Текст книги "Принцесса для киллера"

Глава 30

Фил Гринвуд

– Джокер, ты где? Ты помнишь, что днюха у меня?

– Дела были, Север. Только все порешил. Скоро буду.

Иду к тачке и сажусь за руль.

Не спешу бить по газам. Смотрю в пустоту. Ночь опускается на город, погружает улицы во мрак.

Сжимаю руль. Все тело один провод высоковольтного напряжения. Давненько меня так не накрывало. Знаю метод, как пар спустить. Только вот не прет.

– Расслабься, Фил, – говорю себе, но не прокатывает.

У меня в мозгах конкретно засела одна рыжая стерва.

Даю себе мысленный пинок и завожу двигатель. Рассекаю по дорогам, а сам с Рыжухой своей.

За мыслями не замечаю, как подъезжаю до места встречи корешей. Стриптиз-клуб встречает грохотом музыки и девками, выкручивающимися на пилоне.

Прохожу вглубь. Взглядом отмечаю все входы и выходы, расстановку.

Привычка. Все на контроль. Выхватываю пацанов, сидящих с девками в обнимку в дальнем углу.

– Джокер. Уж думал, не придешь, все веселье пропустил.

Встречаюсь взглядом с рослым мужиком.

– Брат, с днюхой тебя, – бросаю на стол конверт. – Это тебе на бухло.

Ухмыляется и целует взасос полуголую девицу, которая вовсю елозит по Северу, будто уже отжаривается на вертеле.

Беру со стола бутылку и пью из горла. Смотрю на сцену, где девка выкабенивается в одних стрингах. Отмечаю зачетный шпагат.

Туса идет, мужики по бабам, а мне по барабану все. Я расслабляюсь алкоголем, глазею на зачетные тела, но меня не вставляет. Ничего не екает.

– Джокер, не кисни, – перекрикивает музыку дружбан и тащит телку в приват.

Не отвечаю. Делаю очередной глоток.

Музыка бьет по нервам. Голые тела особо не удивляют. Приятно поглазеть, конечно, но все по касательной, не затрагивает.

Засекаю приближение со спины. Напрягаюсь, но уже спустя доли секунд отпускает, не чувствую угрозы.

– Хочешь, скрашу вечер красивому скучающему мужчине?

Сексуальный голос. С хрипотцой. Может, и прокуренный.

Оборачиваюсь и смотрю в симпотное лицо наглой, едва одетой суки.

Взгляд проходится по длинным ногам, чутка прикрытым клочком блестящего платья, задерживается на узкой талии и выпадающих из декольте титьках с арбуз.

Анимешная бабенка. Зачетная. Высший сорт.

Ухмыляюсь и девица не тушуется. Садится совсем рядом. Кладет пальцы с длиннющими ногтями мне на бедро.

Приподнимаю бровь и встречаюсь взглядом с похотливой девахой.

– Вот это мышцы… – говорит с придыханием и прощупывает меня, поднимаясь пальчиками к ширинке. – Ты весь, как гранит.

– Рисковая. Не боишься руки распускать?

Вопрос задаю спокойно, а смуглянка бледнеет, чувствует угрозу, но быстро берет себя в руки и лепечет:

– Ты не хочешь развлечься?

Женские пальцы поднимаются еще чутка и накрывают стояк. Ее глаза расширяются, рот приоткрывается.

– Шокирована? – отпиваю из горла, а девчонка не теряется, прислоняется ко мне своими упругими сиськами.

– Приятно удивлена. Обожаю огромных мужчин. С достоинством, которое с трудом можно принять.

Так. Что-то оттянуться у меня настроение совсем пропадает. Тут пей – не пей. Все одно.

– Ясно. И что, все дырки готова предоставить?

Говорю резко. Достала.

Прикусывает губу.

– Да, как захочешь…

Запрокидываю голову и смеюсь, как припадочный. Замолкаю и ловлю ошалелый взгляд.

– Свалила отсюда.

Все бесит.

Я хочу секса. Дико. До искр из глаз. До одури. Мне нужен трах. Жесткий. Без тормозов. Без запретов.

Стояк у меня не проходит. Все внутри пульсирует и требует выхода. Яйца тяжелые, будто свинец в них закачан, и я хочу долбиться в нежное тело, выдирать, как шлюху, одну маленькую рыжую принцесску, но никак не бывалую шмару.

У меня стоит на Машу, а передергивать не хочу. Спустить можно, но это не расслабит.

– Вали на хер.

Зверею. Недотрах дает о себе знать. Скоро совсем с катушек слечу.

– Не гони. Умоляю.

Баба в слезы. Мотаю башкой. В чем прикол?

– Мне хозяин приказал обслужить по высшему разряду.

– Выслужиться хрен решил?

Кивает и губу прикусывает.

Пью. Вливаю в себя пол бутылки. Выбрасываю руку и тащу девку на себя. Кусаю ее губы и пробую на вкус.

Насыщаюсь быстро, отбрасываю так, что чуть на пол не отлетает.

– Скажешь, отработала. Джокер доволен. И чтоб я ни тебя, ни твоих подруг не видел рядом больше.

Вытираю губы и допиваю. Смываю вкус и ухожу. Мне здесь делать больше нечего. Дрочить на шалав не собираюсь.

Мне нужна конкретная девочка. Моя женщина. Та, которую собираюсь драть ночи напролет, пока не буду сыт.

Фальшивок не приемлю.

Глава 31

Мэри Кац

Короткий разговор с Дэниелом не принес удовлетворения. Подхожу к зеркалу и бросаю взгляд на свое отражение.

– Что тебе нужно, глупая Ри? – спрашиваю у зеленоглазой рыжей девчонки. Выдыхаю и отворачиваюсь. Сложно понять себя. Одному парню принадлежат все теплые воспоминания, объятия и первые поцелуи. Робкие, неумелые ласки.

А другой мужчина…

Джокер пугает своей резкостью, напором. Кажется, что набросится и изнасилует, будет брать и калечить, унижать и буквально вкатает в порок, в разврат. Отнимет. Уничтожит. Подчинит. Лишит шанса на самостоятельность.

Умываюсь и выхожу из уборной. Натыкаюсь на очередной шкаф из охраны, сторожащий меня у туалета. Морщусь. Хорошо хоть в кабинку со мной не ходят.

Возвращаюсь к матери и встаю рядом.

– Рада была увидеться, Анри!

– Мое почтение, дорогая.

Аврора кивает и получает прощальный поцелуй в обе щеки от воротилы индустрии моды.

Выходим из здания, и я опять погружаюсь в мысли и пропускаю момент, когда Рора легонько сжимает меня за локоть и смотрит в глаза.

– Ну что, по пицце, а, дочь?!

– Эм, я услышала то, что услышала? – округляю в ужасе глаза.

– Машуня, правила существуют, чтобы их нарушать, – весело подмигивает бывшая супермодель и тянет меня вниз по улице.

Прогулка по ночному городу немного развеивает.

Рора останавливается рядом с шумной пиццерией. Это даже не дорогое кафе, а просто обычная забегаловка, где сейчас полным-полно народу, но свободные столики все-таки видны.

– Давай сюда.

Мама тащит за собой, а я смотрю на красивую, ухоженную женщину, вышагивающую на нереальных шпильках с грацией пантеры вдоль прифигевших посетителей.

Люди сидят за столиками семьями или молодежными компаниями и обращают внимание на нашу пару.

Лицо Авроры узнаваемо до сих пор. Но здесь даже не шлейф бывшей супермодели играет роль, а ее энергетика, красота.

Такие женщины приковывают к себе взгляды.

В ней есть неуловимое обаяние, шарм, который заставляет взгляд приклеиваться к фигуристой блондинке.

Мы садимся за свободный столик, Рора поднимает палец и к нам подбегает расторопный парень в черном коротком фартуке.

Миссис Кац шустро делает заказ, выбирая все, что я люблю, и добивает меня в конце из предложенных напитков назвав сладкую газировку!

Офигеть! Очешуеть! Хоть стой, хоть падай!

Таращусь во все глаза на улыбающуюся Аврору и пытаюсь понять, почему не слышу в заказе ни одного наименования салата, зелени, диетического коктейля или еще чего жутко постного. Весь наш заказ – один сплошной калорийный взрыв.

– Мать, ты в порядке вообще? – спрашиваю, как только официант улепетывает от нашего стола со всех ног.

Вряд ли мы его напугали, конечно. Может, это сделали ребята из охраны, которые оккупировали все столики в окружении?

– Я-то в порядке, – задумчиво отвечает мама, и продолжает как ни в чем не бывало: – Рири, тебе не понравилось платье?

Просекла.

Пожимаю плечами в неопределенном жесте. Мне на обновку начхать вообще-то. Если для матери принципиально, я могу и надеть эту тряпку.

– Маша, опять прячешься? – внимательный взгляд и теплые пальцы накрывают мою руку.

– Да не прячусь я… – отвечаю и утыкаюсь в пустую тарелку, которую ставит передо мной официант. Мама пережидает момент, пока парень закончит с сервировкой, и опять убежит.

– Ты счастлива с папой? – задаю вопрос неожиданно даже для самой себя.

Аврора на мгновение прикусывает пухлую нижнюю губу и длинные пальцы с аккуратными ногтями принимаются играть с салфеткой. Проходит время прежде, чем я слышу мелодичный голос:

– С ним сложно, Мэри, очень. Но без него я не живу. Он мой кислород.

– Пффф.

Выдыхаю сквозь зубы. Не верится как-то. Может, имеется в виду удавка, которая сжимается на шее, лишая возможности дышать?

– Как ты справляешься с его характером?! Он – тиран и деспот. Неужели не хочется свободы, простых человеческих взаимоотношений, обычной, нормальной жизни?

Меня прорывает. Негодование берет верх. И хочется понять себя, понять мать.

– Машенька, иногда жизнь заставляет быть сильным и принимать определенные решения. Я не берусь судить или оправдывать, но твой отец – моя судьба и он защищает нас. То, что тебе кажется деспотизмом и контролем, на самом деле диктуется желанием обезопасить и сберечь. В мире есть много людей, которые хотят добраться до слабостей Ивана Каца, и если он и Димитрий для недругов недосягаемы, то у этих сильных мужчин есть две слабости, которые можно использовать в качестве рычагов давления.

Срываюсь. Не верю матери. Бросаю ядовитую фразу, которая бьет в цель и заставляет в чистых зеленых глазах Авроры блеснуть капелькам непролитых слез.

– Мама. Не заливай мне в уши эту высокопарную муть! Ты двадцать пять лет в клетке с монстром! Он тебя всего лишил! Ты была дивой, а он присвоил, связал по рукам и ногам цепями, заковал в кандалы. Думаешь, не вижу, что до сих пор тоскуешь по подиуму и по былой карьере?! Кровавый тебя захотел и лишил всего!

Аврора с грустью смотрит на меня, а мне вдруг становится плохо от того, какую гадость сказала. За то, что обидела и причинила боль близкой душе.

Самой от переизбытка чувств плакать хочется. Вот такая я непутевая. Сначала ляпаю, выпускаю шипы, не понимая, что раню до крови, и сама страдаю…

– Мама, прости… я не хотела…

Запинаюсь и замолкаю, потому что разговор прерывается парнем, расставляющим на столе наш заказ.

Молчим. Аврора смотрит на меня своими кристальными зелеными глазами. Красивая женщина, наделенная бесконечным обаянием, даже сейчас, когда я взорвалась, она спокойна.

Моргаю, потому что мама берет кусок сочной пиццы, блестящей от сыра, и вгрызается в мякоть белоснежными зубами, прожевывает и смотрит прямо мне в глаза, бросает вызов.

Одним взглядом и жестом дает понять, что не собирается ссориться из-за очередной глупой выходки непутевой дочери.

– Моя взрывная маленькая Ри… – наконец отвечает на мой затравленный взгляд.

Передо мной королева, умеющая держать лицо в любой ситуации.

Не могу так, чувства переполняют, а перед глазами другой мужчина. Страх перед его харизмой, уличными замашками заставляет убегать. Ужас перед его грубостью и одержимостью страсти не дает продохнуть.

Теплое прикосновение материнских пальцев к щеке отвлекает от тяжелых дум. Рора заставляет встретиться с ней взглядом.

– Маленькая моя, ты в том возрасте, когда все через край. Нет полутонов. Все либо белое, либо черное. Но поверь, родная, если бы у меня была возможность повернуть время вспять, и тайфун по имени Иван Кац вновь ворвался бы в мою размеренную жизнь… если бы у меня был шанс убежать, я бы осталась…

Он моя судьба, Мэри, мой мужчина. И несмотря на всю категоричность нрава и нелегкие времена, которые мы пережили вместе, он ни разу не был со мной действительно груб или жесток.

– Слабо верится, что ты сразу полюбила его.

Прищуривается и улыбается с хитрецой.

– В самую первую знаменательную встречу запустила в него подносом, билась и кусалась, пыталась покалечить его, убежать. Да и потом легче не стало: мы ссорились, как обезумевшие, но на самом деле сытый кот просто игрался с мышкой, приручал.

– Мам, я хочу свободы. Я не хочу вечно передвигаться под конвоем и жить в крепости. Я хочу гулять с парнем, держаться за руки и пойти в кино, как обычная нормальная девчонка моего возраста и… – замолкаю, почти проговорившись и назвав Дэни, отворачиваюсь и обнимаю себя руками.

Мать придвигается, тянет руку к моим волосам. Мы сидим близко и ей несложно приласкать меня, как в далеком детстве, поиграть с огненными прядками.

– Моя девочка, мы не вольны выбирать, в какой семье родиться. Ты дочь Ивана Каца и это будет нести определенный отпечаток на твоей жизни и судьбе.

– Мам, разве я многого хочу?

– Нет, Маша, не многого. Это все естественно и возраст у тебя, когда влюбляешься и хочешь все и сразу. Я понимаю. Но… Я помню, что тебе нравился Серебряков. Видела, как ты на него смотришь. Я всегда с тобой честна, Мэри, и сейчас не буду темнить. Я не вижу тебя вместе с этим парнем.

– Я не хочу быть беспомощной марионеткой, мам. Я хочу свободы выбора, я хочу распоряжаться своей жизнью по своему усмотрению, принимать решения, ошибаться и исправлять. Я хочу быть с тем, с кем хочу!

Последняя фраза бьет прямо в сердце и заставляет резко замолчать. Потому что перед глазами всплывает красивое лицо со шрамом. Не Дэн, а Джокер. Такой же, как и мой отец. Жестокий, продавливающий, подчиняющий.

Рора качает головой и отвечает спокойно:

– Время все расставляет по местам, Ри. Ты поймешь. Смиришься.

– Как ты, да? Ты была знаменитостью. До сих пор на тебя равняются, а ты все перечеркнула, все! Что это, если не порабощение?!

Не могу справиться с внутренним пожаром. Мне сложно принять слова Авроры. Кусаюсь, а сама просто не знаю, в какую стену биться от бессилия.

– Я ушла из модельного бизнеса и не жалею. У меня есть семья, мои дети, которых я люблю со всей силой материнского сердца, а еще я нашла себя в благотворительных фондах, которыми управляю.

Оглянись Мэри. То, что ты считаешь проклятием – для других счастье. Есть много детей, обреченных на голод и холод, их бросили родители, они никому не нужны. Вот горе. Вот трагедия. А то, что тебя любит и оберегает отец – это нормально. Сейчас ты считаешь это ограничением свободы, но придет время, и ты осознаешь все.

– Мама… Я просто жить хочу… – реву белугой, меня прорывает на истерику, потому что в сердце неопределенность.

Рора обнимает меня.

Закрываю глаза и вновь вижу себя в объятиях Гринвуда. Я сдаюсь под его напором, отдаюсь со всей страстью. Его ртутные глаза поставили свое клеймо на мне.

Оттого и страшно, что чувствую себя изменщицей и предательницей…

Рыдаю на материнском плече и ловлю тонкий армат ее духов.

– Веснушечка моя, не плачь. Ты у меня очень сильная. Ты – Кац и это говорит о силе духа. Все решаемо, все будет хорошо.

Заглядываю в теплые глаза, блестящие от непролитых слез.

– Мама, ты счастлива? Ответь честно, ты счастлива с папой?

Аврора на миг наклоняется, и шелковая прядка падает на чистый белоснежный лоб.

– Он моя жизнь, Ри. Мой вдох и мой выдох. Меня нет без него. Твой отец умеет любить со всей силой своего дикого нрава. Это сложно выдерживать, но мы две половинки одного целого, противоречие в единстве…

Слезы высыхают. Смотрю в лицо Авроры и в какой-то момент ловлю себя на мысли:

“Сложно быть дочерью Ивана Каца, наверное, сложнее быть только его женой…”

Глава 32

Просыпаюсь от грохота.

Вскакиваю с постели и понимаю, что дождь с силой барабанит по стеклам. Рокочущий звук за окном заставляет вздрогнуть.

Прилипаю к огромным окнам в пол. За прозрачным стеклом разгорается ураган. Природа беснуется, громыхает, вспыхивает яркими молниями, раскалывающими черные небеса и озаряющими все вокруг.

Это не обычный летний дождь, который часто у меня вызывает желание прогуляться босиком по зеленой траве или же забраться в конюшню и дышать запахом сена и лошадей…

Последняя мысль заставляет затаить дыхание. На сердце становится с каждой секундой все тяжелее. Предчувствие витает в воздухе, давит на виски тисками. Мне вдруг становится жизненно важно увидеть свою Демоницу, погладить ее длинную лоснящуюся здоровьем гриву…

Бросаю взгляд на антикварные часы, стоящие в углу. Круглый золотой циферблат с римскими цифрами, наблюдаю за стрелками и шариками, крутящимися вокруг своей оси.

Кажется, что это моя жизнь так же заворачивается в непонятную спираль.

Беру телефон. Захожу в контакты и нахожу номер, нажимаю на “Самовлюбленный засранец” и жду.

Долгие гудки, уже хочу сбросить вызов, как вдруг раздается хриплое:

– Оторва! Я только лег…

– Привет, Митрий, – отвечаю тихо, – как ты?

Пауза.

На другой стороне оглушительная тишина. Мне кажется, что я слышу шуршание… Словно Димитрий садится и приходит в себя, трет лицо, фокусируется.

– Маша, давай сразу и к делу. Где ты? Что случилось? Проблемы? – раздается уже серьезный голос брата. Опять слышу властные нотки, повелительные интонации, которые терпеть не могу.

– Дим, расслабься, просто позвонила, прикинь, даже по тебе иногда скучают.

Хриплый смех на другом конце света заставляет улыбнуться в ответ.

– Все супер, засранка. Гуляю, отрываюсь… что-то я яда в голосе не слышу, подозрительно как-то, с тобой все точно нормально?

– Все путем, – отвечаю ровно, – тут все газеты трубят о твоих тусах. Везде твоя наглющая морда.

– Ну я стараюсь, скажи, красавчик? – бархатный смех.

– Ты сама скромность…

– Как учеба, зубрилка, сессию небось на отлично опять сдала?

– Все нормально. Хоть кто-то в семье должен обладать мозгами. Ты к нам приедешь? Я соскучилась…

– Разок увидишь и опять цапаться начнешь. Знаю я тебя.

Улыбаюсь. Братец может быть обольстительным, когда отключает опцию долбанутого маньяка.

– Мит, ты ведь помнишь, что скоро годовщина свадьбы родителей? – спрашиваю осторожно.

Молчание в трубке кажется угрожающим.

– Я занят. У меня неотложные дела. Так что это без меня. Я папаню видеть лишний раз не стремлюсь.

– Мит, прекрати… – выдыхаю устало и братец сбавляет обороты.

– Язва, что-то ты сегодня подозрительно покладиста…

Прямо вижу, как зеленые глаза прищуриваются. Был бы сейчас здесь, прибил бы взглядом к полу.

– У моей оторвы все точно хорошо? – в вопросе сталь. Кажется, что он уже пушку достал и зарядил.

– Все хорошо, чудовище, – отвечаю грустно, – ты приезжай все-таки, мама обрадуется.

– Я тебя в больших дозах не переношу. Завязывай базар. У тебя все хорошо, у меня все хорошо. Плюс гулянка буйная была. Вырубаюсь. Так что. Чао-какао.

Отключился.

Не могу понять себя, но я просто отбрасываю коротенькую пижаму, надеваю джинсы, кеды и беру куртку.

Ненормальная. Да. Но я все-таки хочу проверить свою лошадку.

Тихонечко выхожу из комнаты и прикрываю за собой дверь, иду по пустынным коридорам, украшенным скульптурами, прохожу мимо белоснежных колонн. Особняк погружен в предрассветную дрему.

Спускаюсь по лестницам, ноги несут меня из дома под проливной дождь.

Льет действительно как из ведра. Стоит оказаться на улице, как я промокаю до нитки. Передергиваю плечами. Куртка нараспашку. Тоненькая маечка прилепляется к груди без лифа и неприятно холодит кожу.

– Дура, могла бы хоть зонтик прихватить! Вот вечно у меня так! Делаю, потом только думаю.

Ворчу, шмыгаю носом, но не возвращаюсь в тепло дома, упрямо иду в сторону конюшни, накидываю капюшон, который мало спасает от непогоды…

Упертость у нас семейная черта и раз мне взбрело в голову что-то, я это сделаю.

Мне нужно удостовериться, что все хорошо. Сердце бьется о ребра, отстукивает непонятный, неровный ритм.

Мне кажется, что случилось что-то, шестое чувство работает, или… моя дурость. Я не знаю. Просто упрямо иду под ливнем, дрожа от холода и обнимая себя.

Мне плохо. Я не знаю причин своего состояния, но порой такое бывает и единственное, что можно сделать в подобном случае – это развеять сомнения.

Я уже мысленно нахожусь в теплом деннике и обнимаю за мощную черную шею свою лошадку. В принципе животное, а для меня друг, выросший вместе со мной. Моя девочка, которой я часто рассказывала свои тайны и плакалась. Демоница всегда понимала меня, часто ударяла в плечо, чтобы я не особо распускала нюни и приглашала прокатиться, выветрить все глупые и тревожные мысли.

Захожу в слабо освещенную конюшню. Запоздало понимаю, что сегодня свет приглушен везде: и на улице, и здесь. Или мне кажется из-за общей непогоды и мрачности.

Вдыхаю запах влажной соломы и слышу мерный звук животных в стойлах. Быстро прохожу вдоль денников и останавливаюсь как вкопанная у совершенно пустого помещения. Сердце пропускает удар.

Демоницы нет!

Подлетаю к решетке и отбрасываю в сторону дверь. Залетаю внутрь узкого пространства и смотрю по сторонам с идиотским рвением обнаружить то, чего нет.

Лошадь не иголка, которую я ищу в стоге сена, но я продолжаю, как болванчик, вертеть головой в поисках, а на глазах уже слезы осознания и в груди колет страшно.

Нет моей малышки. Пусто. Вылетаю из денника и пробегаюсь по конюшне, ищу и не нахожу. Рыдание уже слетает с губ, но я упрямо брожу, пытаюсь найти Демоницу.

Руки сжимаются в кулаки и хочется взвыть.

Хлопок двери, шаги, кто-то пришел. Иду на звук и вижу Федю в водонепроницаемом плаще с ведром в руках, которое он ставит на пол. Он ранняя пташка, выполняет свои обязанности и за лошадьми следит отменно.

Конюх замечает меня и замирает. Смотрит в растерянности. Подлетаю и хватаю мужчину за руку, которую он быстро вынимает из моих холодных дрожащих пальцев.

– Федя, Федечка, где моя Демоница?

Мужчина как-то резко скукоживается и опускает взгляд. Молчит, теребит сморщенные старческие пальцы.

– Где. Моя. Демоница? – спрашиваю, добавляя в голос металл.

Я умею приказывать, хотя в глазах щиплет, а взор застилает пелена слез и боли.

Конюх мнется, потом как-то совсем тихо отвечает:

– Нет ее больше, мисс Кац… Ваш отец приказал. Опасная она…

Мне холодно. Мне дико холодно. Вот сейчас. В эту секунду кажется, что я превращаюсь в глыбу льда, остываю. Меня прошивает холодом. Грохот и ливень не снаружи, а в груди у меня громыхают, взрываясь ледяным градом.

– Он убил ее, да?! – шепчу, голос срывается.

– Мне очень жаль, Маша… очень жаль, прости… – отвечает Федя, тяжело вздыхая.

Наблюдаю за удаляющимся мужчиной. Он и так нарушил правила, дав мне информацию.

И за это отец может жестко наказать…

Смеюсь, как ненормальная, реву. Врач во мне четко осознает, что у меня истерика.

Отец узнал…

Иван Кац всегда наказывает провинившихся. Он не прощает. Никогда. Никого.

Идиотка! На что я надеялась?!

Меня колотит, зубы стучат.

– Моя лошадка. Моя девочкааа.

Из горла выходят только хрипы, а мне кажется, что мой крик сотрясает стены. Ненавижу! Как же я ненавижу свою чертову клетку и надзирателей!

– За что… за что? Как отец узнал?! – задаю тупые вопросы и раскачиваюсь.

Резкая вспышка боли простреливает сердце и собирается образом – лицо со шрамом. Только Джокер точно знал, что именно произошло.

Внутри все печет и кровоточит…

Я чуть не ору в голос, когда вижу темную громадную фигуру в кожанке, стоящую под проливным дождем.

Силуэт. Только лишь силуэт, но я четко понимаю, кто это.