Текст книги "Принцесса для киллера"

Глава 33

В одно мгновение ненависть застилает взор. Я готова биться с ассасином насмерть.

Убить. Выпотрошить.

Медленно передвигаю ногами в его сторону. У меня шок. Откат будет после. Знаю. Станет гораздо больней. Сейчас нервные окончания не справляются, и я просто нахожусь в ступоре.

Боль еще не достигла своей кульминации, но кажется, что я умираю, вымораживаюсь…

Иду к Джокеру. Он с противоположной стороны от дома, за его спиной вдали открывается пустырь и темный лес.

Понимаю, что я моль против него. Гринвуд словно высококачественный сплав добротного клинка: быстрый, заточенный и смертоносный. Одно точное движение и он порежет меня до кости, уничтожит.

Выхожу в дождь и не чувствую, как вода хлещет по лицу. Графитовые глаза смотрят безотрывно на меня. Мокрые волосы прилипли к высокому лбу. Не могу оторваться от разглядывания и на сердце жжет ярость, боль и обида.

Меня колотит. Трясет. Хочется ударить его и кричать. Обвинять в своей трагедии.

Красивый убийца. Монстр. Предатель. Доносчик.

Он виноват…

Перед глазами все расплывается. Запрокидываю голову и смотрю прямо в холодное лицо.

Не соображаю уже ничего, хочу расцарапать его в кровь, хочу сделать больно, хочу выместить всю свою обиду на Гринвуде.

Не проронив ни слова, ловит меня своими сильными руками, толкает под козырек здания, прибивает к стене, держит за горло. Насаживает, как куклу на настенный штырь, и отрывает от земли.

Борюсь, бью изо всех сил не глядя, хочу заехать ногами, но лишь трепыхаюсь букашкой в стальной хватке профессионального киллера.

– Ненавижу! Убийца! Всех вас ненавижу!

Рыдания вырываются из груди, пытаюсь заставить его разжать смертельную хватку на моем горле, но не могу.

Ничего не могу, и меня накрывает дичайшая истерика. Кажется, я погорячилась, посчитав, что откат будет позже. Меня сворачивает от чувств, агония погружает на самое дно.

– Хватит.

Четкая расстановка в голосе. Холодное непроницаемое лицо приближается к моему, огромное тело за доли секунд накрывает, ловит в тиски, раздвигает собой мои ноги. Брыкаюсь, не понимаю, что происходит, бьюсь об стену.

– Шит!

Рычит и вдруг резко подавляет все сопротивление, отрезает истерику, набросившись на мой рот.

Целует, выбивает всхлипы, лишает воздуха.

Висну в руках монстра перебитой куклой, раскуроченной им.

Шиплю и пытаюсь отвязаться, но что-то тягучее разливается в груди. Чувствую его запах и горький вкус.

С силой сдавливает меня и сквозь майку накрывает грудь, больно щипает, приводит в сознание, вырывает из омута переживаний и фокусирует мое тело на совсем других ощущениях.

– Маша…

Рычит мне в губы и резким движением скатывает мокрую ткань, приподнимает материю и горячие пальцы накрывают нежную плоть.

Отрывается от меня и смотрит на торчащие соски, красные и пульсирующие из-за его грубости.

Часто дышит, мощная грудная клетка вздымается, мозолистые большие пальцы играют с вершинками, пока Джокер просто сжирает меня взглядом, обгладывает подобно дикому хищнику, завалившему дичь.

– Охуеть. Ведьма, – бросает, как хлыстом ударяет.

Мгновение.

Приподнимает еще выше и с силой прикладывает об стену, выбивая всхлип. Джокер держит меня почти на вытянутых руках и впивается в мою грудь, просто кусает, зализывает и втягивает.

От его грубых ласк меня трясет. Он меня выворачивает наизнанку, прошивает искрами, иглами, колет своей страстью.

Заставляет теряться от напора.

Тащу его за волосы, пытаюсь отцепить, отодрать от себя, а сама едва сдерживаю стоны наслаждения.

Резко останавливается. Смотрит прямо. В шоке рассматриваю лицо с проявляющимися царапинами от моих ногтей. Глаза у него в точь-точь как молнии, вспарывающие небо за его спиной, серебристые, блестящие холодом лезвий.

– Маша. Не нападай. Угомонись. Пока прямо здесь не натянул.

Дрожу не от холода и не от потрясения, не от того, что промокла до нитки, а от силы хищника, напавшего на меня. Подчиняет и вынуждает истерику отступать.

Резко опускает меня. Заставляет вновь оседлать свои бедра и толкается в меня. Чувствую его адовое возбуждение даже сквозь джинсы.

– Не трясись. Не провоцируй.

Еще раз смотрит на мою грудь с торчащими воспаленными сосками и опускает майку, прикрывает меня от своего взгляда.

Мы в тени конюшни, скрытые ото всех, и я буквально скована по рукам и ногам, бессильная против киллера.

Вскрикиваю, когда его зубы легонька смыкаются на моей губе, рычит мне в рот и принимается слизывать с моих щек слезы, перемешанные с дождем.

Зверь – подавляющий и присваивающий.

Отворачиваюсь, плачу, а он вдруг просто обнимает, оплетает своей силой, мощью, опутывает коконом спокойствия.

Почему я не воспринимаю его врагом?!

Опять вытирает мои слезы крепкими пальцами, разворачивает мое лицо к себе и заставляет встретиться взглядом.

– Как… как ты мог сказать отцу?! – всхлипываю и шепчу в губы, изувеченные шрамом, царапающим меня даже на расстоянии, заставляющие что-то глубоко внутри ныть, бояться и сладостно звенеть в ожидании касания.

Порывы ветра отдают звоном в ушах, а я все смотрю в красивое-некрасивое лицо, наблюдаю, как струйки стекают по скулам и носу с горбинкой и мне становится нестерпимо больно от молчания Джокера…

Ртутные глаза смотрят внимательно, изучающе, не мигают. Кажется, что прикидывает, что со мной сделать. Как именно убить…

Наклоняется ко мне еще ближе, тянет за мокрые пряди, заставляет сильно запрокинуть голову, до ноющей боли в позвонках.

Проводит носом по моей шее и опять чувствую горячий язык и укус. У Фила животные повадки. Хотя, понимаю. Он вырос на улице и другим быть не может.

В том пекле, в котором он существует, выживают единицы.

– Маленькая, вкусная принцесса. Почему меня вставляет от вида твоей уязвимости? Ненавижу бабские слезы, а твои мне на вкус пробовать хочется…

Я все еще сижу на нем, на сильных бедрах и ощущаю его напряженную плоть. Мои щеки, наверное, горят от смущения, потому что Гринвуд не скрывая демонстрирует, как его тело реагирует на меня, вжимается сильнее, заставляет трепетать.

Хочет меня сейчас, в эту самую секунду. Я завожу его своей слабостью, своими слезами и истерикой…

Замолкает.

Долго смотрит мне в глаза, выискивает что-то. Давит на меня без слов, и я принимаюсь рыдать, горько, выплакивая всю боль от утраты.

– Я не стукач, Маша. Да и ссыклом никогда не был. Никому ничего не говорил, принцесса.

Отвечает ровно, заставляет услышать себя.

Закрываю глаза, осознаю сказанное, утыкаюсь лбом в широкую грудь, всхлипываю и сотрясаюсь вся.

Резко привлекает к себе, обнимает крепче, словно в тиски берет, и гладит по волосам, заставляя всю меня биться в противоречивых эмоциях.

– Ненавижу тебя, вас всех ненавижу, убийцы… – выдыхаю сквозь зубы.

Чувствую горячие губы на своих волосах.

– Твое возвращение засекли, Маша. Весь периметр просматривается камерами, – вдруг слышу глухой, хриплый голос, словно сорванный. – Есть несколько слепых зон, как эта, например, в особняке нет наблюдения, ну и еще стратегические зоны, но в основном ты под тотальным контролем, девочка.

Все это знаю, конечно, но аффект, который накрыл, не дает мыслить здраво, а еще Джокер, который продолжает трогать меня и делиться жаром своего горячего тела.

Указательный палец надавливает на мой подбородок, заставляет поднять взгляд. И то, что говорит Гринвуд потом, меня буквально оглушает:

– Жива твоя кобыла, Рыжинка. В поместье ее не ищи.

Зловещий мужчина, за спиной которого разворачивается ад, выглядит сейчас дьяволом, властителем. Красив до ужаса и страшен до невозможности.

Он сам подобен буйству природы. Как шторм, как ветер. Свободный. Не знающий запретов. Огненный, искристый, прошивающий насквозь.

– Что ты сейчас сказал?! – спрашиваю, пытаюсь понять, правильно ли расслышала его слова.

– То, что слышишь, – отвечает коротко.

– Был приказ, но ты… – шепчу, не позволяет продолжить мысль, указательный палец проходится по моим пылающим губам, надавливает и немного проникает, заставляя почувствовать чуть солоноватый вкус кожи.

Обрывает сухим:

– Успокойся и забудь, что сказал.

Смотрит внимательно. Ввинчивает в меня свой ответ. Свинцовые глаза давят. Так смотрит Димитрий, когда серьезен и не играет на моих нервах. Где-то внутренне понимаю, что каждое слово ассасина – правда.

От силы, которую ощущаю в этом мужчине, меня парализует и страхи поднимают голову.

– Вижу, лисичка вернулась…

Иронизирует, просекает, что отпустило меня.

Упираюсь в широкую грудь и отталкиваю скалу, которая мне поддается. Сползаю по крепкому телу и все внутри взрывается странным голодом и неудовлетворенностью, когда проскальзываю по напряженному бугру, спрятанному под жесткой материей джинсов…

Фил меня отпускает. Делает шаг в сторону. Не истерю больше. Успокаиваюсь.

Джокер подействовал на меня как ушат ледяной воды.

– Прости меня… – шепчу в нерешительности и мой голос теряется в грохоте и вспышках молний.

Не отвечает, просто смотрит, съедает меня своим неистовым взглядом. Боюсь его. Такие мужчины берут, отнимают, пленяют, и страшно от тех чувств, которые шквалом могут обрушиться на объект их желания.

Пячусь и бегу прочь.

Ненавижу этот дом!

Ненавижу за то, что отнимает у меня свободу и лишает права выбора.

Глава 34

Фил Гринвуд

Огромный пепельный блондин сидит в кабинете. Солнечный свет бьет ему в спину и высвечивает белоснежные волосы. Кажется, что нимб на голове. И не знаешь, то ли это глюк у меня, потому что этот человек исчадие ада, несущий смерть за собой шлейфом, то ли злая игра восприятия.

– Ты с новостями, Джокер? – тяжелый тон, давящие интонации.

– Да. Инфа есть.

Встречаюсь взглядом с бесцветными глазами – безжизненные, цепкие, ядовитые, белесые с точками зрачков. И не серые, а светлые, белые, бездушные.

Всегда смотрю в глаза Кровавому. Бросаю вызов. Хищник скалится при виде соперника и Кац силен, а я не привык уступать.

Ненавижу мудака и не прощаю ему смерти своих друзей.

И он явно знает.

Но долг крови делает меня верным старшему.

Подхожу и кладу досье на стол.

– Пока все гладко. Единственная новость – это то, что у жены Сашки нервы сдали. Она чуть вены не порезала, с трудом откачали. Совет мозгоправов – сменить на время обстановку, положительные эмоции, ну и далее по списку. Вроде Серебряков жену сопровождать решил.

Иван хмурит широкие брови и смотрит на папку. Откидывается в кресле, сорочка обтягивает широкие плечи. Сильный мужик, прет от него харизмой и агрессивностью. Здоровый, как бык. Опасный. Ненавижу и уважаю. Не прячется за спинами, всегда в пекле, всегда по понятиям.

В нашем мире его боятся. Власть Кровавого строится на утробном страхе, потому что линчует Иван за дело и пощады не знает. О милосердии вряд ли слышал. Даже к собственной дочери.

Так Машу ломать…

Отнимать самое ценное.

– Сашка никогда не отличался супружеской любовью, баб трахал вагонами и под носом у жены, плевал на все и содержал рабыню в собственном доме… – раздумывает вслух.

Поднимается с королевского трона и делает неспешные шаги в сторону, хрустальная бутылка теряется в огромных руках, пока Царь наливает темно-коричневую жидкость в бокал.

– Скажи мне, Джокер, зачем предавать, когда все по чесноку, когда ты идешь вровень и позволяешь спокойно существовать?

Говорит словно самому себе, а я чувствую ярость. Пространство буквально искрит. Обращает на меня бесцветный взгляд. Сейчас на меня не Иван Кац смотрит, а именно Ваня Кровавый, привыкший рвать врагов и наказывать с дикой жестокостью.

– Никто не хочет быть вторым. Зачем половина, если можно забацать все?

Отвечаю спокойно.

Делает глоток и ухмыляется.

– Ты не из робкого десятка, пацан. Не ошибся, когда знакомые черты увидел…

Жму плечами. Я базар не фильтрую и говорю как есть, терять нечего. Чудом дожил до своих годков вообще…

Кац опять отходит к своему столу. А киллер во мне по привычке оценивает объект на манер мишени.

Движения у Кровавого размеренные, чересчур спокойные даже. Так двигаются люди с очень хорошей координацией и контролем.

Опасный соперник, повадки хищные, физически крепок, хорошо сбит, крайне жесток. Видел его в действии.

– Сливается Серебряков. Жена его и до этого психикой не сильно блистала, с чего муженек сейчас задумался, да еще и лично сопровождает. Ну послал бы на отдых одну. Бежит, сука. Только вопрос – от чего? От кого и зачем?

– Может, решил завязать? – пожимаю плечами.

Ну логично же не лезть в конфликт с тем, кто сильнее. Чтобы против старшего переть, поддержка должна быть лихая, потому что Ваню Кровавого не свалить. Зубы обломать можно. Крут он.

Раньше я его психопатом считал, а сейчас вижу, что его чокнутый нрав под контролем и крышу у него просто так не сносит. Это я уже понял, приблизившись достаточно, чтобы ненавидеть со всей дикостью за бесчеловечность и уважать за ледяную справедливость, не знающую уступок.

Палач. Каратель. Все знают байки про русского пацана – эмигранта, оказавшегося в штатах с долларом в кармане.

Один, мать его, доллар, а сейчас этот мужик владеет половиной штата. Имеет развитой синдикат и имя, навевающее страх.

– Следи за движухой. Продолжай пасти Серебрякова. Всю инфу мне на стол. Хочу понять, чем дышит.

Упирает в меня требовательный взгляд. Явно вопросы имеет, но доказательств-то нет.

– Есть вероятность, что подставляют Сашку, лбами хотят нас столкнуть. На тебе слежка, Джокер.

– У меня пацаны на уровне. Ярый всех подогнал. Элита. Там карусель вертим. Один другого снимает, так-то не должны засечь.

Кивает. В глазах сталь и хладнокровие. На лице практически полное отсутствие мимики.

– Усиливай охрану, Джокер. Здесь два варианта, – наконец отвечает Кац. – Либо зассал и бежит, как крыса, и тут нужно понять, кто именно напугал и чем. Либо готовит чего и просто шифруется, диверсия на производствах вероятна. На всех предприятиях красный свет включайте. Всех проверять и перепроверять.

Старшие на местах головой отвечают за осечки.

– Я понял, но это, скорее, не ко мне, а к начальнику службы безопасности.

Вскидывает на меня острый взгляд.

– Я с тобой сейчас базарю, пацан, стрелки не переводи.

Секунда требуется, чтобы въехать.

Иван Кац не доверяет никому.

Всех насквозь видит и ненависть мою во взгляде читает. Знает, что не простил ему роковой стрелки. Только этот мужик хитер и чует, что и я по понятиям и жизнь свою ему должен. Не предам. Не пальну, хоть и мог, и в первое время меня конкретно ломало от желания прострелить его черепушку.

Ухмыляется, словно знает, о чем думаю.

– Если Сашка, повторяю, если он отжимать решит мою территорию, то все, что имеет, я отниму у него, а его в расход, Джокер.

В глаза смотрит. Кобра белая, бесцветная башку подняла и капюшон раскрыла.

– Решу проблему, – отвечаю коротко.

– А теперь, Фил, – вспарывает меня взглядом, – скажи, могу ли я тебе доверять?

Удивляюсь резкой смене темы разговора.

– Не понял.

Губы кривит. Прищуривается. Рентген включает.

Ровно встречаю его взгляд. Не собираюсь прогибаться.

– На Димитрия похож, да и на меня в молодости. Кровь горячая. Не косячь, Джокер. Ты на хорошем счету. Свободен.

Глава 35

Иван Кац

Откидываюсь на стеганую спинку своего кресла. Свет от настольной лампы не особо освещает пространство кабинета.

Люблю мрак. Темноту. В ней живут истинные инстинкты, просыпаются страхи.

Вот и теперь я улавливаю определенные эмоции, проскальзывающие на лице Змея.

– В чем напряг? – интересуюсь ровно и заставляю кореша блеснуть чернотой глаз.

– Нам клуб спалили, уже третий раз за месяц инцидент. Короткое, блядь, замыкание. Ищем ниточки. Я приказал ответку кинуть, как сук отловят.

Наблюдаю.

– Найди эти ниточки и под ноль причеши.

– Пацаны землю роют, Царь.

Кладу руку на стол и сжимаю в кулак. Моя власть неоспорима. Решения не меняются. Малейшая слабость и загрызут. Свои же сольют. Контроль превыше всего.

Мне пока нечего сказать.

– Что по Димитрию?

– Конкретно сейчас отжигает в Европе. Шумиху развел нех*вую, все только и базарят, что сутенеры шлюх не успевают подгонять под е*лю. Короче, в отрыв ушли с дружком.

– Что за друг? – прищуриваюсь.

– А тут уже интересно. Одноклассник его Тайгер Ривз. Раньше вечно в терках были, да и сейчас не особо кантуются. В нелегальных боях без правил участвовали. Словом, часто морды друг другу били, власть отстаивали, ну и, видать, членами мерялись. Сейчас, может, тоже меряются на спор, кто больше баб перее*ет. Тут уж я не в курсе.

– В отрыве, значит.

Упираю взгляд в Змея.

– Да ты нас вспомни, Ваня. Возраст.

Хмурюсь, обдумываю. Я знаю своего сына. Слишком кипиш большой поднял. Неспроста.

– Слежку продолжать. О передвижениях докладывать, – резюмирую.

Змей выходит из кабинета, прикрыв за собой дверь. Остаюсь один вместе со своими мыслями.

Волчарой стал сын. Быстро вырос. Хорошего солдата воспитал. Поднимается сам. Меня ненавидит. Пытается отжать влияние.

– Ну-ну. Значит, движ поднимаешь, с понятиями стал, не рохля.

Чем сильнее сын бьет, чем крупнее наезды его бригады, чем больше хочется посадить волчонка на место, тем больше уважаю говнюка. И с каждым разом, когда у моих людей не получается его осадить, я испытываю гребаную гордость.

Молодец пацан. Кремень. Оправдывает фамилию.

Смотрю на часы. Дело близится к полуночи. Поднимаюсь и иду в спальню. Дом спит. Беззвучно ступаю по мраморному полу.

Я поднялся в свое время с самых низов. Беглый эмигрант с долларом в дырявом кармане. Резню пережил, ножи с пулями. Все было. И голод был, и подыхать приходилось не раз, когда думал, что все, конец.

В любой схватке дрался насмерть, перышком полоскал часто и кровавый след оставлял. Рвал врагов. Иначе никак. По-другому быстро крышечку гроба заколотят.

В аду горел, в пекле плавал и кайфовал, с каждым днем все больше увязая в трясине. Водоворот закрутил и в какой-то миг русский пацан Иван Кац стал Ваней Кровавым, завоевал авторитет и бабло начал рубить, потому что, в отличие от многих, включал мозги и не боялся решений.

Дохожу до спальни и поворачиваю позолоченную ручку, открываю дверь. Свет из коридора освещает и падает на красавицу, спящую на самом краешке.

Улыбаюсь, когда смотрю на нее. Редкое явления. Кажется, что именно моя женщина научила меня этому.

Захожу и тихонечко прикрываю за собой дверь. Жму нужную кнопку на пульте и в комнате включается приглушенный теплый свет.

Мягко ступаю по ковру, который выбирала Рори. Этот дом она полностью обставляла. Все по ее вкусу сделано.

Подхожу к кровати, рассматриваю волнистые длинные светлые волосы, рассыпанные по подушке, изучаю линию плеч и завожусь, когда замечаю, как просвечивает острый сосок сквозь кружева.

Она мой законный, самый желанный трофей, который я взял в личное и единовластное пользование.

Помню, как увидел фотку очередной девки в журнале, и что-то екнуло.

– Ее имя?

– Аврора… но вы понимаете, она… дело в том…

– Хочу ее.

Не придал значения блеянию мужика бледного и ссущего на грани припадка. Сделал заказ на телку. Очередная шлюха для снятия напряжения.

Аврора…

В первую секунду, когда увидел свой подарок, все тело скрутило долбаной похотью, член встал, как чертова Пизанская башня, накренившись и взяв прямой курс на девку охренительно красивую, как сам смертный грех.

– Кто вы?

Услышал дрожащий голос, наполненный истерическими нотками, а вот глаза…

Ее охренительные ведьмины глаза смотрели с вызовом.

Зеленые. Насыщенные и раскосые, как у кошки, или тигрицы.

– Кто вы?

Опять прозвучал вопрос.

Она пробуждала интерес. Рассматривал кралю и балдел от того, как руки зачесались от желания намотать на кулак ее длинные волосы и драть суку до искр из глаз, до стонов и криков, мять полуголое тело в руках, проводить грубыми пальцами по тонким ребрам и оставлять засосы, впиваться зубами и клеймить. Выжигать тавро принадлежности.

Помню, как снесло крышу от понимания, что все эти чувства пробудила во мне дешевая подстилка, шлюха, до усрачки красивая давалка, успевшая ублажить вагон мужиков до меня…

Не отрываю взгляда от своей жены и принимаюсь избавляться от одежды, расстегиваю и отбрасываю рубашку, а перед глазами вспышками кадры моей встречи с очередной заказной моделью.

Дикая кошка, которую я собирался отодрать и слить на утро, стала для меня всем.

До нее было многое. Успел устать от на все готовых шлюх, подставляющих задницы и отсасывающих по первому требованию.

Игра на контраст от очередной модели заинтересовала. Вызвала желание понять, в кого играет мой презент.

А оказалось, что не играла. Честная с первых слов и криков ненависти. Полюбил ее. С первого взгляда запал.

Не я отнял у нее свободу.

Она поработила меня.

Провожу пальцами по овалу лица. Многое пережили с ней. От ненависти до любви и обратно на скоростях гоняли.

Красивая. Кожа – фарфор.

Открывает глаза и смотрит на меня. Разбудил все-таки.

– Ты еще не ложился… – губки складывает.

– Дела, – коротко отвечаю и зарываюсь пальцами в мягкость волос, натягиваю немного, заставляя приподняться.

Тянется за моей рукой, а я балдею от открывающегося вида.

– Помнишь, какой сегодня день? – шепчу в приоткрытые губы и выбиваю вздох.

Жизнь назад в полночь очередную полуголую девку бросили к моим ногам, повязав презент бантом.

Кто знал, что эта встреча изменит всю мою жизнь. Станет точкой невозврата, разделив все на до и после.

Интересная игра цифр.

– Ваня…

Хриплый голос натягивает нервы струнами и заставляет отбросить лишние мысли…

Ловлю губами сбивчивый шепот, провожу носом по щеке, принюхиваюсь. Прикрывает глаза и отдается на растерзание моей жестокости.

– Как же от тебя охренительно пахнет моей женщиной…

Разрываю сорочку и отшвыриваю тряпку в сторону, прикусываю молочную, белоснежную грудь, рука ползет к кружевным трусам…

– Уже вся потекла… – облизываю пальцы, ощущая острую сладость.

– Возьми меня, Ваня. Так же, как тогда, – шепчет рвано.

Ухмыляюсь, ловлю затуманенный взгляд.

– Как тогда вряд ли получится, больно уже не будет…

Ловлю лукавый блеск глаз, пальчиками хватается за мою шею и приподнимается, трется острыми сосками.

– С тобой всегда больно, невозможно насытиться. Хочу, чтобы трахнул жестко. Всю ночь имел, пока сознание от наслаждения не потеряю.

Провожу большим пальцем по спелой нижней губе.

– Ты сама попросила, радость моя…

Проводит языком по фаланге и берет глубоко в рот, сосет умело, как люблю. Хватаю за шею и ставлю на колени, заставляю смотреть снизу вверх и в нетерпении кусать губы.

– Моя шлюха. Только моя.

Целую сочный рот и отпускаю, позволяю взять инициативу в тонкие пальчики.

Ухмыляюсь. Изменения есть, конечно. Сам натренировал свою голодную ласковую кошечку со сладкой киской.

Прояви Аврора подобную прыть и опыт в первую встречу…

С первой секунды она была больше, чем разовая шлюха, и если бы пришла ко мне наученная всему, я бы охуел и исполосовал ее всю за то, что под другими была.

Всегда кровавым был, оттого и кликуха.

Поднимается и слизывает капельку пота с моего пресса, бряцает пряжка ремня, выпуская член из брюк. Опускается, не отрывая от меня взгляда, достает до нутра и заставляет хотеть ее так, что все тело пульсирует от боли.

Раздвигает губы в чувственной улыбке, а затем тонкими пальчиками ухватывается за стержень, проводит языком по стволу, делает круговое движение и берет глубоко.

Моя опытная шлюха, от которой меня уносит.

Отшвыриваю ее на подушки, наваливаюсь сверху. До сих пор вид распятой подо мной Роры заставляет слюну накапливаться во рту. Облизываю маленькие горошинки затвердевших сосков, пробую и не могу насытиться. Вкус, запах – все пьянит в ней.

– Ваня, не мучай, пожалуйстааа, – скулит от возбуждения, – хочу почувствовать тебя внутри…

Зеленые глаза распахнуты, моя маленькая бездна, мое удовольствие. На пушистых ресницах дрожат слезы.

Не могу больше терпеть. Раздвигаю длинные ноги и отодвигаю кружевную преграду.

Застываю у входа.

Громко всхлипывает, трется мокрой щелью о головку, пытается насадиться. Ухмыляюсь, ловлю ее голодный взгляд.

– Не думала ведь, что станешь по-настоящему моей, да, Рора, когда рвал свою необъезженную суку и когда исполосовала меня всего ногтями и кончила, оставив свою девственность у меня на члене?

– Кац, ты всегда был психопатом! Не мучай, возьмиии…

Хныкает, когда провожу головкой по мокрым складкам. Смотрю в глаза, наполняющиеся чистыми капельками слез.

Льнет ко мне вся, трется, и проводит языком по шее, прикусывает подбородок, впивается в мой рот.

– Я тоже могу поиграть, – улыбается, предвкушая. Заставляет кровь в венах взорваться от адреналина и похоти, член болезненно дернуться, а яйца потяжелеть.

– Моя хищница.

С силой насаживаю ее на себя, выбиваю крик.

– Ммм…

Балдею от того, как стонет мне в рот и начинает метаться под силой остервенелых ударов, закатывая от наслаждения глаза.