Текст книги "Принцесса для киллера"

Глава 43

Хочется расплакаться от чувств, которые испытываю к киллеру, и того, как грызет меня раскаяние, алкоголь и вина… перед Даней, который с самого детства был всегда другом, жилеткой. Мы оба дети своих родителей, которые во всю противятся системе.

– Завязывай, сказал.

Цедит слова и смотрит так, словно видит меня во второй раз в жизни. Холоден. Спокоен. На фиг я ему не сдалась со всеми своими чувствами и переживаниями. Бесчувственное животное, которому только бы добраться до моих мокрых трусиков.

Ненавижу!

– Маша…

Смотрю в глаза, покрывающиеся изморозью, Гринвуд звереет, но при этом лицо – маска, чистое, без эмоций.

Искры летят, кажется, что между нами огненная нить, потому что уже провода горят, фитиль подожжен и должно рвануть так, что снесет все в сторону.

Вскидываю подбородок. Я не терплю, когда мне приказывают. Я свободна, как ветер. Неужели не понял, что всегда, когда меня пытаются прогнуть, я рикошечу.

Да, глупая, да, борзая, словом, рыжая.

Замечаю, как сглатывает, и мощный кадык, наполовину скрытый высоким воротом рубашки, дергается.

Черт, я хочу прильнуть к этому монстру и приласкать хищника с дикими замашками деспота.

– Почему пьешь, Мэри?

Вдруг задает вопрос и у меня чуть челюсть не отвисает, неужели понял, прочувствовал меня?!

Отмахиваюсь и включаю стерву.

– Гринвуд, ты что, решил заделаться психологом?! Твои хамоватые фразы как-то не вяжутся, не находишь?!

Брови смыкаются на переносице. Не нравится. Потерпит. Не маленький. Мне тоже не очень приятно слышать его грязные словечки.

Хотя, вру. В его устах эти слова становятся чувственными и порочными, заставляют трусики увлажняться, а в самом сокровенном местечке ощущается пустота, которую может заполнить только этот горячий мужчина.

– Кусаешься, потому что знаешь, что не отвечу. Ты ведь чувствуешь себя со мной в безопасности, не ждешь удара. Только я умею наказывать, Машенька. Выстанывать заставлю за каждое слово, брошенное с такой небрежностью. Будешь боль с наслаждением путать.

Закусываю губу. В принципе, я уже поняла, что он имеет определённые познания. Надо ведь знать, куда бить, чтобы укладывать противника на лопатки.

И мне бы заткнуться и прислушаться к дельному совету, ведь, в принципе, я понимаю, что Джокер прав…

И вообще я не пью. Вот совсем трезвенница, просто… все из-за него! Из-за той неразберихи, которую этот несносный, грубый мужчина поселил в моей душе, приведя все в состояние апокалипсиса.

Только я тоже без тормозов и продолжаю цапаться:

– Человеческое тело – огромный сгусток нервных окончаний. Те же рецепторы могут откликаться как на боль, так и на приятные импульсы. Все дело в мозговых долях. Хочешь послушать лекцию по анатомии от будущего врача?

Прищуривается и в свинцовых глазах проскальзывают веселые искорки. Я что, забавляю этого психа?!

Мне становится как-то совсем не по себе и выпитое узлом сворачивается в желудке. Смотрю в надменное, наглое лицо простого парня из низов и чувствую, что он огромная гора и даже не в мышцах и силе, которой пропитано каждое его движение, дело. В нем есть характер. Бешеный драйв.

А еще прямо сейчас меня безумно тянет к этому мужчине. Понимаю, что пора заканчивать дискуссию, о чем и спешу сообщить.

– Не стоит больше продолжать, Фил.

Ухмыляется нагло.

– Очень даже стоит. Знала бы, как именно у меня сейчас стоит…

Чуть не давлюсь. Откашливаюсь. И в шоке смотрю в стальные глаза.

Я правда сейчас это услышала?!

Больше нет бешеного холодного взгляда. На краткую долю передо мной проявляется незнакомый Гринвуд, которого я явно чем-то веселю.

– Ты похожа на грозного маленького хомячка, хотя нет, на белку. Такой рыжий пушистик, приходящий с утренним похмельем и выдирающий мозг.

Теряюсь от теплоты, которой пропитано каждое слово. Открываю и захлопываю рот, как рыбка, выброшенная на берег.

Я знаю, как отбивать удар, а вот на ласку реагирую странно. Опытный мужчина опять дезориентирует.

И мне хочется, чтобы никого здесь не было и на мне не было этого дурацкого зеленого платья. Красивого, но жутко неудобного… и я желаю лицезреть Гринвуда без одежды, голого, нависающего и берущего меня всю целиком, без остатка…

Гринвуд не спешит от меня отходить. Смотрит прямо в душу, взглядом имеет, ставит клеймо на каждом кусочке открытой кожи.

Только взгляд, а кажется, что прикладывает огненное тавро и оставляет незримые отпечатки принадлежности.

Дыхание страшно учащается, и без того узкое тяжелое платье начинает давить на грудь.

Сумасшедшая! Неужели я запала на ассасина?! Или просто гормоны берут верх?! Сложно противостоять Гринвуду и еще сложнее понять, что именно происходит со мной.

Тот, кого я должна априори избегать и обходить десятой дорогой, беспрерывно возникает на моем пути.

Не могу больше выносить его молчание. Подхожу к столу и ставлю коктейль, при этом я подхожу настолько близко к Филу, что, когда наклоняюсь, чтобы забрать сок, немного касаюсь плечом его сорочки. Одно касание, а меня простреливает током. Быстро беру бокал, но прежде, чем уйти, слышу легкий, чуть хрипловатый голос:

– Девочка с запахом вишни…

Не отвечаю и отхожу. Все тело покрывается мурашками и меня знобит.

Не хочу чувствовать его рядом, не могу. Он чужой. А я… я дура, которая предает светлые чувства друга детства из-за животной похоти сильного, брутального самца, который просто заинтересовался мной, потому что частенько даю ему по носу. Наверное, азарт хищника бурлит в крови.

Улыбаюсь гостям, беседую и больше не делаю ни глотка, а сама слежу за Джокером. Огромный мужчина смотрится горой и под изысканным пиджаком виднеется перевязь с оружием.

– Вооружен до зубов и дико опасен.

Подмечаю, как переговаривается по наушнику. К нему периодически подходят другие охранники. Также замечаю Змея. Главу службы безопасности отца. Страшный мужчина с татуировкой ползучего гада на виске. Эта татуировка тоже отличительная в криминальном мире. У отца, например, на спине набиты купола.

От слежки за интересующим объектом меня отвлекает визгливый голос:

– Ри! Моя Ри! – кричит высоченная, худющая блондинка, чмокнув меня в обе щеки.

С трудом удерживаю себя, чтобы не сморщить нос.

Офелия. Моя кузина. Ее мама фанат Шекспира. Итогом чего стало интересное имя для дочери.

Следующие полчаса меня вводят в курс всех сердечных похождений, но на имени пятого бойфренда я выключаюсь и воспринимаю треп кузины как некий бубнеж, бла-бла-бла и в какой-то момент она заканчивают следующим:

– А еще я подала документы в “Элит Моделс”, хочу попробовать, – радостно вещает красотка с чуть подправленными чертами. Нос изменила явно и разрез глаз.

– О, это супер, удачи тебе? – отвечаю излишне весело.

– Можешь попросить Рору, чтобы замолвила за меня словечко? Она ведь до сих пор имеет вес в мире моды.

Прикусываю губу. Мама этого не любит. Она никого по блату никуда не пихает. Да и говорит, что у каждого свой путь и быть виновной в неудачах не хочет.

Поначалу я не понимала суть ее мысли, а потом до меня дошло, что если она похлопочет за кого-то, а там не получится взлета, то претензии из-за несостоявшейся карьеры будут предъявлены маме. Той, кто помогла и в закулисье модельного бизнеса ввела.

Смотрю в обычно надменное лицо Офы, которое сейчас блестит подобострастием, и пытаюсь как можно дружелюбнее ответить:

– Я передам твою просьбу, но ничего гарантировать не могу.

От меня не убудет, я действительно скажу, но мама ни за кого не поручается. У нее свой кодекс и правила.

– Ты супер! Спасибо! Спасибо! Спасибо!

Офелия мысленно уже заключила контракт и стала лицом топового бренда. Пытаюсь немного достучаться до родственницы.

– Я ничего не обещаю, Офа. Я не знаю, сможет ли мама помочь.

– Это уже очень хорошо, Ри! Спасибо! Я твоя должница! Проси все, что хочешь.

Ухмыляюсь. То, что я хочу, мне никто не даст.

– Слушай, – вдруг тянет гласные она, – ты везучая. Мужики в охране зашибись. От таких хоть из трусиков выпрыгивай. Особенно парень со шрамом хорош, и еще тот взрослый с татуировкой змеи на виске. От них веет угрозой и тестостероном. Прям пощупать хочется эти литые мускулы, ммм… лапочки, – закатывает в предвкушении глаза.

От ее слов меня перекашивает. Просыпается желание настучать по голове дурехе.

Лапочки?!.. Это Змей лапочка или Джокер, и еще до фигища злых солдат, которые приучены выполнять приказы отца по свистку?

– Они всего лишь подчиненные. Обслуживающий персонал. И я думаю, что рассматривать служащих с подобным уклоном как минимум некорректно, Офа.

Да. Я стерва. Знаю, и когда нужно, умею бить словами и заставлять чувствовать себя в моем присутствии не особо комфортно.

Улыбка сползает с лица моей собеседницы и губки поджимаются в обиде. Пусть так. Зато в себя пришла.

– Не забудь сказать миссис Кац о моей просьбе, – бросает резко.

– Непременно все передам.

Торопливые шаги и вот я опять одна. Замечаю Гринвуда. Ловлю его взгляд и мне становится страшно и обидно от той пустоты, которую там читаю.

Лицо совершенно без эмоций. Киллер сейчас наблюдает за целью.

Фиксирует каждый шаг, жест, даже кажется, что, находясь вдали, он слышал, что именно я говорила…

Хотя… бред.

В этой шумихе это невозможно.

Глава 44

Гости с удовольствием общаются, когда внимание всех присутствующих приковывает к себе ведущий мероприятия.

– Друзья! – проговаривает в микрофон мужчина. – Сегодня в узком кругу близких родственников праздник! Семейство Кац отмечает значимое событие. Двадцать пять лет брака! Искренне желаем прекрасной семье процветания и благополучия!

Собравшиеся весело улюлюкают и аплодируют в поддержку сказанного. Обращаю свой взор на мать, которая в ответ на поздравления элегантно поднимает свой бокал.

– Чин-чин, – отвечает на тост.

Вечер наполняется смехом и не перестающим потоком тостов и добрых пожеланий. Семья у нас не то, чтобы большая, но людей хватает.

Смотрю на родителей. Отец. Высокий пепельный блондин выглядит опасным противником. Физически очень развит. Не сказать, что красивый. Лицо слишком жесткое. Но он притягивает к себе взгляд. Мама рядом с ним выглядит совсем молоденькой, воздушной. Никак не могу понять, как она смогла полюбить Ивана Кровавого. Но рядом с ним она вся светится женственностью и спокойствием.

– Просим! Танец! – слышу крики гостей и улыбаюсь.

– Танец! Танец! Танец! – хлопаю в ладоши и весело вторю просьбе.

Звучат первые такты старой неаполитанской песни. Мама любит классику.

Прикусываю губу, наблюдая, как Иван ведет Аврору в танце. Нет никаких сомнений, кто главенствует в этой паре. Сила и сдерживаемая мощь сквозят в каждом движении отца. По суровому лицу ничего не сказать. Папа почти никогда не улыбается и глаза у него холодные.

Он не проявляет чувств. Всегда приказывает и заставляет всех вытягиваться в струнку. Я дочь человека, не знающего жалости, страшного в своей жестокости.

Моя мамочка, наоборот, улыбчива, приковывает взгляды своей открытостью.

Контраст. У них все на контрасте.

Музыка еще играет, но отец делает взмах рукой, приглашая другие пары присоединиться к танцу, а сам закругляется.

Аврора, наконец, за весь вечер отвлекается от разговоров ни о чем и садится за наш столик, внимательно смотрит на меня.

– Я заметила, ты о чем-то беседовала с ассасином, – немного приподнимает бровь и прищуривается. Знаю этот взгляд. Рора что-то почувствовала, так что отвечаю предельно честно.

– Охрана бдит и следит, чтобы я не опозорила честь семьи, напившись на скучнющем празднике.

Смех матери легкий и заразительный.

– Рири, ты невыносима! Даже здесь нашла, к чему придраться.

– Ну, мам, я на дискотеку хочу, в клубе со сверстниками отплясывать, а не слушать кудахтанья Иванны.

– Понимаю, Ри, крепись, скоро домой поедем.

– Супер. Сниму ведьмино платье, хотя, нет, пойду достану из кладовой метлу и устрою шабаш, допеку парней из охраны.

Мама смеется уже в голос и, забавно вытянув лицо, вытирает слезы, чтобы тушь не потекла.

– Ты невыносимая маленькая рыжая зараза! До жути очаровательная, но шипастая. Хотя, мне нравится, что ты именно такая.

– Какая, мам? – ухмыляюсь и закидываю маслину в рот, жую, не очень уж культурно причмокивая.

– Открытая, честная, шебутная немного. Что в голове, то и на языке, но это совсем неплохо, родная. Ты без двойного дна.

– Тебя послушать, я прям вау, но мне слишком далеко до идеала.

– Конечно далеко, – кивает Аврора и поясняет: – Этого пресловутого совершенства не существует. Доченька, ты прекрасна такая, какая есть. Со всеми твоими тараканищами, которые очень даже миленькие и безобидные.

– Кстати, о тараканищах, Мит так и не приехал… Я ждала, что он, как всегда, что-нибудь выкинет и завалится в последний момент.

Аврора на миг замолкает, грустит.

– Он не сможет. Дела не отпускают. Я тоже ждала, но он слишком категоричен.

– Ты слишком тактична, ма, сказала бы, что баран упертый, было бы ближе к истине.

Щелкает недовольно языком и хмурится.

– Твой брат человек слова. Да, он очень своеобразный и заскоков много, но одного не отнять. Он никогда не подведет.

Смотрю в обеспокоенное лицо и пожимаю плечами.

– Знаю…

Аврора вдруг берет меня за руку и сжимает легонько.

– Рири, в последнее время ты что-то вся в мыслях, мне кажется, тебя что-то мучает, если у тебя есть вопросы, смело задавай. Сегодня ты весь вечер будто сама не своя…

Я пока не очень понимаю ситуацию и вопросы даже сформулировать хотя бы для самой себя не могу…

– Все нормально, мам, я просто не очень люблю такие посиделки.

Аврора берет паузу, затем произносит спокойно:

– Мой маленький рыжик. Захочешь поделиться своими мыслями, помни, я всегда рядом.

Смотрю в проницательные зеленые глаза и молчу. Что-то внутри дрожит, но сейчас не место и не время грузить мать своими проблемами.

– Обязательно, мам, мы поговорим.

– Хорошо! Ловлю на слове, зайчонок.

– Мам, я люблю тебя…

Глава 45

Смотрю в тарелку с салатом и гоняю несчастный черри по кобальту уже полчаса. Как-то незаметно остаюсь одна за столом и утыкаюсь в телефон. Листаю ленту в социальных сетях и выхватываю статейки про Димитрия.

“Мажоры гуляют жарко”

Оглавление статьи не нравится. Листаю фотографии горячей вечеринки на яхте. Брат сфотографирован с девицами в купальниках и с другом. Читаю имя под фотографией: Тайгер Ривз.

Красивый мужчина в окружении развратных и готовых на все женщин выглядит органично, весело, но взгляд ледяной, потусторонний. Так смотрит Фил.

Это лицо убийцы, безжалостного и кровожадного монстра.

– Черти что мерещится уже…

Вздыхаю и откладываю телефон. Я в каждом мажоре уже бандита готова видеть и киллера.

Поражаюсь тому, насколько мы с Митом в разных мирах обитаем. Он отжигает на свободе, а я могу лишь мечтать об этом. Ну, то есть я не мечтаю об оргиях и групповухах на яхте, а просто хочу оказаться где-нибудь в открытом море свободная, как рыбка, плавающая в тех водах, в которых хочется.

Может, жизнь ее будет коротка, и она попадет на зуб акуле, но зато ей дана свобода…

Кстати, о клыкастой живности. Поднимаю взгляд и напарываюсь на ледяные графиты, вспарывающие меня, вскрывающие кожу миллиметр за миллиметром, простреливающие сердце и пуля не проходит на вылет, она застревает в груди и давит, заставляет что-то глубоко звенеть в предвкушении и трепете.

Двигает в мою сторону, подобно барсу, походка мягкая, плавная и это при его габаритах.

– Скоро вы покинете праздник. Готовься, чтобы без задержек. Приказ Кровавого.

Говорит сухо, четко, по существу. Голос командный, интонации ледяные, и от этого его обращения становится дико не по себе.

В голове щелкает обида. Хочет отойти, но я ловлю за татуированную руку.

– Что случилось, Фил?

Вопрос не очень, и я сейчас не особо блещу умом, но мне нужно узнать, куда пропал знакомый дерзкий парень и почему его место занял холодный расчетливый профессионал.

Выразительно смотрит, продолжаю удерживать крупные пальцы с широкими, красивыми лунками ногтей.

Одним взглядом наносит хлесткий удар, заставляя отдернуть руку, как от ядовитого жала.

– Ты, часом, прямо сейчас не обслуживающий персонал лапаешь, а, Маша? Я для тебя кто – лакей или прислуга? Так вот, ты, видно, не понимаешь, кто такой ассасин. Я никому не подчиняюсь.

Открываю рот и захлопываю. Невероятно. Он слышал мои слова, но как?!

Невозможно…

Прикусываю нижнюю губу и смотрю в свинцовые глаза, наполненные презрением, которое почему-то режет меня не хуже скальпеля.

Теряюсь под прицелом снайпера и опускаю взгляд.

– Как ты узнал, о чем был разговор?

– Читать по губам один из навыков ассасина.

Черт. Ведь просто хотела вправить мозги Офе, я ведь… я…

– Я не это имела в виду, – говорю от чистого сердца.

– Впредь, Маша, будь аккуратнее в выборе формулировок. Скажу так. Я не ванильный мальчик и с тобой, поверь мне, я просто сама обходительность. Но за базар я всегда заставляю отвечать.

Опять поднимаю глаза и почему-то лицо Фила размазывается. Понимаю, что внутри все щиплет от слез.

– Фил, просто она несла чушь, и я хотела достучаться…

– Малыш, я блядей на раз вижу и понимаю, что к чему без твоих пояснений.

В тебе я многое замечаю. Часто бесишь. Но, сука, я от тебя завожусь. На будущее – тормози на поворотах. По-любому. Я тебя трахну. Вопрос времени. И твой гандон – претендент в трупы, если ты его не кинешь в ближайшее время.

Только от тебя будет зависеть то, каким я буду с тобой.

– Самонадеянно, не находишь?!

– Правда. Все по чесноку. У меня все по прямой. Привыкай, лисичка.

Поворачивается и отходит, а я сжимаю клатч в пальцах и что-то внутри меня перестает противиться натиску зверя.

Вечер плавно заканчивается, и когда папа дает отмашку, я радуюсь, что нам пора домой, выдыхаю с облегчением.

Ноги, не привычные к шпилькам, сильно гудят. Да и вообще на сердце тяжесть. Мне плохо. Ощущение такое, что на меня надвигается что-то, а я никак не могу повлиять.

– Выдвигаемся, – командует отец и рядом с нами появляются охранники.

В сопровождении отряда направляемся к выходу.

Взглядом выхватываю могучую спину Джокера, который уже на улице переговаривается с другими парнями.

Стоит оказаться на воздухе, как теплый вечерний ветерок колышет волосы. Один из крепких мужчин открывает дверцу бронированного автомобиля, и я уже до безумия хочу шлепнуться на сиденье, снять модельную обувь, удобную версию испанского сапога времен инквизиции.

Замечаю, как папа притягивает к себе жену. Собственник. Я иду чуть в стороне от родителей.

Вижу профиль Авроры, которая светится счастьем. Мама улыбается и внезапно резко подается к отцу, а потом…

Мир взрывается и вокруг начинается настоящий ад…

Меня накрывает какофонией ужаса и боли.

Глава 46

Фил Гринвуд

Я отдаю распоряжения парням. Мы готовы и тачки стоят с заведенными двигателями.

Семейство Кац появляется на улице. Механизм работы отлажен, секунды требуются, чтобы пассажиры сели в авто и кортеж двинулся по трассе.

Все, в принципе, гладко, но вдруг включаются внутренние сирены. Работаю на чутье, действую, не думаю. Времени попросту нет. Фиксирую неладное за секунду “до” всех событий, которые происходят в следующее мгновение.

Всем существом бросаюсь к моей принцессе, и параллельно даю отмашку пацанам:

– Красный свет!

Мой крик сливается со звуком взрыва и выстрела, заставляет всех прийти в движение.

Сбиваю с ног Машу, падаю на нее, прикрываю девчонку собой.

Обхватываю ее голову руками, чтобы не приложить об асфальт.

Камни летят, осколки врезаются в кожу, ранят даже сквозь одежду, а я смотрю в испуганные зеленые глаза с расширенными зрачками. Моя девочка трепещет, до ужаса красивая, нежная.

Накрываю Машу, собой закрываю, оберегаю.

– Фил…

Стоном с дрожащих губ, а зеленые малахиты блестят, мерцают капельками слез.

Горю. Ничего не чувствую. Меня решетит, а я в ней себя теряю и сдохнуть рад, только чтобы моя принцесса жива была. Дышала, улыбалась и жалила своим острым ядовитым язычком.

Бездна в груди взрывается от понимания, что чуть не потерял свое дерзкое сокровище. Маленькая, хрупкая нежность в руках дрожит и слезы текут из изумрудных глаз.

Не могу удержаться и носом по щеке ее веду, принюхиваюсь. Вишенка. Спелая. Сочная, которую так и тянет сожрать и облизать, почувствовать, как мякоть кровавыми брызгами осядет на губах.

Держится за меня, цепляется за сорочку тонкими пальчиками, вцепляется все сильнее, чувствует, что защищу. От всего. От всех. Потому что моя она. Сразу понял, что не просто тянет меня к ведьме. Это другое. Похоть и животная тяга понятны, но вот та уязвимость, которую заставляет ощущать – что-то совсем другое.

Живая… Напуганная до безумия, но живая…

Грохот вокруг стоит страшный, секунда проходит, а кажется, что я в безвременье замираю, где только рыжая принцесса есть. Сука. И пусть вокруг армагедец, мне насрать. Главное – это чувствовать хрупкое, нежное тело под собой.

Так близко и интимно, что не чувствую гари и смрада. Дышу только ею. Наваждение. Мой опиум. Одержимость.

– Ч-что э-это?

Выговаривает с трудом.

– Тсс…

Все, на что способен сейчас. Не время для объяснений.

Боль, что прошивает тело искрами, не важна, я готов терпеть в тысячу раз больше, только лишь бы чувствовать ведьму под собой, чувствовать бешеный стук ее сердца.

Вокруг ад, а я сжимаю руки на ее голове, прикрываю всю, чтобы ни одна пуля не коснулась. Сам готов сдохнуть за нее.

Убью всех, кто осмелился вред причинить. Мое маленькое помутнение. Ведьма с зеленными глазами, проскользнувшая в самое сердце и вспоровшая все нутро своим ангельским личиком.

Ее слезы текут по моим пальцам, и я зверею. Внутри столбом поднимается ярость. Найду суку, устроившую покушение, своими руками замочу, кровью харкать заставлю, пока я кишки на щипцы наматывать буду.

Подтягиваюсь на руках, осматриваюсь, оцениваю ситуацию и принимаю решение.

Тащу свою добычу в укрытие. Бронированная тачка – крепость. Здесь ее не достанут. Закидываю девчонку внутрь, бросаю на кожаное сиденье и на миг залипаю на раздвинутых ногах с задравшейся юбкой, открывающей вид на прозрачное белье. А затем фиксирую порезы на ногах, сбитые коленки и стесанное бедро.

Все вижу. И зверею. Похоть. Злость. Адреналин. Ярость. Плохой коктейль.

Закрываю дверь и готовлюсь убивать.

Разворот и включаются инстинкты убийцы. Они не врожденные. Приобрел путем выживания в аду. Чую запах крови, здесь смертью и гарью несет.

На все уходят мгновения, но для меня замедленные кадры. Выхватываю детали, не обращая внимания на суматоху вокруг. Быстро оцениваю ситуацию. Судя по всему, работал снайпер, отвлекал внимание взрывом.

Вижу женщину на руках у старшего. Ее платье багровеет от густой и вязкой крови. Сейчас эмоции отключаются. Тело. Это всего лишь тело. Приближаюсь и осматриваюсь. Высчитываю угол попадания в цель и определяю траекторию выстрела.

Встречаюсь взглядом с Иваном. Сама смерть смотрит на меня блеклыми глазами, бездушными, пустыми. Мертвец. Ходячий труп, на руках у которого угасает белокурая красавица, так похожая на Машу…

Рассматриваю рану. Считываю нужную инфу, и разворачиваюсь через дорогу. Должна быть высотка или крыша…

– Думай, Джокер, откуда бы стрелял ты?..

Мгновения и наметанным взглядом киллера нахожу точку, откуда сработал снайпер.

– Сливается, ушлепок.

Срываюсь с места и бегу к тачке, сирены скорой, полиции и пожарных не отвлекают.

Запрыгиваю в припаркованный Гелендваген и вмазываю педаль газа до упора. Тараню трассу поперек, срезаю путь. Каждая секунда на счету.

Въезжаю на мелкие грязные улочки, которыми усыпан центр, пугаю пару-тройку бомжей, которые бросаются врассыпную, чтобы не попасть под колеса.

Практически не смотрю на дорогу, пригнувшись, выискиваю движение на крышах, снайпер, по идее, всегда уходит по верхотуре, пока не придет к подготовленной заранее точке спуска, где ждет тачка…

Сегодня полнолуние и луна освещает все не хуже прожектора. Плохой день для покушения. Значит, снайпер шел на риск, иной возможности ждать не хотел. Вывод. Срочный заказ.

Улыбаюсь в предвкушении. Во мне живет чудовище. Ассасином не просто так становятся. Это каста. Образ жизни, когда в человеке взрастает зверь. Хищные повадки, умения на грани возможностей организма.

Ты либо лучший, либо труп. Меня муштровали, когда еще совсем пацаном был. Взяли в элиту и учили. Жестоко, подло, наказывая и делая из человека оружие.

Ассасин – это смерть. Приговор. Встреча со мной всегда фатальна.

Есть закон.

Ассасин платит жизнью. Своей либо чужой.

Выхватываю тень, стремительно бегущую по крышам.

– Ну, привет, дружок.

Газую.

Веду быстро перепрыгивающего с крыши на крышу мужика. Понимаю, что нужно работать на опережение. Я улочками двигаясь на неповоротливом гелике, не возьму выродка, а побазарить хочется, костяшки прям чешутся.

Принимаю решение.

Надеюсь, верно все понял. Вылетаю на трассу, обгоняю другие тачки, лечу по встречке и немного теряю по времени.

Когда залетаю в переулок, понимаю, что все правильно вычислил. Вижу, как киллер запрыгивает в тонированную тачку и стартует.

– Достану!

Слышу скрежет собственных зубов и сжимаю руль, а перед глазами Маша, распятая подо мной. Бледная, запуганная и до одури желанная.

На мое покусился…

Преследую беглеца. Смертник вышибает шлагбаум и вылетает на территорию с ведущимися дорожными работами. Замечаю, как мужики в оранжевой форме чудом ускользают от встречи с капотом бэхи.

Подстраиваюсь. Лечу по серпантину с небывалой скоростью, на одном из виражей тачку заносит, выруливаю, чуть не сиганув в пропасть.

– В крови утоплю. Не уйдешь, падла.

Вжимаю педаль до упора.

Тараню тачку и прижимаюсь.

Мы балансируем на грани, танцы со смертельным исходом. Еще раз бью по тачке, пуская гада в вираж.

Впереди техника, трактор. Водитель бэхи особо не заморачивается и таранит преграду.

Слышу взрыв, грохот, пламя, взметнувшееся к небу. Все это остается позади.

Автоматная очередь по лобовому вынуждает пригнуться и вести машину почти вслепую.

– Ты достал.

Стекло не выдерживает и лопается под градом бронебойных пуль. Осколки врезаются в лицо огненными укусами, расползаются по шее. Не чувствую боли. Перед глазами только влажные изумруды, блестящие от слез и испуга.

Не отстаю от черной тачки.

Смерть стала привычной тварью, с которой я пью на брудершафт уже не первый год, но она всегда приходила за теми, кто давно играет в русскую рулетку. Такая уж тропка попалась. А тут девчонка под пулями оказалась, принцесса, безобидная, светлая, которой просто не повезло родиться в семье авторитета и носить фамилию Кац…

– Все сука, выбесил.

На повороте опять врубаю педаль газа на максимум и иду на таран бэхи. Если сдохну, то не один, прихвачу с собой киллера.

Влетаю на всей скорости в тачку, крутимся в смертельном танце на краю пропасти и машина врага отправляется в полет, а я ловлю нехилый удар, который приходится на грудную клетку…

Срабатывают подушки безопасности.

Странно, какой идиот придумал назвать этот таран “подушкой”?! Вмазывает так, что кажется, булыжниками огромными для начала в грудную клетку запустили, а потом перемололи.

Меня знатно корежит. Впрочем, как и железо. От гелика остается воспоминание.

– Черт, Джокер, соберись.

Двигаюсь, пытаюсь выбраться из переломанной тачки. Каждый миллиметр тела ощущается одной сплошной раной. Значит, шок словил. Ничего, скоро отпустит.

Открываю дверцу и выпадаю на асфальт. Шлепаюсь как мешок с картошкой, или яйцами. Хрен пойми, что у меня в мозгах. Все расплывается, и я начинаю дышать. Использую определенную технику. Задействую ресурсы организма.

Я много раз “почти” подыхал. Возвращать себе контроль над телом – первостепенная задача в любой экстремальной ситуации.

Когда у тебя схватка и ты получаешь удары от врага, ты можешь выжить только за счет быстрой реакции, но важнее всего умение прийти в себя, когда ты словил сокрушительный удар.

Дыши, Фил. Вдох-выдох и вот перед глазами проясняется, а боль отходит на второй план. Она не исчезает. Я конкретно чувствую натяжение в каждой мышце, ощущаю, как рвутся сухожилия. Фантомные явления. Может, сотрясение. Но это не важно.

В башке звон. Заставляю себя очухаться. Не время подыхать. Совершаю невозможное – встаю на свои две ноги. Не сломал, значит. Я, блядь, неубиваемый сукин сын.

Моя цель – достать снайпера, я делаю первые шаги и с каждым последующим Фил Гринвуд превращается в машину, безэмоциональную систему, нацеленную на конкретную задачу.

Спускаюсь к тачке и замечаю снайпера на земле в отдалении. Значит, вылетел через лобовое, приложился основательно.

Мне нужно, чтобы эта тварь была живой, у меня к нему вопросы. И добить хочется самому, чтобы пар спустить.

Сам порешу. Так решил.

Подхожу к наемнику. Сажусь на корточки и присматриваюсь. Он в черной маске с акульими клыками, нарисованными на месте рта.

Смешно.

Сейчас ржать буду, если легкие позволят.

Символично, блядь.

Тяну за пропитанный кровью кусок ткани и открываю морду убийцы.

– О как. Труп не совсем труп.

Злорадствую. Полудохлый. Значит, говорить будет. Все выложит, все заставлю вспомнить. Даже в какой палате родился. Душу выну, но имя заказчика он мне назовет.

– Кто заказ дал, падла?

– Пошел ты. Думаешь, такой крутой, что взял меня?!

– Ты больно разговорчивый для полутрупа.

Смотрит на меня заплывшими глазами, вся рожа в крови. Мерзкое ощущение испытываю, когда убийца почти мертвый взгляд на горле моем останавливает.

– Ассасин. Ты сам киллер. Знаешь же, мы люди сподручные, что приказывают, то и делаем.

– Да. Ты прав. Но ты не тот заказ взял. Слушай, башка звенит и мне тут не до трепа твоего. Сдам Кацу. Рядом с ним я сейчас практически твоя добрая фея-крестная. Не думаю, что Ваня будет базарить. Что Кровавый с тобой сделает, как думаешь?

Сплевывает кровью, со свистом воздух тянет. Легкое пробито, ребра сломаны. Отсчет на минуты пошел.

Нужно продавливать.

Иногда самое болезненное оружие – это слово. Им можно пользоваться, как хлыстом, и бить в самое сердце, ломать, выгрызать и вырезать.

Слово может быть больнее каленого железа, которое вливается огненной лавой в тело и выедает все. Я чувствую страх киллера. Мужик дезориентирован и мне легко удается пробивать сознание.

– Ты выдашь все и всех, лезвие скальпеля острое и кожа под ним режется мягко, как масло.

Паника в глазах, руками водит по земле, на рефлексах отползти пытается.

Как и сказал, ломать можно и без ударов. Иногда после одного-единственного разговора ты сдыхаешь.

Все боятся смерти. Но в определенных случаях – она спасение. Мужик напротив это четко понимает. Трусит перед тем, что живым в руки Кровавого попадет.

Осипший, подрагивающий голос снайпера подтверждает догадку:

– Много легенд про ножички Вани ходит… Кровавый любит потрошить заживо… – хохочет, как псих, окровавленным ртом с выбитыми зубами.