Текст книги "Хранитель ключа"

22. Город Дракона

…Музыку услышали издалека. Оркестр для провинциального городка играл довольно стройно. Пока компания шла по улицам, играли «Прощание славянки», за ним – «Варяг». Когда путешественники свернули за угол, увидали причину этого концерта. Центральная улица города была забита толпой. Впрочем, нет. Сама-то дорога оставалась пустой, люди теснились на тротуарах. Впереди на площади стояло три трехдюймовки, повернутые стволами на пустырь. Дальше в каре было выстроено несколько рот пехоты. Напротив батареи музицировал тот самый оркестр. Все говорило о том, что дорогу освободили совсем не для Геддо и его спутников. Честная компания заняла места в задних рядах и осмотрелась.

Горожане сжимали в руках букеты. Но не было на лицах обывателей ни радости, ни волнения. Испуга, впрочем, тоже не читалось. Выглядели они просто серьезными, словно пришли на работу, оставив дома ворох забот. Даже цветы в их руках были повядшие и будто где-то сломанные. Вот на другом конце улицы появились конные. Впереди на удалом белом жеребце скакал мужчина, одетый в генеральский мундир. За ним, на расстоянии почтительном, следовали чины поменьше на конях хоть и знатных, но поплоше. Солдаты стали смирно, вытянулись в струнку. Оркестр снова заиграл исполненный совсем недавно «Alte Kameraden». Музыканты при этом дули в трубы сильнее, громче. Барабанщики лупили в свой инструмент так, что становилось страшно за натянутую кожу.

– У-р-ра! – кричали солдаты.

– Спаситель ты наш! – кричали обыватели рядом. – Освободитель! Батюшка родный!

– Слава генералу Подлецову! – орал кто-то на другой стороне улицы.

Цветы летели на мостовую. Кони безжалостно плющили их копытами. Меж тем Аристархов чувствовал: что-то в этом параде не то: люди хоть и изображали радость на лицах, в глазах скользило безразличие и усталость. Получался какой-то парад второго сорта. Не все ладно было и с артиллерией. Обслуга носилась с пустыми гильзами, вставляла их в орудия, закрывала замки, будто делали залп все разом. Выстрелов, разумеется, слышно не было. Все это казалось Евгению какой-то пьесой, написанной с изрядной долей странного юмора, который не рассмешит, но улыбку на устах вызовет. Правда, улыбаться никто не спешил.

– А чего это они?.. – спросил Аристархов у стоящего рядом зеваки.

Тот с важным видом скривил скулу:

– Экономия! Снарядов нонче мало…

Проследовав до конца толпы, то есть до того места, где стояла прибывшая компания, кавалькада развернулась и отправилась в противоположном направлении. Снова граждане кричали «ура», снова марш. Снова под копытами гибли цветы. Генерал удалялся, за его спиной народец будто расслаблялся, веселел. Наконец всадники скрылись за поворотом. Музыканты прятали медь труб в футляры и чехлы. С пустыря вели лошадей иных, тяжеловозных: першеронов да ланкастеров. Трехдюймовки брали на передки, увозили куда-то. Народ сходил с тротуаров, подбирал еще гожие цветы, расходился. У проходящего мимо горожанина Ольга спросила:

– Ради бога извините, мы неместные… Причем крайне неместные. Не могли бы пояснить, что здесь происходит? Происходило только что?..

Горожанин пояснить не отказался и даже остановился перед гостями города:

– Это вы наблюдали репетицию въезда в Москву на белом коне генерала Подлецова.

– А что, такая репетиция нужна? – встрял Клим.

– А как же! Скажем, вот кони… Они привыкли к стрельбе, а вот как, скажем, отнесутся к цветам в морду? Не поранят ли их шипы роз?

– И давно вы так тренируетесь?

– Да с полтора месяца, три дня в неделю. Раньше было по два, а каждую пятницу – показательная казнь краснопузых. Порой в день дюжину вешали-рубили. Некоторых генерал самолично рубил в капусту. Совсем как царь Петр стрельцов… Но потом большевики закончились.

Евгений кивнул: все ясно.

– А вы сами случайно не большевики? – с надеждой в голосе спросил обыватель.

– Нет-нет, что вы! – замахал руками Клим.

Горожанин посмотрел на Чугункина внимательней, но, пожав плечами, пошел дальше. Жители, собрав цветы, до следующей репетиции расходились по делам. Из подворотен с метлами на изготовку выходили дворники и начинали мести улицы. Делали это с упорством, достойным лучшего применения. Казалось, в город вернулись времена не то что дореволюционные, а даже довоенные, и в провинциальный городишко должен въехать не то наследник престола, не то сам государь. Уворачиваясь от дворников, компания дошла до центральной площади городка. Вероятно, парады стоило проводить на ней, учитывая ее положение и размеры. Да вот только часть площади уже была занята. На длинной шибенице просто, без затей было повешено три человека. Еще одно место оставалось вакантным. И все говорило о том, что попасть туда может любой. Заодно становилась ясна причина усердия дворников. Их коллега, как был в фартуке и нарукавниках, качался на ветру. На груди повешенного висела табличка. Буквы были крупными, и дальнозоркий Евгений легко прочел несколько слов:

– «Он плохо мел улицы». Хм… Довольно радикальный способ борьбы за чистоту.

Аристархов осмотрелся: дом градоначальника, церквушка, конкурирующая с ней по высоте пожарная колокольня. В самом углу площади осмелевший осенний ветер трепал вывеску трактира.

– Вносится предложение пообедать. Заодно позавтракать, поужинать и снова пообедать. Я нормально не кушал с неделю…

– И вам хочется при этом обедать? – кивнула Ольга на повешенных.

– Вы не поверите, но может статься, именно потому и хочется… На фронте ведь как: если половина взвода погибла или в лазарете, так второй половине положен двойной обед. Опять же: работа солдата на свежем воздухе, все больше физическая. Аппетит нагуливаешь быстро. Да и надо набивать живот кашей, пока его не набили свинцом.

Столы на веранде не убрали. Несмотря на беснующийся вокруг листопад, ни на них, ни на полу не имелось ни одного листочка. Впрочем, трапезничать на улице было уже прохладно, и компания вошла в заведение. Звякнул пренепременный колокольчик над дверью. В зале было совершенно пусто, в потолок целились ножками поднятые стулья. Гости заняли столик у окна, которое выходило не на площадь, а на маленькую улочку. Появился трактирщик.

– Нам бы с дороги желательно поесть чего-то горяченького, – сказал Евгений. – Имеется ли у вас таковое?

Сначала трактирщик покачал головой, но затем поспешно кивнул:

– Сейчас чего-то сообразим-с.

– А что это у вас зал пустует? – спросил Клим, с интересом разглядывая помещение. – Дела идут плохо?

– Да нет! – Весь вид трактирщика выражал жизнерадостность. – Дела-с идут хорошо! Как и у всего города! Просто народ сейчас работает! Кует победу!

Этот оптимизм тоже казался каким-то потертым, бывшим в употреблении необоснованно долго.

– И соседство это вас не раздражает? – кивнул Евгений куда-то в сторону виселиц.

– Да нет, уже как-то все привыкли-с! От мертвых вреда никакого ведь – это от живых беды… Вот с пару недель назад было легче. Повешенные так не застаивались… Воздух был свежее. Но если это надо для блага родины – я готов терпеть!

Приняв заказ, трактирщик удалился.

– Странный он какой-то, – отметил Клим, косясь в сторону кухни.

– Вот если бы ты не сказал, мы бы не заметили! – съязвил Евгений.

Бывшему комиссару на помощь неожиданно пришла Ольга:

– И трактирщик странный, и город. И что самое неприятное: странный не по-хорошему…

Как бы то ни было, трактирщик оказался расторопным. На стол метались тарелки с борщом, кашей, корзина с пирогами. Правда, пиво подавать отказался, сославшись на какой-то запрет.

– Вот вам за труды, милейший, – улыбнулся Геддо и положил на край стола серебряную монету величиной с маленькое чайное блюдце.

На монетку трактирщик смотрел взглядом, скроенным будто из страха, но и меркантильности. Чувства боролись на лице трактирщика, он даже потянул руку к монетке. Но отдернул.

– Я не могу принимать деньги иных стран. Вы обязаны их обменять в банке. Это совсем недалеко – пару кварталов.

– Да полно тебе! – возмутился Евгений. – Это где ты деньгу иностранную увидал? Ведь отечественная монета, что с того, что старая? А в банк нам ходить не шибко удобно – кушать хочется с дороги. Ты уж сам будь добр, поменяй, когда сможешь.

– Ах, ну что же вы так, – затараторил трактирщик.

И полотенцем, ранее висевшим у него на руке, начал быстро протирать стол. Стол в этом как будто не нуждался, но монетка, на мгновение накрытая тканью, тут же исчезла.

– Я принесу сдачу…

– Не надо. Оставь ее себе, – подбодрил беспокойного трактирщика Геддо.

…По пустой улице шел военный патруль. Впереди, заложив руки за спину, шагал молодой поручик. За ним, с винтовками на плече, следовали два солдата. У всех на рукавах имелась черно-желто-белая повязка.

На какое-то мгновение глаза Аристархова, глядящего в окно, и поручика встретились. Евгений задумчиво кивнул, словно поздоровался. Тот тоже ответил кивком. И будто патруль уже прошел мимо, но нет… Снова звякнул колокольчик над дверями трактира, приветствуя теперь патруль.

– Вы отчего не на работах? – сурово спросил офицер у компании. – Кто дал вам право ходить по городу в рабочее время?

– А кто вы такой, чтоб я давал вам отчет? – спросил в ответ Евгений. – По уставу караульной службы вы должны назваться, указать номер части.

Поручик побледнел, схватился было за кобуру, но в разговор ввинтился трактирщик:

– Ваше благородие! Это неместные, первый день в городе! Будьте милостивы!

– Так-так… – Руку от кобуры поручик не убрал, но успокоился. – Бродяги во время смуты. Сие есть…

– Да не бродяги мы, а путешественники, – возразила Ольга, не дожидаясь, пока офицер подберет нужное слово.

– А какова цель вашего путешествия?

– А какова была цель путешествий господ Миклухо и Маклая? Или Пржевальского, не к ночи будет сказано? – миролюбиво начал разглагольствовать Аристархов.

Поручик крепко задумался. Солдаты за его спиной шумно дышали.

– Меж тем… – наконец продолжил офицер. – Для путешествий ноне время негожее. Вы, часом, не большевистскими лазутчиками будете?

– Ну сами подумайте, поручик, кто на вопрос «ты шпион?» даст утвердительный ответ? Только безумец… А что касается разведки, то, я думаю, до такой сложной штуки большевикам век не додуматься.

Трактирщик дал знак половому, и тот принес пузатую кружку пенного напитка. Подал ее поручику:

– Примите за счет заведения! Для бодрости и веселости духа и за здоровье генерала Подлецова!

Полштофа пива поручик пил долго. Пока пил – сменил гнев на милость.

– Вам следует немедленно зарегистрироваться, – вытирая губы, благосклонно стал поучать гостей поручик, – обменять все деньги и ценности на ассигнации нашей губернии. Еще желательно, чтоб вы подписались на заем Победы…

– На заем чего?.. – начал было Клим. Но тут же получил под столом тычок от Геддо.

Впрочем, патруль уже уходил.

* * *

– А все-таки как-то несправедливо, – проговорил Евгений трактирщику. – Нам вы пиво наливать отказались, зато этому поручику нацедили полную кружку. Я понимаю, что сделали вы это для нашего же блага, но все равно – как-то некрасиво.

Трактирщик сидел тут же. За неимением иных клиентов он откровенно скучал.

– Что поделать. Продажа хмельного до заката запрещена. Заходите ко мне вечером – пренепременно налью. Сейчас, к слову, еще ничего…

– А раньше?

– Генерал, как в город вошел, чуть не первым делом стал бороться с пьянством. Собрал весь самогон и вылил в озеро. Пьяницам-то что, бабки другой нагнали, а вот рыба в озере начала нереститься. Потом два дня на берег выпрыгивала. К озеру после люди не подходили неделю, ибо похмелье у рыб еще плохо изучено. Генерал же заметил, что сухой закон во благо городу не идет: и солдаты в бой не шибко рвутся, и народец в городе смурной…

– Короче, отменил указ.

– Ну что вы! Все приказы генерала исключительно мудры и правильны! Пить по-прежнему нельзя, кроме как в определенных местах и только в разрешенное время!

– Суровые порядки…

– И не то слово! Драконовские! – с гордостью ответствовал трактирщик. – Все как в Европе! А нашего генерала и враги кличут Драконом! За силу! За мудрость и военную хитрость!

Клим вздрогнул, Евгений задумался, вспоминая, как же все-таки называют Подлецова в стане вражеском. Вспомнить так и не смог: фамилия до сегодняшнего дня была ему совершенно незнакома, как, наверное, и большинству потенциальных врагов. Но рассказывать это трактирщику не стал. Тот явно гордился своим вождем.

– И все же мне кажется, что дворников вешать – это явный перебор, – заметила Ольга.

– Зато в городе у нас порядок. Улицы чистые, в магазинах не обвешивают.

– Как по мне, уж лучше меня пять раз обвесят, чем раз повесят…

* * *

…Городская гостиница по случаю Гражданской войны пустовала. Цены на номера упали ниже плинтуса, но обслуга продолжала ждать постояльцев. Может, стоило закрыть заведение из-за неприбыльности, но это не позволил бы генерал: ибо разве может быть город сколь либо значительным, если в нем нет ресторана «Яр» и гостиницы «Метрополь»? И когда компания переступила порог, гостиничное хозяйство, доселе пребывавшее в безделье, завертелось так, словно все служащие истосковались по работе. Сняли многокомнатный номер чуть не вполэтажа: Геддо и Ольга получили апартаменты отдельные, Клим и Евгений поделили одну большую комнату. Коридорные не имели ничего против получать чаевые монетами, кои вроде хождения в губернии не имели. Да и портье, хоть и сетовал на то, что деньги не поменяны, к оплате их принял. Но сдачу выдал местными денежными знаками. Конечно, фальшивых денег у него не могло быть по определению, но это не мешало купюрам выглядеть ненастоящими. Печатали их на отвратной, чуть не газетной бумаге, типографским методом. Хоть и были эти билеты разноцветными, но без «орловской печати». Краска вытиралась на сгибах, расплывалась от воды. Степень защиты на этих деньгах была единственной и окончательной. На купюре крупно было напечатано: «ЗА ПОДДЬЛКУ – РАССТРЬЛЪ!»

Геддо посетил цирюльню, что находилась рядом с гостиницей, вернулся оттуда помолодевший, подстриженный, густо пахнущий одеколоном. Прежде чем войти в гостиницу, что-то бросил на клумбу, прошептал заклинания и в совершеннейшем ноябре расцвели розы.

– Зачем? – спросила Ольга, глядя на клумбу из-за занавески.

– Это для вас, – смутился Геддо. – Думал, будет приятно.

– Приятно… Но скоро ударят морозы, и пропадут розы.

– Ну ничего, я весной вам еще наколдую.

Под окнами, как раз между гостиницей и цирюльней, неспешно двигался крестный ход. Впереди – непременный крест с хоругвями, священники. За ними – старики со старухами. Глядя на них, Евгений перекрестился.

– Товарищ Аристархов, что вы делаете! – одернул его Клим. – Бога нет!

– Товарищи ныне далеко. Да и тебе неплохо бы помнить, что день назад сам едва не узнал, есть ли Бог или нет…

– По какому поводу ход? – спросила Ольга.

– Да кто его знает. Если судить по городу, так наверняка о даровании победы господину Подлецову.

– Когда я слышу во время Гражданской войны здравицу «За победу русского оружия», мне хочется не то рыдать, не то смеяться…

Словно почувствовав в Ольге союзника, Клим спросил:

– А ваше отношение к религии какое будет?

– Не люблю попов. Я как-то пыталась продать в церковь автоматического торговца свечками. Не взяли.

Клим расцвел, но слишком рано.

– Но к религии отношусь положительно, потому что природа не терпит пустоты. И если человеку не забить голову религией, он ее забьет самочинно всякой пургой вроде марксизма…

Клим вспыхнул, стал просто пунцовый. Он шевелил губами, подбирая слова. Вероятно, зрел скандал. У Евгения появилось смутное желание дать Климу по роже. За время странствий тот уже порядком надоел Аристархову. Но с нахлынувшим гневом он справился и выпалил первое, что пришло в голову.

– А пойдемте-ка сегодня вечером в ресторан, – предложил Евгений. – Не был там сто лет…

23. Попытка ограбления

Поезд после узловой станции уходил на западную ветку. Геллер думал пересесть на другой состав, но оказалось, что ничего в Великий Кокуй не идет, по причине, что рельсов туда не имеется. Но если бы железную дорогу в Великий Кокуй и проложили, доехать туда вряд ли получилось бы.

– Дрянной город, – объяснил Геллеру машинист. – И порядки там дрянные. Скажем, промочил кто мешки с мукой… Мешки вешают сушиться, а рядом с ним – вешают за шею и виновника. Если какая телега с грузом придет с опозданием – значит, саботаж, возницу, значит, к стенке. Потому, если б в Кокуй была дорога – я б туда не поехал. Уж лучше я получу расчет здесь, чем пулю в лоб там…

Поэтому, закинув винтовку на плечо, Геллер пошел по Кокуйскому тракту пешком. Шел быстро, бодро, насвистывая под нос марш «Седан». И все было хорошо, но дорога делала небольшой поворот, обходя рощицу. Уже не понять, почему строители тракта решили, что проще сделать крюк, нежели прорубить просеку. Может, роща скрывала непроходимое озеро, а может, сделано так было для блага ночных путников вроде того же Геллера. Ведь, если бы тракт проходил меж деревьев, история Рихарда, возможно, на этой дороге и закончилась. Но, будто чувствуя что-то, Геллер шел по левой обочине тракта, дальней от рощи.

Четверо постарались выскочить неожиданно, но вышло это не слаженно. Убежать Геллер не успел, но винтовку с плеча сбросил. Одеты нападавшие были во что-то коричневое, синее или даже красное, но в темноте все цвета сливались в черное. Вооружены налетчики были чем попало. У одного имелся кистень, у второго – шашка. Двое других были вооружены… Рихард даже не сразу понял, что это такое: лезвие косы из поперечного положения переставили в продольное. Такое оружие, наверное, появилось приблизительно одновременно с косой. Но во все времена крестьяне у глеф, сиречь боевых кос, держак оставляли прежним. Люди, появившиеся из рощи, вряд ли когда пользовались косами по назначению, поэтому от косья оставили недлинную, в две ладони, рукоять. Получилось нечто похожее на саблю.

– Бросай свою пукалку! – крикнул тот, кто был с кистенем. – Нас пули не берут! Мы – черные всадники!

Геллер посмотрел на свою винтовку с недоверием. В самом деле – слишком многих в этой губернии не брали пули. Настолько многих, что огнестрельное оружие на черном рынке падало в цене, зато дорожали сабли, кастеты. Может, против таких вот феноменов помогали серебряные пули, но Рихарду доселе не представлялось возможности их опробовать. А сейчас, когда был самый тот случай, его пулемет находился за десятки верст, а в имеющейся винтовке был только один патрон…

– Эй, ты… – сказал другой. – Давай сюда свою деньгу. И разувайся-раздевайся.

То, что его раздевали живым, еще ни о чем не говорило – так могли поступить, скажем, чтоб не портить кровью ткань. «А какого, собственно, демона?» – подумал Геллер. И, резко развернув винтовку, прямо с бедра выпалил в стоящую напротив фигуру. Такое расстояние не оставляло шанса промазать даже посредственному стрелку, а Рихард таковым не был. Может, с полсекунды все пребывали в оцепенелом удивлении. Бандиты – от того, что путник выстрелил. Рихард – потому что выстрелом бандиту снесло пол-лица. Первым опомнился Геллер. Крутанул винтовку и щекой приклада смазал по голове ближнего. Тот пошатнулся, рукой схватился за челюсть, но не упал и даже оружия не выпустил. Зато Рихарда чуть не смел удар кистенем. Но в темноте бандит ошибся, дал промах, шар лишь задел шинель Геллера. Под следующий удар Рихард поднырнул и оказался прямо возле бандита. Тяжелая гиря потянула руку бродяги так, что он словно обнял Геллера. Рихард чуть помог врагу повернуться. Получилось как раз вовремя: второй бандит ударил саблей-косой. Коса вошла глубоко – на мгновение Рихарду показалось, что, проткнув подельника насквозь, достанет его самого. Но нет – лезвие застряло, да так, что бандит, не мог его вытащить назад. Меж тем тело убитого стало падать, и косу-саблю просто вырвало из рук. Рихард отступил на шаг назад. Бандит отскочил в сторону и из руки застреленного выхватил саблю. Атаковал тут же косым ударом. Геллер закрылся винтовкой – с цевья полетели щепки. От первого подсечного удара Геллер ушел, второй приняла винтовка. Бандит давил, пытаясь оттеснить Рихарда, но тот ударил подло – ногой в колено. Когда противник упал, проскочил за спину, накинул на шею ремень. Душил азартно, сильно. Когда закончил – вздрогнул. Ведь был же еще и четвертый. Рихард осмотрелся. Четвертый был саженях в пяти, в одной руке он по-прежнему сжимал оружие, второй держался за голову. Отчего он не пришел на помощь своему товарищу? За болью было не до того или не такого уж и большого друга убили? Рихард засмеялся и топнул ногой. Намек был понят, и последний налетчик потрусил в лес. Черная одежда имела еще то преимущество, что в темноте убегающий терялся меж деревьев. Рихард подумал, передернул затвор, вскинул оружие к щеке, прицелился, плавно, словно на стрельбищах нажал на спусковой крючок. Ответом был лишь негромкий щелчок. Как-то совершенно забылось, что патрон был один, да и тот уже нашел свою цель. Может, стоило побежать, рискуя свернуть шею, догнать налетчика. Коль они именовали себя черными всадниками, так, может, у них есть какие-то лошади? Но нет – откуда у таких неудачников лошади? Они даже на нормальное оружие не скопили.

Да и зачем те кони были нужны Рихарду? С места драки уже было видно огни Великого Кокуя.