Текст книги "Лукавый Шаолинь"

– Почему же?

– У него самого – беременная жена.

Мой мир рушился. Я смотрела на Никиту, но не видела его. Мне захотелось ударить его, закричать, убежать. Но я только отвернулась от него и тихо заплакала. На дворе стояла поздняя осень, и мне показалось, что Никита не заметил моих слез. Через несколько минут я овладела собой и оживленно стала расспрашивать тренера об экзамене на пояс.

– Не волнуйся, – засмеялся Никита, – тебе еще до него долго. А Владика не осуждай, станешь мон шинь – поймешь его.

Но я понять не смогла. И возненавидела того, кем еще недавно так восхищалась. И я решилась на самое страшное. На предательство. Я предала того, кто всегда был рядом со мной. Кто поддерживал с первой минуты моего появления в клубе. Кто помог мне сделать первый шаг в боевое искусство.

Я предала своего учителя и ангела-хранителя.

Я рассказала Васильичу о том, что Влад любит и любим. О том, что у него скоро будет ребенок. Тренер выслушал меня и спокойно сказал:

– Спасибо, во шинь. Можешь идти заниматься.

Я встала рядом, чтобы слышать все, что Васильич скажет Владу. Я ожидала страшного наказания и втайне радовалась. Но я не услышала ничего, так тихо говорил тренер. Ушуист невозмутимо отвечал на его вопросы, только все ниже опускал голову.

Васильич не выгнал его из клуба (кто же захочет лишаться прекрасного боевика), но отношение изменил.

Писательница Алина Воронина выключает диктофон:

– Спасибо. На сегодня хватит.

– Как видите, я не безгрешный ангел и не идеал для подражания. И на протяжении всего своего Пути совершала непростительные ошибки. Что только подтверждает правило: мало обладать выдающимися способностями и привлекательной внешностью. Это ничто без мозгов и здорового самоуважения.

– И все же в конце концов вы, Элиза, сделали правильный выбор.

– Который дался мне нелегко. Семь долгих лет я пыталась разобраться в себе.

– И все же вы с Инной совершили невозможное. Невероятное!

60

Так прошел год. Я продолжала упорно тренироваться, ходила сразу на две тренировки – к Никите и Васильичу, записалась в тренажерный зал, чтобы улучшить свою физическую форму. Я очень изменилась не только внешне (сильно похудела и приобрела спортивную фигуру), но и душой. Стала гораздо равнодушнее. Впрочем, иногда и через мой пофигизм прорывались злость и обида.

А дело было в одном во шинь, правда, его так никто не осмеливался называть. Даже Васильич обращался к нему по имени – Кирилл. Внешне Кир был совсем неспортивным. Толстый, даже обрюзгший – и это в неполные двадцать лет! Но зато имел прекрасные способности к боевым искусствам. То, за что мне приходилось биться до кровавого пота, давалось ему легко, играючи.

И отношение к рукопашке у него было совсем иное. Наши ушуисты клялись посвятить ей всю жизнь, я возложила любовь на алтарь боевых искусств, а Кирилл с первого дня заявил, что будет ходить, пока не надоест. Даже Васильич опешил от такой наглости и… взял его! Наверное, сразу понял, что Кирилл – чертовски способный ученик.

Я возненавидела Кира с первого взгляда, потому что была лишена того, что он совсем не ценил. Да, все сбылось и получилось. Я стала ловкой, научилась драться, но ценой крови, слез, пота и потерянной любви. А Киру это было дано просто так, в подарок от природы. И однажды я не выдержала. Васильич как раз хвалил Кирилла за удачно выполненный комплекс.

– За что вы так ко мне? – я уже почти кричала. – Я готова за вас перегрызть горло кому угодно. Я готова продать душу за одно ваше ласковое слово. Я отдала любовь за то, чтобы быть ученицей школы. А вы предпочитаете мне толстого мальчишку?

– Элиза, выйди, – холодно сказал Васильич, – я не буду разговаривать с тобой в таком тоне. Давай пообщаемся на следующей тренировке. И принеси, пожалуйста, с собой флейту. Насколько я знаю, ты умеешь играть.

Я почти бегом бросилась от тренера. Злость кипела во мне и требовала выхода. Я вполне могла наброситься на кого-нибудь с кулаками. Пытаясь унять агрессию, стала отжиматься на кулаках. Вскоре стало легче.

На следующую тренировку я пришла с флейтой. И демонстративно стала играть, усевшись прямо посередине зала. Обида вдохновляла: флейта в моих руках творила чудеса.

– Да ты прекрасный музыкант, – сказал Васильич. – Он подошел ко мне тихо, как кот. – У тебя явный талант. Девочка с флейтой, живущая у леса. А теперь дай инструмент Киру – пусть попробует.

– Но я же не умею, – возразил парень.

– Я сказал, играй, – прикрикнул на него тренер.

Кирилл взял флейту в руки. Он действительно не был музыкантом – звуки получались смешные, нелепые и резали слух.

– Ты видишь, видишь? – Васильич говорил жестко, но спокойно. – Он неспособен играть на флейте. Значит, он хуже и ниже тебя? Отвечай, во шинь!

– Нет, – прошептала я.

– Тебе надо давать концерты, радовать слушателей, – мягко сказал тренер.

– Только мне это не нужно.

Я вырвала из рук Кирилла ни в чем неповинную флейту и в бешенстве растоптала ее.

– Я хочу биться!

– Глупая, ты так и не поняла. У тебя свой путь. И ты свой Шаолинь должна найти в себе.

– Закончим этот разговор. Вы меня не любите!

Васильич устало вздохнул и отошел от меня.

А в моем сердце зрел злой умысел.

Я подошла к тренеру:

– Простите меня, Сергей Васильевич, – я почти шептала, притворяясь такой робкой, какой была, когда только стала ученицей Школы.

– Прощаю, – удивленно ответил мне он, – иди, занимайся.

Я не была такой одаренной, как Кирилл. И я была женщиной, а они, как известно, гораздо слабее мужчин.

Но я была куда опытнее, чем он, и я выдержала бой с Бранимиром. Я решила устроить ему темную. Кирилл, любивший одеваться долго и тщательно, вышел из клуба последним. Я подстерегла его и для затравки задела плечом. Несильно.

– Любимчик Васильича, звезда ты наша. «Когда надоест – уйду». А знаешь ли, что назад пути нет? Что все мы будем заниматься до конца жизни? У тебя не будет ни семьи, ни любви. Ничего! Только боевое искусство и привилегия заходить в запретную зону Заповедного леса! Не слишком много, правда? Сейчас посмотрю, что ты собой представляешь, во шинь. Во шинь – вот ты кто, – прошипела я, – что молчишь?

– Просто замер от счастья, что такая красивая девушка стоит ко мне почти вплотную.

– Что ты несешь? – взвилась я и ущипнула мальчишку за пухлую щечку.

– Всякий вздор. Но от твоих прикосновений любой потеряет голову.

– Ты – малолетний идиот.

Мне были и смешно, и грустно одновременно, но злости я уже точно не чувствовала.

– Элюня, почему я не нравлюсь девушкам?

– Я тебе не Элюня! Не знаю, почему не нравишься. Может, цветов им не даришь…

Так, что-то тут не так. Вообще-то я собиралась бить ему морду.

– Какая у тебя маленькая ручка, Элюшка. Такие руки не должны поднимать ничего тяжелее чайной ложки.

– Хватит склонять мое имя. Нет, ты не идиот, – рассмеялась я, – ты трус, подхалим и подлиза. Девчонки испугался… Ладно, познакомлю я тебя с кем-нибудь. Но о тренировках не забывай, ты ж у нас талант.

– Эля, я неудачник! – простонал Кирилл. – Я никому не нужен. Меня никто не любит.

Мне ничего не оставалось, как обнять его. Я по-матерински погладила недоросля, уткнувшегося в мою в грудь, и сказала:

– Ты прекрасно бьешься. Васильич тебя очень любит, а это значит многое. И девушка у тебя будет. По крайней мере, пока не станешь мон шинь.

Злость куда-то улетучилась, и я даже прониклась уважением к неудачливому толстяку.

Вскоре я познакомила Кирилла с Машей, а та с одной из своих подружек – симпатичной и веселой гитаристкой в одной из веренских фолк-групп. Я подозреваю, что они втроем отрывались на всю катушку на концертах. Стоит ли говорить о том, что мы с Киром стали хорошими друзьями?

61

В жизни каждого человека бывают неоднозначные события… Вроде и радость пришла, а копнешь поглубже – боль, разочарование, обида. Как-то незаметно ко мне подкралось то, чего я так долго ждала и чего искренне боялась.

Аттестация – сдача экзамена на пояс. В старину гонца, принесшего плохую весть, убивали. Убить Влада я не могла. Ушуист подошел ко мне, наполненный внутренним светом и такой счастливый, что я почувствовала легкую зависть. У него недавно родился сын от любимой жены.

– Элюшка, поздравляю! Тебя допустили до экзамена. Умница! Ты хорошо поработала, а награда не заставит себя ждать.

Я стояла молча, не в силах даже улыбнуться. Я испытывала двойственные чувства – как же хотелось приникнуть к этой широкой груди, погладить шелковое кимоно, заглянуть в добрые мудрые глаза… И в то же время мне хотелось ударить Влада. Не быть нам вместе никогда! Другая сейчас гладит его шелковое кимоно. Та, кто подарила ему ребенка. Бран тоже хотел сына, но мне, видимо, не суждено стать матерью.

Я должна сдать экзамен любой ценой. Это судьба. Дело ведь не в мести Бранимиру, вернее, не только в мести.

И когда я добьюсь своего… Тогда во шинь, прежняя Эля, умрет… Как же я ненавидела эту слабую, неуклюжую девочку с флейтой. Она должна умереть! Во шинь – символ моего ничтожества и моих неудач. Во шинь – рабыня Бранимира и его преданная ученица. Но я сдам на пояс во что бы то ни стало.

– Мне очень страшно, – пожаловалась я Владу. – Просто цепенею от ужаса. Мне кажется, ничего не получится. И я не сдам. Что тогда будет? Меня выгонят?

– Нет, – мягко сказал ушуист, – если не сдашь, ты сама почувствуешь потребность уйти. Ты поймешь, что боевое искусство – не твой путь к Шаолиню. И найдешь счастье в чем-то другом – рисовании, бизнесе, наконец, музыке… Пойми, дорог к нему – немало. Жизнь не ограничивается боевыми искусствами.

Я только улыбнулась его словам, ведь уже так давно не занималась музыкой. Девочка с флейтой должна умереть!

Придя домой с тренировки, я зашла в Интернет на форум девушек, занимающихся боевыми искусствами. Нашла тему, посвященную аттестации. Девчонки совершенно спокойно, без неловкости и мук совести, рассказывали о «нетрадиционных» способах сдачи на пояс.

Это когда очень хочется пройти, а умений и навыков не хватает. Одна стала любовницей собственного тренера, и тот поставил ей высокие оценки. Другая дала взятку инструкторам. Третья сделала ремонт тренеру. И все добились того, чего хотели – получили пояса.

К сожалению, я еще мало занималась в клубе «Путь к Шаолиню» и не обладала теми высокими нравственными качествами, которые так стремился привить своим ученикам Сергей Васильевич. Я решила воспользоваться всеми тремя методами. У меня были отложены деньги на дорогую деревянную флейту, но я решила, что пояс важнее, и, после некоторых колебаний, решилась на взятку. Кто будет в комиссии? Васильич, Никита и Влад. Дать взятку Васильичу мне и в голову не пришло. Кому больше всех нужны деньги? Конечно, Владу! Ведь у него недавно родился сын.

Но сначала я занялась Васильичем. Я знала, где он живет, даже пару раз бывала у него в гостях – в одной из светлых зон в элитном доме. В тот раз я застала тренера за мытьем машины.

– Может, вам помочь?

Моя улыбка вышла неискренней и натянутой.

Васильич язвительно засмеялся:

– Какой ты стала трудолюбивой, во шинь. Накануне экзамена. Учила бы лучше куэнны.

И все равно он выглядел добродушным – сказывалось нахождение внутри светлой зоны. За долгие годы проживания тренер приспособился к нескончаемому потоку тепла, и в экстазе не бился. Впрочем, и того мягкого радостного ощущения ему было вполне достаточно. Жить в светлой зоне – это все равно, что пять раз в году отдыхать на море.

Кстати, существует теория, что такие люди находятся под влиянием церквей с серебряными куполами. Они неспособны совершить тяжкие преступления – убить или изнасиловать. Или сделают это только в исключительных случаях, поддавшись сильному влиянию.

Пользуясь хорошим настроением тренера, я решительно взяла тряпку, вымыла машину, да еще и отполировала специальным средством.

– Я все знаю! Все куэнны до единого.

– Знаешь… Эх ты, подхалимка… – Васильич засмеялся, но как-то по-доброму. – Давай вернемся к давнему разговору. Ты никогда не задумывалась, что твое предназначение может быть в другом?

– И в чем же?

– Кто-то дерется, кто-то получается пояса, а кто-то спасает мир.

– Вы издеваетесь? Я – обычный человек, а не Лара Крофт.

Тренер стер улыбку и потрепал меня по плечу, суживая свое азиатские глаза.

Впрочем, и после разговора с Васильичем легче не стало. Я готова была пойти по горячим углям ради пояса. И решилась на откровенную подлость.

Я подошла к Владу и с милой улыбкой сказала:

– У меня для тебя подарок. У тебя ведь сын родился.

И протянула его деньги.

Милый, правильный Влад был слишком хорошего обо мне мнения. Он даже не подумал о взятке. Он решил, что я дарю ему деньги от чистого сердца.

– Элюшка, милая, спасибо. Буду завтра за тебя болеть. Доброй удачи тебе.

– И тебе того же, – кисло улыбнулась я.

Мне предстояло самое трудное. Никита.

Инструктор сидел в одиночестве в зале и читал «Кодекс самурая».

– А, это ты, во шинь. Привет.

Он равнодушно окинул меня взглядом и снова углубился в чтение. Трясущимися руками я расстегнула кимоно. И ненароком взглянула на себя в зеркало: бледная, с бескровными губами и расширенными от страха зрачками, я уж точно не могла никого завлечь. Мне мучительно захотелось запахнуть кимоно и убежать. Никита меня не замечал, уткнувшись в книгу. Тогда я подошла к нему сзади и обняла за плечи. Никита слабо улыбнулся. И тут до него дошло, что я раздета по пояс.

– Во шинь, – протянул он удивленно.

Я одним движением сняла тренировочные штаны. Никита провел рукой по моему животу:

– Милая… во шинь, я не верю…

Я отпрянула, не потому что мне было неприятно, просто его рука была холодной. И Никита все понял.

– Ты не хочешь этого… Ты решила продать себя ради несчастного пояса. Ради черной змеи. Эля!

От злости он даже вспомнил мое имя. Хотя нет, это была не злость, скорее боль. Я быстро оделась. Не в силах вынести его взгляд, почти выбежала из зала.

Я уже знала: меня ждет провал! Никита не простит меня…

За день до экзамена я стала молиться Перуну: «Перуне, утешь, Перуне, помоги! Перуне, укрепи меня и дай силу!»

Но древний бог не слышал моих молитв. Я чувствовала только пустоту, не было того экстаза, как на празднике Солнцестояния. Наверное, славянский бог отвернулся от меня после того, как я стала заниматься чуждыми русскому духу вьетнамскими единоборствами. Очевидно, мне стоило воззвать к Будде, но я решила рассчитывать только на себя.

И вот наступил судный день. Экзамены по ушу обычно были открытыми и проводились при большом скоплении народа. Юных во шинь приходили поддержать их родственники и друзья. Мне не хотелось никого видеть, и пригласила только Инея, чтобы хоть немного отвлечь судей. Подружка, как всегда, сводила всех с ума своей красотой. Даже твердокаменный Васильич не мог отвести глаз от ее длинных кос. Простые ушуисты и вовсе свернули шеи, позабыв обо всем на свете.

Я была твердо уверена, что после того, что случилось в зале, Никита поставит мне самые низшие баллы из возможных. Так что свой позор я переживу сама, наедине с собой. И пусть Иней отдувается после кошмарного экзамена, расточая улыбочки.

Я была полностью деморализована и совершенно равнодушна, на автомате повторяла стойки и удары. Совершенно забыв, что ушу не терпит равнодушия и пренебрежения. И поплатилась за это. Я повторяла комплекс стоек, и при выходе из хотан в ингеборг потеряла равновесие и упала. Ногу прошила острая боль, и я закричала. С ужасом я осознала, что не могу подняться.

Мой экзамен… Я растерла ногу, но это не помогло, я же не Влад, чтоб одним прикосновением снимать боль. Зал наполнился людьми, а вот и наши. Я быстро объяснила им ситуацию, и ушуисты замерли. Лишь Никита выдавил:

– Мы не можем к тебе прикасаться, надо найти девочек.

«В зале тебе это не мешало», – со злостью подумала я и закричала:

– Люди, о чем вы думаете? Какие девочки? Экзамен начнется с минуту на минуту.

– Мы не можем к тебе прикасаться, – упорно повторял Никита.

– Идиоты! Я провалю выступление! – даже испытывая жуткую боль, я не могла не думать ни о чем, кроме вожделенного пояса.

Красивые, прекрасно сложенные ушуисты растерянно смотрели на меня. И я знала, что они были бы счастливы принять мою боль на себя. Но никогда не прикоснутся ко мне, потому что я девушка и во шинь!

– Люди, мне очень больно, помогите, мы же одна школа… – жалобно попросила я.

– Одна школа! В этом ты ошибаешься. Теперь тебе ни за что не сдать экзамена, во шинь, – тихо, но так, чтобы все услышали, сказал Никита, – дурочка, ты же не создана для воинского пути и отречения ради самосовершенствования. Ты создана для любви.

– Влад, ну хоть ты помоги мне, – попросила я, – ты же инструктор.

Но тот молча отвел глаза.

Я заплакала, так больно мне еще не было. Пояс, моя вожделенная черная змея с зелеными крапинками…

– Да вы просто звери.

Ко мне подошел парень в серой толстовке и капюшоне, закрывающем лицо. Он начал растирать мне ногу:

– Ты сдашь свой экзамен во что бы то ни стало, Эля. А сейчас немного напрягись, растяни светлую зону. Это поможет.

– Откуда ты знаешь, как меня зовут? – удивилась я, голос парня показался мне смутно знакомым. Но послушалась. Огненная сфера окутал мою ногу. Сразу стало легче.

– Убери от нее руки, – выдохнул Влад. Но через минуту горько сказал: – Да, ты прав. Мы хуже зверей.

С резким хлопком втянулась огненная сфера. Сложно ее удерживать, когда тебе больно.

Влад положил руку на мою травмированную ногу, и я почувствовала приятное тепло. Затем инструктор прошептал мантры, щелкнул пальцами – и боль исчезла.

– Силен, ушуист, – весело проговорил парень в толстовке. – Теперь ты сможешь хоть танцевать. Удачи! И ни пуха, ни пера.

– К черту, – засмеялась я. – Как тебя зовут? И открой лицо. Я хоть погляжу на своего спасителя.

– Поверь, ты меня знаешь и очень хорошо, просто не хочешь вспоминать, – тихо сказал парень и через минуту исчез в толпе.

Я смотрела ему вслед и мучительно пыталась понять, где мы могли встречаться.

– Серая толстовка. Серая… – так и не вспомнив, я присоединилась к своим.

Экзамен начался с традиционного приветствия. Я стояла рядом с нечеловечески гибкими ушуистами и испытывала искреннюю гордость. Пусть я во шинь, но я в клубе «Воинский Путь к Шаолиню». Я одна из них!

Сначала выступили мон шинь, они показали зрителям всю красоту нашего боевого искусства. Я, не отрываясь, наблюдала за их изящными, отточенными движениями и безупречной техникой. Наши ребята были лучшими из лучших.

А потом в середину зала вышли мы, во шинь. Я довольно хорошо начала первый комплекс и… И тут я поймала взгляд Никиты – жесткий и очень грустный. И сбилась. Не смогла завершить выступление.

– Во шинь, садись, – бросил Васильич, – сейчас начнешь сначала.

Но это разрешение мне не помогло. Я сбилась почти сразу и сама села на место.

– Да что с тобой? – спросил тренер. – Когда я сдавал на пояс, нас при малейшей ошибке выгоняли с экзамена.

Я горько заплакала. Васильич погладил меня по плечу и мягко сказал:

– Не плачь, ну, не плачь же. Ты – воин.

Я смотрела на него с недоумением:

– Я?! Воин?

В тот момент я была обычной плачущей девчонкой.

– Ты – воин. И ты сдашь этот экзамен. Сейчас выступят мон шинь, а потом ты еще раз повторишь комплекс.

– Спасибо вам, – я благодарно пожала ему руку.

– Элюшка, – услышала я голос Влада.

Инструктор был очень бледен.

– Прости меня, Эля. Мне так хотелось увидеть боль в твоих глазах, что я не сразу тебе помог. Я знаю, это ты рассказала Сергею Васильичу о моей жене и сыне. И почти возненавидел. Но при этом я тебя люблю! Не как женщину, но и не как друга. Это Притяжение, ведь ты – особенная. Прости меня, прости. То, что я испытывал к тебе, недостойно ученика нашей школы. Плохой из меня ушуист…

Мне стало стыдно:

– Это ты меня прости, Владик, я просто неблагодарная тварь.

– Не время сейчас просить прощения. Эля, пойми, если ты не сдашь экзамен, тебе придется уйти из клуба. А я не могу тебя потерять.

– Почему ты так заботишься обо мне?

– Меня влечет к тебе. Потому что в тебе я вижу себя – неудачливого, неуклюжего во шинь. Эля, сдай этот экзамен, прошу тебя!

Влад вдруг тепло обнял меня, и я поняла, что действительно смогу пройти эту аттестацию.

Говорят, выше головы не прыгнешь, но в тот день я показала исключительные результаты. И все же из-за первоначальных сбоев мне не смогли поставить высокие баллы. Шесть из десяти – Васильич, шесть из десяти – Влад, восемь из десяти – Никита.

Я не верила своим глазам. Никита! В итоге результат был вполне приличным – третья ступень ученического пояса.

После экзамена я, не помня себя от счастья, наплевав на все правила, бросилась на шею Никите. Мы стояли, обнявшись несколько минут. Этот жест сказал ушуисту о многом. Мы смогли простить друг друга. Стена отчуждения рухнула. И все-таки я спросила Никиту, почему он поставил мне такую высокую и явно незаслуженную оценку.

– Я хочу тебя тренировать, во шинь, – коротко ответил инструктор.

А я уже не была во шинь.

62

Свой первый пояс я шила сама, долго и упорно. У меня был целый месяц до торжественного вручения. Сам Сергей Васильевич опояшет меня и наложит великий запрет, ведь сила бойца – в аскетизме и самопожертвовании. И я стану настоящим воином, мон шинь. Моя шелковая черная змея, мой пояс, за который я столько выстрадала…

Мы стояли в зеленом весеннем лесу. В Заповедном, вотчине поутри. Я не могла надышаться свежим душистым воздухом и налюбоваться видом на Двойные горы. Ушуисты, и во шинь, и мон шинь бегали друг за другом и дурачились. Сегодня – особый день, когда позволено веселиться.

Я испытывала такой прилив сил, что, казалось, могла полететь. Моя Родина, Верена! Ради этого лиственного леса, ради мирного голубого неба стоило жить. О том, чтобы оно всегда было мирным, позаботимся мы, мон шинь. Защитники Верены и светлых зон. В то весеннее утро не было человека счастливее и свободнее меня.

А потом пришел Сергей Васильевич, и мы все, бывшие во шинь, встали в строй. Тренер опоясывал каждого и что-то говорил ему на ухо. Я никогда не забуду, какие слова он сказал мне:

«Женщины – существа ветреные и легкомысленные. Но ты доказала, что можешь быть воином, пройдя два серьезных испытания – равнодушие и адский труд. И ты, наверное, думаешь, что после сдачи экзамена самое страшное позади. Но на самом деле все только начинается. Самое тяжелое в жизни ушуиста – испытание самоотречением. И оно тебе по плечу, я это вижу уже сейчас. Ты найдешь свой Шаолинь! Накладываю на тебя ограничение: ты никогда никого не полюбишь! Не испытаешь любовь ни к одному мужчине. Всегда будешь одна и посвятишь жизнь нашему искусству. В противном случае перестанешь быть ученицей школы. Принимаешь ли ты свою судьбу?»

У меня подкосились коленки и захотелось бежать прочь из этого леса. Что же я творю… Ведь я совсем не этого хотела! Никого не любить – это уж слишком. Но я посмотрела на вожделенный пояс в руках Васильича и твердо ответила: «Да, я принимаю свою судьбу и остаюсь ученицей школы «Воинский путь к Шаолиню. Обещаю, что никогда не полюблю мужчину и буду доблестно защищать Верену от внешних и внутренних врагов. Клянусь в лояльности к исконным жителям города – поутри, псоглавцам и ведьмам».

– Да будет так! – проскандировали ушуисты.

И Васильич надел на меня тугой пояс самоограничения и преданности боевому искусству. Какая ошибка! Раньше я думала, что это пояс победы и успеха.

А потом Сергей Васильевич громко сказал:

– Теперь ты наша сестра, теперь ты – мон шинь.

Затем крепко обнял меня. Тимур, Влад и Никита последовали его примеру. Теперь они имели право прикасаться ко мне, а я к ним. Я была ошарашена данным обетом, но в то же время довольна, ведь смогла добиться своей цели. Я отомстила Бранимиру и сдала на пояс. Я больше не во шинь! И теперь-то начинается самое интересное.

Дома я долго стояла перед зеркалом, не веря своим глазам: слабенькой, невзрачной и неуклюжей девочки больше не было. Передо мной стояла стройная, привлекательная, уверенная в себе молодая ушуистка… Правда, меня несколько портило настороженное выражение лица. Я всегда была наготове. Я могла отразить любой удар. И я все-таки победила.

Постороннему наблюдателю могло показаться, что в моей жизни не произошло почти никаких перемен – те же тренировки, учеба, спортзал, изредка – музицирование. Жаль, на флейту уже почти не хватало сил.

Я сознательно не рассказываю в этой истории о своих родителях, друзьях, профессии, так как считаю, что это не имеет отношения к делу. Это история моих духовных поисков. Вы думаете, я искала мести или успеха? Вовсе нет. Я искала любви и дружеского участия.

На самом деле же в моей жизни изменилось многое. Теперь я была мон шинь!

Мон шинь многое доступно. Мон шинь читают мысли людей. От мон шинь ничего не скрывают, ведь они доказали свою преданность школе. Вскоре я узнала, что ушуисты вовсе не те возвышенные моралисты, какими кажутся. Они тайком пьют водку и смотрят вьетнамскую порнуху. А те, кому запрещено любить, обходятся мимолетными связями. Ведь никто не может залезть к ним в душу и проконтролировать мысли.

Но главное, изменилось отношение ребят ко мне, ведь я больше не была неприкасаемой во шинь. Никита стал запросто звонить, а однажды даже пригласил на прогулку в лес. Мы шли вдвоем, тренер и мон шинь, и молчали, глубоко вдыхая летний воздух после дождя. Лишь изредка перебрасывались фразами: «Смотри, дятел!», или «Эля! Белочка! Рыженькая, на тебя похожа!»

Вскоре мы нашли лесной родник, пили долго и жадно.

– Эля, ты счастлива? – вдруг спросил меня Никита.

– Думаю, да. Я достигла того, чего хотела.

– Я был неправ, когда предположил, что тебе не стоит заниматься ушу. Я забираю свои слова обратно.

Мне вдруг стало смешно и грустно:

– Никита, а тебе-то это зачем надо?

– Зачем? – инструктор неожиданно разозлился. – А чем мне еще заниматься, где искать свой Шаолинь? Политикой? Бизнесом? Да ты хоть понимаешь, Эля, что для молодежи сейчас все закрыто. Молодежь никому не нужна, вот мы и прячемся в боевых искусствах и восточной философии.

Я молчала, не зная, что сказать. На самом деле я была так поглощена собственной жизнью, что даже не задумывалась о проблемах своих ровесников.

– Эля, ты еще можешь закрыть ушки руками и сделать вид, что ничего не слышала, – язвительно сказал Никита.

– Я не буду прятаться… Я этого не хочу.

– Я понимаю, ты лучше многих, Эля. Ты еще можешь испытывать чувство стыда, боли. И ненависти, а меня охватывает равнодушие ко всему.

– От нас в стране ничего не зависит. Надо молчать и любоваться закатом на Двойных горах. За нас все решат, ведь даже светлые зоны давно уже поделили олигархи.

– А может, молодежь такой и должна быть. Бездеятельной и созерцательной? Пусть за нас думают политики…

– Ты что это, нигилист нашего времени? – с усмешкой спросила я Никиту.

– О, какие умные слова знает наша Элюня, – улыбнулся тренер.

Меня передернуло. Ну почему многие думают, что я глупая и недалекая?

– Но ты почти права. Я отрицаю все в этом мире, так как не могу найти себе места. Для молодежи сейчас дороги закрыты, если ты, конечно, не сын олигарха, не проживаешь у серебряной церкви и не здороваешься за ручку с поутри. Но я не отрицаю самосовершенствование и аскетизм. И поэтому я здесь, в школе «В поисках Шаолиня».

Мне стало грустно и очень захотелось обнять Никиту. Вот что значит горе от ума.

Я размышляла о них, цвете современной молодежи. Я не обладала эрудицией Маши, сверхъестественной красотой Инея, силой воли Яра, нравственностью Влада, тонкостью Никиты. Но я не пряталась от жизни. А они, лучшие из лучших, ушли в восточную философию ушу, бесплодные умствования, алкоголь, сталкерство и вымышленный мир ролевых игр.

И я думала о том, что это страшно, когда такие люди не находят себе места в жизни.

– Ладно, Элюшка, пошли домой, а то опять дождь начинается, – проговорил Никита и взял меня за руку.

Мы шли под дождем, и мне было грустно, но плакать я уже не могла.

– Эля, а хочешь, я тебе стихи почитаю? Называются «Время колокольчиков». Ты ведь знаешь эту песню Башлачева? Нет, так слушай:

 
Долго шли зноем и морозами,
Все снесли и остались вольными,
Жрали снег с кашею березовой
И росли вровень с колокольнями.
Если плач – не жалели соли мы.
Если пир – сахарного пряника.
Звонари черными мозолями
Рвали нерв медного динамика.
Но с каждым днем времена меняются.
Купола растеряли золото.
Звонари по миру слоняются.
Колокола сбиты и расколоты.
Что ж теперь ходим круг да около
На своем поле как подпольщики?
Если нам не отлили колокол,
Значит, здесь время колокольчиков.
Ты звени, сердце, под рубашкою.
Второпях врассыпную вороны.
Эй! Выводи коренных с пристяжкою
И рванем на четыре стороны.
Но сколько лет лошади не кованы,
Ни одно колесо не мазано.
Плетки нет. Седла разворованы.
И давно все узлы развязаны.
A на дожде все дороги радугой!
Быть беде. Нынче нам до смеха ли?
Но если есть колокольчик под дугой,
Так, значит, все. Заряжай, поехали!
Загремим, засвистим, защелкаем,
Проберет до костей, до кончиков.
Эй, братва! Чуете печенками
Грозный смех русских колокольчиков?
Век жуем матюги с молитвами.
Век живем, хоть шары нам выколи.
Спим да пьем сутками и литрами.
И не поем. Петь уже отвыкли.
Долго ждем. Все ходили грязные,
Оттого сделались похожие,
А под дождем оказались разные.
Большинство-то честные, хорошие.
И пусть разбит батюшка Царь-колокол,
Мы пришли с черными гитарами.
Ведь биг-бит, блюз и рок-н-ролл
Околдовали нас первыми ударами.
И в груди искры электричества.
Шапки в снег – и рваните звонче вы.
Свистопляс – славное язычество.
Я люблю время колокольчиков.
 

63

Летом мы с Машей поехали в Санкт-Петербург. Гуляли белыми ночами и слушали Виктора Цоя «Видели ночь». Однажды подруга спросила:

– Эля, ты достигла того, чего хотела – отомстила Бранимиру и получила пояс. Ну что, тебе хорошо?

– Очень, солнышко. Но я заплатила высокую цену – Васильич заставил меня отказаться от любви. Что ты об этом думаешь?

– Только то, что у тебя сильно сдвинута система ценностей.

– У меня? А не у ребят из нашего клуба? И не у наставника?

– Знаешь, вы друг друга стоите. Но это был твой выбор, Эля.

– Мой. Но сейчас мне хорошо. За меня уже все решили. Когда сказали: живи по этим правилам и будешь счастлива. Разве я одна такая, ответь? Да всей нашей молодежи дали свод законов и приказали молчать. Мы за вас все решим. А вы занимайтесь боевыми искусствами да восточной философией.

– Эля, – усмехнулась Маша, – не мешай кислое с пресным, а политику с нравственностью.

– Тебе ли говорить о нравственности?

– Мне, Эля! Я хотя бы красоту ищу в жизни, а ты загоняешь себя в противоестественные и ненужные рамки. Тебе хоть что-то интересно, кроме мордобоя и мести Брану? Хоть что-то? Жизнь – это не только боевые искусства, это и музыка, и любовь, и дружба, и политика, наконец, – сказала Маша со скрытой агрессией.