Текст книги "Крестоносец"

Глава 9
Осень 1241 года. Чудское озеро
Предатель

Первое мытарство – оболгание, елико боудет солга от оуности и до старости.

Кирилл Туровский. Слова о мытарствах.

Выехав на луг, Михаил поехал по пожне, затем повернул к лесу, на недавно отремонтированную дорогу, по которой и разогнался километров до сорока—пятидесяти. Куда именно ехать – выбора не было, конечно, к Танаеву озеру, после него уж такая начиналась дорожка, что только черту проехать. Да и не хотелось людей зря пугать.

Мотор урчал хорошо – довольно и ровно, бензина было еще полбака, жаль вот пути не было, до Танаева и все – туши свет, сливай масло. Следовало поторапливаться – крестоносцы, опомнившись, могли бы организовать и погоню. Однако и бросать машину просто так было жаль – вдруг да еще пригодится?

Когда за золотыми деревьями показалось голубое, как небо, озерко, Ратников снизил скорость и, обнаружив слева подходящее местечко, не задумываясь, свернул. Поставив «УАЗ» на пригорке, впритирку к раскидистым елям, Михаил, как смог, забросал автомобиль лапником, так, чтоб был не очень заметен. В принципе, скоро уже и снег выпасть должен – уж тогда точно никто тут ничего не найдет, разве что случайный охотник.

Прикинув, сколько у него еще форы – выходило примерно часа два, – Миша немного подумал и решительно зашагал к Черной речке, намереваясь по рыбацкой тропинке выйти к Чудскому озеру… Точнее сказать – к Псковскому, но оно в эти времена отдельного названия не имело.

Нанять какой-нибудь баркас или лодку… поискать остров, ребят… Нет, сначала – в деревню, ту, что за мысом, поговорить с рыбаком Тойво. А будет он говорить без бусины, без пароля? Скорее всего – нет. И все же… все же стоит попробовать, не бросать же в конце концов Максюту – надобно его отыскать, и почему бы – не сейчас?

Ратникову повезло – выйдя к озеру, он сразу же наткнулся на рыбаков, закричал, замахал руками. Сидевший в ближнем к берегу челноке седобородый дед, оглянувшись на Мишу, взялся за весла:

– Чего надобно, мил человек?

– Тойво-рыбака знаешь?

– Тойво? Это что на мысу, что ль?

– Его… То приятель мой.

Старик вдруг посмурнел лицом и перекрестился:

– Сгинул твой приятель – утонул с неделю назад. Ветер, вишь, налетел внезапно, челн перевернул… Тойво о днище головою ударился – и поминай как звали. Хорошо, вытащили, схоронили. Жаль. Хороший был человек, хоть и чудин.

– Утонул? Господи… Царствие ему небесное!

Ратников тяжело вздохнул, тоже перекрестился и покачал головой. Куда ж теперь было податься? А туда, где меньше всего будут искать! Здесь побережье, конечно, все облазят, может, и награду за поимку объявят, если уже не объявили, это только в дурных снах советского агитпропа все местное население дружно ненавидело немцев – увы, действительность от этой агитки отличалась сильно. Какие-нибудь охотники-рыболовы вполне могли схватить, выдать. Прельстившись наградой или просто так, потому что – чужак.

Значит, отпадал берег…

– Так поплывешь с нами-то? – прервал затянувшееся молчание дед. – Тогда садись скорей, не мешкай.

Садиться в челнок? А, пожалуй…

– Слышь, добрый человек, а в Плесков никто из ваших не поплывет ли?

– В Плесков? – рыбак озадаченно взъерошил затылок. – Вообще, частенько туда ходим. Вчерась вот были… Да! Васька-баркасник сегодня рыбу должен везти… Как раз вот-вот… Если не прошел уже…

Старик чуть приподнялся в лодке, приложил ладонь ко лбу от яркого солнца. Улыбнулся:

– Повезло тебе, паря! Во-он, видишь, парус? То Васька и есть, больше некому.

– Так мы его догоним?

– Не, не догоним. Он сам сюда за рыбкой свернет… А уж что за провоз уплатить – ты с ним сам сговаривайся.

Вообще-то – да. За провоз. Ратников как-то об этом и не подумал, а надо было бы. Вот сейчас и сидел на кормовой банке, прикидывал, чем расплатиться? Серебришко, которое и было, увы, кнехты давно уж похерили-поделили, и что ж оставалось? Длинная шерстяная туника, очень даже добрая, но ведь не голым же ходить? Пояс? Или плащ? Он обычный, без крестов, но теплый, подбитый лисьим мехом. Да, пожалуй, плащ – уж во Пскове как-нибудь что-нибудь можно будет сообразить, лишь бы побыстрее добраться. Псков, именно Псков – уж там-то, точно, никто сейчас искать не будет.

Судно Васьки-баркасника – добрая, с высокой мачтой, ладья – приблизилось довольно быстро. Ветер наполнял выгнувшийся дугой парус, да и гребцов на ладейке хватало.

– Аой, робята! – ухватившись за шкот, орал Васька-баркасник – здоровенный мужик со светлой, аккуратно подстриженной на немецкий манер, бородой. – Рыбка-то есть-от аль не?

– Да есть, есть, – выкрикнул в ответ кто-то из рыбаков, а дед, в лодке у которого сидел Ратников, замахал руками:

– Эгей, Василий! Попутчика в Плесков не возьмешь ли?

– Отчего ж не взять? Эй, парни, – баркасник обернулся к гребцам. – Бросай веревку!

Перебравшись на ладью, Ратников расположился, где сказали – у левого борта ближе к корме – все внутреннее пространство беспалубной ладьи было заполнено серебрящейся на солнце рыбой.

Дул в снастях ветер. Солнечные зайчики весело отражались от темно-голубых волн. Груженная рыбой ладья, взрезая водную гладь, словно норовистый конь, двигалась к югу.

Ратников все же продал на пристани плащ – хватило расплатиться с баркасником да и еще остались деньги – серебряные византийские монетки – динарии. Немного пошатавшись по рынку да пособирав свежие сплетни, беглец прикупил надежный и крепкий нож в кожаных тисненых ножнах и, повесив его на пояс, отправился на подворье рижских купцов, располагавшееся на постоялом дворе, недалеко от каменного Кремля – Крома.

Пришел, как обычный посетитель, усевшись за стол, заказал с раками пива, только что сваренного по случаю дня священномученика Ерофея. С Ерофеева дня, как считалось, резко усиливались холода, а в лесах, прощаясь с летом, начинали буйствовать лешие – выворачивали с корнем вековые дубы, ломали деревья, гоняли зверей.

– С первым морозцем! – поклонившись, принесла в деревянных кружках пиво женщина в светлом узорчатом переднике поверх длинного шерстяного платья. Из-под белого чепца выбивались непокорные светло-рыжие пряди.

– Лиина! – откинув капюшон, улыбнулся Миша.

Девушка сверкнула глазами:

– Герр комтур!

– Тсс! Зови меня просто – Михель. Что, еще не перебралась в Ригу?

– Да нет, – Лиина лукаво прищурилась. – А вы что же, бросили комтурство?

Ратников подвинул пиво поближе:

– Можно сказать и так. Потянуло, знаешь ли, на острова… Помнишь, ты говорила про Тойво? Ну, к которому дала бусину…

– Ну да, помню.

– Говорят, умер Тойво. На прошлой неделе утонул.

– Господи, – девушка набожно перекрестилась. – Вот ведь как бывает… Жаль Тойво – хороший был человек. Так вы и не воспользовались моей бусиной, герр… Михель?

– Посидишь со мной? – поднял глаза Михаил. – Или вам тут не разрешают?

Лиина качнул головой:

– Да нет, можно. Пока народу нет.

Улыбнулась, уселась на лавку, рядом.

– Да, жаль Тойво, – покачал головой Ратников. – А что, кроме него… тот путь, к острову, никто не знает?

– Здесь – никто, – твердо сказала девушка. – Тойво ведь не здешний, с Нарвы-реки – просто вышло так, что пришлось родные места бросить.

– Да-а, – Михаил задумчиво сделал долгий глоток. – Хорошее пиво… И как же мне теперь тот островок отыскать? Ты сама-то там бывала когда?

– Бывала, – Лиина кивнула. – Только я маленькая еще была, не все помню. Да и ни к чему вам тот остров, Михель.

Девушка говорила об острове с явною неохотой, даже несколько раз оглянулась, словно бы искала причину уйти.

– Видишь ли, там, на этом острове, мой приятель, – взяв собеседницу за руку, все ж таки признался Ратников. – Хотел бы его отыскать.

– Поня-атно, – Лиина вновь улыбнулась и тут же наморщила нос. – Ума не приложу, кто бы тебе мог в этом деле помочь. Разве что наши… с Нарвы. Там есть селение… Передашь от меня поклон старому Яану.

– Обязательно передам, как только доберусь в те места.

– Добраться просто – завтра уходит торговый караван в Дерпт. С ними и езжай, по озеру-то нынче опасно, вскорости лед встанет.

– В Дерпт, говоришь? – подумав, Миша махнул рукой и улыбнулся. – А черт с ним, почему бы и нет-то?

Уж где-где, а в Дерпте его точно никто б не сообразил поискать. Тем более, где-то именно в тех местах затерялись следы некоего французского рыцаря, того самого, что, по слухам, сделал своей возлюбленной юную озерную ведьму, русалку. Лерку, наверное… Ее ведь тоже надобно поискать, не только одного Макса…

– Пошли, – снова оглянувшись, вдруг предложила Лиина. – Поищу… может, найду еще одну бусину. С ней надежней.

Они прошли через всю залу, полутемную, почти пустую, с длинными лавками и столами. Из расположенной рядом кухни сильно пахло кислой капустой и дымом.

– Сюда, – девушка кивнул на лестницу, ведущую на второй этаж, вернее сказать, на чердак, под крытую соломой крышу. – Осторожней, не провались… Заходи…

Каморка Лиины оказалась маленькой, но весьма уютной – зарешеченное, забранное слюдой, оконце, сквозь которое проникал страдавший излишней желтизной свет, пара сундуков, небольшой стол, мягкое, с накропанной соломою тюфяком, ложе под синим бархатным балдахином.

– По случаю прикупила, – кивнув на балдахин, похвасталась хозяйка. – У Саввы из Дерпта. Он вообще-то, порванный… не Савва – бархат. Потрогай… А я пока бусину поищу, где-то здесь, в сундуке должна быть…

Она нагнулась, так, что тонкая шерсть платья во всех подробностях обрисовала упругие ягодицы. Ратников сглотнул слюну… Лиина, похоже, и не собиралась тотчас же разгибаться. Обернулась, прищурилась:

– Знаешь, что-то никак не найду. Наверное, и нет таких больше.

Отойдя от сундука, она уселась на ложе и, притянув к себе гостя, властно поцеловала его в губы:

– Помнишь, как мы с тобой…

Еще б не помнить!

Ратников, не сопротивляясь, позволил освободить себя от одежды и, растянувшись на соломенном тюфяке, помог разоблачиться Лиине. В желтых слюдяных лучиках притягательно сверкнуло белое женское тело: тонкая талия, животик, грудь – упругая и большая…

– Ты все так же красива, Лиина, – обнимая девчонку за шею, прошептал Михаил.

Та улыбнулась и, лукаво щурясь, облизала кончиком языка губы:

– А ты все такой же страстный… герр Майкл!

Их молодые тела слились в едином порыве, лишь шуршала солома да чуть скрипело ложе… да слышались томные стоны…

– Славно! Славно!

Истосковавшийся по женской ласке Ратников любил эту разбитную девчонку долго и страстно, почти до полного изнеможения, и Лиина отдавалась ему точно так же. И губы ее были жаркими, как огонь, а в глазах сверкало буйное пламя страсти.

Караван – полтора десятка возов плюс дюжина кнехтов охраны – как и говорила Лиина, тронулся в путь еще засветло – купцы явно собирались добраться в Дерпт до наступления темноты… если такое вообще было сейчас возможно. Впрочем, в саму крепость Ратникову и не нужно было – добраться до узкого, соединяющего озера, пролива, а там – вдоль озера или, наняв лодку, – к Нарве-реке.

Никто из купцов особенно не интересовался, кто такой их новый спутник и по каким делам едет, видать, Лиина шепнула кому надо что надо, вот и не приставали – побаивались задавать лишние вопросы орденскому брату – именно так его ушлая девушка и представила.

Обильных дождей в эту осень – не говоря уж о лете – не было, да и подморозило – возы ехали хорошо, ходко. Везли, как определил любопытный Ратников, в основном хлеб – зерно в мешках – да бочки с медом и воском. Торговцы были псковскими, некоторые полностью поддерживали немцев, другие – не особо, а большинству же было абсолютно все равно, какая в их городе власть, лишь бы блюла спокойствие горожан, не драла семь шкур да не мешала торговать и получать прибыль. Даже возчики, обычно большие любители почесать языками, в пути переговаривались довольно вяло, политические темы вообще не трогали, предпочитая обсуждать местные дела да всякие слухи.

Миша тоже спросил – не слыхали ли про русалку, что набилась в любовницы к какому-то тевтону?

Оказывается, слыхали, но не от псковичей – об этом случае одно время говорили в Дерпте, правда, что был за рыцарь и что за русалка, ни возчики, ни купцы толком не знали. В Дерпте нужно было расспрашивать, в Дерпте, бывшем Тарбату – древнем городище эстов, в 1030 году захваченном Ярославом, много-много лет спустя прозванным «Мудрым». Ярослав назвал город своим христианским именем – Юрьев, но вот в это время Юрьев был Дерптом, форпостом крестоносцев ливонской ветви Тевтонского Ордена. Бывших меченосцев, короче.

Несмотря на небольшие размеры каравана, никто по пути купцов не тревожил. То ли нигде поблизости крупных шаек не было, а мелкие несколько смущала даже та охрана, которая имелась, то ли просто все боялись Ордена, контролировавшего местную торговлю.

Как стало смеркаться, караван вышел к озеру, к тому самому, узкому его месту, куда и надобно было Ратникову. На склоне пологого холма маячили деревенские избы.

– Йыига, – силясь выговорить непривычные звуки, обернулся возница. – Там заночуем… не успеем до ночи в Дерпт.

Михаил пожал плечами – Йыига, так Йыига, ему, честно сказать, было все равно – лишь бы в этом селении нашлась лодка (хоть какой утлый челнок), да хватило бы оставшихся монет ее арендовать или купить.

Хозяин постоялого двора (а по совместительству – и староста деревни) – высокий худощавый эст с немецкими именем Карл – встретил гостей приветливо, но без особых любезностей. Не лебезил, не кланялся, особо ничего не выспрашивал, лишь поинтересовался числом лошадей и кнехтов. Купцы тоже не проявляли никакого интереса ни к старосте, ни к его белесым дочерям-подросткам, что тут же занялись размещением прибывших и приготовлением пищи. Видать, и те и другие давно были друг другу не в новинку. Кроме Ратникова – на него девчонки явно заглядывались, особенно одна… длинная, как коломенская верста, белоглазая, с белесыми, как у молочного поросенка, ресницами. Нет, вообще-то она была ничего, симпатичная и даже вполне… Но с Лииной, конечно, никакого сравнения!

Она подкараулила его во дворе, почти сразу после не очень-то изысканного, но сытного – каша, печеная рыба, кисель – ужина. Сказала, что зовут ее Айна, что сейчас покажет место, где ночевать… Показала… В собственной постели, в небольшой пристройке, летней и сейчас довольно прохладной, если не сказать более. Вот вместе и грелись под одеялом из волчьих шкур. Ратникову не хотелось обижать девушку отказом, к тому же подобное поведение в здешней лесной глуши, похоже, было делом обыденным, во всяком случае, староста – если Айна, конечно, была его дочь – не проявлял ну совершенно никакого волнения или там, нездорового любопытства.

По-русски девушка говорила так же плохо, как и – надо полагать – по-немецки, ее же родную речь Миша, естественно, не понимал. Впрочем, тут нечего было и понимать, итак невооруженным взглядом видно…

Ничего не говоря, Айна усадила гостя на ложе и быстро, без всякого намека на стеснение, скинула юбку… рубашку…

Тощай! Ай, тощая!

Хотя, если по-другому сказать – фотомодель! И на личико ничего, приятственная…

– Ну, иди сюда, – улыбнувшись, Михаил привлек к себе прыгнувшую под одеяло девчонку. – Забеременеть не боишься?

– Цто? Цто? Ах, нет… Хочу!

Вот такие, однако, дела – хочет.

Михаил неожиданно для себя распалился не на шутку, быть может, потому, что девчонка эта оказалось полной противоположностью Лиине… и чем-то неуловимо напомнила ему Машу. Нет, чувства стыда и неловкости Ратников не испытывал – ну, разве что только намеки – не то было на дворе время.

Он с нежностью гладил Айну по плечам, спине и бедрам… поласкал ртом грудь, чувствуя, как до того несколько холодная девушка постепенно распаляется, впитывая в себя настоящий вулкан внезапно вспыхнувшей страсти.

А какая у нее оказалась улыбка! Ходила-ходила себе вокруг да около эта неприветливая и чем-то смешная чухонская дылда, но вот, стоило ей лишь улыбнуться, всего лишь улыбнуться, как тут же, буквально сразу, Ратников понял весь затаенный смысл поговорки о том, что некрасивых женщин не бывает! Не бывает – это уж точно! И дело тут вовсе не в водке, тем более ее еще и не было-то в это время, о, нет, отнюдь… Просто чудесная улыбка преобразила вдруг несколько утомленное лицо Айны, а вырвавшийся изо рта слабый стон удовольствия и неги растопил оставшийся лед.

Фотомодель! Явная фотомодель… если б на дворе был двадцатый век, двадцать первый… А сейчас, в это время наверняка на эту Айну никто из местных парней и смотреть-то не хотел, плевались – тоща, как палка!

– Ты очень красивая, Айна.

– Ой… Не надо… лгать, да?

– Нет-нет, поверь, я говорю правду. Ты видела свое отражение в светлых озерных водах? А блеск своих глаз? А эту улыбку, поистине, волшебную, колдовскую…. Нет, пожалуйста, улыбнись еще… вот так! Теперь садись… поудобней… Ах…

– А разве так…

– Можно, Айна, можно! Поверь, тебе будет очень приятно…

Утром он нашел лодку. Вот через Айну и нашел – девушка спросила у Карла, приходившегося ей двоюродным братом.

Купцы собирались, не торопясь – Дерпт был, почитай, рядом, всего-то ничего и осталось. На всякий случай порасспросив торговцев и возниц о крепости – мало ли, пригодится – Ратников вслед за Айной спустился к озеру. Кругом было тихо и благостно, лишь потрескивал под ногами первый тонкий ледок, да где-то крякали утки. Деревья и кусты уже стояли в большинстве своем голые, лишь некоторые еще щеголяли в изысканных осенних нарядах. Над озером стоял туман, невесомый, почти прозрачный, за ним угадывался противоположный берег – серо-черный, с редкими яркими свечками не успевших расстаться с листвою деревьев.

– Будь… опасен, – вытаскивая из-за куста весла, предупредила Айна. – Страшен… Осторожен.

– Да-да, – Ратников улыбнулся девушке. – Осторожен – так правильно.

– Лед, – показывая рукой на озеро, Айна нахмурилась. – Лед. Скоро!

– Я знаю… Вот деньги за челнок… Хватит?

– Не надо деньги… Нет… надо. Благодарю. Счастливый путь!

Деревня на северном берегу, у Нарвы-реки, насколько себе представлял Михаил, была чудинской или вообще – водской – а чудь и водь – это не эсты, и расспрашивать о них Айну было бы бесполезно. Хорошо хоть лодку дала…

По краю озера ветер шевелил высокие камыши, бледно-желтые, сухие. Уныло склонили головы в воду ракиты и вербы… вдруг озарившиеся внезапно вспыхнувшие светом – из-за высоких елей на том берегу выглянуло желтое, по-летнему веселое солнышко! Выглянуло и тут же скрылось за белесым облачком. Рядом, не плесе, всплеснула какая-то крупная рыба… нет, не рыба! Весла!

Челнок! Выскочив из камышей, он быстро поплыл к тому берегу. На веслах сидел какой-то парень с небольшой бородкой и в синем, небрежно наброшенном на плечи, плаще.

– Ваш? – кивнув на быстро удаляющуюся лодку, спросил Михаил.

Айна дернулась, на бледном лице ее появилось на миг выражение тревоги:

– Нет. Не наш. Чужой. Тут бывают. Часто. Надо сказать Карлу!

– Да-да, – Ратников взял девушку за руку. – Скажи. Ты правда красивая, Айна! Очень красивая. Да!

Девушка улыбнулась и, вдруг опустив ресницы, несмело спросила:

– А ты еще приходить?

– Не знаю, – пожав плечами, ответил Миша. – Не буду тебе лгать.

– Я буду ждать, – повернувшись, Айна обняла его за плечи и крепко поцеловала в губы. – Когда бы ты ни пришел…

Эту фразу она произнесла на своем родном языке, но Ратников все равно понял. Вздохнул и, еще раз целуя девчонку, ласково погладил ее по плечам и тихо сказал:

– Прощай.

Сев в лодку, оттолкнулся веслом от берега и, подняв голову, посмотрел на Айну… не оглядываясь, девушка поднималась к деревне, стройная и гордая фотомодель… несчастная обитательница средневековья, обреченная из года в год рожать детей и быть всегдашней рабой мужа. Если бы еще этого мужа найти!

Все так… И все же! Как она сейчас шла! Как ставила ноги! Какая осанка, какой царственный стан… Как будто вокруг не холмы и пожухлая осенняя трава, а подиум какого-нибудь модного кутюрье, создателя высокой моды. Ишь, как идет, как идет… О, Боже! Ну, оглянись же… Нет! Все правильно – зачем? Все приходит… и все уходит…

Айна скрылась за высокой изгородью, и Ратников, вздохнув, приналег на весла, стараясь вести челнок сообразно изгибам береговой линии – на столь утлом суденышке, да еще без необходимого опыта, пуститься прямо через озеро он все же не рисковал, даже несмотря на то, что водная гладь выглядела приветливой и спокойной.

Михаил греб в охотку, почти не отдыхая, потому быстро согрелся и скинул прикупленный в Пскове плащ. Озеро не обманывало, оставаясь все таким же спокойным и благостным, утренний туман рассеялся, и сквозь полупрозрачную дымку облаков желтым волейбольным мячиком проблескивало нежаркое осеннее солнце.

Ратников невольно улыбнулся – до чего ж хорошо было кругом! Светло-голубая гладь озера, низкие, серовато-желтые берега, солнышко в блекло-синем небе. Главное – и ни намека на дождь! Это славно все, славно…

Чу!!!

Опустив весла, беглец вдруг всмотрелся в оставшийся позади путь… Показалось – кто-то плывет следом! То самый парень, в синем плаще? Или кто-то другой? Мало ли в здешних местах рыбаков, чего зря тревожиться? Да и тот, кто там плыл, кажется, чуть поотстал. Да-да, поотстал! Вот, его уже и почти не видно. Видать, расставил сети. Рыбак…

Ратников повернул голову – впереди показался какой-то большой остров, довольно низкий, почти стелющийся по воде, густо поросший смешанным лесом. Может быть – именно этот остров и есть? Может, именно там сейчас Макс с Эгбертом? И не надобно никуда больше плыть, ничего узнавать… Жаль, жаль, что вот так вот случилось с Тойво!

Михаил бросил весла и, отдыхая, завалился на корму. А вдруг – и вправду, вот сейчас, вот из-за тех сосен вдруг покажется Максик Гордеев, закричит, замашет руками, обрадуется… Ах, если бы, если бы…

Но, нет, не все так вот просто. К тому же Лиина говорила, что тот остров где-то на севере, дальше. А может, причалить? Ну, вот просто так, на удачу? Постоять, покричать… вдруг…

Ратников схватил весла и в три гребка врезал челнок носом в прибрежный песок острова. Привязал за какой-то корень, аккуратно сложил весла, вышел. Ласково плескались волны.

Михаил подошел к видневшемуся невдалеке серому приметному камню высотой примерно с него самого. Остановился, всмотрелся в начинавшийся уже тут же, сразу, лес – угрюмый, непроходимый, чужой – встал зачем-то на цыпочки, крикнул:

– Эгей! Макси-и-и-им! Эгберт! Ре-бя-та!

И кричал так минут семь, покуда не сорвал голос. И ничего, зря старался. Ну, в самом деле – а чего ждал-то? Ведь не ребенок, нечего в чудеса верить… их надобно организовывать самому, что намного труднее, нежели вот просто так, ничтоже сумняшеся, просто стоять и ждать какого-то там чуда!

Набрав в припасенную флягу волы из журчащего рядом с валуном родника – пожалуй, повкуснее озерной будет! – Михаил зашагал обратно к челну. Наклонился…

А весел-то не было!

Не рассуждая, Ратников тут же бросился в камыши, в любую секунду ожидая пения каленой стрелы, которую вовсе не собирался ловить сейчас собственной спиной. Да она и не запела, стрела-то… что странно. Зачем тогда украли весла?

– Эй, паря! – это прокричали рядом, из-за ракиты, прокричали по-русски, явно обращаясь к затаившемуся в камышах беглецу! – Ты, ты! Вышел бы – поговорил б.

И тут же повторили все то же самое по-немецки… точнее, это Ратников сообразил, что – повторили.

И что делать? Выйти?

Их, кажется, двое… Ага – как же! Вон еще парочка, с копьями, обходят по воде, слева. Да нет… не копья у них – мощное короткое древко, длинное навершье… Рогатина. С такой можно и на медведя.

– Да выходи ты, – показывая пустые руки, пошел к камышам вышедший из лесу человек – добродушный с виду мужик, коренастый, широкоплечий, с задорной кучерявой бородкой. Одет незнакомец был в русский полукафтан и длинную, с расписным подолом, рубаху, узкие штаны – порты – недешевого синего сукна (как сразу определил Ратников) были заправлены в такие же узкие сапоги, без каблуков, темно-красной, с тисненьем, кожи. Типичный прикид средней руки купчины… новгородца, псковича… а может, это торговец из Изборска или Смоленска, Полоцка – этих здесь тоже хватало.

– Да мы не разбойники, не воры, не тати, – улыбка у незнакомца казалась вполне дружелюбной, чем-то приятной даже. – Выходи, мил человек.

– Не тати, говорите? – Ратников все же решился выйти – держал в уме тех, с рогатинами. От них-то куда денешься? – А что же весла мои украли?

– Ну, извини, брат, – остановившись шагах в пяти от вышедшего навстречу беглеца, мужик смущенно развел руками. – Мы тут становьем встали, лодейку чинить. Так у нас неведомо кто всю снасть схитил!

– Лучше надо за своими вещами приглядывать, – напряженно пошутил Михаил. – Тогда их никто хитить не будет.

– Да мы вроде смотрели… – незнакомец выглядел таким бесхитростным и даже простоватым, что Ратников не выдержал, рассмеялся.

– Ага, вижу я, как вы смотрели… Так думаете, я это?

– Что-ты, что-ты, мил человек, – мужик перекрестился. – Не похож ты на шпыня ненадобного.

– Тогда весла верните.

– А и вернем… Меня Игнатом зовут.

– Михаил, – Ратников краем глаза наблюдал за теми… с рогатинами.

Ага, вот и они подошли, безмолвно взглянули на Игната. Тот, как видно, и был у них за старшего.

– Извиняй, Михайло, – еще раз произнес Игнат. – А за то, что обидели тебя, прошу, не отказать – откушай с нами. Ушица знатная, налимья, есть и из белорыбицы.

– А весла…

Старшой обернулся к своим, цыкнул:

– Да положите вы ему весла в лодку!

– Уже положили.

– Слыхал? Ну, пошли ушицу хлебать.

Гости из Дорогобужа – именно так представил всю свою компанию Игнат – расположились лагерем метрах в трехстах от приметного камня. Устроили шалаши, даже шатер разбили… И – старшой не соврал – с дюжину молодцев усердно конопатили вытащенное на берег судно – не такую уж и большую ладейку. Работали ладно: с шутками, прибаутками, с перекличем.

Увидев подходившего к горевшему у самого берега костру незнакомца – Ратникова, – ничуть не удивились и дело свое не прервали. Может, потому, что рядом с ним, широко улыбаясь, шагал Игнат. Дорогобужский гость… Он-то, может, и дорогобужский, а вот эти парни… Миша не зря прислушивался: «цто, зацем, цевой-то» – ну, явно новгородский говор, то же еще – «дорогобужцы»!

Ох, не прост этот зачем-то прикидывающийся добродушным простофилей Игнат! Далеко не прост. Однако ушица и в правду знатная. Она у «купцов» была в трех видах, в трех котлах. В одном – налимья, в другом – белорыбица, в третьем, кажется, из форели. Все, как положено, в те времена рыбу в ухе не смешивали. Налимья уха, так в ней одни налимы, форелевая – так, вестимо, форель, а не какой-нибудь там паршивенький окунь.

– Хороша ушица! – похлебав, искренне поблагодарил Михаил. – Вкусная.

– То-то, что вкусная, – старшой ухмыльнулся в усы. – Так ты, Мисаиле, откель будешь?

– Известно, откель – с Плескова!

– И как вам там, под немцами?

Ага! А то ты не знаешь, дорогобужец?! Коли ваш князь Ярослав тевтонов и привел… за себя воевать подначил, за трон псковский… а братьев рыцарей ведь уговаривать не долго.

– А по-разному, – честно отозвался Ратников. – Кому хорошо, кому – не особо. Да при любой власти так.

– А веру латынскую немцы как… не навязывают?

– Да не так чтобы уж очень, – Михаил ухмыльнулся. – Церкви латинской – так, почитай, и поныне нет! А ведь у нас в Плескове не одни орденцы – и рижские купцы, и цесарские, и даны – из Равеля, немцев хватает. А храма у них общего нет. Дело это, по справедливости молви, Игнат?

– Не дело, – Игнат согласно кивнул. – А ты-то сам как с Орденом? Уживаешься?

Миша сплюнул:

– Уживался, так сюда бы не подался! Тут-то, считай, свобода – охоться себе, рыбку лови, никому ничего не должен!

– Так ты что ж… один?

– Да не один. С ватагою. Только ватажка моя припоздала что-то. Боюсь, теперь до снега и не пожалует, придется тут одному куковать. Ну, да ничего, я привычный, – Ратников расхохотался и протянул опустевшую миску. – Еще ушицы не нальешь ли, хозяин?

– А? Кушай, кушай, гостюшка. Плесковский, значит? Это хорошо, что мы тебя встретили! Ну, ты трапезничай… а я пока своих молодцов проверю, в нашем деле ведь, сам знаешь, глаз да глаз.

– То, Игнат, верно!

Сидя на бревнышке у костра, хлебал себе Миша налимью ушицу, а сам все вокруг примечал. И речь – говорок новгородский – и орудие: мечи – вона, у молодого дубка сложены, копья-рогатины, луки-стрелы в саадаках, всего с дюжину, а еще и боевые топоры, и шестоперы… Куда мирным купцам столько?

– Ширше, ширше пеньку-от кладите! – командовал у ладейки Игнат. – И смолой, смолой заливайте… От, так!

За работой приглядывал, а сам, нет-нет, да и косил на костерок глазом – как там гость? А гостю что делать? Недалече в кустах еще двух парней заприметил, оружных. Вот и сидел. А куда денешься?

Солнышко уже поднялось высоко, засверкало куда приветливей, нежели утром, разморило, разжарило, кое-кто из парней у ладьи уже и рубахи скинул, работали по пояс голыми… все, как на подбор – мускулисты, поджары… Ой, не купцы это – воины! Не иначе – разведывательный отряд князя Александра! Точнее – один из многих подобных отрядов. А где сейчас сам-то князь новгородский? Копорье громит? Или уже на Псков движется? Да нет, вроде бы рано еще ему на Псков… Как прикидывал Ратников, Александр Грозны Очи – много-много позднее прозванный историками Невским – должен был взять Псков только в самом начале весны следующего, 1242, года. А затем – 5 апреля – знаменитая битва на Чудском озере. Вот, может быть, где-нибудь здесь или чуть южнее. Все правильно – это как раз и есть разведка. Купцы, блин, дорогобужцы!

Одна небольшая ладья… немного. Но и немало – зачем разведывательному отряду много людей? Игнат этот, похоже, человек бывалый, опытный… Одна ладья… Нет! Вон, еще кто-то плывет…

Встав, Михаил посмотрел на озеро, насколько это позволяло слепящее глаза солнце. Смотри-ко, вроде бы осень, а вот, поди ж ты… И лето было сухим, и такая же осень… Хлеба, однако, недород, как бы голод не вышел.

Быстро приближающийся челнок, похоже, заметили. Бросив раздавать ценные указания, Игнат тоже всмотрелся в водную гладь, точно так же, как вот только что Миша, прикрывая глаза ладонью. Затем подозвал двух парней, что-то сказал – послал навстречу… Сам же к ладье не вернулся, зашагал к костру, к гостю…

– Ну, еще ушицы?

Ратников ухмыльнулся:

– А вина что, нету?

– Вина? Да найдем. Посейчас, велю принести… Эй, Славко!

Подбежал какой-то поджарый парень, смуглый, чернявый.

– Вина принеси… взять, знаешь где.

Молча кивнув, парень ушел… вернулся через минуту, с кувшином и тремя кружками…

– Ну, и мы с тобой выпьем… – ухмыльнулся Игнат. – Я и дружок наш, Никифор. Давно уже его здесь ждем. Заждались… Да вон он идет!