Текст книги "Крестоносец"

Глава 17
Март 1242 года. Псков
Вхождение Александра

О, многих победили, братья, бесчисленное число…

О побоище новгородцев с Ярославом

Псков взяли почти сразу же, с ходу. Да, какие-то мелкие стычки завязались, но именно что мелкие, хотя, надо признать, рыцари сражались отчаянно. Только их мало было, рыцарей. Как и кнехтов. Основная масса политически активных псковичей с радостью поддержала Александра. И тут, и там, выскакивали на улицы вооруженные люди, с криком «Бей немцев!» устремляющиеся навстречу новгородской рати.

Махал мечом и Ратников, причем был кровно заинтересован в скорейшем вхождении во Псков Александровых ратей – ясно, почему. Распотрошить усадебку на Лодейной, в клочья разнести, раскатать по бревнышку – но браслетики отыскать обязательно! А с тем… ну, разбился, стекло – вещь хрупкая. Миша тогда и утешил Макса – не переживай, мол – еще надыбаем!

И вот теперь – старался.

– Дядь Миша, слева, за углом – кнехты, – информировал продвигающийся по неширокой улице воинов Макс. В подобранной по росту кольчуге, в сверкающем шлеме, с коротким копьем в руках, он выглядел на редкость воинственно и ни чуточки не смешно. Как и Эгберт. Беглый любекский подмастерье в новгородском войске – это надо было видеть! Впрочем, отрок старался нести службу честно, тем более, что здесь его никто не задирал, как, скажем, некогда в бурге. Наоборот, всячески помогали, жалели даже – Ратников сказал, что Эгберт – из пруссов.

– Кнехты, говоришь?

Ратникову доверили пехотное «копье» – дюжину молодых воинов из новгородского ополчения. Конечно, все эти парни – плотники, гончары, лодочники – не были профессионалами в воинском деле, но, в общем, сражались вполне умело. Тем более под руководством опытного «десятника Михайлы».

Осторожно продвигаясь по улице, самых проворных – Макса и Эгберта – Миша выслал на разведку, вперед.

И вот, парни вернулись, докладывали… точнее – за двоих говорил Максим:

– Кнехты, с десяток, может, чуть больше. Рыцарей с ними не видел. Два арбалетчика! Прячутся за частоколом, в усадьбе. Арбалетчики – в тереме.

Ну, конечно, в тереме – где же еще?

Что ж, задача предстояла простая – выбить кнехтов из этой усадьбы. Причем с как можно меньшими потерями в собственных рядах, Ратников был не из тех, кто разбрасывается людьми, как гнилой соломой.

– Нилыч, Онфим, Раздрай, – обернувшись, Михаил подозвал лучников. – Арбалетчики – ваша забота. Вон ту колокольню видите?

– Да, господине!

– Оттуда кнехтов достанете?

Кто-то из парней – нахальный и вечно всех подначивающий Раздрай – лишь хмыкнул:

– О чем разговор!

– Как подниметесь, дайте знак… в колокол ударьте, что ли, – быстро инструктировал Ратников. – А мы их постараемся выманить. Слышали все, да? Поначалу не увлекаться!

Ну все, парни – пошли.

Лучники проворно перемахнули через ограду и, прячась за амбарами, подались к колокольне.

– Идем! – тихо скомандовал Михаил остальным. – Щитоносцы – вперед. Мелкими перебежками – зигзагом. От ограды к ограды.

Дернулись. Побежали. Ратников – в первых рядах, сразу за щитоносцами – так он именовал двух дюжих парней-плотников, с легкостью управлявшихся не только секирами, но и в общем-то не столь уж и легкими миндалевидными щитами. Вообще-то, такие лучше бы подошли конным, но и здесь – в умелых-то руках – вполне себя оправдывали. Правда, тяжелая арбалетная стрела – болт – щиты пробивала на раз. Зато метательные копья – сулицы – застревали вполне надежно.

Да, главная проблема, конечно, арбалетчики. Оружие страшное. Выстрел – в буквальном смысле слова – убойный. Да и перезарядить не так уж долго – воротом или только что появившейся «козьей ногой».

Вот он, впереди – частокол, ворота. За ними – кнехты. Главное сейчас – прорваться на двор. И выбить арбалетчиков, обязательно выбить…

Михаил догнал щитоносцев:

– А теперь – по углам, парни. Ты – налево, ты – направо. По моей команде осторожно высунете щиты… самый краешек.

Воины послушно устремились в указанную десятником сторону, замерли.

Ратников обернулся:

– Остальным – приготовиться!

И махнул рукой щитоносцам:

– Пора!

Парни послушно высунули шиты… одновременно.

Чпок! Чпок!

С мерзким звуком навершья щитов тут же пробили безжалостные арбалетные стрелы…

А вот теперь стоило поторопиться.

– Вперед!

– Кто на Бога и Великий Новгород?

Именно с таким кличем бросились в бой новгородцы. Быстро достигли частокола – не такого уж и высокого – дюжие щитоносцы уперлись руками в бревна, остальные быстро вскочили им на плечи, перемахнули ограду – вниз, вниз, во двор…

Приземлившись в сугроб, Ратников взмахнул мечом, отражая натиск подскочившего кнехта… И тут услыхал наконец давно ожидаемое – «бумм!».

Колокол! Лучники подавали знак.

А со всех сторон уже слышался звон мечей, крики – начиналась сеча, и засевшие в высокой пристройке-тереме стрелки теперь не могли прицелиться. Пока не могли… Но были бы вполне способны осложнить победу.

Нужно было рискнуть.

Отразив без особого труда натиск кнехта – удар – отбив – ложное уклонение – выпад в шею! – Миша специально не стал ввязываться в бой, а отпрыгнул в сторону, специально подставляясь арбалетчикам. Еще бы, такая мишень! Высокий, статный, в сверкающей на солнце кольчуге, алом плаще и золоченом шлеме, сразу видать – не простой воин. Такого и подстрелить…

Оп!

Миша сделал шаг в сторону… пропуская стрелу… и тут же рухнул лицом в сугроб, так, что не очень-то было бы видно с терема, так, чтоб нужно было бы высунуться, чтоб добить…

Ну! Давайте же! Давайте!

Казалось, прямо над головой ударило:

– Бумм!!!

Отлично – есть один!

А как же второй?

Ратников осторожно дернулся, пополз… затаился. Сняв с голову шлем, вытянул руку… И тут же отдернул – не хватало еще словить ею стрелу!

– Бумм!!!

Слава Господу! Ну, вот и все, кажется…

Ан, нет, не все!

Затихшая уже было во дворе схватка вдруг возобновилась с новой силой. Откуда-то появились новые кнехты… четверо… вдобавок к тем, кто уже, похоже, готовился сдаться…

Бросились!

Один подскочил к Максу… Тот не дрогнул! Отбил натиск мечом – как учил Ратников. Ударил сам… Уклонился… Еще удар…

Михаил уже со всех ног несся на помощь, обзывая себя самыми последними словами – ну, надо же, подставить под вражеские мечи ребенка. Хотя… Сколько там лет Максику? Тринадцать? Четырнадцать? По здешним меркам, далеко не ребенок – воин.

Удар! И звон мечей со всех сторон. И крики. И орошающая снег кровь.

Что ж ты по панцирю-то бьешь, Максюта? Бей в шею! В лицо!

Удар…

Кнехт застыл… закричал…

Ну, добей же!

Взмах меча. Короткий удар. Кровь…

Вот так вот!

– Молодец, Максим! – подбежав, похвалил Ратников.

И тут же услышал за воротами лающее:

– Helfen! Wehren! Heilen!

Девиз рыцарей-тевтонцев – «Помогать! Защищать! Лечить!».

И откуда вы сейчас здесь взялись, лекари хреновы?

Кто-то из уцелевших кнехтов поспешно распахнул ворота…

– Построиться! – быстро скомандовал Ратников.

И ухмыльнулся – не такой уж великой оказалась крестоносная подмога!

Всего-то один рыцарь, правда – конный, ну и за ним – двое дюжих оруженосцев и мальчишка-паж.

Все, как полагается – добрый, бьющий копытами землю, конь, седло с высокой лукой, снежно-белый, закрывающий кольчужный хауберт, плащ с черным крестом, треугольный – все с тем же гербом – щит, блестящий, похожий на перевернутое ведро шлем – бикок. Сквозь прорези шлема гневно сверкали глаза.

Несмотря на численное превосходство новгородского «копья», рыцарь опустил копье и ринулся в бой, не раздумывая ни секунды. Однако, выехав на середину двора, вдруг осадил коня, спешился, бросив копье подскочившему оруженосцу. Вытащив из ножен меч, картинно на него оперся, заняв этакую презрительно-выжидательную позу. Видать, признал в блестящем витязе с развевающимся за плечами алым плащом и в сверкающем шлеме благородного человека. Достойного соперника, рыцаря.

И все, кнехты и свои воины, посмотрели на Ратникова – момент как раз настал именно такой, когда требовалось только личное бесстрашие, только личное благородство, только личное мужество.

Михаил усмехнулся и, выступив вперед, слегка поклонился рыцарю. Крестоносец кивнул и, с не– ожиданным проворством рванувшись вперед, сделал первый выпад.

Со скрежетом скрестились клинки, полетели искры… Удар! Еще удар! Рыцарь оказался опытным и умелым воином – ну, а как же еще-то?

Уклоняясь от рубящего удара, Ратников отскочил в сторону и сам, в свою очередь, рубанул наотмашь… Соперник вовремя подставил по удар щит. Миша попытался нанести укол… рыцарь отбил его моментально, ударил сам…

Черт! Острый конец клинка прорвал-таки Мишину кольчужку, оцарапав бок… Хорошо хоть так обошлось.

Ах ты так?! Почувствовав боль, Ратников совсем обозлился и, потеряв всякую осторожность, принялся махать мечом, словно ветряная мельница крыльями! Удар! Удар! Удар!

И только звон, и хрип, и яростный взгляд, и изодранные в клочья плащи…

Ратников поудобнее ухватил щит… и сделав вид, что поддался на провокацию врага… выпустил из рук меч!

Сверкающий на солнце клинок птицей упорхнул к небу… и тяжело полетел вниз, в сугроб…

Он еще не успел упасть, как Михаил со всей молодецкой удали хватанул рыцаря по шлему своим тяжелым щитом!

Снова ударил наотмашь, на этот раз, правда, уже не мечом!

Крестоносец пошатнулся… упал на одно колено…

И воины-новгородцы, не удержавшись, едва не взяли его в копья.

– Стоять! – в бешенстве заорал на них Ратников. – Это мой! Мой пленник!

А кнехты уже давно побросали оружие – на выручку своим неслись наметом по узенькой улочке всадники воеводы Домаша!

– Эх-ха-а-а!!! Кто на Бога и Великий Новгород?

– Сэр Майкл?!

Ратников с удивлением обернулся.

– Сэр Майкл… – сняв шлем, с горечью произнес пленник. – Так вы выбрали себе более подходящего сеньора?

– Иоганн?! – Михаил тоже узнал соперника. – Фон Оффенбах! Что ты тут делаешь, друг мой?

– Просто приехал в гости, а тут такое… – рыцарь улыбнулся. – Вот уж неожиданная встреча.

– Да уж, – Ратников покачал головой. – Так ты приехал из Дерпта?

– Оттуда, – рыцарь кивнул.

– Мне б с тобой переговорить… – обрадовался Михаил. – Только не сейчас, попозже… – И обернулся:

– Как там наши, Домаш Твердиславич?

– Слава Богу, все кончено! – воевода спрыгнул с коня и громко расхохотался. – Своих пленников можешь запереть хоть вот в этот амбар… Я имею в виду простолюдинов. А рыцаря – взять на слово.

Ратников так и сделал – кнехтов заперли пока в сараюхе, на этих парней имели все права и воины новгородского десятка, вот и пусть распоряжаются, у Миши же здесь, в Пскове, имелись совсем иные заботы.

– Эгберт, Макс, вы целы?

– Да… как ни странно…

Максим был бледен, но не так, как тогда, летом… когда впервые достал человека копьем.

– Ну, тогда пошли отсюда… Ты славно бился, парень!

– Да… наверное… дядь Миша, а это, правда, фон Оффенбах?

– Да… Черт. А где он?

Ратников обернулся – рыцарь упрямо шагал следом.

– Ну? – прищурился Михаил. – И что, ты теперь вот так и будешь следом за нами шататься? Макс, переведи.

– Я – твой пленник, – крестоносец наклонил голову и неожиданно улыбнулся. – Клянусь, не думал, что ты вот так вот используешь щит!

– Ага, не понравилось! Как голова, не болит?

– Немного кружится. Но, полагаю, скоро продет. Где твой шатер, сэр Майкл? Куда мне следует идти?

– Сказал бы я тебе – куда, – со вздохом качнул головой Ратников. – Вот только, боюсь, это будет совсем не по-рыцарски. Кстати, ты знал в Дерпте рыцаря Анри де Сен-Клера?

– Анри из Сен-Клера? Нормандца? – переспросил фон Оффенбах. – Конечно, знал. Это славный воин и очень хороший человек!

– А его жена… или там, полюбовница… о ней ты что скажешь?

– А ты, сэр Майкл, верно, имеешь в виду даму Элеонору!

– Кого-кого? – Ратников переглянулся с Максом. – Какую еще даму?

– Про которую говорили, что она русалка, – охотно пояснил крестоносец. – А еще называют – озерной нимфой. То ли сам Анри спас ее из пучины, то ли она его… В общем, они живут вместе, и очень многим это не нравится!

– Не нравится? – сворачивая к знакомой корчме, удивленно переспросил Ратников. – Завидуют, что ли?

– Да нет, не завидуют, тут дело в другом, – фон Оффенбах задумчиво покачал головой. – Видишь ли, Сен-Клер – славный рыцарь и совсем уже собирался принять обет, став полноправным орденским братом. Нести язычникам слово Божие, отказавшись от всех мирских утех… И тут – озерная нимфа. Говорят, она его просто околдовала! И становиться орденским братом славный рыцарь Сен-Клер больше не хочет!

– Ах, вот оно что…

– А что за нимфа-то, – поинтересовался Максим. – Молодая она или старая? Вы-то сами ее видели, герр Иоганн?

– Да видал, – крестоносец покривился. – Обычная такая девчонка, вполне приятная, но… тощая больно. Ее бы чуть откормить.

Лерка – не Лерка? Больше ничего толкового от рыцаря было не добиться.

– Ладно, там поглядим, скорее всего – она это!

Ратников подвел резюме и кивнул на призывно распахнутую дверь питейного заведения:

– Пошли, зайдем, что ли? С утра росинки маковой во рту не было. Иоганн, дружище, ты деньгами не богат?

После небольшой пирушки герр Иоганн фон Оффенбах был отпущен восвояси под честное слово – никогда больше не воевать с русскими. Рыцарь покривился, но слово все же дал – и это означало для него покинуть Ливонское отделение Ордена, поскольку тут если не войн, то мелких стычек с теми же новгородцами либо псковичами было никак не избежать.

Простившись с пленником, Ратников и его спутники, насытившиеся и довольные, зашагали на Лодейную улицу – все к той же усадьбе. И вот там-то их ждал облом!

Михаил еще издали почувствовал что-то неладное: над усадьбой трепетали на ветру багряные с изображением какой-то православной святой – стяги, а у ворот стояли двое окольчуженных воинов с червлеными щитами и короткими коптями-сулицами. Этакие неподкупные стражи.

– Куда? – один из воев хмуро посмотрел на подошедшего Ратникова.

– Туда! – ухмыльнулся тот. – Дай пройти, брат!

Страж приосанился:

– А пущать никого не велено!

– Как это – не велено?! – возмутился Миша. – А вдруг там немцы? Или – их прихвостни?

– Да успокойся ты, друже, нет там ни немцев, ни прихвостней, – успокоил Ратникова второй стражник, выглядевший постарше и поумнее своего напарника. – Боярыня новгородская там, во владенье вступает волею князя благословенного Александры!

– Боярыня? Что за боярыня? – Михаил похолодел – он уже знал, какой ответ услышит.

И в своих предположениях не ошибся.

– Боярыня Ирина Мирошкинична, – с улыбкой пояснил страж. – Так нашу хозяйку кличут. Князь Александра к ней благоволит вяще!

Ирина Мирошкинична… Та самая… Атаманша!

– Ну, дядь Миша, что там? – нетерпеливо окликнул скромно стоявший в сторонке Максик.

– Да ничего хорошего, честно сказать, – подойдя, махнул рукой Михаил. – Пошли в корчму… посидим. Думать будем!

А в корчме веселились! Пели песни. Во славу князя Александра и так, задиристые, про любовь. Особенно надрывался один чернявый парень с рябым неприятным лицом:

Ай люли, ай люли-люли…

А у моей зазнобушки-то брови чермные!

А у моей – фиолетовые, – неприязненно подумал Ратников. – Тоже мне – песня. Нет чтоб… Группа крови на рукаве, мой порядковый номер на рукаве… пожелай мне удачи в бою, пожелай мне…

– Вы что там мычите, дядь Миша?

– А? Что? Да это я так, о своем… Вы ешьте, ешьте, парни!

– Да мы типа наелись уже, вообще-то.

Типа наелись…

Что же, однако, делать-то? Надо бы явиться, так сказать, в расположение части – воевода Домаш Твердиславич уже присылал человечка, так что искать не надо было. Но до возвращения хорошо бы что-то придумать…

Ай люли-люли-и-и-и!

Теперь к чернявому присоединился какой-то мелкий оборванный пацаненок, гнусаво так пел, противно… словно собака скулила…

Ай люли-люли…

Вот тоже – песня! Хоть бы повеселей чего спели… типа – мой папа – фашист, а-а-а-а!!!

Ратников еще с детства любил питерский рок-клуб, хотя особо-то музыкой не увлекался.

Однако чтобы такое придумать-то, а-а-а-а?

Силой ничего не выйдет, боярышня Ирина у Александра-князя, видать, в почете. Значит, нужно хитростью… Выкрасть! Ах, Михаил Сергеевич, криминально мыслите, дорогой. Выкрасть… Ну, в прошлый раз повезло, детинушка один на усадьбе оказался, да и умишком не востр. А нынче? А нынче все не так, все наоборот нынче – и народу там полно, и Ирина Мирошкинична особа весьма и весьма неглупая, а в чем-то – даже талантливая, это ж надо – подобную торговлю (прошлого с будущим) устроить!

Ай люли люли-и-и-и…

Да прекратите вы наконец выть-то?

А пацаненок вроде знакомый… певец хренов… Юра, блин, Шатунов… Ну, конечно, знакомый! Воренок с торга! Который едва кошель не увел. Воренок…

– Эй, парень, – дождавшись, когда наконец пес– ня утихла и исполнявшие ее бедолаги пошли по корчме с шапкой, Ратников ухватил парнишку за рукав. – Заработать хочешь?

Ближе к ночи все трое дисциплинированно явились на постой в войско Домаши Твердиславича, расположившееся на обширном постоялом дворе – бывшем рижском подворье. Воевода Ратникову обрадовался, выкатил бадью бражки – за-ради победы – так и прображничали всю ночь, утром Миша даже «мяу» сказать не мог, хотя уж на что к местным слабеньким напиткам крепок. Даже «мяу» не сказать, не то что возвращаться обратно в ту корчму, где договаривались с воренком. Хорошо, Макс с Эгбертом вот так вот еще не пили, не умели еще Максик так вообще местной бражкой брезговал, дурачок… там же все натуральное, не какая-нибудь пепси-кола или, упаси Господи, джин-тоник!

Послав ребят в корчму, Михаил завалился спать и, верно, продрыхнул бы, как и многие, до вечера, ежели б, ближе к обеду, его не разбудили вернувшиеся парни.

Судя по довольному виду Макса – воренок деньги свои отработал сполна.

– Есть! – едва Миша открыл глаза, радостно сообщил Максим. – Есть браслетик!

– Славно… – Ратников икнул и потянулся к кувшину с квасом, стоявшему тут же, у изголовья. – Браслетик… А почему – один?

Просто так спросил – пошутил вроде, а Макс за чистую монету принял:

– Да, Микитка тот сказал, три было… Один он, когда бежал, разбил, другой – выпал да где-то потерялся.

– Ладно, – Михаил махнул рукою. – И одним обойдемся. Он где их нашел-то?

– Так, там же, где и мы – в амбаре. Долго, говорит, шарился. Зато знал – что искать.

Глава 18
Март – апрель 1242 года. Псков – Чудское озеро
Львы

Битва происходила не так, как описано в учебниках и показано в кино…

О. Музыкина. Иной путь

О том, что отряд Домаша Твердиславича уже через пару дней отправится лихим рейдом на Дерпт, Ратников узнал сразу же, как появился на подворье, и теперь не знал – радоваться ему или, наоборот, печалиться. Да, в Дерпт, конечно, надо бы. Только не так – с наскока! Кто его знает, куда там денется рыцарь Сен-Клер и его озерная нимфа? Ну, и Максика подставлять под тевтонские мечи тоже не очень хотелось, хватит, наподставлялся уже.

Однако другого-то пути не было – никаким мирным путем в Дерпт не проникнуть: тамошний епископ наверняка уже обратился за помощью к крестоносцам, те выставили на всех дорогах посты – мышь не проскочит! Да и купцы притихли, не ездили пока никуда… Значит – выход оставался один: с войском!

Да и деваться было некуда – попробуй-ка, откажись, задержись, потеряйся! Ратников и так-то оставался под подозрением, а Александр Грозны Очи на расправу крут, ходят слухи, велел повесить семьдесят пленников-кнехтов.

А вот Миша своего отпустил!

Правда, как оказалось, ненадолго.

Ближе к обеду выйдя пройтись – до ближайшей корчмы и обратно, Михаил услыхал вдруг раздавшийся позади кандальный звон. Обернулся: четверо сурового вида воинов Александровой рати – в двойных кольчугах, с рогатинами – вели по улице пленных. Человек двадцать, не только кнехты, но, судя по одежкам – и рыцари, среди которых Ратников, к удивлению своему, обнаружил и Иоганна фон Оффенбаха.

Не может быть! Он же отпущен! Снова попался? Но ведь мог сказать, сослаться, так сказать, на своего благодетеля – и что же, кто-то осмелился не поверить рыцарскому слову, слову благородного человека? За такие дела виновные могли получить по шапке от самого князя! Враги – врагами, а благородство – благородством. Или, говоря словами историков-марксистов, – классовая солидарность.

Что ж такое случилось-то?

Михаил подошел к стражам и, указав на Иоганна, заявил:

– Это мой пленник!

Воин развел руками:

– Извини, друже, токмо об том не у нас спрашивай. Твой – не твой… Их по приказу самого князюшки, дай ему Бог здоровья и долголетия, взяли!

Ах, вот как… по приказу князя…

– А куда ведете-то?

– Дак, на посадничев двор, в узилище… там и княже…

– Понятно…

Заложив за спину руки, Ратников проводил глазами уныло бредущий отряд. Фон Оффенбах конечно же заметил его, обернулся… и презрительно сплюнул на снег – вот она, мол, твоя милость.

Все это было неправильно, не по-честному, в буквальном смысле слова не по-честному – честь в это время значила много.

Подумав, Миша быстренько забежал в корчму, похмелился холодной бражкой и с новыми силами побежал догонять пленных.

На посадничьем, а ныне – княжьем, дворе было людно и суетно. Ходили взад-вперед воины, в кольчугах и без, ржали у коновязи кони, в кузнице – слышно было – деловито постукивал молот.

Если б Михаил был совершенно, ну, абсолютно трезв, так он бы и не решился действовать вот так, нахрапом, уж наверняка придумал бы что-нибудь похитрее. Если бы… Но попавшая на вчерашние дрожжи бражка ударила в голову, словно таран в крепостные ворота!

Взбежав по крыльцу, Ратников, оттолкнув гридей, буквально ворвался в горницу:

– Княже!

Александр Грозны Очи сидел на широкой лавке, блаженно вытянув руки – две сенные девки, слева и справа, аккуратно подстригали князюшке ногти и тихо напевали какую-то песню.

– В городе мне жить или на выселках… скажи ку-ку-шка, – послышалось вдруг Мише. Ну, конечно же – с похмелья, девушки пели другое – все то же ай-люли лю-ли…

– Княже! – Ратников низко поклонился.

– Ты почто здесь? – недовольно повернул голову Александр.

– Дозволь слово молвить!

Князь раздраженно махнул рукою:

– Говори, говори, коль уж пришел, та побыстрее, не видишь – песню слушаю!

– Там, в полоняниках, рыцарь… мой пленник… я его отпустил. За выкупом, а он…

– Что за рыцарь?

– Иоганн фон Оффенбах, мекленбуржец… сивый такой, молоденький.

– Все они там – сивые, – молвил Александр. – Так, говоришь, твой пленник? И снова взяли? Значит, было за что. Наверняка попытался освободить кого-нибудь из своих…

– Но он дал клятву!

– Тебе? – князь нехорошо усмехнулся. – А ты у нас кто? Князь? Боярин? Всего-то простой мечник… Все! Вон пошел!

– Княже!

– Я сказал – вон!

Михаил вышел как оплеванный и, стоя на крыльце, долго костерил Александра самыми гнусными словами – обиделся. Ишь, блин, тоже еще, шишка на ровном месте – «вон пошел»… Ладно, погоди…

Все одно – завтра в поход, в Дерпт, а там… Бог даст, и домой. Так что – терять-то особо нечего.

Опять же, был бы трезв – разве ж задело бы так отношение какого-то там немца? Ну плюнул, ну козлом посчитал – наверное, даже всех русских – и что? Эка невидаль!

И все же, все же…

Нехорошо себя Ратников чувствовал, прямо сказать, погано. Это выходит он человеку пообещал, а вышло… Ну, допустим, не виноват – в самом деле не князь, и не боярин… Так нечего было тогда и обещать, а раз уж обещал – так исполни!

Приняв решение, Миша вернулся на усадьбу – точнее, на постоялый двор – воеводы Домаша, и, спросив у хозяина перо и чернила, что-то быстренько написал на кусочке пергамента, после чего принялся наряжаться. Одел – для солидности – кольчужицу, только что до блеска начищенную Эгбертом, поверх нее – трофейную немецкую шубу с собольим воротником, накинул на плечи плащ алый, причесался…

Даже Максик присвистнул:

– Боярин! Как есть – боярин! И куда ж вы собрались-то, дядя Миша?

Ратников лишь рукой махнул:

– Ждите!

Как ни в чем не бывало Михаил зашел на княжий двор и, спросив, где содержатся знатные пленники, направился прямо к узилищу – курной избе на заднем дворе усадьбы.

У избы стоял молодой воин – страж.

– Ты, что ли, немцев стережешь? – подойдя ближе, лениво справился Ратников.

Стражник кивнул:

– Ну я.

– Вот! – Миша протянул только написанную самим же записку и запоздало справился:

– Читать-то умеешь?

– Да уж, господине, разберу… И-ога-н фон Офф… Уф… – стражник читал старательно, по слогам. – Лы-марь…

– Иоганн фон Оффенбах, рыцарь, – оглянувшись, быстро подсказал Михаил.

– Сам вижу, господине… Кы-назь… Александр Не…в …ский… Невский? Это кто ж такой-то?

Тьфу-ты, черт! Ратников про себя выругался – и надо же было так вот опростоволоситься – Невским-то Александра Грозны Очи когда еще прозовут? В лучшем случае лет через сто-двести, а то и вообще – при Иване Грозном!

– Это так князюшку нашего прозвали… – лилейным тоном пояснил Михаил. – За битву на Неве-реке… Не знал, что ли?

– Не знал, – стражник пожал плечами. – А что, была там битва?

– Да была… – Ратников только головой покачал – вот ведь, невежа, важнейших исторических вех не знает!

– Там еще князюшка наш Биргеру-ярлу копьем «возложи печать на челе»!

– Биргера-ярла – копьем? – парень неожиданно расхохотался. – Да ты что-то путаешь, боярин! Наш князь и ярл Биргер – в друзьях.

– Ну, в друзьях, так в друзьях, – Ратников нервно потеребил бородку. – Давай, выпускай рыцаря! Видишь, написано – «отпустить на поруки».

– На чьи поруки?

– Да на мои ж, Господи!

– А ты-то кто такой будешь?

– Князь Жорж Милославский, мать твою!

– Князь?!

– Ну, боярин…

В конце концов Ратников переспорил, уговорил – страж вывел таки крестоносца, вообще не удостоившего Ратникова взглядом. Гордый… Ну, вот и сидел бы… И вздернули бы тебя завтра… наверное…

– А цепи расковать? – недовольно буркнул Михаил.

Воин только руками всплеснул:

– Ну, это уж не моя забота. Мое дело – выпустить-посадить.

– А, – Ратников махнул рукой. – Ладно.

И, вконец обнаглев, повел пленника в кузницу.

Простились, кстати, славно – обнялись даже.

– Ну, ты уж это… больше не попадайся!

– Они не знают, кто такой сэр Майкл!

– А, вот оно в чем дело-то… Тогда ссылайся на боярина Ратникова.

Михаил сказал и подумал – а не один ли черт? Что тот, что другой – самозванцы.

Утром, едва рассвело, передовой отряд воеводы Домаша Твердиславича вырвался на рысях из Пскова, направляясь на север, к Дерпту – в земли Ливонского Ордена, точнее сказать – бывшего Ордена Меченосцев, с недавних пор именующегося Отделением Тевтонского Ордена в Ливонии.

Утро выдалось хмурым, промозглым, но снега не было, а ближе к обеду налетевший с Балтики ветер немного разнес облака, так, что проглянуло солнце. Сразу все повеселели, начались разговоры, песни… Лишь Домаш Твердиславич хмурился.

Вскоре остановились на привал, конные на этот раз не дожидались пеших – те, словно мотопехота, двигались следом за всадниками на санях, ни чуточки не отставая.

Опытный воевода Домаш, как и полагается, выслал вперед арьергард, однако окрыленные недавней победой воины вели себя довольно беспечно. Псков взяли! А тут – какой-то Дерпт, Юрьев – что там возиться-то? Шапками закидаем! Так считало большинство… и просчиталось.

Быстро перебив арьергард, немцы появились внезапно, нагрянули, взяли отряд в копья – а слева и справа – из покрытых снегом лесов – навалились кнехты.

– Рыцари! – выпрыгивая из саней, Ратников вытащил меч. – Макс, Эгберт… Сюда!

Весь «десяток» выстроился толково и быстро: воткнули в снег щиты, выставили рогатины – а ну-ка, враг, возьми, за рупь-за двадцать!

Вокруг слышался звон мечей, крики раненых, стоны и хрипы. Эта музыка битвы сейчас нисколько не возбуждала Ратникова, как бывало иногда раньше. Наоборот – вызывала раздражение… Черт их принес, этих рыцарей!

А крестоносная конница, между тем, зайдя с левого фланга, прорвала строй пеших воинов, за рыцарями рванулись кнехты, а справа, из-за леса вылетел еще один конный отряд под белым с разлапистым черным крестом орденским флагом.

– Помогать! Защищать! Лечить!

Новгородцы бились достойно, да вот только силы были неравные, да и рыцари выбрали удобный момент – русская рать нацелилась с ходу брать Дерпт, никак не ожидая засады. Что ж, на этот раз крестоносцы оказались хитрее, военное счастье – вещь переменчивая, как настроение юной красавицы, избалованной повышенным вниманием мужчин.

– Helfen! Wehren! Heilen!

Проклятый орденский клич уже навяз в ушах! А ну-ка:

– Кто на Бога и Великий Новгород?

Трое – рыцарь и конные оруженосцы – опустив копья, понеслись на десяток Ратникова, смяв воткнутые в снег щиты. Рогатина поразила одну лошадь… другую… Но рыцарь пробился, отбросив ненужное копье, взмахнул мечом – хлынула кровь… один из воинов-новгородцев упал, ткнулся лицом в снег, крестоносец взвил коня на дыбы, безжалостный меч вновь искал жертву… Эгберта!

Такой удар наверняка перерубил бы мальчишку пополам… если б не Макс! Тот, словно тигр, бросился на рыцарского коня, ухватил поводья… Рыцарь ударил парня локтем, отбросил в снег, словно надоедливую шавку, развернул коня – ударить копытами, затоптать…

А кнехты уж наседали со всех сторон, со всех сторон доносились вопли, ругательства, кличи.

– Кто на Бога и Великий Новгород?!

– Helfen! Wehren! Heilen!

Орошая алыми ручьями сугробы, щедро лилась кровь, и своя и чужая. Хрипели лошади, звенели мечи и сбруя.

Крестоносцев становилось все больше…

Врешь, не возьмешь!

Стиснув зубы, Ратников подхватил валявшуюся в снегу рогатину и что есть силы швырнул ее в рыцаря, угодив по шлему. Копье, конечно, не причинило особого вреда, но все ж таки на какое-то время оглушило, и кто-то из своих тут же стащил рыцаря с седла укрепленным на конце копья железным крюком.

– Бей, псину, парни! Кто на Бога и Великий Новгород?

– Макс, ты как?!

– Все о'кей!

Парень улыбался, но по лицу его текла кровь… Черт. Ранен…

Ратников затравленно оглянулся – новгородцев явно теснили к лесу… где тоже блестели копья и развевалось на ветру знамя крестоносцев!

Господи… что ж их так много-то? Кажется, они везде…

Разрывая шум битвы, вдруг послышался звук рога. По приказу воеводы трубили отступление. Ну, конечно…. Тут уж куда… теперь лишь бы сохранить людей.

– Сани! – ударив подступившего кнехта мечом, Ратников кивнул на возок. – Попробуем вырваться, парни!

Снова затрубил рог, уцелевшие воины стали стягиваться на его звук, насколько это было возможно, стягиваться для поспешного отхода.

– Ну, выносите, родные! – причмокнув, Михаил натянул вожжи. – Нно, залетные! Нно!

Кони взялись вскачь, понеслись, словно птицы, едва не перевернув сани… Эгберт чуть было не вылетел, хорошо, Макс схватил его рукою за шиворот.

– Дядь Миша, наши! Подберем!

Ратников придержал коней – как раз на его пути двое новгородцев отбивались от наседавших кнехтов. Лихо бились парни! Двое против десятка.

Миша осадил лошадей: