Текст книги "Аддикт"

Лиля схватила папку и принялась перелистывать. Взрослый гуль… А что, если в этом деле было что-то похожее на ее ситуацию? Охотница прошерстила всю папку – нет, ничего особенного. Но… что, если?

Покосившись на корешки, Цветкова поняла, что не ошиблась. Все дела имели желтую маркировку, все относились к взрослым аддиктам. Аддиктам того же типа, что и Дима. Вдруг среди этих дел могло быть хоть одно, что могло подсказать, как поступить охотнице?

Просматривая многочисленные папки, Лиля не заметила, как в архив зашел тот, кто и раскладывал их по аккуратным стопкам. Артур остановился, в недоумении разглядывая хаос, вытащил наушники и, откашлявшись, уточнил:

– А… что происходит?

Лиля, увлекшаяся делами, буквально подпрыгнула. Артур подошел к столу и начал собирать разбросанные документы, поглядывая на корешки.

– Прости, я все соберу… – попыталась остановить его Лиля.

– Не знала, что это твое.

– Общее, – поправил ее архивист. – Так ты что-то ищешь? Может, помочь?

Цветкова поспешно замотала головой.

– Нет, не стоит. Я уже все нашла.

– Так, значит, что-то искала? – Артур без особого энтузиазма начал восстанавливать стопки. Его любопытство немного раздражало, впрочем, Лиля понимала, что уничтожь кто-то плоды ее труда, она бы тоже хотела узнать, зачем это сделали. – Вроде того, – уклончиво отозвалась она.

– Просто у меня есть еще подборка в кабинете, если надо, то я принесу вам с Серебровым, – не отставал парень. Конечно, хотел, как лучше, но, услышав имя напарника, Лиля вздрогнула. Не хватало еще, чтобы Борис узнал.

– Действительно, все в порядке. Мне просто стало любопытно, и я увлеклась.

– Ну хорошо, – Артур удивленно смотрел на девушку, искренне не понимая, чем можно увлечься в старых типовых отчетах. – Ну, если что, я тут рядом в кабинете. Только стучи громче.

Артур постучал по наушникам, откуда доносилась громкая музыка.

– Любишь рок? – попыталась перевести разговор Лиля, но парень лишь усмехнулся:

– Пытаюсь не отрубиться, но уже мало помогает. Тут спецы «халтурку» подкинули, а им, как понимаешь, не откажешь. Надо работать. Ладно, удачной ночи.

– И тебе, – мило улыбнулась девушка. Неплохой этот парень – Артур. Разве что нудноват немного. Все же кое в чем архивист оказался прав – изучать типовые отчеты было невыносимо скучно. Лиля уже потеряла счет папкам, когда окончательно сдалась. Тяжело вздохнув, охотница села за стол и посмотрела на чистый лист бумаги.

Показалось?

Девушка втянула воздух и почувствовала… запах жженой бумаги?

– Тут что-то горит? – громко спросила Лиля. Тишина. Охотница поднялась и пошла между стеллажами, принюхиваясь. Гарь исходила из каморки в дальнем углу. Лиля натянула рукав кофты на ладонь, чтобы не обжечься, и открыла дверь. От потока воздуха пламя взвилось вверх, Лиля едва успела отпрыгнуть, подпалив кофту и кончики волос.

Пожарная сигнализация сработала, и с потолка полилась вода. Вой сирены разлетелся эхом по пустым коридорам. Немногочисленные работники выглядывали из кабинетов, не понимая, в чем дело. Черный дым заполнял комнату – водяные завесы в дверных проемах не давали ему распространяться по всему архиву.

Лиля кинулась было к выходу, но замерла на полпути – Артур! А вдруг он не вышел? Забыв обо всем, охотница побежала к кабинету архивиста, с трудом пробираясь в черном дыму. Дверь оказалась открытой. Влетев, Лиля увидела Артура. Тот лежал без движения, повалившись на рабочий стол. Наушники выпали, и девушка отчетливо слышала громкий гитарный риф.

– Артур, – еле шевеля губами, пробормотала охотница, дернув архивиста за плечо. Парень резко вскочил и огляделся. К его щеке прилип лист бумаги.

– Что случилось? – Артур слепо оглядывался – очки остались на столе. Черный дым просочился и в его каморку. Становилось тяжело дышать. От запаха гари слезились глаза.

– Горим, – охотница вцепилась в его руку и потащила к выходу. Первое время Артур не сопротивлялся, но, когда они выбежали в холл и архивист увидел языки пламени, его как подменили.

– Подожди… Папки! – закричал он и, упираясь, попытался вернуться в кабинет. – Хоть самые важные! Я заберу, быстро! – Ты дурак?! Какие, к черту, бумаги?!

– Цветкова! – возле входа появился Борис и парочка охранников, но архивист все не успокаивался:

– Ты не понимаешь, там же…

– Ты совсем конченый? – Борис схватил Артура. – Эвакуация.

Лиля покорно шла рядом, а вот архивиста пришлось буквально волоком тащить из здания – Артур все порывался вернуться. Борис не выдержал и пообещал, что если парень не угомонится, то охотник просто его вырубит и вытащит из отдела за шкирку.

Борис отвел их подальше, на газон, откуда было видно, как немногочисленные сотрудники покидают здание. Подъездные ворота спешно открыли – судя по звукам сирен, к отделу уже подъезжали пожарные.

– Вы оба в порядке? – уточнил Борис, доставая телефон. – Врачи нужны?

Девушка покачала головой, Артур с трудом откашлялся и безразлично махнул рукой. Архивист не сводил мрачного взгляда с входа, запустив пальцы в промокшие волосы.

– Ну все, хана бумажкам, – пробормотал Борис.

– Там не только наши… Часть из центрального офиса, половина из академической части, вещдоки, досье, я же мог хоть что-то вынести, это бы не заняло и… – затараторил Артур, но, поймав на себе хмурый взгляд охотника, смутившись, прибавил: – И мои очки на столе остались…

– И мой отчет по Диме, – пробормотала Лиля.

Глава 2

I

Воскресенск

18 июня

Карина дрожащей рукой постучалась в дверь, поправляя завязанную на боку кофту. Как ни старалась, не смогла полностью спрятать пятно от какао на кремовом платье. Худенькая школьница стояла на крыльце старого дома и испуганно оглядывалась. Лицо покраснело, на груди отчетливо проявилась крапивница. Карина нервно чесала руки, шмыгала носом и, казалось, готова была разрыдаться в любую секунду.

Вместо того чтобы поспешить домой, попытаться застирать пятно, школьница побежала к старушке-соседке. А ведь еще недавно и на пушечный выстрел не подошла бы к жилищу Вероники Павловны. Ее дом, которому было уже больше полувека, стоял на отшибе, скрытый в тени березовой рощицы. Двор, заросший высокой травой, выглядел зловеще. Если бы не старушка, выходившая каждое утро в магазин, можно было подумать, что дом давно заброшен.

Уже потом Карина поняла, что у одинокой женщины просто не было сил следить за участком. Лазурная краска на фасаде облупилась, деревянное крыльцо прогнило – обновить было некому. Но в детстве Карина наслушалась от других ребят, что в доме живет ведьма и если трижды постучать в дверь, то она съест твою душу.

Когда мама отправила школьницу отнести соседке немного картошки, Карина была в панике, с опаской поднялась по ступенькам и постучалась. Раз. Два. На третий кулачок замер в миллиметре от двери. К счастью, женщина открыла и была очень удивлена, увидев школьницу.

Вопреки россказням старушка оказалась очень приятной – ласково встретила и напоила чаем. Несмотря на возраст – ей было около восьмидесяти, она выглядела очень бодрой.

Внутри дома было довольно чисто, разве что витал запах лекарств, а женщина куталась в теплую одежду, хотя в комнате не было холодно.

С тех пор Карина часто навещала старушку: сначала по просьбам мамы, а потом сама.

Вероника Павловна не сразу открыла дверь – видимо, Карина ее разбудила. Женщина выглядела растерянной и еще сильнее закуталась в длинную шаль. Школьница, не поздоровавшись, забежала на веранду, чуть не сбив старушку.

– Что случилось? – взволнованно спросила она, запирая дверь.

– Почему ты… так одета? Только сейчас, почувствовав себя в безопасности, Карина разрыдалась. Она невнятно забормотала, прикрывая раскрасневшееся лицо руками:

– Простите… я не утерпела. Я знаю, вы дали его на выпускной, но… сегодня была… встреча, украшение зала и…

– Я же только вчера… – начала Вероника Павловна, но школьница не слушала, а продолжала стенать:

– Это был… т-такой кошмар! Они смеялись. Эта Олька! Она увела Сашку! Я… н-н-недостойна…

Карина боялась поднять глаза и увидеть разочарование в глазах милейшей бабушки. Вероника Павловна была добра к ней, наверное, как никто. Всегда выслушивала, подбадривала, а когда узнала, что Карине не в чем идти на выпускной, без лишних слов достала из шкафа безумно красивое кремовое платье. Оно выглядело как новое – настоящий винтаж из шестидесятых. Карина даже не подозревала, что девушки в то время носили что-то подобное. Вероника Павловна лишь улыбалась и говорила, что ей повезло, вот и хранила столько лет.

Карина сняла с ног туфли и поставила на галошницу.

– Спасибо вам за доброту. Н… никто не был так… Меня стали замечать, даже С… Саша. Все так хорошо начиналось…

Школьница оживилась, вспомнив, как кто-то из мальчишек помог утром донести тяжелые пакеты. Она даже не помнила кто… Петя? Толя? Неважно, он шел рядом и что-то неловко бормотал. В классе, на общем собрании, ей дали хороший стул с крепкой спинкой, а когда пришло время перекусить, ребята заняли для нее место в столовой и даже поднесли стакан горячего какао. Это напоминало волшебство. Мальчики не издевались, не смеялись: они неловко отводили глаза, бормотали подобие комплиментов, совершенно глупых, но Карине было все равно. Окрыленная успехом, девушка набралась смелости подойти к Саше Никольскому. К тому самому Сашке, который снился ей ночами. Он уже повернулся, уже заговорил, как вдруг… в столовую вбежала Оля.

– Ольке стоило подманить его, и он… как собачонка. У меня в руках был стакан… я хотела остановить Сашу, схватила за руку… он дернулся и… вот…

Школьница показала огромное пятно.

– И вдруг все закончилось. Они все начали смеяться надо мной… Ржали всей столовой… Я… радуюсь только тому, что завтра выпускной… И я больше не увижу этих кретинов! – Карина перевела дыхание, успокаиваясь.

– Можно я переоденусь и пойду? Я отстираю, честное…

Карина подняла глаза на Веронику Павловну и сжалась: в карих глазах старухи плясали недобрые огоньки.

– Дура, – прошипела Вероника Павловна. – И что потом? Чем все закончилось?

– Я… я просто убежала…

Женщина схватила туфли с галошницы и кинула резким движением в стену: на светлых обоях остались грязные отпечатки подошв.

– Тупица! – закричала Вероника Павловна. – Дура. Голову в песок засунула, жопу отклячила и страдает. Конечно, над тобой будут ржать!

Вероника Павловна вцепилась в плечо Карины и, словно та не весила ни грамма, подтащила ее к себе.

– Я знаю, как люди могут отравить жизнь! Не надо мне этого детского бреда! Идем!

Хрупкая на вид старуха силком потащила школьницу к зеркалу. В начищенном стекле отразилась нескладная девушка с плоской грудью. Косметика размазалась по лицу пятнами, тональный крем не скрывал прыщи на щеках и лбу. Пожилая женщина склонилась и жарко зашептала Карине на ухо:

– Смотри! Ты отвратительна! Скажи, может ли такое пугало понравиться Сашке? Пашке? Да вообще хоть кому-нибудь?

Старуха резко дернула девушку за плечи, заставив выпрямиться.

– Я была такой же, как ты… Забитой, трусихой. Я сотворила себя из ничего. Родилась, подобно бабочке из гусеницы. И не было мужчины, которого я не могла добиться.

Вероника Павловна резко развернула девушку и заставила посмотреть на стену. Раньше она была пустой, но теперь все пространство занимали черно-белые фотографии в рамках. На снимках везде одна и та же красивая девушка – кинозвезда, ретродива. Темные волосы, огромные глаза, черные, слегка вздернутые брови, озорная улыбка. И на многих фотографиях рядом с красавицей стояли мужчины, разные – в разной одежде, разных возрастов. Карина не узнавала их, но отчетливо ловила одинаковые безумно влюбленные взгляды. И, наконец девушка заметила то самое платье, что сейчас было на ней.

Это были не фотографии – трофеи.

– Здесь нет только одного, – Вероника Павловна разжала руку и отошла в сторону, на морщинистых губах заиграла улыбка.

– Самого первого. Это было во время войны… – женщина поймала непонимающий взгляд школьницы и усмехнулась.

– Да, моя милая, мне чуть больше, чем написано в паспорте. Но это не важно… это никогда не было важно. Когда началась война, я была подростком, но, к сожалению, не настолько взрослым, чтобы прибавить себе пару годков и убежать на фронт. Мать и отец должны были уехать… Не помню почему. Помогать при эвакуации? Они отправили меня в деревню к родственникам. Надеялись, что так будет лучше, а может, и не было выбора. Мне было тринадцать, когда я узнала, что ни матери, ни отца у меня не осталось и что это такое – быть лишним ртом в оккупированной деревне.

Карина слушала с замиранием сердца, но в голосе женщины не было грусти. Вероника Павловна говорила с такой желчью, какую школьнице редко от кого доводилось слышать.

– Это было так давно, я почти ничего не помню. Но не потому, что меня подводит память, нет. Каждую ночь я молилась лишь об одном – забыть эти несколько лет, стереть начисто. Но есть вещи, Карина, которые остаются с тобой навсегда. Я помню холод и озверевших, озлобленных бабенок с их отпрысками. Взрывы, тяжелые ведра с водой… Знаешь, как это страшно – стоять на обледенелых краях открытого колодца и тянуть проклятое ведро? И одна мысль – лишь бы не поскользнуться, не упасть вниз, в эту зияющую дыру с ледяной водой. Тебя же никто не достанет, никто не услышит. Я была худее, чем ты, – кожа да кости. Волосы стали такими тонкими, выпадали, губы обветрились, болели, я кусала их до крови. Но были вещи страшнее холода и голода. Люди.

Женщина замолкла, поджала губы.

– Я ненавидела их каждой клеточкой своего тела. Что одних, что других. Дорогие родственнички гоняли меня, а на настоящих врагов они смотрели с трепетом. Готовы были вылизывать фашистские сапоги, даже если на них была кровь и кишки их близких. Еда, кров, они давали все… Ну и любому мужчине рано или поздно хочется не только пить, есть и спать. Ты же понимаешь, о чем я говорю, Карина?

Школьница потупилась и несмело кивнула.

– Там была одна девица с копной длинных белых волос. Овчарка, немецкая сучка. Жопа, сиськи – все при ней. Они ласково звали ее Мартой. Марфа. Простая деревенская Марфа. Но она считала себя чуть ли не королевой. Она спала с ними. Я видела, как она это делает: раздвигала ноги и смотрела в сторону, иногда охала, пока кто-нибудь из этих свиней пыхтел над ней. И за это у нее было все. Еда, тепло… безопасность. Я говорила с ней лишь однажды. У того самого колодца. Обычно она не ходила за водой, но тут, видимо, решила прогуляться, отдохнуть от своих дел. И тогда она спросила, знаю ли я, почему такая страшная.

Вероника Павловна рассмеялась, напугав Карину.

– Я даже не нашлась, что ей ответить. Она рассказала, мол, в деревне верят, что моя бабка была ведьмой и украла чужого мужа. А расплачиваться за это придется мне. Как же мне хотелось огреть ее проклятым ведром. Скинуть в чертов колодец. В холодную бездну, чтобы ее туша отравила воду. Я уже была готова, уже хотела занести руку, но тут она прошептала… я до сих пор помню этот жутковатый шепот.

Женщина прикрыла темные глаза и проговорила, словно пыталась передать голос красавицы, которой, наверное, давно уже и в живых-то не было.

– Лучше бы моя бабка так сделала.

Немного помолчав, старуха продолжила:

– И я должна была ее жалеть? Эту дуру, – Вероника Павловна усмехнулась. – Я никогда не верила в сказки про ведьм, но в ту ночь… что-то случилось. Это был Вайнахт. Знаешь, что такое Вайнахт? Так они говорили. Все время кричали это слово, нажрались до поросячьего визга. Я должна была что-то принести… воды? Деревенские боялись нос показать, послали меня.

Я поставила кувшин на стол, как вдруг один схватил меня за руку. Совсем еще ребенка. Он сверлил меня водянистыми глазками, от него несло перегаром. И все что-то говорил-говорил, а я не понимала ни единого слова.

Затем этот урод потащил меня в соседнюю комнату под дружные крики. Зашторил занавеску, но не до конца. Я знала, что они видят нас, знала, что слышат, но всем было плевать. Никто не собирался мне помогать. Никто… А сил кричать не было. Помню, как открывала рот, но не могла выдавить ни звука. Как рыба на льду. Он лапал меня, от него несло спиртом, дешевым куревом и потом. Мои руки затряслись – от страха, от гнева, от ненависти, когда он стал расстегивать ремень. Тогда решила, что лучше сдохнуть, чем позволить этой твари коснуться себя.

Я даже не помню, как мои пальцы вцепились в его толстую шею и… Он рассмеялся. Схватил за волосы и приблизился, что-то бормоча. Его смрадное дыхание на моей коже… И тогда… это случилось. Все внутри будто сжалось и взорвалось…

Я – щуплая, мелкая… откинула здорового быка! Он оступился, упал навзничь! Когда опомнилась, он продолжал лежать. Не вскочил, не попытался отходить тем самым ремнем, а просто лежал и ждал. Я никогда не знала немецкого, не понимала их, а они едва ли понимали русский, но в ту секунду почему-то спросила: «Как тебя зовут?» – и он ответил мне: Paul. Сказала встать – он послушался. И тогда я попросила взять пистолет и приставить к виску. Мой Пауль сделал это, с улыбкой на лице…

Повисло долгое молчание, тишину нарушали лишь тиканье часов и тихая музыка, доносившаяся из трехкнопочного радиоприемника на кухне. Вероника Павловна покрепче сжала руку, скрытую под шалью, словно разболелись суставы. Карина решилась нарушить молчание.

– Можно… Я домой пойду?

– После того как я рассказала тебе обо всем? Как рассказала тебе про дар?

Карина вытаращила глаза на старуху – Вероника Павловна обезумела! Как такое может быть правдой?

– Я никому ничего не скажу, – на всякий случай прошептала Карина, осторожно подходя к двери.

Конечно, не скажешь, – кивнула старуха. – Такая мышь, как ты, никому ничего не скажет. А я, пожалуй, помогу кому-нибудь другому. Найду девушку, которая не испортит весь мой труд и не загубит чудесный дар, что я могу открыть в женщине. Например, позову соседскую девчонку Риту Левневу?

Карина остановилась.

– А ведь еще немного, и Сашка был бы твоим. Но что поделать. Иди. Иди и никому не говори, как ты потеряла единственный шанс превратиться в человека.

Карина сжала кулаки. Глаза Вероники Павловны сияли во мраке комнаты. Лицо, полускрытое наплывшей тенью, было похоже на ожившую мумию. За спиной Карины, всего в десяти шагах, – дверь. Без туфелек она преодолела бы расстояние за мгновение. Вероника Павловна даже не пыталась ее остановить. Старуха плавно протянула жилистую руку. Жуткая тень исчезла с лица.

– Прости, что напугала тебя, милая. Не бойся. Иди сюда. Я помогу тебе. Расскажу, как все исправить. Ты придешь на выпускной как серая мышь, Карина Мишина, и станешь королевой.

Карина, как загипнотизированная, сделала шаг вперед, но вдруг раздался стук в дверь.

– Проверь, – скомандовала старуха. Школьница покорно посмотрела в глазок.

– Кто там? – негромко потребовала ответа женщина.

– Какая-то девушка, блондинка, в черной куртке. Мне открыть?

Вероника Павловна прищурилась, растирая руку под шалью. – Отойди, – процедила она сквозь зубы. – Они всегда приходят за теми, у кого есть дар. Что встала, иди сюда… да не прячься, она знает, что ты здесь. Они всегда знают.

Стук усилился, и Вероника Павловна выкрикнула мягким, добрым голосом:

– Подождите, пожалуйста. Уже иду! Иду!

Женщина повернулась к Карине, подзывая к себе.

Старуха прищурилась, она не рассказала кое-что этой наивной девчонке. Пауль, конечно, выстрелил себе в висок, но только после того, как вышел по ее приказу из комнатушки, вытащил из-под кителя пистолет и расстрелял сослуживцев. Да и Марфу Вероника решила избавить от страданий. В ту же ночь девочка сбежала, но ее жизнь уже не была прежней. Не было ни холода, ни голода, ни унижений.

И она сделает все что угодно, лишь бы вернуть свой дар.

Кто знает, может, ее бабка действительно была ведьмой?

– Вот чего тебе и не хватает… вот почему ты потеряла контроль над ними, – бормотала под нос женщина. – Да, да, да!

Жертва, да, тогда была жертва… И сейчас нужна. Я должна это проверить. Приготовься, Карина. Скоро все эти Сашки… они будут твоими.

Вероника Павловна медленно пошла к двери. Шаль сползла с плеча, обнажая почерневшую кожу и заострившиеся ногти.

Женщина открыла дверь и с добрейшей улыбкой пригласила гостью войти.

II

Москва

17 июня

Бармен выключил тихую фоновую музыку, и в кафе наступила непривычная тишина. На часах было почти одиннадцать. Персонал потихонечку готовился к закрытию: официанты рассчитали посетителей, протирали барную стойку, поднимали стулья. Три девушки за дальним столиком не торопились уходить.

Вика нервно елозила на стуле, посматривая на выход, Катя молча изучала рисунок на столе, а Лиля задумчиво смотрела в окно, допивая кофе. За последние двое суток произошло столько всего, что ей необходима была передышка. На работе царил хаос: допросы, очередная комиссия. Не говоря уже о том, что общаться с Димой становилось сложнее.

Лиля твердо знала: если запястье начинало слабо покалывать, а ладонь немела, как от сильного удара, значит, в любую секунду мог зазвонить телефон. Охотница пыталась игнорировать парня, но чем дольше не отвечала, тем сильнее становилась боль. Мышцы ломило, онемение расползалось по руке, а вместе с ним появлялась слабость и головокружение. Грудь сдавливало, Лиля едва могла вдохнуть, перед глазами плясали разноцветные точки. Казалось, она вот-вот рухнет в обморок, но стоило взять трубку, как приступ проходил, оставляя слабость. Пугало не только это, но и радостный голос Димы, его беззаботное: «Привет, как дела? Я тут что-то соскучился».

Пока Лиле везло, из-за суматохи никто ничего не заметил, но приступы учащались. И с этим нужно было что-то делать. Уже в день пожара у охотницы появился план.

Всех сотрудников, кто был в тот вечер в здании, задержали до окончания работы комиссии. Ждать пришлось на улице. Промокшие Лиля и Артур начали подмерзать, и Серебров разрешил отогреться в своей машине, а Лилю даже одел в свою куртку. Охотница задремала на заднем сиденье, а когда открыла глаза, то увидела, что над ней нависал Артур, внимательно рассматривая руку. Мужчина оттянул рукав и провел от локтя до запястья по идеально чистой коже. Конечно же, это была иллюзия, скрывающая шрамы.

– Что… – сонно заморгала Цветкова, – какого черта?!

– Тихо, тихо! – Артур выставил перед собой руки. – Прости, мне стало интересно.

– И… интересно? Женские руки? Это вообще отвратительное оправдание, – Лиля отодвинулась, насколько позволял салон машины, и ухватилась за ручку дверцы.

– Подожди, ты не так все поняла. Мне плевать на твои руки, я хотел посмотреть знак, только и всего. Он странный. Я все не мог понять, что не так. А он просто корявый… – начал сбивчиво оправдываться мужчина, но, поняв, что ляпнул не то, замолк и отодвинулся.

– Ты что, специалист по маскировке? – скептично пробормотала Лиля.

– Ну а ты у нас спец, – отозвался Артур: не грубо, скорее, обиженно. – Прости за честность, но ты все сделала очень плохо. У тебя пара шрамов? А ты влила столько энергии, будто пытаешься скрыть разодранные в мясо руки. Это плохо закончится.

Лиля отвернулась: не могла же она рассказать, что скрывает нить. Пускай думает, что «глупышка переборщила». Архивист, почувствовав, что к нему прислушиваются, расслабился и продолжил спокойно, даже по-дружески.

– У нас в Питере произошла история с одним парнем. Оперативник из него не очень получился, но целитель вполне. Не закончив стажироваться, парень перешел в медчасть. Его сделали куратором. Так вот у его буквально первого или второго подопечного случился рецидив. Да и еще совсем редкий случай – аддикт «присосался» к нему. Парень запаниковал, замаскировал нить и…

Лиля напряглась, подвинулась ближе.

– И?

– Представь себе, гуль, который обычно выкачивает энергию из нескольких людей, присасывается к одному – уже тяжело, а тут еще кривой знак. Если бы парень не накосячил… В общем, рухнул в обморок. Упал с платформы под поезд.

– Боже… а что его подопечный?

– А что ему будет… присосался к новой жертве. Хотя кто знает, оборвись их связь позже, может, был бы уже покойник. И самое грустное, аддикта надо было просто повторно исцелить. Не хотел тебя пугать, но с этим знаком надо действительно осторожно… Есть ручка и бумага? Давай покажу способ. Он не энергозатратный. Только имей в виду, знак нужно перезаряжать.

Лиля с энтузиазмом кивнула и полезла в бардачок, где Серебров держал блокнот.

На самом деле Артур даже не подозревал, как помог девушке. Помимо знака, работавшего гораздо лучше, он подал ей идею. Повторно исцелить! Только и всего! Значит, она была права!

Пока архивист рисовал и объяснял принцип работы, Лиля гадала, как скоро сможет вырваться к Диме. Возможность появилась лишь через сутки, но теперь, когда в кармане лежал мел, который она незаметно забрала с работы, охотница чувствовала себя увереннее. Оставалось лишь набраться сил после сложного дня. Лиля надеялась, что сможет это сделать в компании подруг, но… Катя непривычно сжалась, скрестила руки на груди и то и дело тяжело вздыхала; Вика проверяла телефон и оправляла новенькое зеленое платье.

Когда только нашла время переодеться?

– Принц задерживается? – Лиля хитро прищурилась. Ей хотелось завести самый обычный, самый девчачий разговор, хоть ненадолго забыть о работе, аддиктах, охотниках.

– Кто? – Вика изобразила удивление.

– Виктория Арзоян, не забывайте, пожалуйста, кто у тебя в друзьях, – отозвалась Катя. – Практически два сыщика экстра-класса, экстрасенса. Так для посиделок с подружками после работы не наряжаются.

– Шерлок. Ты не смогла вычислить, кто убийца в «Клюэдо», – немного скептично заметила Вика.

– Это не моя вина, а «Бакарди», – отмахнулась Катя. – Ладно, конечно, непривычно гадать без козлячих кишков, но делаю ставку, что это… Кир?

– Что? – Вика округлила глаза. – Нет, это вовсе не…

– Саша? Он тебе конфеты дарил, – подхватила Лиля.

– Нет… Да что за угадайка? – растерялась Вика.

– О, Севочка, да? – не сдавалась Катя. – Как он на тебя смотрел. Вообще, если подумать, Вика нарасхват. А еще недавно такая тихоня была, юбку не надену, зачем мне косметика. О! А пойдем в библиотеку! В тихом омуте кто только не водится. – Какие же вы! Я вовсе не… – Вика насупилась. – Вы же не отстанете?

Катя и Лиля синхронно помотали головой.

– Ладно, Артур, – Вика опустила глаза, а подруги удивленно переглянулись. Катя начала в своей манере говорить, что он редкостный зануда, а Лиля ощутила укол совести.

– Цветочек, ты в порядке? – Вика, заметившая притихшую подругу, поспешила сменить тему. – Милая, ты неважно выглядишь. Они опять тебя доставали?

Лиля помотала головой.

– Да меня никто особо не «доставал». Мужчина из комиссии был нормальный. Он просто расспросил меня о пожаре, когда разрешили заходить в здание, попросил все показать – ну, где я была и все такое. Дядя покивал, все записал, и меня отпустили. Ожидание утомило сильнее. Хотя один раз действительно было страшно. Мы сидели у Сереброва в машине, рядом с ней как-то собрались все наши. Вдруг подлетел Игорич, спрашивает: кто был в архиве. Ну я подняла руку. Вы бы видели, как у него взгляд переменился. И вдруг Серебров, Кир начали заступаться за меня. Мол, Цветкова здесь ни при чем, к чему это клонят и так далее. Сева с Сашей вмешались, сказали, что видели меня перед самым пожаром на кухне, и даже твой Артур…

Вика отвернулась, пробормотав, что вовсе он не ее.

– Я думала, одна шатаюсь, а меня видели все кому не лень.

Вика осторожно погладила подругу по руке.

– И слава богу, с тебя хватит ужасов. Как сегодня?

– Бедлам, – ответила Катя, – кого-то раскидали в соседние отделы, ну а группка избранных осталась юг и юго-восток мониторить. Мы в нее и попали. А что у вас?

– Пытаемся разобраться, что уцелело, что пропало, – сказала Вика, – знаете… кое-что меня настораживает. Официальная версия – несчастный случай. Проводка старая, всю информацию храним на бумаге – вот и полыхнуло. Но я слабо в это верю. Очень много совпадений в последнее время.

– Хочешь сказать, это поджог? – уточнила Лиля. – Но зачем поджигать старые отчеты?

– Дело в том… – Вика понизила голос и огляделась: – огонь дошел до вещдоков и до кабинета Артура.

– И? У него там было что-то особенное? – уточнила Катя.

– В том-то и дело, что было. Ему нельзя об этом говорить, но… только это между нами, хорошо? Он выполнял работу для спецотдела, перевод старого дневника, который вел ревенант.

– Ревенант? Это та самая мифическая «третья форма», она же имаго, аддиктов, переживших стадию мори. Со сверхсилой, которая охотникам и не снилась? Ну и которых лет сто никто не видел? – уточнила Катя, но Вика не заметила в ее словах сарказма, кивнула и продолжила:

– Да, там что-то связанное с маскировкой, агнозией. Артур обнаружил какую-то странную деталь, почти закончил перевод…

– А что, если во время пожара его хотели прикончить? – взволнованно прошептала Лиля, с содроганием вспомнив Артура, лежащего на столе.

– Ну, тут либо его, либо тебя, – пожала плечами Катя. – Вы ж оба были там.

– Кому я нужна, – отмахнулась Лиля. – Но подозрительно. И что, до верхушки не дошло?

– Конечно, дошло, но будут они тебе рассказывать, – Катя хмыкнула. – Теперь вся эта комиссия больше похожа на фарс. Небось, все важное уже раскопали в первые минуты. Интересно, что же он там такое напереводил… подожди. Ты сказала, много совпадений.

– Кир случайно вмешался, когда руку сломал. А потом еще и дело с мори, и странная квартира, куда ты, Катенька, со Швецовой ездила. Я подслушала, что эти два дела вообще не должны были появляться у нас. А что, если их слили? Что, если кто-то играет против охотников?

– Шпионский заговор? – в тон проговорила Катя. – Ну-ну! Это все интересно, но, как по мне, у нас достаточно раздолбаев. Рано или поздно это должно было аукнуться. Не проверили проводку, случайно спустили дела, ну и Кир – это Кир. – Может, и так, – Вика пожала плечами. – Просто у меня плохое предчувствие.

Лиля не могла не согласиться. Казалось, будто надвигается буря. Девушка коснулась запястья – нить еле заметно завибрировала. Рассказать все девочкам?

– Лиля? – Вика нахмурилась. – Цветочек, давай вызовем такси, тебе нужно домой. Катенька, может, ты… Кать?

– А? Да-да, конечно.

– Ты вообще меня слушала?

– Цветкова, такси, дом, – отчеканила Катя, потом еще раз глубоко вздохнула.

– Да что с вами происходит?

Лиля опустила взгляд…

Рассказать?

– Нам надо поговорить, – синхронно начали Катя с Лилей и удивленно переглянулись.

– Так, и кто первый? – уточнила Вика, но внезапный посетитель не дал начать разговор. На пороге возник Артур. К нему тут же поспешила официантка, тараторя, что они закрываются и бар с кухней не работают. Мужчина все пытался уверить девушку, что пришел не за этим, но тщетно.