Текст книги "Лукавый Шаолинь"

Ёрш тянет меня к Свету, а Татура и Френд остаются во Тьме.

Но я вырываюсь и плыву назад. Мертвый город должен обрести покой. Пусть и ценой моей жизни.

В самый последний момент Ёрш все же успевает схватить меня за волосы и притянуть к себе. Больше не помню ничего, сознание померкло.

Больно!

– Иней, вот чертовка! Все-таки решила помереть. Да очнись же, любимая.

Ёрш бьет меня по щекам.

– Все хорошо. Прости меня, пожалуйста, – пытаюсь обнять сталкера, – я все поняла. Познала. И… видела Френда.

– Ты все еще его любишь. Хорошо. Значит, так: у тебя есть двадцать минут, чтобы оплакать мужа. Я не буду мешать. Потом довезу тебя до дома. И больше мы не увидимся, – жестко говорит Ёрш. – Можешь делать все, что хочешь: крутить любовь с призраками, тонуть в водохранилище, шататься по закрытому городу в самый разгар бойни… Я любил тебя, видят боги. Но теперь хочу, чтобы ты ушла навсегда.

Я молчала и обливалась слезами. Длинные волосы превратились в паклю. Мокрая одежда прилипла к телу. Несмотря на жару, бил озноб. Но плакала я вовсе не о Френде, который открыл мне то, что я всегда знала, но в чем боялась себе признаться.

Боль разрывала грудь, потому что я любила Ерша как никогда в жизни.

Мы причалили к берегу. И он пошел прочь. А я была готова на все, чтобы удержать этого человека.

– Дай мне пять минут, всего пять минут…

– Говори, – взгляд Ерша обдавал холодом.

Недрогнувшей рукой я стянула мокрый сарафан через голову, сняла нижнее белье. Даже волосы не прикрывали мою наготу. Ёрш отвел взгляд. Я тоже потупилась и, чтобы скрыть смущение, быстро заговорила:

– Ты знаешь, по ком звонил колокол? Колокол звонил по мне, и по тебе, и по Френду, Асмодею, Эле, потому что все мы скреплены одной цепью, имя которой – жизнь. По всем людям звонит колокол. По странным людям. По всем тем, кто не знает, чего хочет. Тем, кто ищет. Неважно что – счастье, смысл, Шаолинь…

А ведь все на поверхности. Смысл жизни – сама жизнь. Это чертова любовь, эта родная земля, которая дышит жаром, рождение детей. Мой долг – встретиться с сыном Френда через пять лет, когда он станет юношей, и рассказать ему об отце. Рассказать только хорошее. О героизме Френда, его смелости, обаянии, умении дружить. О его невероятном одиночестве я не скажу ни слова. Лучше уж умереть. И еще я поняла, что Татура мертва. Окончательно и бесповоротно. Там на дне вовсе не рай, а безжизненная пустыня. Давно пора было это понять, а я все тешила себя иллюзиями. Всю жизнь одни миражи да бесплодные мечты. Осушение водохранилища ни к чему не приведет. Но Татура будет жить, пока живет память о ней. И об этом я должна позаботиться.

Я перевела дыхание и только после этого осмелилась посмотреть на Ерша. И после уже не могла отвести взгляд.

Водохранилище горело огнем. Я смогла! Я смогла уничтожить древний отрицательный эгрегор. Заточенные в нем души наконец-то обрели покой.

Но мне было уже все равно.

– Продолжай, – тихо сказал Ёрш.

– Мне осталось рассказать лишь о своей любви к тебе… Ты – мой Шаолинь. И ты – мой смысл. Потому что мое предназначение – дарить жизнь, а вовсе не лазить по заброшенным домам, доставать правительство гневными письмами или тонуть в водохранилищах. Я с детства хотела совершить нечто особенное. Но главным для меня была встреча с тобой на том концерте много лет назад. Что-то изменилось в моей душе. И я поняла, что это особенное совершу только вместе с тобой. Я люблю тебя не как Френда, нет. Мы с ним были нужны друг другу, потому что чувствовали себя очень одинокими. Я о тебе мечтаю, как о мужчине…

Я ждала ответа. Но Ёрш молча подошел ко мне, поднял на руки и возложил на плодородную землю, такую полную любви и жизни.

Часть 7. В Шаолинь с мечом

Эля

76

Шли дни, и мы тренировались, как звери, каждый день. Я делала все, лишь бы забыть ту страшную ночь, когда моя рука сжимала баллончик с газом, пробуждающим жестокость. Васильич не давал спуску никому, даже Владу. Иногда мне казалось, что мы и правда превратились в животных. Я с трудом работала, ела за трех человек и после тренировки сразу ложилась спать. Я стала пустышкой, без чувств и эмоций. И жила по дьявольской инерции. Но это лучше, чем чувство вины.

Впрочем, в день фестиваля меня стали одолевать странные предчувствия. Он должен был стать для меня вершиной горы, куда я так долго шла. Он должен показать всем, что я лучшая, что я добилась свой цели. И ничто и никто не может мне помешать. Даже то, что я недавно совершила. Но мне была нужна помощь.

Я обратилась не к Владу и Киру, а к Никите и Тимуру. Мне были нужны их сила и упрямство, чтобы и дальше идти путем воина.

– Ребята, – я решила начать издалека, – вы помните древнегреческую легенду о мореплавателе Улиссе, который захотел послушать пение сирен, и друзья привязали его к мачте.

– Что-то такое припоминаю, – неуверенно ответил Тимур, – выражайся яснее.

– Вы мне друзья?

Ребята засмеялись:

– А ты как думаешь?

– Так вот, – я продолжала, не обращая внимания на подколки, – мне нужна ваша помощь. Я так долго шла к цели и теперь боюсь повернуть назад. На фестивале понадобится ваша физическая сила, пожалуйста, везде ходите со мной. Если я заговорю с людьми из других клубов, сразу уводите меня. Буду упираться – дайте мне в ухо.

Я подумала, что они засмеются, но Никита серьезно сказал:

– Мы защитим тебя от самой себя.

И они сдержали свое обещание. Даже в туалет пошли за мной. Впрочем, я их не стеснялась. Они были мне слишком близки.

Мы долго разминались перед выступлением. Я тянула шпагат. И вдруг я увидела радомировцев. Их могучие спины в славянских рубашках резко выделялись среди черно-красно-комуфляжной толпы. Еще шаг, и я подбегу к ним. И обниму всех…

На мое плечо легла тяжелая рука Тимура.

– Куда ты собрался, Улисс? Слушать пение сирен? Оно убьет тебя.

Наваждение сразу спало.

– Думай о Вьетнаме, Эля, – посоветовал Влад, – для тебя ведь это так важно.

– Потерпи чуть-чуть, девочка, пожалуйста, – попросил Никита.

Васильич промолчал.

Гигантским усилием воли я заставила себя продолжить разминку. Я не выдержу в одном зале с радомировцами… До начала выступлений еще час. Я тренировалась почти с закрытыми глазами.

– Они не отнимут тебя у меня, – жестко сказал Никита.

Еще полчаса бы продержаться. Но нет! Передо мной стояла Маша. Она держала за руку маленького мальчика. Мальчишка пошел в отца, Яра. Вырастет – будет славянским ратоборцем. Я почти подбежала к Маше. К моей любимой Маше. К моей подруге. Словно и не было нашей любви в весеннем лесу. Словно и не было тех лет. И я вдруг поняла, как отчаянно Маша защищала меня от Грина, Бранимира, поутри. Как торговалась до последнего за мое право повзрослеть и принять ответственность. И без малейших сомнений пожертвовала собой.

– Элюшка! – Маша протянула ко мне обе руки. – Я выбросила свои ножи. Моя война закончена.

– Я тоже хочу все закончить, – закричала я. – Это была не моя война. Я иду к тебе!

Идти мне помешал шест. Никита стоял сзади и с силой прижал меня к себе.

– Отпусти ее, ушуист, – твердо сказала Маша.

Рождение ребенка не могло заставить ее забыть боевые навыки, вколоченные Бранимиром. Маша ударила его по колену так, что даже бывалый боец Никита скривился от боли и убрал шест.

– Маша, Маша, – я повторяла ее имя, как заклинание.

– Я убью твоего ребенка, если уведешь мою Элю, – прошептал Никита. У него даже не было сил на крик.

Подруга застыла, и тренер, воспользовавшись паузой, схватил меня и перекинул через плечо.

– Боже… И с этими идиотами я собирался ехать во Вьетнам, – скривился Васильич, но Никита его уже не слышал.

Он внес меня на плече в раздевалку и запер на ключ.

– Ты с ума сошел? Что ты творишь?

– Я не знаю, что делать, Эля, и как до тебя достучаться. Но знаю одно: я должен тебя спасти.

С этими словами Никита расстегнул мое кимоно.

– Идиот, – я ударила его ребром ладони по носу.

Потекла кровь, но Никита сжал зубы и снял с меня майку, поддерживающую грудь. Я поняла, что больше не хочу сопротивляться. Я вытерла ему кровь и поцеловала…

Вышли мы лишь через полчаса.

– Сколько можно? Долбаные любовники. Наше выступление через пять минут, – грубо сказал Васильич, – хотя можете особо не стараться. – Вы, сладкая парочка, во Вьетнам все равно не поедете.

Секс – прекрасный допинг, и я показывала просто чудеса. Я билась так, будто делаю это в последний раз в жизни. Я не повторяла заученные движения, я сражалась с самой собой – со своей трусостью, комплексами, зависимостью от чужого мнения. Никогда прежде я этого не чувствовала: полное владение своим телом. Наконец-то оно слушалось меня. Не было больше моей неловкости, неуклюжести. Я вошла в это благословенное состояние, я стала берсерком. Но ненависть ушла, я полюбила весь мир и поняла его.

Васильич больше не был для меня иконой – обычный стареющий мужчина, трусливо отдавший меня поутри. Но я его не презирала, скорее жалела.

Все кончилось. Мы поклонились зрителям и пошли в раздевалку – передохнуть и выпить воды.

– Ты совершенна, – вдруг сказал Никита. – Ты – просто восхитительна!

– Согласен, ты возвела мордобой в искусство. Я преклоняюсь перед тобой, – Влад вдруг поцеловал мне руку.

– Девочка… Ты… У меня просто нет слов. Все смотрели только на тебя. Ты – лучшая. Естественно, вы с Никитой едете во Вьетнам, – сказал Васильич, и я впервые увидела, как он улыбается.

Ушуисты обнимали меня. На короткий миг я ощутила торжество. А потом вдруг стало грустно.

Ко мне подошел Яр с женой:

– Поздравляю, – сказал он с улыбкой, – ты достигла своей цели. Ты стала воином. И ты спасла этот мир. Вы с Инеем спасли Верену, наш город серебряных куполов. Но главное, ты смогла! Ты – боец!

Но мне это было уже не нужно.

– Спасибо тебе, Никита, если бы не ты…

– Всегда пожалуйста, – сухо проговорил тренер, – всегда к твоим услугам.

– Конец первого раунда, – сообщил Васильич. – Сделайте последнее усилие, ребята. Сейчас будет Калейдоскоп Лучших. И конечно, наш клуб представите именно вы, Никита и Эля. Самые достойные, самые талантливые. Истинные ученики школы «Воинский путь к Шаолиню».

И мы опять вошли в круг и встали друг напротив друга, обнажив мечи. Но я вдруг поняла, что не хочу биться с этим человеком. Вообще не хочу биться ни с кем! Никита тоже держал оружие как-то неуверенно.

Но не суждено было нам вступить в бой. Потому что я увидела его. Того, кого ждала и боялась с самого детства. Человека без лица.

И тогда я закричала, насколько позволяли легкие:

– Сними мешок!

Я мечтала убежать, мечтала просто закрыть глаза, как тогда в автобусе. Но тогда моя смерть была бы быстрой, но мучительной.

И я все-таки была ушуисткой. Пусть неправильным, но воином.

И я совершила единственно верный поступок: подошла и сняла мешок.

Передо мной стоял Бранимир, и его глаза горели огнем:

– Сука, я перед Перуном поклялся, что только смерть разлучит нас. Помнишь наш завет на мосту? Бейся, если хочешь умереть достойно.

– О чем ты? Не буду я с тобой…

– Ты продалась поутри, лживая тварь! А я в тебя верил, как ни в кого на свете. С твоими-то талантами можно было все сделать по-другому. Растянуть купол из светлых зон на Верену и Краснокрестецк, убедить правительство прислать войска. Да отправить Инея на Двойные горы, в конце концов, чтобы она соблазнила этих мерзких гномов. А ты предпочла спасти свою шкуру. Защищайся, тварь!

– Нет, никогда! Я не буду с тобой драться.

– Будешь! – и он ударил меня мечом, очень острым.

Я увернулась с легкостью.

И начался страшный танец. Он пытался меня убить: я защищалась и уворачивалась. Но ни разу не ударила своего бывшего возлюбленного.

Где-то в первом ряду ломала руки жена Бранимира, закрывая глаза его маленькому сыну. Но он хотел лишь меня.

– И это любовь?

– Да! Лучше я убью тебя, но любить не буду, – прохрипел ратоборец.

И это были его последние слова, потому что Подружка Сталкер ударила Бранимира плашмя по голове мечом. К счастью, всего лишь тренировочным.

– Это не любовь, это Притяжение. Вы четверо помешались на Инее с Элькой. Оставь ее мне, парень, – с усмешкой сказала девушка. – А ты все-таки стала бойцом. Помог мой талисман. Сейчас посмотрим, каким.

– Не надо, нам совсем не нужно биться. Ты – чемпионка Европы… Силы неравны.

– А они никогда не бывают равны. И… я стала лучшей только ради тебя.

– Что, ты тоже меня любишь? – усмехнулась я. – Слишком вас много.

– Ладно, хватит болтать. И не заставляй меня повторять о Притяжении. Ты прекрасно знаешь, кто и как к тебе относится. Давай, бросай меч и будем драться врукопашную. Или ты не умеешь?

– Эля, давай, покажи ей твой лоу-кик, – Маша умоляюще складывает ладони.

Но я молча опускаю голову.

– Мон шинь, ты должна ответить на вызов, – Васильич безжалостен.

А я лишь вспоминаю ту холодную ночь Самайна, когда танцевала со смертью в светлых зонах. Не хочу драться… Не могу.

– Подружка, мне очень грустно, что так получилось… Я любила Бранимира, ну пойми ты… И ревновала к твоим успехам. Прости…

– Господи, да ты просто жалкая, – усмехнулась девушка с нескрываемым отвращением. – Ты так и не стала воином.

От этих простых слов у меня защипало в глазах, как будто я долго-долго резала лук. На миг бросила взгляд на «человека без лица» и, сжав меч, пошла в бой. Я прекрасно понимала, что врукопашную никогда не слажу с чемпионкой Европы.

Скажу честно, и с мечом она была великолепна. Мы кружились по ристалищу, нанося и отражая удары. А потом, потом она упала и потеряла сознание. Нокаут? Не может быть! Я к ней даже не прикасалась!

Я опустилась на колени, пытаясь привести Подружку Сталкер в чувство.

– Скоро оклемается. Она подошла слишком близко, и ты неосознанно создала вокруг себя светлую зону. И… Это бесконтактный удар, – сообщил Никита, неслышно подойдя ко мне.

Я вдруг почувствовала тупую злость. Эта стерва Подружка и тренеришка Бранимир чуть не испортили мой триумф!

Огромным усилием воли я пришла в себя и помогла подняться своей сопернице.

– Ладно, Эля, прощай, – сказала она. – И все-таки мне очень тебя жаль. Блуждаешь, будто в темном лесу.

Но я уже забыла о ней. Бранимир! Мой любимый! Мой враг! Мой Учитель! Ничего не закончилось между нами.

Я долго стояла и смотрела на того, кто так сильно любил меня, что хотел убить. Вот он и пришел, человек без лица. Вот и встретились.

– Забери своего мужа, – проговорил Никита маленькой темноволосой женщине. – Если б не ты, он так дешево не отделался.

Ушуист занес ногу, чтобы пнуть лежащего, но я ему не дала.

Кажется, он приходит в себя!

– Слушай и запоминай, – прошептала я. – Тогда на мосту наш завет был недействительным. Я дала его без души, скрестив пальцы. Перуна не волнуют дела простых смертных. А когда я стояла, растягивая контуры светлой зоны, то поняла одно: умру от напряжения. И я была готова на это. Что стоит моя жизнь, если бы можно было купить счастье для всех? Всеобщий Шаолинь! Но когда я ослепла от слез и усилий, то все осознала. Поутри – никакие не монстры, и не жаждут они зла для города с серебряными куполами. Они лишь Хранители равновесия. Если сейчас не уничтожить Краснокрестецк и подводный город Татуру, последствия будут невообразимыми для всех. Пожми мне руку, если веришь, если отказываешься от ненависти.

Бранимир улыбнулся и сжал мне пальцы с неожиданной силой для человека, только что крепко получившего по голове.

А я вздохнула, потому что сама ненавидела их всех до безумия – и Подружку Сталкер, и Яра, и Бранимира, и Машу с ее ребенком. Я вовсе не собиралась проявлять благородство и отказываться от мести. Только не здесь и сейчас. Только не перед Вьетнамом. Я хочу найти свой Шаолинь. Но о мести не забуду никогда. Бран еще заплатит. И остальные.

Я вызову каждого на бой в Заповедном лесу! И пусть поутри станут свидетелями моей мести.

– Скоро все закончится, – сказал подошедший Васильич. – Второй раунд – очень короткий. У большинства так называемых бойцов хватает ума не позориться после того, что было. Я бы назвал это бой со смертью. Ты была великолепна, Эля! Даже прекрасней, чем когда танцевала «танец жизни». Но, конечно, не до всех доходит, что мы лучшие. Вот еще реконструкторы с айкидоками выступят, и пойдем, как говорится, паковать чемоданы.

– Кто выступит?

– Понятия не имею, – пожал плечами усталый тренер, – какой-то возрожденный клуб «Бастион».

У меня уже не было сил удивляться, когда ко мне подошел Грин. Такой, как когда-то много лет назад, когда он подал мне руку и помог встать. Гриндерс никогда не казался более красивым в доспехах, чем сейчас. Рыцарь без страха и упрека. Смейтесь, если смешно, над глупой романтичной Элей.

Грин мягко, почти нежно, подал мне письмо. Я взяла конверт без особых эмоций, но после прочтения письма меня окатило холодной водой.

«Дорогая Эля! Я знаю, ты всегда хотела узнать о моих чувствах. Я тебя не любил, нет… Это было Притяжение. Вот оно, верное слово. Меня, Васильича, Машу и Бранимира влекло к тебе, ведь ты уникальна. Ты взяла на себя ответственность за других. За целый город, за всю страну! В этом твоя сила. Как сила Инны – в самопожертвовании. Вы уничтожили два мощных эгрегора, установив мир и спокойствие на долгие годы. И ты действительно достойна своего Шаолиня. Ты создана для любви, а не для войны. Я хочу объяснить, почему поутри выбрали именно вас двоих, тебя и Инея. Вы – потомки первых жителей Верены – строителя, землепашца и аптекаря. Грядет еще третья, ведь мало победить Зло. Надо заполнить пустоту.

Но сейчас речь о другом. О тебе, моя ненаглядная Эля. Сердце исходит кровью, когда вижу твою ненависть и жажду мести. Не всего можно добиться силой, и мне больно наблюдать, как ты растрачиваешь свою жизнь. Опомнись! Хватит ненавидеть! Любят не за что-то, а вопреки всему. Хватит доказывать свою крутость. Ты – удивительна. Я не стремлюсь причинить тебе боль. Но пойми, война еще не закончена. Да, ты разлила веселящий газ над Вереной, чтобы спасти ее. Но этого мало. Поутри лукавы, ведь они Хранители снов и равновесия. Они ждут от тебя поступков. Ты еще можешь все исправить и найти свое счастье. Просто разорви этот замкнутый круг. Стань собой – талантливой девочкой, которая играет на флейте в лесу. И помни, что мы все отчаянно боролись за тебя, выторговывая у поутри семь лет твоей жизни, чтобы ты вошла в силу. Ты совершила невозможное, перехитрив этих чертовых гномов. Так не останавливайся, не погружайся во Тьму. Позволь себе любить. Позволь себе быть живой. Ради нас и себя самой. Твой тайный друг Грин».

Мне захотелось кричать. Как я была слепа! Это Гриндерс подал мне руку на игре в «Ведьмака», Грин оберегал меня от рассвирепевшего Бранимира на мосту, Грин стрелял в воздух на крыше, Грин растер мне ногу, чтобы я могла сдать экзамен.

Мой тайный друг всегда был рядом, просто я его не замечала. Мне впервые за долгое время стало легко и ясно. Я сорвала с себя пояс, душивший и ограничивающий. Когда-то он был пределом мечтаний, а сейчас меня охватило равнодушие.

Я бросила пояс и с отвращением отвернулась. Он казался мне шелковой змеей.

Ребята из моей школы выглядели так, словно увидели привидение. Мне хотелось кричать. Жаль было прошедших лет, которые я посвятила мести, ненависти и доказательству своей крутости. Но я взглянула на Грина, и в его глазах было мужество, которое передалось и мне.

Больше я не боялась. Я едва стояла на ногах, но говорила спокойно:

– Простите меня, ребята! Простите, Сергей Васильевич! Я обманула вас, я не такая, как вы, хочу лишь любви, у меня нет больше сил ненавидеть. Я ухожу, потому что среди вас любви нет. Прощайте!

Ушуисты смотрели на меня, как на живой труп. Васильич молчал. Я почувствовала прохладную ладонь. Влад… Как я мечтала об одном твоем прикосновении… А сейчас мне было все равно.

– Во шинь, опомнись, не уходи.

– Я не во шинь.

В тот момент я бы раскидала ушуистов, как котят. Даже Васильича не побоялась. Помощь пришла неожиданно. Никита почти оттолкнул от меня Влада. Оттолкнул вроде бы легко, но тот скривился от боли. Влад смотрел на нас глазами ребенка, которого несправедливо обидели:

– Я понимаю ее… Но ты… друг.

– Я люблю ее, – просто сказал Никита и снял с себя пояс.

Меня захлестнуло острое чувство вины. Они всегда были друзьями, бились бок о бок на соревнованиях… что же я натворила. Но и я люблю Никиту, хочу быть с ним. И он чувствовал ко мне вовсе не Притяжение. Его не волновали мои боевые навыки и талант раздвигать границы светлых зон. Никита всего лишь искренне любил меня.

– Эля! – твердо сказал Грин. – Идем… Идем и ты, ушуист.

Но уйти было не так просто. Мой клуб, мои друзья, мои братья по оружию двинулись на нас с мечами. В их глазах было негодование и ужас, наверное, для них мы – предатели. Один лишь Влад не сдвинулся с места. И вовсе не потому, что трус. Он всегда был самым смелым, чистым и… мудрым.

– Всем стоять, – сказал Сергей Васильевич негромко, но его услышали. – Оставьте их… Они нашли свой Шаолинь.