Текст книги "Кодекс Снеговика"

Она едва не столкнулась с Вадимом. Тот выскочил из дома и быстрым шагом пошел по дороге, ведущей к верхней части поселка, где находился барак таджиков. Он не заметил дочери.

Анюта не стала его окликать и побежала в противоположном направлении – к детской площадке.

Снеговик встретил ее молчанием. Он не решался пока заговорить с ней и выжидал, что она скажет.

– Я придумала, как зарядить тебя энергией, – сообщила Анюта.

– Не плохая мысль, – ответил Снеговик.

– Ты уже знаешь, что я задумала?

– Да.

– Значит, ты разрешаешь?

– Да.

– Тебе не будет больно?

– Нет, только постарайся не разбить мою голову.

Анюта встала на цыпочки и бережно сняла верхний шар, стараясь не уронить ведерко и не задеть морковку. Она положила голову на снег рядом с туловищем Снеговика.

– Потерпи. После обеда я приведу папу. Он починит тебя и заодно погладит.

– Замечательно.

Девочка вприпрыжку побежала к дому. Снеговику было радостно, что девочка сама справилась со своим горем, но ему было немного неуютно в новом своем положении.

Бывший чиновник Юлий Васильевич выскочил из дверей своего дома неодетый – на нем было домашнее трико и легкая вязаная жилетка, а ноги наспех вдеты в расшнурованные ботинки.

– Девочка! – он преградил дорогу Анюте. – Ты зачем это сделала?!

Он видел в окно, как Анюта зачем-то сняла голову снеговика и положила ее на землю. Бережность действий девочки говорила о том, что это не детский вандализм, но само действие не имело какого-то рационального объяснения.

Бывший чиновник, казалось, и сам потерял голову от увиденного. Не одетый он бросился на улицу, чем очень испугал свою жену, мирно смотревшую телевизор. Мария Федоровна не успела его остановить. Она с трудом поднялась из вязкого кресла и выглянула в окно. Старик преградил дорогу соседской девочке и что-то выговаривал ей с гневным лицом.

– Что я сделала? – Анюта не сразу поняла, из-за чего так рассердился этот несимпатичный ей старик.

– Ты зачем?… – старик не находил слов и страшно потрясал руками. – Зачем ты оторвала ему голову?…

Анюта догадалась, о чем речь, и сразу перешла в наступление:

– А что вам не нравится? Это мой снеговик. Мы с папой его слепили.

– Но ведь это…, – он опять не мог найти нужного слова и впопыхах нашел только то слово, которое в данном случае не очень подходило, – это же хулиганство! Чему вас в школе учат!?

– Нас в школе учат, что каждый гражданин имеет право на личную собственность. Этот снеговик моя личная собственность. Что хочу, то с ним и делаю. Он провинился, и я его наказала. Слепите себе своего снеговика и сами наказывайте его сколько хочете…

Анюта с гордым видом обогнула старика и пошла своей дорогой.

Бывший чиновник едва не задохнулся от возмущения. Его поразила не столько наглость ответа девочки, сколько железная аргументированность. В его время, дети не смели аргументировать. Они просто слушались…

Старик с трудом унял приступ гнева и проглотил обиду, загнал внутрь все те слова, которые ему хотелось сказать в эту минуту, и зашагал шаркающим шагом прочь от своего дома. Седые вихры жалко колыхались на легком ветру, шнурки волочились за ботинками.

«Опозорить меня хочет», – решила Мария Федоровна.

Она накинула на плечи оренбургский платок и, держась за больную поясницу, выскочила на порог:

– Юля! – закричала Мария Федоровна. – Ты куда? Оденься!

Старик даже не обернулся. Он подошел к Снеговику, взял его голову и водрузил ее на место. При этом у него было такое торжественное выражение лица, словно он держал в руке факел и поджигал олимпийский огонь.

– Пардон, любезный, – попробовал протестовать Снеговик. – Я вас об этом разве просил?

– Вот так, вот так, – приговаривал Юлий Васильевич и хлопнул ладошкой по дну ведра, чтобы голова плотнее села на туловище. – А то ишь ты… Так каждый, что захочет, то и сделает… Дети же, дети… На скрипках они играют, а святого ничего нет… Ну да, время виновато… Эх, ты, время…

Марья Федоровна зажала рот рукой и всхлипнула. Ей было стыдно перед людьми и одновременно – больно за старика. Он в последнее время совсем расклеился. Надо срочно звонить сыну, чтобы тот забрал их отсюда. Этот дом, купленный на их сбережения и посильную сыновнюю помощь, не пошел Юлию на пользу. После того, как его отправили на пенсию, он так и не нашел себя среди обычных людей. Он все еще жил той жизнь, когда на прием к нему просители записывались за несколько дней…

Первыми таджиками, которых увидел Вадим на своем пути, были Толик (учитель русского языка) и Мумин (деревенский парень). Они как раз перекуривали, сидя на бревнах. Эти бревна Мумин распиливал на полуметровые чушки, которые впоследствии надо было использовать для укрепления тыльной части поселкового забора – той его части, которая примыкала к лесу. Много таких распиленных чушек уже лежало здесь. Толик на одноколесной тележке постепенно отвозил их к бараку.

– Здравствуй, – Мумин улыбнулся Вадиму. – Как дела?

– Хорошо, – ответил Вадим и тоже механически улыбнулся. – У меня к вам есть дело. Поможете? Я заплачу.

Таджики переглянулись.

– Какой дела? – спросил Мумин. – Говори.

– Мне для дочки праздник надо устроить. Деда Мороза. Вы на крышу можете залезть?

Таджики напряглись. Даже Мумин перестал улыбаться.

– Дед Мороз? На крыша? – переспросил он.

Вадима в этот момент застопорило. Вот она – главная трудность в его идее. Он, наверно, и жене не смог бы внятно объяснить свой план. А как объяснить его людям, которые ни бельмеса не понимают по-русски?

Помощь пришла оттуда, откуда он и не ждал.

– Ты не суетись, – вдруг заговорил напарник Мумина без какого-либо акцента. – Говори прямо, что мы должны делать? У нас бывает свободное время по вечерам, когда Алексей уезжает. Если сговоримся в цене, то поможем.

Вадим вовсе потерялся и на некоторое время сам забыл, чего хотел от этих ребят. Этот таджик говорил на чистейшем русском языке. Если бы их Лютеция сказала утром: «Привет», Вадим, пожалуй, удивился бы не больше, чем сейчас. О том, что Толик – бывший учитель русского языка, в поселке, кроме самих таджиков, никто не знал. Толик был молчуном и с посторонними почти не разговаривал.

«Первый конец света наступит, когда человек найдет формулу альфамодульного снега»

Кодекс Снеговика

После обеда Генерал и Трифон вышли на прогулку. Генерал планировал зайти в штабной домик, чтобы, как он сам говорил, «дать взбучку». Взбучка, конечно же, предназначалась Алексею. Повод для нее Генерал еще не придумал, но найти его – трудность небольшая.

Генерал не знал, что Алексея сегодня нет в поселке. Его не было в Барханах второй день подряд. Перед двадцать девятым числом, на которое был запланирован приезд таинственных исполнителей аферы, Алексей решил взять отгул. Обычно Тарас Александрович настаивал на том, чтобы Алексей присутствовал здесь в дни массовых заездов аборигенов, но сейчас он пошел навстречу. Тарас Александрович отчасти понимал чувства своего подчиненного. «Хорошо, – сказал он, когда Алексей позвонил ему с просьбой, – отдохни пару дней. Но двадцать девятого ты должен быть в поселке с раннего утра, как штык».

Перед тем, как Генерал вышел из дома, жена предложила ему:

– Надень поводок Трифону. Соседи напуганы вчерашним случаем с Байкалом.

– Может еще намордник одеть? – презрительно ответил Генерал.

Он, как человек, живущий в Барханах постоянно, считал, что имеет на этот поселок больше прав, чем все остальные.

Трифон радостно выскочил на улицу и сразу помчался по дороге вперед.

– Не убегай далеко! – крикнул ему Генерал вдогонку.

Трифон послушно остановился, выждал некоторое время и снова побежал. На детской площадке он оказался намного раньше хозяина. Именно сюда он стремился. Ему хотелось все же поднять ногу на это не понятное ему создание…

– Здравствуй, – сказал ему Снеговик.

Он решил действовать без предупреждения. Генерал приближался, и времени оставалось мало.

Трифон испуганно взвизгнул и отпрянул на два шага назад.

– Не бойся!

Трифон залаял:

– Хозяин! Хозяин! Иди сюда! Здесь говорящая снежная баба!

– Не кричи, пожалуйста, – попросил Снеговик. – Я не сделаю тебе зла. У меня к тебе есть одна просьба.

Пес затих и удивленно свернул голову на бок, как делают все собаки, когда проявляют любопытство.

– Ты кто? Почему ты говоришь? Ты знаешь собачий язык?

– Не время объяснять. Сейчас подойдет твой хозяин, и тогда будет поздно. Мне нужна твоя помощь. Срочно.

– Какая помощь?

– Не мог бы ты подпрыгнуть и сбить мою голову.

Пес растерялся.

– Зачем?

– Так надо, некогда объяснять. Можешь считать, что это такая игра. Она называется: «Кто быстрее собьет голову снеговика».

– Игра? – сразу заинтересовался Трифон. Он, как и все псы, очень любил играть.

– Да, игра. Я хотел Байкалу предложить поиграть, но его до сих пор нет.

Это был сильный довод. У Трифона с Байкалом была вражда. Он уже давно мечтал осадить этого выскочку. Однажды он попытался догнать Байкала. Тот пробегал мимо и крикнул: «Догони». Трифон тут же бросился вслед, не смотря на гневный окрик Генерала. Байкала он тогда не догнал, и чувство проигрыша нанесло ему глубокую душевную травму. Плюс ко всему ему здорово досталось от хозяина за непослушание. Он жаждал реванша. И вот время расплаты настало. Если он первым собьет голову снеговика, значит, он выиграл…

– Давай поиграем, – азартно прорычал Трифон.

Он разбежался и подпрыгнул, выставив вперед передние лапы. Голова Снеговика легко оторвалась от тела и, упав наземь, раскололась на две части. Ведро отлетело в одну сторону, морковка – в другую. Трифон опустился на землю четырьмя лапами и оглянулся. В это время из-за поворота показался хозяин. Он не видел этого прыжка. Он думал только о «взбучке».

– Ты чего разгавкался? За мной, – приказал Генерал и пошел в сторону штабной избы.

На Снеговика он даже не посмотрел.

– Ты в порядке? – напоследок спросил Трифон.

– Все нормально, – ответил Снеговик. – Спасибо за помощь.

«Он еще и благодарит, дурачок», – мысленно посмеялся Трифон, не ведая того, что Снеговик читает его мысли.

Пес уже нисколько не удивлялся этой странной встрече и не удивлялся тому, что Снеговик заговорил с ним. Мало ли в жизни бывает удивительного – телевизор, телефон, памперсы для собак, антиблошиный ошейник. Если всему и всегда удивляться, то не останется времени на игры. Главное – что он утер нос этому зазнайке Байкалу…

К счастью, Юлий Васильевич не видел этой сцены. Мария Федоровна после его странной выходки чуть ли не силой усадила мужа в кресло, дала ему успокоительное лекарство и строго настрого приказала не вставать. А сама легла на диван и продолжила смотреть телевизор. Юлий Васильевич не мог подняться и подойти к окну, пока жена находилась рядом.

Анюта вернулась домой, когда обед был готов. Катерина как раз выключила плиту и отставила кастрюлю.

– Привет, мам. Кушать хочу, – объявила Анюта с порога.

– Ты одна? – удивилась Катерина. – А где папа?

– Не знаю. Разве он не дома?

– Вообще-то, он пошел искать тебя.

– Значит, мы разминулись, – Анюта скинула шубку, кряхтя, сняла валенки. – Что у нас сегодня на обед?

– Гороховый суп.

– Мой любимый, мамочка – Анюта обняла Катерину, уткнувшись носом ей в живот. Катерина сквозь халат почувствовала, какие холодные у нее руки.

Такое проявление ласковости было не в привычке Анюты. Во всяком случае, в последние два года. Катерина снова насторожилась. Утреннее беспокойство стало возвращаться.

– Давай я помогу тарелки расставить, – предложила Анюта.

Катерина не могла этого выдержать.

– Ты чего от меня добиваешься? – напрямую спросила она.

– Ничего я не добиваюсь, – растерялась Анюта. – Я хочу поскорее кушать.

– Раньше тебя невозможно было заставить чем-то помочь. Ты что-то натворила?

– Мам… Ну, ничего я не натворила. Давай кушать.

– Дождемся папу.

– Хорошо. Тогда я пойду немного поиграю на скрипке.

«Господи, дай мне силы, – мысленно взмолилась Катерина. – Я не понимаю, что происходит в этом доме?».

План у Вадима был таков. За три часа до Нового года один из таджиков должен был незаметно забраться на крышу их дома и затаиться там на время. Потом по специальному сигналу требовалось создать как можно больше шума – топот, крики, лавина снега. У них на крыше за последние дни скопилось много снега и для того, чтобы он обвалился, нужно было только слегка подтолкнуть верхние слои. В доме от такого шума обязательно начнется переполох, Анюта сразу поймет, что это Дед Мороз со своими оленями пролетел мимо. Она выскочит на улицу и увидит на снегу запорошенный мешок, который только что выпал из саней. Таджик в это время должен затаиться за каминной трубой, а, когда переполох стихнет, также незаметно спуститься с крыши…

– Вы сможете? – спросил Вадим.

– Сможем, сможем, – рассмеялся Мумин. Ему самому этот план очень понравился. Он смотрел на Вадима уважительно.

Но Толик его восторга не разделил. Он что-то сказал Мумину строго. Тот в ответ затараторил на своем таджикском (узбекском) языке, активно при этом жестикулируя. Насколько Вадим понял, жестами Мумин показывал, как он будет забираться на крышу и прятаться за каминной трубой.

– Это трудно, – сказал Толик. – Нужно сделать специальную лестницу, нужно незаметно пронести ее через весь поселок, незаметно приставить к краю крыши. К тому же это небезопасно.

Слово «небезопасно» этот таджик выговорил безупречно. Вадим понял, что он набавляет цену.

– Сколько вы хотите за работу?

– Три тысячи.

Вадим закусил губу. У него была заначка в полторы тысячи. У Катерины он просить не собирался, потому что хотел устроить сюрприз и для нее тоже. Выходило так, что либо он отказывается от их услуг, либо нужно агрессивно торговаться. Вадим торговаться не умел и никогда этого не делал.

– У меня есть только тысяча пятьсот, – честно признался он.

На самом деле, Толик рассчитывал в лучшем случае на пятьсот, но, как истинный восточный человек, сразу запросил намного больше.

– Хорошо, – быстро согласился он, и Вадим понял, что проторговался, но не стал по этому поводу горевать.

– Хорошо, хорошо, – весело подтвердил Мумин.

– Тогда до обеда тридцать первого декабря нам надо встретиться, чтобы обсудить детали. А до этого времени вы, пожалуйста, сделайте лестницу.

– Обязательно.

– До свидания, – попрощался Вадим.

– Всех благ, – сказал Толик.

Мумин ничего не сказал. Он только махнул рукой и проводил Вадима улыбкой.

«Странный таджик», – подумал Вадим, уходя от них торопливым шагом. Выражение «всех благ» добило его окончательно…

Перед тем как идти домой, он решил заглянуть на детскую площадку. Вадим надеялся застать там Анюту.

Анюты тут не оказалось, но в глаза сразу бросился обезглавленный Снеговик. Оторванная кем-то голова лежала метрах в пяти, расколотая на две части.

– Кто же тебя так? – вслух произнес обескураженный Создатель и огляделся по сторонам, словно ожидая увидеть убегающего злоумышленника.

– Никто, это я сам так себя изуродовал, – радостно ответила та половина головы, на которой остался ломтик свеклы. – Чего только не сделаешь ради теплых рук Создателя. Мне нужна энергия, а кроме как от тебя мне ее взять неоткуда. Если бы ты знал, сколько блаженства приносит мне прикосновение твоих рук. И даже не столько прикосновение, сколько возможность видеть тебя. В этом, конечно, есть что-то низменное, холуйское, но я ничего с собой поделать не могу. Таково уж мое природное свойство…

Пока Снеговик весело тараторил, Вадим взял обе половины головы и попытался их совместить. Снеговик замолчал и отдался приятному чувству притока новой энергии.

В последнее время морозы отпустили, поэтому снег был мягкий, и Вадиму легко удалось скрепить обе половины. Шов он залепил небольшой порцией свежего снега. Конечно, идеальной реставрации не получилось. Голова вышла немного перекошенной. К тому же шов, проходящий прямо посередине лица, был заметен. Вадим посмотрел на Снеговика, немного отойдя от него, и остался недоволен своей работой. Он стал обглаживать трещину, обглаживать голову, чтобы придать ей как можно большую сферичность, поправил картофелины, поправил ломтик свеклы, вставил на прежнее место морковку.

В итоге, Снеговик приобрел почти такой же озорной вид, какой у него был раньше. Вадим постоял возле него еще несколько секунд, сказал сам себе: «Вроде, неплохо», – засунул замерзшие руки в карманы и пошел домой.

– Спасибо, Создатель! – крикнул ему вслед Снеговик.

«Оголтелое шаманство», – с ужасом подумал Юлий Васильевич, наблюдая за манипуляциями Вадима в окно.

Ему удалось воспользоваться моментом, пока Мария Федоровна отвлеклась, чтобы заварить чай с барсучьим жиром. Он не видел всей фазы реставрации. Он вообще не знал, что Снеговик был поврежден (ведь он самолично поставил его голову на место). Он видел только, как отец скрипачки нежно оглаживал голову Снеговика и будто колдовал над ним…

– Где ты был? – накинулась на него Катерина. В руках у нее был половник, которым она только что размешивала гороховый суп.

– Анюту искал, – ответил Вадим, опасливо покосившись на ее половник.

– Почему так долго?

Вадик услышал звуки скрипки и понял, что Анюта уже дома.

– Я пошел на детскую площадку, ее там не оказалось. Пришлось пройтись по поселку. Она давно вернулась?

– Сразу, как ты ушел. Вы, наверно, разминулись… Что-то неспокойно мне, Вадик, – отдельно сообщила она.

– Что такое?

– Она снова сама, без понуканий стала на скрипке играть.

Вадим улыбнулся.

– Все очень просто, Кать. Наша девочка очень боится проштрафиться до Нового года. Ты же ей несколько раз угрожала. Вот и выслуживается. Новый год пройдет, она снова станет бузить…

– Хорошо бы, – сказала Катерина, но тут же одумалась, взялась пальцами за виски. – Ой, что я говорю… Совсем вы меня с ума свели.

Вадим рассмеялся тем смехом, каким смеялся очень редко. Катерину и этот его смех насторожил. Что с ней происходит? Может, Вадик прав, и она разучилась радоваться простым вещам?

Услышав голос папы, Анюта бросила скрипку и с шумом сбежала по деревянной лестнице на первый этаж.

– Папа! – заорала она. – Твоя помощь нужна, срочно!

– Что такое?

– Кто-то оторвал голову Снеговику!

– Да ты что?

– Папа я серьезно.

Вадим наклонился и поцеловал дочь. У него сегодня почему-то было хорошее настроение. Очень хорошее. То ли таджики его ободрили, то ли Снеговик.

– Я знаю, киска моя, – сказал он. – Я был на детской площадке и уже все исправил.

– Точно?

– Клянусь всеми этюдами Ридинга.

– Ну, пап…

– Все нормально, доча. Я минут двадцать с ним возился. Руки обморозил. Как новый он теперь.

– Понятно, – хмыкнула Катерина. – Вот, значит, где ты пропадал. Снеговика обхаживал.

Вадим приобнял жену за талию.

– Давай кушать, Катик. Мы все голодны.

Катерина чуть не выронила половник. Катиком он называл ее в последний раз, наверно, лет двести назад.

«Они сговорились. Это что-то вроде новогоднего розыгрыша», – поняла она, но ничего не сказала и решила еще некоторое время понаблюдать за мужем и дочерью.

«Человек – это звучит гордо. Но гордыня – это смерть»

Кодекс Снеговика

– Ты сегодня сам на себя не похож, – Мяукала внимательно осмотрела Снеговика.

– Небольшая косметическая операция, – ответил тот.

– У тебя один глаз, по-моему, ниже другого. Ты стал похож на одного из таджиков. Он тоже все время косит и ухмыляется. Кто тебя так разукрасил?

– Создатель, – Снеговик произнес это слово с придыханием.

– Мляу. Он тебя когда-нибудь сведет с ума… Между прочим, твой создатель сегодня о чем-то долго толковал с таджиками. На него это не похоже. Обычно он из дома не выходит и ни с кем подолгу не разговаривает.

– О чем же он говорил?

– Откуда мне знать? Я же не такой полиглот, как ты. Ты бы включил свою снежную связь, и сам все узнал.

– Мне энергию беречь надо.

– А что тебе с ней делать? Все равно стоишь на месте, как истукан.

– Может пригодиться. Как чувствует себя Байкал?

– Не знаю. Я к их будке подойти не могу. Прохор издалека меня чувствует… О! – кошка резко поднялась. – Этот сумасшедший идет…

К детской площадке приближался Юлий Васильевич. Ему снова удалось ускользнуть от жены.

– Я, пожалуй, пойду, – сказала Ми-има. – Если что-нибудь неординарное случится, я тебе сообщу…

Она медленной поступью пошла вверх по дороге. В последние дни ей много приходилось ходить, и она успокаивала себя тем, что долгие прогулки на свежем воздухе идут на пользу ее шерсти.

– Он не сумасшедший, – сказал Снеговик, как бы продолжая разговор с кошкой, – он несчастный. Бедолага застрял в прошлом, и выбраться оттуда никак не может.

Юлий Федорович остановился напротив Снеговика и некоторое время изучал следы вокруг него. Он даже присел на корточки, чтобы внимательнее рассмотреть каждый след. За этим занятием и застал его Генерал.

– Здравствуйте, Юлий Васильевич, – сказал он, неожиданно вынырнув из-за поворота.

Бывший чиновник так увлекся, что не заметил его приближения. Он вздрогнул и резко обернулся. Уставший Трифон плелся сзади хозяина и обнюхивал все углы.

– Вас заинтересовала эта скульптурная композиция? – тон Генерала был оскорбительно насмешливым.

Юлий Васильевич затушевался и поспешно поднялся, отряхивая колени. Он понимал, что находится в конфузном положении.

– Мчля-мчля, – он зачмокал губами в смятении, – понимаете ли… Потерял где-то…

– Что потеряли? Запонку?

– Не важно.

– А-а…

– А вы как поживаете? – Юлий Васильевич поспешил перевести разговор на другую тему.

– Да, вот, ходил к управлялам. Хотел поставить на место этого…, – лицо Генерал презрительно скособочилось, – …Алешеньку.

– И что же?

– Нету его. Представляете себе?! Устал он. Отпуск взял. Будет только завтра, как сказали мне. Перетрудился, поганец. Совсем они здесь от рук отбились. Таджики, вон, пилят какие-то бревна для отвода глаз. А для чего, спрашивается, пилят? Не иначе, как на продажу…

Пока Генерал с бывшим чиновником разговаривали, Снеговик перекинулся парой слов с Трифоном.

– Ого! – удивился пес. – Быстро ты себе голову поправил.

– У меня есть друзья. Помогли.

– Неплохо поправили. Почти как новый. А хочешь, еще раз поиграем в эту игру? Я сейчас хозяина немного вперед отпущу, а сам…

– Боюсь, вот этот помешает, – Снеговик имел в виду бывшего чиновника.

Но в это время старики начали прощаться.

– Будьте здоровы, Семен Петрович, – сказал Юлий Васильевич.

– И вам не простудиться, Юлий Васильевич. Запонку свою в другом месте поищите, – ответил Генерал с прежним ехидством в голосе.

Генерал проводил бывшего чиновника долгим взглядом, пока тот не завернул за угол смежной улицы.

– Не дай Бог вот так вот…, – вслух подумал он. – Трифон, за мной…

Генерал пошел к своему дому.

– Ну, что? Поиграем? – снова предложил Трифон.

– А ты успеешь?

«Дополнительная энергия мне не помешает», – отважился Снеговик, вспомнив нежные руки Создателя.

Трифон разбежался и подпрыгнул. Генерал, как назло, в последний момент обернулся.

– Трифон! Фу! – заорал он своим командирским басом.

Трифон уже в полете покорно сложил лапы и врезался всей массой в тело в Снеговика наотмашь.

Тот охнул и опрокинулся. Взметнулся небольшой снежный фонтан.

– Трифон, – Генерал недоуменно глядел на собаку, – зачем ты это сделал? Он тебе мешал?

Пес отряхивался от снега и не смел поднять глаза на хозяина.

Генерал осмотрел снежные обломки. В холодном солдатском сердце промелькнула искорка сожаления.

– Ну и дурак же ты, Трифон… Пошли домой.

«Дети нового сделают. Этот отжил свой век», – успокаивал себя Семен Петрович по пути к дому.

– Ты как? – напоследок спросил пес.

– Немного перебор, – прохрипел Снеговик.

От него остался только нижний шар, все остальные части раскололись и рассыпались.

– Надеюсь, твои друзья снова тебя исправят.

Трифон побежал за хозяином, не чувствуя никакой вины.

Через пару минут после этого происшествия на крышу грибка опустились однояйцевые близнецы.

– Кошмар-р-р! – заорали они вслух.

– Зовите Слышащую, – тихим дрожащим голосом попросил Снеговик. – Я, кажется, теряю себя…

Он чувствовал, как сила уходит от него. Еще немного и он не сможет понимать языка ворон.

– Кар-р-р! – заорали близнецы. – Дер-р-ржись!

Они улетели, шумно хлопая крыльями…

После обеда Анюта снова играла на скрипке, хотя мама ее об этом не просила. Она поиграла полчаса, когда в окно ее комнаты громко постучали. Анюта вздрогнула и обернулась.

На карнизе окна сидели две вороны и смотрели через стекло на девочку. Они смотрели так пристально, словно что-то хотели сказать. Потом одна ворона снова постучала клювом в стекло, а другая громко каркнула.

Анюта, в первую секунду испугавшись такого зрелища, хотела позвать родителей или заорать: «Кыш!», но вороны так заворожено на нее смотрели, что она и сама не могла оторвать от них взгляда.

– Какие же глупые эти люди, – сказал Каролина, – неужели не понятно…

Она поскребла в стекло когтями, совсем как кошка.

«Может, дрессированные?» – подумала Анюта, медленно подошла к окну и открыла его. Она была уверена, что вороны тут же улетят. Но те лишь сделали пару шагов в стороны и продолжали смотреть на нее. Анюта осторожно протянула руку и погладила одну из них пальцем по макушке головы. Каролина стерпела.

– Ну, пошли с нами! Снеговику плохо! – каркнула она, поднялась в воздух, сделала круг и снова опустилась на карниз.

Карина совершила точно такой же маневр.

«Они меня зовут куда-то», – поняла Аня и почему-то тут же догадалась, что звать они ее могут только по воле Снеговика и только к нему.

– Что случилось? – спросила она. – Что с ним случилось?

– Случилось, случилось! – заорала Каролина.

– Кошмар-р-р, – прокричала Карина вполне по человечески.

Они обе вспорхнули и с громким карканьем стали кружить над домом.

– Что тут творится? – в комнату вбежала Катерина. Она услышала это карканье с первого этажа.

Анюта захлопнула окно.

– Мама, мне надо, – девочка прошмыгнула мимо Катерины и с топотом помчалась вниз. На ходу она сдернула с вешалки шубку, шапку, вдела ноги в валенки. Поднятый ею шум разбудил Лютецию, которая стала истерично гавкать и метаться по дому.

– Анюта, объясни сейчас же! Вадик не пускай ее…! – Катерина пыталась догнать дочь.

Но Анюта, не застегнувшись, как следует, уже выбежала из дома. Вороны низко, словно ласточки в преддверии дождя, полетели впереди нее.

– Сюда! Сюда! – кричали они…

Вадим выскочил следом – в одном свитере и без шапки. Он успел зацепить взглядом маленькую фигурку дочки – она завернула за угол улицы и тут же скрылась из поля зрения.

За Вадимом из дома вылетела с лаем Лютеция, которую Катерина не смогла остановить. Катерина и сама бы побежала, потому что ей казалось, что случилось что-то страшное, но в последний момент она поняла, что их семейная беготня может быть неправильно понята соседями. Они с Вадимом и так живут здесь на ролях изгоев, еще не хватало подивить всех своими экстравагантными выходками…

Когда Вадим прибежал на детскую площадку, Анюта рыдала. Такой горестной он ее, наверно, никогда не видел. «Снеговик, Снеговичок», – звала она и мысленно, и вслух, но тот не отзывался. Она подняла морковку и одну картофелину. Другой картофелины не было видно. «Он умер», – поняла девочка.

– Доченька, – Вадим обхватил ее, стал целовать в щеки. – Да ерунда же это. Сейчас мы вместе слепим нового. Две секунды. Не плачь, пожалуйста…

– Не надо, нового, – Анюта уже задыхалась от плача. – Надо такого же. Он же живой был, папа. Он разговаривал со мной. Про цунами в Индонезии, по Деда Мороза, про скрипку. Он все-все на свете знает. Его вороны слушаются… Он умер, папа. Он уже не будет со мной разговаривать…

– Сейчас, милая, сейчас, котенок, не плачь, – Вадим судорожно собирал обломки Снеговика, слеплял их, катал. К счастью, снег был липким и послушным. – Сейчас… Мы нового… Еще лучше…

Лютеция, прибежавшая вслед за Вадимом, будто поняла, что творится что-то важное, и ее суета может только помешать. Она некоторое время молча сидела на снегу, но скоро замерзла и побежала обратно к дому…

Вадим не обращал внимания на холод. Руки быстро окоченели, но он понимал, что для дочери почему-то важно это все и не бросал работы. Он сам был когда-то ребенком и помнил, как он безутешно плакал, когда «наши» проиграли чехам в полуфинале. Его собственный отец, очень расстроился тогда тем, что не может ни чем помочь, потому что не в его силах было тут же улететь в Прагу и забить ту самую шайбу, которой не хватило для нужного результата. Вадиму сейчас даже было легче, чем тогда его отцу, потому что он мог помочь своему ребенку прямо сейчас, никуда не уезжая… Где же эта проклятая картофелина?

– Сбегай за картошкой домой, – попросил он.

– Нет, папа! – заорала она. – Как ты не понимаешь? Снеговик должен быть тот же! Совсем тот же!

Анюта обшаривала голыми руками снег. Вадим тоже стал искать вторую картофелину

– Кар-р! – заорала над ухом Карина, опустилась на снег в двух метрах от Вадима и вытянула из глубины своим клювом недостающий глаз Снеговика.

– Стой! – Вадим уже хотел броситься на наглую птицу. Он думал, что она сейчас подхватит находку и удерет.

– Не кричи на нее, папа. Она нам помогает.

Карина и в самом деле положила картофелину рядом с собой, а сама вспорхнула и села на крышу грибка. Рядом с ней опустилась другая ворона, они между собой о чем-то перекаркнулись.

«Дрессированные, что ли?», – мимоходом подумал Вадим, хватая подарок.

Никто не замечал Мяукалы. Она наблюдала за происходящим из-за укрытия. Кошка переживала не меньше других, но не рисковала показаться. Дятел тоже сидел на ветках ели и не смел щелкнуть клювом от волнения, хотя очень хотелось. Наблюдал за этой сценой и Юлий Васильевич, но не долго.

– Отойди от окна и ляг в постель! – строго приказала Мария Федоровна.

Она была очень сердита на мужа за то, что он без ее разрешения снова сбежал на прогулку. Изрядная порция успокоительной микстуры не пробрала старика, и Мария Федоровна решила позвонить сыну, чтобы тот забрал их скорее в город…

– Не паникуй, мама, – ответил ей сын. – Я приеду к вам тридцать первого. Вместе отпразднуем, а вечером первого уедем в город.

Снеговик получился, конечно, не такой красивый, как раньше, но Вадим снова остался доволен своей работой. Во всяком случае, он старался.

Анюта зондировала мыслями пространство, но Снеговик пока не отзывался.

– Папа, выровняй вот здесь, – попросила она.

– Да, вроде бы, и так неплохо…

– Ну, пожалуйста.

Она надеялась, что лишнее прикосновение папы вольет в Снеговика еще больше энергии, и он оживет.

– И вот здесь.

– По-моему, все хорошо…

– Я прошу тебя!

– Да погладь же ты его! – каркнули вороны хором, а вдобавок к ним в глубине ели щелкнул клювом дятел.

– Ну, хорошо, хорошо, – Вадим спешно погладил там, где ему сказали. – Так?

– Уа-э-э-э, – услышала вдруг Анюта мощный зевок.