Текст книги "Крестоносец"

Михаил обернулся и непроизвольно вздрогнул: со стороны озера, от только что причалившей лодки, к ним направлялся знакомый светлобородый парень в синем плаще… тот самый… лодочник…

– С кем это ты вино пьянствуешь, Игнате? – увидев Ратникова, лодочник неприязненно скривился – узнал.

– А – этот? – Игнат хохотнул. – Это друг. Плесковский. Все здешние места знает.

Никифор вдруг осклабился и схватился за нож:

– Местный, говоришь? Места знает? Он, между прочим, про все места здешние у Айны расспрашивал, а та девка с немцами знается. Так что зря ты с ним вино пьешь, Игнат. Никакой он не друг – предатель!

– Предатель, так предатель, – поставив кружку наземь, Игнат равнодушно пожал плечами и, обернувшись к своим, скомандовал. – Хватайте его. Предатель, так предатель. Интереснее будет поболтать!

Глава 10
Осень – зима 1241 года. Чудское озеро
Колобок

И спасались бегством все… если не хотели стать жертвами…

Хроники Фруассара

Ну вот, надо же так глупо попасться! Называется – из огня да в полымя. И ведь сам, сам во всем виноват, внимательней надо было быть, глядеть в оба.

Игнат сразу же провел допрос – говорил уже не так, как прежде, а по-другому, с угрозами и пристальным взглядом. Много чего интересовало этого хваткого мужика: кто в Новгороде предатель? Кто связник, через кого уходит информация в Орден?

То же еще, вопросы – как будто не ясно! Купцы – они в эти времена были главными поставщиками информации, шпионами. А кто из бояр – тут Ратников пожимал плечами – в таких высоких кругах не вращался.

А Игнат – и тот, второй, в синем плаще, Никифор – наседали, вели допрос можно сказать, неотрывочно: есть ли сообщники здесь, на Чудском? Во Пскове? Кто непосредственно связан с ними в Ордене? Почему Михаил плыл именно сюда? Зачем, ведь скоро зима и на озере встанет первый лед – тогда какое-то время с островков вообще никуда не выберешься…

У Миши уже голова разболелась от всех этих расспросов, и даже появился точно такой же соблазн, как при беседе с братом Дитмаром – выдумать всего как можно больше, пускай себе проверяют, ищут, а пока суд да дело, что-нибудь и придумается, может, и побег выгорит… Куда вот только теперь бежать-то? И так крестоносцы ловят, теперь вот, еще и новгородцы будут. А ведь эти люди Мише не чужие, почитай – земляки.

Господи! А ведь есть и еще одни землячки, черт бы их побрал! Чего ж про них молчать-то?

– Кнут Карасевич, Кривой Ярил? – Игнат и Никифор озадаченно переглянулись. – Это еще кто такие?

– Кривой Ярил – Мишиничей человек верный, тиун иль еще кто – точно не знаю.

– Но, но! – неожиданно взъярился Игнат. – Ты на знатные роды-то не наговаривай! Сам знаешь – такие наветы только под пыткой проверяют.

А вот тут он врал! По новгородским законам применение пыток было запрещено, по крайней мере – официально.

– А второй, Кнут, он кто? – требовательно посмотрел прямо в глаза Никифор. – Тоже скажешь, что боярских родов человече?

– И скажу! – Михаил ухмыльнулся. – Сами думайте – у кого еще важные сведения имеются, как не у бояр? Про Мирошкиничей род, поди, слыхали?

– Ну ты и плут! – покачав головой, неподдельно восхитился Игнат. – Со всеми боярами нас перессорить хочешь? Смотри-ка, и Мишиничи у него предатели-переветники, и Мирошкиничи? Все знатные роды перечислил? Никого не забыл? Может, еще Онциферовичей сюда приплетешь? Или самого посадника?

Не верили… Что ж – их дело.

Впрочем, нет – приметы Кривого Ярила и Кнута Карасевича Никифор тщательно записал в небольшую грамотку:

– В Новгороде поглядим. Может, и потолкуем.

Связав пленнику руки сыромятными ремнями, они пока поместили его в шалаше, рядом с ладьею. Все, как полагается, – приставили для охраны часового, молодого веселого парня, старательного напускавшего на себя серьезный, приличествующий сложившейся обстановке, вид. Звали парня Афоней, Афанасием – именно так обращался к нему Игнат.

– Смотри, Афанасий, в оба! Переветник хитер – чуть что, враз сбежит.

Парень лишь усмехнулся, показав белые зубы:

– Ницего, дядько Игнат – у меня не сбежит!

«Ницего» – новгородский, новгородский говор…

Как стемнело, костерок притушили, видать, опасались в открытую жечь, днем-то дымок развеивал ветер, а вот ночью, во тьме, пламя не скроешь – далеко видать.

Афанасия никто не сменил, то ли забыли, то ли не сочли нужным, парень так и проходил всю ночь вокруг шалаша с пленником. Не спал, даже не пытался – упертый. Утром, как рассвело, вывел «переветника» на моцион, деликатно отвернулся, но местечко подобрал открытое, не сбежишь – живо достанут стрелою.

Утро выдалось хмурым, промозглым. Все небо обложили низкие темно-серые тучи, накрапывал холодный, пополам со снежной крупой, дождь.

Парни разложили костер, наскоро перекусили, пленнику от их щедрот достались остатки ушицы. Затем, поплевав на руки, под руководством Игната спустили на воду отремонтированную лодейку да принялись быстро собирать на берегу скарб – скатали шатер, затушили костерок, подобрали манатки и копья.

Довольно потянувшись, Игнат обернулся к пленнику:

– Ну? Что сидишь? Пошли.

Зачавкала под ногами мокрая грязь, скрипнули сходни… Кто-то подхватил Мишу под руки, усадил на какой-то тюк, на самое днище. Низко, ни берегов не видать, ни озера – одно серое, затянутое тучами, небо. Порыв ветра швырнул в глаза ледяную кашу… Да, погодка… По команде Игната, парни дружно взялись за весла, отчалили… поплыли. Куда только – интересно знать?

А вообще – куда они могли здесь плыть? К Желчи-реке? К Черной? Ладейка небольшая, узкая – вполне по тем рекам пройдет, а по перекатам и протащить можно – легкая. А может, они сейчас будут тщательно изучать береговую линию? Примечать впадающие в озеро реки, ручьи, расположенные неподалеку деревни… Полная разведка, как и положено, князь Александр, несмотря на молодость – воевода опытный, ушлый.

Между прочим, скоро лед на озере встанет, того момента не так уж и долго ждать. А потому – миссия новгородских агентов должна была бы вот-вот закончиться. Если, конечно, они не собирались, бросив лодейку, оставаться в здешних местах и дальше, дожидаясь подхода новгородского войска где-нибудь на побережье, в лесах. Новгородское войско… скорее уж – суздальская дружина Александра, кованая рать в сверкающих шлемах.

Ратников уже стал замерзать, когда ладья наконец приткнулась к какому-то берегу. И это снова оказался остров, только очень маленький, шагов сто на двести, поросший низким густым кустарником и осиной. Далеко, почти на горизонте, угрюмым серым маревом проглядывался берег.

Насобирав валежника, воины проворно развели костер, поставили в котелках воду. Верно, затем и приставали – обедать. Опять ушица – а что еще-то? Правда, можно было бы взять на стрелу и парочку уток, вон их сколько крякало в камышах, но парням, похоже, было не до уток, как догадался Миша, разведчики то ли кого-то ждали, то ли, наоборот, незаметно преследовали, осторожно делая остановки в разных неудобьях. И, скорее, второе – когда садился в ладью, Ратникову показалось, что где-то впереди мелькнул парус.

Михаил специально немного задержался, якобы споткнулся на сходнях… Ну точно – парус! И не так далеко.

– Что, ослабел, человече? – помогая пленному подняться в ладью, усмехнулся Афоня.

Похоже, у этого парня теперь появилось особое задание – приглядывать за Михаилом, что он и делал, исполняя поручение старательно, но без нарочитой истовости. Сероглазый, с круглым веснушчатым лицом и легкомысленными кудряшками, Афанасий производил впечатление весельчака – часто шутил, смеялся. Игнат и все остальные смотрели на это снисходительно, быть может, делали скидку на молодость? Парню ведь вряд ли было больше семнадцати, безбородый еще, лишь над верхней губой – легкий подростковый пушок.

А парус-то приближался!

Неизвестное судно двигалось навстречу. И кто бы это мог быть? Обычные рыбаки? Тевтонцы? У Ордена, между прочим, очень приличный флот, правда, на Балтике…

– Как мыслишь, Игнате, они это? – как-то непонятно спросил Никифор. Спросил тихо, почти что шепотом, но Михаил услышал.

Интересная фраза… Что же, новгородцы тут кого-то ждут?

– На парусе должны быть лев и корона… Правда, сейчас плохо видно, – Игнат задумчиво почесал бороду и решительно махнул рукой. – Вздымайте стяг!

Лев и корона… Однако!

На носу взметнулся к небу флаг ярко-алого шелка с вышитыми на нем серебряными медведями. Взметнулся, затрепетал на ветру, яростно, словно бурно разгоревшийся факел.

– На всякий случай приготовьтесь, – перебравшись на нос, Игнат обхватил высокий форштевень в виде головы лошади и пристально всмотрелся вперед, на быстро приближающееся чужое судно.

Впрочем, пленник дальше уже ничего не видел – его наконец усадили на днище. Воины быстро облачались в кольчуги, изящные, серебристые, они сияли даже сейчас, в непогодь, видать, хорошо были начищены. Обычные короткие хауберты – такие же, как и у тевтонских рыцарей. Кое у кого, правда, двойные, те доспехи что сверху, – более грубой вязки, а некоторые – из крупных стальных пластин – чешуек…

Понятно… на всякий случай, готовятся к битве.

Ратников непроизвольно поежился – а ему-то что в данном случае делать?

– Отбой!!! – неожиданно обернувшись, весело закричал Игнат. – Они подняли знамя!

То, другое, судно оказалось гораздо больше – двухмачтовая купеческая барка, какие были в ходу у псковских и изборских купцов и ходили по всему озеру. На передней мачте было поднято синее полотнище с вышитым желтыми нитками львом и короной. Чей-то герб? Нет, скорее уж просто услов– ный знак – недаром ведь тут все так конспирировались.

У Ратникова неожиданно засосало под ложечкой от дурных предчувствий – очень нехорошо, когда какое-то третье лицо становится невольным свидетелем чужих тайн. Не очень-то приятно самому быть таким вот третьим лицом… долго таковые обычно на этом свете не задерживаются.

– Корона и лев! – громко выкрикнул Игнат.

И тут же, в ответ ему, послышалось столь же громкое:

– Медведь и секира!

Ратникову показалось, что кричали с акцентом.

– Что-то вы долго! Мы уж думали, не придете, – с улыбкой бросил старшой, Михаилу не видно было – кому. Кому-то с того корабля, скорее всего – кормщику.

– Мы б и хотели раньше, но… Да и погода – сами видите.

– Да, погода не очень. Сворачивайте за нами, друзья!

Ого! Друзья – вот как? Интересно, что же это за друзья такие?

– Здесь недалеко остров. Вполне безлюдный, там и поговорим.

Спустив парус, новгородцы налегли на весла, разворачивая ладью. Поднявшийся ветер бросил Мише в лицо ледяные брызги.

Примерно через полчаса мерной гребли ладья ткнулась носом в песок. Как понял Михаил, это был все тот же маленький островок, на котором обедали… Ну да – вот и кострище…

– У нас тут задержка, – под присмотром Игната Афоня вывел Ратникова из ладьи все в тот же, оставшийся еще с прошлого бивуака, шалаш. – Можешь пока поспать, потом – покормим.

Ага, поспать…

Улегшись в шалаше на лапник, Ратников укрылся плащом, сквозь дыры в ветвях наблюдая, как сходят с купеческого корабля одетые на немецкий манер – узкие штаны, башмаки, плащи поверх коротких кафтанов – люди. Всего трое. У двух молодых – длинные волосы, бритые подбородки, короткие мечи, тот, что постарше – седобородый – с золотой цепью поверх синей бархатной куртки. Зеленый, вышитый серебром, плащ оторочен бобровым мехом, на голове – такая же бобровая шапка. Он, похоже, и был за главного.

– Прошу, пожалуйста, господа, – Игнат гостеприимно кивнул на только что разожженный костер. – Там мы можем спокойно поговорить.

И неожиданно перешел на немецкий, на какой-то диалект – любекский или южный, баварский. Ратников в таких тонкостях не разбирался. Но кое-что понимал, разговаривали не таясь, довольно громко, правда – и вокруг, у костра, никого не было, кроме вот Игната с Никифором да троих немцев.

Мишу в шалаше брало любопытство – кто же это такие? Да и вообще, что тут происходит? Что, Игнат с Никифором запродались Ордену? Или они встречаются с рижанами? А может, это вообще – датчане из Ревала-Ревеля-Таллина. Они как раз там сейчас, датчане, и город, бывшую свою Калевииан-Колывань местные эсты называют «Таан Лиин» – «Датский город».

– Передайте великий поклон цесарю от князя… И вот эти небольшие подарки.

Игнат обернулся, махнул рукой – один из воинов поспешно достал из мешка ларец, деревянный, узорчатый. Поднес, протянул с поклоном…

Седобородый немец улыбнулся, распахнул крышку:

– У нас тоже есть, что подарить…

А дальше уже говорили тихо, Ратников редко что мог разобрать, как ни прислушивался. Так, некоторые обрывки фраз только и долетали.

…император не может… ударить с запада… папа… а вот – что-то про ломбардцев… Ломбардская лига!

Господи! Понятно теперь! Фридрих Штауфен, номинальный император германских земель и самый главный враг покровителя Тевтонского Ордена римского папы! Фридрих – человек одаренный и умный – заручившись поддержкой германских князей (попросту, не вмешиваясь в их дела), решает сейчас проблемы с папой – бьется в северной Италии за инвеституру – право назначать епископов. Уж понятно – каждому хочется иметь везде своих верных людей, а епископы в раздробленной Германии – сила, соперничающая с князьями. Ломбардская лига – союз североитальянских городов, к которому примкнул и папа. Все это, как бывший историк, Ратников себе очень хорошо представлял – дело известное, сдавал когда-то экзамен. Хитер, хитер Александр – хочет договориться с Фридрихом по принципу – враг моего врага – мой друг. Оно, конечно, так, но… вряд ли дело дойдет дальше простого обмена любезностями и подарками, вряд ли они договорятся – император уж слишком увяз в итальянских делах, даже в германские некогда вмешаться, что уж говорить о далекой Прибалтике!

Однако… самим фактом таких переговоров можно повлиять на Орден!

Ага… вот у костра начали хлебать ушицу… похоже, переговоры закончились… Пьют вино. Прощаются. Немцы уходят на свой корабль…

Тяжело шагая, Игнат с Никифором остановились рядом с шатром.

– Что переветник? – спросил кто-то из них, похоже, что Игнат.

– Спит! – бодро отрапортовал Афоня.

– Спит? Ну, хорошо… Ты иди, Афанасий, к костру, похлебай ушицы.

– А…

– А за переветником мы присмотрим, не сомневайся. Иди!

Парень ушел, слышно было, как хрустнула сухая ветка под его кожаным башмаком-постолом.

Ратников затаил дыхание.

– Что будем делать с этим? – донесся до него приглушенный голос Никифора. – Хорошо бы еще разок допросить. С пристрастием! Не всех он назвал. Не верю я ему, не верю.

– И я не верю. И я хочу допросить… Вечером. А потом…

– Что – потом?

– В воду! – отрывисто бросил Игнат. – Слишком у нас тут важная встреча. Мог догадаться… не нужно рисковать.

– Хорошо, – Никифор ухмыльнулся и сплюнул. – В воду – так в воду, меньше хлопот.

Послышались удаляющиеся шаги…

Ратников стиснул зубы.

В воду!!! Все правильно, как говорится – все концы… Это ведь про него шла речь – уж и полный бы дурак догадался. Что ж так неосторожно-то? У самого шалаша… Вначале будут пытать с пристрастием… затем – в воду. Вечером. А чего не сейчас? Вероятно, сейчас есть еще какие-то неотложные дела…

Резко запахло дымом – кто-то подбросил в костер валежник. Снова раздались шаги. Кто-то заглянул в шалаш:

– Эй! Просыпайся!

Афоня. Что – уже…

– А-а? – Ратников расслабленно потянулся. – А я тут прикорнул малость.

Парень ухмыльнулся:

– Вставай! Велено покормить.

О, вот как… покормить.

Честно говоря, у Михаила кусок в горло не лез. Да и этот еще черт, Игнат, заявился, как ни в чем не бывало уселся рядом. Хорошо, хоть ничего не расспрашивал, больше почему-то с Афоней говорил и еще с каким-то таким же молодым парнем.

– Как, Афанасий, службишка – по нраву?

– Дак ведь как не по нраву… Хорошо!

– Олекса, а ты там, на мысу, за лесочком, костер проверил?

– Проверил. Хотел бы и доложить, да…

– Докладывай!

– Рыбаки там… бывали. Верно, местные. Лодчонка в кустах… утлый такой челн. Продырявить?

– Зачем? – Игнат пожал плечами. – Людям еще рыбу ловить. Нешто мы какие-нибудь нехристи?

– Как мунгалы? Дядька Игнат, а, говорят, они в мадьярской стороне тевтонов дюже побили, так? Не брешут?

– Не брешут, – Игнат улыбнулся. – Не только тевтонов, но и короля мадьярского Белу, и поляков тоже, богемцев… Всех!

– А чего ж потом не пошли дале?

– Не знаю. Дела у них какие-то, свои заморочки. Хан верховный, вишь, умер – возвращаться, выбирать надо.

Ну и дальше говорил все вот в таком же духе, по мнению Ратникова – ничего интересного.

Как бы спастись да Макса с Леркой отыскать-вызволить – о том голова болела. Особенно за Макса стыдно было – ведь получалось, он здесь из-за Михаила очутился. Не позвал бы Миша парнишку на Танаево озеро браслеты искать – ничего б и не было. Сидел бы сейчас себе спокойно Максюта у себя на даче в Советском, попивал бы чаек… эх…

– Поел?

Михаил кивнул и поставил в траву миску.

Игнат обернулся к Афоне:

– Ешь, ешь, паря! Давай сюда ремень – сам свяжу.

И – Ратникову:

– Ну, переветник, вставай, поворачивайся… От так-то лучше будет!

Связал умело, быстро… ушлый.

Быстро дохлебав ушицу, Афанасий поднялся и отвел Мишу в шалаш.

Ухмыльнулся, усаживаясь к дереву и примостив на колянях копье:

– Поел – теперь спи дальше!

Ага, спи… Уснешь тут!

Вечерело уже, Ратников и не заметил, как быстро пробежало время. Вечерело… Скоро поведут пытать, затем…

А затем – в воду!

Миша поработал запястьями, дернул… так просто, попробовать… И стягивающий руки ремень тут же лопнул! Сгнил? Прохудился? Бывает…

Теперь бы…

Чу! Кто-то позвал Афоню… Никифор. Парень шумно поднялся, прихватив копье, зашагал к костру.

Пора!

Ратников выполз из шалаша и, добравшись до леса, опрометью бросился бежать по первой же, попавшейся на глаза, тропке.

Колобок, колобок… и от бабушки у шел…

Ага, тропка! Значит, не такой уж этот остров не– обитаемый, как сперва казался.

…и от дедушки ушел!

Ну да, Игнат… или Никифор… кто-то из них говорил о каких-то рыбаках, лодке… Да-да – то парень, молодой воин, у костра. Лодка… Где-то за лесом. За лесом!

Темно, черт – не споткнуться бы! Впрочем, не об этом нужно сейчас думать, торопиться надобно, бежать!

Хлестали по рукам ветки, и злой промозглый ветер дул прямо в лицо. В лицо… С озера дует, однако…

Темнота сгустилось, и стало уже почти не видно тропы, Ратников двигался наугад, ориентируясь на светлеющее за деревьями озеро. Пару раз едва не упал в какие-то ямы, потом чуть было не напоролся на брошенный кем-то кол… Или это было просто поваленное ветром дерево?

Вот, похоже, и озеро! Миша едва не угодил в воду, хорошо – успел почувствовать, как под ногами зачавкало. Немного отдышавшись, огляделся – позади угрюмо чернел лес, впереди поднималась стена камыша.

Ага – вот там, слева, просвет… волны…

Ратников прислушался, чувствуя, как непозволительно громко бьется в груди сердце. Тишина… Лишь воет в ветвях ветер. Никаких голосов, криков… Значит, нет еще погони. Еще не обнаружили…

Не тратя больше зря ни секунды, беглец, настороженно озираясь, вышел на свободное от деревьев и камышей место – какой-то мыс. И сразу увидел лодку – небольшой челнок был привязан к выдающемуся в воду камню.

Черт побери – удача! Еще бы весла… Где бы они могли быть? Где их рыбаки обычно прячут? Ну, конечно, рядом, в кустах…

Миша нагнулся, пошарил… вот они!

Развязав узел, уселся, сильно оттолкнувшись веслом. Черные волны неслышно подхватили суденышко, увлекая за собой в наступавшую ночь. Внезапный порыв ветра едва не захлестнул челн волною, он же развеял на миг облака… Показавшаяся луна яркой сверкающей полосой отразилась в озере, выхватила из темноты берег… Всего лишь на миг. Но теперь Ратников знал, куда плыть и, поплевав на руки, приналег на весла. Не так уж и далеко берег! Теперь уж добраться можно… А дальше – у беглеца сто дорог! Ловите!

Разогнавшись, Михаил ткнулся в низкий берег с такой силой, что едва не вылетел из лодки. Вылез – по колено в воде, постоял, прислушался… Вроде бы все вокруг было спокойно. Подумав, Ратников спустился к озеру и вытащил на берег челнок. Замаскировал, как смог, как увидел, в кусточках. Задумался…

Теперь куда? А куда-нибудь подальше! Собак у новгородцев нет, да и вряд ли они пустятся в погоню ночью – кого тут поймаешь-то?

Значит, нужно переждать до утра, а уж утром, таясь, ноги в руки… А даже и нет – просто посидеть где-нибудь, посмотреть, куда поплывет ладейка?

На ощупь наломав лапника, Миша сунулся подальше от берега в лес и, кое-как устроившись, чутко, вполглаза, задремал. Несколько раз, естественно, просыпался, прислушивался… кругом все было тихо. Тихо… До тех пор, пока не стало светать – вот тогда и послышались отдаленные крики. Ясно откуда – с островка.

С осторожностью выйдя на берег километрах в двух севернее от того места, где был спрятан челнок, беглец пристально всмотрелся в бледную озерную гладь. Словно гигантский жук-плавунец, черная ладья, помахивая веслами, быстро удалялась на юг. Прочь! Не стали искать – некогда? Неужели, уплыли по своим делам? Или…

Ратников вдруг подумал – а как бы он сам поступил сейчас на месте Игната? Прочесывать лес – людей не хватит. Но ведь беглец – человек, а нелесной зверь, а потому – рано или поздно выйдет к людям, в какое-нибудь селение. Вот там-то и нужно ждать… либо оставить кого-нибудь, а может быть, там давно есть свои люди. Скорее всего – именно так. То-то они не очень-то суетились, знают – никуда «переветник» не денется, просто некуда, рано или поздно попадется.

Ратников ухмыльнулся – а мы пойдем другим путем!

Челнок есть – чего ж еще желать-то? Теперь вдоль бережка – осторожно, чтоб никого не встретить – и на север, на север, к Нарве-реке. Там – селение, Орден, вряд ли новгородцы туда сунутся. В селении – Яан, рыбак, про которого говорила Лиина. Он знает про тайное убежище – остров, а быть может, даже встречал там ребят, Максюту и Эгберта. Сколько тут всего плыть? Километров с полсотни, вряд ли больше. За двое суток вполне можно добраться, если приналечь. Следует поторопиться, и не только из-за возможной погони – скоро вообще-то лед встанет.

Почти до полудня Михаил греб, насколько хватало сил, а потом устроил себе небольшой привал, выбрав пустынный на вид мыс. Согрелся, да и из-за облаков выкатилось, на радость беглецу, солнце. И жутко захотелось есть.

Пересилив себя, Ратников вновь уселся в лодку, погреб… и, заметив показавшийся из-за мыса парус, резко повернул к берегу. Спрятался в камышах, переждал, покуда рыбаки не проплывут мимо… Рыбаки… По сути, им-то до беглеца какое дело?

И снова в путь, и волны, и холодный ветер в лицо, и кровавые мозоли на ладонях, и ноющая от усталости спина. Греби, греби, Миша! Усмехнувшись, Ратников сбавил темп и посмотрел на небо – бледно-голубое, высокое, безоблачное… Это плохо, что безоблачное. Лучше уж дождь, чем мороз, – этак, не успеешь оглянуться – и лед.

Ближе к вечеру резко похолодало, и приставший к берегу Михаил тоскливо подумал о том, что его самые нехорошие предположения скорее всего сбудутся не сегодня-завтра. Однако, что было с этим поделать? Он же не механический двигатель, чтоб работать подряд целые сутки.

Да еще желудок сводило… И ни огнива, ни трута, ни – конечно же – зажигалки. Вот как плохо не вовремя бросить курить! Ратников прикинул – сколько он уже обходился без сигарет? Лет пять? Больше? С тех пор, как бросил… А вот не надобно было бросать, сейчас бы, глядишь, зажигалочка какая-нибудь завалялась – огонь! Поймал бы рыбину или глухаря – уж пошарил бы по чужим силкам да вершам. Итак, конечно, придется пошарить… Но вот жрать дичину сырой что-то не очень-то хотелось.

Привязав челнок в камышах, Михаил отправился присмотреть себе ночное убежище… и тут заметил костер. Легкий полупрозрачный дымок, дрожа, понимался в темно-голубое, пока еще с бледными серебристыми звездочками и луной, небо.

Миша не стал таиться – вряд ли это погоня. Кстати, насчет своего удачного побега он теперь имел несколько иное мнение… Ему просто позволили убежать! Можно сказать – вынудили. Чтоб рассказал своим «хозяевам» тевтонцам о странных переговорах… Да, скорее всего, Игнат – вовсе не производивший впечатления рассеянного или плохо разбирающегося в жизни человека – поступил именно так.

– Бог в помощь, – подойдя к костру, вежливо поклонился Ратников.

– И тебе того же, – откликнулся седенький старичок в меховой телогрее и сдвинутом на затылок треухе. – Садись, поснидай с нами ушицы.

Михаил, конечно, уселся, второй рыбак – вихрастый мальчишка лет десяти-двенадцати – протянул ему деревянную ложку:

– От. Не побрезгуй мил-человеце.

– Благодарствуйте…

Ах, с каким наслаждением беглец поднес ко рту обжигающе-ароматное варево! Хорошая была ушица, духовитая, наваристая, да с луком, с кореньями. Не налимья, а окуневая, да уж и на этом спасибо.

– Хороша у вас уха! – наедаясь, искренне поблагодарил Миша.

– Возьми-ко, мил-человек, хлебушка, – протянул краюшку парнишка. – Кушай, кушай. Издалече, видать?

– А нут-ко, помолчи, Гришатка! – охолонил парня старик. – Ты ешь, гостюшка, ешь, его не слушай. Ишь, любопытный больно, все ему расскажи, вынь да положь!

– Да я ж просто так, дедко Силантий!

– С Плескова я, – насытившись, улыбнулся беглец. – К Нарове-реке, к родичу дальнему добываюсь. В Плескове, вишь, дом у меня сгорел…

– Ай-ай-ай! – дед Силантий горестно покачал головой. – Вот горе-то. А семейство-то твое, как… упаслось?

– Да слава Богу! К свату уехали… туда и я пробираюсь.

– Ясно, в Ыйву путь держишь, старик улыбнулся. – Большое село, красивое. Сват-то твой, спрошу, из чудинов что ль?

– Из них, – спокойно кивнул Ратников.

– Долгонько тебе еще плыть, – дед Силантий посмотрел в темнеющее прямо на глазах небо. – Инда, с утреца выплывешь – к вечеру будешь. Лишь бы ледок не встал.

– Да уж, – озабоченно повел плечом Миша. – Да уж.

Поев, стали налаживаться спать. Чуть отодвинув в сторону угли кострища, настелили на горячее место лапника, улеглись, пригласив гостя, накрылись шубейкой а сверху – рогожкой. Сразу же стало тепло, уютно… И Ратникова тут же сморил сон. Едва только успел улечься. Умаялся за все эти дни, бедолага!

С утра подкрепившись превратившимися в студень остатками ушицы, Михаил простился с гостеприимными рыбаками и, спустившись к озеру, вывел из камышей лодку. Уселся, помахал рукой рыбачкам – деду с внуком – да потихоньку погреб, обмотав тряпицами обмозоленные ладони.

К вечеру не успел, приткнулся к дощатым мосткам деревни уже ночью – хорошо, вызвездило, да и луга светила.

Привязав лодку, обстучал об доски весла, нарочно, чтоб было слышно издалека. Где-то совсем рядом взъярился, залаял пес.

– Тихо, тихо, Шрамко. Тихо! Да говорю же – не лай! Эй, мил человек! Кто таков будешь?

Этот же вопрос сначала произнесли на ином языке – чудинском.

Ратников улыбнулся – а по-немецки не повторят ли? И – того не дожидаясь – отозвался:

– Мисаил я, к Яану-рыбаку в гости.

– К Яану? – судя по изменившемуся тону, спрашивающий сразу успокоился и подобрел. Даже, придерживая у колен кудлатого пса, вышел на свет луны из-за растянутых на кольях сетей. – Зайди, зайди, Яан завсегда гостям рад. Вчерась только жаловался, что не навещали.

У рыбака Яана Ратников прожил с месяц, так уж вышло. Хороший оказался человек (Лиина ему приходилась племянницей). И жена его, Клара, и дети – все, разинув рты, слушали россказни Михаила о Плескове, о далеком Новгороде и новгородцах. Беглец ведь, не ломая долго голову, сказался разорившимся купцом. Мол, рассчитался с орденскими немцами за долги и теперь вот пробирался на родину, в Новгород, а сюда вот заглянул по пути – дела были.

Какие именно дела, сказал через три дня, когда получше присмотрелся к Яану. Про остров. Про бусину с мухой. Про друзей.

– С этого б и начинал, – ухмыльнулся в бороду Яан. – Знаю я, где этот остров, у нас его Змеиным кличут. Сейчас уж мы туда не пойдем – опасно. Теперь уж только по льду.

Вот и пришлось ждать настоящей зимы, которая, надо отдать должное, оказалась вовсе не за горами. Буквально через несколько дней после появления Миши, встал на озере лед, вначале – у берегов, припоем, а потом и полностью затянул водную гладь. Скоро уж было и совсем собрались к острову, да грянула оттепель, и пришлось снова ждать.

Наконец, после морозцев, метелей, снега, Яан махнул рукой – мол, завтра с утра поедем. Лошадь не стал запрягать, встали на лыжи, широкие, подбитые куньим мехом. Прихватили с собой луки со стрелами – в пути поохотиться – силки, капканы.

Вообще, село Ыйва выглядело довольно зажиточным, если не сказать больше. Обитали здесь большей частью рыбаки и – немного – охотники, вполне лояльные к тевтонцам, и – многие – крещенные в католическую веру. Немцы собирались к лету ставить храм, никто – даже православные (имелись здесь и такие) не возражал – в общем-то, неплохо жилось селянам под Орденом.

Шли хорошо, ходко, погодка выдалась не шибко морозная, но солнечная – благодать! По пути пару раз останавливались поохотиться на зайцев, затем, на одном из попадавшихся островков, разложили костер, подкрепились свежей дичиной. Отдохнув, пошли дальше, заночевав тоже на острове, в сложенной рыбаками заимке.

Змеиный остров – небольшой, лесистый, издали смотревшийся словно покрытый снегом еж – показался на исходе следующего дня.

– Тут тайная тропа есть, капище раньше было, – Яан неожиданно замедлил шаг и обернулся. – Молились люди старым богам… и сейчас еще молятся – кому они мешают-то, старые, проверенные боги?

– Никому не мешают, – к явной радости рыбака (наверняка бывшего скрытым язычником или двоевером) покивал головой Михаил. – Как говорится – старый друг лучше новых двух!

– Это правильно! Слышь, Миша… А что, если мы… одного зайца там, в капище… ну, ты понял?

– А запросто! – Ратников широко улыбнулся. – Ты хороший человек, Яан, потому – делай, как знаешь.

Чудин закивал головой:

– Вот и хорошо, вот и славно… Лиина – про нее многие нехорошо говорят, однако ж – ни разу эта дева ко мне плохих людей не приводила!

Лес на Змеином оказался густым и почти что непроходимым, однако ж, Яан знал верный путь и как-то умудрялся находить тропу по одному ему видимым приметам.

– Что ж он, остров-то, пустой? – когда проводник оглянулся, быстро поинтересовался Ратников. – Никто, говорю, тут не живет, что ли?

– Зимой – нет, а летом… всякое бывает, – Яан неожиданно засмеялся. – Ничего, не переживай, не пропадут твои дружки! Дичи здесь много, да и заимка теплая.

К заимке они наконец и вышли. Небольшая такая избенка в дремучем лесу, заваленная снегом по самую крышу.

– Однако – да, – почесал бороду проводник. – Дверь отрывать надо.

У Ратникова все в душе упало… Неужели… Неужели – погибли оба? Или – ушли куда?