Текст книги "Кодекс Снеговика"

Вороны разом замолчали.

– Каркать?

– Да. Нам нужно будет всего лишь каркать. И ничего больше. Громко каркать. Разве это трудно? Разве вы этого не любите?

– Когда?

– В Новогоднюю ночь.

– Ночью?

– Да. Примерно в девять часов по человеческому времени.

– То есть по-нашему выходит в семь тридцать пять, – сообразила Клара, которая была самой эрудированной среди ворон…

Идея большого галдежа большинству ворон очень понравилась. Лишний раз покаркать да еще всем вороньим кагалом – замечательное праздничное развлечение. Не понравилось только то, что устраивать этот концерт придется глубокой ночью. Вороны привыкли засыпать на закате и просыпаться ранним утром…

– Я даже не знаю, что такое ночь, я всегда засыпаю, когда исчезнет последний луч солнца, – возмущалась одна ворона.

– Я совер-р-ршенно согласна, – говорила другая ворона, – это слишком поздно. Я буду очень сонная и вряд ли смогу прокаркать хотя бы слово.

– Почему нельзя провести это мер-р-роприятие утром или днем?

– Да потому что, – Каролина теряла последние капли терпения, – потому что, если мы не сделаем это ночью, то к утру от поселка ничего не останется.

– Совсем ничего?

– Ничегошеньки.

– Даже мусорного контейнер-ра?

– Даже контейнер-ра, – подтвердила Каролина. – Он сгорит вместе со всеми домами.

– К тому же, – ободрилась Карина. – Вы все равно не сможете заснуть. Здесь будет столько шума от этих фейер-р-ршварков…

– Ты хотела сказать файер-р-рфарков, – поправила ее Каролина.

– Не важно… Главное, что они никому не дадут спать. А потом будет этот кошмар-р-рный взрыв и огонь, и тогда точно никто не уснет.

– Кстати, – заметила одна из ворон (Клара). – Правильно говорить не файер-р-рфарков, а фейер-р-рверков.

– Клар-р-ра у Кар-р-ла, укр-р-рала кор-р-р-раллы! – хором заорали остальные.

– А Кар-р-рл у Клар-р-ры укр-р-рал фейер-р-верк!

Алексей возвращался от таджиков в третьем часу. Он рассчитывал, что Тарас Александрович как раз в это время должен подъезжать к поселку. Настроение у Алексея было двоякое. С одной стороны, он узнал – кто есть такие таджики, с которыми он проработал несколько лет, но до сего дня мало вникал в их жизнь (а какой был плов!). С другой стороны, он еще сильнее огорчился оттого, что вот этот географический пункт под названием Барханы, где все они так замечательно сосуществовали долгое время, скоро перестанет быть местом их сосуществования…

Над головой снова раскаркались вороны. «Вот же, нечисть», – Алексей взглядом поискал вокруг обломок кирпича или камень, но все было покрыто снегом.

«Все равно, не долго вам здесь каркать», – подумал он и пошел в сторону штабной избы.

– А Кар-р-рл у Клар-р-ры укр-р-рал фейер-р-верк! – вслед ему кричали распоясавшиеся птицы.

Вадим раскидал, наверно, целую тону снега, но, несмотря на усталость, чувствовал себя удовлетворенным. В последнее время физическая работа приносила ему радость – особенно тот момент, когда делался последний взмах.

Он снял сапоги в прихожей, скинул ватник, вошел в дом усталым шагом хорошо потрудившегося хозяина (в этом действии было немного театральности, он сам это осознавал, но не хотел ничего менять), глянул на настенные часы.

– Пора бы и пообедать, – сказал он, войдя в образ.

Катерина стояла у плиты. Она ничего не ответила и не обернулась. В ее позе чувствовалось напряжение, словно она была в обиде на него. Вадим подошел к ней, тронул за плечо. Она нервно передернулась и вдруг всхлипнула.

Он резко развернул ее за плечи. Лицо Катерины было все в слезах.

– Кать… Что случилось? – Вадим не понимал, в чем он провинился.

Она снова отвернулась, пряча лицо, и стала помешивать кипящую воду в кастрюле.

– Катюш?

– Отстань…

– Я все равно не отстану, пока не узнаю.

В доме было тихо. Анюта не обнаруживала себя никаким звуками. Она либо спала у себя наверху, либо неизвестно что еще делала. Единственные звуки – булькающая вода в кастрюле и тикающие часы.

– Катюш, что случилось? – повторил Вадим.

– Ничего, – она вытерла ладонью лицо.

– Но все же? Ты почему плачешь?

– От счастья…

– От чего?

Катерина повернулась к нему, распахнула глаза. Вадим залюбовался этим лицом – блеск ее влажных глаз выдавал многое…

– Понимаешь, Вадик…, – она запнулась, подыскивая слова. – Я второй день чувствую, что переживаю самые дорогие в жизни минуты и не могу их остановить… Анютка играла гамму… Я заслушалась… Потом она замолчала. Я поднялась на верх, а она читает «Денискины рассказы» и… И шевелит губами (голос у Катерины дрогнул) … Я спустилась вниз, посмотрела в окно, увидела, как ты раскидываешь снег… Мне, вдруг, так стало жалко, что этого всего может никогда больше не быть… Я боюсь, Вадик. Боюсь, что это никогда не повторится…

Слезы побежали по ее лицу. Вадим крепко-крепко обнял ее, и они долго-долго стояли вот так – обнявшись – под звук кипящей воды. Он давно уже не чувствовал такого душевного трепета. Кажется, в последний раз такое же чувство у Вадима возникло в момент их первого с Катериной поцелуя…

– Мам. Пап, – раздалось у них за спиной. – Я уже кушать хочу…

«Со злом бороться сложно – оно очень убедительно и симпатично»

Кодекс Снеговика

Тарас Александрович прибыл в поселок в четвертом часу. Алексей встречал его машину, сидя на ступеньке крыльца. Он так просидел почти полчаса, рискуя застудить жизненно важные органы, но не решался зайти в дом.

– Привет, Леша, – вид у начальника был уставший. – Что стряслось?

– Я не знаю. Они вас вызвали.

– Веди…

Они вошли в дом, поднялись на второй этаж.

Привычная картина. Игорь в позе лотоса сидел на полу и пялился в монитор ноутбука. Алена лежала в спальнике и читала. Когда Тарас Александрович и Алексей вошли, она опустила книгу, но Алексей успел увидеть, что книга была на иностранном языке.

– Здравствуйте, – произнес своим уверенным басом Тарас Александрович, снял мохнатую шапку и осмотрелся в поисках, куда бы присесть. Присесть было некуда. – Какие-нибудь проблемы?

Игорь захлопнул ноутбук, отложил его в сторону, поднялся, но тут же пару раз присел, разминая затекшие ноги.

– Я бы хотел поговорить с вами наедине, – сказал он и посмотрел на Алексея своим безжизненным взглядом.

– Да, конечно, – радостно закивал Алексей и стал пятиться к двери.

Когда Алексей исчез, Тарас Александрович весело глянул на Игоря и довольно крякнул. Игорь сразу понравился ему своей внутренней силой.

– Так, какие у вас проблемы, молодой человек? – он снова осмотрелся в поисках несуществующей табуретки.

– У меня нет никаких проблем, проблемы могут быть у вас. Мы ночью осмотрели место.

Алена, как только Алексей вышел, снова закрылась книгой и, кажется, не слушала мужчин. В углу комнаты стояли высокие туристические рюкзаки, типа «Ермак», и два металлических чемоданчика. В таких чемоданчиках обычно хранят специальную аппаратуру. «Серьезные ребята», – подумал Тарас Александрович.

– Я вас внимательно слушаю, – сказал он. – У меня не очень много времени. Не больше десяти минут.

– Больше и не понадобится, – молодой человек встал напротив Тараса Александровича и вперился в него своими водянистыми зрачками. – Видите ли. По моим подсчетам для создания минимального эффекта сила взрыва должна быть такой, что разрушения близлежащих домов не избежать. А это значит…, – он вычленил слово «значит», чтобы подчеркнуть важность того, что будет сказано далее. – А это значит, что будут жертвы…

Тарас Александрович молчал, выжидая, что еще скажет этот паренек. Он ему становился все более и более интересен.

– Мне, в общем-то, все равно, – сказал этот паренек, похожий на безобидного Шурика. – Я выполняю заказ. Но мое дело вас предупредить. Многие заказчики, когда им говорят про жертвы, отказываются от своих планов.

Наступила длинная пауза. Игорь глядел прямо в глаза Тарасу Александровичу. Тому показалось, что специалист смотрит на него с испытывающей усмешкой.

– От чего же, – Тарас Александрович выдержал это неосязаемое давление. – Я не из тех заказчиков, которые отказываются от начатого. Думаю, что вы должны выполнить заказ в любом случае… Это все, что вы хотели мне сказать?

– Да, – еле уловимая усмешка в непроницаемых глазах Игоря сменилась таким же малозаметным оттенком уважения. Тарас Александрович, судя по всему, сказал именно то, что Игорь хотел услышать. Их симпатии теперь были обоюдными.

– Тогда, действуйте по плану, а мне пора.

Он вышел, не прощаясь.

На улице его ждал Алексей.

– Что? – спросил тот с надеждой в голосе.

– Ничего серьезного. Мы все уладили, Леша. Можешь ехать домой. Завтра не приезжай. Отдыхай несколько дней. Когда будешь нужен, я тебе позвоню…

Алексей сразу потускнел. Он втайне надеялся, что специалисты под каким-нибудь предлогом откажутся выполнять задание.

– До свидания, – сказал он грустно. – С наступающим вас.

– И тебя с наступающим, – Тарас Александрович уже хотел сесть в машину, но обернулся. – Вот что, Леша… – он по-дружески положил одну руку ему на плечо. – Чтобы не случилось, не загружай себе мозги. В любом случае, вся ответственность лежит на мне и только на мне. Не думай об этом деле совсем и празднуй, как ты умеешь. С водкой, с салатами, с хлопушками… В общем, веселись. Хорошо?

Алексей кивнул.

– Тогда бывай, – Тарас Александрович плюхнулся в кресло, захлопнул дверь, завел машину и уехал.

Через некоторое время уехал и Алексей. Прохор проводил его машину должностным лаем. Охранники закрыли ворота, вздохнули спокойно, вернулись в вагончик и достали игральные карты.

Мяукала с гордым видом шла по своей территории. Весь это поселок был ЕЁ территорией, потому что, как и любая кошка, она считала, что весь этот мир крутится только ради нее. Если же он не хотел крутиться, она прилагала некоторые усилия, чтобы кручение продолжалось, но эти усилия были незначительными. Ей не пристало много трудиться…

Иногда попадавшиеся на пути собаки на поводках яростно облаивали Мяукалу, но она мало волновалась по этому поводу. Домашние собаки не стоили ее внимания.

Она шла к Снеговику. У нее не было никакого важного дела к нему, просто ей хотелось перекинуться парой слов с существом, которое в ее величественных глазах имело хоть какой-то вес. Все остальные существа, включая людей, вес в ее глазах имели маленький. Они все были рождены для того, чтобы обслуживать ее потребности. Даже местных кошек она не считала за равных себе, потому что все местные кошки, как и собаки, были домашними и не знали истинной цены жизни. Снеговик был на голову выше всех остальных, и поэтому с ним кошка могла говорить без чувства превосходства (хотя, если честно, Снеговика за равного себе она тоже не считала)…

Но случилось непонятное и даже оскорбительное – Снеговик не сказал кошке ни слова, когда она приблизилась к нему. Мяукалу в первый момент это немного озадачило. Обычно Снеговик радостно приветствовал ее, когда она появлялась.

Кошка приостановилась, посмотрела на него недовольно. Снеговик по-прежнему молчал. «Может, он умер преждевременно?» – подумала она и демонстративно широко зевнула.

Снеговик продолжал ее игнорировать.

Тогда Кошка мяукнула:

– Ты спишь или притворяешься? – спросила она.

– М-м…, – раздался голос Снеговика. Он будто вышел из сеанса задумчивости. – Подожди меня, пожалуйста, Мяушечка. Я сейчас с Анютой разговариваю… Только пару минуток.

– С кем? – не поняла кошка.

– С нашей Слышащей. Пару минуток…

Кошка оскорбилась. Она не привыкла к тому, чтобы ею пренебрегали ради какого-то человеческого котенка. Пусть даже она была слышащей.

– Да я, в общем-то, просто проходила мимо, – гордо сказала кошка и пошла дальше по дороге.

Снеговик ее не окликнул. Это еще больше оскорбило ее. И хотя на самом деле у Мяукалы не было никакого важного разговора к Снеговику, она была уверена, что он мог бы уделить ей несколько минут.

«Не возгордился ли я?» – забеспокоился Снеговик, глядя вслед удалявшейся кошке.

У Снеговика действительно был очень важный разговор с Анютой, и он в этот момент не мог уделить Мяуколе даже нескольких секунд.

После обеда Анюта снова поднялась в свою комнату. Они договорились со Снеговиком заранее, что девочка попытается сыграть зимнее «ларго» Вивальди из «Времен года».

И хотя Снеговик транслировал ей ноты, но все равно это было очень сложно для ребенка, который только-только почувствовал вкус к музыке. Главное же в этом сеансе заключалось в том, что девочка должна была сыграть «образную» музыку, то есть музыку не просто цветную, а с картинками, и свои образы она должна была создавать без содействия Снеговика…

Анюта сама выбрала мелодию. Снеговик был этому рад, потому что и он любил эту музыку. В ней ему всегда слышалось что-такое, что он не мог выразить словами – то ли его будущая судьба, то ли тот день, когда он появился на Земле в первый раз. Ведь для Снеговика момент его рождения был таким же темным, как и для человека. Почему-то его всеобъемлющая снежная память не оставила в своих ячейках никакой картинки из того времени. Он не знал, кто был его первым Создателем. Был ли это первобытный человек, или Нечто более высокое рангом, чем человек?

– У меня не получится, – боялась Анюта.

– У тебя все получится, – успокаивал ее Снеговик. – Сосредоточься.

Анюта вскинула скрипку к плечу. Снеговик показал ей ноты и мысленным толчком поставил ее руку в нужную позицию.

Анюта закрыла глаза, тяжело вздохнула, зафиксировала руку… и повела смычком.

Если бы Снеговик мог, он тоже закрыл бы глаза. Девочка играла именно ту мелодию, которая хранилась в его памяти несколько веков. Возможно, она хранилась там даже до рождения Вивальди…

…Шел снег. Сквозь его плотную пелену почти ничего не было видно. Только маленькая черная точка едва виднелась вдали. Она медленно приближалась и увеличивалась в размерах. Это был человек, он с трудом пробивал себе дорогу в сугробах. Он очень устал, и силы покидали его, но еще оставалась надежда найти тот дом, в котором горел огонь в очаге, и возле огня кто-то ждал его – кто-то очень любящий его. Любовь и надежда заставляли путника сделать еще один шаг, а за ним еще один…

Это была музыка ВОЗВРАЩЕНИЯ. Возвращения в давно покинутые и очень любимые места. Возвращения вопреки ветру и усталости. У Снеговика сжалось сердце, которое физически не существовало…

Анюта сбилась только однажды.

– Ничего-ничего, – поторопился приободрить ее Снеговик. – Здесь очень трудный переход и все начинающие скрипачи обязательно сбиваются. Продолжай, пожалуйста. У тебя хорошо получается…

Как раз в этот момент появилась Мяукала, но у Снеговика сейчас не было ни времени, ни желания разговаривать с ней. Он был весь в музыке, в ее снежных образах, и поэтому невольно оскорбил кошку своим невниманием…

Анюта дрожала. У нее, кажется, поднялась температура. Щечки лихорадочно покраснели. Никогда еще она ТАК не чувствовала музыку, которую играла сама. Она чувствовала ее всем телом – маленьким телом девятилетнего ребенка, которому еще две недели назад любая классическая музыка казалась совершенно бессмысленной.

– Ты устала, девочка моя, – мягко сказал Снеговик, когда она закончила. – Пойди поиграй с Лютецией в мячик…

Вадим и Катерина лежали на диване. После обеда обоих разморило.

– Давай не будем больше до Нового года работать, – предложила она.

Ее голова лежала на груди мужа. Вадим дышал ей в макушку.

– Что ты хочешь этим сказать? – не понял сразу Вадим.

– Мы совсем не будем работать. Ни шлифовать, ни красить… В конце концов, жизнь проходит, а нам еще так много надо успеть. Дом этот никуда уже от нас не убежит. Как говорят у нас в бухгалтерии, он висит на нашем балансе…

Вадим немного озадачился, хотя не первый уже год именно эту мысль он пытался вдолбить в голову своей жены.

Довольно долго и безрезультатно они ругались по этому поводу. Вадим говорил ей, что она изводит себя неизвестно для чего, что она превратилась в малярку-красильщицу, что она перестала следить за собой и забыла, как должна выглядеть еще молодая женщина. Ради чего она так издевается над собой? Кто поставил перед ней такой план – обустроить этот дом за предельно короткие сроки?

Она возражала ему, что у всех соседей уже давно все закончено.

«Ну и что?! – срывался на крик Вадим. – Тебя соседи лично попросили закончить побыстрее? Вон, посмотри, полпоселка еще не продано, двадцать домов стоят совсем пустые и заросшие крапивой».

Катерина в ответ находила только один аргумент: «Я хочу как можно скорее с этим разделаться»…

И вот теперь, она вдруг говорит: «Дом этот никуда от нас не убежит».

– Как скажешь, – ответил он. – А что же мы тогда будем делать?

– Ну, во-первых, мы развесим гирлянды. Во-вторых, начистим картошки. В-третьих, подметем полы, хотя бы на первом этаже. В-четвертых…

Вадим усмехнулся:

– Ты же сказала, что мы не будем работать.

– Но это не значит, что мы будем все время лежать и смотреть телевизор. Ведь надо встретить праздник в чистоте и с накрытым столом.

– Хорошо. Ты абсолютно права. Сейчас я начищу картошки, ты подметешь полы, я развешу гирлянды. А потом мы все втроем прокатимся на лыжах. Так?

Катерина хотела возразить, потому что она сама к лыжам, конькам и другим видам активного отдыха была настроена враждебно, но в этот момент со второго этажа полилась музыка, которая обоих их заставила замолчать…

Они продолжали молчать все то время, пока играла скрипка. В тот момент, когда Анюта сбилась, они оба вздрогнули – до сих пор музыка была так гармонична и цельна, что эта короткая пауза вызвала у родителей безусловный рефлекс, словно посреди гладкой и монотонной дороги неожиданно загорелся красный свет фонаря…

Минуту или две, после того, как Анюта закончила играть, Вадим и Катерина не могли сказать друг другу ни слова. Они были потрясены и опустошены…

В свое время, – после того, как их дочь поступила в музыкальную школу, – они накупили много дисков скрипичной музыки и с тех пор частенько слушали ее в машине или дома. Услышанная сейчас мелодия обоим была знакома, но раньше она не производила на них такого впечатления, какое произвела сейчас.

– Мне кажется, что Галина Владимировна не задавала ей разбирать эту музыку на каникулы, – первой опомнилась Катерина.

– Но это и не было похож на разбор, – справедливо заметил Вадим. – Она играла так, будто уже давно ее выучила. Что это было?

– Кажется, Вивальди. Я только не помню, что именно.

– А, по-моему, Чайковский. У него тоже есть что-то такое же пронзительное.

Раздались гулкие шаги спускающейся по деревянной лестнице Анюты. Родители резко вскочили с дивана. Картина лежащих в обнимку посреди дня родителей могла озадачить девочку. Катерина кинулась к плите, Вадим спешно включил телевизор и сел в кресло.

– Мам, можно я пойду погуляю с Лютецией на улицу? – спросила девочка.

Катерина вопросительно обернулась на мужа. Тот согласно кивнул.

– Иди, моя милая. Только оденься потеплее, – сказала она.

Лютеция уже вилась у ног Анюты. Она чувствовала, что сейчас с ней будут играть в мячик. Спустя несколько минут ее визгливый и восторженный лай был слышен по всему поселку. Анюта забрасывала желтый теннисный мячик подальше и вместе с собакой наперегонки бежала к нему. Как правило, Лютеция первой достигала цели. Она хватала мячик зубами и затем кругами бегала от хозяйки, не давая его отнять…

Вадим тупо смотрел в телевизор и думал: «Снеговик в этом виноват или нет, но ясно одно: у нас растет очень талантливая дочь».

Катерина словно подслушала его мысли.

– Не хочется сглазить, – сказала она и на всякий случай постучала по столу, – но у Анюты действительно большие способности… Только бы не растеряла она это богатство. Она такая ленивая…

Вадим не успел ответить. Заснеженная Анюта ворвалась в дом, за ней с лаем неслась Лютеция. В открывшуюся дверь с улицы доносился какой-то посторонний шум, даже не шум, а рев…

– Мама! – заорала дочь так, словно случился пожар. – Тетя Вера и дядя Коля приехали!

Катерина встревожено отдернула шторку и глянула в окно, Вадим тоже подскочил. Он сначала кинул взгляд поверх Катерининого плеча, потом бросился к двери, всовывая по пути ноги в сапоги.

В это время большой черный джип пытался протиснуться в их дворик впритирку к красному автомобилю Вадима. Летом перед их домом можно было припарковать даже три машины, но сейчас из-за снега места не хватало и двум.

Это действительно был джип Коли и Веры Севастьяновых – давних знакомых семьи Агеевых…

«Последний конец света наступит, когда перестанет падать альфамодульный снег»

Кодекс Снеговика

Катерина познакомилась с Верой Севастьяновой, когда они вместе работали бухгалтерами в полиграфической фирме. За два года они невольно сдружились, но Вера была уверена, что эта дружба не продлится долго, потому что, по большому счету, ничто, кроме работы, не могло их тесно связать.

Такие типажи, как Вера, Катерине не очень нравились, и не о таких подругах она мечтала в годы своей молодости. Однако судьба сделала очередной иронический выверт, и почему-то получилось так, что из всех прежних знакомых семьи Агеевых к данному моменту близкие отношения сохранились только с Севастьяновыми. Все остальные были либо вежливо «отшиты», либо «отшились» сами. Вадик замкнулся в себе после «Ювентуса», да и Вера за последние годы раздружилась почти со всеми своими приятельницами. Агеевы уже давно ни к кому не ходили в гости, и к себе давно никого не приглашали. Только Севастьяновы настырно и неизвестно по какой причине продолжали регулярно их навещать…

Это было странно и необъяснимо. Если судить по доходам и запросам, то Севастьяновы были на класс выше Вадима и Катерины. Коля зарабатывал настолько много, что Вера с тех пор, как вышла за него замуж, засунула свою трудовую книжку в дальний ящик и не собиралась ее оттуда доставать. Темпераментами и интересами Агеевы и Севастьяновы тоже мало сходились. Вера, как она сама про себя говорила, «жаждала непрерывного духовного и умственного обогащения». У нее было много свободного времени, она читала умные книги, каждую неделю ходила в театр, любила классическую музыку. Катерина же с ее маниакальной увлеченностью этим домом, должна была выглядеть в глазах Веры законченной мещанкой.

Николай тоже не годился в приятели Вадиму. Он был очень шумный, необузданный, требующий постоянного движения. Угрюмый и пассивный Вадим должен был ему быстро надоесть. Какие такие тайные нити могли связать их, Катерина не могла объяснить себе. Уже почти десять лет их семьи встречались не менее раза в месяц – почти на все праздники и дни рождения. И только Новый год они еще ни разу не встречали сообща, потому что у Севастьяновых была своя новогодняя традиция, которую они никогда не нарушали. Перед наступлением католического рождества они уезжали куда-нибудь в Европу и возвращались домой только числа четырнадцатого. Появление их здесь тридцатого декабря было событием совершенно неожиданным…

Катерину появление Севастьяновых в первую минут огорчило, хотя обычно она была им рада. В последние дни она находилась в каком-то странном состоянии самоосмысления и поэтому не хотела видеть никого чужого в своем доме. Ей впервые за много лет хотелось остаться наедине с Вадимом и дочерью и встретить этот праздник только втроем. Она ждала какого-то чуда от этого Нового года. Появление Севастьяновых могло это чудо спугнуть, поэтому Катерина очень надеялась, что они задержатся только на час или два, а потом поедут в аэропорт и улетят в свою «заграницу»…

Вадим же, наоборот обрадовался неожиданным гостям, хотя обычно закатывал глаза, когда Севастьяновы приезжали (они его быстро утомляли, особенно Николай). «Вот Коля-то как раз мне и поможет», – сразу мелькнула у него мысль по поводу свалившейся на него странной миссии.

Коля, как он сам про себя рассказывал, в девяностые годы начинал свою карьеру обыкновенным бандитом. Правда, впоследствии он быстро остепенился, закончил химический факультет МГУ, и сейчас у него был свой бизнес, который приносил неплохой доход. Тем не менее, бандитское начало пропитало его насквозь и навсегда. Он мог быть наглым и даже хамоватым, если ему это было нужно, он любил шумное веселье, любил выглядеть неграмотным простачком, вставлял в свою речь вульгарные словечки. Он даже голову брил и одевался всегда в черные рубашки. Пожалуй, никто другой из знакомых Вадима сейчас не был ему так ценен в сложившихся обстоятельствах. Коля был массивен и подвижен, а при надобности – грозен. Как бывший бандит, он, конечно же, любил риск и драку. Ему и объяснять-то ничего не нужно, просто скажи – пойдем, поможешь в одном темном дельце…

Мощный джип Севастьяновых, одним колесом протаранив снежный вал, все же втиснулся во двор, но свободного пространства осталось так мало, что Коле пришлось изрядно ужаться в размерах, чтобы вылезти наружу. Вылезая, он привычно похохатывал басом. Этот своеобразный хохоток (и даже не хохоток, а гоготок) сопровождал каждое его действие и каждое слово в любой ситуации – будь то пирушка или заварушка. Вадим, если бы поставил себе такую задачу, вряд ли вспомнил бы момент, когда Коля был глубоко задумчив и грустен. Даже самая трагичная сцена в его пересказе становилась анекдотом…

– Привет, селяне, го-го! – Коля распростер руки. – Не ждали?!

Анюта бросилась к нему, он подхватил ее и стал раскачивать в разные стороны. Анюта визжала от восторга. В отличие от родителей, девочка всегда искренне была рада появлению этих гостей. Во-первых, потому что дядя Коля приносил шум и веселье. Во-вторых, потому что тетя Вера всегда восхищалась, какая Анюта хорошая девочка. В-третьих, потому что они всегда привозили с собой подарки и много вкусной еды.

Коля действительно сразу же стал выуживать из просторного багажника рвущиеся от полноты пакеты.

– Помогай, хозяин. Жратва приехала, го-го!

Вера некоторое время с блаженным видом вдыхала чистый воздух загорода и улыбалась самой себе.

Катерина накинула на плечи куртку и тоже вышла на улицу с неумело нарисованным радушием на лице.

– Ой, какие гости!

– Катя, я балыка привез, го-го! Твоего любимого! Го-го!

– Какой чудный у вас воздух, – протяжно произнесла Вера и обняла Катерину. – Каждый раз, когда приезжаю к вам, надышаться не могу. И уезжать не хочется.

– Так не уезжайте, – сказала Катерина, хотя все еще надеялась, что Севастьяновы заехали только на часок.

– А мы и не уедем, го-го! До третьего у вас забуримся. Как минимум!

«Только этого не хватало», – мысленно простонала Катерина, стараясь не упустить контроля над выражением лица.

«До третьего это, конечно, перебор», – озадачился Вадим, принимая в руки очередной пакет, набитый бутылками.

– А если не прогоните, то и до рождества останемся, – зычным басом провозгласил Коля.

– Не прогоним, не прогоним, – запрыгала Анюта.

– Тащим все это богатство в дом и скорее разливаем, – скомандовал Коля. – Я пока ехал, чуть слюной не подавился. Такие запахи и бульканье из багажника, го-го. За мной, селяне!

Он, шурша пакетами, напролом двинулся к двери. Катерина и Вера едва успели посторониться.

– Сумасшедший, ребенка задавишь! – пискнула его супруга.

Катерина и Вадим мельком обменялись вопросительными взглядами. Вадим успел подмигнуть ей ободряюще. Она вздохнула, взяла Веру под руку, и повела ее в дом следом за мужчинами.

– Как у вас хорошо, – продолжала на ходу восхищаться Вера.

Лютеция вилась под ногами, ожидая развлечения и вкусных подачек…

Как позже выяснилось, визит Севастьяновых был вызван непредвиденными обстоятельствами. Они, конечно же, не собирались изменять своим многолетним традициям, но их заграничную поездку сорвали работники аэропорта какой-то из европейских стран, которые забастовали в самый неподходящий момент. В результате, Севастьяновы оказались в подвешенном состоянии. Найти другую путевку за несколько дней до Нового года было нереально, поэтому они, недолго посовещавшись, решили провести этот праздник крайне оригинально – то есть никуда не уезжать, а завалиться без предупреждения к своим хорошим знакомым, которые, конечно же, будут им очень рады…

– А все-таки жалко, что у вас нет бани, – Коля потряс бутылку, окончательно убедился, что в ней уже ничего не осталось, и стал свинчивать пробку с другой. Водки у них было предостаточно…

Не прошло и двух часов после их приезда, а они с Вадимом были уже в хорошем подпитии. С лица Вадима не сходила улыбка человека, которому все в этой жизни нравится. Вечер, начинавшийся для него с предчувствия очередной тягомотины, неожиданно стал очень приятным. Он и сам не мог понять, чем ему так угодили гости – то ли свежестью впечатлений, то ли просто обильной выпивкой…

– Севастья-янов, – утомительно протяжным голосом сказала Вера. – Зачем тебе баня?

– Как это, го-го! – бодро ответил Коля, разливая по рюмкам. – Сейчас бы все вместе голенькие плюхнулись в купель.

– Севастья-янов. Дети же рядом.

Анюта держала Лютецию на коленях и гладила ее по животику. Лютеция от удовольствия совершенно обездвижилась…

Стол был изрядно надкушен. Продукты, привезенные Севастьяновыми, все также жирно блестели в электрическом свете, но уже не вызывали такого вожделения, как в начале застолья.

Празднество перетекло в то русло, когда первичное бурное веселье уже угасло, и настало время для спокойных бесед и воспоминаний, либо для послепитейных игр в лото. Но с Колей такие разговоры или игры были невозможны, потому что он требовал более шумных развлечений.

– Пойдемте погуляем по поселку, попугаем ваших таджиков, – предложил он и толкнул локтем Вадима.

– Севастья-янов…, – Вера никогда не поддерживала безумных предложений мужа.

– А что?

– Ничего. Дурацкая у тебя идея. Пусть лучше Анюта нам сыграет что-нибудь, – предложила Вера.

– Здорово! – почему-то обрадовалась Катерина и призывно посмотрела на мужа. – Вадик сыграйте на пару вальс Петрова. Они так замечательно вдвоем играют этот вальс…

– Вдвоем? – Вера с интересом посмотрела на Вадима. – Разве ты играешь на скрипке?

– Нет. Он играет на гитаре…

– Ты играешь на гитаре? – Вера сразу приосанилась и широко открыла глаза.

– Пап, давай покажем им! – Анюта тоже встрепенулась, и Лютеция соскочила с ее коленей.

– Да я пьяный уже, – попробовал отказаться Вадим.

– Ты же выпивший хорошо играешь, – возразила Катерина.

Она была права. Вадим еще раньше, когда играл более регулярно, заметил, что подвижность и память его пальцев улучшаются прямо пропорционально количеству выпитого алкоголя – была у него такая странная особенность. Конечно, при запредельных дозах эта способность исчезала, но сейчас они такой дозы еще не вкусили (все было впереди).

– Ну, что, дочь, – Вадим плавно моргающим взглядом нетрезвого человека посмотрел на Анюту, – удивим публику?…

Анюта любила, когда папа был немного выпивший. Он в такие минуты становился всемогущим волшебником. Почти Дедом Морозом, которого на самом деле не существовало.