Текст книги "Лукавый Шаолинь"

– Что ж, прощай.

Мы долго смотрели друг на друга.

– Обещай мне, что выкарабкаешься. Что уедешь.

– Моя судьба там, рядом с Френдом.

Ёрш отвел глаза. А я ушла, не оглядываясь, уверенная, что больше его не увижу.

42

Дома Френд все понял по моему лицу. И впервые за долгое время крепко обнял, прижимая к сердцу могучими руками.

– Я знаю, теперь все будет хорошо, потому что ты сделала правильный выбор. Ты – прекрасна. Ты стала еще красивее, когда тебя коснулась Зона своей холодной ладонью.

А я чувствовала себя живым мертвецом. И не могла забыть печальное лицо Ерша. Сталкера, который находил вдохновение в заброшенных зданиях и подземельях. Музыканта, который властвовал и подчинял людей. Любимого мужчину и своего единственного друга.

А на следующее утро поняла: надо что-то делать, или сопьюсь.

– Почему ты не общаешься с Егором? – спросила я у Френда.

– С кем?

– С твоим сыном!

– А тебе-то какое до этого дело? – удивился муж.

– Хочу пойти с ним погулять. Как раз суббота.

Френд отвел глаза:

– От тебя никогда не знаешь, чего ожидать. Ладно, сейчас позвоню ему. Но не надейся, что найдешь с Егором общий язык и сможешь влиять на меня.

– А я и не надеюсь. Просто не хочу сидеть дома и пить, как делаешь ты со своими «френдами».

Мальчик был довольно высокий для своих двенадцати с половиной лет. Из-за странных пепельных волос он напомнил мне волчонка. Да и глаза смотрели совсем не дружелюбно.

– Ты – новая пассия Френда? – спросил подросток.

– Нет.

– А кто же?

– Я – его жена и твоя мачеха. И зовут меня Инна, но для тебя просто Иней. Пойдем в парк гулять, кататься на каруселях и есть мороженое.

– Хочешь стать моей второй мамой? – съязвил Егор. – А ты ничего. Даже сексуальная. И волосы красивые, и грудь ничего.

– Замолчи, щенок! – взревел Френд.

Но я была абсолютно спокойна:

– Если не хочешь гулять, можно поесть мороженое и дома. Вот, взгляни, у нас есть автомат. Этим стреляют игроки на страйкболе. Это такая военная игра, по типу «зарницы».

– Я знаю, что такое страйкбол, – протянул мальчик. – Пошли, пошатаемся по городу, красотка.

– Меня зовут Иней, – повторила я, не двигаясь с места.

– Ну, хорошо, Иней, давай прогуляемся.

Мы провели вместе целый день, бесцельно гуляя по городу. Мальчик больше не напоминал волчонка, скорее – брошенного щенка.

– Тебе, наверное, совсем невесело живется с отцом.

– Да, Егор.

– Потому что он тебя не любит?

Я не стала отрицать очевидное:

– Да, хотя есть и множество других причин. Мне здесь не место. Друзья Френда замечают, только когда я к ним обращаюсь, а город и вовсе отторгает. Осознание замкнутости пространства давит на психику. Я пью, я слишком много употребляю алкоголь. Да и заметила немало странностей. Как будто за каждым моим шагом кто-то следит. Как будто мне дали время на определенный поступок, которое уже истекает. Но главное, что между нами с твоим отцом нет любви. И от этого мне грустно и больно.

– Почему же ты не уедешь?

– А мне некуда. Родителям я не нужна, друзья пустят переночевать только на недельку.

– Ты могла бы снять квартиру или комнату, – предложил разумный мальчик.

– Да. Но тогда бы пришлось искать работу. А когда ты – студентка четвертого курса, это тяжело. Поэтому я и остаюсь в городе, который считаю своей персональной тюрьмой. А может, я все еще на что-то надеюсь…

– Почему ты не любишь папу?

Я ответила не сразу. Слишком тяжело это было.

– Я люблю другого мужчину. Но и отца твоего могла полюбить, если бы он только позволил. Если б был ко мне хоть чуточку помягче. Если бы был психически здоров.

– Скажи честно, Иней, мой папа – герой?

– Нет, – резко ответила я. – Хоть и прошел войну, не герой. Для меня он предатель.

– Потому что не смог сделать тебя счастливой?

– Потому что не смог меня полюбить. Да и я – предательница. Потому что с самого начала была равнодушна к Френду. А равнодушие – это тоже предательство, если ты берешь ответственность за жизнь человека. За его счастье и благополучие. И тут нет места полутонам. Нельзя жениться без чувств, нельзя жить в городе, который ненавидишь.

Мы подошли к колючей проволоке, которая пугала меня до дрожи. Но я стиснула зубы и заставила себя прикоснуться к ней.

– Мне плохо здесь, – пожаловался Егор.

– Я с тобой. Когда два человека вместе, то никогда не бывает страшно.

– Иней, можно я обниму тебя? – тихо спросил подросток.

Я подошла к нему и поцеловала в лоб:

– Помни одно: каждый достоин своего Шаолиня.

43

Тихо прошла весна, затем и лето. Я провела их с Френдом и Егором. Мы часто выбирались в Верену, и там подросток оживлялся и был вежлив даже с отцом. Он сильно изменился за это время и как будто стал мудрее и мягче. Я радовалась, что смогла сделать веселее его жизнь. И в который раз подумала о педагогическом поприще. Это действительно было мое призвание. Потому что волчонок превратился в нормального, хоть и не слишком послушного ребенка. Он даже начал читать приключенческую литературу! А Френд взял мальчика с собой на небольшую локальную игру. И там проявил неслыханное терпение и понимание. Я тоже повеселела и даже как будто похорошела. Мы с Френдом теперь действительно напоминали молодую семейную пару. А Краснокрестецк – безобидный и чистенький городок.

Осень принесла нам жесткую встряску. И развеяла все иллюзии. Никогда мы не сможем жить, как обычные люди. И любить друг друга не сможем. Изменился закон о статусе жен коренных жителей. Если раньше для выдачи пропуска достаточно было проверки и свидетельства, то теперь для легального проживания в ЗАТО надо было обязательно иметь прописку.

– Я не могу тебя прописать ни при каких условиях, – резко сказал Френд, когда мы гуляли по осеннему городу. Я молчала, с удовольствием вдыхая холодный воздух. Краснокрестецк был просто удивительно красив. Чудесная гладь озер, шумящие сосны, здания, неподвластные времени. Мне уже в который раз показалось, что жизнь остановилась на семидесятых годах двадцатого века.

Я подошла к озеру и долго любовалась отражением заката. Весело плескались утки с целым выводком птенцов. Вдали, окруженная березами, синела беседка. Она находилась на возвышении и, казалось, вот-вот упадет в воду. По легенде, сооружение построили в пятидесятых годах. Одной из первых жертв колючей проволоки стала красавица-веренка, вышедшая замуж за жителя Краснокрестецка. Она не выдержала и бросилась в озеро. Но и там не нашла покоя, став русалкой. Существует поверье: если в полнолуние зайти в беседку и наклониться над водой, можно увидеть прекрасное женское лицо. И тогда уж не зевай – придумывай желание. Думаю, все бы загадали одного и того же – свободы.

Френд обнял меня за плечи:

– Но и нелегально ты тоже здесь жить не можешь, – продолжил он. – Готовься, сегодня будем собирать пейнтбольный военный совет, на котором решим твою судьбу.

– Веселое начало. А мой голос будет учитываться? – с иронией спросила я.

Френд передернул плечами и ничего не ответил. Когда мы вернулись, дом был полон народу. У большинства друзей Френда были ключи от квартиры, и они шумно возились на кухне, готовя угощение.

В середине комнаты стояло кресло. В него Френд посадил меня как преступницу. Потом захлопал в ладоши: «Внимание! Друзья, мы начинаем!» И они встали кругом, как когда-то стояли в первую нашу встречу, как стояли бойцы перед Элей, вызывая ее на бой в странную ночь Солнцеворота или же Самайна. У меня заколотилось сердце, потому что сил противостоять им почти не оставалось. Я чувствовала себя живой развалиной.

– Ребят, есть только одна здравая мысль: надо устроить мою жену на работу и сделать ей рабочую визу, – предложил Френд.

– А что она умеет делать, как ее, Ира? – спросил один из страйкболистов с позывным Егерь.

– Ты не знаешь, как зовут жену твоего друга? – жестко спросила Хельга. – Или окончательно потерял стыд? Вы все считали Инея чем-то вроде табуретки. А честно сказать, обычной шантрапой. Какой же позор не помнить даже ее имени, не знать, что жена Френда учится в университете и станет учителем русского языка и литературы.

– Хватит! – крикнул Егерь, покраснев. – Ты добилась своего, Хельга. И даже большего, наверное. Послушай, Иней, ты ведь умеешь писать тексты? – закончил он уже тише.

– Да, мои родители – журналисты. И я сама подрабатываю иногда в одной Веренской газете.

– Моя знакомая – редактор местной газеты «Красная». И я знаю, что туда требуются журналисты. Пойдешь?

– Конечно. Но как же я буду совмещать с учебой?

– Не волнуйся, я договорюсь, чтобы тебе разрешили работать дома.

Вдруг я почувствовала, что все изменилось. Круг перестал казаться враждебным. Люди, еще недавно равнодушно проскальзывавшие в квартиру, теперь хлопали меня по спине и дружески обнимали.

– Уж прости нас, придурков, за глупое поведение. Все наладится, – сказал Егерь.

– Мы своих не выдаем! – подвела итог Хельга.

Дело решилось в считанные дни. Знакомая Егеря, Екатерина Валентиновна, оказалась женщиной лет сорока пяти, настолько маленькой и худой, что, казалось, ее не волновало ничего, кроме того, как бы придать себе значимости. Екатерина всегда ходила, уперев руки в бока и подняв вверх подбородок. Наверное, для того, чтобы видеть глаза собеседника, что при ее росте было непросто.

Встреча с ней проходило в одном из кафе Краснокрестецка.

– Слушай внимательно, – моя будущая начальница с размаху плюхнулась в стул. При этом произвела столько шума, сколько не могла сделать женщина ее комплекции. – Газету мы сдаем во вторник, а в среду – планерка, на которую ходить обязательно. Получаешь задание, пишешь, пересылаешь на редакционную почту. Все элементарно. Еще желательно уметь снимать, на штатных фотографов у нас денег нет. Работать надо быстро и хорошо. Запомнила?

Я положила перед ней папку:

– Это мои публикации.

На лице Екатерины появилось такое выражение брезгливости, что я мысленно окрестила ее жабой.

– Убери это. Желтая Веренская пресса меня не интересует. А россказни про поутри и псоглавцев – тем более. Мы здесь во все эти бредни не верим. И тебе не советуем. Надо жить настоящим, а не в страшной сказке.

– Это не желтая пресса, а поутри вполне реальны. И разве вы никогда не заходили в светлую зону?

– Да мне все равно. Здесь Краснокрестецк, милая. Блокпосты, колючая проволока, радиация. И ты будешь писать не о карликах с Заповедных гор, а на серьезные темы. О городских проблемах, об успехах на главном предприятии. Поэтому мне плевать на твои статейки да заметочки. Только в деле можно увидеть, на что ты способна.

– Надеюсь, что не разочарую вас.

– Я тоже надеюсь. Очень надеюсь, девочка.

Аудиенции с владельцем газеты, богатейшим человеком Краснокрестецка, Евгением Вайнером, я так и не удостоилась.

– У него своя фабрика строительных материалов, а также несколько салонов красоты и магазинов женской одежды, – сообщил Френд.

– Владелец заводов, газет, пароходов?

– Тебе что-то не нравится? Радуйся, что хоть куда-то взяли на работу. А то бы оказалась за забором. И куда бы ты пошла?

– Даже представить страшно, – чистосердечно ответила я. – Кеше и Гоше я уж точно не нужна, знала это с детства.

– И друзьям твоим тоже, – добавил муж. – И сталкерам. Что-то Асмодей с Ершом не сильно тобой интересуются.

– Не говори мне про них.

– Буду говорить. Пойми, девочка, жизнь за забором просто ужасна. Здесь ты в безопасности.

– Конечно, тюрьма – самое безопасное место на планете, – усмехнулась я.

– Ответь, Иней, тебе все еще нравится Ёрш?

– Не твое дело.

– Мое. Имей в виду, если у тебя хоть что-нибудь с ним будет, хоть братский поцелуй в щечку, в тот же вечер вылетишь за пределы Зоны.

– Мне уже страшно, не говори так.

– То ли еще будет, – зловеще пообещал Френд. И как в воду глядел.

Наша жизнь с ним становилась все сложнее. Муж каждый день с апломбом сообщал, что не хочет меня видеть, что я могу искать себе новый дом.

– Но мой дом – здесь, – возражала я.

– Да, ты права, – тут же соглашался Илья. – Прости, девочка. Зона и у меня отбирает разум.

– Почему ты так часто называешь меня девочкой?

– Потому что гожусь тебе если не в отцы, то в старшие братья. Ты не видела в жизни ничего, кроме заброшенных домов. Ты – как цветок, выросший без солнца. Как же я хочу уберечь тебя от жизни, спрятать от глаз людей в нашем тихом городе.

Я обнимала Френда и почти искренне говорила:

– Краснокрестецк – самое удивительное место. Единственное, где можно быть счастливым.

Так заканчивались наши ссоры. Засыпала я спокойно, видя во сне озера, поля и леса. Мы гуляли с Френдом, крепко держась за руки. А затем я слышала тихий зов. И бросалась в безмятежные воды, где покоилась Татура.

Но не всегда наши ссоры заканчивались так быстро. Иногда мы не разговаривали по нескольку суток.

– Конфликт поколений, – утверждал муж. – Никогда я не смогу понять вас, детей девяностых. Да и вообще веренцев, помешанных на светлых зонах. Кого-то эти зоны сделали счастливее? Нет, они дают лишь кратковременную радость. И все же вы тянетесь к свету, как к наркотику.

44

А потом я стала работать в газете «Красная». Первый же день начался со странного происшествия. Кажется, что если ты родилась в Верене, то уже ничему не удивляешься. В тебе заложен ген равнодушия. Иначе как выжить в городе, вдоль и поперек перерезанном светлыми зонами, которые дают ощущение наркотического экстаза? Где восемьдесят процентов населения верит в ведьм и считает своим долгом хотя бы раз в год ходить на сеансы колдовства? Где прогулка по Заповедному лесу и Двойным горам считается такой же опасной, как переход дороги на красный свет.

Но город Краснокрестецк, закрытый от внешнего мира, умел удивлять. И пугать.

В то утро я сделала все, чтобы спрятать свою привлекательность. Шелковая серая блузка, расклешенные брюки, волосы – в пучок. Лишь бы избежать зависти и выглядеть по-деловому.

Я с удивлением обнаружила, что редакция располагается прямо в здании завода. Проклиная высокие каблуки, которые зачем-то надела, я с трудом перешагивала через опилки и строительный мусор. Меня обогнали две девушки в практичных балетках.

– Танюш, представляешь, к нам взяли какую-то веренскую понаехавшую.

– Неужели? Своих не нашлось для этой работы? – удивилась девушка лет двадцати пяти в белом берете.

– Ах, наверное, в Краснокрестецке перевелись порядочные журналисты.

Вошли в редакцию мы одновременно. Екатерина с улыбкой представила меня сотрудникам:

– Это Инна, молодой и перспективный журналист, проработавший несколько лет в качественном веренском издании.

– Очень приятно познакомиться, – улыбнулась порозовевшая девушка в берете. – Женя, корреспондент, специализируюсь на криминале.

Хотелось сказать: «Мне тоже очень приятно. Веренская понаехавшая», развернуться и уйти, но вслух я назвала свое имя и тоже улыбнулась.

В газете было девять сотрудников, из них пара менеджеров по рекламе, один верстальщик, редактор, исполнительный директор, корректор и три журналиста. И все они сидели в одном кабинет, практически соприкасаясь локтями. Гвалт и галдеж здесь считался нормальной рабочей обстановкой. Но вскоре все притихли.

– Что ж, приступим к делу и начнем планерку, – сказала Екатерина. – Сразу скажу, этот номер был просто ужасающим. Адекватный журналист давно бы сделал себе харакири, если бы так работал. Вы никуда не годитесь! Если нет способностей к журналистике – пишите заявление. Мне надоел этот детский сад на полосе.

Потом начальница обругала почти каждую статью, не высказывая, впрочем, ничего конкретного.

– Хорошо, что к нам пришла свежая кровь. Журналист, который даст всем вам фору, – с пафосом сказала Екатерина. – Инна, надежда газеты, что ты будешь давать в следующий номер?

Я вздрогнула и впервые подняла глаза, встретившись с взглядом Жени, полным ненависти. Потом перечислила несколько тем.

– Какая тухлятина! Ты тоже никуда не годишься, – подытожила Екатерина.

– Для читателей Веренской прессы это было бы интересно, – возразила я.

– Детка, ты не в Верене! Здесь никого не интересует здоровье и культура. И уж тем более фантазии про гномов и ведьм. Только развлекательная информация, спорт да прикладуха. Напиши-ка лучше про болезни печени.

Я подумала, что ослышалась. Минуту назад она сказала, что газета не публикует материалы про здоровье.

– Про что?

– Ты еще и плохо слышишь, надежда журналистики? Повторяю по буквам: б-о-л-е-з-н-и п-е-ч-е-н-и. Все, хватит. Давайте перечислим свои темы и начнем уже работать. Надоела эта болтовня.

Журналисты назвали где-то по десять тем и утвердили почти каждую: в номер или на перспективу.

– Половину – с плеч долой, – тихо сказала Женя.

– Чтобы все отписали к пятнице, лентяи! – грозно закончила Екатерина. – Тот, кто не успевает к дедлайну, лишается гонорара.

Уже через пятнадцать минут редакция опустела: все убежали на задания. Лишь менеджеры меланхолично обзванивали клиентов, да верстальщик лазил по соцсетям.

Вместо того чтобы ехать на занятия в университет, я стала методично обзванивать докторов. А вдруг кто-нибудь согласится ответить на вопросы. Информацию легко можно было найти в Интернете, но фамилия врача придавала статье вес. Наконец, договорившись с одним молоденьким доктором, я поехала в поликлинику.

На первом этаже, как и в любом порядочном медучреждении, толпились больные с недовольными лицами и деловито сновали медсестры. Но на третьем я вдруг оказалась совершенно одна в полутемном коридоре.

Прошелестело: «Инна». И я вдруг подумала, что это голос в моей голове.

Я еще раз огляделась. Коридор был пуст. Тут я нашла нужный кабинет и решилась заходить, как вдруг передо мной возник невысокий мужчина, старомодно одетый. Я не нашла ничего лучшего, как спросить:

– Вы – терапевт?

– Инна…

И он подал мне песочные часы. И исчез, больше не сказав ни слова.

На грани истерики я толкнула дверь. За столом сидел приветливый доктор. Он предложил мне чаю, затем рассказал о болезнях печени, стремясь сделать информацию как можно более увлекательной. Я вежливо слушала. Но потом, выключив диктофон, напрямую спросила, не видел ли он в поликлинике карлика в камзоле и высоких сапогах.

Врач лишь развел руками:

– Кроме вас в коридоре больше никого не было. В этот час у нас всегда затишье. Не хотите ли пропить курс магния? Скорее всего, эту шутку сыграли с вами усталость и плохое освещение.

– Но как же у меня оказались песочные часы?

– А вы не могли просто их купить и забыть об этом?

– Я – не сумасшедшая и амнезией не страдаю.

– Конечно, конечно, – врач налил мне еще чая. – Но, простите, вы из Верены?

– Как вы догадались?

– По вашему взгляду. Не обижайтесь, это всего лишь мое мнение. Но большинству веренцев просто необходимо пить препараты для поддержания работы мозга. Хотя бы экстракт из коры дерева Гинкго. Надеюсь, вы не верите в эти пресловутые светлые зоны? Их ведь местные жители просто выдумали для привлечения туристов.

Мне вдруг стало очень жалко этого симпатичного врача, который, вероятно, никогда не выходил из проходной. Который всю жизнь провел за колючей проволокой, не осознавая своей несвободы. И тешил себя надеждами, что только здесь он в безопасности.

– Я не верю. Я знаю. Знаю, что Свет существует. Спасибо за интервью!

– Прощайте, Инна. Я всегда к вашим услугам. Рад знакомству. Вы – самая красивая журналистка, которую я встречал.

Вернувшись в семь и быстро приготовив ужин, села делать домашнее задание и писать диплом. Глаза ужасно слипались, я чувствовала усталость, но терпеливо делала упражнения по русскому языку.

– Как прошел первый день? – спросил Френд.

– Кошмарно. Начальница – просто жаба, – пожаловалась я.

– Подумаешь, все они такие.

– Да и коллеги считают меня понаехавшей, как и многие в Краснокрестецке.

– Так говорят про всех приезжих, – пожал плечами мой муж.

– Почему?

– Разве ты еще не заметила болезненную гордыню все жителей Краснокрестецка? Обрати внимание, что здесь все ходят, высоко подняв голову, и смотрят прямо в глаза. И правильно делают. Потупившись, ходят только неуверенные в себе, слабые личности.

– Да просто здесь раньше была деревня, которая резко стала городом, – усмехнулась я, пытаясь сосредоточиться на упражнении.

– Не скажи… В Зоне проживает немало потомков переселенцев из Татуры, – сообщил Френд.

– А еще мне встретилось странное существо, – я выложила на стол песочные часы.

– У тебя появился поклонник, – усмехнулся Френд.

– Поклонник ростом сто тридцать сантиметров и в бархатном камзоле?

– Иней, кажется, ты уже спишь, даже не поела.

Муж помог мне лечь в кровать и накрыл одеялом. От усталости я даже не смогла умыться. И приснились мне Двойные горы и прилежащий к ним лес.

45

Так прошел месяц, за который меня дважды лишили гонораров, потому что, как ни старалась, я не успела сдать все тексты и фотографии. Косились и преподаватели в университете:

– Инна, вы знаете, что с таким количеством пропусков не будете допущены к экзамену? – сообщила одна из преподавательниц, пожилая дама, жившая одна с тремя котами и посвятившая жизнь русскому языку.

– Вот лекции! Я все переписала. И семинарские упражнения выполнила.

– Вижу. Но в чем причина пропусков? Инна, вы были одной из лучших студенток. Мне казалось, что из вас получился бы прекрасный педагог.

– Понимаете, я теперь работаю.

– Работа… А вы отдаете себе отчет, что этот год – решающий? Государственные экзамены, защита диплома. Вы же всегда прекрасно учились, Инна! Неужели материальное положение вашей семьи так плачевно, что нет другого выхода. Может быть, вам не стоило выходить замуж?

– У меня нет выбора! Я живу в закрытом городе и без работы просто не получу визу.

– И что случится такого страшного?

– Мне придется перейти на нелегальное положение, что крайне опасно, срочно найти другую работу, что очень сложно в маленьком городе. Больше всего боюсь, что окажусь за пределами Зоны, – я опустила голову, даже не замечая, что моим щекам текут крупные слезы.

Преподавательница долго молчала. Потом подошла и крепко обняла меня:

– Простите, Инна, я ведь не знала, что все настолько серьезно. Конечно же, к экзамену допущу. Вы попали в ужасно сложную ситуацию. И, наверное, думаете, что все вас бросили и никто не понимает. А я понимаю! Почему? Да потому что сама прожила в Краснокрестецке год. Тогда еще все только начиналось, и я была молоденькой учительницей русского языка, которая недавно вышла замуж. Какая была любовь! Но Зона – не для всех. У меня началась депрессия, тоска по дому и постоянные приступы панической атаки. Муж считал все это капризами. И я чуть не окончила свои дни в клинике. Помогла, как ни странно, Верена. Я порвала со всем и уехала. Каждый день гуляла по лесу, купалась в озерах и… вылечилась. Только вот полюбить больше не смогла. Держись, девочка, держись.

И я держалась. Отчаянно пытаясь справиться с нагрузкой штатного журналиста, учебой на очном отделении и написанием диплома. И со странными снами каждую ночь. Больше меня не волновало ничего. Однажды, сдавая сессию, я упала в обморок от усталости и после этого постоянно носила в сумке плитку шоколада. За два месяца я похудела на десять килограммов.

Я научилась писать в любом состоянии и любом месте – в автобусе, в перерывах между парами, во время уборки квартиры. И делала это неплохо, уж точно не хуже большинства журналистов. Но мучительно было заниматься не своим делом. А хотела я другого – составлять планы уроков (уж здесь бы проявилось мое творческое начало), ходить с учениками в походы и театры, проводить классные часы. Всегда неосознанно тянулась к детям, как многие одинокие люди.

Мы, журналисты газеты, истинные представители профессии, жили в погоне за сенсациями. Екатерина настойчиво твердила: «Приносите интересные новости. Нечто неординарное. В этом вся суть нашей работы. Выглядывайте, выспрашивайте, обращайте внимание на любые мелочи. А главное, слушайте, о чем говорят люди. О чем мечтают. О чем волнуются. В этом черпайте темы для будущих статей».

Во время работы на журналистском поприще я стала смотреть на мир широко открытыми глазами. Хотя иногда мне казалось, что ловлю черную кошку в темной комнате. Я уже не могла просто общаться. Знакомясь с новым человеком, напряженно задумывалась: а не может ли он быть чем-то полезен.

«Не можете найти интересную новость – выдумайте ее, – постоянно твердила Екатерина, – те, кто не приносит «свежак», получат урезанные гонорары».

Однажды я мучительно сидела за компьютером. «Свежака» не было. Я знала только то, что знали все. Каждый житель Краснокрестецка.

– Чертова зона, – крикнула я, стукнув кулаком по столу.

Глаза уже болели. Новостей не было и на сайте организаций, на которые я так надеялась. Эти ресурсы – прекрасная кормушка для журналиста. Заходишь, например, на сайт министерства здравоохранения и узнаешь, что в городе опробируют лекарство для диабетиков. За такое Екатерина, конечно, не похвалит. Не эксклюзив. Но актуально и полезно. Больные с руками оторвут газету.

Правда, в этот раз меня ждало разочарование. Новостей не было и там. Не видать повышенных гонораров, как своих ушей. Я так и представила прищуренные глаза Екатерины и заострившийся от презрения нос.

– Этот город, наверное, вымер, – со злостью сказала я, – а хоть бы и вымер…

Во мне зрела накопившаяся ненависть к Зоне. Нет новостей – придумаем. И обязательное что-нибудь унизительное. То, что выставит жителей Краснокрестецка недалекими.

Существовало одно место, где горожане проявляли все свои лучшие качества – непомерную гордыню, равнодушие, жестокость и глупость. В автобусе, который следовал в Верену. Может быть, выбравшись из-под крыла Зоны, люди чувствовали себя незащищенными и таким образом пытались показать себя сильными и мужественными. А еще они ненавидели любые проявление потустороннего, да и просто странного.

Но я не чувствовала и тени жалости. Недрогнувшей рукой вывела рубрику и заголовок: «Новость от читателя газеты. Карлик закидал автобус картошкой».

И далее: «Семнадцатого апреля произошло неслыханное событие, возмутившее общественность. Автобус стоял в пробке в Верене, в пяти метрах от остановки. К нему подбежал пожилой мужчина ростом не более ста двадцати сантиметров, держа в руках тяжелые пакеты. Житель Краснокрестецка попросил водителя открыть переднюю дверь и впустить его в салон. Но тот отказал, потому что принял старика за поутри!

Возмутившись, мужчина закидал автобус картошкой. Несколько клубней попали через открытое окно прямо в салон. Пострадала беременная женщина. Один «снаряд» нечаянно угодил ей в голову. Стало понятно, что это вовсе не злобный гном, а всего лишь низкорослый человек. Пассажиры объявили, что тот, кто поколотит наглого старика, получит денежную награду».

Я засмеялась, настолько бредовой была заметка. Но менять что-либо было невыносимо лень. Я быстренько сохранила файл и отправилась варить кофе. Мне надо было еще подготовиться к семинару по литературе.

К великому моему удивлению, глупую заметку не только опубликовали, но и выписали за нее повышенный гонорар. Все поверили моей выдумке, а на сайте газеты развернулась война комментариев. Я читала их и веселилась. Одни читатели защищали воинственного карлика, другие сочувствовали беременной женщине, третьи жаловались на общественный транспорт. Только один раз мне стало не по себе. Потому что я увидела следующее: «Глухие и слепые. Ничего-то вы не понимаете. Да это вас выставили дураками. В газете работает чужой человек, иной. И он всеми силами пытается очернить город и горожан. Ждите новой пакости от газеты».

Как же хорошо, что у Екатерины не хватает времени следить за комментариями на сайте. Она бурно восхищалась моей заметкой на планерке:

– Вот какая должна быть журналистика! Только у Инея получается раскапывать необычные факты. Молодец, так держать. А вы все смотрите у нее и учитесь. Даже туповатая веренка вас обогнала… Эх, бездельники…

Я опустила глаза, чтобы не встречаться взглядом с коллегами. Как же тошно быть чужой. Я скучала по родному городу. Даже не по светлым зонам. По улицам и бульварам. По заводам и стройкам. По бурным рекам и загадочным подземельям. По улыбающимся людям. Да, да, в Верене люди часто улыбаются, хоть и ходят иногда, опустив глаза.

46

Я могла бы лазить по заброшкам. Я могла бы гонять на байке. Я могла бы до рассвета пить чай с Элей. Я могла бы любить Ерша и дружить с Асмодеем.

Но я жила в ЗАТО и чуть не плакала, входя в ворота пропускного пункта. Так проходили мои лучшие годы.

Друзья Френда опять перестали меня замечать. Лишь Хельга изредка заглядывала, чтобы перемыть косточки общим знакомым. Наконец, и она признала, что в городе творится нечто странное.

– Что-то изменилось с твоим приездом. Хотя нет, и раньше было не все в порядке. Собирались тучи. Но именно с тобой связана грядущая гроза. Недаром тебя ненавидят многие. Хотя и восхищаются тоже. Стоит тебе распустить волосы, как твои враги начинают пускать слюни и блаженно улыбаться.

– Но мне-то как жить с этим? Как понять Френда и добиться его уважения.

– Когда-нибудь вы поймете друг друга, – загадочно улыбнулась Хельга. – Вы ведь любите друг друга, просто не можете это признать.

Тем не менее напряжение между мной и мужем росло с каждым днем, и даже весна не принесла долгожданного облегчения.

Однажды мы с Ильей чудом выбрались в Краснокрестецкий лес. Было это как раз тридцатого апреля, накануне колдовского праздника Вальпургиевой ночи. Говорят, тогда все ведьмы Верены собираются на Двойных горах. Нет, они не вызывают дьявола и не летают на метлах. Они празднуют свадьбу древних богов. Чествуют весну.

Вечером местный МЧС прислал сообщения всем веренцам, что прогулки по лесам строго запрещены с тридцатого апреля по второе мая.

Но Краснокрестецк со своими заводами по производству ядерного и химического оружия, электрической проволокой и блокпостами был слишком техногенным для проживания ведьм. Поэтому мы спокойно отправились в лес, чтобы развеяться и отвлечься от ссор. Это была моя инициатива, Френд предпочел бы выпить пива с друзьями – Егерем и Хельгой.

– Ужасный Бельтейн, – ворчал муж.

– А по-моему – удивительный, – возразила я. – Так хорошо, птички поют. Вдохни глубже, используй всю мощь своих легких: это запах сирени! И даже не чувствуется, что Зона близко.

– Конечно, не чувствуется. Отгороженная территория просто огромная. Мы сейчас далеко от забора с колючей проволокой. Но идем, я тебе покажу действительно потрясающее место. Сердце Зоны, как называют его наши. Только оно споосбно определить, своя ты или нет.

– О чем ты?

– Да знаешь ли, существует легенда. Якобы тот, кто достоин жить в ЗАТО, войдя в Сердце, почувствует радость, счастье, покой. И наоборот – тот, кому здесь не место…