Текст книги "Чернобыль. Большая ложь"

«Убедительно прошу Вас разобраться в несправедливом распределении квартир на отселение из Народич. Я, Ницович Наталья Евгеньевна, проживаю в Народичах с 1975 года. Приехала по распределению после окончания музыкального училища. Вышла замуж. От брака имею двух сыновей в возрасте 10 и 13 лет. С 1984 года осталась вдовой. На момент аварии на ЧАЭС с детьми проживала и проживаю в Народичах. После двух лет в зоне высокой радиации дети стали болеть, и по совету врачей я была вынуждена их оттуда увезти. Младшего сына отправила к своим родителям в Житомир. А старшего – отвезла к свекрови в Ивано-Франковскую область. И так моя семья распалась. И вот уже два года я не могу жить вместе со своими детьми. Дети остались без отца. А теперь еще лишены и материнской ласки и тепла. Но вот в 1989 году появилась надежда на выселение и обретение крова, на то, что мы будем жить вместе. Но – увы. Члены комиссии по распределению квартир лишили меня этой надежды, мотивируя тем, что я совершила преступление, ценой разлуки с детьми вывезла их из Народич.

В первый этап в город Житомир я не попала (дали 37 квартир). Затем Киев дал 200 квартир. Я записалась туда, тоже отказали, записав меня на Житомир во второй этап. Но Житомир до сих пор квартир не дает, и обещают в 1991 году. Из 37 человек, которые получили уже квартиры, трое отказались. Так их заняли члены райисполкома, у которых дети взрослые, старше 18 лет. Лукьяненко, заместитель председателя райисполкома по строительству, и Шуляренко, заместитель председателя райисполкома. Так где же справедливость? Председатель комиссии по распределению квартир тов. Ковальчук был записан в четырех областях, но решил остановиться на Киеве. Тов. Иванченко работает в плановом отделе райисполкома, уже получила ордер в г. Хмельницке, а через неделю – ордер в г. Киеве. Тов. Шелюк – заведующий загсом, была записана на Житомир. Еще не взяв открепления, получила ордер на Киев. Получается так: если ты работник исполкома или приближенный к исполкому, так можешь менять квартиры, где и как хочешь. А на таких, как я, никто внимания не обращает. Хотя в первую очередь должны выселяться семьи с детьми до 14 лет. Этот несправедливый список можно продолжать. Я по этому поводу обращаюсь к Вам. Обращалась и в райпрокуратуру. И членам комиссии со стороны заместителя прокурора было сделано замечание, но реакции не последовало. Обращаюсь к Вам с просьбой разобраться и помочь мне жить с детьми вместе и получить квартиру в городе Житомире. Ницович».

С этим письмом я обратилась в Житомирский облисполком. Оттуда ответили, что «гр. Ницович Н. Е. выдано направление под № 4/2 от 05.06.1990 г. на поселение в квартиру по адресу: г. Житомир, улица Шевченко, 85. Завершение строительства дома планируется в первом полугодии 1991 года». И ни слова о злоупотреблениях должностных лиц. Пришлось направить ксерокопию обращения в прокуратуру. Письмо такое в моей почте было не единственное. До чего же мы дожили, думала я, если даже здесь, в этом всенародном горе, находятся люди, которые всеми способами ищут, как бы оторвать себе кусок пожирнее!

«Извините, что пишу Вам. Не знаю, дойдет ли мое письмо до Вас. Куда я не писал, никто не помог. Писал на сессию Верховного Совета УССР и всюду. Меня переселили из села Большие Клещи Народичского района в село Гальчин Бердичевского нашей области. Простые люди приняли очень хорошо. Спасибо им за это. Когда переселялся, обещали все. Не хотели мы брать „грязные“ вещи. Со мной поехали трое внуков: дочь сына – 10 лет и сыновья дочки – 3 года и 11 лет. Малые дети. Сын живет за Овручем, в Первомайске, там зона жесткого контроля. А дочь в Народичах, месяц назад переехала в Брусилов, но там очень мокрая новая хата, и младший внук все время у нас. Так вот год хожу по рынкам Бердичева, чтобы продали ковер или палас, или дорожки пять-шесть метров. Дети сидят на полу. И прошу „спальню“ или хоть что-то похожее. Все на выходные приезжают, десять человек, спать негде. Хожу, хожу, и все без толку. Уже стыдно ходить в те кабинеты, где смеются надо мной начальники. Мы все очень болеем, а больше всего жена и дети. Жену уже дважды возвращали из смерти. Мы старые люди, вдвоем проработали 80 лет. Вызвать „скорую“ – проблема, бегаем по соседям. Хорошо, если днем. А если ночью – будим соседей. Мы им уже в печенках сидим. Прошу год начальника Бердичевского РУС (районного управления связи. – А.Я.) поставить телефон. Хотя бы такой, который бы работал после шести вечера. Так он меня, старого человека, выгнал из кабинета. Не от добра прошу тот телефон. Совести нету начальника РУСа, он мне в сыновья годится.

Провели в Гальчине газ, обещали и мне. Купил у спекулянтов трубы. Выкопали с сыном и зятем яму посреди двора. И стоит яма, пока внучек, три года, не упал в нее и не вывихнул руку. Дали дочери телеграмму. Куда я не ходил за этот газ, нигде не помогли. Так и топим дровами, привезенными из Клещей. Отравляем себя да Гальчин. А работы там всего-то – сварить 30 метров труб и переставить котел.

Не дай бог этим начальникам и их внукам, их детям того горя, как у нас. Если бы знали, что так будет, никогда бы не поехали. Ведь в Клещах у нас было все, там наша Родина, там мы родились. Я работаю с четырнадцати лет. Жена тоже. Разве наша вина в том, что мы переехали? Иностранцы помогают, а здесь – свои… Горько и больно нам. А дети, а внуки? Как им в глаза глядеть? Год езжу, прошу: ну дайте, ну продайте. Если бы у них беда была, я бы свое отдал.

Вы знаете, никогда, век, можно сказать, прожил, не думал, что это у нас такой порядок. До свидания. Извините. Зайченко Александр Федорович и его семья. Село Гальчин».

Вот такое горькое письмо от старого обиженного человека, заблудившегося в недрах кабинетов различного уровня чиновников, обивающего их пороги.

Пришлось мне вступиться за старых людей. На мой запрос из облисполкома ответили: «Из Чернолозского лесничества гр. Зайченко А. Ф. выписано 5 (пять) кубометров дров, а в колхозе „Прогресс“ с. Никоновка – двух поросят.

В феврале месяце проведены работы по строительству наружного газопровода к дому и внутренняя разводка на кухне. Подключение к уличному газопроводу будет произведено после окончания строительства газораспределительной подстанции. В доме заявителя установлен телефон».

Ну неужели без вмешательства депутата из Кремля нельзя было помочь этим несчастным старым людям?

Письма эти можно цитировать и цитировать. Это сгустки боли невыносимой концентрации.

Они не остались безответными. После серии моих публикаций о проблемах жертв Чернобыля рядом с такими письмами на стол легли другие – с предложениями помощи. Отовсюду. Они тоже сгусток высокой концентрации – только доброты. Милосердия. Они как бы уравновешивают первую стопку боли на весах нашей жизни. Если бы не было их, трудно, невообразимо трудно было бы жить.

«Недавно мы с моим отцом ездили в его родное село Корино Тейковского района, – пишет О. Д. Гусева из Иванова. – В нем очень много пустующих домов. Они еще в хорошем состоянии. Я и подумала, почему бы жителям зараженных районов Житомирской области не переехать сюда? Конечно, эти бедные люди, настрадавшись от радиации, вправе требовать новых домов, официальной помощи и всего прочего от правительства. Но не будет ли официальная помощь слишком запоздалой? Не лучше ли подключиться общественности? Если понадобится моя помощь, я всегда к Вашим услугам».

К своему письму Ольга Дмитриевна, добрый человек, приложила вырезку из местной газеты «Рабочий край» со списком колхозов и совхозов Ивановской области, которые приглашают желающих на постоянное место жительства и сразу же предоставляют дома усадебного типа.

Жительница Бердичева, инвалид второй группы Н. И. Самойленко, сообщала о том, что в селах Ново-Александровка, Низгурцах, Сингаевке, Садках Бердичевского района тоже есть немало пустующих домов. Она уверена, что надо немедленно предложить людям и такой вариант, пока нет новых квартир. Этим можно будет спасти детей!

На мой депутатский прием пришел пенсионер с просьбой: «Живу сейчас у детей в городе, в селе у меня осталась хата. Отдайте ее переселенцам».

Украинское общество в Литве вместе с народным движением «Саюдис» доставили малышам из Народич целый КамАЗ «чистого» питания.

Международная организация «Врачи без границ», представитель которой позвонил мне из Парижа, предложил свою безвозмездную помощь: обследование людей, дозиметры. Я обратилась к председателю Народичского райисполкома В. С. Будько: нужна ли такая помощь? «Нужна!» – ответил Валентин Семенович. Известно, что эта организация уже не раз зарекомендовала себя – ив Армении, и в Тбилиси.

Иерусалим предлагал взять народичских детей к себе на оздоровление. Армянские дети после землетрясения тоже отдыхали там…

О, если бы слова милосердия могли избавить нас от радиации!

Глава 15
СОРОК СЕКРЕТНЫХ ПРОТОКОЛОВ КРЕМЛЕВСКИХ МУДРЕЦОВ

Только спустя почти пять лет после катастрофы в Чернобыле Верховный Совет СССР с большим скрипом принял решение о создании специальной парламентской Комиссии по расследованию действий должностных лиц в связи с аварией на Чернобыльской АЭС. Несмотря на то что я тоже подала заявление, чтобы меня включили в ее состав, из-за уловок руководства советского парламента, для которого моя фамилия была, что красное для быка на испанской корриде, с первой попытки это не удалось. Хотя, на самом деле, это была обычная формальность. Любой депутат имел законное право принимать участие в работе любых комитетов и комиссий парламента. Так что все потуги Председателя Верховного Совета А. И. Лукьянова, «не заметившего» неудобного депутата из межрегионалки, были напрасны.

Согласно статусу, комиссия имела право запросить и получить любые документы. Почти все ведомства – Минздрав, Минобороны, Госкомгидромет – с проволочками, но все же предоставляли нам засекреченную информацию. И только Политбюро ЦК КПСС никак не реагировало на официальные запросы. Уверена: вряд ли мы получили бы когда-нибудь эти документы, если бы не август 1991 года.

После указа Бориса Ельцина о запрете коммунистической партии началась передача ее архивов, и мы наконец получили секретные протоколы заседаний оперативной группы Политбюро ЦК КПСС во главе с Н. И. Рыжковым по вопросам, связанным с ликвидацией последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Но как ни просили наши эксперты, доктора наук, чтобы в копировальном бюро парламента сделали хотя бы одну рабочую копию протоколов, им отказали.

В один из декабрьских дней 1991 года, когда СССР уже, по сути, доживал последние недели, подъехав к зданию на Новом Арбате, где размещались комиссии и комитеты Верховного Совета СССР, я увидела, что на машину активно грузят, чтобы, по-видимому, куда-то вывезти, депутатские архивы. Меня вдруг осенило, что вот сейчас и секретные протоколы заседаний оперативной группы Политбюро по Чернобылю могут также уехать неизвестно куда и никто никогда их больше не увидит. К тому же, члены комиссии так и не успели еще прочитать эти документы особой важности.

И я решила, что должна во что бы то ни стало сделать копии этих протоколов. Я зашла в кабинет, где обычно заседала наша чернобыльская комиссия, открыла сейф и вынула оттуда увесистую пачку документов. Я лично видела их впервые. Быстро пролистав, поняла, что это бесценное сокровище с грифом «Секретно», с печатями Политбюро и оригинальными подписями Председателя Правительства Николая Рыжкова и других руководящих нами товарищей.

Быстро написала заявку в парламентское копировальное бюро и отнесла туда сорок секретных протоколов – это почти 600 страниц текста. Мне пообещали, что к следующему утру копии будут готовы. Следует пояснить, что в то время в Советском Союзе копировальных машин было очень мало, а уж об их доступности простому человеку и говорить не приходилось. И на весь советский парламент работало одно копировальное бюро для депутатов. Все, что копировалось, заносилось в специальную книгу учета под личную роспись депутата.

Я ушла из бюро в полной уверенности, что завтра получу копии этих уникальных документов. СССР уже находился в процессе самоликвидации, и парламенту было отведено несколько последних месяцев работы. И я как депутат еще имела законное право копировать любые документы. (Это я так самоуверенно думала.) Но не тут-то было! Утром сотрудники бюро в каком-то замешательстве сказали мне, что… им не разрешили копировать чернобыльские протоколы. Оказалось, вето наложил некто В. Пронин, назвавшийся консультантом 2-го секретного сектора ВС СССР. Услышав это, я испытала некий шок: оказывается, за всеми действиями депутатов в стенах Верховного Совета СССР пристально следили спецслужбы! Я зашла к начальнику спецчасти Секретариата ВС СССР А. Бурко и с негодованием объяснила ему, что я еще депутат и имею право.

Но он в свою очередь невозмутимо разъяснил мне, что, мол, он не имеет права дать разрешение ксерокопировать эти документы с грифом «секретно» и «совершенно секретно» даже для парламентских комиссий. А чтобы получить его, надо обратиться в ту организацию, которая и засекретила документы, с просьбой об их рассекречивании и вот тогда… Напомню, это происходило после коммунистического путча. Президент России Борис Ельцин уже запретил КПСС, а некоторые члены ее Политбюро, путчисты, обдумывали жизнь в «Матросской тишине». Но секреты этой организации строго бдили ее подручные в умирающем парламенте страны.

Поняв, что все бесполезно, я забрала документы, вернулась в комнату заседаний комиссии и по специальной связи позвонила Вадиму Бакатину, новому шефу советского КГБ, которого Михаил Горбачев назначил вместо Крючкова. Объяснив ситуацию, попросила Бакатина дать указание своим подчиненным в Кремле, чтобы они разрешили мне ксерокопировать секретные документы КПСС. Ответ Бакатина меня потряс: «Я не могу вам ничем помочь, – сказал он. – Это не наши кадры. Они мне не подчиняются». Так я случайно узнала, что в недрах Верховного Совета СССР существовала некая организация, которая «мониторила» все действия депутатов, подчиняющаяся непосредственно, как сказал Бакатин, его председателю. А председатель, путчист Анатолий Лукьянов, тоже сидел на нарах…

В общем, я поняла, что никто мне не поможет. Как и то, что я не могу просто так вернуть эти документы в сейф и забыть. Поэтому на каком-то автопилоте я положила документы в пакет и вышла на улицу. Что делать дальше? Снять с них копии было решительно негде – как я уже сказала, копировальных бюро, как сейчас на каждом углу, тогда не было. Я решила пойти в газету «Известия», в которой часто печатала свои статьи. Как оказалось, это было правильное решение. Здесь нашелся вожделенный копировальный аппарат (мне помогла в этом деле замечательный журналист «Известий» Людмила Савельева), и я вернулась обратно в комнату заседаний чернобыльской комиссии уже с двумя пакетами в руках – оригиналами и копиями документов.

Положив обратно в сейф оригиналы, закрыв его, я задумалась: в стране все так зыбко, а если коммунисты завтра снова окажутся у власти, то что будет со мной и моей семьей после того, как я напечатаю эти материалы? Они скажут, что ничего такого не было, что я все это придумала. И – правильно! – я окажусь там, где сидят сейчас путчисты! Я снова открыла сейф, вынула оттуда первый протокол – оригинал – и на его место положила копию. Таким образом я пыталась хоть в какой-то мере обезопасить себя и свою семью от возможных будущих неприятностей.

Когда в той же газете «Известия» спустя некоторое время вышла моя сенсационная статья о секретных чернобыльских протоколах, которая была переведена и напечатана затем в Европе, Америке и Японии, мне позвонил директор российского архива и спросил, а где я взяла эти материалы – их в государственном архиве… нет. Слава Богу, подумала я, что мне удалось копировать секретные протоколы, иначе мир никогда бы не узнал о преступлениях тоталитарного режима против человечности – в чернобыльских зонах.

Читая эти уникальные документы, я всякий раз думаю о том, что главный и самый страшный изотоп, вылетевший из горла реактора, как раз и отсутствует в таблице Менделеева. Это – ложь-86. Обман столь же глобален, сколь глобальна сама катастрофа.

Ложь номер один – о поражении радиацией. Первое заседание оперативной группы политбюро состоялось 29 апреля 1986 года. Где-то до середины мая она заседала ежедневно. (Это к вопросу о том, что, как уверяли нас годами, у руководства не было информации. Еще и недавно, давая интервью российскому телевидению, Николай Рыжков едва не клялся, что они «тогда мало что знали».)

Начиная с 4 мая, в оперативную группу идет поток сообщений о госпитализации населения.

«Секретно. Протокол № 5. 4 мая 1986 г. присутствовали: члены Политбюро ЦК КПСС тт. Рыжков Н. И., Лигачев Е. К., Воротников В. И., Чебриков В. М., кандидаты в члены Политбюро ЦК КПСС тт. Долгих В. И. Соколов С. Л., секретарь ЦК КПСС Яковлев А. Н., Министр внутренних дел т. Власов А. В.

<…> Сообщение т. Щепина (первый заместитель министра здравоохранения СССР. – А.Я.) о госпитализации и лечении населения, подвергшегося действию радиации. Принять к сведению, что по состоянию на 4 мая всего госпитализировано 1882 человека. Общее число обследованных достигло 38 тысяч человек. Выявлено пораженных лучевой болезнью различной степени сложности 204 человека, в том числе шесть детей. В тяжелом состоянии находится восемнадцать человек. <…> В медицинских учреждениях Украинской ССР для госпитализации пострадавших выделено 1,9 тысяч койко-мест. Минздравом СССР совместно с ВЦСПС (Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов. – А.Я.) выделены для размещения больных в легкой форме специализированный санаторий в Михайловском под Москвой, а также санатории в городах Одессе и Евпатории с общим количеством 1 200 мест. Под Киевом организовано в санаторных учреждениях 6 000 мест и 1 300 мест в пионерских лагерях».

Секретное сообщение от 5 мая 1986 года: «…общее число госпитализированных достигло 2 757 человек, из которых 569 детей. Из них 914 имеют признаки лучевого заболевания, из которых 18 человек находятся в очень тяжелом состоянии».

«Секретно. Протокол № 7. 6 мая 1986 г. Присутствовали члены Политбюро ЦК КПСС тт. Лигачев Е. К., Чебриков В. М., кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС т. Долгих В. И., секретарь ЦК КПСС т. Яковлев А. Н.

Принять к сведению сообщение т. Щепина о том, что по состоянию на 9.00 часов 6 мая общее число госпитализированных составило 3454 человека. Из них на стационарном лечении находятся 2 609 человек, в том числе 471 ребенок. По уточненным данным число пораженных лучевой болезнью составляет 367 человек, в том числе 19 детей. Из них в тяжелом состоянии находится 34 человека. На стационарном лечении в 6-й больнице Москвы находятся 179 человек, из которых 2 ребенка».

Поражает цинизм властей, навеки запечатленный в секретном документе: «Согласиться с предложением Минздрава СССР о целесообразности опубликования данных о количестве и состоянии больных, находящихся на излечении в 6-й больнице Москвы, учитывая тот факт, что в этой больнице работают американские специалисты». А если бы в этой больнице не работали американцы?

«Секретно. Протокол № 8. 7 мая 1986 г. В заседании оперативной группы принял участие Генеральный секретарь ЦК КПСС т. Горбачев М. С. Присутствовали: члены Политбюро ЦК КПСС: тт. Рыжков Н. И., Лигачев Е. К., Воротников В. И., Чебриков В. М., кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС – т. Долгих В. И., министр внутренних дел СССР – т. Власов А. В. <…>

За сутки дополнительно госпитализировано 1821 человек. Число лиц, находящихся на стационарном лечении, составляет на 10 часов 7 мая 4 301 человек, в том числе 1351 ребенок. Среди них с диагнозом лучевой болезни насчитывается, включая сотрудников МВД СССР, 520 человек. В тяжелом состоянии находятся 34 человека».

Секретное сообщение от 8 мая 1986 года: «…за сутки число госпитализированных увеличилось на 2 245 человек, в том числе 730 детей… По состоянию на 10.00 часов 8 мая число лиц, находящихся на стационарном лечении, составило 5 415 человек, из которых 1 928 детей. Диагноз лучевого поражения зафиксирован у 315 человек».

Секретное сообщение от 10 мая 1986 года: «…за истекшие двое суток госпитализировано 4 019 человек, из них 2 630 детей. <…> Всего в стационарах находятся 8 695 человек, в том числе с диагнозом лучевой болезни 238 человек, среди которых 26 детей. За сутки умерло два человека, в тяжелом состоянии находятся 33 человека».

Секретное сообщение от 11 мая 1986 года: «…за истекшие сутки госпитализировано 495 человек…Всего на лечении и обследовании в больницах находится 8 137 человек, из них с диагнозом острой лучевой болезни – 264 человека. В тяжелом состоянии – 37 человек. За сутки умерли два человека».

«Секретно. Протокол № 12. 12 мая 1986 г. <…> За истекшие сутки дополнительно госпитализировано 2 703 человека, в основном из Белоруссии. На стационарном обследовании и лечении находятся 10 198 человек, из которых 345 человек имеют признаки лучевого заболевания. Среди них 35 детей».

Как соотнести динамику роста госпитализированных из этих секретных сообщений на заседании оперативной группы с упорным молчанием о тысячах больных в средствах массовой информации? Правда – для патрициев и правда – для рабов? В протоколе № 21 от 4 июня 1986 г. в «директивах участникам очередной пресс-конференции для советских и иностранных ученых журналистов» была и такая лживая заготовка: «Для решения вопроса о госпитализации… утверждены соответствующие показатели. За прошедший период обследованы все люди, обратившиеся в медицинские учреждения. Диагноз острой лучевой болезни установлен у 187 пострадавших (все из числа персонала АЭС), из них умерло 24 человека (двое погибли в момент аварии). Диагноз лучевой болезни у госпитализированной части населения, включая детей, не подтвердился».

Начиная с 13 мая 1986 года в сообщениях заместителя министра здравоохранения СССР количество госпитализированных самым загадочным образом быстро пошло на убыль, стремительно возрастает количество выписанных из больниц облученных людей.

Секретное сообщение от 13 мая 1986 года: «Отметить, что за истекшие сутки госпитализировано 443 человека, из больниц выписано – 908 человек. На стационарном лечении и обследовании находятся 9 733 человека, в том числе 4 200 детей. Диагноз лучевой болезни установлен у 299 человек, в том числе – 37 детей».

Секретное сообщение от 14 мая 1986 года: «Принять к сведению сообщение т. Щепина о том, что за истекшие сутки дополнительно госпитализировано 1059 человек, из больниц выписано 1200 человек».

Секретное сообщение от 16 мая 1986 года: «Принять к сведению сообщение т. Щепина о том, что по состоянию на 16 мая 1986 г. число госпитализированных составляет 7858 человек, в том числе 3 410 детей. Диагноз лучевого заболевания подтвержден в 201 случае. Общее число погибших и умерших – 15 человек, в том числе за 15 мая – 2 человека».

Но и эти данные, как свидетельствуют документы, не были основательными и точными. На заседании оперативной группы Политбюро ЦК КПСС принимается решение: «Поручить т. Щепину уточнить данные по числу госпитализированных и пораженных лучевой болезнью, находящихся в больницах Москвы, других городов РСФСР, Украины, Белоруссии, включая сотрудников МВД СССР и военнослужащих». Возникает вопрос: а на чем же тогда основывались цифры по больным, которые приводились в секретных сводках?

Секретное сообщение от 20 мая 1986 года: «…количество госпитализированных за четверо суток увеличилось на 716 человек. Лучевая болезнь подтверждена у 211 человек, в том числе у 7 детей. Число умерших за все время – 17 человек, в тяжелом состоянии находятся 28 человек».

Начиная с 26 мая 1986 года, сведения о госпитализированных в результате катастрофы на Чернобыльской атомной станции в секретных протоколах Политбюро ЦК КПСС подаются уже нерегулярно, не на каждом заседании.

Секретное сообщение от 28 мая 1986 года: «…на стационарном обследовании и лечении находятся 5 172 человека, в том числе 182 человека с установленным диагнозом лучевой болезни. Общее число умерших на 28 мая составило 22 человека (плюс два погибших в начале аварии)».

Секретное сообщение от 2 июня 1986 года: «…на стационарном обследовании и лечении находится 3 669 человек, в том числе с установленным диагнозом лучевой болезни – 171 человек. Число умерших на 2 июня 1986 года составило 24 человека (кроме того, два человека погибли в начале аварии). В тяжелом состоянии находятся 23 человека».

Это было последнее упоминание о потоке госпитализированных людей в связи с катастрофой на ЧАЭС в секретных протоколах оперативной группы Политбюро ЦК КПСС, хотя сама группа существовала вплоть до 6 января 1988 года.

Возникает вполне резонный вопрос: почему столь стремительно началась выписка людей из больниц после того, как 12 мая 1986 года число госпитализированных из пораженных зон перевалило за десять тысяч?

Похоже, чем сильнее расползалась радиация по стране, тем здоровее и здоровее становился советский народ. Министр здравоохранения УССР А. Романенко, даже через несколько лет после аварии все токовал и токовал в продажной прессе и на партийных пленумах: «Со всей ответственностью могу сообщить, что, кроме тех, кто заболел, которых 209 человек, сегодня нет людей, заболеваемость которых можно или необходимо связывать с действием радиации».

Отгадка подобных заявлений была засекречена в документах оперативной группы. Вот как, оказывается, тысячи людей, пораженных радиацией, вдруг немедленно чудесным образом «выздоровели».

«Секретно. Протокол № 9. 8 мая 1986 г. <…> Минздрав СССР утвердил новые нормы допустимых уровней облучения населения радиоактивными излучениями, превышающие прежние в 10 раз (прилагается). В особых случаях возможно увеличение этих норм до уровней, превышающих прежние в 50 раз (! – А.Я.)». Поясню: это в 5 раз выше допустимого даже для профессионалов, работающих в машинных залах АЭС. Далее в приложении к протоколу: «…Таким образом, гарантируется безопасность для здоровья населения всех возрастов, даже при сохранении данной радиационной обстановки в течение 2,5 лет». Под эти нормы «подогнали» даже беременных женщин и детей. Секретное медико-гигиеническое заключение по материалам Госкомгидромета подписали первый заместитель министра здравоохранения СССР О. Щепин и первый заместитель председателя Госкомгидромета СССР Ю. Седунов. Таким образом, без лечения и лекарств тысячи наших сограждан одномоментно, 8 мая 1986 года, «исцелились». (Эффективность, простота и «научность» метода наводит на мысль: а почему бы, учитывая сегодняшние затруднения государства с бесплатными лекарствами, аппаратурой и койко-местами для пенсионеров, не принять директиву о том, что, например, начиная с 1 мая с. г., нормальной температурой тела считать не 36,6, а 38, или в «особых случаях» 39 градусов? Тогда больных бы в России не было бы вообще.)

Безусловно, советское партийное руководство увеличило допустимые радиационные дозы от 10 до 50 раз для того, чтобы скрыть истинные масштабы пораженных радиацией людей. И в значительной степени этот идеологический трюк им удался.

Ради этого в Кремле шли на всё. Не прошло и трех месяцев после отселения людей из «черной» зоны, как называл в своих секретных письмах первый секретарь ЦК компартии Украины В. В. Щербицкий 30-километровую территорию отселения, как власти спешно начали обратный процесс: реэвакуации! «Секретно. Подлежит возврату в Особый сектор Управления делами Совета министров СССР. Протокол № 29. <…> 23 июня 1986 года. <…> О возможности и сроках реэвакуации населения в районы, подвергшиеся радиоактивному загрязнению…рекомендации прилагаются. Заключение о возможности возвращения детей и беременных женщин в районы, где уровни радиации находились в пределах от 2 до 5 мр/час. 1. Разрешить реэвакуацию (возвращение) детей и беременных женщин во все населенные пункты, где общая расчетная доза не будет превышать 10 бэр за первый год (всего 237 населенных пунктов)», а там, «где расчетные дозы облучения (без ограничения потребления загрязненных продуктов) превысит 10 бэр, – с первого октября 1986 года… (174 населенных пункта). <…> Израэль, Буренков, Александров». И примкнувший к ним и в других подобных секретных документах Ахромеев.

Это при том, что месяцем ранее (протокол № 10 от 10 мая 1986 года) Израэль в секретной записке докладывал оперативной группе Политбюро: «Территории с уровнем радиации более 5 мР/час <…> признаны опасными для проживания населения. <…> На территории с уровнем радиации менее 5 мР/час требуется введение жесткого контроля за радиоактивностью продуктов питания, особенно молока». Интересно сравнить это с еще одним секретным документом – «Докладом начальника химических войск министерства обороны СССР В. Пикалова на совещании в ЦК КПСС от 15 июня 1987 года». В нем, в частности, отмечено: «…в „рыжем“ лесу за счет повалки и консервации леса (засыпки песком) уровни радиации снижены с 5 Р/ч до 7, 5 мР/ч, что превышает допустимые значения в 15 раз». То есть беременных женщин и детей практически реэвакуировали в своеобразный «рыжий» лес!

«Секретно. П. 10. Совершенно секретно. Протокол № 35 <…> 17 октября 1986 года. <…> Экз. № 1. Заключение о возможности реэвакуации населения 47 населенных пунктов Киевской и Гомельской областей, входящих в определенную ранее 30-километровую зону…» И приложение – перечень 26 деревень, в которых «радиационная обстановка соответствует утвержденным для реэвакуации населения критериям (плотность загрязнения цезием-137 менее 15 ки/кв. км, стронцием – 90 – менее 3 ки/кв. км плутонием 239 и 240 – менее 0,1 ки/кв. км, суммарная доза облучения населения за первый год после реэвакуации менее 10 бэр)».

И ни у одного не дрогнула рука – росчерком пера загнали обратно в ядерное гетто, в «черную зону» и беременных, и детей!

Спустя почти двадцать лет после катастрофы, разбирая свой чернобыльский архив, в котором накопилось немало различных материалов, я наткнулась на прямо-таки сенсационный документ, имеющий прямое отношение к секретным кремлевским протоколам, еще раз подтверждающий глобальность лжи и преступность власти. За годы после катастрофы в Чернобыле я «раскопала», прочитала и напечатала десятки килограммов закрытых официальных документов, но ничего подобного до сих пор не встречала. Речь идет о конкретных и реальных дозах, полученных людьми в первые месяцы после катастрофы на ЧАЭС.