Текст книги "Уровень ZERO – 2. Пейзаж с дождем"

– Не стыдно, – отрезал Глеб, – у меня друзья твоей юности во где сидят! И провел ребром ладони по шее.

Потом заулыбался и спросил:

– А, правда, на меня бабы таращатся?

Я вздохнула.

Больше всего Глеба задели ландыши. Мужчина, подаривший их, должен был знать мои пристрастия. Я не тащила в вазу все, что цвело, и цветы мне нравились в местах своего естественного обитания. Но перед ландышами, мимозой, сиренью и хризантемами устоять не могла! И, конечно же, перед розами, особенно желтыми чайными, и орхидеями! И Глеб где-то выудил информацию об этом. Более того, Полторанин знал, что я терпеть не могла букеты из цветочных киосков, и поэтому даже не пытался дарить их.

Он поворчал еще немножко по поводу моей бестолковой юности, потом мы съели по мороженому, и, расплатившись, Глеб попытался забыть подношения Жана на столе. Когда же я спохватилась, с досадой сказал:

– Ну, и зачем с этим барахлом таскаться? Ландыши я вчера принес, хочешь конфет с шампанским, так я тебе завтра еще лучшие куплю!

Но я сунула бутылку ему под мышку, забрала цветы и коробку, и мы вышли из ресторана.

Вечер выводил чарующую мелодию и переливался всеми оттенками. Глеб

остановил такси и вдруг заметил троих бритоголовых парней в черных куртках и берцах, которые трясли за киоском смуглого парня с раскосыми глазами. Он направился к ним:

– Селям алейкум, славяне! На проезд не хватает?

Славяне недовольно оглянулись, окинули Глеба взглядом с головы до ног, и, не сговариваясь, дружно бросились наутек.

– Эй, патриоты, вернитесь, талончик на троллейбус подарю! – резвился Полторанин. Те перешли на галоп.

Похожий на кавказца таксист развлекался, наблюдая спектакль из окошка.

– Когда ты к людям с добром, то и они к тебе с пониманием! – выдал Глеб смутную по мысли тираду и назидательно поднял вверх указательный палец. А потом зачем-то добавил:

– Твои друзья цыгане – хитрый народ! Никак не удается расколоть их по поводу гаданий! Наши ученые бились-бились, а они ни в какую: хранят свои технологии под семью замками!

Я едва угомонила его, и мы сели в машину. По дороге спросила:

– Да ты, никак, пьян?

– Просто расслабился, – сказал Полторанин. – Хочешь, протрезвею?

– Не надо, – отказалась я. – Расслабляйся дальше!

Дома Глеб захотел чаю, я пошла на кухню и включила чайник. Пошла звать Полторанина и обнаружила в спальне. Он сладко спал, улыбаясь во сне. Я выключила лампу и постелила себе на диване в гостиной.

ХХ

Проснулась я от аромата свежего кофе, мужского парфюма и пристального взгляда Полторанина. Завтрак и букетик ландышей стояли возле дивана на стеклянном столике, а Глеб сидел в кресле напротив в светлых брюках, тонком синем джемпере и с белым пушистым пуловером на плечах. Рукава пуловера были завязаны на груди.

– Ты почему здесь? – спросил он, пристально глядя мне в глаза.

– Будить тебя не хотела, – удивленно сказала я.

– И все?

– А что еще? Ты же свалился в постель и уснул, как младенец! По-моему, ночное обжорство сменила сонная болезнь.

Глеб с облегчением вздохнул, и я поняла, что мое присутствие на диване он объяснил вчерашней встречей с Жаном.

Попили кофе, и Полторанин поднялся:

– На улице тепло, как летом, так что оденься полегче.

– А ты куда?

– По делам. Когда освобожусь, позвоню в редакцию, встретимся в центре и пообедаем.

Поймав мой взгляд, снова опустился в кресло:

– А, вообще-то, я хотел поговорить с тобой.

У меня екнуло сердце.

– Я тебе не совсем надоел?

Я едва не потеряла сознание.

– Когда у тебя отпуск? И почему бы не провести его вместе?

Меня охватило ликование:

– Ты серьезно?!

– По этому поводу я и встречаюсь с шефом: он приехал в город на пару дней. Не хотел говорить, пока все не выяснится, но ты бы могла подать заявление сегодня, а в понедельник мы бы уже загорали на каком-нибудь экзотическом пляже!

В июле редакция разбегалась на двухнедельные каникулы, так почему бы не отгулять половину отпуска сейчас?

– Конечно, подам! – пообещала я.

И хотя заявление нужно было писать за две недели, мне почему-то казалось, что дело выгорит.

Глеб чмокнул меня и удалился, а я быстренько собралась и поехала в редакцию.

Там уже вовсю трудились Жуков и Ромка. Едва я переступила порог, как они дуэтом проскандировали:

– Полторанину дали отпуск, срочно пиши заявление!

А Шантер добавил:

– Глеб Валентинович нас пригласил на банкет!

«Так он еще и Валентинович!» – подумала я. И спросила:

– А по какому поводу банкет?

– Так по поводу вашего отпуска! – удивился Ромка. – Он просил передать приглашение Красину, художникам и Наталье!

– Полторанин приглашал в тот ресторан, где вы были вчера, но мы выбрали более демократичную обстановку, – вмешался Борька. – Как ты смотришь на кафе «Триумф»?

Я на кафе смотрела нормально и поинтересовалась:

– А когда банкет-то?

– В пятницу вечером, – с недоумением сказал Шантер. – А ты что, не в курсе?

Я вздохнула и села писать заявление.

Появился Лавринович, я подсунула бумагу, он прочитал и вопросительно взглянул на Жукова. Тот кивнул, шеф поставил подпись и строго сказал:

– Только до понедельника сдайте запланированные материалы!

Я обещала написать их стихами, Лавринович поморщился и добавил:

– Я пришел посоветоваться: объявился новый кандидат в спонсоры при больших бабках. Брать его или нет? Господин Канцлер весьма рекомендует!

– Кто такой? – спросил Ромка.

– Всемирно известный ученый, историк.

– Его фамилия, случайно, не Чижевский? – осторожно поинтересовалась я.

– А вы его знаете? – удивился шеф.

У нас троих отвисли челюсти. Мы переглянулись и уставились на него.

– Ну, и в чем дело? – занервничал Лавринович. – Он признался, что входил в состав учредителей нашего журнала и раньше. Настоящих учредителей, я имею в виду.

– Он, прежде всего, психиатр, Анатолий Сергеевич, – придя в себя, объяснила я. – И опыты с кодированием, конечно же, его рук дело. А на днях профессора собирались арестовать, но он скрылся. И своим предложением, похоже, открыто объявляет нам войну. Хотя, может быть, просто играет на нервах.

– А что он имеет против вас?

– Мы раскопали компромат на Чижевского и слили Красину, – объяснил Жуков, бросив в нашу сторону предостерегающий взгляд. – Из-за этого закрыли структуру, где он верховодил, а ему грозит срок.

И Борька рассказал шефу все, что можно было рассказать.

– Однако! – покрутил головой Лавринович. – Хорошо, что я к вам зашел!

И добавил с досадой:

– Вечно вы в какую-нибудь историю влезете! Постарайтесь хотя бы впредь быть осторожнее! А я ему сейчас дам отрицательный ответ.

– А как вы с ним свяжетесь? – оживился Ромка.

– По электронной почте.

– Подождите, – попросил Жуков, – мы сначала Красину сообщим, может, он по адресу что-нибудь выяснит!

– Так адрес, скорее всего, однодневный, – сказал Лавринович, – вряд ли там почта накопилась.

– Ну, мало ли что, вдруг ему пригодится!

Шеф кивнул и удалился, а Борька связался с Красиным. Тот, несмотря на похмельные страдания, нес трудовую вахту и информацию принял к сведению. А заодно сообщил, что звонил Глеб, пригласил на банкет, а, заодно, и на стаканчик виски перед обедом.

– Надо же, – удивилась я, – для всех у Полторанина доброе слово найдется, все в курсе его передвижений, только я сбоку припеку!

Мне все-таки удалось сохранить хорошую мину при плохой игре. До Шантера так ничего и не дошло. Но Жуков исподтишка наблюдал за мной с плохо скрытым беспокойством.

– Отлучусь на пару минут, – безразличным тоном сказала я, вставая из-за стола.

– Я с тобой! – вскочил Борька.

Ромка удивленно посмотрел на него.

– Куда со мной? Я что, не могу косметику в магазине купить?

– А с чего это вдруг тебе приспичило?

– Боря, – с досадой сказала я, – надо же, в конце концов, и меру знать в проявлении тепла и заботы!

Жуков нехотя опустился в кресло. А я вышла на улицу, присела на скамейку и уставилась в одну точку. Чувств никаких не было. А потом где-то в области сердца возникла нестерпимая боль: меня, оказывается, давно обманывали, и я с радостью позволяла это делать! Боль сменилась опустошенностью, потом гневом, обидой, я не выдержала и горько заплакала. Только после этого вернулась способность соображать.

Итак, Чижевский оказался тем самым учредителем из деревни Синий Камень, на которого Глеб работал полгода назад. Но почему же он не признался в этом? Чтобы использовать нас в своих целях? И только? Но я видела глаза Полторанина, когда он смотрел на меня, слышала его хриплый от волнения голос… Нет, он не мог руководствоваться одним лишь расчетом! А если я не безразлична ему, то и плевать на все остальное! Потом подумала: а ведь, чтобы отомстить Полторанину, профессор мог запросто уничтожить меня? И Глеб должен был знать об этом! Выходит, он сознательно меня подставлял?

Я снова заплакала и пришла в себя оттого, что лохматая дворняга облизывала мне руки. Я растрогалась, погладила ее, вспомнила о кольце, излучателе, Славе, и немного успокоилась. В конце концов, он делал все возможное, чтобы уберечь меня от опасности, и, к тому же, я Глеба тоже использовала! Поразмыслив, решила не показывать, что знаю об его знакомстве с профессором: потом как-нибудь сама во всем разберусь!

Посидела еще немножко, подправила макияж и вернулась в редакцию. Борька с тревогой взглянул на меня, успокоился и подмигнул. Я была уверена, что он на стороне Полторанина, поскольку психология и логика у всех мужиков одинакова.

Поработала на компьютере до обеда, потом позвонил Глеб, сообщил, что немного выпил с Женей, и предложил встретиться у кафе. Я сдала Борьке материал, предупредила, что буду завтра, и поехала на свидание.

Возле кафе вышла из такси и зажмурилась от брызнувшего в глаза солнца! Погода была потрясающая, но у меня вдруг заныло сердце и испортилось настроение. Я стала оглядываться в поисках Чижевского или еще какого-нибудь нежелательного элемента. Не обнаружив ничего подозрительного, попыталась успокоиться.

И тут из парикмахерской напротив показался Полторанин. Его короткие волосы были тщательно причесаны, глаза сияли. Повертев головой, Глеб увидел меня и помахал рукой. Две девицы, проходившие мимо, раскрыли рты и едва не врезались в столб. Я показала на них глазами, Глеб рассмеялся и стал перебегать улицу. Светофор светился зеленым.

Неожиданно перед Полтораниным оказались трое мужчин, и мне почему-то стало не по себе. Они словно выросли из-под земли и замешкались у Глеба под ногами. Он пытался их обогнуть, но парни топтались на месте. И вдруг разом исчезли. Полторанин остался один и, улыбаясь мне, сделал пару шагов вперед.

И вдруг рядом с ним возник черный джип. Я его сразу узнала! Джип появился ниоткуда и настиг Глеба одним рывком, будто при монтаже кинопленки. Заметив ужас в моих глазах, он повернул голову, но даже при самой фантастической реакции ему для спасения не хватало пары секунд!

У меня вырвался дикий протяжный вопль, я изо всех сил оттолкнулась и прыгнула к Глебу. И все замерло: люди, раскрывшие в крике рты, джип, голубь, застывший в полете, Глеб, повернувший голову… Сквозь стекла машины увидела бледное расплывшееся пятно на месте лица водителя и врезалась в Полторанина. Мы заскользили по асфальту и ударились о фонарный столб. Я посмотрела на Глеба: лицо его было белым, глаза закрыты, из уголка рта сочилась кровь. Прижала ухо к груди: сердце не билось. И я закричала так, как кричит, наверное, смертельно раненый зверь! Перед глазами все завертелось, и меня окутала тьма. Очнулась оттого, что кто-то дул в лицо. Попыталась сфокусировать взгляд: надо мной склонилось посеревшее лицо Глеба. В глазах были отчаянье и страх.

– Ты жив?!

– Уф! – выдохнул Глеб. – Я и был жив, когда ты закричала! Зато народ, словно ветром сдуло, кто-то даже сознание потерял. Что это было? Впрочем, если б я оказался мертв, ты бы меня точно из гроба подняла!

– Боже, ты жив! – повторяла я. – А зачем на меня навалился?

– Я не навалился, – объяснил Глеб, – я тебя от фотокамер спасаю. Ты же неслась вся в белом пламени, как раскаленная комета! Горожане не скоро от этого зрелища отойдут. Все, пора смываться!

Он вскочил на ноги, застонал и схватился за колено. Я протянула руку:

– Дай, помассирую!

– Не надо! – закричал Глеб и отпрыгнул. – Хватит с меня твоих талантов, а то вообще без ног останусь!

Он рывком поднял меня и, хромая, потащил за руку в проходной двор.

Поодаль стояла толпа, боясь подойти поближе. И все же несколько смельчаков с фотокамерами увязались следом, но Глеб показал кулак, и они отстали. Я была уверена, что он не дышал несколько мгновений, но настаивать не стала. Главное, что он оказался жив!

Мы перебежали через двор и очутились на узкой светлой улице, где не было транспорта, зато на каждом шагу пестрели вывески бутиков, сувенирных лавок и крошечных кафе. Возле одного остановились, Глеб прижал меня к себе, и мы простояли так пару минут. Потом сказал:

– Погоди, я сейчас!

И скрылся за стеклянной дверью.

На улице под тентами стояли разноцветные столы и стулья, меня стала бить дрожь, и я вцепилась в спинку одного из них. Подошел Глеб:

– Я сделал заказ, а то пока официант подойдет…

Внимательно посмотрел на меня, бережно усадил за столик и снова побежал в стекляшку. Через пару мгновений вернулся с бутылкой, рюмками и минералкой под мышкой. Налил большую порцию коньяку:

– Пей сразу, залпом!

Я выпила и сжала челюсти, чтобы не было слышно, как стучат зубы. Глеб снова протянул рюмку:

– Пей!

Я проглотила коньяк и почувствовала, как тепло разливается по телу.

– Ну, слава Богу! – с облегчением вздохнул Полторанин. – Главное, сразу же преодолеть шок. А ты молодчина, тебе это удалось!

Я полностью расслабилась, мне стало хорошо и спокойно.

– Как ты некстати оделся, – с сожалением сказала я, глядя на испачканные пуловер и джемпер.

Глеб успокоил:

– Могло быть и хуже!

– Завтра все выстираю, – пообещала я.

Глеб засмеялся:

– Вот теперь ты в норме и даже способна на подвиги. А сейчас принесут еду, и жизнь снова покажется прекрасной!

Принесли лобио, потом хачапури и какое-то вкусное кавказское блюдо из мяса. Мы ели, я поглядывала на Глеба и пыталась осмыслить новое незнакомое чувство, о котором впервые узнала только сегодня. До этого казалось, что я умру, если он меня бросит. Но сейчас твердо знала: пусть я больше никогда его не увижу, пусть он даже будет с другой, пусть возненавидит меня, но, главное, чтобы жил!

Между блюдами сделали паузу, и Полторанин заметил:

– А ведь если б не ты, то меня бы уже не было!

– Если б не я, может, вообще ничего не случилось бы, по крайней мере, ты не пошел бы мне навстречу! Похоже, Борька был прав, зря мы его не послушались.

– Ну-ну, – сказал Полторанин, – это еще что за настроения? Все будет хорошо, поверь мне!

И вдруг я похолодела:

– Глеб, а ведь все очень странно! Ты рассказывал, что в вашу машину осенью чуть не врезался джип, затем джип хотел наехать на нас с Борькой… И теперь я уверена, что это одна и та же машина! После того, как она едва не столкнулась с нами, и гаишники, и Красин пытались выйти на ее след, но этого сделать так и не удалось! Мощный автомобиль без номеров носится на бешеной скорости по огромному городу, забитому транспортом, и никто не может его засечь? Но самое интересное заключается в том, что он появляется ниоткуда на небольшом отрезке дороги и сразу же исчезает. И никто его больше нигде не видит. Что это значит, Глеб?

Полторанин поморщился:

– Ну, зачем ты голову ерундой забиваешь? Мало ли идиотов, лихачей да пьяниц за рулем? Найдут машину, не волнуйся!

– Глеб, – тихо сказала я, – ты бы мог мне лапшу на уши вешать, если бы не сегодняшний случай. Джип материализовался из ничего и словно растаял в воздухе! Он не несся на бешеной скорости, а преодолел расстояние до тебя мгновенно, одним рывком.

Полторанин, прищурившись, внимательно слушал меня.

– А еще, – продолжала я, – за рулем был очень странный водитель.

– Какой водитель? – прервал меня Глеб. – Там же стекла тонированные!

И сразу же прикусил язык: за короткие мгновенья, да еще на солнце разглядеть стекла было невозможно.

– За рулем был не человек, – спокойно сказал я, – и ты об этом знаешь. Может, все-таки объяснишь, в чем дело?

Полторанин пристально разглядывал меня несколько секунд, затем холодно произнес:

– И кто бы мог подумать, что какая-то скандальная журналистка сможет разглядеть то, чего никому видеть не следует?

– За «какую-то» – отдельное человеческое спасибо! – прижала я руку к сердцу. – Но ты ведь и о снах расспрашивал не только для того, чтобы доставить мне удовольствие? Кстати, я этот джип во сне видела, и водителя за рулем – тоже.

– Вот как? – глаза Полторанина сузились. – А почему мне об этом ни слова не сказала?

– А ты о снах спрашивал ради него?

Глеб медленно покачал головой:

– Но если бы рассказала, то сегодняшнего эпизода могло и не быть.

– Но тогда бы я истину никогда не узнала, не так ли? – тихо спросила я. – И ты мне зубы не заговаривай, ведь Чижевский интересует тебя не только потому, что зомбирует кого-то… Глеб, я имею право знать!

– Хорошо, – подумав, согласился Полторанин. – Вот самое главное, что тебе надо знать: своим любопытством ты подписала себе смертный приговор. И если не хочешь подставить друзей, никому не говори о том, что увидела сегодня, и о том, что услышишь сейчас. И сама постарайся забыть! Или, как минимум, помести на дно своей памяти и не прикасайся!

– Глеб, – ехидно возразила я, – а тебе не кажется, что не только у моих друзей, но и у гаишников возникнут вопросы? Они начнут докапываться до истины, и тоже, выходит, подвергнутся смертельной опасности?

– Гаишники не подвергнутся, потому что не станут глубоко копать, в отличие от твоих друзей. Поэтому постарайся остудить их пыл в случае необходимости!

Я вспомнила обслугу в Житовичах и поняла, что он имел в виду: никто из непосвященных не будет допущен к секретным знаниям. Я же прикоснулась к ним сдуру, из-за стечения обстоятельств и неистребимого любопытства. В этом Глеб прав. Он понимал, что воздействовать на меня и моих коллег так же, как на всех остальных, невозможно, поэтому, видимо, и решил открыть правду-матку, а, вернее, намекнуть на нее. И мы должны объективно оценить опасность, а иначе нам просто не выжить. И, прежде всего, мне, потому что у ребят есть фора, пока они вплотную не занялись джипом. А, кроме того, мне могли мстить за Глеба.

Но я была уверена, что коллектив все-таки следует предупредить, так будет безопаснее.

Полторанин внимательно наблюдал за напряженной работой мысли, которая отражалась на моем лице, потом удовлетворенно кивнул:

– Я действительно не случайно расспрашивал о снах: нужно было выяснить, можешь ли ты заинтересовать Чижевского в связи с его новым проектом.

– Из-за этого проекта вы и гоняетесь за ним?

Глеб кивнул.

– И функции оборудования из приюта гораздо шире, чем ты рассказывал?

Глеб снова утвердительно кивнул.

– Так в чем же суть этого проекта?

– Он пытается проникнуть в другие миры.

– Полеты в космос, что ли?! – удивилась я, вспомнив свои сны, и сразу же представила себя в скафандре! Картинка мне понравилась.

– Не совсем, – покачал головой Полторанин.

– Стоп! – я вспомнила детали происшествия. – Другие измерения? Параллельные миры? Путешествия во времени?!

Глеб молча смотрел на меня. И вдруг в глазах его мелькнул страх:

– Даже не думай лезть в эту тему!!

– Но коль ею занимается Чижевский, значит, тему разрабатывают и официальные, пусть даже засекреченные структуры? И ты о них знаешь? Эти исследования не бред, раз интересуют тебя?

– Уймись, – предупредил Полторанин. – Во-первых, я ничего не знаю, а, во-вторых, ты хоть соображаешь, что речь идет не о поездке за город, а о вмешательстве в психику? Об управлении сознанием? Ты представляешь, как это опасно?

– Я ведь присяги, в отличие от тебя, не давала, а Чижевский предлагает сотрудничество!

– Ева, – угрожающе произнес Глеб, – по-моему, ты не только меня, но и себя не слышишь. Если хочешь, чтобы я был рядом, прекрати свои фокусы! Пожалуйста, очень прошу!

– А тебя не интересует, что должен делать ты, чтобы оставаться рядом со мной? – возмутилась я.

– А разве я не делаю для этого все, что могу?

– Тогда не дави на меня! Или ты предпочел бы, чтобы я работала в бухгалтерии, варила борщи и ждала бы три месяца у окошка твоего появления?

– Ну, во-первых, – спокойно парировал Глеб, – в бухгалтеры тебя не возьмут без соответствующего образования. Поэтому сойдет архив или библиотека. Во-вторых, борщи трехмесячной давности я не ем, да и готовлю лучше тебя. А третий пункт мне нравится: ничего не имею против того, чтобы ты сидела у окна и ждала меня. А уж прокормить тебя как-нибудь сумею.

– Это при твоем-то аппетите?

– Я на диету сяду, – пообещал Глеб. – А чтобы не было скучно, займись тряпками, парикмахерскими и прочей дребеденью. Ходи в театры, концерты, в конце концов!

– Ты о верховой езде забыл, – подсказала я, – это непременный атрибут светской жизни!

– А что, вполне, – согласился Глеб. – Имея в знакомых французского цыгана, просто грешно лошадьми не заняться. Да, чуть не забыл: не вздумайте на похороны Олега ехать в Житовичи: цыганский француз не случайно предупредил тебя об этом!

– Так ведь всех уже взяли?

– Не всех, и ты это знаешь. Не исключена опасность, о которой мы даже не подозреваем: там серьезный научный центр, а не просто приют. И сюрпризы возможны любые! Так что мне до отъезда придется каждый твой шаг контролировать, нравится тебе это или нет!

Я открыла рот, но Глеб рывком придвинул мой стул, приблизил лицо и тихо, но твердо сказал:

– Запомни: я сделаю все возможное и даже невозможное, чтобы ты прекратила играть в мужские игры!

Я спорить не стала: во-первых, не хотела его нервировать, во-вторых, решила не заострять внимания на интересующей меня теме, так как поняла, что смогу узнать что-то новое, лишь находясь рядом с Глебом. Он уловил перемену в моем настроении, обрадовался и предложил вечером погулять. Мы поехали домой, но на улицу выбрались, когда было совсем поздно.

Вечер сплетал тихую мелодию из шелеста ветра, плеска реки и звона звезд. Чудились в ней любовный шепот, дыханье зданий, низкий гул площадей и театральных колонн. Мы бродили по набережной и бросали камешки в отражения фонарей, дрожащие в радужном ореоле света и ночных бабочек. А потом сидели под соснами в старом парке, и, как осенью, пили шампанское из бутылки.

Глеб, словно услышав мои мысли, задумчиво произнес:

– Не верится, что всего полгода прошло с того вечера, когда я ждал тебя возле двери. А сейчас и представить себе не могу, как до этого жил без тебя…

Помолчал и признался:

– Я ведь не думал, что это надолго. Внезапная страсть, навязчивая идея… Я такое испытывал: мечтаешь о женщине, а едва сошлись, утром поняли, что все это уже было, и разбежались. А на этот раз, видишь, как получилось! Одна беда: вместо нормальной женщины попалось сплошное недоразумение. От тебя же одни неприятности и, похоже, что навсегда!

Он рассмеялся, поцеловал меня, схватил за руку и потащил на такси. По дороге домой я спросила:

– Ты действительно рассчитывал на краткосрочный роман?

– Рассчитывал, – серьезно сказал Глеб. – Меня повело сразу, как только тебя увидел. Это было как удар. Я испугался, потом решил: да будь, что будет! В общем, рассчитывал на короткий роман, а получились серьезные отношения. Притом, совершенно некстати. Мои коллеги бы ни за что не поверили, что я несколько месяцев собачонкой таскался за незнакомой женщиной, а по вечерам, как подросток, топтался под ее окнами! И, заметь, все это – за счет службы и личного времени, запланированного на отдых и неприличные, но приятные развлечения!

Я больно куснула его за ухо, и Глеб взвыл.