Текст книги "Страж Государя"

– Очень вкусно! Это не репа пареная, которую я вкушал всё детство своё! – поддержал царя Алёшка, и тут же направил разговор в деловое крестьянское русло: – Александр Данилович, а как выращивают это чудо чудное?

– Да – проще не бывает! По весне землю удобряешь навозом, перекапываешь, разбиваешь гряду на ряды – с шаговым расстоянием между ними, делаешь борозды, в борозды кладёшь мелкий картофель – с полушаговым промежутком между клубнями, землёй забрасываешь, три месяца ждёшь урожая…. Всё очень просто!

– А навоз, какой лучше? – не унимался поручик Бровкин, в котором неожиданно проснулся землепашец. – Сколько, кстати, вырастает этого картофеля – с одного клубня материнского?

– Знающие люди рекомендуют (вспомнил Егор покойную бабушку, которая частенько любила рассказывать о своей молодости, прошедшей в одной из новгородских деревень), применять коровий навоз – с очень небольшими добавками конского и куриного. А самый обычный урожай – десять крупных клубней с одного мелкого, изначального…

Пётр недовольно хлопнул в ладоши:

– Ладно, Алексашка, потом письменно изложишь все эти мелочи. В виде подробных инструкций, – вопросительно посмотрел на Лефорта: – Герр Франц, а сможет твой шкипер английский – доставить будущей весной в порт Либавы судно этого овоща? Не знаешь? А ты спроси его, скажи, что я заплачу золотом. Куплю всю партию судовую, а потом своим Указом обяжу: дворян, бояр и все монастыри – выкупить весь этот картофель на семена, посадить, а по осени доложить – о результатах полученных….

– Я, я, я! – вскинул Егор вверх руку. – Я первый в очереди! Беру для нужд своей Александровки – десять…, нет – все пятнадцать пудов!

«Однако, братец, ты опять Историю торопишь!», – недовольно и язвительно усмехнулся внутренний голос. – «Благодаря твоим сегодняшним стараниям, картошка в Россию попадёт на несколько лет раньше – отведённого на то срока[13]13
  Сроки появления картофеля в России – в разных документах – разнятся: от 1698 – до 1706 года.


[Закрыть].

В столовую ворвался взлохмаченный Матвей Солев:

– Александр Данилович, беда приключилась!

– Что такое? – обеспокоено, спросил Егор.

– Да этот…, камер-юнкер, фон Принц! Торопился очень. Наверное, хотел Прокофию Савельевичу сообщить побыстрее, что уже доставили на стрельбище порох и ядра…. На узком мосту его лошадь чего-то вдруг испугалась и шарахнулась, ну и – вместе с всадником, улетела в глубокий овраг…. Достали уже этого бедного фон Принца, не жилец он – позвоночник сломан. Стонет страшно, всё зовёт какого-то Питера….

– Ладно, Матвей, спасибо за службу! Иди – отдыхай! – негромко велел Егор и обеспокоено посмотрел на царя.

Пётр подёргал правой щекой и громко высморкался – прямо в скатерть, медленно поднялся на ноги, прихватив со стола початую бутыль с грушевой водкой, направился в свою спальню, пробормотав напоследок:

– Надо же – лошадь испугалась….

Франц Лефорт состроил скорбную мину, печально покачал головой, и тихонько предположил – с лёгким злорадством:

– Наверное, пошёл помянуть. Свою симпатию погибшую, – подумал и добавил: – Безвременно и случайно погибшую. Что тут поделаешь – испугалась глупая лошадь, понесла…

Когда Лефорт через минут пятнадцать тоже удалился в свою комнату, Бровкин понимающе подмигнул Егору:

– А как же ей, бедной, было не испугаться? Когда в одно место – очень нежное и интересное, игла вонзается острая? Солев у нас очень большой дока – ловко управляться с трубкой духовой…

На следующее утро посланец от курфюрста передал солидный пергаментный свиток, запечатанный сургучной печатью. Егор печать сломал, развернул свиток, мельком пробежал глазами и передал Лефорту:

– Герр Франц, там иноземными буквами написано что-то. Ты уж перетолмачь, будь другом…

– Что ж, можно и перевести. Слушайте: «Патент на звание бомбардира. Сим удостоверяю, что господин Прокофий Возницын признаётся и почитается за совершенного метателя бомб, и – в теории, и – на практике. Сей Прокофий Возницын является осторожным и искусным огненным художником. И я, подтверждая его действительные заслуги, выражаю ему свою личную, преданную благосклонность. Подпись: Курфюрст бранденбургский – Фридрих…».

Егор торопливо спрятал лицо в своих ладонях, с громадным трудом сдерживая приступ гомерического смеха. Пётр вскочил из-за стола, бешено вращая круглыми глазами, метнул тяжёлый буковый табурет в хозяйский резной буфет, после чего выбежал из дома на улицу….

Насилу Егор отыскал его – только часа через два с половиной. Царь сидел на песчаном морском берегу и самозабвенно пускал «блинчики» – по тихой водной глади…

На следующий день Великое Посольство – тихо и без всякой помпы, отбыло из гостеприимного Кёнигсберга.

За полчаса до отъезда Пётр – в своём уже привычном камуфляже, голосом, не терпящим даже малейших намёков на возражения, отдал краткие и ёмкие указания:

– Господин кавалер генерал Франц Лефорт! Вот, подписываю Указ: теперь ты – единственный Великий посол. Не спорь со мной, так надо! Езжай во главе Великого Посольства по пути, что мы ранее наметили, проводи переговоры, подписывай договора, секретные соглашения…. Я тебе доверяю полностью, без всяких сомнений. Только прошу: никуда не торопитесь, езжайте медленно, договаривайтесь долго…. Мы с полковниками Меньшиковым и Брюсом вперёд вас поедем, в качестве квартирмейстеров и предварительных переговорщиков. Вот, подписываю Указ и про это…. Далее, с собой я, то есть – дьяк Прокофий Возницын, беру три кареты. Одну – для меня и названных полковников. Другую – для четырёх людей моего охранителя. Третью – для денщиков и вещей дорожных. Ещё вот, щедро рассчитайся с хозяином дома нашего – за сломанный буфет и побитую посуду…. Ну, у меня всё, можно трогаться. Да, самое последнее, оберегай усиленно этого…, волонтёра Петра Михайлова…

Караван, состоящий из трёх неприметных карет, регулярно меняя на конных станциях лошадей – на свежих, проследовал, делая короткие и редкие остановки – для приёма пищи и оправления нужд естественных, до знаменитых заводов, расположенных под немецким городком Ильзенбургом.

Вовсе не останавливаясь – по приказу царя – проехали через Берлин, Бранденбург, Гальберштадт. Егор терялся в догадках. Обычно Пётр был очень любопытен – как птица сорока: всё внимательно разглядывал, выпытывал, во всё совал свой нос, а тут – даже на окошке каретном задёрнул плотную занавеску. Сидел в полудрёме, небрежно скрестив руки на груди, всё размышлял о чём-то…

Не утерпев, Егор таки напрямую поинтересовался у царя – причинами такой неожиданной хандры и полным отсутствием любопытства.

– Да чего я там не видел, за окошком! – раздражённо отмахнулся Пётр. – Здесь точно так, как и в нашей России-матушке: сколько вёрст не проедешь – за окошком всё то же самое…. Только у нас – деревянные избы кособокие, грязь непролазная, кучи мусорные и навозные – вдоль дорог, пьяные оборванные мужики валяются под кривыми заборами, поля заброшенные, свиньи худые бродят повсюду. А здесь – чистота, домики красивые – под крышами красными, черепичными, люди приветливые, чисто одетые, дороги камнем мощёные, поля зелёные, сады цветущие.… Эх, жизнь моя – тоска смертная! Что же зря смотреть – на все эти красивости? Душу себе рвать? Ничего, вот вернёмся домой, я Москву так встряхну, так…. Да что там – Москву? Всю Россию – поставлю в позу неудобную, и – того самого…

Ильзенбургские заводы, специализирующиеся на работе с разным железом и на оружейном деле, произвели на Петра и Брюса (Егор то в своей жизни и ни такое видал), неизгладимое впечатление. Переходили, рты широко раскрыв, из цеха в цех, заворожено и жадно слушали подробные рассказы пузатого герра Майера – опытного железных дел мастера, выделенного в качестве экскурсовода для важных господ из Великого Посольства русского.

– Запоминайте всё, записывайте, зарисовывайте! – шипел сквозь зубы царь. – Где такое ещё увидишь?

Отстав от них метров на двенадцать-пятнадцать, важно шествовал, держась правой рукой за рукоятку пистолета, засунутого за кожаный пояс и прикрытого полой сюртука, Матвейка Солев – опытный охранитель.

Первым делом представители Посольские посетили самую настоящую доменную печь, только очень маленькую и слегка кособокую – по меркам двадцать первого века. Горячий, огненно-алый чугун разливался прямо на их глазах в самые различные формы. Егор, немного отстав от своих компаньонов, на минутку-другую заскочил на склад готовой продукции. Ассортимент впечатлял: пушечные ядра, толстые и тонкие цепи, сковороды, чугунки, насадки для крестьянских мотыг, площадки-основы для корабельных пушек, мельничные противовесы, детали каких-то неизвестных станков…

В длинном и узком цеху молодые здоровенные парни, одетые только в холщовые портки и кожаные фартуки – до самой земли, варили железо в больших толстостенных горшках. Егор подобрал с пола осколок одного такого разбитого горшка, внимательно осмотрел его, понюхал, даже лизнул.

– Ну, Алексашка, и из чего же делают такие? – насмешливо спросил подошедший Пётр.

Егор слегка наморщил лоб, изображая сильнейшую задумчивость, через минуту важно ответил:

– Основа, безусловно, синяя глина, её ещё «кембрийкой» называют. А смешана она – в соотношении два к одному, с нитками асбеста….

– Чего? – не понял Пётр. – Какая такая синяя глина – когда горшок красный? И этот «асбест» – что ещё за хрень такая?

Егор, улыбнувшись про себя, подбадривающе мигнул Якову Брюсу, и тот невозмутимо и доходчиво объяснил:

– Если ту синюю глину обжечь – в печи специальной, то она красной делается. А асбест – это камень такой, как Данилыч говорит – «горная порода». Он, как будто, сделан из длинных и тонких иголок….

– Да, Данилыч этот! – недовольно набычился царь. – И откуда что берётся? Отец – конюх неграмотный. А сынок – всё на свете знает, словечки всякие, умный до чего…. Вот поведай мне, Алексашка, сын Данилов, про асбест и синюю глину – это тебя всё те же цыгане научили? Может – другой кто?

– Цыгане, конечно, – упрямо вздохнул Егор, понимая, что надо срочно менять тему разговора. – Но, мин херц, дело не в цыганах…

– А в чём же тогда?

– В том, что и глина синяя, и асбест – всё это есть у нас, в России. И совсем рядом с Москвой, так что…

– А людей толковых, мастеровых – где взять? – вкрадчиво спросил Пётр.

– Кого-то и здесь нанять можно – за деньги очень большие. Но и свои, русские искусники имеются. Мои людишки сыскные докладывали недавно, что есть в Туле-городе одно семейство мастеровых. Мол, наилучшие кузницы-умельцы, такие пистоли знатные делают – гораздо лучше заморских….

– Не врёшь? Хорошо, съездим потом в Тулу, познакомимся с этими искусниками, – царь лукаво подмигнул Брюсу: – Смотри, Яша, сделал я Данилычу заход – про «умные слова», он и снова – заговорил по-нашенски. Хват – одно слово…

В следующем строении усердно трудились немецкие оружейники, изготавливающие ружья, пистолеты и различное холодное оружие. С правой стороны от входа мастера размеренно выковывали из тонких пластин металла оружейные стволы разных длин и диаметров. С левой стороны располагались сверлильные и обточные станки.

Герр Майер, неторопливо раскурив короткую фарфоровую трубку, важно и напыщенно сообщил:

– Все эти хитрые механизмы работают от вертящихся колёс водяных…

Пётр и Брюс тут же поспешили к хитрым устройства и, перебивая друг друга, принялись засыпать несчастного Майера десятками вопросов. Егор же решил выйти на свежий воздух.

Во-первых, он был очень сильно недоволен собой, вернее, тем фактом, что расслабился и перестал должным образом следить за своей речью, допуская неосторожное использование слов – из других времён.

Во-вторых, на душе неожиданно заскреблись кошки, интуиция зашептала что-то неразборчивое – о возможной смертельной опасности…

Егор вышел в пустынный цеховой двор, огляделся по сторонам, напряжённо высматривая Солева.

– Чёрт побери! – он выругался и сунул руку в карман камзола, просунул пальцы в отверстия самодельного кастета. – Куда же подевался этот бездельник?

Слева, в широком проходе – между стенами разных цехов, мелькнула неясная серая тень. Приняв соответствующую боевую стойку, Егор несколькими плавными пируэтами переместился к подозрительному месту, замер на минуту, прижавшись спиной к шершавой кирпичной стене и безуспешно пытаясь унять взволнованный стук своего сердца, осторожно заглянул за подозрительный угол.

Неподвижная спина в зелёном кафтане – на пожухлой траве, из спины торчала чёрная рукоятка, вероятней всего – длинного кухонного ножа.

«Это Матвей!», – бестрепетно подсказал внутренний голос. – «Сто процентов – мёртвый, лезвие ножа сидит под шестым ребром…. Будь осторожнее, браток!».

Егор молниеносно крутнулся на месте, прислушался. Где-то рядом захлопала своими большими крыльями невидимая птица.

Понимая, что всё уже бесполезно, он выставил один защитный блок, другой…

Сильный удар, темнота…. «Это тебе с цеховой крыши прямо на голову – сбросили что-то тяжёлое, может, даже и обычный, пошлый кирпич!», – подсказал дрожащий и неверный внутренний голос.

Глава пятнадцатая
Дороги европейские, труды праведные

Непонятные и совершенно бессмысленные видения, наконец, рассеялись и отступили куда-то. Головная боль почти прошла, только во рту осталось неприятное послевкусие…. Серая вязкая пелена, первые отрывочные мысли, обрывки странного разговора на английском языке. Масляный фальцет вежливо и нервно недоумевал:

– Сэр, чего же мы ждём? Убить их всех – без исключения, да и Бог с ними! Потом разберёмся…

– Олух вы, Оуэн, каких белый свет ещё не видывал! – вдумчиво отвечал фальцету ничем неприметный тусклый голос. – Я всегда точно выполняю полученные приказы: от и до! Поэтому и облачён доверием – особ высоких и знатных. Был отдан однозначный и чёткий приказ: убить конкретного господина. Одного, заметьте, Оуэн, а не двух, или там – трёх!

– А как же тот мальчишка – около заводского цеха? – назойливо полюбопытствовал масляный фальцет.

– Причём здесь всякие слуги и чернь? Я вам толкую – про господ и персон! В таких серьёзных играх – даже малейшие ошибки не прощаются, мой друг. Вы так торопитесь попасть на Небеса? Уверены, что попадёте непременно в рай? Заблуждения, заблуждения…. Нет, в отличие от вас, я не намерен спешить. Кстати, вам не кажется, что у нашего дорогого пленника – чуть дрогнули ресницы? Ну-ка, плесните на него ковшик кипятка! Впрочем, уже не надо! Похоже, что наш долгожданный гость – человек далеко неглупый…

Первым делом Егор независимо и гордо улыбнулся, и только после этого приоткрыл глаза, слегка повертел головой.

Просторное прямоугольное помещение, тёмные каменные стены, местами покрытые бело-серой плесенью, четыре ярких факела на переносных подставках, холодный, явно давно нетопленный камин.

«Очень похоже – на элементарный подвал», – невозмутимо предположил внутренний голос. – «Плесень на стенах, факелы…. В подвалах очень часто ощущается нехватка кислорода: обычные восковые свечи тухнут, а вот факелы, щедро пропитанные сосновой смолой, горят – хоть бы что…. Что ещё? Камин в подвальном помещении. Причём, труба то – широченная. Следовательно, девяносто процентов из ста, что внутри трубы – с немецкой пунктуальностью, вделаны бронзовые скобы – для трудолюбивых и чумазых трубочистов. По крайней мере, на Кукуе так было заведено – у всех тамошних жителей…. Ещё что? Ага, руки заведены за спину и связаны. Да, ладно, вязальщики хреновы! Кто ж так узлы стягивает, недотёпы? Две-три минуты – всех делов. А вот этот привкус во рту…. Не иначе, тут дело кирпичом не ограничилось, ещё какой-то сонный настой вливали в рот. Следовательно, времени уже прошло – Бог его знает сколько…».

Послышался чей-то негромкий, совсем даже и невесёлый смех, раздались демонстративно жидкие аплодисменты, ничем неприметный голос ехидно произнёс – на чистом русском языке, но с сильным, слегка картавым акцентом:

– О чём это вы так задумались, господин царский охранитель? Очнитесь – от своих мечтаний! Может, познакомимся и немного поговорим?

«Как же это я – про людей то забыл?», – удивился сам на себя Егор. – «Пути отхода уже просчитал, молодец! А, персоналии? Что, совсем и не интересно – кто это тебя так качественно повязал, сбросив на голову кирпич?».

Он перевёл свой взгляд в противоположный от камина торец комнаты, всмотрелся, невольно встретившись со своим собственным взглядом – в большом прямоугольном зеркале, рядом с которым и обнаружились – противники.

В массивном, явно старинном кресле, деревянные ручки которого были украшены искусно вырезанными драконьими зубастыми мордами, восседал некто очень важный: в тёмно-синем бесформенном балахоне, с широким капюшоном, небрежно наброшенном на голову. Из-под капюшона виднелись только пухлые щёки и массивный бритый подбородок – натуральная кувалда. Ладони человека в капюшоне барственно-спокойно возлежали на драконьих головах. Рядом с приметным креслом важного господина стоял хилый субъект средних лет, одетый неброско и скромно: обыкновенный классический халдей – неприметный снаружи, и коварный – внутри. За спинами этой парочки наблюдались зверские физиономии двух дюжих охранников, в левом углу – шикарная китайская ширма, над которой поднимался чуть видимый молочно-белый дымок…

«А охранники то – серьёзные такие ребятишки, здоровенные – как быки немецкие! В руках деревянные дубинки, из-за кожаных широких поясов торчат пистолетные рукоятки…», – обеспокоено отметил внутренний голос. – «Не, братец, с такими обломами тебе не совладать, даже и не мечтай! Срочно просчитывай другие варианты – пока ещё не поздно!»

– Если не ошибаюсь, то я имею дело – с подданным английской короны? – с хорошо сыгранным презрением спросил Егор – на неплохом (в его понимании, ясное дело), английском языке, небрежно поинтересовался. – Эсквайр, баронет, пэр – с правом наследной передачи титула?

Фигура в тёмно-синем балахоне застыла, демонстрируя недюжинную выдержку, а халдей, что стоял возле хозяйского кресла, принялся громко и безудержно икать. Дюжие охранники абсолютно ни как не среагировали, было очевидно, что они просто не владели английским языком и были наняты на службу уже здесь – в Германии.

Минуты две-три понадобилось важному господину – чтобы собраться с мыслями. Громко и недовольно скрипнув зубами, он, стараясь не уронить собственного достоинства, спросил (на английском языке), – совершенно спокойным и нейтральным тоном:

– Какой из Петров – настоящий? Тот – что в Москве? Или тот, который – волонтёр Пётр Михайлов? Ты, страж царский, ответь мне честно…. Живым тогда останешься, слово дворянина! Я же всё-всё понимаю, и тебя не тороплю. Целых семь минут у тебя есть…. Эй, Оуэн, бросайте свинец в ёмкость! Ну? – угрожающе и вопросительно прикрикнул на Егора. – Говори – чего знаешь! Иначе всё, что располагается ниже пояса, залью тебе свинцом раскаленным! Это – очень даже больно…

– Может, поболтаем всерьёз? – намекнул Егор (мол, на хрена нам, серьёзным и доверенным людям – всякие пешки рядовые?), после чего развил свою мысль: – Прогони ты этих трёх псов: двух волкодавов и одну болонку, вот тогда и поговорим славно…

Пухлая рука англичанина уже дёрнулась – откинуть капюшон назад, но, вдруг, застыла.

– Меня предупреждали – что ты, страж царский, очень хитёр! – сообщил с придыханием ничем неприметный голос. – Что – очень разговорчив.…Сейчас твою кисть левой руки опустят в кипящий свинец. А можно и не кисть, а совсем другой орган…. Подождём после этого немного. А потом – продолжим наш увлекательный разговор…

Хиляк Оуэн, не торопясь и откровенно рисуясь, прошёл за китайскую ширму, через несколько минут вернулся обратно, неся в вытянутой руке ковшик на длинной ручке – очень напоминающий обычную турку для заваривания хорошего кофе. Над «туркой» клубился угрожающе-фиолетовый пар…

Долго раздумывать Егор не стал. А что? Надо было дождаться, когда на ваши собственные гениталии, к которым вы относитесь с искренним пиететом, – весело закапают раскалённые капли свинца? Симпатичные такие – с точки зрения современного дизайна, но – слегка горячие….

Незаметно размяв за спиной руки, уже свободные от верёвки, он сильно оттолкнулся ногами от пола подземелья, и молнией бросился к широкому зеву камина, нырнув туда, начал быстро подниматься наверх, активно перебирая ступнями ног по металлическим скобкам, вбитым в кирпичи каминной трубы.… Остановился, продолжая сильно ударять по одной и той же скобе кулаком правой руки.

Сзади слышался шум и треск – от переворачиваемой мебели, взволнованные голоса, спорящие о чём-то.

– Не сметь стрелять – в каминную трубу! Он мне нужен живым! – на плохом немецком языке громко приказал ничем неприметный голос. – Быстро на улицу! Факела возьмите с собой! С крыши он может спуститься – только по старой груше, с восточной стороны…

Выждав с минуту, Егор ловко спустился вниз, выскочил из камина, приняв на всякий случай боевую оборонительную стойку, мгновенно оглядел помещение: одинокий факел, вокруг – ни души, в торце подвального помещения виднелась приоткрытая дверь.

Стараясь продвигаться максимально бесшумно, Егор проскользнул за дверь: короткая лестница, коридор, поворот, новый коридор, близкий голос неожиданно прокричал – тревожно, с просительными нотками:

– Сэр, только держите пистолет наготове! Этот русский – очень опасен!

«Вот это точно, опасен! Может и не очень, но, местами – опасен, это точно!», – неслышно хохотнул внутренний голос.

Егор осторожно выглянул из-за угла: одной рукой придерживая широко открытую входную дверь, а другой – поднимая вверх ярко горящий факел, к нему спиной застыл Оуэн, напряжённо вслушиваясь в ночную тишину.

Сильно зверствовать Егор не стал, бесшумно подойдя сзади, просто от души приложил халдея кулаком по темечку, аккуратно прислонил безвольное тело – в сидячем положении, к двери, не давая ей закрыться, рачительно вытащил из кармана сюртука английского халдея тяжёлый кошелёк.

«С деньгами то – путешествовать гораздо сподручней!», – искренне обрадовался внутренний голос. – «В любые времена и в любой точке этой планеты…. Да что там – планеты! В любой точке Вселенной…».

Егор поднял с земли факел, осмотрелся, определился – на скорую руку, забросил факел в прихожую дома, смело направился в сторону, где в свете факела предварительно высмотрел невысокую живую изгородь – из ровно подстриженного кустарника.

Никто его так и не заметил. Ловко перемахнув через неширокий ряд кустарника (кажется, жасмина – по запаху), Егор размеренно потрусил к неширокой реке, матовые воды которой – в полукилометровом отдалении, увлечённо игрались с желтоватым лунным светом, удовлетворённо бормоча себе под нос:

– Отсутствие высоких заборов и сторожевых собак – безусловно-позитивное достижение европейской цивилизации…

Тщательно отряхнув и смыв с себя печную копоть и золу, он направился дальше – перпендикулярно к речному берегу.

«В Германии – невозможно заблудиться!», – рассуждал про себя Егор. – «Главное выйти на любую дорогу и дойти до первого перекрёстка…».

Через три минуты он вышел на неширокую просёлочную дорогу, ещё через пять – дошёл до перекрёстка, достал из «рюкзака» кремневое кресало, сорвал с обочины большой пук сухой травы, намотал траву на длинную ветку орешника, пощёлкал кресалом, дождавшись, когда огонь ярко разгорится, поднял вверх свой импровизированный факел, поднёс его к многочисленным дорожным указателям, щедро натыканным на перекрёстке.

– Ильзенбург! – удовлетворённо прочёл Егор на одной из табличек-стрелок, и одобрительно прокомментировал: – Дойче орднунг – дас ист зер гут!

На такой случай (исчезновение Егора), был заранее разработан отдельный вариант: Алёшка Бровкин (как же без него?), должен был тут же послать двух гонцов (разными дорогами), к Лефорту, после чего заселится в самую большую гостиницу, крепко запереться вместе с царём в номере и терпеливо ждать подмогу. Даже недельный запас продовольствия и напитков был предусмотрен, чтобы существовать автономно, не рискуя случайно нарваться на яд, подсыпанный и подмешанный коварными масонами.

На реквизированные у неприятеля денежные средства Егор нанял у заспанного немецкого крестьянина тележку, в которую был запряжён такой же заспанный и сонный коняшка, и уже к завтраку подъехал к «Золотому поросёнку» – самому известному и крупному постоялому двору Ильзенбурга.

Пётр, выслушав подробный рассказ Егора – о ночных злоключениях, откровенно испугался и сильно замандражировал:

– Это что же такое – творится на белом свете? Сегодня они тебя, Алексашка, украли, а завтра, что – меня? Говоришь, пытать хотели – свинцом расплавленным? – Пётр неожиданно побледнел, упал на пол и забился в несимпатичных конвульсиях, на царских штанах появилось большое мокрое пятно…

Царя откачали, переодели в запасные сухие порты, усадили в кресло, к ушибленному во время падения затылку приложили кусок льда (хозяин гостиницы любезно принёс из погреба), завёрнутый в толстую холстину.

– Что, мин херц, может, уже поедем домой, в Россию? Раз такие дела происходят – насквозь непонятные? – заботливо предложил Егор. – Насмотрелись вдосталь на эту Европу, хватит! Лично я уже соскучился сильно – по дому, по жене, по детям. Даже по Москве нашей, занюханной и задрипанной…

– По жене он – соскучал, надо же! – чуть слышно пробормотал Пётр и тут же строго велел Бровкину: – Алёшка, выясни у хозяина двора постоялого – насчёт доступного и весёлого женского пола…. Быстро у меня! Да, и скажи, чтобы водки грушевой принесли большой штоф и колбасы свиной, кровяной! А по поводу, куда мы двинемся дальше, я тебе, Алексашка, скажу завтра утром. Вот отдохну – как следует, тогда уж и решу…

Отдохнув и знатно развеявшись (как следует – по его понятиям), Пётр – во время завтрака следующего дня, объявил:

– Не могу я вернуться домой, не посмотрев Голландии! Столько мечтал о том, столько раз она мне снилась по ночам! Да и на Англию – зело хочется взглянуть…

– Мин херц! – принялся уговаривать царя Егор. – Ну, ладно, Голландия, раз она тебе снилась…. Хорошо, посетим, даже не спорю! Но Англия эта штопанная…. Там толком и смотреть не на что! Туманы сплошные, да овцы белые пасутся вдоль дорог – мне Лефорт рассказывал…. Знаешь, как можно будет сделать, чтобы неизвестных врагов окончательно сбить со следа? Когда Голландию осмотрим, то корабль наймём, чтобы плыть в Англию. А как только выйдем в открытое море, то капитана сразу и плотно забросаем ефимками, и – в Балтику…. Можно высадиться и в Курляндии, а можно и дальше идти: до устья реки Невы. Красивые там места, очень интересные. Вот где бы заложить большой порт торговый…. Ещё потом можно будет по Неве выйти в озеро Ладожское, вдоль его берега дойти до устья реки Волхов. А по Волхову доплыть до самого Новгорода, а там уже и до Москвы – рукой подать…. Этим путём сам Рюрик пришёл на Русь…

– Рюрик, говоришь? – заинтересованно вскинул вверх правую бровь царь. – Ну-ну! Интересно. Подумаю – над твоим предложением, охранитель…

В городке Ксантене, что располагался на пологом берегу Рейна, они наняли два крепких плоскодонных баркаса и пошли вниз по течению великой европейской реки, на встречу с Атлантическим океаном. По совету Якова Брюса, баркасы свернули правым рукавом Рейна и вскорости добрались до первых шлюзов, ведущих в знаменитые голландские каналы.

– Вот они какие – шлюзы! – громко восхищался Пётр, увлечённо разглядывая шлюзное хозяйство. – Умно придумано, умно! Надо будет также сделать: на нашем канале между Волгой и Доном…

По прямым и узким каналам баркасы шли на «конной тяге»: каждое судно тянули по две лошади – специальной тяжеловозной породы, размеренно идущие по разным берегам. Все поля, видимые с баркаса, были разбиты на разноцветные (в зависимости от выращиваемых культур), квадраты и прямоугольники.

– Вся-вся земля у них в деле! – в восхищении хлопал себя по костистым коленям царь. – А у нас – пустошь на пустоши…. Эх, лень русская! Ужо, когда вернусь – буду у помещиков нерадивых отнимать землицу пустующую…

– Правильно, государь! – одобрил Егор и тут же развил эту тему: – И не только землю, но крепостных крестьян отбирать надо! Отобрали, и на те же самые наделы земельные и посадили! При этом ещё и пообещать можно, мол: «Если поставишь за десять лет государственной казне столько то пшеницы, ржи, или там – мяса разного, то и вольную получишь». А что такого? Какая разница: крепостной крестьянин или – вольный? Лишь бы работал неустанно, землю пахал, сеял, скотину выращивал бы…. А, если ещё и порт торговый заложить на Балтийском море, то точно – завалим весь мир житом да пшеничкой русской…

– Может ты и прав, Алексашка, – немного подумав, согласился Пётр: – В Европе то – все землепашцы вольные. А работают как, видел? Нам только и остаётся – завидовать, да тайком утирать слюни…

Одного только царь не одобрял, пессимистически ухмыляясь:

– Зачем им так много разных цветов? Баловство одно и трата денег! Столько земли – глупостью занято…

Действительно, поля с зерновыми культурами и созревающими овощами регулярно чередовались с земельными участками, на которых выращивались самые различные цветы: гиацинты, нарциссы, левкои, тюльпаны – всевозможных расцветок….

– Не скажи, мин херц! – не соглашался Егор. – На цветах можно делать даже очень приличные деньги…

– Ну и как, скажи на милость?

– Да – очень просто. Сами то цветы – голландцы скармливают своим коровам и козам, а вот луковицы, из которых те цветы произрастают, их то они и продают…

– Кому продают-то?

– Ну, графам разным, маркизам, князьям, прочим денежным людям, у которых есть замки, или просто большие загородные дома, окружённые парками. В Европах принято – перед парадными входами домов людей знатных и богатых – клумбы разбивать цветочные, в парках – также….

– Ну, если так оно, тогда конечно! – согласно покивал головой Пётр и неожиданно размечтался: – Вот, прогоним шведа с берегов моря Балтийского, заложим там большой город – с дворцами и парками…. Тогда и придётся посылать гонцов в эту Голландию – за лукавицами цветочными…. Да что там – гонцов! Я, в таком раскладе, и сам лично – приеду за этими луковицами, да и тебя, Алексашка, прихвачу с собой…

Трое суток – с ночными остановками, плыли по этой цветочной сказочной стране, не уставая восхищаться местными красотами. Вдоль берегов канала часто попадались маленькие хуторки, состоящие из трёх-пяти аккуратных домиков под крутыми красно-коричневыми черепичными крышами, на которых располагались гнёзда аистов и журавлей. Иногда – в загадочной голубоватой дали, вырастали очертания городов и городков, силуэты средневековых замков – с многочисленными башенками, и величественных католических соборов. И мельницы: десятки, сотни, тысячи этих крылатых сооружений, разбросанных, такое впечатление, повсюду…