Текст книги "Уровень ZERO – 2. Пейзаж с дождем"

– Боже, за что мне такое счастье?!

Я по уши залезла под одеяло и стала медленно погружаться в сладкую бездну сна. Но сквозь тонкую пелену услышала:

– Тебе хорошо со мной?

Пришлось вынырнуть. «Ну, почему, – с тоской подумала я, – даже самые лучшие мужчины на свете настолько банальны?»

– Нет, – пробурчала я из-под одеяла.

Глеб слегка напрягся:

– Плохо?

– Нет.

Он был окончательно сбит с толку:

– Не понял?

– Глеб, – честно призналась я, окончательно проснувшись, – я чувствую тебя на расстоянии и теряю сознание, когда ты рядом.

На лице Полторанина заиграла блаженная самодовольная ухмылка. Пряча ее, он проворчал:

– То-то, я подхватываю тебя при каждом обмороке! А раз ты чувствуешь меня на расстоянии, то сковородкою целишь в голову, полаю, сознательно?

Я решила достойно ответить и погасить ухмылку, которая взбесила меня.

– Глеб, – ядовито сказала я, – объясни, пожалуйста, почему все представители твоего пола задают один и тот же идиотский вопрос? Для самоутверждения? Ну, неужели я была бы с тобой, если бы мне было плохо?

– И многие задавали тебе этот идиотский вопрос? – невинно осведомился Полторанин?

– Тебе осталось спросить, кто его задал первым, когда и при каких обстоятельствах? Это классика!

– Этот вопрос я оставлю до следующего раза, – парировал Полторанин. – А сейчас хочу жареного мяса!

– Глеб, – с досадой спросила я, – может, ты болен? Или на тебя так разница в часовых поясах давит? Ну, разве можно каждую ночь обжираться? Ночью спать надо!

– С тобой уснешь, – пробормотал Полторанин и протянул мне халат.

– Глеб! – взвыла я, – Ну, пожарь ты это несчастное мясо сам, а мне дай поспать!

– Ни за что! – отрезал Полторанин. – Мне одному скучно. И, вообще, мы слишком редко видимся, чтобы проводить свое лучшее время во сне.

Вздохнув, я сбросила одеяло и стала покорно натягивать халат. Но Глеб завопил:

– Стой! Подожди!

Я взвизгнула, отшвырнула халат, зажмурилась и нырнула к нему под мышку. Но Глеб отпрянул. Я удивилась и приоткрыла один глаз: Полторанин разглядывал меня с выражением мистического ужаса и восторга.

– Ева, – прошептал он, – ты светишься!

Я посмотрела на ладонь: ее окружал ореол голубого света, а сама ладонь казалась полупрозрачной, как озерный валун в Вишневке. Мне стало страшно, и в голубом ореоле взметнулись ярко-оранжевые всполохи.

– Ты уже видел это прошлой ночью? – испуганно спросила я, вспомнив незнакомое выражение на его лице утром.

Глеб кивнул, и, проведя пальцем по моему плечу, добавил:

– Только свечение было совсем слабым, и я думал, что мне привиделось.

– Как от пыльцы, – с восхищением сказал он, разглядывая свой палец, который тоже начал мерцать, а затем медленно погас.

Потом бережно завернул меня в халат и потащил за собой на кухню. По дороге я споткнулась, Полторанин подхватил меня и проворчал:

– И как ты только передвигаешься, когда меня нет рядом? Ты уже должна была все кости переломать себе!

– У меня сломано ребро и две стопы, – обиженно сказала я, – причем, по два раза.

– Нет, правда? Не шутишь? – развеселился Глеб. – А почему так мало? Ты их сразу сломала или по очереди?

– По очереди, – буркнула я.

Полторанин включил плиту и бросил на сковородку три куска мяса.

– Глеб, я боюсь, – сказала я.

– – Ну, чего ты боишься, глупая? – успокоил он. – Я такой красоты сроду не видел, даже решил вчера, что почудилось, оттого, что с ума по тебе схожу! А ты светишься на самом деле! Это оттого, что я рядом?

Я вздохнула, и на лице его опять заиграла счастливая улыбка. У него была потрясающая улыбка!

А потом, целуя мне руки, Глеб сказал:

– Представляешь, как это удобно: прихожу домой, а вокруг тебя огненные протуберанцы бушуют! И я без лишних слов закрываюсь в ванной и жду, пока ты остынешь. Ева, ты чудо, ты – самое настоящее северное сияние, и ни у кого в мире нет такой женщины, кроме меня!

– А ты меня за деньги показывай, – уныло предложила я.

– Отличная идея! – обрадовался Глеб. – Знаешь, сколько я на тебе заработаю?

– Полторанин, в тебе пропадает сутенер, – осуждающе заметила я.

– Ну, почему же пропадает? – бодро отреагировал Глеб. – Не поздно переменить профессию, вот с тебя и начну! Только, по-моему, это сейчас называется продюсер.

– Но мне действительно страшно, – серьезно призналась я.

Глеб расправился с последней отбивной и налил сока. Я немного отпила и отставила стакан. На душе было скверно. Нужно было привыкнуть к тому, что случилось.

Глеб притянул меня к себе и сказал, глядя прямо в глаза:

– Запомни, ничего страшного не произошло. Так и должно быть. Просто другие не умеют так чувствовать.

– Я стала мутантом?

– Мы давно уже стали мутантами. Ты же, наоборот, возвращаешься к прежнему, естественному для всех состоянию. Но не нужно, чтобы об этом знали другие, так что, в первую очередь, ты должна научиться владеть собой. Такого неуправляемого человека я никогда не встречал, поэтому попробую обучить тебя специальным дыхательным упражнениям.

– Ты не успеешь, – грустно сказала я.

– Успею, – отрезал Глеб. И злорадно добавил:

– А, главное, ты не должна раздеваться при посторонних! Нужно продумать и другие меры безопасности, но это долгий разговор, давай-ка перенесем его на завтра. А сейчас хочу спать!

– Наконец-то! – вздохнула я.

Глеб засмеялся и поцеловал меня в лоб.

ХI

Утро было розовым и прозрачным. Поблескивали крупные снежинки, медленно опускаясь на тротуар, слегка морозило.

После кофе Глеб предложил:

– Давай проведем целый день в городе! Погуляем, пообедаем в ресторане, пройдемся по магазинам. Мне нужно заглянуть в книжный, тебе купим новые перчатки. Посмотри, какая погода чудесная!

Я вчера зацепилась рукой за гвоздь на скамейке в сквере, и мизинец на правой перчатке едва держался, так что довод был убедительный.

Мы оделись, доехали до центра, посетили несколько магазинов, выбрали перчатки. Потом Глеб, пошептавшись с продавщицей, преподнес мне изумительный тонкий шерстяной шарф болотного цвета, который легко проходил через кольцо. На витрине подобного чуда я не видела!

– Под цвет твоих глаз, – сообщил он, кутая меня в теплую ткань и радуясь, как ребенок. Потом взглянул на часы и добавил:

– Давай выпьем кофе с мороженым, а потом еще погуляем и пойдем в ресторан!

Кафе находилось неподалеку. Мы сделали заказ, и Глеб попросил:

– Я отлучусь на десять минут, а ты дождись меня.

Не успела я возразить, как он исчез. У меня сразу же испортилось настроение. Не знаю, в чем было дело, может, в банальной ревности, но я оставила на столе деньги, накинула пальто и вышла следом. Посмотрела по сторонам: на улице Полторанина не было. Сделала несколько шагов, заглянула за угол и увидела черный джип. Возле него стоял Глеб и беседовал с рыжеватым парнем. Парень насвистывал «Черный бумер».

Мне стало нехорошо. Я стояла и смотрела. Парень что-то сказал Глебу и кивнул в мою сторону. Тот оглянулся, быстро подошел и больно сжал мою руку. Зрачки у него сузились, в глазах был лед.

– Ты что здесь делаешь? – прошипел он.

– Этот джип несся навстречу форду и хотел нас убить, – спокойно сказала я, глядя ему прямо в глаза. – А этот парень давно меня преследует. В чем дело, Глеб?

Полторанин еще сильнее сжал запястье и потащил меня к машине. Я упиралась изо всех сил. Глеб прижал меня к капоту и, придерживая левой рукой, правую протянул к сумке:

– Дай сотовый!

– Не дам! – категорически заявила я, пряча сумку за спину.

– Дай сотовый! – резко повторил он. Выхватил сумку, вывалил содержимое на капот, и, держа меня за руку, отошел немного назад. Щелкнул несколько раз мобильником, подтащил меня снова к автомобилю и разжал пальцы.

– А теперь слушай внимательно, – сказал Полторанин. – Жуков должен разбираться в марках машин, покажи ему снимки, и он подтвердит, что это не тот джип, который едва в вас не врезался. Более того, когда мы расстались в прошлый раз, в наш автомобиль целил, судя по всему, тот же внедорожник. А теперь пошли в машину и разберемся с парнем, который тебя преследует. Как ты его, кстати, вычислила?

Мне было стыдно. Я запихала барахло обратно в сумку и пояснила:

– Он все время насвистывает припев из «Черного бумера».

Брови Полторанина поползли вверх.

– А вот это уже интересно, – процедил он. Потом засунул меня в машину, где уже сидел рыжеватый парень. С водительского места на нас с любопытством таращился водитель с крепкой шеей и квадратной челюстью.

– Знакомься, это Слава! – представил Глеб парня. – В прошлый раз перед отъездом я просил его присматривать за тобой.

Парень кивнул мне и удивленно спросил у него:

– Как она меня вычислила?

– По свисту, – с издевкой сообщил Полторанин. – Квалификацию теряешь, дорогой мой!

– По какому свисту? – еще больше удивился парень.

– Вы все время припев из «Черного бумера» насвистываете, – угрюмо объяснила я.

У парня чуть глаза не выпали из орбит. Он изумленно глянул на Полторанина, потом снова уставился на меня.

Я ничего не понимала. Глеб, похоже, тоже. Вдруг взгляд у него стал осмысленным, он улыбнулся и сказал Славе:

– Это шутка! Просто я ей рассказывал про наш условный сигнал!

И потащил меня прочь из машины. Слава с недоумением смотрел вслед.

– Что за цирк? – не выдержала я.

– Какой цирк?! – тихо сказал Глеб. – Эта песня когда-то была нашим условным сигналом, и сейчас Славка ее все время про себя насвистывает. Мысленно! А ты слышишь! Чуть меня, дурака, не запутала!

Потом, кусая губы, хрипло произнес:

– Не ожидал, что станешь за мной шпионить! Думал, что доверяешь.

– Прости, но меня свист с толку сбил! Я даже не успела подумать, ты ли меня обманываешь, или обманывают тебя? А пошла за тобой из-за ревности, а не оттого, что не доверяю.

Последняя фраза далась с трудом. Глеб оценил мое мужество и поцеловал в лоб. Потом отстранил и, глядя в глаза, твердо сказал:

– А теперь выслушай и запомни: никогда ни при каких обстоятельствах ты не поедешь больше в Вишневку! Никогда ни при каких обстоятельствах не появишься в Житовичах! Это же относится и к твоим орлам. Вы навсегда забываете о Ферзях, Чижевских и прочих своих новых знакомых и занимаетесь исключительно безобидными материалами! Слава сказал, что ты недавно общалась с Чижевским? Этого больше не должно быть! Надеюсь, ты поняла, что я сказал?

– Яволь, мой генерал! – щелкнула я каблуками. И покорно спросила: – Но, может быть, слово «никогда» ты заменишь на «когда-нибудь»?

– Может быть, – милостиво согласился Глеб. – Не исключено, что, со временем, я сниму запрет, но это зависит только от вас!

– Но я не привыкла, – осторожно начала я…

– Привыкай! – оборвал меня Глеб.

– Послушай, – сделала я еще одну попытку…

– Ничего не хочу слушать! – резко возразил он. – Мои слова не обсуждаются!

Я засмеялась. Потом добродушно сказала:

– И все же прошу, выслушай меня!

Глеб затоптался на месте, вздохнул и нехотя кивнул.

– А теперь запомни, что я тебе скажу, – продолжила я с обворожительной улыбкой. – Во-первых, никто никогда не смеет разговаривать со мной в таком тоне! Во-вторых, никто никогда не смеет приказывать мне, что делать! Надеюсь, ты понял, что я сказала?!

Зрачки Полторанина превратились в щелки, глаза наполнились бешенством. Я впервые видела его в таком состоянии!

– Идиотка! – процедил он сквозь зубы.

Мои пальцы начали леденеть от ярости, глаза сфокусировались на зрачках Глеба и стали медленно погружаться внутрь. Это произошло против моей воли. И вдруг острая боль полоснула по сердцу, я оторвала взгляд, согнулась, и поняла: на каком-то физиологическом уровне мой организм восстал против вреда, который мог быть причинен Полторанину.

Я выпрямилась, повернулась, пробежала несколько шагов и вскочила в подошедший троллейбус. Когда он тронулся, посмотрела в окошко: Глеб растерянно смотрел вслед. У меня от испуга дрожали колени.

Я села и, не прикасаясь ни к чему, попыталась успокоиться. Так вот в чем, оказывается, суть подарка, сделанного синим камнем! Не в сверхъестественных возможностях, и даже не в той власти, которую они дают, а в искушении употребить ее! И я подумала, что понимаю в какой-то мере Чижевского, которому не удалось совладать с соблазном. Как это, наверное, сладко: бесконтрольно и безнаказанно мстить за обиду! А еще перестраивать общество и менять судьбы! И вовсе не для того, чтобы ощутить свою власть, а ради справедливости и счастья ближних. Представления об этом у всех могут быть разными, но кто сказал, что мои, к примеру, не самые верные? А вдруг изначально сила дается лишь тем, кто способен глобально менять мир, а не только вытирать сопли плачущему ребенку? Тогда к чему сантименты? Нужно лишь поменять угол зрения и научиться масштабно мыслить!

Дома я переоделась, выпила валерьянки и легла в постель. Проснулась затемно. В проеме двери на фоне освещенной прихожей темнела фигура Полторанина, прислонившегося к косяку.

– Включить свет? – тихо предложил он.

– Только не верхний!

Зажегся торшер, Глеб подошел и сел рядом.

– Что это было сегодня? – спросил он, перебирая мои пальцы.

Я не выдержала и все рассказала. Глеб долго молчал. Потом тихо сказал:

– Бедная ты моя, бедная! Я-то думал, что все проще, и не представлял, с чем ты и твои ребята столкнулись. Теперь многое становится понятным.

– Что? – с любопытством спросила я.

– Неважно! Запомни: чем больше человеку дано, тем больший с него спрос. Так что не морочь себе голову по поводу какой-то особой миссии: общечеловеческие ценности еще никто не отменял! Чем умнее человек, тем реже у него возникает желание перекраивать мир по своим лекалам, потому что он боится ошибиться. Но об этом потом. А сейчас хочу объясниться. Прости меня. Я привык общаться с коллегами, которые доверяют мне и беспрекословно слушаются. Тебя же убедить в чем-то сложно, и я понял, что делать этого не умею. Поэтому и взял сегодня неверный тон. Пойми лишь одно: я вижу серьезную опасность и хочу тебя и твоих друзей уберечь от нее. У меня одного это не получится, вы тоже должны постараться. Но ты почему-то никак не хочешь этого понять!

Я миролюбиво молчала.

– Ладно, – вздохнул Глеб. – Я приготовил вкусный обед, который, по-моему, уже можно расценивать, как ужин, и пригласил на него Жукова.

– А это еще зачем? – раздраженно спросила я.

Глеб внимательно посмотрел на меня:

– Поговорить нужно. А почему ты нервничаешь: вы же с ним друзья? Или это из-за вашей ссоры? Тебе не кажется, что любая ссора имеет свои причины? Вот и выясни их заодно!

Забота и правота Полторанина начинали меня раздражать. Он это понял и с юмором заметил:

– Самое подходящее для тебя место во время гражданской войны было бы в банде батьки Махно. Ты же закоренелая анархистка, и я поражаюсь, как еще до встречи со мной не сломала себе шею в одной из вечных авантюр! А теперь вставай и умывайся, потому что нет мочи смотреть на твою потекшую тушь!

ХII

Я привела себя в порядок и через полчаса столкнулась с Борькой на кухне. Это было самое уютное место в квартире, где обычно собирались близкие друзья. Борька сухо поздоровался со мной и преподнес Полторанину расцвеченный букет комплиментов по поводу его кулинарных талантов. Это он сделал в пику мне, хотя против ароматов, витающих в атмосфере, устоять и впрямь было трудно. Глеб приготовил замысловатый салат из морепродуктов и фруктов и запек огромный кусок мяса, нашпигованный овощами и специями. На столе красовались бутылка бурбона и красное вино.

– Давно доказано, что самые лучшие писатели и кулинары – мужчины, – разглагольствовал он, нарезая мясо. Но, перехватив мой взгляд, поперхнулся и добавил: – Среди женщин, конечно же, есть исключения, некоторые очень неплохо готовят!

Через час мы отвалились от стола, Борька закурил, а Глеб предложил:

– Кое-что я уже знаю, а теперь, пожалуйста, изложите последовательно все события, которые произошли между моими визитами.

Мы рассказывали дуэтом минут сорок, а Глеб задавал вопросы, поражающие своей точностью. Особенно заинтересовали его осенний юбилей в Сосновке и разговор с Чижевским. Мне показалось, что упоминание о профессоре вызвало у Глеба какую-то болезненную реакцию. Потом он долго молчал.

Жуков о чем-то вспомнил, пошел в прихожую и вернулся со злополучной трубкой. При виде ее глаза Полторанина вспыхнули. Он повертел трубку, зачем-то понюхал и тихо сказал:

– Ребята, вы даже не представляете, какой подарок мне сделали! И не только мне.

И пояснил:

– Одно из направлений, которым я занимаюсь, – волновая генетика, позволяющая при помощи информации от здорового органа лечить больной. К сожалению, это процесс обратимый, и еще лет десять-пятнадцать назад был изготовлен соответствующий прибор, о котором стало известно совсем недавно. И трубка, которую вы нашли, – составная его часть. Не исключаю, что по ней можно будет воссоздать и весь аппарат.

– Выходит, что жену Ферзя начали облучать, когда семья еще пользовалась «шестеркой»? – спросил Борька.

– Выходит, так, – пожал печами Полторанин. – Скорее всего, прибор действительно установили в машине в автосервисе, принадлежавшем нынешней фирме «Око». Возможно, там узнали, что мы его ищем, поэтому и решили изъять. А, может, он действительно выполнил свои функции. Причем, уверен, что для чистоты эксперимента аппарат вмонтировали в сиденье, где обычно сидела женщина. А для этого нужно было знать привычки супружеской пары.

– А зачем его установили именно в машине Ферзя? Решили убрать жену, чтобы воспользоваться потом его капиталом? – допытывалась я.

– Думаю, что это, был, прежде всего, научный эксперимент. И жена Ферзя не единственная, на ком он ставился. Хотя вряд ли подопытных кроликов было много: изготовить подобный прибор не дешево!

– Но я полагала, что воздействовать на живой орган может лишь живой орган?

– А ты не допускаешь, что информацию можно закодировать на генетическом уровне, а в приборе установить дешифратор? Что же касается планов по присвоению будущего капитала Ферзя, то, полагаю, это тоже реально. Такие ученые, как Чижевский, вполне могли проанализировать его личностные характеристики и просчитать вероятность успеха. А общую картину дорисовали блестящие прогнозисты и аналитики из других сфер, которые работали рядом с ним. Ну, а не вышло бы с капиталом, произошел бы какой-нибудь форс-мажор, то остались бы результаты эксперимента, а это тоже немало!

Жуков внимательно слушал, и скептическая усмешка кривила его губы. Но Полторанин, казалось, не замечал этого. Наконец, Борька не вытерпел и подчеркнуто вежливо осведомился:

– Прости, Глеб, у тебя есть высшее образование?

– Два, – спокойно сказал Полторанин, и в глазах его блеснула насмешка.

– Что – два? – не понял Борька.

– Два высших образования, не считая военного. И несколько языков.

Жуков закашлялся, а Глеб пояснил:

– Времени свободного между войнами было много.

В голосе проскользнула едва уловимая издевка, и мне показалось, что между ними идет скрытое соперничество.

Мы с Жуковым дружили очень давно. И все это время его жены и любовницы безумно ревновали Борьку ко мне, а мои кавалеры люто ненавидели Жукова. Вначале это мешало, потом стало веселить, и, в конце концов, мы просто перестали обращать внимание на испанские страсти, поскольку поняли: любовь приходит и уходит, а дружба незыблема. И сейчас я никак не могла понять, что же происходит между ребятами, так как дергался, вопреки сложившейся практике, не Полторанин, а Борька! Глеб был намного мудрее, чем все мои предыдущие мужчины, поэтому вряд ли стал бы провоцировать Жукова, а Жукову я безоговорочно доверяла и не верила, что он может сознательно мне навредить. И вдруг до меня дошло, что это, пожалуй, не блажь с его стороны: у Борьки наверняка есть веская причина, чтобы развести нас с Глебом, и ее следует немедленно выяснить, в этом Полторанин, конечно же, прав! Но сначала я хотела узнать мнение Глеба еще по одному вопросу:

– А. может, в приюте для бомжей тоже используют такие приборы?

– Вполне вероятно, – дивясь моей сообразительности, согласился Глеб. – Но тогда это уже более совершенная и страшная конструкция, способная вызывать тяжелые болезни в кратчайшие сроки.

– А вдруг сеансы психологического программирования, которые ведутся в приюте, ускоряют и стимулируют процесс заболевания? – блистала я остротой ума.

– Не исключено, – явно гордясь мной, покосился Глеб в сторону Жукова. Тот хрюкнул.

И тут я, к своему изумлению, поняла, что взяла Полторанина не столько умом, сколько какими-то другими неведомыми мне достоинствами. И сейчас, обнаружив дополнительные извилины в моем мозге, он был приятно поражен, списав это, видимо, на действие синего камня. Я хотела вспылить, но поняла, что это не вина, а беда Глеба, который, по всей вероятности, не очень доверял умственным способностям женщин, и поэтому решила сдержаться.

Борька с юмором наблюдал за нами. Потом, видимо, решил указать Полторанину его место.

– Глеб, – спокойно сказал Жуков, – ты, возможно, не знаешь, но Зинаида – блестящий аналитик, и мы очень ценим ее мнение. Твоя точка зрения нас тоже интересует, но, прежде всего, нужна информация, которой ты владеешь.

Следует отдать Глебу должное, он среагировал моментально:

– Что ж, я подозревал нечто подобное, но остроту ума, порой, так трудно распознать под слоем вздорных эмоций!

Это был камешек в мой огород.

– Но поскольку здесь собрались разумные люди, значит, не придется по много раз повторять одни и те же истины, – продолжал Полторанин. – И прошу не перебивать меня, а, прежде, чем возразить, досчитать до ста!

Борька захохотал. И стало понятно, что Глеб одурачил меня, чтобы заставить безропотно выслушать предупреждения и рекомендации, против которых я рьяно восстала утром. Жуков сразу же все разгадал и подыгрывал ему.

– Итак, – продолжал Глеб, – должен предупредить: вы не должны контактировать с Чижевским, его окружением и просто незнакомыми подозрительными людьми. Это смертельно опасно, особенно для Евы!

– Почему именно для меня? – удивилась я.

– По кочану, – исчерпывающе объяснил Глеб. – Остерегайтесь ехать в Житовичи или Вишневку! Объясняю причины. Вы представляете для своих новых знакомых двойной интерес: во-первых, как люди, в головах которых происходят необычные процессы, во-вторых, как явная угроза. Вы бросили вызов, они его приняли. Потом через Еву предложили сотрудничество, на которое, естественно, соглашаться нельзя, поскольку это еще опаснее, чем противостояние. А теперь вас могут похитить для научных исследований и психологических опытов. И тогда в руках у Чижевского окажется не только ваше здоровье, но и жизнь: он сможет убрать вас в любой момент. Прошу не забывать, что на кону – огромные деньги и болезненные амбиции! Умыкнуть же любого из вас – элементарно, и особенно легко это сделать в Житовичах, где у профессора расположена научная база и сконцентрированы серьезные силы. А если и удастся потом кого-то найти, то у него налицо уже будет весь спектр психических отклонений, поскольку превратить человека в овощ можно в кратчайшие сроки!

– А Вишневка? – спросила я, скорее, для подтверждения своих догадок.

– По-моему, Жуков переоценивает твои способности, – хладнокровно заметил Глеб. – Вишневка и ее окрестности – это зона, где вас ожидает та же опасность, только угроза исходит от официальных структур, с которыми, вполне вероятно, сотрудничает тот же Чижевский. Даже Ромке у бабушки появляться опасно: он слишком засветился со своим идиотским репортажем. Здесь же вы на виду у друзей, да и твердой уверенности в ваших возможностях у заинтересованных лиц еще, видимо, нет. Материал с летающим фордом насторожил их, но его расценили, скорее, как оплаченную рекламу перед новым подписным периодом. Пока, по крайней мере. А в Вишневке вы сразу же привлечете ненужное внимание. Наведут справки у местных и все поймут! Учтите: вы представляете собой уникальные объекты для исследований, поскольку камень не многих к себе подпускает!

– Тогда, выходит, что и местные жители подвергаются опасности?

– Сомневаюсь. Вы заметили, как действует камень? Вначале он лечит. У вашей подруги Натальи вылечил сердце и поправил зрение. Что произойдет с ней потом, сказать трудно. А деревенское население еще долго будет избавляться от наследственного алкоголизма!

– Но Спиридон, по словам Шантера, подключался к космосу, и еще с ним какие-то изменения происходили? – не выдержал Жуков.

– Скорее всего, это была первая реакция. Сейчас там регулярно проводятся медицинские обследования, и я в курсе их результатов. Ничего необычного! Для врачей это, конечно же, золотая жила, поскольку местные жители стали здороветь не по дням, а по часам. Они исследуют экологию, рацион питания и регулярно отправляют подробные отчеты в соответствующие структуры. А там ждут, не дождутся: когда же выплывет что-нибудь необычное? И вы своим появлением очень обрадовали бы этих ребят! Честно говоря, я думаю, что наиболее полно камень раскрывает способности у тех, кто изначально не вписывается в общепринятые стандарты, даже если скрывает это, то есть, у людей с очень сильной интуицией, экстрасенсорными способностями и так далее.

«Люди Зеро», – вспомнила я определение астролога Эдика, которым он наградил нас с Борькой… Бросила взгляд на Жукова, тот едва заметно кивнул. В глазах у него светилась тревога.

– Глеб, – осторожно спросила я, – откуда все-таки появляются эти дополнительные способности? Ты утверждал, что это не мутация, тогда что, по-твоему?

– Во-первых, это не дополнительные способности. Практика показывает, что необычные, с общепринятой точки зрения, возможности проявляются у людей, оказавшихся на грани жизни и смерти. Кома, удар молнии, другие чрезвычайные обстоятельства… Большинство погибает, а у некоторых организм оказывается сильнее и, чтобы спастись, включает свои резервы. Иногда это происходит при заболеваниях мозга: опухолях, аневризме кровеносных сосудов и так далее. Ученые считают, что при этом вместо поврежденных нейронных связей возникают новые, образующие, порой, совершенно уникальный узор. И личность человека меняется до неузнаваемости: в нем просыпаются неизвестные таланты, происходит переоценка ценностей и так далее. Некоторые специалисты утверждают, что связи эти существуют недолго и поэтому их надо тренировать.

– Но у тебя есть сомнения на этот счет?

– Не то, чтобы сомнения, просто я на практике сталкивался с этим и считаю, что ученые недооценивают возможности мозга. Я считаю, что все так называемые необычные способности изначально заложены в человеке. У кого-то в большей степени, у кого-то – в меньшей. Просто они дремлют, но их можно разбудить. У вас потрясение спровоцировал камень. Известно, что, по разным оценкам, наш мозг задействован на 5—15 процентов. Большинство специалистов склоняется к первой цифре. Прикиньте, сколько возможностей таят в себе оставшиеся 95? Я бы провел параллель между мозгом и Вселенной, которая на 95—96 процентов тоже не изучена. Предполагают, что неизвестная материя там поглощает свет, но не отдает его. А свет – это информация! Представляете, сколько ее может содержаться в «спящей» части мозга?

– Ты хочешь сказать, что заложенные в нем возможности могут раскрыться лишь случайно? Зачем же они изначально даны нам?

– Лично я думаю, что ими когда-то свободно пользовались наши предки. А потом что-то произошло, и мозг заблокировали. Кто это сделал, и как это случилось, понятия не имею! Может, способности свои человечество стало использовать во вред самому себе? А, может, они стали угрозой еще для кого-то? Глубокий гипноз мог бы дать некоторые ответы, но сознание после него блокируется, и человек, придя в себя, ничего не помнит.

– Но мне все-таки непонятно, почему такой ажиотаж вызывают те, кто посетил камень? – допытывалась я. – Мало ли экстрасенсов в родном отечестве?

– Немало, – согласился Глеб. – И среди них есть очень сильные, просто уникальные специалисты. Но они – на ладони. Их возможности, в основном, изучены. Думаете, только для развлечения организуются телепрограммы с участием людей с паранормальными способностями? Так их проще выявить и взять под контроль. А потом те, видимо, не сознавая этого, работают «под колпаком». Среди их клиентов периодически появляются профессионалы из соответствующих лабораторий, причем, из подпольных тоже, которые наблюдают, за деятельностью экстрасенсов в естественных условиях. Возможно, иногда их используют. Вы же – совсем другое дело. Вы – новое, совершенно неизученное явление, и никто не может предвидеть, какие способности откроются в каждом из вас в следующее мгновение, и где предел вашим возможностям?

– Ты хочешь сказать, что участников телешоу приглашают работать на спецслужбы?

– На спецслужбы работают такие специалисты, которые вам и не снились! Их не более двух десятков и в нашей стране, и в других государствах, в частности, в Японии и США. Наших обучают не менее десяти лет и не светят в СМИ. При обучении же используют и опыт шаманов, и знания египетских жрецов, и результаты исследований немецкого института «Ананербе», которые удалось в 45-ом году захватить нашим войскам. А там – потрясающая информация о применении энергии человеческого мозга! Она используется сейчас при подготовке элитных специальных воинских подразделений и экстрасенсов, которые могут проникать в чужое сознание на расстоянии.

Я не хотел бы демонизировать Чижевского, но, думаю, что профессор владеет кое-чем из этих запасов. Удивляюсь, как он еще не применил дистанционно свои знания против вас! А, может, уже применил? И наткнулся на мощную защиту, поставленную синим камнем? И это – еще одна причина, по которой предложил вам сотрудничество? Но тогда, в случае отказа, это же станет и основной причиной, по которой он захочет заполучить вас! Представляете, как соблазнительно для профессора попытаться пробить такую преграду?

– Глеб, – возразила я, – но в СМИ мелькала информация, что архив «Ананербе» находится, в основном, в США?

– Я тоже читал об этом: американцы, дескать, не только выловили после войны Вернера фон Брауна и других видных ученых третьего рейха, но и вывезли в Штаты засекреченную экспериментальную технику, захватили результаты всех научных исследований и так далее. Нам, вроде, почти ничего не отвалилось. Непонятно только, чем занимались несколько эшелонов немецких специалистов, доставленных после капитуляции в СССР? И чьи разработки легли в основу дискообразных летательных аппаратов, которые изготавливались у нас в 60-х?

Наши войска освобождали концлагеря, и сомневаюсь, что немецким врачам удалось уничтожить все результаты своих экспериментов. А эксперименты эти были насколько бесчеловечны, настолько и уникальны. Но если признать, что мы владеем немалой долей научных достижений гитлеровской Германии, то это вызовет интерес у общественности и спецслужб других стран. А кому нужна лишняя головная боль? Повторяю: архив «Ананербе» находится у нас! Его данные совершенствуются и давно уже применяются на практике, поэтому наши специалисты владеют пси-технологиями, равных которым нет во всем мире.