, чем тебе.

– Кто же? Уж не Френд ли?

– И ему нелегко, ведь ты же ему не безразлична, а то бы давно выгнал из дома.

– Он каждый день угрожает мне этим.

– Но продолжает с тобой жить. Френд – очень одинок. Ты нужна ему настолько, что он не замечает, как Зона тихо высасывает из тебя жизнь. Но я говорила вовсе не об Илье. Есть один мальчик, который мечтает уехать отсюда не меньше, чем ты. Сын Френда – Егор. Кстати, ты с ним знакома?

Внезапно мне стало стыдно:

– Уже прошел целый год, а я так и не удосужилась с ним пообщаться.

– Более одинокого ребенка нет на свете, – тихо сказала Хельга.

– Как так получилось, что он не нужен отцу?

– Френд всегда хотел всего и сразу. Необыкновенно красивую жену. Успех в пейнтболе и страйкболе. Самого лучшего сына. Но мальчик не оправдывал его надежд. Он хорошо бегает, но не умеет стрелять. Он может переплыть пруд, но боится крови. Он – умный и целеустремленный, но Френд считает его трусом.

– О, боже… Но ведь у ребенка есть мать.

– Она родила его в восемнадцать лет, когда совсем не знала жизни. Сейчас ей тридцать, и каждый день проживает, как последний – свидания, путешествия, алкоголь, как и у тебя. А Егор хочет одного – уехать из Зоны.

– Мне так жаль. Просто бесконечно жаль.

– Этого мало, Иней. Если тебе плевать на собственную жизнь, сделай существование ребенка хоть чуть-чуть светлее.

– Я постараюсь. Расскажу ему о Верене. О дружелюбных сталкерах, светлых зонах и об удивительной девушке, которая умеет раздвигать их границы.

Проводив Хельгу до двери, я увидела, что муж сидит за ноутбуком и что-то быстро печатет. Увидев меня, он поспешно закрыл экран.

– С кем ты общаешься? С сыном?

– Нет…

– С бывшей?

– Ты ошибаешься, Иней.

– А с кем?

Я посмотрела на монитор и не поверила своим глазам. Асмодей!

– Ты не можешь с ним дружить!

– Могу. И с Ершом тоже. Но тебя это не касается.

– Ошибаешься, – крикнула я и, схватив сумку, выбежала из дома.

К счастью, Ёрш оказался дома, а то неизвестно, чего бы я еще натворила.

– Ты – предатель. Низкий предатель.

– Иннушка…Что случилось?

– Ты знал Френда раньше? И Асмодей тоже?

– Конечно. И не знаю, должен ли я тебе это говорить. Мы все из Татуры. Вернее, наши предки.

– Ах, так! – я была вне себя. – Может, ты и мое замужество устроил? Чтобы я рассказала тебе про Краснокрестецк во всех подробностях? Или для чего? Что ты задумал? Может, ты продал меня Френду?

– Не так все было, Иней. Не так… – устало сказал Ёрш. – Ложись на ковер.

– Что?! Ты совсем сошел с ума?

– Ложись! – тихо попросил сталкер и снял со стены меч-катану.

Я послушалась, тут же устыдившись: ворвалась, накричала, устроила истерику.

Ёрш лег рядом и… положил катану между нами. Краска стыда залила мое лицо. Я восприняла это как знак презрения.

– Прости меня, сталкер.

– Это будет долгий разговор, – мертвым голосом произнес парень. – Жили на свете трое ребят, грезивших о затопленном городе – своей прародине Татуре. Один из них был намного старше, назовем его Френд. Двое других – ровесники. Ты знаешь их как Асмодея и Ерша, и настоящие имена тебе не интересны, да и не нужны. Как думаешь, откуда была эта троица? Правильно, из Краснокрестецка. Соседи. И все они хотели одного – выбраться, уехать, ведь что бы ни говорил Френд, Зона есть зона, даже такая комфортабельная. И у Асмодея с Ершом получилось, обошлось без приступов, как у Ильи. Тому повезло меньше – на войне, знаешь ли, контузило. Френд решил, что жутко одинок, и что мир вокруг ужасен. И единственное безопасное место – это Краснокрестецк, отгороженный от внешнего мира колючей проволокой.

Но Френд мечтал о нормальной жизни. О любви. И премудрый Асмодей посоветовал Илье найти себе жену-веренку, симпатичную и свободную. Такую, чтобы вытащила его из пучины психоза. А потом… – он замолчал.

Я взяла Ерша за руку через меч, и он вздрогнул от моего прикосновения.

– Потом я встретил девушку удивительной красоты и понял, что хочу остаться с ней навсегда. Но Асмодею она тоже понравилась. Да и Френд нашел ее весьма подходящей для своих матримониальных планов. И пока мы медленными шагами сближались с тобой, пока лазили по заброшкам и сидели в библиотеке, он пошел ва-банк.

Когда вы объявляли о помолвке, мне хотелось умереть. А Асмодея я после этого мероприятия впервые в жизни увидел плачущим. От любви. И от жалости, что тебя ждет Краснокрестецк. Мертвая зона. Мертвые люди. Мы бились за тебя до последнего, поверь, Иней. Уже стало неважно, с кем ты останешься. Главное – вытащить. Главное не дать тебе выйти замуж и пересечь черту. Но Френд не оставлял тебя буквально ни на минуту. И пресекал любые попытки встретиться и поговорить. Мы умоляли его оставить тебя в покое, сулили деньги и даже один раз избили. Но Френд шел к своей цели, как танк. Он хотел тебя получить любой ценой.

Я крепко сжала руки Ерша своими. И потянулась к нему всем телом. Но меч разделял нас.

– Иней, девочка моя!

Меч разделял нас.

– Иней, ты можешь остаться.

Меч разделял нас.

– Нет! – одним движением я вырвала руки. – Не могу предать Френда.