Текст книги "Слепой. Обратной дороги нет"

Глава 18

Петр Семенович Гавриленко, начальник службы безопасности порта, как и предполагал кое-кто из его подчиненных, сидел на мягком диване перед телевизором и смотрел передачу про то, как охотятся крокодилы. Зрелище было отвратительное, но мысли Гавриленко были заняты совсем другими вещами, куда более насущными и опасными, чем какие-то древние рептилии.

Диван под Петром Семеновичем тихонько покачивался, снаружи сквозь бормотание телевизора доносился тихий плеск воды. В приоткрытый иллюминатор тянуло ночной прохладой; в кают-компании приятно пахло натуральной кожей, морской солью и хорошим, дорогим табаком. Гавриленко знал, что, если привстать с дивана, станут видны недалекие огни порта, но что толку глазеть на огни?

По привычке потирая живот в районе желудка, где у него, как верно догадался Тарасюк, в данный момент ровным счетом ничего не болело, Петр Семенович размышлял, снова пытаясь решить, не напрасно ли он ввязался в эту рискованную затею господина Ли.

Этот господин был кореец, но жил почему-то в Китае. Еще он был в некотором роде коллегой Петра Семеновича, причем не только по нынешней работе, но и по предыдущей. Начальником службы безопасности Гавриленко сделался после выхода в отставку, а до того полных двадцать пять лет отслужил в органах госбезопасности, дослужившись до полковника. Служил он в Киеве, и тут, в Ильичевске, на новой работе, о прошлом своем не распространялся, по разным причинам считая, что так будет лучше, спокойнее. Кому надо было знать, те знали, а остальные шепотом пересказывали друг другу сплетню, что Гавриленко якобы устроился на свое нынешнее теплое местечко по большому блату. Петру Семеновичу эта сплетня была известна, поскольку он сам же ее и пустил; кроме того, была в ней изрядная доля правды, ибо начальник порта приходился ему дальним родственником и сам просил его занять эту вакансию.

Что до господина Ли, то этот дальневосточный джентльмен при встрече отрекомендовался Петру Семеновичу довольно расплывчато: он-де является представителем поставщика и прибыл как лицо, отвечающее за безопасность ценного груза в пути. Гавриленко не возражал, тем более что с первого взгляда угадал в господине Ли коллегу – не какого-то там сопровождающего, а разведчика, и хорошо, если бывшего. Собственно, кореец это не особо и скрывал. Не афишировал, конечно, и ничего такого не говорил вслух, но осторожные намеки Петра Семеновича воспринимал спокойно, с этакой улыбочкой, словно говорившей: все это верно, коллега, но вы же понимаете – служебная тайна…

Познакомились они месяца три назад, когда господин Ли впервые прибыл в Ильичевск – без груза, налегке, чтобы, как он выразился, на месте ознакомиться с обстановкой. Гавриленко его ознакомил – честно, без прикрас, поскольку дело было серьезное и забота о чести мундира в данном случае означала прежде всего заботу о сохранности груза. В ту пору переговоры между Минздравом Украины и китайским поставщиком еще не закончились; по правде говоря, Петр Семенович втайне лелеял надежду, что после отчета господина Ли высокие договаривающиеся стороны откажутся от этой дикой идеи – единовременно перебросить в порт огромную партию наркотической отравы. Ну, или хотя бы решат переправлять груз мелкими частями – что-то, как и планировалось, морем, что-то по воздуху… Очень ему не хотелось дразнить отчаянную местную братву таким лакомым куском, страшно было будить спящую собаку, которая в действительности вовсе и не спала…

Господин Ли, надо отдать ему должное, живо ухватил суть проблемы. Проанализировав информацию, предоставленную начальником службы безопасности, – особый интерес представляла сводка происшествий на дорогах, – он с подобающими извинениями, заверениями в искреннем уважении и прочими китайскими церемониями спросил, не думает ли Петр Семенович, что грабителей на машины с ценными грузами наводит кто-то из его подчиненных.

Честно говоря, именно так Гавриленко и думал, причем уже давненько. Сотрудников управления порта и таможни он при помощи своих бывших коллег уже проверил и убедился, что они тут ни при чем. Мелких нарушений режима безопасности он в ходе этой тайной проверки выявил уйму, но без этого ведь никогда не обходится – во всяком случае у нас, братьев-славян. А вот со своими подчиненными разобраться оказалось сложнее – прежде всего потому, что они уже успели познакомиться с методами работы шефа и сразу заметили бы, что их проверяют. А заметив повышенное внимание к своей персоне, стукач непременно ляжет на дно и будет сидеть тише воды, ниже травы до тех пор, пока грандиозный соблазн, подброшенный нанимателями господина Ли, не заставит его забыть об опасности.

Кореец, как выяснилось, тоже это понимал. Именно он предложил Петру Семеновичу воспользоваться этим уникальным шансом – одним махом накрыть всю шайку, от информатора в порту и непосредственных исполнителей на трассе Е95 до организаторов дорожных разбоев. Сделка состоится, заверил он Петра Семеновича, и груз все равно придет в Ильичевский порт – весь, одной большой партией. И отвечать за его сохранность придется в любом случае ему, Петру Семеновичу Гавриленко, персонально. Ну, и господину Ли, конечно, только уже в гораздо меньшей степени, поскольку его дело – в целости и сохранности препроводить этот проклятый груз до Ильичевского морского порта…

Вот это «все равно» и добило Петра Семеновича. Получалось, что, как ни крути, а от него мало что зависит. Он мог либо принять предложенный господином Ли рискованный план и воплотить его в жизнь, постаравшись при этом свести риск до приемлемого минимума, либо спрятать голову в песок и ждать, во всем положившись на родных украинских ментов. А какой от них будет толк, угадать было несложно, благо фуры по дороге из порта исчезали с завидной регулярностью и до сих пор никто никого не поймал.

Словом, Петр Семенович согласился. Надо полагать, взыграло в нем ретивое, захотелось покончить с этим безобразием одним махом, притом так, чтоб другим неповадно было – ныне, и присно, и во веки веков, аминь.

Да и на примете у него кое-кто имелся. Уже давно – с тех самых пор, как он начал подозревать неладное. Уж очень усердно этот «кое-кто» нес службу – так усердно, что временами противно было смотреть.

Нет, конечно, бывают на свете такие люди, которым служебный долг и карьера дороже отца с матерью, а заодно и всего остального человечества. И на Украине их тоже всегда хватало. Недаром же солдатики в несокрушимой и легендарной Советской армии придумали поговорку, гласящую, что хохол без лычки, как, гм… дыра без затычки. Обидная поговорка, но какая-то доля жизненной правды в ней есть. Так что преувеличенное служебное рвение заместителя начальника службы безопасности порта Степана Денисовича Тарасюка, вполне возможно, объяснялось простым честолюбием, а вовсе не желанием скрыть свои предосудительные связи с криминальными элементами.

Вот это-то и надо было проверить.

Предварительную проверку Петр Семенович уже произвел: взял да и сказал Степе Тарасюку то, чего до прибытия груза вместе с сопроводительными документами не знал в порту никто. Сказал, понятно, по большому секрету и в подобающей форме: дескать, вот, Степа, нажили мы с тобой геморрой, теперь гляди в оба… Ну и, конечно же, сразу принял кое-какие меры – сугубо специфические, привычные по прежней работе. И сразу же выяснилось, что Степа Тарасюк, получив нежданное известие, повел себя довольно-таки странно…

Короче говоря, крысу Гавриленко практически вычислил, оставалось только взять бандитов с поличным.

…Неслышно ступая по пушистому ковру, в кают-компанию вернулся господин Ли.

– Я распорядился насчет еды, – вежливо улыбаясь, сообщил он. – Может быть, хотите немного выпить? У меня есть виски, джин, коньяк… Водка тоже есть. Ваша, украинская.

По-русски он говорил почти без акцента, лишь время от времени делая паузы посреди слова, будто сомневался в ударении. Лет ему было не то под сорок, не то за шестьдесят; одет с иголочки, имел идеальную прическу и аккуратнейшие усики, черные, как и его слегка вьющаяся шевелюра. Он мог произвести впечатление этакого добродушного дальневосточного колобка, если бы не жесткий, цепкий, профессиональный взгляд прячущихся в припухших веках по-восточному раскосых глаз.

– Выпью обязательно, – с вымученной улыбкой пообещал ему Петр Семенович. – Когда все это кончится, тогда и выпью. А так, по чуть-чуть, я не привык. Разве это выпивка? Изо рта пахнет, а удовольствия никакого.

– Да, – сказал господин Ли, – в вашем подходе есть определенная логика… Как вы думаете, они нападут по дороге или прямо в порту?

Этот вопрос он задал уже, наверное, в сотый раз.

– Не знаю, – в сотый раз ответил Петр Семенович. – До сих пор всегда нападали по дороге, но случай-то особый! Они же должны понимать, что груз пойдет с сильной охраной.

– Да, взять его прямо с таможенного склада, наверное, и впрямь удобнее, – тоже далеко не впервые согласился господин Ли. – Может быть, вы все-таки напрасно не оставили внутри склада засаду?

Петр Семенович отрицательно покачал головой.

– Нельзя, – сказал он. – Слишком многих людей пришлось бы поставить в известность. Это все-таки таможенный склад, а не сарай для инструмента. И потом как организовать засаду на территории порта, чтобы об этом не пронюхал мой собственный заместитель?..

– Да, – вновь согласился кореец, – это, пожалуй, действительно невозможно. Заместители – главная беда любого начальника. Вечно они знают то, чего им знать не положено, и вечно норовят спихнуть шефа, чтобы поскорее занять его место.

Гавриленко криво усмехнулся. Этот аспект происходящего до сих пор как-то не приходил ему в голову. Действительно, если бы груз умыкнули прямо с таможенного склада, он наверняка лишился бы работы. Такие ошибки не прощают даже родственникам. Ну, а кто занял бы его место после позорного увольнения, гадать не приходится. Конечно же, исполнительный, опытный, горящий служебным рвением Степа Тарасюк! Высшим образованием он, правда, не обременен, но это не беда – выучится заочно. Зато человек верный и порт охраняет не хуже цепного пса. Все его боятся – и нарушители, и охрана, и портовые грузчики… ну, словом, все.

– Как вы думаете, они уже начали? – спросил господин Ли.

Гавриленко пожал плечами.

– Ночь не такая длинная, – сказал он. – Если они вообще намерены действовать сегодня и прямо здесь, в порту, то уже должны были начать.

– У вас ведь есть рация, – как бы между прочим напомнил господин Ли.

– Рация есть и у Тарасюка, – сказал Петр Семенович. – Я переговорил с охранником, который сегодня дежурит на таможенном складе. Это надежный человек, в нем можно не сомневаться. И я специально распорядился ни при каких обстоятельствах не поднимать тревогу по радио. Даже если склад будут грабить прямо у него на глазах. Надо взять этих подонков с поличным, а не при попытке, скажем, взломать замок на воротах.

– Это верно, – согласился господин Ли. – А что такое «подонки»?

– Вообще, подонки – это осадок в жидкости. Например, в вине. Но в первоначальном смысле это слово уже практически не употребляется…

– Я понял, – сказал кореец. – Осадок. Отвратительная муть на дне опрокинутой чаши человечества… Да, я понимаю. Это очень меткое выражение.

Петр Семенович покосился на него с неудовольствием, но промолчал. Нашел о чем рассуждать, поэт косоглазый…

Мобильный телефон зажужжал на полированном красном дереве стола, как шмель, вспыхнул всеми огнями и торжественно проиграл первые такты «Союз нерушимый…» – имперского гимна, который москали со свойственной им непринужденной наглостью присвоили себе. Петр Семенович поспешно схватил телефон, и музыка смолкла.

– Слушаю! – нетерпеливо бросил он в трубку.

Трубка неразборчиво забормотала. Гавриленко слушал, исподлобья поглядывая на господина Ли. Кореец сидел напротив в кресле, положив ногу на ногу и сцепив пальцы пухлых ладоней на объемистом животе, с благодушным и отсутствующим видом.

– Все понял, – сказал Петр Семенович, когда трубка, выговорившись, умолкла. – Не суйся туда больше. Да, дальше я сам…

Он прервал соединение и, держа телефон в сложенных лодочкой ладонях, прямо посмотрел в глаза господину Ли.

– Началось, – сказал Петр Семенович. – Они уже на складе.

– Превосходно, – с недоброй улыбкой произнес кореец.

Он ткнул пальцем в клавишу интеркома и что-то коротко пролаял по-китайски. В ответ на палубе началась суета; где-то внизу, под ногами, с громом и треском заработал мощный мотор, и большая океанская яхта под китайским флагом, в трюме которой лежало несколько тонн чистого макового опия, разрезая темную ночную воду, двинулась вперед – туда, где в ночи сияли огни портовых прожекторов.

* * *

Когда настроенная на милицейскую волну рация вдруг сказала незнакомым голосом: «Пятый, начинаем», капитан Полещук действовал не раздумывая. Рука сама собой потянулась к ключу и включила зажигание, нога утопила педаль сцепления, и милицейская «девятка», резко, в два коротких рывка, развернувшись в узком проезде, устремилась прочь от порта.

Решение пришло само собой, без участия сознания; собственно, это был чисто рефлекторный поступок хищника, почуявшего приближение охотников. Именно это, наверное, и спасло Леща: помедли он буквально пару секунд, и уйти ему уже не удалось бы.

Он убедился в этом, когда у самого перекрестка разминулся с двумя автобусами – обыкновенными желтыми «Богданами», отечественными жестянками с корейскими дизельными движками. Такие в последние годы широко распространились по всей Украине и использовались на городских маршрутах. Они и выглядели как парочка обыкновенных маршруток, вот только делать им ночью в районе порта было ровным счетом нечего, да и номера на них были уж очень знакомые – прямо скажем, милицейские номера…

Все было ясно. Бешено газуя, Лещ гнал машину куда глаза глядят, торопясь оказаться как можно дальше от порта, прежде чем там начнется потеха. Потом он заметил, что едет не куда-нибудь, а прямиком к киевской трассе Е95, по которой буквально несколько минут назад укатили восвояси черниговские менты. Сообразив это, он понял, что продолжает действовать чисто рефлекторно, и заставил себя думать.

Участники налета на таможенный склад были обречены независимо от того, предупредит их Лещ о засаде или нет. Значит, и предупреждать их нечего: к чему лишний раз светиться? Все равно из порта им не уйти, это же ясно. Лучшее, что мог предпринять в сложившейся ситуации Лещ, это постараться максимально обезопасить себя. Если разобраться, то, что он задумал, было просто необходимо.

Оставалось только выяснить, насколько его замысел осуществим.

Вообще, люди, даже если они очень торопятся, должны время от времени отдыхать. Есть-пить им тоже надо, поэтому…

Справа промелькнула ярко освещенная стоянка перед придорожной закусочной. Лещ коротко, неприятно засмеялся, увидев на ней знакомую милицейскую «десятку», которая стояла, чуть ли не упираясь носом в самые двери шалмана. Естественно, черниговские коллеги не упустили случая пожрать и, возможно, даже пропустить по рюмашке. Чего там, дело-то сделано!..

Неожиданно для себя Полещук резко ударил по тормозам, развернул машину посреди шоссе и, бешено газуя, загнал на стоянку перед закусочной. Черниговская «десятка» стояла здесь одна, так чего тянуть?

Шалман был крохотный, всего на три столика. Черниговцы расположились в углу, на максимальном удалении от стойки, за которой, зевая, стояла дородная молодуха в грязноватом белом халате – повариха, барменша, официантка и уборщица в одном лице. На столике перед ними стояли три бутылки пива, уже открытые; где-то позади стойки сонно жужжала микроволновая печь, в которой разогревалась еда. Пахло тут, как в каком-нибудь супермаркете, импортным средством для мытья полов, а еще табачным дымом – все трое черниговцев курили, запивая никотин пивом, как какие-нибудь скинхеды.

– Ба! – насмешливо воскликнул давешний белобрысый старлей. – Да это, никак, наш старый знакомый! Что, коллега, решил все-таки содрать с нас штраф?

– Типа того, – хмуро сказал Лещ, с лязгом передергивая затвор «калаша».

Молодуха за стойкой завизжала, но ее вопль потонул в грохоте автоматных очередей. Одна из стоявших на столе бутылок взорвалась, как бомба, окатив все вокруг волнами пены, и хмельной дух черниговского пива смешался с запахом пороховой гари. Лещ покончил с делом тремя короткими, экономными очередями; помня о бронежилетах, он стрелял по головам, так что, когда в наступившей тишине последняя стреляная гильза с негромким звоном прокатилась по полу, закусочная больше напоминала скотобойню в конце напряженного рабочего дня.

Со стороны стойки раздался отчетливый щелчок и мелодичный звонок выключившейся микроволновки. Лещ всем корпусом развернулся в ту сторону и дал еще одну короткую очередь. Молодуха за стойкой, которая уже перестала орать и стояла столбом, с прижатыми ко рту кулаками и круглыми, как пятаки, глазами, молча повалилась спиной на витрину, а оттуда сползла на пол в разноцветном водопаде шуршащих упаковок с чипсами и сухариками, пивных жестянок и бутылок с прохладительными напитками. Глаза у нее остались открытыми, и Лещ с трудом подавил инстинктивное желание подойти и закрыть их – ему казалось, что официантка за ним подглядывает.

Отыскав выключатели, капитан погасил свет – и внутри закусочной, и снаружи, на стоянке. Ключи от шалмана обнаружились в кармане у мертвой молодухи; одобрительно кивнув, Лещ вышел на улицу и старательно запер дверь снаружи.

После этого он, как делал уже не раз, сел за руль чужой машины, включил двигатель и быстро загнал черниговскую «десятку» за здание закусочной, притерев ее бортом вплотную к стене. В таких делах, как это, дорога каждая минута; чем позже обнаружат «десятку», тем лучше.

Напоследок капитан Полещук выключил продолжающую хрипеть и бормотать рацию. Теперь это дело можно было считать завершенным. Вернувшись к своей машине, капитан запустил движок и поехал в Одессу: до наступления утра ему нужно было провернуть еще несколько других, не менее важных дел.

Глава 19

– Везде одно и то же, – сказал, спрыгнув с рампы, перепачканный белым порошком Запятая. – Вот братки, запятая: во всех мешках этот гребаный крахмал.

Хмурые бригадиры, успевшие как-то незаметно окружить Степана Денисовича плотным кольцом, молча повернулись к открытым воротам склада. Там, словно вызванный из небытия их взглядами, появился еще один боец – киевлянин из бригады Валеры Вертолета. В руке у него был испачканный белым порошком нож.

– Крахмал, – коротко произнес он, и бригадиры все так же молча повернулись к Степану Денисовичу.

Тарасюк, который уже давно чувствовал себя здесь крайне неуютно, в эту минуту понял, что вот-вот просто обмочится.

– Н-ничего не понимаю, – промямлил он.

– Да тут и понимать, блин, нечего, – спокойно произнес Валера Вертолет. – Ясно, что, раз в документах написано одно, а в мешках лежит эта хреновина, имеет место обыкновенный кидняк. Осталось только выяснить, кто кинул и, главное, кого.

– Я ничего… – начал Тарасюк, но Вертолет не дал ему договорить.

– Китайцам такое кидалово ни к чему, – продолжал он. – Что они, больные – такой скандал устраивать? Их за такие номера ВТО по головке не погладит. Выходит, что кинули не какой-то там Минздрав, а нас с вами. Настоящий груз где-то тихонечко лежит, ждет, когда за ним приедут, а мы, как бараны, мешки с крахмалом таскаем. А порт уже, наверное, оцеплен… Правда, жирная харя? – обратился он к Тарасюку. – Без тебя тут явно не обошлось! Ну, вот что прикажешь с тобой теперь делать? Не знаешь? Зато я знаю. Запятая, дай-ка перо.

Тот с готовностью протянул ему перепачканный крахмалом нож – рукояткой вперед, как заведено меж культурными людьми. Степан Денисович шарахнулся от ножа как черт от ладана, но бригадиры стояли стеной – такие же твердые, непоколебимые, непреклонные, как хорошая кирпичная кладка или даже железобетон.

Московский шоферюга наконец начал соображать, что вокруг творится что-то в высшей степени не то. Как бы он ни относился к украинцам с высот своего великодержавного происхождения, до него, хоть и с большим опозданием, все-таки дошло, что, когда вот такого солидного пузана в красивой форме, при пистолете и прочих побрякушках при большом стечении народа начинают пугать ножиком, это уже не лезет ни в какие ворота даже при том бардаке, который развели у себя на родине охочие до сала и западной демократии хохлы. Сообразив, что к чему, Всеволод Витальевич Паречин тихонько отделился от этого неприятного и небезопасного сборища и бочком, по-крабьи, подался в сторонку. Бдительный Ворона, не оборачиваясь, протянул длинную руку, поймал его за шиворот и аккуратно водворил на прежнее место.

– Стой тут, – приказал он негромко и вполне миролюбиво, – и не дергайся, а то башку откручу. Ты ж нормальный пацан, правда? Ну вот, постой спокойно, посмотри, как у нас в Одессе с козлами поступают.

Паречин послушно стал, где было велено, и стал смотреть, как в Одессе поступают с козлами. Он окончательно запутался в событиях последних суток и уже решительно ничего не понимал, чувствуя лишь, что дело плохо, и не испытывая по этому поводу ровным счетом никаких эмоций, кроме привычного тупого раздражения. Поверить в реальность собственной смерти ему все еще было трудно, практически невозможно, и, вместо того чтобы искать пути к спасению, он просто злился – естественно, молчком, поскольку уже успел сообразить, что сердить «завскладом» Ворону и его приятелей не слишком полезно для здоровья.

Вертолет тем временем аккуратно обтер испачканное крахмалом лезвие о штанину, и оно засверкало в свете прожекторов и автомобильных фар, как узкий осколок зеркала.

– Братцы, да вы что? – пролепетал, глядя на этот опасный блеск, позеленевший Тарасюк. – За что, братцы?

– Твои братцы в овраге лошадь доедают, – поигрывая татуированными бицепсами, дружелюбно сообщил ему Вертолет.

– Кончай волну гнать, Валера, – неожиданно вмешался Костя Шекель. – Что ты тут устроил утро стрелецкой казни? Нас с минуты на минуту вязать начнут, а ты тут с этим мешком дерьма развлекаться вздумал.

Раздался нестройный хор одобрительных возгласов, который смолк, когда Валера Вертолет обвел коллег тяжелым взглядом. Связываться с Валерой никому не хотелось: все знали, что он, как говорится, в горячей воде купанный и полоснуть человека ножом в такой вот момент ему ничего не стоит. Потом, может, и пожалеет, да толку-то?.. Мертвецу от его жалости ни жарко, ни холодно…

– А что, – медленно, сверля Шекеля все тем же тяжелым, нехорошим взглядом, спросил Валера Вертолет, – есть другие предложения?

Костя, представлявшийся девушкам на пляже укротителем змей, а на самом деле являвшийся довольно ловким карманником, наперсточником, карточным шулером и кидалой, под этим взглядом заметно стушевался, но на выручку ему неожиданно пришел Лысый.

– Дырку в этом пузыре проткнуть всегда успеем, – сказал он, спокойно выдержав взгляд повернувшегося на его голос Вертолета. – Ты сообрази, что он – единственный, кто нас может отсюда вывести.

Закаменевшее лицо Валеры понемногу разгладилось, и на нем проступило привычное оживленное выражение.

– А? – сказал он, обращаясь к Тарасюку. – Выведешь, толстый?

– Попробовать можно, – сказал Степан Денисович, который, в отличие от Паречина, хорошо знал, с кем имеет дело, и потому отчаянно цеплялся за любую возможность сохранить свою драгоценную шкуру хотя бы на какое-то время. – Если они нарочно все это устроили, чтобы взять нас с поличным, то ждать будут наверняка у ворот, чтоб машину перехватить.

– Попал Гендос, – тихонько пробормотал Костя Шекель, имея в виду посланного к транспортной проходной на смену Тарасюку Гену Шнобеля.

– Я так думаю, что уходить надо через грузовой причал, – тоном эксперта продолжал Тарасюк. – Там, в штабелях, долго можно в прятки играть. А если что, сиганул в воду…

– И на дно, – сквозь зубы закончил Лысый, которому было жаль бросать одолженный у родственника «КамАЗ». – Бычки, как ни крути, симпатичнее ментов.

– Пузырь дело говорит, – с видимой неохотой согласился Вертолет. – Правда, один раз мы ему уже поверили… И-эх! Дожили, мать твою! Сюда на «лексусе» приехал, а отсюда – вплавь… Тьфу! Ладно, пацаны, делаем ноги.

– Я плавать не умею, – сказал Паречин.

О нем уже успели забыть, и теперь все повернулись к нему с одинаковым, почти комичным изумлением.

– А тебя, браток, никто особенно и не приглашает, – первым нашелся Ворона, который по воле обстоятельств взял на себя роль няньки при этом скудоумном москале. – Ты ж тут не при делах, правильно? Ну, так зачем тебе-то ноги делать? Ты тут останешься, ментов подождешь.

– Я им ничего не скажу, – заверил его Паречин.

– Конечно, не скажешь, – кивнул Ворона, выковыривая из кармана легких полотняных брюк свой любимый проверенный тульский наган.

– Не шуми, – сказал Валера Вертолет. – Ножика, что ли, нету?

– Мой ножик у тебя, – сообщил Ворона.

– Базар кончайте, – угрюмо произнес Лысый. – Валить надо, а вы развели тут… блин, демагогию!

– А может, пусть живет? – осторожно предложил Шекель.

– Ага, – сказал Вертолет, бы между делом возвращая Вороне его перо. Тот попытался сделать вид, что не замечает этого, но Валера чуть ли не силой всунул нож ему в ладонь, сложив с себя таким образом неаппетитную обязанность по устранению свидетеля. – Ты ему, Костик, еще фотку свою на память подари, чтоб менты с фотороботом не мучились.

– М-да, – неопределенно промолвил Шекель. Он-то знал, что местные менты узнают его безо всякого фоторобота, по самому приблизительному описанию, и будут очень рады случаю закрыть такого ловкача на исторически значимый срок. Да еще Валера, спасибо ему большое, при свидетеле назвал его по имени… Короче, это был тот самый случай, когда чистоплюйство могло очень дорого обойтись всем присутствующим, и Костя Шекель, как человек неглупый, прекрасно это понимал.

– Ну, браток, извини, – сказал Паречину Ворона, по-дружески кладя ему на плечо свободную от ножа руку. – Жизнь – такая сука… Кто же знал, что все так обернется?

– Кончай базар, – повторил Лысый.

– Да, – сказал Ворона, отводя для удара правую руку.

В этот момент где-то недалеко вверху, как показалось, прямо у них над головами, вдруг бабахнул пистолетный выстрел, прозвучавший так громко, как будто прямо в небе над складом кто-то пальнул из полевой гаубицы. За первым выстрелом сразу же последовал еще один. Все присели, хватаясь за оружие; что-то тяжело, с треском рухнуло на шиферный навес, защищавший грузовую рампу от непогоды, прокатилось по нему, с шорохом соскальзывая к краю, и упало, едва не задев стоявшего немного в сторонке Лысого.

Все молча, ничего не понимая, уставились на распростертое в пыли тело незнакомого никому из присутствующих смуглого и черноволосого молодого человека, который словно с неба свалился. Где-то там, на небе, кто-то умело и аккуратно прострелил молодому человеку голову. И кажется, это было сделано очень своевременно, поскольку правая рука убитого до сих пор сжимала пластиковый приклад какой-то короткой, мудреной с виду винтовки, оснащенной оптическим прицелом, которую бедняга не выпустил даже во время своего эффектного падения с неба.

– Это еще кто? – удивился Лысый, который стоял ближе всех и первым разглядел покойника во всех деталях.

Ответа он не получил, поскольку в это самое мгновение откуда-то справа из темноты прогремела длинная автоматная очередь.

* * *

Внизу что-то явно пошло наперекосяк. Слышать, о чем говорят собравшиеся у рампы люди, мешали портовые шумы, но вся эта суета со вспарываемыми мешками, белым порошком на ножах и ошеломленными, хмурыми физиономиями наводила на определенные размышления. Похоже было на то, что ребят кто-то здорово подставил; долетевшее снизу слово «крахмал», произнесенное со смесью удивления и искреннего отвращения, лишь укрепило Глеба в этом мнении.

Толстяка в форме портовой охраны, который приехал на «мерседесе» вместе с Паречиным, кажется, собрались резать, но потом передумали. Глебу не надо было долго размышлять, чтобы понять, что к чему: толстяк был наводчиком, его обвинили в том, что все это подстроил он, и хотели кончить, но сменили гнев на милость, сообразив, что вывести их отсюда, минуя милицейские засады, может только сотрудник портовой охраны.

А в том, что милицейские засады есть, можно было не сомневаться, иначе вся эта комедия теряла какой бы то ни было смысл. Ведь не за крахмалом же, в самом деле, явились сюда эти бойкие ребятишки!

Ясно было, что, как только первый шок от сделанного открытия пройдет, братва бросится врассыпную. Ясно было также, что драгоценного Всеволода Витальевича вот-вот пришьют – прямо сейчас, сию минуту. Неясным оставалось только одно: что теперь со всем этим делать.

Повернув голову, Глеб посмотрел туда, где залегли албанцы. Один из них, оказывается, уже стоял, поставив одну ногу на парапет, и наблюдал за происходящим внизу через оптический прицел винтовки. Винтовка у него была какая-то укороченная, чрезвычайно сложной, даже затейливой формы – одна из тех несерьезных пукалок, которые новомодные киллеры носят с собой в скрипичных футлярах или плоских чемоданчиках, по виду ничем не отличающихся от обычного дипломата.

В разобранном виде такая винтовка занимает совсем мало места, а собирается буквально несколькими простыми движениями. Правда, дальность боя у нее невелика, так ведь здесь это и не требуется…

Наглядевшись в прицел, албанец опустил винтовку, а потом и вовсе сунул ее под мышку. Стрелять он явно не собирался, и Глеб догадывался почему: албанцам нужны были не трупы неверных, а грузовик с картинами. Даже не зная русского языка, догадаться, что творится внизу, было несложно, особенно имея некоторый специфический жизненный опыт – тот самый, которого у гостей из солнечной Албании, похоже, было хоть отбавляй.

Глеб еще раз быстро все обдумал. Было неясно, когда появится группа захвата и появится ли она вообще. Зато намерения одесских налетчиков были ясны: ребята собирались делать ноги, предварительно зарезав этого дурака Паречина, который таскался за ними, как барашек на веревочке, словно сам искал смерти.

Таким образом, албанцы без единого выстрела получали все, чего хотели: и очистившееся поле боя, и грузовик, и труп водителя со всеми документами. Им даже было ни к чему угонять машину, достаточно было спрятать то, что одесситы оставят от Всеволода Витальевича, а утречком явиться сюда, на склад, показать документы и рассказать какую-нибудь басню про ночевку в городе. Нас-де охранник сюда доставил, принял груз под расписку и отправил в город спать… А что, случилось что-нибудь?