Текст книги "Кодекс Снеговика"

«А вот это удачная фраза, – подумал Снеговик. – Она годится даже для Кодекса».

«А вот это я здорово сказал. Надо запомнить», – подумал Игорь Станиславович и мысленно еще раз повторил эту фразу…

Снеговик решил больше не слушать их и сосредоточиться на разговоре Анюты и Создателя, но в это время Софья Андреевна вдруг обратила внимание на него самого.

– Смотри, Гарик, какая прелесть! Додумался же кто-то…

Игорь Станиславович покосился на Снеговика враждебно. Он остался недоволен тем, что жена никак не отреагировала на мудрость сказанного им афоризма.

– Всего лишь снежная баба, – сказал он равнодушно и передразнил жену: – Моветон.

– Гарик! Ну, как же ты не видишь? Ты сам говорил, что граффити – это потаенная тяга народа к творчеству. Чем хуже эта баба? Смотри, как они приспособили ведерко из-под краски! Помнишь ту выставку в Гамбурге, где была фигура дворника, сделанная полностью из зубных щеток?…

«Неужели из одних зубных щеток», – заинтересовался Снеговик, и ему захотелось тут же копнуть глубже в мозг женщины, чтобы разглядеть этого дворника.

На это ушло еще некоторое количество энергии. Дворник его впечатлил…

– Понимаешь, пап, – Анюта подыскивала слова. – Такое дело у меня к тебе… Только ты не подумай, что я сумасшедшая…

Вадим насторожился. Он понял, что дочь сейчас впервые хочет поговорить с ним о чем-то очень важном для нее – действительно важном. До этого дня серьезных доверительных разговоров между ними не случалось. То ли у нее не было в этом необходимости, то ли она думала, что с папой ни о чем серьезно говорить нельзя.

– Говори, как есть, я постараюсь понять, – он хотел взять дочь за руку, но она выдернула ее.

– Пап…

– Что?

– Я хочу сказать тебе про снеговика.

– Про снеговика? Про какого снеговика?

Вадим ожидал, что Анюта сейчас пожалуется ему на какую-нибудь проблему в школе. Про то, например, что ей нравится какой-то мальчик, или про то, что лучшая подруга предала ее – то есть какую-то человеческо-детскую пустяковину, которую трудно понять с высоты взрослого мировоззрения. Но дочь сказала «снеговик» и этим словом сразу нарушила весь предупредительный ход его мыслей…

– Ну, тот снеговик, которого мы с тобой сделали… То есть, это ты его сделал. Он так тебя и зовет – Создатель…

– Кто зовет?

– Пап, ты только не думай обо мне ничего плохого.

– Да почему я должен думать о тебе плохо. Ты что хочешь сказать об этом снеговике?

Вадим даже немного разнервничался.

– Пап, не волнуйся.

– Я пока не волнуюсь.

– Ты уже волнуешься.

– Я не волнуюсь.

– Хорошо. А если я скажу, что этот снеговик живой?…

«Эх, – подумал Снеговик. – Не так надо было…»

– Что? – не понял Вадим.

– Пап, я еще раз прошу…

– Снеговик живой. Я понимаю… А-а… Теперь я окончательно понимаю. Снеговик живой. Он встречает Деда Мороза и показывает ему, в каком доме ждут его подарков. Так?

– Пап! Деда Мороза не существует.

Пауза.

– Не понял. А кому ты писала письмо?

– Я тогда еще не знала, что Деда Мороза не существует, но Снеговик сказал мне об этом…

– Кто сказал?

– Пап, ты только не подумай.

– Я ничего не думаю… Ты что хочешь мне сказать?

– Пап… Со мной разговаривал Снеговик…

«Кажется, зря я это сказала», – тут же пожалела Анюта.

«Зря она так прямо в лоб», – подумал Снеговик.

– Пап, – Анюта была на грани отчаяния. – Пойми… Это все снеговик сделал… Он сказал про цунами в Индонезии, он сделал так, что я стала играть каждое утро на скрипке и читать «Денискины рассказы», он сделал так, что ты стал играть на гитаре, и мы с тобой сегодня вместе вальс Петрова… Он знает все… Он знает, что в Новый год наш поселок подожгут…

Вадим достал еще одну сигарету из пачки.

– Снеговичок, – позвала Анюта.

Снеговик молчал.

– Снеговичок, – еще раз позвала Анюта. – Мне срочно нужна твоя помощь.

– Я тебя не подслушиваю, – отозвался тот.

– Ты меня все-таки слушаешь! – обрадовалась она.

– Я не подслушиваю. Я лишь слежу за твоим разговором. Ты наделала много ошибок…

– Я знаю. Сейчас не об этом… Мне нужны какие-то доказательства, чтобы он поверил мне. Не мог бы ты сейчас предсказать еще одно цунами в Индонезии.

– В ближайшие несколько лет такого сильного цунами в Индонезии не предвидится.

– А в Гренландии?

– Не знаю, Анюта. Чтобы что-то узнать про другие страны, мне нужно много энергии. У меня ее сейчас нет в достаточном количестве. Если ты хочешь доказательств попроще, то задай папе вопрос: сколько фрикаделек будет сегодня у него в тарелке на обед. Много энергии на это мне не понадобится…

– Мы с тобой еще говорим серьезно? – спросил Вадим, закурив.

– Пап, – сказала Анюта. – Ты ничего сейчас не говори. Я просто тебе скажу то, что я знаю, а ты потом скажешь, что ты об этом думаешь. Мне нужна твоя помощь.

– Ты что-то натворила?

– Пап! Ну, не будь мамой! Почему сразу натворила. Я хочу с тобой поговорить о важном.

– О том, что наш поселок подожгут?

– Да…

– Об этом тебе сказал снеговик. Лично сказал.

– Пап…, – у Анюты дрогнул голос. – Пап, я так надеялась, что ты мне поверишь. Я не сумасшедшая, пап. Честное слово. Ну, почему ты мне не веришь? Мне больше некому про это рассказать. И никто мне не поможет. А потом, когда поселок сожгут и наш дом сгорит, ты уже будешь знать, что я не сумасшедшая, но будет поздно…

Девочка чуть не заплакала. Вадим почувствовал своим зачумленным взрослым сердцем, что ребенок изо всех сил пытается ему что-то бережно донести, но не знает, как передать это из рук в руки, потому что они с ней находятся на разных высотах, в разных пространствах.

– Нюсь, – Вадим обнял ее. – Я очень хочу тебе поверить, но мне трудно. Помоги мне. Согласись, что это звучит странно. Мы – взрослые не верим в говорящих снеговиков. Но я могу сделать над собой усилие и терпеливо выслушаю тебя. Что бы ты ни сказала, я не буду перебивать…

«Спроси про фрикадельки и отложи разговор на вечер», – посоветовал Снеговик.

Анюта шмыгнула носом, неловко махнула ладонью по щеке, стирая остатки предательской слезы.

– Что бы ты мне поверил, я хочу задать тебе один вопрос.

– Задавай.

– Сколько у тебя сегодня будет фрикаделек в тарелке?

– Каких фрикаделек?

– Обычных.

– Причем здесь фрикадельки? Мы же говорили про снеговика…

– При том, что мама приготовит суп с фрикадельками.

– Она не собиралась готовить суп с фрикадельками.

– Это ты так думаешь. Ответь: сколько будет фрикаделек у тебя в тарелке?

– Не знаю.

«Восемь», – подсказал Снеговик.

– У тебя будет восемь фрикаделек.

– Ну, и что.

– А то, что мне Снеговик это подсказал прямо сейчас. Если так и будет, то, значит, я говорю правду. И ты будешь обязан мне поверить. Пошли, – она встала и подобрала лыжи.

Вадим тоже встал. Он находился в смятении и полном недоумении. Он вообще не понимал, что такое сейчас между ними произошло. Что-то странное, пугающее и, между тем, интригующее. Будто бы фугу Баха прослушал – ничего не понял, но осталось ощущение потустороннего эффекта. Он и сам сейчас желал, чтобы у него в тарелке оказалось именно восемь фрикаделек…

– Между прочим, – сказал Вадим, прежде чем тронуться в обратный путь. – Дед Мороз все-таки существует. И ты сама это увидишь в Новогоднюю ночь.

Анюта даже не обернулась на его слова. Она шла по лыжне в сторону поселка, обхватив в охапку лыжи и палки…

Когда муж и дочь ушли, Катерина некоторое время занималась обычными строительно-монтажными работами. Потом она открыла холодильник, чтобы глотнуть минералки, и, как это бывает со всеми женщинами, задумалась не о том, чтобы ей укусить в данный момент (как это бывает с мужчинами), а о том, что же приготовить на обед…

«Побаловать, что ли, моих музыкантов», – мелькнула мысль, когда взгляд упал на замороженный фарш в полиэтиленовом пакете. Давненько она не делала суп с фрикадельками. Вадим и Анюта его очень любили…

Катерина после того, как купила этот дом, перестала готовить блюда, в которых нужно было делать больше трех действий (вскипятить воду, бросить в воду продукт, достать продукт из воды). Все, что выходило за рамки этих трех действий – означало «побаловать». А ведь до того, как был куплен этот дом, она даже пироги иногда пекла…

Катерина решительно достала фарш, поставила его в микроволновку размораживаться и, на ходу вспоминая рецепт, стала доставать все ингредиенты, которые приходили ей на память. Когда она заглянула в нижний отсек кухонного шкафа, чтобы достать вермишель и приправы, то едва не ткнулась пальцами в дохлую мышь. Мышка, по всей видимости, умерла только что – еще подрагивали ее вскинутые вверх от брюшка лапки, а где-то рядом еще летала ее мышиная душа…

Катерина завизжала, резко захлопнула дверцу шкафчика и отскочила километров на тридцать назад (как ей бы того хотелось).

«Псись!» – Снеговик сразу догадался, что суп с фрикадельками под угрозой и хотел что-то предпринять, но в это время его отвлек обострившийся запах интриги…

Синий микроавтобус марки «Форд» просигналил, подъехав к воротам поселка. Прохор в будке, услышав шум мотора, залаял. Охранник Сергей, прежде чем открыть ворота, подошел к машине – так требовала инструкция.

– Как мне найти Алексея Михайловича? У нас с ним договорено о встрече, – спросил водитель, спустив стекло.

Охранник достал телефон и позвонил. Алексей ответил: «Пропусти». Сергей открыл ворота и объяснил водителю:

– Езжайте по этой дороге вниз, на втором повороте первая же изба справа.

Рядом с водителем место было пустое, а остальные окна в фургоне были сильно затонированы, и поэтому не видно было, кто еще находится внутри. Сергей для себя отметил этот факт, как подозрительный, но анализировать дальше не стал. Несмотря на плохую конъюнктуру на рынке загородной недвижимости, в поселок частенько приезжали разные потенциальные покупатели. Правда за последний год никто из них на покупку дома так и не решился. Они только смотрели, фотографировали и уезжали, чтобы больше не вернуться…

«Форд» поехал в указанном направлении. Прохор еще некоторое время погавкал и перестал.

– Зачем ты так часто ругаешься? – спросил его Байкал.

Он, как и прежде, лежал, положив голову на лапы, в дальней части этой огромной будки, но взгляд его уже не был таким печальным как в первый день.

– Злость кормит меня, – ответил Прохор. – Если я не буду ругаться и лаять, меня перестанут кормить.

– Но ведь я не лаю.

– Ты Чудак. Чудаков всегда кормят ни за что.

Байкал не понял, хотел ли этими словами Прохор его оскорбить, или просто сказал то, что думал.

– Давай, в следующий раз я буду лаять, а ты отдохни, – предложил он.

Прохор ухмыльнулся, обнажив свои страшные клыки.

– Чудак ты и есть чудак. Разве ж для меня полаять – это труд. Я же так развлекаюсь. Если бы мне дали свободу, я бы тут всех облаял и всех перекусал, – Байкал грозно рыкнул. – Я бы тут такого шума наделал…

– Какое же в этом удовольствие? – удивился Байкал.

– А ты когда-нибудь кусал человека?

– Нет… Впрочем… Меня как раз посадили на цепь за то, что я чуть не укусил одного мальчишку. Но мне об этом сейчас вспоминать не очень приятно.

– Дурачок. Вот если бы ты его укусил, то сейчас думал бы только о том, как бы еще раз укусить. Вкус крови – это вкус битвы. Собака для того и создана, чтобы рвать и кусать. Собака – настоящая собака, а не эти жизели-лютеции-шмеции – создана для битвы. В нас живет волк. Древний волк. Люди сделали нас рабами…

– Никогда не думал об этом.

– А отец тебе об этом не говорил?

– Я не помню своего отца.

– Тогда понятно.

Кроме шофера, в «Форде» были еще два «специалиста» – он и она. Алексея не предупредили, что одним из исполнителей операции будет девушка – миловидная, довольно хрупкая, с толстой косой свисающей на грудь из под мехового капюшона.

– Мы созванивались с Тарасом Александровичем, он сказал, что вы покажете нам дома в поселке, – сказал мужчина-специалист.

– Да-да, я в курсе, – поспешил ответить Алексей, подозрительно оглядывая гостей.

Мужчина тоже не тянул на роль «боевика». Чахлый он был какой-то и, что самое удивительное, в очках, которые придавали ему сходство с гайдаевским Шуриком. Голливудское воспитание приучило Алексея к тому, что мышечная масса у подобных людей должна иметь первенствующее значение. Эти же с виду ни чем не отличались от обычных людей. Повстречай он их на улице города, не заметил бы, а если бы и заметил, то подумал бы, что студенты или едва оперившиеся инженеры.

– Тогда давайте не терять времени, – предложил Шурик-очкарик.

Девушка улыбалась и молчала.

– Алена, достань фотоаппарат, пожалуйста, – сказал ей очкарик.

– Ой, совсем забыла – голосок у нее был почти детский.

Она нырнула внутрь микроавтобуса и через несколько секунд вылезла оттуда с японской мыльницей в руках.

– У вас ведь можно фотографировать? – спросил очкарик.

– Конечно, – ответил Алексей, а сам подумал: «Может быть это не они?».

Очкарик словно подслушал его мысли. Продолжая сохранять выражение лица неловкого студента, он сказал тихо:

– Ведите себя естественнее, Алексей Михайлович, и проведите нас по всему поселку. Неспешно…

В этом утробном голосе чувствовался настоящий «специалист». Алексей посмотрел очкарику в глаза и содрогнулся. Он понял, что студент, если захочет, может убить его одним взглядом. В глаза девушки он посмотреть не решился…

Те аборигены, которые перед обедом вышли прогуляться, могли наблюдать эту картину под названием «Парочка и с ними Алексей». Парочка все снимала на фото, Алексей их сопровождал и что-то воодушевленно рассказывал им возле каждого дома. «Ишь, как старается», – презрительно косились на него аборигены. Хотя когда-то Алексей и перед ними вот так же расшаркивался, а они тоже снимали избушки на фото и слушали Алексея, веря каждому его слову. Всем из них тогда Алексей казался симпатичным молодым человеком. Теперь же все они были уверены, что Алексей коварно обманул их, заставив купить эти дома на самом пике цен…

Юлий Васильевич тоже обратил внимание на эту парочку молодых людей. Он видел как девушка с длиной косой, выбивающейся из-под капюшона, сфотографировала снеговика. Ему это показалось странным…

«Спасись сам, и спасутся тысячи вокруг тебя»

Кодекс Снеговика

Уже на подходе к калитке поселкового забора, Анюта вдруг резко остановилась и обернулась к шедшему сзади Вадиму.

– Фрикаделек не будет, – сообщила она, недовольно глядя на папу.

Это недовольство со стороны дочери чувствовалось на протяжении всей обратной дороги. Вадим пытался с ней заговаривать, но Анюта либо ограничивалась в ответах одним словом, либо просто не отвечала.

– Жалко, а я уже настроился, – попытался пошутить Вадим, но по виду дочери понял, что его шутка снова не принята. – А что случилось? Снеговик изменил планы?

– Это мама изменила планы. Ей Псись помешал.

– Кто помешал?

– Мышонок… Потом все узнаешь. Мама решила сделать котлеты.

– Тоже неплохо. И сколько мне будет положено котлет в тарелку.

«Сколько котлет?» – спросила Анюта Снеговика.

«Пока не ясно. У меня энергии не хватает. Всего котлет будет пятнадцать или шестнад…», – голос Снеговика оборвался.

– Закончилась, – с досадой произнесла девочка.

– Кто закончилась? – осторожно переспросил папа.

– Энергия у Снеговика закончилась. Ему нужно подзарядиться. Он успел сказать только, что всего котлет будет пятнадцать или шестнадцать. Ты должен его сегодня погладить.

– Кого погладить?

– Снеговика.

– Зачем мне его гладить?

– Дома объясню, – сухо ответила Анюта и пошла дальше.

«Снеговику не хватило энергии, – Вадим осмысливал сказанные дочерью слова. – Это все компьютерные игры виноваты. Снеговики у них теперь не просто с ведром и морковкой, они еще должны заряжаться, как покемоны».

Едва войдя на территорию поселка, Вадим сразу столкнулся с Алексеем. У него не было никакого пространства для маневра, чтобы избежать этой встречи.

– Здра-авствуйте, – Алексей обрадовался так, словно увидел лучшего друга.

Он был не один. Незнакомая девушка с косой и молодой человек в очках тоже улыбались.

Вадим был окружен, и лыжи на ногах мешали ему обогнуть эту компанию. Он вынужден был воткнуть правую палку в снег и пожать протянутую теплую ладонь.

– Иди, Аня, домой, я сейчас приду, – сказал он дочери.

Анюта прошла немного вперед по дороге, но остановилась, чтобы подождать папу. Идти домой одна она не хотела. Нужно было обязательно прийти вместе, чтобы папа не подумал, что они с мамой успели договориться насчет котлет…

– Помните, мы с вами разговаривали про фото? – Алексей продолжал держать Вадима за руку, словно боялся, что тот все-таки удерет от него.

– Да, помню, – Вадим поморщился, как от зубной боли.

– У нас как раз фотоаппарат сейчас имеется. Познакомьтесь, – Алексей повернул голову в сторону своих попутчиков. – Это ваши возможные соседи. Они как раз осматривают дома…

– Алена, – представилась девушка и едва заметно присела.

– Игорь, – сказал молодой человек и протянул руку.

Вадиму пришлось сделать еще одно пожатие. Слишком много знакомств для одного дня.

Игорь был похож на Шурика из «Кавказской пленницы» – такой же с вида простодушный.

– Алена, – попросил Алексей, – позвольте воспользоваться вашим фотоаппаратом. Мы сейчас сделаем снимок, а вы потом скопируете его на мою флэшку.

– Конечно, – радостно согласилась девушка. – Что будем снимать?

– Меня и Вадима… э-э… к сожалению я не знаю его отчества, но это уникальный человек. Если бы вы были постарше, вы бы его обязательно узнали.

– А я узнал, – заявил вдруг очкарик. – Вы же в «Спартаке» играли?…

Вадим еще больше забеспокоился и бросил на Алексея откровенно недоброжелательный взгляд.

– Давайте поторопимся, – раздраженно попросил он. – Мне домой пора, фрикадельки есть…

Алена вскинула фотоаппарат на уровень лица. Алексей встал рядом с Вадимом и с неожиданной фамильярностью положил ему руку на плечо. Вадим не успел ничего предпринять.

– Готово, – весело объявила Алена. – Хотите взглянуть?

– Конечно, – Алексей подскочил к ней, чтобы посмотреть снимок на дисплее.

Вадим, не попрощавшись, поспешил поскорее проскочить в образовавшееся свободное пространство на дороге.

– Огромное вам спасибо! – крикнул ему вдогонку Алексей.

– Зачем они тебя фотографировали? – поинтересовалась Анюта у папы, когда они приближались к их дому.

– Делать им просто нечего, вот и фотографируют все, что попало, – неохотно ответил Вадим.

О том, что он когда-то был знаменитым футболистом, Анюта не знала. У Вадима с Катериной была такая договоренность, что ребенок об этом знать не должен. Анюта только знала, что папа когда-то любил играть в футбол, но она и предположить не могла, что всего десять лет назад его портреты печатали на первых страницах газет.

– Зачем вам понадобилась эта фотосессия? – утробным голосом спросил очкарик, продолжая на всякий случай улыбаться.

– Вы же сами, сказали вести себя естественно, – оправдывался Алексей, разглядывая снимок на дисплее. – Я у него давно клянчу этот фото. Было бы странно, если бы я сейчас упустил такой момент. Смотрите, как я отлично здесь получился.

– Зато у него такой вид, словно он только что снова пропустил гол от «Ювентуса».

– А вы его действительно помните?

– Я помню все, что когда-то увидел. К несчастью, этот матч я видел, когда мне было пятнадцать лет.

– Пойдемте дальше, – предложила Алена, и они продолжили путь по улицам поселка.

Алексей, несмотря на то, что прибытие этих «специалистов» существенно испортило ему настроение, сейчас был доволен и собой, и тем, что оказался в нужном месте в нужный час. На самом деле это фото было ему необходимо. Как всякий маленький человек, он любил самоутвердиться за счет знакомства с людьми немаленькими. Вадим был не первым большим человеком, с которым Алексею довелось сфотографироваться в своей жизни. Все эти фотографии висели в кабинете (у него был свой кабинет) в его небольшом доме, который он купил не так давно. Любой гость, посещавший его дом, первым делом был подводим к стене, где висели эти фотографии. Фото с Вадимом должно было стать одной из жемчужин его коллекции…

– А вот этот дом единственный в нашем поселке, который имеет автономное газовое снабжение, – Алексей подвел гостей к владениям дамы из Амстердама. – Это тот самый дом, – более тихим голосом добавил он.

Алена сделала два снимка. Очкарик мельком глянул на очертания дома и забор, окружавший его. Они ничего не сказали друг другу, словно этот дом не имел для них никакого значения, и пошли дальше, не оборачиваясь.

Катерина выглядела совершенно выбившейся из сил – этот обед вымотал ее. Когда Вадим и Анюта вернулись, она даже не спросила их, как они провели время. Вадим тоже был не в духе, но по виду Катерины он сразу понял, что сейчас не время разыгрывать карту своего плохого настроения.

Он поставил лыжи в угол и снял ботинки.

– Что произошло? – спросил Вадим.

– Поздравляю. У нас мыши, – сообщила Катерина такой торжественной интонацией, словно случилась беда, о наступлении которой она давно всех предупреждала.

– Мыши?

– Да, мыши! Дохлые серые мыши. Я чуть в обморок не упала.

Вадим не удержался от улыбки.

– Она не дохлая, – как бы между прочим заметила разувавшаяся Анюта. – Это Псись. Он умеет превращаться мертвым.

– Господи, какой Псись! – воскликнула Катерина и взялась пальцами за виски. – Я с ума скоро сойду.

В доме вкусно пахло котлетами.

– Подожди, подожди. Объясни все по порядку, – Вадим обнял жену за плечи одной рукой.

– Да что тут объяснять?! Я хотела сделать суп с фрикадельками. Сунулась за вермишелью… А там мышь… Дохлая… Я полчаса в себя прийти не могла… Руки дрожат до сих пор.

– Ты хотела приготовить суп с фрикадельками? – переспросил Вадим и посмотрел на Анюту.

Та сделала непричастное выражение лица, сняла шубку и пошла на второй этаж.

– Да. Я хотела приготовить суп с фрикадельками. Тебя это удивляет?

– Так, – произнес Вадим. – Насколько я понимаю, фрикадельки были в итоге заменены котлетами.

– А ты откуда знаешь?

– Пахнет… И сколько же получилось котлет.

– Какая разница? Я их не считала, – раздраженно ответила Катерина. – Ты лучше решай, что делать с мышами. Они же нам все провода здесь перегрызут…

– Где этот Псись?

– Какой Псись? Вадик, ты о чем?

– Где эта дохлая мышь? В каком шкафчике?

– Да вот здесь же, – Катерина уже хотела открыть этот шкафчик, но на полпути рука ее отдернулась. – Я боюсь, Вадик. Я с детства боюсь мышей… Тем более дохлых.

– Не бойся, Маша, я Дубровский, – Вадим решительно дернул дверцу шкафчика.

Никакой мыши там не было.

– Так, – сказал Вадим и не менее решительно открыл кастрюлю, в которой лежали поджаренные котлеты.

Он стал вынимать их по одной и считать.

– Вадик?… – Катерина не могла понять, что происходит с мужем. – Ты что делаешь?

– Считаю котлеты, не перебивай меня… девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать… Не понял… Должно быть, как минимум, пятнадцать…

– Вадик, – прошептала Катерина с ужасом. – Я одну съела, пока готовила…

– Значит, все сходится.

– Что сходится.

– Псись сходится! И снеговик сходится… И вообще… Мне надо немного водки.

Со второго этажа зазвучала скрипка.

– Мне тоже надо немного водки, – Катерина устало села на стул. – Возьми там… Под лестницей…

Анюта сыграла этюд. Потом сыграла сонату. Потом – вальс Петрова. В перерывах она прислушивалась к звукам, доносящимся с первого этажа, но там было тихо.

– Ты неправильно играешь, – сказал Снеговик.

Анюта вздрогнула от неожиданности. Он не ожидала услышать его голос.

– Ты где сумел подзарядиться?

– У меня есть возможность включать кое-какие резервы. Сейчас немного подморозило. Это мне помогает.

– Тут столько такого произошло… У меня есть к тебе вопросы…

– Я знаю все твои вопросы. Но сейчас я хочу заняться с тобой музыкой.

– Надоела мне эта музыка.

– Ты просто не умеешь ее слышать, а главное – ты не умеешь слышать себя. В музыке – в настоящей музыке – надо искать не мелодию, а созвучия с самим собой.

– Ты говоришь, как Галина Владимировна.

– Она настоящий педагог и настоящий музыкант. Она все правильно говорит, но не может найти нужного для тебя слова. Тебе необходим только небольшой толчок. Давай попробуем еще раз. Сыграй Ридинга.

– Лучше Петрова.

– Петров слишком мелодичен. Хорошая мелодия не позволяет музыке понять ее. В ней не видны краски, а в серьезной музыке очень важны краски.

– Краски?

– Да. Здесь очень много красок… Сыграй Ридинга. Я тебе помогу…

Анюта вскинула смычок и начала играть, но после первого же такта остановилась от испуга – музыка взорвалась настоящим цветным фонтаном в ее голове.

– Продолжай, продолжай, – потребовал Снеговик.

Это был самый прекрасный этюд, из тех, что она играла до сих пор. Анюта видела много-много красивых калейдоскопов, которые разворачивались перед ее глазами, играли бликами, меняли оттенки. Девочка совсем не следила за пальцами, музыка лилась из нее и тут же вливалась в нее…

– У нас растет очень талантливая дочь, – сказал Вадим, разливая водку по рюмкам.

Еще никогда он не слышал, чтобы дочь играла так вдохновенно, как сегодня. Но вместе с тем, у него росло беспокойство внутри. Все эти снеговики, псиси, котлеты и ее талантливость, которая сейчас наглым неприкрытым образом исторгалась со второго этажа – это все не могло не беспокоить. Он не знал, что лучше – иметь талантливую дочь с присущими таланту признаками безумия, или иметь обычного, в меру способного ребенка без всех этих отклонений за пределы нормальности.

– Ты мне все-таки объяснишь? – спросила Катерина.

Она запьянела от второй рюмки.

– Что?

– Про пятнадцать котлет.

– А…

Вадим мысленно искал удобоваримую версию.

– Не увиливай…

– Я не увиливаю… Просто мы с Анькой поспорили.

– О чем?

– Она сказала: «Как ты думаешь, что мама приготовит на обед?»… Мы были такие голодные после этой пробежки, что думали только о еде… Я замечтался и сказал, что ты приготовишь суп с фрикадельками…

– Суп с фрикадельками? Ты же почти угадал!

– Почти… А Анюта сказала, что ты приготовишь котлеты…

– Фантастика!

– И мне удивительно… А потом я сам предложил угадать сколько котлет приготовит мама… Ну, просто дурачился. Игра у нас такая была, пока шли…

– Ну?

– Она сказала пятнадцать, я сказал четырнадцать… Вот и выиграл.

– Но я же съела одну.

– Не считается. Разговор шел о том, сколько котлет будет на столе…

– Но она в принципе угадала. Она выиграла, – Катерина сразу раскраснелась.

– Котлет было четырнадцать…

– Но ведь изначально их было пятнадцать! – она подалась вперед и грозно вперилась в мужа захмелевшими глазами…

– Мама, папа. Вы чего?

Катерина и Вадим в пылу спора не заметили, что Анюта перестала играть и спустилась на первый этаж.

Она застала их в весьма необычной диспозиции. Во всяком случае, раньше, ей никогда не приходилось видеть такую сцену. Папа и мама сидели за столом, между ними стояла кастрюля с котлетами и бутылка водки. Бутылка водки была на половину пустая или на половину полная – в зависимости от того, как на нее посмотреть.

– Снеговичок! – воззвала девочка с тревогой в голосе.

– Что? – с готовностью откликнулся тот.

– Мои родители алкоголики?

– А ты знаешь, что такое алкоголики?

– Конечно. Это те, кто пьет водку.

– Все люди пьют водку. Во всяком случае, все люди в этой стране пьют водку. Но не все из них алкоголики. Успокойся девочка. Твои родители сейчас проходят сложный период адаптации к новым условиям жизни. Для них водка вроде лекарства. Спроси лучше у них, сколько котлет было в кастрюле.

– Сколько котлет было? – спросила Анюта.

– Четырнадцать, – первым ответил Вадим.

– Не слушай его, доченька, – запротестовала Катерина. – Котлет было пятнадцать. Я просто одну съела, пока готовила…

– Но в итоге было четырнадцать…

– Не будь таким мелочным, Агеев. Это же ребенок. На что вы поспорили? – Катерина требовательно уставилась на дочь.

Та не сразу поняла, о чем идет разговор, но Снеговик быстро ввел ее в тему.

– На поездку в Париж, – вдруг выпалила Анюта.

– Куда? – Катеринин задор сразу ослаб.

– В Париж, мама. Я сказала, что если я выиграю, то вы с папой в марте поедете в Париж.

– Подожди… Почему в марте?… Почему в Париж?… Вообще-то котлет было четырнадцать…

Катерина посмотрела на мужа.

– Вы действительно спорили на Париж?

Вадим не знал, что сказать:

– Ну…

– Папа, надо отвечать за свои слова.

– Да.. Мы на это спорили…, – выдавил из себя Вадим, внимательно глядя на дочь («Что она задумала?»).

– Хорошо, – Катерина, не мигая, смотрела на мужа. – А если бы ты выиграл?

– Он…, – хотела помочь папе Анюта.

– Молчать! – вдруг выкрикнула Катерина. – Пусть папа сам скажет. Ну? Чтобы ты хотел в качестве выигрыша.

Вадим тщательно разжевывал котлету, выгадывая время.

– Я бы хотел… Чтобы Анюта… Чтобы Анюта сыграла на скрипке «Полет шмеля».

– Папа!…

– Но ведь так и было.

– Ладно, – быстро согласилась Анюта. – Все равно ты проиграл.

Катерина, вдруг, сильно хлопнула ладонью по столешнице, как распорядитель аукциона молотком.

– Все понятно!.. Я единственная, кто здесь решает. Только я знаю, сколько котлет было на самом деле. Их было семнадцать…

– Мама!…

– Кать… Ты же сама сказала.

– Я соврала. Их было действительно семнадцать. Просто я постеснялась сказать, что съела целых три котлеты. А это значит, что оба вы проиграли.

– То есть, никто никому ничего не должен, – обрадовался Вадим.

– Нет, – отрезала пьяная Катерина. – В марте мы все вместе едем в Париж. А Анька учит «Полет шмеля».

– Мам! Ты врешь!

– Как ты смеешь такое говорить матери?!

«Она врет?» – тут же спросила Анюта Снеговика.

– Она говорит то, что сейчас просто необходимо вашей семье, – ответил тот.

– Значит, она врет, или ты врешь.

– Согласно Кодексу, я не имею права говорить неправду… Но поверь, что твой «Полет шмеля» очень многого сейчас значит.

– Да?! А ты видел ноты этого «Шмеля»? Я никогда в жизни не смогу это сыграть.

– Поверь мне, девочка. Ты сможешь сыграть все, что придумано на этой планете, а также то, что еще не придумано…

– И это будет так же красиво, как этюд Ридинга?

– Это будет еще красивее. С сегодняшнего дня ты будешь просто купаться в этой красоте, если будешь трудиться. Запомни, гений – это пять процентов таланта и девяносто пять процентов…

– Да знаю я. Ты опять говоришь, как Галина Владимировна…

Когда уже начало темнеть, микроавтобус марки «Форд» с потенциальными покупателями покинул территорию Бархан. И только Алексей знал, что сами «покупатели» остались в поселке.

Он расположил их на втором этаже штабной избы. Мебели здесь не было. Алена сразу после прогулки легла спать прямо на пол в спальнике, который привезла с собой. Очкарик Игорь тоже расположился на полу, но он некоторое время читал какой-то текст на экране своего ноутбука.

– Чаю не хотите? – спросил Алексей, заглянув в их комнату.

– Нет, – сухо ответил Игорь.

– Если я вам больше не нужен, то я поеду домой.