Текст книги "Аддикт"

Цветкова стала оттеснять студентов, но это оказалось не так просто: Оля и Кирилл встали как вкопанные, боясь пошевелиться. Аддикт напоминал зомби из фильма ужасов. Поняв, что жертвы уходят, девушка начала карабкаться на забор, буквально за несколько секунд взобравшись по мокрым прутьям. Она застыла на верхушке, промокшая то ли от пота, то ли от дождя, и внезапно схватилась за грудь.

Издав хрип, она неестественно выгнулась. Изо рта пошла пена.

Незнакомка камнем рухнула на землю и больше не пошевелилась.

– Что это было?! – заорал Кирилл, схватившись за голову. Лиля схватила его за руку, надеясь, что не придется отвешивать парню пощечину.

– Успокойся!

– Что нам делать? Это был аддикт? – тараторила трясущаяся Оля.

– Нам нужно вернуться в учебный корпус, – спокойно заговорила Лиля, но ее прервали дикие вопли. Они раздавались отовсюду. За забором, в лесу.

Скрежет, хрипы, завывания.

– Что это, Лиля? – Кирилл с силой схватил ее за плечи.

– Мори… – не думая, прошептала девушка.

Кирилл непонимающе посмотрел на Лилю, Оля испуганно всхлипнула. Собравшись, Цветкова потащила за собой абитуриентов как можно дальше от забора.

– Телефон! Гранин, живо, – скомандовала охотница. Парень пытался достать мобильный одеревеневшими руками, едва не уронив его в траву. Лиля успела перехватить и на ходу набрала номер, который первым пришел в голову…

V

Москва

30 июня 2017

– Добрый вечер, – поздоровался Леонид.

Серебров и Седов сидели в крохотной комнате друг напротив друга. Кабинет без окон с единственным столом.

Борис не поздоровался – лишь хмуро уставился на спеца, не желая играть в любезности. Все последние дни смешались: врачи, допросы, процедуры, уколы, ночные кошмары. Едва Серебров пришел в себя – с туго забинтованной правой рукой и швом через весь левый бок, – так сразу с ним захотели встретиться спецы.

– Я уже пообщался с вашим коллегой, – монотонно проговорил охотник.

И это была неприятная беседа. Не только из-за излюбленного метода спецов «просвечивать» тех, кого они опрашивали. Борис понял, что теперь у Цветковой начались настоящие проблемы. Нет, спец, представившийся Иваном Зориным, не говорил об этом напрямую, но охотник сразу почуял неладное. Расспросить спеца о напарнице было очень непросто – Серебров делал это осторожно, анализируя вопросы и ответы спеца. Зорин был крайне скуп на информацию, проскальзывали лишь слова об аресте, отстранении, комиссии. И под самый конец одной из бесед Зорин, то ли случайно, то ли нет, обронил про полиграф и что «теперь эта дрянная штука не понадобится».

Серебров долго не мог прийти в себя после этой фразы.

Господи, что они там собрались делать с Цветковой?

Естественно, никто не собирался ему отвечать, а Борис лишь злился и впервые за долгое время жалел, что Валер ушел из спецотдела. Он бы его выслушал. И точно не стал бы «отрываться» на неопытной девочке. Впрочем, он уже был обязан Валеру жизнью – не окажись тот со стажером неподалеку, кто знает…

А с Леонидом расследование переходило все разумные границы. Борис понимал это, но ничего не мог поделать.

– Я приехал кое-что уточнить, – пояснил Леонид. Он был в гражданской одежде, что настораживало – знает ли начальство о его визите?

Белая джинсовая куртка, светлые джинсы – Леонид выглядел каким-то слишком «чистеньким», отчего бесил Сереброва еще больше.

Да и что еще можно «уточнять»?

Борису казалось, что его слова уже должны были изучить вдоль и поперек. Учитывая, что вскоре после первой встречи с Зориным к охотнику в палату вошли врачи и устроили проверку на исцеляющем круге. По их словам, искали следы аддикции, но Борис узнал рисунок – таким обычно проверяли бывших жертв аддиктов: полностью ли их избавили от связи и насколько большой урон нанесли сознанию.

Это была одна из самых отвратных и изматывающих процедур: будто кто-то пытался вторгнуться в сознание, используя поочередно то перфоратор, то дрель. Борис невольно сопротивлялся, усложняя дело.

Доктора вошли в его палату ранним утром, а закончили под вечер – не менее измотанные, чем сам Серебров. Охотник лишь краем глаза увидел заключение – что-то о «тотальном ментальном блоке» и в конце приписка: «признаков аддикции или воздействия не обнаружено».

После проверки Серебров проспал больше суток, а проснувшись, понял, что его лечение было одновременно и арестом. Он не мог выйти из палаты, разве что в сопровождении врачей. У входа «для безопасности» поставили сотрудника из головного отдела. Ни телефона, ни выхода в интернет. Сереброву даже не давали возможности связаться с семьей, что уж говорить о коллегах.

– Так чем еще я могу помочь? – хмуро уточнил Борис.

– Вы звонили Дмитрию на работу, представившись клиентом, чтобы уточнить его расписание в тот день, верно?

Опять двадцать пять.

Борис медленно втянул воздух, успокаиваясь, и повторил то, что уже не раз рассказывал коллеге Леонида:

– Где-то минут за сорок до случившегося. Ответила его коллега, сказала, что Дмитрий ушел. Я выудил подробности – молодой человек получил звонок с неизвестного номера, взбесился и в спешке покинул рабочее место, нагрубив начальству. – Так он сорвался не от вашего звонка?

– Нет. Я дождался его в вестибюле станции метро «Домодедовская», ближайшей к месту работы. Проследил за ним, сохраняя дистанцию.

– Почему?

– Аддикт вел себя беспокойно, хотя аура оставались светлой. Она начала меняться, когда аддикт вышел из метро и направился к дому через парк «Садовники».

– Вы шли за ним?

Борис едва сдержался, чтобы не спросить: «Издеваетесь?». Он уже не раз пересказывал эту историю и, более того, прекрасно помнил, что вместе с врачами прибыл и белобрысый Седов. Спец был буквально с первых минут в курсе дела. Леонид, похоже, это понял и, совершенно не смутившись, сменил вопрос:

– Вы сказали, что перед трансформацией Дмитрий Царев пошел на контакт. Что вы имели в виду?

– Он развернулся ко мне, начал наступать, говорил, что знает, кто я, и что я ничего не получу. Или что-то похожее.

– О чем он говорил?

– Очевидно, о своей «жертве», Лилии.

– Откуда он мог вас знать?

– Он мог и не знать. Мог накинуться на любого прохожего, – Серебров прищурился и добавил, не скрывая язвительного тона: – На самом деле гораздо проще было допросить самого Дмитрия Царева, если бы вы решились выйти из укрытия минут на пять пораньше.

– Вы намекаете на некомпетентность спецотдела?

– Я открытым текстом говорю, что вы наблюдали за человеком, которому нужна была помощь, и бросили его умирать. Так уж случилось, что он попытался прихватить и меня. И помог мне мой же коллега – охотник.

Леонид прищурился, не одобряя ремарку. Оба прекрасно понимали, что Константин Валер не был просто охотником.

– Все сложнее, – Леонид продолжил, будто не заметив выпада Сереброва. – Никто не желал подобного исхода.

– Но исход был, – Борис шумно выдохнул – разговор его утомлял: – Если на этом все, то прошу разрешения вернуться в палату – я себя неважно чувствую.

Леонид опять проигнорировал тон и слова охотника:

– Зорин сказал, что вы абсолютно уверены в невиновности Лилии Витальевны. Почему?

– «Невиновности» в каком именно смысле? – Борис уже с трудом скрывал раздражение. Он не любил, когда его держат за дурака, а Леонид делал это с редкостной наглостью.

– Она виновата в сокрытии аддикта, виновата в нарушении правил и сама это признает. Но вы же не в этом ее обвиняете?

Повисло молчание.

– Вы слышали что-нибудь про НДЕ? – наконец тихо спросил Леонид.

– Допустим, – Борис опешил, хотя не показал этого. Все это время охотник искренне считал, что Седов – просто парень с запущенным «синдромом вахтера». Но, похоже, все было гораздо хуже.

При чем здесь НДЕ? Каким боком с ними связана Лиля? Он бредит?

– А если я скажу, что члены этой организации до сих пор живы и находятся среди нас, судя по всему, готовя новый заговор?

Звучит как бредовая конспирологическая теория.

Об НДЕ Серебров впервые услышал от Киреева и Валера. Это случилось еще в те незапамятные времена, когда они тесно общались. После работы охотники заваливались к кому-нибудь домой: смотрели кино и вопреки запретам пили. И всякий раз Киреев улучал момент и мастерски разводил Валера на очередной «секретный рассказ из спецотдела».

Тогда Борис, только получивший значок, впервые услышал про «резню» и странный культ ревенантов. Благодаря красочным описаниям Киреева, которые охотник придумывал на ходу, рассказ получился жутким. Хотя, может, дело было в алкоголе или в том, что отрубили электричество и охотники сидели на кухне при свечах. Но пробрало тогда всех присутствующих, а «зависавшая» с ними в тот день Света вообще поспешила заткнуть Константина, сказав, что ее будут преследовать кошмары. Киреев лишь рассмеялся, предложив заняться ночью чем-нибудь «более веселым», чем сном. За что получил по шее, и Света демонстративно ушла с кухни, а уже через двадцать минут мирно посапывала на диване, завернувшись в плед.

Но все же Киреев успел рассказать достаточно, чтобы история осела в голове Сереброва.

– С чего вы вообще взяли, что они среди нас?

Леонид достал из кармана небольшой запечатанный пластиковый пакетик. Внутри виднелся искореженный кусок металла.

Смутно знакомый.

– Это улика, которую нашел стажер из вашего отдела. Екатерина Свиридова. Осколок от значка охотника.

Борис тут же вспомнил, как подобная идея пришла к нему еще тогда, в столовой.

– Причем значка нового образца, – добавил Леонид.

Спец ненадолго замолк, пока Борис рассматривал улику.

Серебров не мог поверить, они что, серьезно подозревали Цветкову в чем-то подобном?

Совсем поехали?

Не дождавшись вопросов, спец продолжил:

– В конце прошлого года одно расследование привело нас к загадочной квартире. В ней устраивали «обряд метаморфозы», как это называют в НДЕ. Обращение аддикта в мори, а мори – в ревенанта. К сожалению, тех, кто совершал ритуалы, найти не удалось. За квартирой присматривала девушка, по всем документам хозяйка, но на деле всего лишь марионетка. Аддикт с промытым сознанием. Мы долго следили за ней, но за один день… – Леонид щелкнул пальцами. – Девушку исцелили, в квартире сделали ремонт, уничтожив следы. Мы не смогли их восстановить и задокументировать. Это все, что осталось. И мы знаем, что последнее обращение происходило минимум шесть месяцев, максимум три года назад.

– Три года назад Цветкова была в учебном центре, практически постоянно под надзором учителей…

– Для обращения может хватить и суток, – отрезал Леонид.

– Подозрительным показалось не это, а то, что первый за много лет мори появился именно тогда, когда мы отвлеклись на девушку и квартиру.

– То есть совпадение исключается, – скептично уточнил Борис.

– Я этого не говорил, но именно с этого момента поведение вашей напарницы изменилось.

– У вас есть с чем сравнивать?

– С вашими же рапортами и отчетами. Блестящая ученица, ни одного нарекания, первая с курса получила значок. А затем… очень странное дело, которое выбивается из общего ряда. Слишком сложное для ее уровня, а вы, Борис Алексеевич, несмотря на то что еще недавно являлись наставником Лилии, не оспорили. Да, на это есть объяснение и разрешение от начальника. Но вы же вызвали подмогу, я проверял записи – на них ваш голос, не Цветковой. И вы же зачем-то полезли в квартиру – проверить состояние аддикта. Немного не вяжется, не находите?

– Я обнаружил открытое окно, стажер… напарница заметила, что, несмотря на начавшуюся трансформацию, был шанс исцелить аддикта.

– То есть вы готовы были так спокойно рисковать после случая с Константином Киреевым? Встреча с мори для вашего напарника закончилась плохо, вы также находились под следствием, и ваши действия проверялись. А теперь практически аналогичная ситуация…

Борис нахмурился и внезапно придвинулся вперед – ему не нравился тон Леонида, не нравилось то, что его заставляли оправдываться. Да еще за дело, которое столько лет мучило Сереброва.

– Это было обоюдным решением, – сквозь зубы отчеканил Борис. – Я и напарница действовали исходя из сложившихся обстоятельств, что я уже описывал как в отчете, так и лично начальнику. Мы пытались спасти жизнь аддикту – подмога бы в любом случае не успела. Это же подтвердили врачи. Или в спецотделе даже не допускают мысли, что аддиктов можно спасать?

Борис смотрел в глаза Леониду – нагло, с вызовом. А затем сделал то, чего Леонид не ожидал. Глаза Сереброва едва заметно сверкнули.

Пора Седову прочувствовать спецовские методы на своей шкурке. Ну как, нравится?

– Может, вы вцепились в Цветкову, потому что потеряли все улики и, чтобы сохранить вид бурной деятельности, решили «натянуть сову на глобус»?

Леонид опешил и раздраженно дернул плечами. Борис видел, как тот колеблется, видел малейшие изменения в лице.

Он не настолько уверен, как пытается всем показать.

– Прекратите, – огрызнулся мужчина. Борис закрыл глаза, но вопрос повис в воздухе.

– Ваши обвинения…

– Беспочвенны? А ваши? Я знаю, что вы собирались сделать с девчонкой, которая просто хотела исцелить аддикта, – Борис выпрямился, насколько позволяли раны. Он говорил тихо и уверенно. – Комиссия, полиграф. Вы серьезно хотели залезть к ней в голову, учитывая ее прошлое?

– Как раз это я и учел… – голос Леонида дал слабину. Борис, почувствовав это, начал давить оппонента.

– Рецидивы случаются, не так часто, но вы же не будете спорить? То, что произошло с Цветковой, было настолько стремительно, что она не успела сообразить. Нить, пожар. Да и Лилия – девушка молодая, эмоциональная и, что греха таить, импульсивная, но при этом искать злой умысел в ее поступках может только человек, который даже не пытался понять, что она из себя представляет. Так что же вы расследовали?

– Все не так просто, особенно когда речь идет о ревенантах, – отрезал Леонид, словно не замечая иронии в уверенной речи Сереброва.

– И поэтому по вашей просьбе врачи проверяли, не воздействовала ли Цветкова на мое сознание? – не сдавался Серебров. – Вы думали, что это была часть ее хитрого плана – играть «невинную овечку», использовать на заданиях наставника и напарника, а потом писать отчеты. Да так девяносто процентов охотников можно считать скрытыми ревенантами.

До Леонида наконец начало доходить, к чему ведет охотник. – Грустно, что ничего не обнаружили, – усмехнулся Серебров. – Такая версия пропала.

– Знаете, Борис Алексеевич, – Леонид достал из кармана рубашки мобильный телефон Сереброва и демонстративно повертел в руках, – если что-то не обнаружили сразу, не означает, что этого нет.

Борис не сводил взгляда с мобильного.

– Я ждал, когда Лилия попытается выйти на связь, ведь рано или поздно…

Леонид не успел закончить фразу – телефон, молчавший до этого много дней, засветился и завибрировал. На экране высветился незнакомый номер. Спец положил телефон на стол и нажал громкую связь.

– Борис Алексеевич.

Голос Лили.

Серебров нервно сглотнул.

Цветкова, ну почему именно сейчас?

Он хотел было ответить, но девушка продолжила. Он слышал беспокойство в ее голосе – Лиля почти не делала пауз между словами.

– Я в учебном центре. Код «красный». Мори, точное число неизвестно. На территории отключено электричество, не работает оповещение… – Лиля замолчала и тише добавила: – Это был аддикт, Амок… Она обращалась, пыталась напасть, она умерла… Я не знаю, сколько их, мы их слышим, их много. Боря, пожалуйста…

Звонок оборвался.

Серебров схватил телефон, повторно набрал незнакомый номер…

– Аппарат абонента выключен…

Охотник поднял глаза на Леонида. Спец несколько секунд смотрел в пустоту, будто что-то просчитывал, а затем вскочил и, доставая свой мобильный, вышел из комнаты. Борис рванул за ним, но тут же пожалел – свежие раны отозвались режущей болью. Хватаясь за перевязанное плечо, Борис последовал за Леонидом.

– Куда вы собрались? – уточнил Седов, оборачиваясь.

– Вы же не… Я могу помочь… послушайте!

Но Седов уже заговорил с кем-то по телефону, ускоряя шаг, – Борис не мог его догнать. По жесту спеца к Сереброву поспешил охранник, останавливая в коридоре.

– Отцепись, – рявкнул Серебров, сильно дернувшись и зажмурившись от боли. Это заметила проходившая мимо медсестра.

– Борис Алексеевич, пожалуйста, вернитесь в палату, – она осторожно коснулась его здорового плеча.

– Вы не понимаете… Мне нужно поговорить с начальством.

– Хорошо, хорошо, – закивала медсестра. – Только вернитесь в кровать, я вколю вам обезболивающее, и мы принесем вам телефон. Ладно?

Борис чуял подвох, но жжение в плече и боку нестерпимо нарастало, так что он кивнул.

Медсестры долго не было. Серебров терпеливо сидел на стуле, облокотившись на стол, и буравил взглядом дверь. Когда надоело ждать, а боль наконец прошла, охотник решился выйти из палаты, чтобы все проверить. Около дверей никого не было. Коридор вроде и пустынный, но до охотника долетали обрывки разговоров, шум перекатываемого оборудования. В воздухе застыла тревога. Врачи и медсестры готовились к приему пациентов и… судя по всему, немалому числу.

Но хотя бы этот самодовольный индюк все передал.

Спец, мать его.

Борис посмотрел в окно – на небе сгустились свинцовые тучи, отчего стало темно, как поздним вечером. Казалось, что свет зажгли во всей больнице. И даже в небольшом одноэтажном доме, стоявшем поодаль.

Морг.

Борис невольно вздрогнул, вспоминая, как стоял под ноябрьским ливнем около входа в зал и не мог заставить себя войти.

Это все в прошлом.

Но не поддаться общему волнению было сложно. Особенно когда было за что… за кого переживать. Борис начал измерять шагами коридор. От дверей палаты к окну и обратно.

Он ничего не мог сделать… Почему он не мог ничего сделать?!

Эхом раздались шаги – разительно отличавшиеся от суетливых перебежек медсестер или уверенной походки врачей. Тяжелые, медленные. Темноволосый смуглый мужчина в черной куртке шел, уставившись в пол, ничего не замечая.

– Кир? – не верил своим глазам Борис, но это действительно был Кир Чонаев! Хоть его рука и не была в гипсе, но он по привычке держал ее согнутой.

Кир же все знает!

Наверное, еще никогда в жизни Серебров не был так рад коллеге.

– Пришел охранять?

Кир молча пожал плечами: в движениях не было привычной легкости, на губах – обычной приветливой улыбки. Но Борис не посчитал это странным – в голове крутились совершенно безумные идеи.

Некоторые были достойны авантюризма Цветковой.

– Идем, – Серебров кивнул на палату. Кир, как робот, поплелся за ним.

Борис плотно запер дверь, впрочем, никому из персонала все равно не было до них дела.

– Слушай, что там происходит?

– Не знаю, – Кир снял куртку и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. – Всех сорвали в учебный отдел. Из действующих охотников остались только Сева с Саней, и Колю с Риточкой к ним аналитиками-координаторами поставили. Они мониторят весь юг. Света за главную. Девочек, ну… типа Аллы… вообще срочно домой и не высовываться. Тут так жарко…

Лоб охотника действительно покрыла испарина. Рубашка прилипла к телу.

– Ты сюда бегом понесся? – уточнил Серебров.

– Нет.

– Может, врача…

Кир, заметив на столе графин с водой, буквально накинулся на него и принялся жадно пить, пока не закашлялся.

– Кир?

Борис осторожно коснулся его плеча – охотник резко дернулся, выронил графин. Раздался грохот; брызги и осколки разлетелись в разные стороны, окатив брюки охотникам. От шума Кир взвыл, хватаясь за голову.

– Это все бесполезно, ты понимаешь, это все бесполезно, это конец… – Серебров с трудом разбирал, о чем бормочет Кир. Коллегу затрясло, и в следующую секунду на его пальцах сверкнули искры. Стол вздрогнул и полетел в дверь, едва не задев Сереброва, больничная койка и прикроватная тумба впечатались в стену, а стул – в окно. Стекло потрескалось, но выдержало.

– Мы все сдохнем! – заорал Кир. Мебель задрожала, разваливаясь на части.

Борис никогда ничего подобного не видел… Вместо того чтобы упасть, обломки мебели зависли в воздухе и кружили вокруг охотника.

Как чертов вихрь!

Непроглядная тьма расползалась по палате, словно кто-то разлил банку густой черной краски. Ни пола, ни потолка – ничего не стало. Казалось, они оказались посреди черной дыры, лишь осязание напоминало, что Борис был в палате. Искры на пальцах Кира и их отражение в потрескавшемся стекле, в металлических частях кровати слабо освещали комнату.

Серебров отступил назад, уперся спиной в дверь и нащупал холодную металлическую ручку. Изо всех сил дернул – заперто.

Тончайшие энергетические нити искрились в щелях между дверью и косяком. Присмотревшись, охотник заметил такой же блеск у окна.

Пространство запечаталось.

Кир обращается.

Его накачали энергией, и он не смог с этим справиться.

Кир откинул голову, сжимая виски так, будто готов был раздавить собственный череп. Лицо молодого охотника исказила неестественная безумная улыбка. Он, шипя, втягивал воздух сквозь сжатые зубы.

– Передай Бо, что это только начало… – заговорил он не своим голосом, уставившись пустым взглядом в потолок. Борис вздрогнул. Мог он ослышаться? Чонаев говорил невнятно, но…

Бо…

Кир издал слабое сипение: словно ему не хватало кислорода, схватился за горло.

Борис выставил руку, создавая защитную сферу.

Кир закричал; искры ослепляюще сверкнули – Борис прикрыл лицо рукой.

Куски кровати разлетелись в разные стороны, прошивая стены, застревая в стекле. Серебров в последний момент успел откинуть металлический прут телекинезом, и тот прошил насквозь дверь в ванную.

Кир упал на колени, сжавшись.

– Я не хочу… не хочу, выключи это… они в моей голове… они засунули это в мою голову… это не мои мысли…

Его глаза расширились. Тихий хрип. Чонаев распластался по полу на животе и застыл.

Нити исчезли, рассеялся мрак – «закрытое пространство» лопнуло. Ничто больше не удерживало растрескавшееся стекло и дверь. В палату ворвались врачи, оттесняя Бориса. Они перевернули Кира на спину. Отточенными движениями врач начал делать массаж сердца.

– Идемте, идемте, – взволнованный голос медсестры.

Она помогла Борису встать и увела. Но в ушах все еще звучали слова коллеги…

Это только начало.