Текст книги "Уровень ZERO – 2. Пейзаж с дождем"

– У твоей службы, как я понимаю, был какой-то интерес к Чижевскому? – спросил Жуков.

Глеб заколебался, потом нехотя процедил:

– Он проходил у нас в связи с возможным зомбированием людей по заказу криминальных структур. И, похоже, одна из подпольных лабораторий, где используются пси-технологии, – это приют в Житовичах, на который вы наткнулись. И Чижевский вам этого не простит, а приют просто так не сдаст. Ева, конечно же, правильно сделала, что слила информацию о нем «археологу», заведение возьмут под контроль, но я не уверен, что после этого вы услышите о сенсационных судебных процессах!

Идет психотронная война. Началась она на уровне спецслужб и политики, в основном, против реального противника – терроризма и криминала. Но что последует за этим? Война против мирного населения? Собственно, кодируют его давно: и на уровне рекламы, из-за которой появились так называемые «шопоголики», и на уровне игральных автоматов, где визуальный и звуковой ряд изначально выстроен так, чтобы сломать психологическую защиту у игроков. Но пси-технологии можно использовать и в глобальных масштабах.

– Можно использовать или они уже используются? – невинно поинтересовалась я.

Глеб дернулся, но ничего не сказал. Мы с Борькой переглянулись.

– Но если Чижевский занялся опытом предков, значит, те тоже пытались влиять друг на друга? – заметила я. – Может, поэтому они и придумали поговорку: «Жить чужим умом»? Не случайно же профессор увлекся историей!

– Стирание памяти у людей практиковалось давно, вспомните хотя бы манкурта из романа Айтматова! – кивнул Глеб. – В Европе в средние века для этого использовался металлический обруч, надетый на голову, сейчас – слабые токи, а, главное, СМИ, особенно электронные, и Интернет. Надеюсь, вы не думаете, что абсолютно все нынешние террористы сознательно идут на смерть? Предварительно они тоже психологически обрабатываются. Причем, эта практика не нова.

В ХI веке на территории нынешнего Ирана жил исмаилит Хасан ибн Сабах, которого приверженцы провозгласили пророком. Это был удивительно талантливый и энергичный человек, прекрасно владеющий пси-технологиями. Именно он впервые сделал политический террор самым убедительным аргументом в споре с противниками. И он же первый превратил своих последователей в фидаев, что означает «жертвующих жизнью». То есть, еще за тысячу лет до появления шахидов действовали политические убийцы, добровольно идущие на смерть. Так что, запомните: во все времена где-то возникает кто-то, мечтающий подчинить себе волю масс, поэтому для чижевских работа всегда найдется. Здесь нравственный аспект не играет никакой роли: использовались же знания ученых третьего рейха после войны и в нашей стране, и на Западе!

– Ну, и картинку же ты нарисовал! – поежилась я. – И что нам теперь остается? Сдаваться?

– Не надо никому сдаваться! Я призываю вас лишь к осторожности, а для этого следует в полной мере осознать опасность. Но я не окончил, есть еще один момент, который вам не понравится. Никто не знает, откуда взялся озерный динозавр: может, это реликт, а, может, он генетически создан в одной из лабораторий? Тем не менее, монстр получает энергетическую подпитку у синего камня, обладает уникальными способностями и поэтому интересует многих не только, как объект научного изучения. Если его генетическим материалом «обработать» человека, то, возможно, получится супер-солдат или супер-террорист, в зависимости от того, в чьи руки попадет это существо. Но самое неприятное заключается в том, что источником генетического материала может стать и любой из вас! Именно поэтому нужно не только учиться пользоваться новыми возможностями, но и развивать их!

– Погоди, Глеб, – прервала его я. – Веллер говорил, что при помощи этой самой волновой генетики можно создавать и трансгенные продукты. Тебя этот аспект тоже интересует?

– Да, такие опыты ведутся, причем, официально, и это самое прискорбное.

– Почему?

Да потому что за опытами всегда идет производство. Но этой темой я пока не занимаюсь, хотя, возможно, и займусь. Надеюсь, вы не думаете, что, генетически модифицированные продукты призваны спасти человечество от голода?

– Но такова официальная версия.

– Неужели здравомыслящий человек может всерьез предположить, что могучие корпорации станут вбухивать бешеные деньги на опыты, а затем на производство трансгенных продуктов, руководствуясь альтруизмом? Причем, несмотря на решительные протесты ученых?

– Почему же только альтруизмом? – возразил Борька. – Массовое производство дешевых продуктов принесет сумасшедший доход.

– Но такой же, или почти такой доход наверняка можно получить, вложив те же средства в производство экологически чистых продуктов! В этом случае и совесть чиста, и проблем никаких!

– Так почему же подобная мысль не приходит в головы к тем, кто инвестирует опыты и производство трансгенов? – усомнился Жуков.

– Давайте попробуем рассуждать, опираясь на собственные извилины, а не на официальные версии. Наука экспериментально доказала, что подопытные животные, откушав трансгенной пищи, не только тяжело заболевают, но и прекращают размножаться. Так почему бы вот так, тихо, без шума не сократить население стран третьего мира, куда, в основном, идут модифицированные продукты? А параллельно изменить там и психотип населения, так как по нашим данным, часть гуманитарной помощи, посланной некоторыми государствами, обрабатывалась специальными препаратами, действующими на психику? То есть, вот такая мирная колонизация! Можно предположить такой вариант?

– Вполне, – озадаченно произнес Борька.

А я добавила: – И как ты до этого додумался?

– Ох, ребята, – вздохнул Полторанин, – нужно чаще задавать себе вопросы, причем, даже тогда, когда все кажется ясным, а не брать на веру все, что пытаются впихнуть в наши головы! Это, по крайней мере, тренирует мозг и заставляет по-новому взглянуть на многие вещи. Возьмем навскидку такую банальную тему, как пристрастие человечества к АЭС. За ближайшие двадцать лет страны МАГАТЭ собираются вложить в развитие ядерной энергетики огромные бабки! Но, поверьте: если средства, которые тратятся на «мирный атом» пустить на поиски альтернативных видов энергии, то те сразу же обнаружатся. Насколько мне известно, они уже найдены. Правда, тогда будут перечеркнуты интересы мощных структур, особенно военно-промышленного комплекса, который может любые военные исследования прикрывать интересами ядерной энергетики!

А кто-нибудь из вас задумывался над тем, что атомная станция является самым слабым звеном во время военных действий, а, заодно, и грозным оружием политического шантажа, которое может использовать любой псих? Не кажется ли удивительным, что, создавая ядерное оружие против потенциальных противников, каждая страна, словно под гипнозом, самую страшную бомбу сооружает у себя, да еще и сообщает всему миру ее координаты? Так, может, кому-то выгодно держать в заложниках целую планету, а, вернее, ее наиболее развитую технически часть?

– Погоди, – не выдержал Жуков, – но, вроде, Западная Европа начинает отказываться от строительства новых АЭС и собирается демонтировать старые?

– Да? – хмыкнул Глеб. – И вы в это верите? Было бы хорошо, если бы люди взялись за ум, но среди них есть такие категории, как политики, военные, олигархи… Им чужды принципы гуманности, хотя они в этом никогда не признаются. Учтите: если эти ребята отказываются от узды, в которой держат человечество, то это вовсе не значит, что они отпускают его на волю! Это всего лишь означает, что вместо нее придумано более страшное и надежное средство. Да и отказываются ли? Декларировать можно все, что угодно, но ведь баснями соловья не кормят, не так ли?

Мы с Борькой озадаченно переглянулись, а Глеб подытожил:

– Если перефразировать слова барона Мюнхгаузена из одноименного фильма, могу пожелать одного: думайте, господа, думайте!

И весело подмигнул нам. В комнате зазвонил телефон. Полторанин вопросительно взглянул на меня, я кивнула, и он вышел.

Мы с Борькой пребывали в полной растерянности от всего, что сообщил нам Глеб. Я так и не научилась определять, когда он разыгрывает собеседников, а когда говорит всерьез, но в данный момент нас интересовала не столько безопасность планеты, сколько своя собственная. Честно говоря, я надеялась, что он мистифицирует нас и с прибором, и с «генетической опасностью» для того, чтобы мы умерили пыл и поостереглись. Но его слова напрямую перекликались с тем, что говорил Веллер, и хотя бы поэтому требовали к себе серьезного отношения.

ХIII

Пару минут мы с Жуковым переваривали информацию, но это требовало гораздо больше времени, поэтому я решила отложить мыслительный процесс и выяснить отношения с Борькой.

– Жуков, – быстро спросила я, – пока нет Глеба, скажи на милость, почему ты стремишься нас развести? И что имеешь лично против меня? Почему при моем появлении тебя глючит, плющит и колбасит, как сказал бы Шантер?

И, глядя мне прямо в глаза, Борька заговорил:

– Ты сама прозвала меня когда-то черным котом за интуицию, сейчас же эта способность усилилась стократно.

Перед Новым годом несколько ночей подряд я видел нечто, вроде лабиринта. Там были мои близкие, в том числе, и ты с Шантером. Перед каждым – десятки вариантов ходов. Как в шахматах. А выход – один. И добраться до него нужно с наименьшими потерями. Так вот, у тебя есть шансы с итальянцем, в одиночку, еще с какими-то мужиками. Но с Глебом – перед тобой стена, а дальше пустота. Вообще ничего нет! Я несколько ночей пытался пробить эту стену, но ничего не получилось. Думаю, это вообще невозможно!

– Поэтому и познакомил меня с Антонио?

Борька кивнул: – У тебя с ним наилучший вариант.

– А почему мне ничего не сказал?

– Если честно, то не думал, что Полторанин снова появится. И очень удивился, увидев его на вечеринке.

– Что ты ему сообщил?

– Вряд ли бы он поверил в видения, поэтому я привел логические обоснования того, что вам надо расстаться.

– Жуков, – сказала я, – ты хотя бы догадываешься, что такое недопустимо?

– А ты представляешь, насколько это серьезно?

Я немного подумала и покачала головой:

– Я не выживу без Глеба. И согласна на любой риск.

– А если опасность из-за тебя угрожает только ему? Без него перед тобой в лабиринте стены нет!

И я лишь теперь поняла, почему Глеб сказал мне ту роковую фразу на вечеринке первого января.

– Конечно же, я не сделаю ничего, что грозило бы ему бедой, – тихо сказала я. – Чем бы для меня это не обернулось.

Жуков исподлобья взглянул на меня, вздохнул и взял за руку:

– Да не мучайся ты! Не ожидал я, что у вас все настолько далеко зайдет. Но теперь вы оба должны решать: быть вам вместе или нет? Я ведь тебя знаю, ты и вправду без него не выживешь!

Мне почудился шорох в прихожей, я поднялась, подошла к двери и распахнула ее. За дверью, прислонившись к стене, стоял Полторанин и созерцал какую-то точку в пространстве. Глаза у него были пустые. И я поняла, что Глеб все слышал.

– Соседка Тамара звонила, – сообщил он, огибая меня и усаживаясь за стол, – просила зайти и посмотреть какую-то тряпку, которую купила. То ли юбочку, то ли кофточку…

Я сообразила, что он хочет поговорить с Борькой наедине, кивнула и пошла к Тамаре. Через полчаса интенсивного общения с переодеванием и рассматриванием рюшечек, брошечек и сумочек вернулась домой и еще с порога услыхала переборы гитары и хрипловатый голос Глеба.

Инструмент он мог взять лишь у соседа Лехи, и я даже гадать не стала, когда же они успели подружиться: Полторанин за пару секунд мог обаять любого! В кухне царила идиллия: Борька с довольным видом потягивал виски, а Глеб, улыбаясь, смотрел на меня и тихо напевал:

 
– Ты зажги мне звезду золотую,
Лунным светом наполни бокал…
Расскажу тихо я, как, тоскуя,
Тебя в мире огромном искал…
То ли счастьем, а то ли бедою,
Ясным утром и чистой водою
Наяву или в призрачном сне
Ты однажды привиделась мне…
 

Я поставила на огонь кофе и стала тереть какое-то пятно на столе, потому что боялась повернуться и разреветься. Я поняла, что Глеб сделал свой выбор, и была счастлива.

 
Не хочу, и хочу я проснуться,
Я боюсь от любви задохнуться,
Ты со мною – как луч на руке,
Свежий ветер на теплой щеке…
 

А потом я налила всем кофе, и мы от лирики вернулись к текущему моменту, потому что информация, которую сообщил Глеб, требовала комментариев. Что, например, делать, если внезапно, не к месту с тобой начинает что-то происходить, как это случилось со мной в кафе, а до этого – в троллейбусе?

– Отключить логику и действовать интуитивно, – подсказал Глеб. – Но, прежде всего, научитесь управлять эмоциями. Это относится, в первую очередь, к Еве.

– И как это сделать? – недоверчиво спросила я.

– Займитесь дыхательной гимнастикой и медитацией, – посоветовал Полторанин. – Я тебе потом все подробно объясню.

Ребята, запомните: главное условие для любой победы, в том числе, и над Чижевским – умение управлять собой! Тогда вы сможете не распыляться на мелочи, не подаваться сиюминутному страху или гневу, а мгновенно и хладнокровно оценивать обстановку и принимать верные решения. И второе: силен не тот, на чьей стороне реальная сила, а тот, кто уверен в том, что сильнее. Учтите: голод, страх и усталость всегда можно преодолеть, поскольку это, прежде всего, психология. Почему некоторых людей, находящихся в эпицентре эпидемий, болезнь не трогает? Да потому что они заболеть не боятся! Так что, ощущение слабости или силы – тоже в нашем мозге, и зависит лишь от веры в себя.

И третье: избавьтесь от привычных стереотипов. Вся наша жизнь ограничена рамками определенной программы, и общество своим коллективным сознанием не дает за них выйти. Представьте, что этих рамок нет, наплюйте на законы физики и биологии, на идиотские истины, в которых нет ни грамма правды, и учитесь жить по-новому с учетом своих возможностей. Об одном прошу: не примеряйте на себя тогу вершителей судеб! Даже в качестве эксперимента! Это опасно и для вас, и для всех остальных. Это – пропасть, из которой очень трудно потом выбираться.

По лицу Глеба скользнула тень, и мне показалось, что он когда-то эту тогу уже пытался примерить.

Жуков слушал Полторанина с возрастающим удивлением и, наконец, не выдержал:

– У меня появилось чувство, что все качества, о которых мы говорим, можно раскрыть и без камня или ударов молнии?

Глеб кивнул:

– Если очень постараться. Только для этого нужно всю жизнь учиться. И не по тем книгам, что приняты в школе. Я был свидетелем любопытной сцены…

Он вдруг осекся, испуганно взглянул на меня и поправился:

– Я имею в виду, что мне довелось видеть интересную видеозапись: человек выпивает стакан воды и прекрасно себя чувствует. А, спустя несколько минут, специалист сообщает, что в воде был цианид, и человек умирает.

Мы с Борькой переглянулись: нам стало не по себе. И Глеб это заметил.

– Ребята, – устало сказал он, – ну, зачем мне перед вами ваньку валять? В моей жизни многое было, я видел такое, что вам и в страшных снах не приснится. И от этого мне никуда не деться. Так что решайте: либо вы принимаете меня со всем моим прошлым, либо…

– Излагай, – спокойно предложил Борька.

Глеб с облегчением вздохнул и продолжил:

– Во все времена при дворах государей были специалисты по изготовлению ядов. Занималась их производством и мощная лаборатория при НКВД. Но то, что может психология, не сравнится ни с каким ядом. Она способна излечивать и убивать, возможности ее не ограничены, а применение все шире. Поэтому я считаю, что любой должен учиться противостоять негативному воздействию, а вам это просто жизненно необходимо! Пусть вам защиту мощную поставил камень, но обязательно найдется тот, кто захочет ее разрушить. Поэтому нужно все время совершенствоваться!

– Знаешь, что странно? – протянула я. – Почему наши способности могут представлять интерес для официальной науки, отрицающей все, что нельзя потрогать или подсчитать?

– Что же здесь странного? – удивился Глеб. – Все это отрицание – сплошное лукавство и лицемерие, рассчитанное на обывателя. Наука всегда интересовалась неизведанным, а при правителях всегда были астрологи и предсказатели. Это замалчивается, поскольку населению не дозволено выходить за отведенные рамки, ведь за ними – новый виток развития, а, значит, и реальная власть. Причем, власть для всех. А кого из сильных мира сего это устроит? Проще специально наплодить шарлатанов, чтобы посеять недоверие и к тем, кто действительно обладает незаурядными способностями. А потом развенчивать всех подряд, чтобы народ знал свое место и не рыпался. Вы заметили, как манипулируют общественным мнением по поводу НЛО? Сообщают жареные факты, потом их грамотно опровергают, сообщают новые, а затем приводят элементарные объяснения. В результате, наиболее восприимчивая часть населения слегка трогается умом, остальная же публика и слышать не хочет о пришельцах.

– А как ты относишься к НЛО? – с любопытством спросил Борька.

– А никак, – пожал плечами Глеб. – Я в этом ничего не понимаю и считаю, что вначале надо земные возможности раскрыть. У нас тут своих тайн выше крыши!

– В Вишневке ты говорил, что занимаешься и нанотехнологиями? – напомнил Жуков.

– Тебя интересует, чем именно? – уточнил Глеб. – Ох, ребята, я и так уже рассказал вам больше, чем следовало. Ну, ладно, в благодарность за вашу помощь сообщаю: уже создан и используется нано-допинг, разрабатываются и, возможно, применяются нано-наркотики, которые современная наука обнаружить в организме пока не может. И нужно найти тех, кто этим занимается, чтобы пресечь эксперименты на корню.

Борька так увлекся беседой, что собрался домой лишь в половине двенадцатого. Глеб вызвал такси и пошел его провожать. И я поняла: нам действительно угрожает опасность.

Вернувшись, Полторанин описал пару кругов по кухне, затем принялся бесцельно слоняться по квартире и тяжело вздыхать. Я с интересом наблюдала за ним.

Наконец, утомившись физически и морально, Глеб присел рядом и, испустив последний, самый трагический вздох, поцеловал меня в шею и невнятно сообщил, что завтра должен уехать.

Мое равнодушие его потрясло.

– Глеб, – призналась я, – мне об этом известно уже два дня. Прошу об одном: избегай пустыни, по крайней мере, в течение ближайшего месяца. Там для тебя опасно.

Полторанин разглядывал меня с полминуты, а потом спросил:

– Тебе уже все равно, уезжаю я, или нет? Я тебе надоел?

– Ты хочешь, чтобы я закатила истерику? А кто уверял, что мне нужно владеть собой?

– Не до такой же степени! – растерянно пробормотал Глеб.

Я подошла к раковине и стала споласкивать бокалы.

– Да оставь ты посуду на завтра, – недовольно сказал он, резко повернул меня за плечи и заглянул в лицо. И, увидев слезы, принялся осторожно целовать глаза. А я обхватила его за шею и долго стояла так, вдыхая знакомый теплый запах.

Потом я вытирала бокалы, а Глеб, задумчиво наблюдая за мной, перебирал гитарные струны:

 
– Околдуй меня глаз синевою,
Напророчь радость мне и печаль,
И уйду за тобой, за судьбою
В безвозвратную сладкую даль…
То ли счастьем, а то ли бедою
Ясным утром и чистой водою
Наяву или в призрачном сне
Ты однажды явилась ко мне…
 

…Мы очень боялись уснуть, потому что не знали, надолго ли расстаемся. Говорили о пустяках, потом Глеб с любопытством спросил:

– А у вас троих разные способности проявляются?

– Разные, – подтвердила я, – по крайней мере, пока. Но у нас, наверное, и разные исходные данные были.

– Тебе вещие сны всегда снились?

– Не знаю. Просто с детства я часто путала сны с явью. И сны надо мной имели большую власть, чем явь. А началось все, по-моему, после одного случая.

И рассказала то ли о сне, то ли о реальном событии, произошедшим, когда мне было три или четыре года.

Однажды летом я вышла на широкую гулкую площадку, чтобы спуститься во двор. И вдруг разом исчезли все звуки и люди, сидящие на скамеечке возле подъезда. Осталась одна лишь собака, взятая на цепь возле будки.

– Ты помнишь серию Гойи «Капричос»?

Глеб кивнул.

– Его чудовища – не порождение «сна разума». Так же, кстати, как вий, русалки и прочая нечисть, описанная Гоголем. Я уверена, что все это и Гойя, и Гоголь видели.

В то утро на площадке я познакомилась со странными существами с такой же кожей, как у монстра в Вишневке: плотной, тусклой, морщинистой, серой с синеватым отливом, похожей на кожу слона. Они напоминали сказочных чертей и сновали по лестнице, собака их видела и беззвучно лаяла. От них исходила опасность, и они общались со мной. Один что-то сделал с моим ухом, и потом там долго прощупывался твердый бугорок. А когда мне исполнилось пятнадцать, я увидела этих существ на рисунках Гойи и была потрясена!

А в детстве познакомилась еще и с плоскими картонными серебряными человечками, как бы, обернутыми фольгой, словно елочные игрушки. Они были добрые и веселые и жили в нашей кладовке, где вместо стены был длинный коридор. Мы с ними договорились встретиться на следующий день. Я рассказала об этом родителям, и те привели меня в кладовку, где вместо туннеля опять стояла стена, и не было никаких человечков. Родители сказали, что мне все приснилось. Но я до сих пор думаю, что это происходило наяву.

Глеб молчал. Я подумала, что он уснул под мой монотонный рассказ, но задумчивый голос вдруг произнес:

– Да-а, я думаю, и без визита в Вишневку ты могла бы заинтересовать Чижевского!

– Хочешь, еще пару снов опишу? – бодро предложила я.

– Не надо! – категорически отверг инициативу Глеб. – В следующий раз! Ты и так подкинула достаточно пищи для размышлений!

– Думаешь, меня надо лечить? – осторожно спросила я.

– Думаю, уже поздно, – огорчил меня Глеб. – Процесс перешел в хроническую стадию и теперь тебе даже Чижевский не поможет. Кстати, твои рассказы могли бы здорово повредить его психику. Так что считай их мощным психологическим оружием!

Я легонько куснула Полторанина за ухо, он отпрянул и заявил:

– Я был прав: болезнь прогрессирует, тебе необходима смирительная рубашка!

И обнял так, что я только охнула.

Впервые за время нашего знакомства Глеб уснул первый. Он слегка улыбался во сне и уютно похрапывал у меня под боком. Повернувшись, я нечаянно потянула за угол одеяла и остолбенела: плечо Полторанина мерцало серебристо-голубым светом! Это было потрясающе! Я принялась расталкивать Глеба, но тот лишь мычал и отбивался.

– Подъем! В ружье! Атомная атака! – шепнула я ему в самое ухо.

Глеб перестал храпеть, сел и открыл глаза.

– Взгляни на себя! – воскликнула я.

Глеб удивленно оглядел руки, поднес их к глазам, пошевелил пальцами, присвистнул и заявил:

– А у меня оттенок лучше, чем у тебя!

Потом снова плюхнулся в постель и простонал:

– И что мне теперь с этим делать?

– Не раздеваться при посторонних женщинах! – ласково посоветовала я.

– Не зря шеф советовал тщательно выбирать знакомых, – сокрушенно произнес Глеб, – ведь с кем поведешься…

– От того и забеременеешь, – с ударением на предпоследнем слоге выдала я студенческий юмор.

– Глеб рывком снова сел на кровати и уставился на меня:

– Ты беременна?!

– Я опешила: – Окстись, это шутка!

– Нет, правда? – настаивал Глеб

Я отрицательно покачала головой. Глеб разочарованно вздохнул и снова улегся. Мне его реакция понравилась.

– Ты меня разволновала, – пожаловался Полторанин, – я теперь не усну. Я теперь думать буду!

– Думай, Чапай, думай! – благословила я. Но через минуту он уже сладко сопел мне в ухо. А я продолжала коварно перебирать в уме варианты защиты от посягательств Чижевского. На третьем десятке меня сморил сон.

Проснулась рано, Глеба рядом не было. Кольнуло в сердце: «Неужели не попрощался?!» Из кухни потянуло ароматом кофе, и я успокоилась.

На пороге возник гладко выбритый, свежий, пахнущий дорогим парфюмом Полторанин. Влажные после душа волосы были тщательно причесаны, на шее повязан галстук. Значит, предполагался официальный визит, так как галстуки Глеб не любил.

– Да, – сказал он, перехватив мой взгляд, – отправляюсь прямо с корабля на бал. А ты чего валяешься? Марш в душ, завтрак стынет!

– А кофе в постель?! – вознегодовала я.

– Перебьешься, – отрезал Глеб. И с досадой добавил:

– Ну, и разбаловали тебя мужики! Головы бы им открутить за это!

Я поплелась в душ, потом накрасилась и пошла завтракать. Стол был уставлен тарелками.

– Господи, Глеб, это когда же надо было подняться, чтобы все приготовить? – ошеломленно спросила я. – А где мой глазированный сырок?

– Какой еще сырок? – возмутился Полторанин. – Завтрак должен быть сытным, так что ешь то, что на столе!

И просительно добавил:

– Ну, пожалуйста, я очень старался! Когда еще встретимся?

Все было очень вкусно. Но я привыкла к легким завтракам, поэтому старалась растянуть процесс, чтобы завершить его одновременно с Глебом. Тот заметил это, рассмеялся и сказал:

– Ну, спасибо, что уважила! А, вообще, привыкай заряжаться энергией с утра, потому что в течение дня всякое может случиться. Особенно с твоей профессией!

Потом вымыл посуду, убрал со стола и потащил меня в гостиную. Достал из дипломата две книги и объяснил:

– Это руководства по занятиям цигун и айкидо. Дыхательной гимнастикой будешь заниматься ежедневно, минимум, один час. Освоишь для начала шесть основных упражнений, которые я отметил. Через месяц займешься айкидо. Это еще один час в день.

О цигун я слышала, айкидо мне нравилось: это была умная и красивая борьба, позволяющая использовать силу противника против него самого. Но я очень сомневалась, что ею можно овладеть по учебнику.

– Нельзя, – согласился Глеб, – но общие представления почерпнуть из книги реально. А теперь покажу наиболее важные жизненные точки на теле и научу нескольким приемам.

При всей своей проницательности, он, похоже, не подозревал о моей патологической лени. Я стала настаивать на теоретическом обучении, но Полторанин извлек из глубин марксизма-ленинизма известную мудрость: «практика – критерий истины», противопоставить которой что-либо было невозможно.

Полчаса он заставлял запоминать самые болезненные точки, нажимая на них для стимуляции мыслительного процесса, и швырял меня по квартире, дабы я лучше запомнила, как защищаться. А потом мы еще полчаса целовались. Наконец, Глеб взглянул на часы и присвистнул:

– Надо торопиться!

Привел себя в порядок и порадовал:

– У меня для тебя есть еще один подарок!

И протянул зажигалку из желтого металла.

– Золотая? – удивилась я, заново наводя красоту.

– Размечталась! – проворчал Полторанин.

– А почему на ней столько пипочек?

– Эти, как ты изволила выразиться, пипочки отвечают за разные функции.

Он поймал мой непонимающий взгляд и хлопнул себя по лбу:

– Какой же я дурак, упустил главное: это не зажигалка, а, в некотором роде, оружие. Считай, что это, – Глеб задумался, подыскивая более понятное мне определение, – миниатюрный высокочастотный излучатель!

О действии низкочастотного генератора на психику я знала, но о возможностях высокочастотного не имела ни малейшего представления, за исключением того, что ультразвуком лечат. Если честно, мне показалось, что Глеб назвал первое, пришедшее в голову слово, поскольку опасался, что более сложной формулировки мне не понять. Да и вряд ли он стал бы меня посвящать в тайны секретного вооружения!

– Он парализует противника на 15—20 минут, – продолжал Полторанин. – Носи с собой, но не используй по пустякам! И, ни в коем случае, не допускай, чтобы эта игрушка попала в чужие руки. Сразу же уничтожь ее: утопи, сломай, выбрось! Пользуйся только этой пипочкой, остальные не трогай, потому что здесь много функций. И не вздумай экспериментировать, а то я тебя знаю!

– Может, надежнее пистолет? – с сомнением спросила я.

– Это с твоим-то темпераментом? Да ты половину мирного населения угрохаешь!

Глеб снова вышел в прихожую, вернулся с коробочкой из синего бархата и протянул мне:

– А это заключительный аккорд!

Я раскрыла ее и увидела изумительный перстень из белого металла с продолговатым, расположенным наискосок изумрудом и двумя небольшими бриллиантами по обе его стороны. Кольцо было неброским, старинным и дорогим.

– Похоже на твои любимые ландыши? – спросил Глеб, довольный моей реакцией. – Изумруд – твой камень, а металл – белое золото.

И я удивилась тому, как он много обо мне знает! Но перстень взять отказалась.

– Почему? – горячился Глеб. – Да любая женщина за такое кольцо дарила бы ночи любви в течение месяца! А, может, еще дольше!

Потом заглянул мне в глаза и вздохнул:

– Ладно, давай считать, что оно тебя ни к чему не обязывает, только я несу обязательства перед тобой!

Я покачала головой.

– Ну, что тебе еще нужно? – вскипел Полторанин. – Хорошо, и меня оно ни к чему не обязывает, просто это мой новогодний подарок. Согласна?

Я кивнула.

– Уф! – вздохнул Глеб. – Наконец-то! Как же с тобой все-таки трудно. Если бы ты знала, сколько я антикварных лавок обегал, пока этот перстень нашел! Он сделан со вкусом, в глаза не бросается, и ты можешь носить его каждый день. Только в общественных местах, где много народу, поворачивай камнями внутрь: не кольца, а тебя жалко, ведь наркоманов и жулья вокруг – выше крыши!

Я надела перстень и залюбовалась узкими снопиками разноцветных искр, которые брызнули из камней и рассыпались крохотными солнечными зайчиками.

Во дворе коротко просигналила машина, и Полторанин поднялся.

– Глеб, – взмолилась я, – отправь ты свою сивку-бурку за пару кварталов, я хочу проводить тебя!

Глеб умел тонко чувствовать и сразу же понял, как тоскливо мне станет одной дома после его ухода. Он кивнул, отогнул штору, внимательно осмотрел двор, а затем позвонил по сотовому и бросил кому-то несколько фраз. Мы оделись и вышли на улицу.

Бледное солнце пробивалось сквозь облака и придавало зимнему дню фантастическое свечение. Глеб с удовольствием вдыхал морозный воздух и рассказывал, что скоро завяжет со службой, приедет и откроет частное детективное агентство. А помощником возьмет Шантера, как самого способного из нас. Я кивала. Он остановился за пару шагов до машины и сказал:

– Я ведь серьезно насчет агентства. Только дела кое-какие доделаю. И вот еще что хочу сказать: я, конечно же, постараюсь вернуться поскорее, но если случится, что задержусь…

Он замялся, потом пересилил себя и продолжил:

– В общем, если кем-то увлечешься, я пойму… Ты ведь все равно меня дождешься?

И вытер испарину со лба.

– Я что-то не поняла: ты рассчитываешь на взаимную любезность? Прости, но благословлять тебя на романы с чужими бабами не собираюсь!

– Но ведь если бы я не приехал, ты, возможно, была бы сейчас в Палермо? – тихо спросил Глеб.

– Возможно, – честно призналась я. – Но едва бы ты появился, я бы даже название это забыла!