Текст книги "Iстамбул"

– Саша? – Одна из тёмных фигур, шагнувших в открытую калитку Альберта, остановилась перед ним.

Он долго разглядывал резиновые сапоги, заляпанные грязью, потом взгляд его пополз вверх, выхватывая такие ненужные мелочи, как пёстрая юбка, выглядывающая из-под чёрной куртки, кончики скатавшегося платка с остатками бахромы и висящие на разной высоте, ровный и белый овал лица, нежный румянец, приобретающий всё более и более интенсивный оттенок… лучистые, ярко-синие глаза…

– Любаша? – Он почему-то, узнав это милое лицо, никак не мог соотнести синие глаза с чёрными маслинами той ночной Любашки, способной своим взглядом кого угодно утянуть в омут сладострастия. Любашки отчаянной, смелой и по-детски наивной. Любашки, с которой он связал себя необдуманной клятвой.

Она, видимо, вначале засмущалась своего явно деревенского вида. Стянула с головы платок, обмотала его вокруг запястья, прокашлялась. А потом встряхнула рассыпавшимися по плечам волосами, сдёрнула с руки платок, закинула его на плечо и вновь подняла на Сашу свой синий взгляд. Ну, хороша ли? – будто вызывающе спрашивала она неожиданно встретившегося ей взрослого городского и избалованного множеством разрисованных красавиц парня.

Ох, хороша… – затаив дыхание, рассматривал её Саша. Да разве может что сравниться по красоте с естественностью молодой девушки, только начинающей превращаться в женщину? Девушки здоровой, сильной, выросшей в окружении великолепной природы, в чистоте не только физической, но и нравственной?

– Люба! – послышался откуда-то из-за спины Саши женский голос с хрипотцой. – Ну?

– Иду, мам! – сразу же откликнулась Любашка, на мгновение отвела взгляд от него, кивнула той, что её звала, и вновь обежала глазами его растерянное лицо.

– Любаша… как ты?

– Хорошо.

– Я рад.

Она резко опустила глаза, обошла его и направилась к дому, на крыльце которого её ждала мать. Саша автоматически развернулся, следуя взглядом за её удаляющейся фигурой. А она, замедлив шаг, вдруг встала и повернулась:

– А вы про свою клятву забудьте!

– Это почему же?

– Потому. – В её ответе прозвучала обида.

Саша подошёл к ней, взял за руки, потом, не дождавшись ответного взгляда, приподнял её лицо за подбородок. Она не сопротивлялась, слегка сощурила глаза и выпалила:

– Я вам изменила.

– Не ври.

– Правда! Вчера с Женькой Цветковым целовалась. Так что вы теперь совершенно свободны. – И передёрнула плечиками.

– А… – Саша раскрыл рот и не нашёлся, что ответить.

Она попыталась выдернуть руки, но он только крепче сжал пальцы. Она опять дёрнулась, но уже не так сильно:

– Ну же…

Он с нежностью посмотрел на её детское обиженное лицо и улыбнулся. Она в ответ тоже смущённо улыбнулась. Косой луч солнца осветил её будто прозрачную кожу, и вдруг в этом косом ярком луче стала видна маленькая впадинка в самом низу румяной щёчки – ямочка! Как у милой девочки из его детства, только маленькая-маленькая…

– Любаша…

Она уже не дёргалась и стояла смирно.

– Да знаешь ли ты, Любаша, как ты хороша?

Она фыркнула, но по всему было видно, что комплимент доставил ей удовольствие.

– Знай, ты самая красивая. Ты умница и красавица. Ты – самая лучшая. Поняла?

Она снова фыркнула, а румянец разлился по всей щеке.

– И никаких Женек, в конце концов! Ты должна подрасти и дождаться достойного парня. Не спеши – и всё будет хорошо. Ясно? Ты что, не понимаешь, о чём я тебе говорю? Любашка! И вот что… чёрт, с Женькой она целовалась! Скажи этому Женьке, чтобы к тебе не прикасался! Да! Скажи, что ты ему изменила!

– Я?!

– Да!!!

– Я – изменила?!

– Да!

Он обнял её и крепко прижал к себе. Затем взял в ладони её рдеющее удовольствием и растерянностью перед неминуемым расставанием лицо (о, женская интуиция подсказывала ей всё безошибочно!) и поцеловал. Её губы не успели даже дрогнуть, а он уже отпустил её. Что было дальше – уже не имело значения. Она ушла в дом вслед за своей матерью, бросив на него лишь мимолётный прощальный взгляд. Но уже не было в этом взгляде обиды. Лишь растерянность.

А он, опустив голову вниз, вновь пошёл к выходу, раскидывая ногой в разные стороны мелкие камушки, попадающиеся на пути, попадающиеся на дорожке.

Любаша… бело-голубая принцесса… рыжая дочь Павла Лазарева… Настенька, рождённая в начале XXI века… тоже рыженькая, красавица и умница… Все они необыкновенные, загадочные… и судьбы этих необыкновенных умниц и красавиц таинственным образом переплелись между собой… всех их что-то связывает… Что?

Тайна турецкого талисмана. Существует пророчество, что Анастасия, принцесса царской крови, рождающая в начале каждого века, расшифрует тайну талисмана… Или он это уже придумал в своей голове? И никакого пророчества никогда не существовало?

Нет, ну как же… вроде о пророчестве говорилось в записях спасшейся принцессы. Рыжий Павел… рыжие дети… рыженькая праправнучка Анастасия… Но можно ли её считать принцессой царской крови? И как она может расшифровать тайну уже несуществующего талисмана, если та самая Анастасия, рождённая за сто лет до неё, это уже сделала?

А ведь тайна, предназначенная избранным, может вскоре стать доступной всем… Недалёк тот час, когда прятать очевидное больше станет невозможно, и все удивятся тому, как можно было так долго обманываться. И все восхитятся новой картиной, открываемой в прошлое. И взгляд в прошлое не будет больше таким затуманенным, полным противоречий и унизительных мыслишек о некоей ущербности твоего мышления, неспособного твёрдо стоять на фундаменте, которого тебе не понять. Ведь часто вместо того, чтобы понять, приходилось просто зубрить. А блестяще вызубренное преподносилось окружающим (не так много, как ты, вызубрившим) в качестве священного идолища, познать которое – удел не каждого встречного-поперечного. И ты продолжал и продолжал зубрить дальше, по пути уничтожая (потому что так делали историки и до тебя) нет-нет да и встречающиеся артефакты, не подтверждающие общепризнанной догмы, оттачивая поблёскивающие грани идолища своими публикациями, диссертациями, гневными отповедями тому, кто посмел сомневаться в неприкосновенности и священности идола. Потому что с ужасом понимал, что крах идола будет и твоим личным крахом. Это тяжело. Это очень тяжело. И страшно.

Но ведь прятаться в обветшавшей уже скорлупе бессмысленно… наука и технологии сыграли злую шутку с теми, кто когда-то (и тоже используя современные им технологии) переиначил ставшую неугодной по разным причинам историю. Тогда, когда в общественное сознание вводилась фальшивая версия, казалось, что при соблюдении жёстких условий это станет не только возможным, но и надёжно закреплённым на века. Уничтожить всё, что не вписывается в новую теорию, исправить то, что можно исправить, в массовом количестве изготовить новые «старинные» свидетельства. Подкрепить всё это щедрыми заказами на заданную тему художникам, писателям, поэтам…

Печатный станок, прогрессивное нововведение того века, размножил «новую» литературу в тысячных тиражах, что было просто фантастикой по сравнению с усилиями прежних переписчиков. И покатилась по городам и весям волна «просвещения». Со временем не только кавычки отпали от нового термина, но даже маленькая буква превратилась в заглавную: иезуитское «просвещение» стало Просвещением – Великой эпохой.

Только вот можно ли было даже представить себе тогда, что прогресс зайдёт так далеко, что развенчает усилия «просветителей»? Физика, химия, математика… компьютерные технологии. Ещё 10 лет назад трудно было представить, что, например, мобильные телефоны станут повседневностью каждого, а компьютеры будут помещаться чуть ли не в спичечный коробок. 300, 400 лет назад… ведь тогда ещё даже не знали, что можно как-то с пользой использовать электричество…

«А какова причина такой всеобъемлющей мистификации? – Нахмурил Саша брови и остановился у порога Валериного дома. – Ведь и причины для такой грандиозной работы должны быть значительными… причины были весьма и весьма значительными… весьма и весьма…»

Стук пальцев по стеклу отвлёк его – это Валера, посмеиваясь, выглянул из-за отдёрнутой занавески и жестом позвал его входить побыстрее в дом.

Саша кивнул, взялся за ручку двери: «Это было почему-то очень важно… так важно, что не пожалели средств, людей, денег… А ведь какое-то тайное знание существовало! Масоны, левиты, избранные, посвящённые… Ох, тайна… как она притягательна, и как легко запутаться в своих же собственных, выдуманных для непосвящённых, лабиринтах… И ведь наверняка со временем запутались…»

Саша хмыкнул, и рот его растянулся в улыбке: «Ей богу, запутались! Что-то забыли, во что-то придуманное сами поверили, а что-то уже искренне не понимают. Вот и кинулись в мистику, пророчества, магию… Иисуса Христа, с одной стороны, представляют как человека, со времён которого остались даже вещественные доказательства, а, с другой стороны, приписывают ему чудеса, не давая себе труда разобраться в том, что в действительности творил этот, несомненно, великий человек».

Дверь дёрнулась изнутри, а Саша, вновь нахмурив брови и крепче вцепившись в ручку, подумал: «А может потому, что не там ищут?»

– Саня! – послышался голос Валеры, и дверь опять дёрнулась.

«А может, и не то ищут?»

– Сашка – сдурел? Облил, на фиг, всего…

Саша отпустил дверь и почти сразу увидел Валеру, в одной руке держащего наполовину расплескавшуюся рюмку, а в другой – вилку с нанизанным на неё маринованным огурчиком. Во рту непроизвольно выделилась слюна, и вдруг показалось, что вкуснее вот этого маленького хрустящего огурца нет ничего на всём белом свете. Он послушно принял из руг друга рюмашку, залпом опрокинул её в себя и, не выдыхая, хрустнул ароматным огурчиком.

– О-о-о… – осталось лишь благодарно выдохнуть, ощущая разливающуюся по телу теплоту.

– Ходит где-то… не дождаться тебя! – Потащил его в зал Валера, где несколько его сослуживцев сидели за столом с водкой и немудрёной закуской.

– Да я…

– Ладно! Видел я, как к девчонке жался! – На протестующий его жест улыбнулся. – Да расслабься ты. Мы, вот, обмываем свою операцию. Обалдеть, как всё прошло грандиозно! И удачно. Без проколов, без потерь… Ну, а ты как?

– Да никак.

– Не юли. Как другу, начистоту. О чём думал?

– Я?

– Ну не я же?

Парни за столом засмеялись и наполнили рюмки. Валера усадил Сашу рядом с собой, тоже наполнил его и свою рюмку и повторил вопрос:

– Не зря ведь у профессорши пропадал, да и бумаги, компьютер… Накопал что?

– Накопал, – отозвался Саша, довольно улыбаясь.

– Говори.

Парни подняли рюмки и ждали тоста.

– Да, собственно, не знаю, как и начать…

– Не томи ты душу, – перебил его Валера, – как знаешь, так и говори.

– В общем…

Саша напрягся, но никак не мог сообразить, что бы сказать этим людям, неглупым, образованным, но живущим совсем в ином мире, чем он, и думающих наверняка о своих операциях, о преступниках и их разоблачении, о государственной безопасности. Говорить пустое не хотелось, но и говорить о своих открытиях было не к месту.

– Да, Санёк, из тебя оратор… у нас уж и руки заболели. Вот ведь ты о чём-то думал, когда сюда по тропинке шёл? Я видел – лыбился всё, что-то бормотал. А в дверь-то как вцепился… Ну?

– Не поверишь. – Улыбнулся Саша.

– А ты скажи.

– Правда?

– Ей богу, за это и выпьем! – Подбодрили и парни.

– Я думал об Иисусе Христе.

Несколько мгновений, прошедших в тишине, взорвались бурным хохотом. Увидев, что сам Сашка тоже ржёт, утирая слёзы и не думая обижаться на смех, вызванный вроде бы нелепо приплетённым сюда святым именем, напряжение в компании рассеялось окончательно. ФСБ-шники вместе с чудаковатым историком-аспирантом пили, закусывали, гоготали, припоминая особо удачные детали недавно проведённой силовой операции, а заодно обсуждая кое-что из Священного писания.

– Где жил Иисус Христос?

– Так это… Ты что, Саня, в веру ударился?

– В историю!

– А-а-а… Нет, а как наш Почётный гражданин города гузкой-то затряс, когда к нему с обыском приехали? А? А когда узнал, что его офис уже опечатан?

– Ха-ха-ха! А этот-то… из охранного агентства…

– Бандит! Сколько верёвочке ни виться…

– А где он был распят? Ну, неужели никто не помнит?

– Так в Иерусалиме. Знамо дело, Израиль.

– Израиль у вас… Израиль Израилю рознь.

– Во загнул!

– В Иерусалиме, правильно. Ие-руса-лиме. И где это было?

– Ха-ха-ха! А тот, толстый? У самого оружия целый арсенал, громилы бритоголовые…

– Которые уж и в штаны наложили?

– Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Адвокатов своих вызвали… а те вместо того, чтобы к благодетелям лететь, – в бега!

– А Иерусалим был не там.

– А где?

– И не один.

– Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Да нам не всё ли равно?

– Не всё равно!!! Иерусалим – там, где Ис был.

– Да?

– Ис там был. Поняли?

– Да-а-а… это и ежу понятно.

– Вернее, не совсем так. ИС ТАМ БУЛ. Звучит?

…

– А вот за это надо выпить.