Текст книги "Исмаил"
Автор книги: Амир-Хосейн Фарди
Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
– Но как же…
– А вот так: убежденность против убежденности, вера против веры, иными словами, широкая шляпа, которую нам надевают на голову по самую глотку. Иными словами, нам нужно быть очень и очень внимательными.
Исмаил погрузился в размышления. Он не слышал ни раскатистого голоса проповедника, ни скрипа старых стульев библиотеки, которые подавали голос от малейшего движения. Он погрузился в глубокое молчание. Джавад встал из-за стола и занялся перестановкой книг. Исмаил сидел в полной растерянности. Ему было жарко. Он горел и плавился.
– Джавад, заклинаю тебя твоей матерью, дай мне книгу об этом, настоящую книгу, не из тех, что ты ставишь на виду. Я хочу очень многое понять.
Джавад, не оборачиваясь, сказал:
– Чем больше человек знает, тем больше у него голова болит. Лучше голову прятать под панцирь, как черепаха.
Исмаил раздраженно ответил:
– Вот и ты в своем панцире прячешься, вроде как ни о чем ничего не знаешь!
– Я не хотел этого разговора, так вышло!
– А я, можно подумать, хотел, так получается?
Джавад повернулся, вздохнул, потом рассмеялся, коротко и быстро.
– Хорошо, я тебе дам одну книгу. Но не нужно, чтобы кто-то ее видел, поэтому когда будешь читать, смотри вокруг.
– Обязательно.
Джавад достал из-за шкафа книгу, обернутую в газету, и дал ее Исмаилу, сказав:
– Возьми, по-моему, она тебе подойдет.
– Одной мне мало, дай еще одну, по крайней мере!
– В данный момент больше нет, прочти ее, если понравится, еще дам.
Исмаил посмотрел на титульный лист книги. Брови его сошлись, и он негромко сказал:
– Но здесь не указан автор!
– А какая тебе разница, кто автор, ты смотри, что он пишет!
– Нет, автор очень важен. Я хочу знать, кто меня ведет за собой.
– Хорошо, но для начала прочти. Потом сам поймешь!
Исмаил встал.
– Что ж, пойду примусь за это!
– Конца собрания не хочешь дождаться?
– Нет, ты мне потом расскажешь.
– Хорошо, тогда будь осторожен!
И Джавад движением бровей указал на книгу в руках Исмаила.
– Будь спокоен!
Дома Исмаил быстро поужинал и вышел во дворик. Зажег свет, уселся на бетонную скамейку и, не обращая внимания на кружение вокруг огня ночных бабочек и летучих мышей, погрузился в чтение. Несколько раз мать выходила во двор и смотрела на него. Покачав головой, тихо сказала: «Вместо того чтобы учиться и стать человеком, читает пустые книжонки!» – и ушла спать.
Чем позднее, тем тише становилось. Иногда покой спящей улицы нарушало громкое стенание котов. Но Исмаил не слышал вообще никаких звуков, он сидел под мягким светом электрической лампочки, в медленном веянии ветерка, и с вожделением поглощал строки и страницы. Продвигался вперед. Темой книги была связь Бога и человека, но изложение было изящным, приятным, мастерским. Несколько раз, когда веки его тяжелели, Исмаил подходил к водопроводному крану, плескал себе в лицо водой, выпивал несколько глотков и возвращался к чтению.
Когда предрассветный холод начал кусать его кожу, а ветерок – приносить запахи влаги, из громкоговорителей мечетей раздался азан, а на своде неба появилась серебряная чеканка утра. Исмаил закончил книгу, встал на ноги и сделал несколько глубоких вдохов. Воздух пах дождем. Он совершил омовение и вошел в комнату. Взял молитвенный коврик из ниши и расстелил его на ковре. Встал лицом к кибле. Засомневался в точности направления. Повернулся чуть вправо. Но тревога не ушла. Повернулся в левую сторону. И все равно сомневался. Ему стало смешно, и он сказал про себя: «Ведь Ты – везде, а я вправо-влево верчусь в поисках Тебя!» Потом он встал так, как в самом начале, и начал молитву. У него было такое чувство, точно он находится на самой вершине знания и голос его достигает небес.
Глава 15
Мать сказала: «Либо я останусь в этом доме, либо ты!» Исмаил сидел, опираясь затылком о стену. Мать раскипятилась, не помня себя, перекладывала вещи с места на место и громким голосом говорила:
– С того дня, как я ступила в эту развалину, началось черное невезение. Сначала от рук отца страдала, теперь от сына. Ну чем я согрешила, о Аллах! О, избавь меня от этого сыновнего наказания!
Исмаил не выдержал:
– Да что случилось-то, мама – что ты ругаешься? Что я сделал?
– Что ты сделал? А чего ты не сделал, лучше скажи мне. Я сто раз тебе говорила: прекрати это дело, возвращаться так поздно! С кем ты водишься? У них ни отца, ни матери, нельзя так, это добром не кончится!
Исмаил встал.
– Что добром не кончится, мама? Если мечеть и намазы для кого-то кончаются плохо, то пусть я буду этим человеком. А вообще говоря, мечеть и намазы не к плохому приводят, а к хорошему.
Мать посмотрел прямо ему в глаза и сказала:
– Я тебя хорошо знаю, ты не религиозный человек, твои шляния к Али-Индусу и ко всему этому Гамбар-абадскому сброду – вот от чего меня трясет днем и ночью. Твое приобщение к исламу приведет тебя в эту шайку, тем и кончится. Я тебя знаю, знаю, я вижу, что обманывают тебя!
Кровь бросилась ему в виски. Голова его пылала.
– Скажи, откуда, откуда ты знаешь, какие я книги читаю, какие речи я слушаю? Матушка, в конце концов, ну раз ты не знаешь – зачем ругаться?
– Я не знаю? Я?! Ох, будь спокоен. Ты только ступил на эту дорогу, а я уже с нее сошла, я знаю, куда она приведет!
– Ну и куда, скажи мне? Куда, скажи, чтобы я знал!
– К русским и к англичанам. А ты куда думал? Я всю эту канитель прошла от и до. Мы были в Мешкиншехре, я только приехала в дом твоего отца, как начались эти игры с подготовкой мучеников. Мужчин и женщин силой тащили в сад фруктовый, и там все вместе танцевали. Дядя твоего отца возглавлял это. А я не пошла. Это был обман! Потом настал день 21 азара[28]28
Азар – месяц иранского солнечного года, соответствующий времени 22 ноября – 21 декабря по европейскому календарю. Поскольку не указан год, в который произошло указанное событие, не ясно, о каком историческом событии говорит героиня.
[Закрыть], они все хотели бежать, но попались, как куропатки, шах ввел войска, и их всех убили. Я своими глазами видела. А теперь ты хочешь? Я не разрешаю! Или ты подчинишься и каждый день будешь ходить на работу, а с работы возвращаться в эту развалину, либо я уйду отсюда!
Исмаил немного успокоился, однако и промолчать не смог.
– Тебе-то зачем уходить, мама, уж тогда я должен уйти. Я уйду, чтобы ты успокоилась!
Мать все, что у нее было в руках, бросила на пол и повернулась к нему спиной, сказала:
– Да почему же не сжалится-то Аллах надо мной и не вразумит тебя? За что мне наказание такое жестокое? – и, в слезах, вышла из комнаты.
Он недолго после этого оставался дома. Покрутился по комнате. Был вечер. Время идти в мечеть. Он был в полной растерянности. Что-то нужно было сделать, чтобы выйти из этого положения. Если так все оставить, будет только хуже. Он уже ничего не решал. Колени его дрожали. Он подошел к комоду, достал свою сберкнижку, сложил в рюкзак вещи, нужные для поездки, и вышел из дома. Тихо, чтобы мать не услышала, прикрыл за собой дверь. На улице Махбуб играл в футбол. Увидев Исмаила с рюкзаком, подбежал к нему и, тяжело дыша, спросил:
– Куда едешь?
– Никуда. Иди, играй себе.
– Ну скажи, куда едешь?
– Никуда не еду, сказал же, в баню иду. Иди, играй!
– Сейчас – в баню?
– Не суй свой нос, сказал тебе – иди!
И Исмаил пошел прочь. Махбуб печально смотрел на него.
Его опять, как всегда, потянуло в сторону улицы Саадат. Дверь банка была заперта. Решетчатые жалюзи закрывали стекла. Внутри банка было светло от нескольких люминесцентных ламп. Он невольно остановился, поправил рюкзак на плече и сквозь прорези жалюзи смотрел внутрь, на свой стул и стол, на свою ручку в подставке для ручек, на календарь на столе, на полочку для бумаг, на телефон, на другие знакомые предметы и на места других сотрудников. Он почувствовал, что все это он больше не любит. Душой к этому не привязан. Коротко вздохнул. Опять поправил рюкзак на плече.
– Видите, господин Сеноубари. Мир таков: сегодня мы есть, завтра нас нет, и место наше пусто, словно никогда нас там и не было. Мир преходящ!
Исмаил обернулся. Это был хаджи Зинати – высокий, в черном клетчатом костюме и белой рубашке, с лицом красным и веселым. Он стоял позади Исмаила и улыбался. Исмаил тоже улыбнулся и подал ему руку.
– Не ожидал вас увидеть здесь. Эта встреча к счастью, иншалла!
– Я просто мимо проходил, хаджи. Решил взглянуть на то, как я сам смотрюсь со стороны, сквозь витрину.
– Сквозь витрину? Вы смотритесь прекрасно, молодой человек, просто идеально, и характер ваш виден. А вот с господином Хедаяти я никаких дел не хочу иметь, обсуждать его даже не хочу. Но вы… Слава Аллаху!
Пока их разговором не заинтересовалась вся улица, Исмаил попрощался и направился в конец улицы Саадат. Поднялся по насыпи. В свете последних лучей заходящего солнца железная дорога казалась двумя серебряными блестящими полосами, протянутыми к горизонту, где она терялась в массе деревьев и строений. Голуби-сизари россыпью возвращались в степь со стороны гор. Исмаил стоял в конце улицы Саадат и смотрел то на восток, то на запад – их соединяла железная дорога. И пошел он на восток, туда, где город виднелся в дымке. Он любил этот путь. Здесь был знакомый запах, запах Сары, и дождливого утра, и золотые колонны солнца, упирающиеся в лужицы, и ветерок, бросающий рябь на их поверхность и заставляющий их дрожать – как в то утро, когда Сара была рядом. Опустив голову, он шел по шпалам. Иногда, в надежде, что Сара где-то рядом, он кидал взгляд вперед – и шел дальше.
По обеим сторонам железной дороги были узкие улочки, маленькие пыльные домики, смотрящие в сторону рельс; летними жаркими вечерами их жители выходили на воздух и, для того чтобы избыть время и спастись от тяжелой липкой жары, завладевшей южной частью города, медленно бродили туда-сюда. В створе каждой улицы, на который он бросал взгляд, он ожидал увидеть Сару, но ее не было нигде. Он шел он до тех пор, пока не уперся в большие металлические ворота, в которые уходила железная дорога. В караулке сидел сторож в форме, посмотревший на него скептически. Исмаил понял, что дальше путь для него закрыт. Нужно сворачивать. Так он и поступил. Пошел по пыльной тропинке вдоль высокой кирпичной стены вокзала. Почва была мягкая, суглинистая, ноги его по щиколотку уходили в нее, пыль ложилась на брюки. Он шел медленно, пока не вышел в переулок, а из него – на большую улицу. Уже было время вечернего азана. Взгляд его упал на большую вывеску железнодорожного вокзала.
Просторный вокзальный зал с высоким потолком был полон народа. Здесь был приятный прохладный воздух, резко контрастирующий с уличной тяжелой и липкой жарой, дымом и густой пылью. Он сделал несколько глубоких вдохов и поправил рюкзак за спиной. Подошел к билетной кассе. Перед ней стояло несколько человек. Когда настала его очередь, он не знал, что сказать. Кассир смотрел на него вопросительно. Исмаил сказал:
– Мне нужен билет.
– Один билет?
– Один.
– Куда?
– А куда у вас есть?
Кассир удивился:
– Я задал вопрос, куда вы хотите ехать?
– Так куда у вас есть?
– В любую точку мира. Итак?
– Нет, так не пойдет. Ближайший поезд куда отходит?
– Ближайший поезд идет на Тебриз, уже посадка заканчивается, будете брать?
– Давайте, один билет.
И он получил билет на Тебриз вместе с ворчанием кассира.
– Удивительное дело, не знать, куда ехать! Но ехать срочно!
Исмаил побежал в сторону платформы.
Глава 16
Платформа была почти пустой. Последние пассажиры заходили в вагоны. Исмаил, держа в руке билет, который он показывал каждому встречавшемуся на пути служащему и охраннику, выбежал на платформу и вошел в поезд. В купе он сел возле окна. На вокзале было темно, за исключением пятен света тут и там из дверей служебных помещений. Поезд тронулся тяжело и как бы неохотно. Еще не покинув вокзал, он дал трубный гудок. Звук был печальный и даже мрачный, как долго сдерживавшееся глубокое рыдание. Поезд медленно покинул вокзал и еще раз дал гудок, такой же, как прежний, похожий на голос человека, начавшего рыдать. Когда Исмаил вечерами слышал эти гудки, начинала ныть душа, возникало чувство заброшенности и разлуки, представлялось ему, что дорогой человек расстается с ним и уезжает на чужбину. А вот теперь сам он был этим человеком. Перед его глазами проплывали домики с освещенными окнами, стоящие рядом с железной дорогой. Он подумал, что Сара стоит сейчас перед одним из этих окон и смотрит с тоской на уходящий поезд. Он увидел ее тревожный взгляд и полные слез глаза, которые смотрели на него, и опять услышал голос, этот знакомый голос.
– Ты – кто?
Третий гудок раздался на пересечении с улицей Саадат, там, где луч света падал из каморки стрелочника. Улица Саадат была пустой, и лишь у считанных магазинов еще были не опущены жалюзи. Еще не смолк гудок поезда, а улица уже осталась позади. Исмаил глубоко вздохнул и прижал лоб к холодному стеклу окна. Сказал сам себе: «Куда я еду?» Потом он присмотрелся к попутчикам. Их было двое: солдат, который о чем-то беспокоился и то выходил в коридор, то бросался на сиденье и вздыхал, и еще один молодой человек, который сидел напротив Исмаила и читал книгу средней толщины, обернутую в спортивную газету.
Теперь поезд шел с ровной скоростью. Быстро уносились назад смутно различимые высокие глинобитные стены вокруг полей и громадные заводские корпуса. Через некоторое время, когда обработанные поля остались позади, началась голая степь, спящая в ночной тьме. Исмаил прислонился к подголовнику и закрыл глаза. Он устал. О городе, куда направлялся поезд, он имел лишь смутное, гадательное представление. Он не знал, что будет делать, когда приедет в Тебриз. Он сам не заметил, как уснул.
Проснулся он от чьей-то песни. Открыл глаза. Пел солдат. Он стоял у открытого окна купе и высоким, печальным и монотонным голосом выводил одно и то же: «Поцелуй меня… Поцелуй меня на прощанье…» Доходя до последней строки куплета, он начинал петь то же самое сначала. Тот пассажир, который читал, теперь тоже закрыл книгу и с раздражением смотрел по сторонам. Когда он заметил, что Исмаил проснулся и смотрит на него, раздражение его уменьшилось, рот под густыми усами расплылся в улыбке, зубы его и глаза заблестели. Не прекращая улыбаться, он негромко сказал:
– Кажется, возникла серьезная проблема.
Голос его был низкий, в словах заметен акцент. Сон Исмаила улетучился. Он поерзал и, посмотрев на солдата, сказал:
– Обнаружился технический дефект, обуславливающий повторение мелодии.
– Обнаружился бы тот человек, который поцеловал бы его, наверное, проблема решилась бы!
– В том-то и проблема, что человек не находится.
Услышав их голоса, солдат повернулся и посмотрел на них. Его большие глаза были красными и мокрыми от слез. Он был высок и худ. Лицо маленькое, брови густые, губы мясистые, правильной формы, шея длинная, фигура изящная. Поняв, что говорят о нем, он смутился и сел на свое место.
Усатый попутчик спросил:
– Командир, сколько месяцев отслужено?
Солдат несчастным надтреснутым голосом ответил:
– Шесть. Шесть месяцев!
– Ну, самое трудное позади, осталось всего-ничего.
– Да что ты, как ничего?! Осталось восемнадцать месяцев!
Смяв свою шапку, солдат бил ею по ладони другой руки.
– Ты обручен, невеста есть?
– Нет.
– О ком же пел тогда?
– Просто так. Тоскливо стало. Вечер такой длинный, пустыня, поезд тащится – сердце разрывается!
Исмаил посочувствовал ему:
– Ничего, друг, полагайся на Аллаха, ты ведь не в тюрьме – ты в армии!
Солдат надел свое кепи и вздохнул. Усатый попутчик, чуть понизив голос, сказал Исмаилу:
– Я лет семь назад в армии служил – в то самое время, когда английские империалисты отторгли от Ирана Бахрейн и устраивали прочие провокации. Мы в горах Курдистана проходили службу. Иногда обменивались огнем с иракской армией. Один из дежурных офицеров однажды не выдержал. Во время утреннего развода он открыл огонь очередями по расположению и таким образом совершил революционную казнь нескольких наймитов империализма и капитализма.
– А сам – что? С ним что потом было?
– А сам он с криком «Да здравствует героический народ Ирана» стал шахидом.
С удивлением Исмаил покачал головой, пробормотав:
– Удивительно.
– Вот так. Это был молодой закаленный офицер. Он выполнил свою часть исторического долга.
Исмаил обеспокоенно оглянулся на солдата, который мог слышать их разговор. Солдат уже храпел с приоткрытым ртом. Рассмеявшись, Исмаил заметил:
– Командир уже заснул!
– Рано или поздно проснется! – потом попутчик спросил: – В Тебриз направляетесь?
– Да.
– Вы оттуда?
– Никак нет.
– Студент?
– Нет.
– Так значит, в командировку какую-нибудь служебную?
– Нет, просто так еду.
– То есть… С какой целью все-таки?
– Сказал билетному кассиру: дайте билет до любого пункта. У него были в Тебриз. Ну я и взял. Просто так.
– Удивительное путешествие!
– А вы в Тебризе постоянно живете, я правильно понимаю?
– Да, постоянно. Позвольте представиться: Камель Дадаш-заде, рабочий тракторного завода. Человек немного книжный, немного киношно-театральный, шашлычно-танцевальный и вообще веселый.
Исмаил расхохотался.
– А я, с вашего разрешения, Исмаил Сеноубари. Житель Тегерана, служащий. Человек немного книжный, немного…
– Путешествующий!
– Ну, не знаю.
– Не скромничайте. Но все, что делается, делается к лучшему.
– Может быть… Не знаю.
– Сколько дней вы у нас пробудете?
– Понятия не имею!
– Есть у вас там кто-то, какие-нибудь родственники – ближние, дальние, или знакомые?
– Никого нет!
– Следовательно…
– Ну, куда идет приезжий? – как бы вслух размышлял Исмаил.
– В мечеть! – подсказал ему Камель.
– Так раньше было, – возразил Исмаил. – Теперь, скорее всего, в гостиницу, кемпинг. Приткнусь где-нибудь.
– Например, в уютном домике у меня, я живу с матерью.
– Нет, благодарю, я не хочу вас стеснять.
– Вы нас вовсе не стесните, гостем будете!
В этот момент солдат начал говорить во сне. Он скрипел зубами и скороговоркой бормотал: «Я вчера был в наряде, друг, не хочу, не хочу…»
– Так что, принимаете мое приглашение?
– Может, я уже завтра вернусь, или в другой город поеду, пока неясно, – чтобы сменить тему, Исмаил указал на книгу и спросил: – Интересная?
– В высшей степени!
Исмаил протянул руку, чтобы взять книгу. Камель не без колебаний отдал ему ее. Исмаил открыл титульный лист и прочел заглавие: «Как закалялась сталь». Спросил:
– О стали, металлургии?
– Нет, друг мой, о людях, да к тому же о каких людях!
– Это художественная проза?
– Да, это роман, литература высшей марки!
Солдат открыл глаза и с тоской осматривался. Камель тихо сказал:
– Осторожно, чтобы не увидел.
– Почему, контрабанда?
– Найдут, будут неприятности, режим у нас обидчивый.
– Как книги по шариату?
– Примерно; но тут еще строже: САВАК, тюрьма, казнь.
Солдат снова встал и подошел к окошку, открыл его. В лицо ему ударил ночной ветер, заставив закрыть глаза. Он запел: «Поцелуй меня, поцелуй меня на прощанье, и да хранит тебя Бог, я иду навстречу судьбе…» Солдату стало холодно, он закрыл окно, спросил:
– Где мы едем?
Камель ответил:
– Сейчас едем по остану[29]29
Остан – провинция, область в Иране.
[Закрыть] Зенджан.
Солдат зевнул и сел на свое место. Исмаил в свою очередь встал и подошел к окошку. Поезд шел среди гор. Он спросил:
– А что это за местность?
Камель встал рядом с ним. Он был выше Исмаила. Сказал:
– Гора Кафелан, скоро будет Девичий мост. Красивые места.
– Девичий мост, так и называется?
– Да. Рассказывают, что девушка, влюбленная в чабана, перешла с той стороны реки на эту, и так далее. Но важно не это, а то, что здесь был рубеж сопротивления народной армии, противостоявшей натиску наймитов империализма.[30]30
Имеются в виду события после окончания Второй мировой войны, когда в восточном Азербайджане, столицей которого является Тебриз, победили просоветские силы, решившие отделиться от Ирана и присоединиться к СССР.
[Закрыть]
– И далеко еще до моста?
– Нет, сейчас будет. Героический народ Ирана всегда боролся за свою свободу, и всегда находились те, кто отдавал за это жизнь!
Через некоторое время он сказал: «Вот он, Девичий мост, смотри, среднего пролета нет. Когда народная армия отступала, его взорвали, чтобы не дать наймитам империализма перейти реку».
Исмаил с интересом всматривался в жидкий сумрак за окном. Увидел мост с провалом посередине и большую реку под ним, а кругом – спящие во тьме громады высоких гор. Вполголоса сказал:
– Жаль!
– Другого выхода не было. Нужно было уничтожить мост, чтобы самим не быть уничтоженными.
– Мне девушку жаль. Нельзя разрушать мост любви!
– Иногда человеку приходится жечь за собой мосты, даже мосты любви.
Исмаил, вернувшись к своему месту, сел и закрыл глаза. Пробормотал чуть слышно: «Мост, поток, Сара-невеста, белое платье, ревущие воды, мутные, пенистые, поток, Сара, Сара». И вдруг Сара бросается в поток. Горы дрожат, скалы рушатся, крик Сары теряется в шуме потока. Небо рыдает.
В ужасе он открыл глаза. Рыдание сжало ему горло. В висках пульсировала кровь. Камель тоже сидел с закрытыми глазами. Теперь Исмаил посмотрел на него внимательно. Лицо его казалось знакомым, словно он много раз его видел: густые черные брови, длинные ресницы, лицо вытянутое, полные щеки и квадратный подбородок, длинные черные усы, закрывающие верх нижней губы. Исмаил сказал сам себе: «Хорошо, что он мне встретился. В Тебризе не буду неприкаянным». Он закрыл глаза. И увидел, как они вместе с Камелем идут по улицам города. Заходят в книжные магазины, забредают в кофейни. Там слышатся песни о любви, и Али-Индус подает им чай и говорит: «Хочу поехать в Индию, в Тебризе я разобрался. А ты вроде как засыпаешь, вставай и иди ляг в задней комнате». Та комната – маленькая кладовка, в которой висит на стене большое фото индийской актрисы с этой ее черной родинкой. Он внимательно смотрит на эту родинку. Она растет. Становится еще более черной. Становится темно. Наступает ночь. Одолевает сон. Сон. Сон. Сон…
Когда он проснулся, свет солнца из окна заливал купе. В отличие от того, что было вчера, все вокруг было светлым и радостным. На склонах холмов, подобно морю, волновались поля пшеницы и ячменя с золотыми колосьями. Вдоль фруктовых садов, речушек и рек стояли высокие деревья – ива, серебристый тополь, лох, карагач.
– Ты не голоден, друг дорогой?
Это спросил Камель, который искоса его рассматривал. Исмаил потянулся и ответил:
– Еще как голоден, вчера не ужинал.
– Так вставай и пойдем в вагон-ресторан, покажем людям, что такое завтрак.
…Железнодорожный вокзал Тебриза был огромным строением из темного камня, с высокими мощными колоннами. На других путях стояли вагоны без локомотивов. Пассажиры торопливо заходили внутрь вокзала. Когда Исмаил и Камель вышли на улицу, Исмаил протянул ему руку и сказал:
– Что ж, было очень приятно познакомиться.
– И что ты будешь делать с этой приятностью?
– Я сохраню ее на память.
– Боюсь, потеряешь и будешь жалеть. Еще раз приглашаю тебя к себе домой. Отдохнешь немного, потом делай, что хочешь!
– Нет, не хочу стеснять. Я должен идти.
– Должен идти, должен идти! Так говорит, словно его ждут на массовом митинге для выступления! Ну куда ты пойдешь, что у тебя тут есть?
– Куда-нибудь да пойду, в конце концов, если у человека нет цели, значит, сам он – и есть эта цель!
– Оставь эти слова. Пойдешь со мной, как миленький. Зайдем к нам домой, отдохнем, пообедаем, потом пройдемся по городу, опять вернемся домой.
– Нет.
– «Нет» не принимается, идем, и все тут. Смотри только не потеряйся.
Исмаил пробормотал:
– Ну, раз настаиваешь, то так и быть.
В доме была всего пара комнат, квадратный дворик с небольшим садиком, засаженным петуниями. В крошечном бирюзовом бассейне виднелось несколько красных рыбок. Мать Камеля была старой, но приятной и аккуратной. Лицо ее выглядывало из белого платка, на котором блестели крупные стежки золотой нити. На фарси она изъяснялась с трудом, но при этом была говорлива и шутлива. Едва познакомившись с Исмаилом, сказала:
– Камель наш любит говорить, что он лишен недостатков[31]31
Игра слов: «Камель» – имя героя, а «камэл» по-персидски означает «совершенный, лишенный недостатков».
[Закрыть], но это ни чуточки не так!
Исмаил посмотрел на сморщившегося Камеля и со смехом спросил:
– Почему же у него должны быть недостатки, может, Камель – само совершенство?
– Нет, дорогой мой, нет, свет очей моих, если бы у него не было недостатков, он бы давно женился, и вокруг меня было бы полно внуков!
Исмаил сверкнул своими голубыми глазами и расхохотался:
– Тогда, конечно, все было бы – само совершенство. Но за Камелем дело не станет!
– Да услышит тебя Аллах! Ты вот скажи это ему, чтобы пошевеливался, а то время уходит, я одной ногой в могиле, тоскую оттого, что нет ни невесты, ни внуков. Многого от него не прошу, пусть только возьмет девушку, любую, какая понравится, и приведет в дом. Слава Аллаху, и зарплата у него хорошая, и знания есть, и на фарси как соловей говорит. И авторучка в кармане, и очки на носу, и галстук на шее… Слава Аллаху, все у него есть: фигура, рост, сила, здоровье. Не знаю, чего он сидит, ждет. Почему ручки сложил. А как есть свободное время – бежит к книгам своим, читает с утра до ночи. Уж последнее время я боюсь, как бы он от всех этих книг с ума не сошел. Сто тысяч раз ему говорила: Камель, сынок, плоть от плоти моей, свет очей моих, не желала я, чтобы из тебя мулла либо Ленин получился. Ты только женщину возьми, успокой мою душу. Если вы ему это скажете – век буду за вас Богу молиться! А у меня от повторения этого язык уже стерся!
– Что же я скажу ему, матушка? Мы же меньше суток знакомы. Но – хорошо, передам ему ваши слова.
В это время Камель строго спросил:
– Вы слушаете слова старших, уважаемый, чтобы мне их передать?
– Надо слушать, если шанс выпал, как не послушать?
Мать Камеля рассмеялась, ее щеки порозовели:
– Вот молодец какой, хорошо сказал!
Камель тоже рассмеялся и, чтобы сменить тему, предложил:
– Пойдем, заглянешь в мою библиотеку.
Мать всплеснула руками.
– Да уж, библиотека, а толку-то? Даже Корана в ней нет!
Библиотека помещалась в задней комнате дома. Полки были вытесаны неумело, а масляная краска, окрашивающая их, местами загустела комками. На верхней полке были выстроены в ряд несколько старых выцветших фотографий, заинтересовавших Исмаила. Большинство лиц было суровым. Посмотрев на них, он спросил:
– Не узнаю их, кто это?
– Это? Очень известные: Маркс, Ленин, Максим Горький, Че Гевара, Дзержинский. А эти трое – иранцы: доктор Таги Арани, Самад Бехранги, а это – Хосров Голесорхи.[32]32
Таги Арани (1903—1939) – один из деятелей революционного движения, брошенный в тюрьму шахом Резой-ханом и погибший при невыясненных обстоятельствах. Самад Бехранги (1939—1968) – иранский писатель, автор сборника рассказов «Сказки Бехранги» и других произведений. Хосров Голесорхи (1943—1973) – иранский поэт и прозаик, коммунист. Казнен режимом шаха Резы Пехлеви.
[Закрыть]
Исмаил нахмурился и заметил:
– Да, правильно, двух последних я знаю.
– Эти люди принадлежат к числу мыслителей и вождей мировой революции трудящихся.
Исмаил обратился к книгам. Большая часть их была переводной. Пробежав по ним глазами, он спросил:
– По шариату ничего нет?
– Нет.
– Почему?
– У меня больше литература, философия.
– А о Тебризе что-нибудь есть?
– Есть, вот тут, внизу, «История Конституционной революции» и еще несколько.
Он присел и достал эти книги. Исмаил с интересом рассматривал их.
– Раз мне довелось приехать в Тебриз, очень хотелось бы узнать об этом городе и Конституционной революции.[33]33
Конституционная революция – Иранская революция 1905—1911, антифеодальная и антиимпериалистическая буржуазная революция. Была вызвана ростом противоречий между правящей феодальной верхушкой, возглавлявшейся династией Каджаров, а также поддерживавшими её империалистическими державами, с одной стороны, и зарождавшейся иранской национальной буржуазией, крестьянами, ремесленниками и рабочими – с другой. Эти противоречия обострялись превращением Ирана к началу ХХ в. в полуколонию империалистических держав – Великобритании и царской России. Поражение царизма в войне с Японией и особенно начавшаяся в 1905 русская революция оказали огромное влияние на Иран и ускорили начало Иранской революции.
[Закрыть]
– И узнавай на здоровье.
– Могу я их взять почитать? Поверь, я верну. Я ведь сам работаю в библиотеке мечети.
– Библиотека мечети?
– Ну да.
– Неужели и в мечети есть библиотека?
– Я к тому это сказал, что верну вовремя.
– А куда ты их хочешь взять? В этой комнате спи, здесь же и читай. Книги отсюда не выдаются!
– Но я серьезно, я залог оставлю.
– А я пошутил, как хочешь, так и поступай, главное – не церемонься. Видишь, что место есть для отдыха и сна.
– Спасибо, но я не кокетничаю. Я хочу несколько дней пробыть в Тебризе и не буду тебя стеснять.
– Да не стеснишь ты. Чувствуй себя здесь хозяином, никаких проблем.
И все-таки ночевал Исмаил в дешевой гостинице для путешественников, в большой комнате, где спало еще несколько человек. В основном это были крестьяне или горожане-путешественники, которые к ночи добрались до Тебриза, усталые и сонные, и пришли в эту гостиницу, чтобы упасть на первую же предложенную койку, распространяя вокруг себя запах потных ног. Лежанки были деревянные и расшатанные. Каждое движение отзывалось громким скрипом. В первую ночь Исмаил спал на лежанке, на середине которой во всю длину была выпуклая деревянная плаха, буквально раскалывавшая его на две части. До утра он сражался с этой лежанкой, но, как бы он ни повернулся, ребра упирались в эту плаху, и было больно.
Гостиница стояла на перекрестке улиц. Несколько старых осокорей протянули в сторону ее окон ветви, в которых спали воробьи. И самым ранним утром, когда еще не рассвело, началось оглушительное воробьиное чириканье. Исмаил все еще не мог заснуть. Он тихонько поднялся и, открыв дверь, вышел в коридор. Все постояльцы спали. Совершив омовение, он вернулся, в стенной нише обнаружил грязный кусочек расколотого мохра, встал возле своей койки, стоявшей по направлению к Мекке, и прочел намаз. После этого ничего не помнил. Тяжелый сон сморил его.
Когда он проснулся, в комнате никого не было, оставался лишь он и пустые лежаки. Улица была полна шума машин и мотоциклов, и солнце заливало комнату до половины. Перво-наперво Исмаил принялся обследовать лежаки. Найдя самый ровный и прочный из них, он оделся и, выходя из гостиницы, подошел к администратору и внес деньги вперед именно за этот лежак, обговорив, что на нем будет спать только он.
На площади недалеко от гостиницы находилась кофейня. Исмаил позавтракал в ней, закинул рюкзак за плечи и двинулся обследовать город. В первом же парке, попавшемся на его пути, он нашел тихое место и занялся чтением «Истории Конституционной революции». Погружаясь в книгу, он забывал о себе. Время, место, вся окружающая действительность исчезли. Вместо них постепенно стали возникать перед его глазами те события, которые описывались в книге. Он сам был частью конституционного движения, одним из борцов – сторонников Саттар-хана.[34]34
Саттар-хан (1867 (или 1868) – 1914) – деятель Иранской революции 1905—1911, народный герой Ирана. Происходил из мелкобуржуазной семьи. Участвовал в партизанском движении против шахских властей; неоднократно подвергался преследованиям. Возглавлял вооруженное народное восстание в Тебризе в 1908—1909; проявил себя как талантливый народный вождь и военный организатор. Пользовался большой популярностью в народе.
[Закрыть]
Дочитав, он пошел в те кварталы, в те места, где происходили описываемые в книге события. Он находил улицу за улицей, дом за домом. Рыдания сжали его горло при виде величественного замка, на груди которого до сих пор видны были следы пушечных и ружейных попаданий. Выйдя из города, он направился в сторону низких холмов цвета серы, которые в описываемые в книге времена были местом военных учений повстанцев. Кроме карканья ворон и шуршания ветра в султанах сухой травы на холмах, других звуков здесь не было. Он немного побродил по этим холмам, потом растянулся на склоне одного их них. Положив рюкзак под голову, долго смотрел в небо. Потом закрыл глаза – и услышал топот копыт и крики команд, отдаваемых тренирующимся повстанцам.
Он увидел Саттар-хана, с загорелым лицом и раскосыми добрыми глазами, который мрачным голосом отдавал повстанцам команды. Затем – сцены боев с русскими и с правительственными войсками, победы и поражения, и в конце концов – старость и отход от революции, и поездка в Тегеран, и происшествие в парке Атабека, и трагическая гибель.
Голос трясогузки заставил Исмаила открыть глаза. Уголки его глаз были влажными. Небо было как опрокинутый океан синего цвета, иногда рассекаемый торопливым полетом степных голубей или неспешным парением орла вдалеке.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.