Текст книги "Принцесса для киллера"

Глава 36

Аврора Кац

Иван меня не просто берет, он трахает до судорог, редко бывает нежен и приучил меня к своему аппетиту.

Играет моим телом словно перышком, разворачивает, заставляет упереть голову в матрас и ввинчивается внутрь, ударяет в матку.

Накручивает мое наслаждение, как пружину, доводит до судорог и отпускает, заставляет взрываться снова и снова.

– Теперь сама, хочу посмотреть, как натягиваешь себя на член, – говорит хрипло, приказывает, и я подчиняюсь, не задумываясь.

Кровавый заставляет себя слушать. Невозможно противиться, он прогибает, продавливает и отпускает.

Вцепляюсь ладонями в простыни, сжимаю зубы и насаживаюсь на огромный член, увитый пульсирующими венами, прошиваю себя и пытаюсь не кричать громко, голос уже сорван, связки напряжены, и я могу завтра вообще не произнести ни слова.

– Трахай себя, сильнее насаживайся… вот так… как же, блядь, это красиво…

Не выдерживает, кладет огромные ладони на мой зад и берет инициативу, не отпускает, натягивает без передышки, без устали.

Бьюсь под ним, ощущаю, как огромный пульсирующий член работает тараном, током сшибает. Накрывает мои плечи горячими пальцами и поднимает, заставляет откинуться, опереться спиной о гранит грудной клетки, изменяет угол проникновения, обнимает, словно в тиски зажимает. Ласкает нежно-нежно, пока член орудует внутри с чувственностью отбойного молотка, он аккуратно играет с сосками, крутит. Опускает руку к мокрым складкам, играется с клитором, нащупав точку чувственного наслаждения.

– Ваняяя, Ванечка, – рыдаю уже, не могу больше.

Не жалеет меня, размазывает влагу по лепесткам. Действует на контрасте. Ласка рук и безжалостная долбежка членом, пробивает жестко, жестоко, засаживает до упора. Натура у него кровожадная, порочная и во всем это проявляется. В жизни, в любви, в сексе.

– Кричи для меня, Рора, громко.

Рвано шепчет мне в шею и кусает, впивается в нежную плоть, посылая очередной болезненный импульс наслаждения, толчки становятся резче сильнее, захлебываюсь своим криком, когда струя горячей спермы ударяется вглубь. Иван буквально накачивает меня семенем и оргазм выбрасывает из реальности, погружает в темноту…

Лежу в постели истерзанная, уставшая, измученная. Все тело пульсирует от пережитого наслаждения. Муж всегда берет меня яростно, погружает в агонию. Поначалу я часто теряла сознание от кайфа под ним. Слишком слабой была, неопытной, да и сейчас с трудом выдерживаю его невыносимый темперамент.

К этому невозможно привыкнуть и приспособиться тоже. Поворачиваюсь на бок, кладу ладонь под щеку и смотрю в лицо своего супруга.

Для всех он Иван Кровавый. Жестокий человек, необузданный, страшный в гневе. Его боятся. Его ненавидят. Равнодушных нет. Не могу удержаться, и пальцы очерчивают суровые грани лица. Даже во сне переносицу перечеркивает напряженная линия.

Мой муж часто хмурится.

Не могу насмотреться на этого мужчину. С годами он как вино с выдержкой, становится лишь лучше, опытнее, сильнее.

Секс с ним – война. Он воин, берущий крепость раз за разом, взрывающий все мыслимые преграды и ломающий сопротивление. Так было в самый первый раз и до сих пор чувства, которые он заставляет испытывать, невозможно описать.

Казалось бы, нереально влюбиться в палача, но жизнь расставила все на свои места. Тот, кто изначально воспринимался врагом, стал надежным тылом, верным другом, непревзойденным любовником…

А те, кто когда-то были близки, оказалось, что предали, подложили под авторитета разовым материалом.

Отгоняю эту мысль, не хочу вспоминать…

Мы с Иваном обвенчались. Он захотел. По традициям его страны. В православном храме я стала его женой перед законом и высшими силами. Его всегда. На веки вечные в этой жизни и после смерти.

Изменила бы ли я хоть что-то в своей жизни, захотела бы никогда не встречаться с Иваном Кацем, человеком, отнявшим у меня все и отдавшим намного больше?

Нет.

Он мой муж. Отец моих детей. Жестокий. Непреклонный. Его любовь сложно выдерживать, но его равнодушия я бы не перенесла.

Принюхиваюсь к терпкому запаху моего мужчины. Он на мне, во мне, накачал меня всю собой.

Провожу по сильной груди, где под бархатом и теплом кожи по ощущениям литая сталь.

Иван спит чутко, приучен ждать удар и всегда на чеку. Уже хочу отнять руку, как резко открывает глаза и смотрит на меня твердым взглядом, словно не спал вовсе. У него страшные глаза, очень светлые, пугающие.

До сих пор заставляет мурашки бегать от одного взгляда. Рассматривает меня молча. Так много сказано за эти годы, что мы уже можем общаться вот так без слов. Просто смотрим в глаза друг другу.

Зажимает меня в кольце рук и укладывает на горячую грудь. Низом живота ощущаю, как мой мужчина опять возбуждается и горячий стержень упирается в меня.

– Рори, спи… – слово и я, как по команде, отключаюсь под сильный стук сердца любимого мужчины.

Глава 37

Фил Гринвуд

– Полная боеготовность. Движуха явно идет какая-то. Я вам, волкам, не просто так разбор полетов устраиваю. С каждого спрошу. Башкой и кровью отвечать за косяки будете. Замочу лично за промах.

Змей говорит по делу. Начальник службы безопасности Каца заправляет, контролирует и держит сектор мертвой хваткой. Матерый мужик с татухой на бритом виске, крепко сбитый, широкий в плечах головорез с бычьей шеей отбрасывает папку со свежей инфой.

Молча слушаю, рявкает, слюной брызжет. Бывалых мужиков, как молодняк, распинает. Закрытый кабинет вмещает в себя человек пятнадцать. Все собравшиеся, сидящие за круглым столом, не последние люди в синдикате.

Вслушиваюсь в речи Змея.

– Ситуация может быть спровоцированной или просто проверкой на вшивость. Бдительность у нас должна быть на уровне.

Киваю. Все по делу говорит.

Змей всех кипятком ссать заставляет. В миру Эд Крейг.

Только его по паспортным данным ни один смертник звать не станет, и прежде всего это благодаря татухе, набитой на виске – в виде кобры, раскрывшей капюшон.

Встречаюсь взглядом со старшим. Глаза не отвожу, кривлю губы сильнее.

– Джокер, сказать есть чего? Что по Серебряковым? Еще один гемор непонятный.

Спрашивает прищурившись.

– У меня информаторы исправно работают. Все чисто. Все просто охуительно, кристально чисто. Не присосаться. Сашке только в церкви псалмы петь.

– Может, правда чист? – задает вопрос Бурый и хмурит кустистые брови.

– Я выдаю только достоверную инфу и у меня компромата нет. Тут мутно все. Дела он исправно делает. Но все по договоренностям. Гладко. Если стрелки на Серебрякова и встают, то доказательств в ноль.

– Так, может, ассасин, ты роешь не в том месте? Не оттуда гнильцой веет?

Откидываюсь в удобном кресле и смотрю в глаза Змею. Резонный вопрос.

– Свежие трупы у меня. Двое пацанов. Я их за Серебряковым отправил понаблюдать, а их след простыл. Нашли, короче. Порешили друг друга в безлюдном переулке. Один корешу ножичком брюхо вспорол, а в ответку пулю словил. Итог – инфы нет. Висяки есть.

– Так че распинаться? Обоих Серебряковых в подвал и разговор по душам. Будет тебе и инфа, и решение.

Перевожу взгляд на Шакала. Хант. Рулит востоком территории. Вот здесь ваще тормозов нет и башки, походу, тоже.

Не отвечаю. За меня это делает Кровавый.

– Беспредел просто так мы не разводим. У меня врагов много и партнеров тоже. Так можно подвал до предела забить.

– С Серебряковых глаз не спускать. Любого, кто против меня пойдет, в порошок сотру. Все отниму и на колени посажу на место псины у ног.

– Парни все перерыли. Пока чисто. Есть, конечно, темы, но это вилами по воде.

– Ну так его счастье, если маза лажовой будет. Живым уебок останется и при деньгах. Счетчик не включу. А если крысятничает за спиной, то всего лишу. Я поднял хорька. Я и опущу.

– Пацанов не снимаю, значит.

Все правильно.

Пушку на готов и ответку включай. Тебе ножечек, ты свинцом утрамбуй. Бей сильнее. Бей наповал, чтобы сучье не встало и другим проверять тебя на крепость в лом было.

Мужики расходятся. Выхожу со сходки, а сам не тороплюсь уходить, красавицу хочу свою увидеть и медленно иду в сторону ее крыла, как вдруг в прозрачной стене коридора, ведущего в корпус с развлекательным комплексом, вижу размытый женский силуэт и волосы длинные кровавые.

Что-то с силой бьет и тянет за ней. Ведьма. Моя притягательная маленькая лисичка. Слежу и бесшумно ступаю след в след. Я умею быть незаметным и двигаться мягко.

Повадки не сказать, чтобы впитанные с молоком матери, ведь я эту суку в глаза не видывал, не то, чтобы еще ее сиську сосать.

От воспоминаний передергивает.

Вижу затхлую трущобную конуру с бесчисленным количеством бутылок, разбросанных по комнате. Битое стекло везде. Я режусь об него постоянно и раны не успевают затянуться.

– Ублюдок! Ты какого приперся без бухла?! – удар в щеку и слабое тело отлетает в стену.

– Я принес, ты же только что выпил и отключился! – по ушам бьет мальчишеский голос, дрожащий, визгливый, пропитанный страхом.

Заросший мужик в грязной облеванной майке нависает надо мной и тянет за волосы, заставляет взглянуть в сумасшедшие отекшие от пойла глаза.

– Тогда, сучонок, пошел и принес мне еще на опохмел!

Реагирую на кулак, летящий в меня, что-то внутри щелкает, упираюсь ногами, с силой бью головой в пропитую харю и коленом в мягкий обрюзгший живот. Отец поскальзывается от неожиданности, заваливается, шмякнувшись об пол и поранившись щекой о битое стекло.

Замираю. Леденею. Страх мерзкими щупальцами сжимает горло, душит сомнением.

Я его убил?

Страшная мысль заставляет все внутри содрогнуться. Меня начинает трясти, но агония не длится долго, спустя мгновение слышу звонкий пьяный храп.

– Повезло тебе, Фил, сегодня ночуешь не на улице. Хотя, повезло ли? Утро настанет быстро, и расплата придет…

Факин шит! Надо было вспомнить. Злюсь. Не люблю возвращаться к прошлому. Интересная у меня семейка была. Отец пьянь, да и мамашка разовая шлюха, залетевшая незнамо от кого и решившая свою орущую проблему, подбросив ребенка одному из клиентов…

А сама свалила.

Весело я рос. Отец забивал собственного сына до полусмерти, хотя не факт, что я именно его сын. Может, оттого и избивал, что родную кровь не чуял. Лишний рот.

Дети в трущобах часто голодают. Не я первый, не я последний.

Кому-то больше везло и окочуривался в младенчестве, кому меньше. Дальше был детский дом. Не сказать, что стало легче. Наоборот. Пришлось изворачиваться и быть шустрым, пока не пришла закалка и опыт выживания.

Глава 38

Выныриваю из воспоминания и обнаруживаю себя стоящим в огромном пространстве СПА-зоны с бассейном. Разглядываю приличный такой пул, как для олимпийских соревнований.

Цепляю взглядом рыжую девчонку в безразмерном махровом халате. Смотрю, как раскладывает вещички на шезлонге.

Зависаю, когда понимаю, что притопал за своей лисичкой и сейчас из тени наблюдаю, как девочка готовится к заплыву.

Тонкие пальцы играют с узлом, пытаясь развязать. Взмах головой, и она откидывает волосы за плечо. Кажется, что кровь на девственном полотне.

Красиво.

Тянет к ней. Наконец, развязывает пояс и снимает махровую херню. Сглатываю от вида аппетитного зада в трусах танго. Купальник у Маши раздельный. Тело красивое. Глаз не могу оторвать.

– Фак, у меня встал…

За секунду готов к траху только от вида ее упругой задницы.

Рассматриваю, как псих, свою ведьму.

С разбега прыгает, плавно, без особых брызг входит в воду. Мне за ней сигануть хочется и в воде отыметь. Тело ломит и скручивает от желания. Сжимаю руки в кулаки. Я давно сам себя не удовлетворяю, шлюх много и отрабатывают они на мне и подо мной по полной.

А тут…

Заставляю себя стоять и смотреть.

Отмечаю, что девчонка отлично справляется. Вообще, в Мэри чувствуется уровень. Породистая сучка. Не чета мне безродному.

Балдею от нее, русалка…

Моя Ариэль…

На ум этот мульт приходит. А ведь похожа. Жизнерадостная, красноволосая дочь царя. Помню, в интернате постоянно этот мульт крутили.

Смотрел и ржал со всеми над тупостью дурехи, которая решилась все отдать за другого, а сам в душе завидовал, потому что и так может быть. Любовь это, когда за того, кто дорог, на смерть пойдешь, жизнь отдашь.

Беспризорники все злые, жестокие, и я таким вырос. Жизнь учила клыки с когтями отращивать. Меня подобрали, когда я по улицам в рваных чужих украденных кедах топал.

Жрать хотел и думал, что в приюте получше будет.

Не лучше. В трущобах вообще хорошо быть не может.

Девчонка попкой сверкает на поверхности, интересный кульбит в воде выделывает.

Улыбаюсь. И вправду русалочка. Слежу за взмахами тонких рук и длиннющих ног.

Челюсть сводит от желания и в штанах болит все, давит на яйца. Вот реально хоть стой и работай ручкой, надрачивай, как больной ублюдок.

Сжимаю зубы.

Русалка вдруг всплывает так, что грудь с острыми сосками, облепленная мокрой тряпкой, мелькает, пухлые губки приоткрывает и делает глубокий вдох, уходит под воду.

Напрягаюсь, инстинкт срабатывает. Готов уже за ней бросаться, а сам смотрю, как волосы, словно кровавые щупальца, на поверхности в разные фигуры сходятся.

Считаю про себя. Я надолго могу дыхание задерживать, а вот Маше даю тридцать секунд, не всплывет, за ней полезу и по жопе надаю. Ни дня без приключений на задницу у нее не проходит.

Отсчитываю, а сам себя щуплым болезненным слабаком вижу, которому пацаны устроили королевский прием. Топили в душевой. Посвящение в ряды, чтобы сразу со старшими едой делился и не зажимал хлеб.

Почти сдох тогда. Думал, что легкие взорвутся.

Везде есть своя братва, и в приюте тоже костяк отморозков был, которые ломали и прогибали всех под себя.

Что сказать, Фил Гринвуд всегда был отбитый на всю башку псих и не умел подчиняться, не гнулся и не опускал голову. Из-за этого и шрам на губах. Не прогнулся, когда папаня железной цепью полосовал и удар неудачно пришелся на губы, разбив все в кровь.

Ее время истекло. Выхожу из своего укромного уголка, хочу уже к ней сигануть, впечатать в себя и все дрянные воспоминания выбить, которые стер бы, выжег из памяти, но… все черви на своих местах и исправно грызут меня изнутри.

До тонкого слуха доходит чувственный вдох.

Принцесса всплывает. Все мысли разом вылетают, когда Ариэль – моя русалочка, приоткрывает красные губки, жадно глотает воздух, убирает с лица потемневшие прядки и облизывает острым язычком капельки с верхней губы.

Девочка подплывает к бортику с моей стороны, продолжая меня не замечать, руками упирается, а я смотрю на полушария, которые от напряжения рук становятся на редкость обольстительными. Красивые сиськи, обтянутые мокрой тканью, сквозь которую прорисовываются острые соски, так и тянет ущипнуть.

Разряд получаю только от вида. Маша опирается сильнее и как кошка грациозно выходит из воды, берет одно из полотенец, повернувшись ко мне спиной, начинает вытирать волосы. А я от нее фанатею, зверею, иду, как на привязи.

Бесшумно остановлюсь сзади и, не сумев удержаться, провожу пальцем по сладкой линии выпуклого зада, задеваю ткань мокрых танго…

Взвивается вся. Вскрикивает, подпрыгивает.

Ловлю и разворачиваю к себе.

Охуенная девочка.

В лицо заглядываю. В момент испуг и негодование сменяет растерянность, смотрит на меня, запрокинув голову, глаза блестят – зеленющие.

Влажная, мокрая, желанная женщина в руках. Моя. Внутри все орет, что она моя, и мне по хер на все и на всех.

– Фил…

Моргает и трясти ее начинает, губки раскрывает, сказать еще что-то хочет. Не даю. Больной ею. Мне кажется, если не попробую ее, умру.

Наклоняюсь и врезаюсь в ее рот. Меня словно поезд сбивает, прокатывается по мне железным механизмом и плющит во всю, когда стон ее слышу. И тонкие руки на своих плечах ощущаю. Обнимаю и от пола отрываю, заставляю обхватить себя ногами, впиваюсь в нее и ощущаю, как вода пропитывает мою майку.

Трогаю Машу во всю, а она меня за шею своими холодными пальчиками обхватывает. Не могу остановиться. Это выше моих сил. Пальцы мнут аккуратный зад и заползают под кромку купальника.

Целую ее. Вкус спелой вишни на языке ощущаю.

– Ммм… – стонет, когда мокрую щель нащупываю и лепестки тру, проскальзывая на полфаланги указательного пальца в узкую дырочку. Чувствую, как вся зажимается, и замираю. Горячо. Я только от того, как она палец обхватила, чуть не выстреливаю в штаны.

Перед глазами темнеет от желания бросить ее на пол и вбить член на всю длину. Но мозг работает, и ограничители срабатывают.

Растираю свою Машу и охуеваю от того, как течет из нее. Это точно не вода… маленькая рыжая сучка соком исходит для меня. Продолжаю ее терзать, играть с клитором, чувствую, как дрожит, трясется, ощущаю, как мускулы сокращаются.

– Прекрати… – слышу слабый срывающийся голос, который действует подобно гранате и заставляет меня ослабить напор. Застываю и смотрю в зеленые глаза, растерянные и горящие ответным пламенем.

Херею от ощущений ее тугого тепла. В штанах пожар, в пояснице прострел.

Делаю маленький кульбит пальцем у нее внутри, закатывает глаза, судорожно всхлипывает и сжимается еще больше. Вот теперь она настоящая, чувственная, с блеском страсти в глазах, и, сука, так приятно ощущать, что из-за меня ее всю так колотит.

– Нельзя так. Неправильно, – шепчет, а сама сильнее мне в шею впивается. Себе противоречит. Смотрю внимательно. Женский финт “не надо”, а потом засади глубже хорошо знаю, но тут явно не тот случай.

Прикусывает губу.

Шит. Холли. Факин. Шит. Я же ее завалю сейчас, будет продолжать так же глазеть.

– Это естественно, принцесса. Нас тянет друг к другу.

– Тянет… – повторяет словно самой себе и глаза наполняются смятением.

Рыжик. Маленький, чувственный зверек. Несмотря на всю храбрость, очень даже пугливый.

– Хочу тебя. Прямо сейчас.

Выебать всю охота. Сжать в руках и молотить с нежностью отбойного молотка, быстро кончая, чтобы потом уже пойти на новый заход и растянуть удовольствие.

Моргает, переваривает услышанное и вдруг шипит кошкой:

– Отвали, понял?! Так нельзя! У меня парень есть!

Все. Ему кранты.

Я этого ушлепка точно грохну. Пальцы сжимаются на хрупком теле до синяков, продавливаю и понимаю, что еще чуть поднажму и сломаю.

– От-п-пусти… – в глазах Маши паника, страх и боль.

Что я творю?!

Опускаю принцессу на пол.

Смотрим глаза в глаза. Не могу удержать себя и облизываю палец, пропитанный ее соком. Зрачки в зеленых глазах расширяются и ротик открывается в шоке.

– Вкуснее ничего не пробовал. Сладкая. Пряная. Развязывайся с утырком своим. Для его же блага. Я предупредил.

Улыбаюсь.

Машу начинает трясти от моего искромсанного, зловещего оскала. Ее парень – труп, если она будет так цепляться за дохляка.

Бледнеет от моих слов.

– Ты угрожаешь?!

Приподнимаю бровь и нагло рассматриваю тело, которое по-любому уже мое. Сейчас или завтра. Через неделю. Без шансов. Всю ее оприходую. Моя. Больше ни от кого не вставляет. Пробывал напряжение снять. Не вкатило. Все пресно и невкусно.

– Предупреждаю. Ты не понимаешь еще, а вот для меня все предельно ясно.

– Что ты имеешь в виду?!

Приближаю лицо и голос переходит на яростный шепот:

– То, что имею, то и введу, глубоко и по самые… Еще раз в руки ко мне попадешь и будешь так сладко стонать – своей сделаю. Твое “нет” не прокатит. Мифический ушлепок, которого считаешь парнем, тоже.

Не понимает, дурочка, что я за нее всех порву. Против Кровавого пойду. Сдохну. Помутнение у меня. Сдвинуло на ней. Единственное, что хочу, это спустить тормоза и гнать к ней на скорости, чтобы впечататься в тело и вогнать ствол в глубины, газовать, давя педаль в самый пол, и лететь вместе с ней по скоростной навстречу кайфу.

Да по чесноку. Отодрать ее всю хочу, залить спермой, накачать семенем, чтобы мною пропахла, чтобы с моим запахом ходила.

Звереет девчонка на глазах, фурией становится.

– У меня есть мужчина! И не лезь ко мне больше!

Рявкает, разворачивается и бежит к выходу. А я смотрю ей вслед и понимаю, что все.

Заставляю себя стоять на месте, а сам приближаю пальцы к лицу, принюхиваюсь.

– Джокер, ты сдурел…

Шлюх с вагон всегда имел, простых девок пользовал. Бабы сами дырками насаживались. Один раз только казалось, что полюбил, но там все сложно. Душу увидел, человека разглядел…

Только выгорело все, а когда Машу увидел, прошлое краски потеряло, только она, рыжая ехидна, стала центром всего.

Я на ее свет иду из мрака, в котором обитаю, только чем ближе к солнцу, тем сильнее ожоги…

Вибрация телефона в кармане в близости от члена практически заставляет застонать.

Твою за ногу!

Пускаю трехэтажные маты и выхватываю мобилу.

– Джокер. Тут решалово в Бронксе назревает. Че делать?

– Ярый, не тупи. Че там у вас за х*йня творится, че за, а?

– Да на пацанов наезд был. Там местные не узнали людей Кровавого. Пришлось разъяснять че по чем.

Не нравятся мне эти замуты. Действительно попахивает пробной поверкой на вшивость.