Текст книги "Его Искушение"

– А теперь подумай. Один ответ решит для тебя все. Имей в виду. Только я могу дать тебе полную неприкосновенность, Аврора. Никто не рискнет тронуть МОЕ.

– Что?!

– Если я назову тебя своей, ни одной заявы на принадлежность не прилетит. Кто осмелится – смертник.

– Я не понимаю твоего сленга.

– Никто не посмеет заявить на тебя временные права. Не закажет тебя. По рукам не пойдешь. Цена всему – быть моей.

Меня знобит от его безапелляционного тона, от неумолимости принимаемых решений.

– Ты не оставляешь выбора… – выдавливаю тихо.

Приподнимает широкую бровь, выглядит совершенно непоколебимым.

– Почему же. Я всего лишь ставлю тебя в известность. Раскрываю реалии. Ты можешь отказаться от моей защиты. Решать тебе. Просто знай, что тебя после Серебрякова с его фетишами закажут еще и еще. Выбор за тобой. Будешь моей. Никто. Ни один мужик в здравом уме не осмелится пальцем тронуть.

– Только ты? Я стану твоей в полном смысле этого слова? Ну… я хочу сказать…

Сужает глаза и смотрит из-под широких бровей. Не нравится то, как я заикаюсь?!

– В прошлый раз тебе понравилось. Я не твой дружок-петушок, чтобы жить с бабой под одной крышей и не давать волю инстинктам. Тем более с тобой, Аврора. Тянет меня к тебе. И я не сосунок, чтобы не понять то, что ты меня зацепила. Если бы мне было параллельно, то ты бы сейчас обслуживала Сашку.

Опять порываюсь то ли ударить, то ли выпутаться из крепких рук. Бьюсь, как бабочка, ломая крылья и внутри горит обида, боль, смятение и чертово возбуждение, которое вспыхивает во мне, стоит проклятому русскому посмотреть или тронуть…

– Твое решение. Одно слово. Один ответ. Да или нет?

Закрываю лицо ладонями и понимаю, что в западне.

– Это мой мир, девочка, ты шлепнулась в него совсем неподготовленная. Но. Прошлое не изменить. Ты засветилась. Навела шороха. У меня свои правила, я дам тебе возможность и дальше жить в своем воздушном замке, принцесса, под моей защитой.

Этот голос. Он проникает в меня, опутывает истомой, как-то произносит эти слова Иван по-особенному. На крохотную долю секунды мне в нем мерещится проявление нежности и своеобразной заботы. Можно сказать, он меня ведь от страшной участи спасает, только всматриваясь в холодные черты, я чувствую, что с ним будет в разы сложнее.

– Просто стать твоей игрушкой и продолжать жить как жила, так получается?

Опять проводит пальцами по волосам, наматывает на указательный мой локон и отвечает жестко:

– Ничего в твоей жизни не изменится, куколка. Все останется прежним. Я тебя твоей свободы лишать не собираюсь и запирать тоже. Это против моих правил. Хочешь и дальше крутить задницей на подиуме, пожалуйста.

Оскорбление слышится в каждой букве, и я взрываюсь:

– Это работа! Я впахиваю с самой юности и, если тебе кажется, что мне было легко, покрутись и дело в шляпе…– шиплю, реагируя на пренебрежительный тон.

– Я уже понял. В твоем случае так. И я до сих пор не вкуриваю, как тебе при такой внешности и успехе удалось до недавних пор сохранять целку.

Опять порываюсь. Смущаюсь. Кровь приливает к щекам.

– Да, я другими местами, наверное, отрабатывала, так думаешь?!

Больно сжимает руку на шее.

– Нет. Ничего у тебя не было. Если бы что всплыло, отрабатывала бы, как обычная шкура.

– Так если ты все знаешь, если… пожалуйста, не надо меня…

– Надо. Я полноценный мужик. Жить будешь со мной. Ляжешь под меня без слез и истерик. Ноги раздвигать будешь по первому щелчку. Вот это вот все я прощаю на первый раз, но выносить мне мозг – плохая затея. Только так.

– А после? Через день-два-месяц? Наиграешься и выкинешь объедки со стола своим псам, чтобы догрызли?!

Поднимает мое лицо за подбородок, смотрит в заплаканные глаза.

– Думай лучше, что у тебя есть отсрочка в эти день-два. Либо ты со мной и под защитой, либо дверь открыта.

– Ты беспощаден…

– Даже не представляешь, насколько.

– Это какой-то сюр. Я не верю, что так бывает…

– У каждого своя реальность. Ты оказалась в моей. Случайно. Да. Но вляпалась. А дальше тебе решать, куколка, куда плыть и когда тонуть.

– Тебе меня не жаль. Ни капельки. В чем я провинилась перед тобой?

Ухмыляется криво.

– Поверь. Я сделал тебе предложение, от которого любая другая бы уложилась на этот стол в желании меня ублажить. Тебе же мне еще объяснять приходится, что такое дважды два. И да. Жизнь меня отучила от сожалений и жалости. В любом случае решение оставляю за тобой.  Выйдешь в ту дверь. Все. Назад дороги нет.

– Ты ведь понимаешь, что не оставляешь мне выбора… Либо стать твоей подстилкой, либо пойти по рукам… За что ты так со мной? За что?!

Приподнимает бровь. Мое время истекло. А выслушивать истерики Иван не будет. Не в его характере. Резкий. Грубый. Решительный. Режет правдой, вырывает слезы безысходности и смотрит на меня не мигая. Будто сожрать хочет.

– Твой ответ, Аврора.

Ссаживает меня с себя. Встает из кресла. Поправляет пиджак. Весь идеальный. Ухоженный. И я рядом с ним зареванная, с опухшим лицом кажусь потерянной.

Смотрит с высоты своего роста, чуть склонив голову к плечу. Он оставляет решение за мной, готовый принять любой мой ответ. Чувствую в нем это. У него нет жалости. Она атрофировалась. В его мире жестокости этому чувству нет места, и если я сейчас откажусь, он не обернется, когда оголодавшие волки нападут, чтобы задрать жертву.

Из глаз градом катятся слезы. Переходящим трофеем из рук одного мафиози к другому я, определенно, не буду.

Опять смотрю в сторону ножа. А будет ли им нужна изуродованная кукла?!

Перехватывает мой взгляд.

– Не поможет. Порезы на твоем теле только привлекут моего партнера, поверь, такие игры в его вкусе.

Меня трясет, запоздалая тошнота подкатывает к горлу, наверное, есть жирную пищу после голодовки было опрометчивым решением.

Иван дает мне еще секунду, чувствую, что сейчас повернется и направится к двери.

Делает шаг в сторону, скорее всего, уже обходит мою бьющуюся в ознобе фигурку, а я вцепляюсь в манжет его пиджака.

Больше его в моей жизни не будет и именно эта странная мысль, а не страх перед неизвестным, заставляет меня непослушными губами шепнуть едва слышно:

– Тебя… я выбираю тебя…

Глава 24

Иван Кровавый

– Тебя… я выбираю тебя…

Ее тихий голос наполнен безысходностью. Улавливаю, как обрывается ее дыхание, как делает тяжелый вдох.

Когда смотрю в глаза ее насыщенные, с расширенным зрачком, реагирую, потому что она влечет, искушает и сама же заводится.

Между мной и этой куколкой искрит так, что можно рождественскую елку врубать без подзарядки.

Гордая. Подбородок вскидывает. В глаза смотрит и я в ней отчаянность чую. Готовность идти до конца.

Тигрица. Сексуальная. Раскованная. Злится. Не хочет уступать, но приходится. Коли башка есть, решение тоже придет правильное, и куколка не разочаровывает.

– Собирайся. Монгол, которому ты подправила физиономию, отвезет тебя. Заберешь вещички и переедешь. С сегодняшнего дня ты живешь со мной.

Открывает рот, хочет что-то сказать. Зеленющие глаза метают молнии.

Строптивая девочка. Норовистая. Этим и цепляет. Нежная, но характер есть. И меня это подкупает, прельщает. Нравится, как губы язычком облизывает.

Я бы опять ее здесь разложил, но время не терпит.

– Так сразу… Дай мне немного времени. Я же сказала, что согласна.

Хитрая зараза. Писец. Ей, видать, кажется, что она мне еще и одолжение делает. Глупышка.

– Я не бросаю слов на ветер. Аврора. И послаблений от меня не жди.

Не солгал ни единым словом. Мне чужда жалость. И все же именно сейчас я совершаю невозможное. Иду на определенный шаг. Даю шанс куколке.

Да. Жестко. Но. Слабаков проворачивает в жерновах и выплевывает кровавым сгустком. И если девчонка слаба, ну что же…

– Хорошо…

Опять тихий вздох, а меня что-то внутри царапает непонятное. Не раздумываю особо, тащу девчонку за шею, упирается, а я сминаю ее губы. Черт. Опять ее запах бьет под дых. Отцепляю от себя куколку, не смотрю на нее. Разворачиваюсь и выхожу. У меня проблем сейчас вагон. Не до прелестей, которые я вскоре опять вкушу.

Оставляю тяжело дышащую девочку за спиной, думаю о делах.

Терки с Серебряковым из-за телки внесли определенный клин в наши дела.

Никогда еще я не ставил под удар бизнес, а Сашка не последний перс в раскладе. Вечная борьба за власть. Мать ее. В этом адовом мире нужно бежать, чтобы сохранять свои позиции.

Выхожу из своего ресторана, сажусь в тачку, откидываюсь на удобное сиденье, беру планшет и просматриваю информацию. Я веду не только теневой бизнес, есть вполне себе и легальные отросли.

И все должно быть на четком контроле.

Только вот мысли опять соскальзывают к золотоволосой куколке. С ее неиспорченностью, я, может, прижал куклу к стенке чуть сильнее, чем нужно, только вот пришлось основательно донести мысль, насколько она вляпалась.

Внутренний голос скрипит предупреждением и вопросом свербит в висках, а не потопил ли я девочку еще сильнее?!

Аврора перед глазами и брусника, что цвела у болота, контраст красоты и уродства…Тонкие ветви, которые я выдрал, цепляясь за жизнь, и отправил на дно.

И опять в воспоминаниях топь, где я чуть не сдох. Много раз подыхал, но первый основательно запомнился, а куколка чем-то неумолимо напоминает то деревце, которое я обкорнал, перебил все ветви в благодарность за свое спасение.

Отбрасываю планшет. Чертов психопат. Всегда был злым. Лютым. Бешеным. По-другому не смог бы. Мое дело пороть и вспарывать. Прогибать и пробивать. Потому что другого выбора никогда не было.

Либо ты, либо тебя.

С того самого сучьего дня, когда за решетку загремел на родине своей молодой пацан, которого быстро научила жизнь не подставлять свою спину никому.

Любой пырнет тогда, когда не ждешь.

Не верить. Не просить. Не доверять.

Купола не сразу появились. Заслуживать пришлось. Рвать. Кромсать. В крови полоскать тех, кто на меня шел.

А шли много. Поначалу в лазарете валялся. С пробитым боком. Всем нассать было, выживет зек или подохнет.

Минимум лекарств, никакого оборудования. Сам выкарабкался. Сам выжил и руку санитару сломал. За дело. За то, с каким наслаждением он вогнал мне иглу под кровящий бок.

Чертовы садисты, их везде полно, сам стал лучшим в искусстве пыток.  Всему пришлось научиться пацану зеленому, брошенному на съедение волкам.

Хорошенько я после выкрута дубинками получил, бок открылся и опять кровить стал, но это никого не вставило.

Бросили в карцер подыхать в холоде на бетоне.

Карцер для зеков – это просто закуток, где воняет испражнениями с забитого толчка и безысходностью. Встал на второй день. Не подох. Лупил по стенке, сбивая в кровь костяшки, убивая в себе чувство боли, уничтожая себя прежнего.

Как я и сказал Авроре. Не делай добра – не получишь зла.

Что-то в этой фразе есть.

Даже сейчас воспоминания заставляют все внутри полыхнуть.

Отец спиной ко мне стоит, а я, пацан, неподалеку ошиваюсь, пока предок с незваными гостями базарит.

– Дима, смотри, по любому земля уйдет к нам. Продай и свали. Не гневи уважаемого человека…

– Во-первых, я Дмитрий Иванович и панибратства не терплю. Во-вторых, за цену, которую предлагает ваш новоиспеченный депутат, мы даже комнатушку не купим в коммуналке, а это земля, которую прадед еще мой вспахивал.

– Ты, доктор, борзый больно. Наш пахан такого не терпит. Кощей сказал отдать. Ты подумай. Часики тик-так. Баба у тебя красивая, пацан. Нехорошие вещи могут произойти.

– Вы своему сказочнику передайте, что я за нормальную цену землю отдать готов. Вот именно, что у меня семья и я их на улицу не выкину.

– Лады…

Бритоголовые придурки сваливают на навороченной тачке, а я к отцу рвусь, ору как бешеный:

– Ты им уступил?! Почему сказал, что землю отдашь?! Наша она!

Смотрит на меня, прищуривается.

– Отсрочку я выбил, сынок, подумать нужно, понять, как на этого Караулова управу найти… Не отдадим. Найдем выход. Время нужно.

А его, этого времени, не оказалось. В ту же ночь дом наш спалили. Отец меня полудохлого вытащил. И помню, как я в соплях и с кашлем, казалось, легкие выплевывал.

– Все, Ваня. Терпи.

И его силуэт на фоне смога, гари и ночи беспробудной, темной. Хватаюсь за майку, когда уйти хочет.

Не понимаю ничего, смотрю в бледно-голубые глаза.

– Отпусти, сын. Маша в доме осталась. Мать нужно вытаскивать.

И я киваю. Говорить не могу. Выхаркиваю дым. Только и делаю, что тупо смотрю, как отец в дом полыхающий входит за матерью и крик ее слышу страшный, когда все рушится.

Жизнь моя так обрушилась.

А дерево… оно вообще горит хорошо.

Привык купаться в людских пороках. Многое повидал, прежде чем купола на спине набить. А потом так же с маха все перечеркнул. Без особых раздумий. Рванул в новую страну.

Русская мафия везде сильна и ниточки далеко идут. Здесь, в Америке, тоже синдикаты есть, разные. Много кланов. Начиная от якудз и заканчивая той же русской братвой. Зубастые твари со своими кодексами.  Теневая иерархия со своим сводом правил.

Здесь правят сильнейшие и вот почему я доверил защиту куколки Палачу.  Единственный кореш, с которым оказались на новой земле. Монгол. Долг жизни у него передо мной, а по факту пару раз меня он уже спас. И не соскочил. Идет со мною вровень. Бок о бок, но все же врозь. Нет лучше убийцы, чем представитель особой братии с тату на виске, и я доверил ему защиту Авроры.

По привычке контролирую все и даю приказ:

– На повороте выруливай в пригород. Стрелка забита на востоке.

– Да. Босс.

Водила сворачивает на скоростную трассу, а я тру переносицу. Плохой расклад.  Одна маленькая куколка с необыкновенными изумрудными глазами и золотом волос не вписывается. Никак.

Аврора…

Как ее в дверях увидел, охренительную такую красотку в платье, что все подчеркнуло и слюной любого исходить в радиусе десяти метров заставило, друг в штанах сразу ожил и взял прямой курс на куклу, давая понять, что ни хрена у нее нет шанса отказаться от предложения, которое я ей сделаю.

– О чем ты хотел поговорить, Иван?

Явный вызов. Недовольство и имя мое из ее уст звучит иначе, с ударением на первую букву, слух режет воспоминанием, как кричала, кусая губы, и на повторе мое имя выстанывала.

Кусается, язвит, а я смотрю, сжирая взглядом ее всю. Красота, млять, неописуемая. Чистая.  И зверское желание прикоснутся. Смять это тонкое тело в руках, страшная тяга и короткий приказ:

– Иди сюда.

Подчиняется. Безропотно. Чувствует, что на волоске. Хочет сесть напротив, и зверь внутри ощеривается:

– Нет. Ко мне подойди.

Хватаю тонкую кисть и заставляю оседлать себя. Рассматриваю вблизи. Изгиб золотых бровей, тонкий нос и губы, которые хочется прокусить. Болезненная тяга. Не насытился. Стоит только увидеть, вдохнуть ее запах и все по кругу.

Перехожу к делу.

– Ридли получил на тебя заказ.

Цепенеет в моих руках, из глаз слезы хрусталиками скатываются. Даже в слезах красива.

– Ты ведь заказал… и… я… все отдала, себя отдала.

Шепчет, заикается, дрожит вся в моих руках, а я не могу справиться с желанием, ловлю за подбородок, приближаю к себе.

– В этот раз не я.

Цепляю слезинки пальцами, хочу попробовать, но у меня в планах прогнуть девочку, прощупать реакции.

– Тебя видел в моем доме один человек. Мой партнер. Ты ему приглянулась.

И не хрен тебе знать, что тронь он тебя, я его железными прутами к потолку прибью.

– Ты, верно, шутишь?! Я с ума сойду… Я же человек! Я же живая! Не игрушка! Не кукла! Я не смогу, убей лучше…

Веки прикрывает, реснички трепещут, а я вглядываюсь в бледную кожу, под которой просвечивает сеточка тонких вен, и меня колотит от возбуждения. Ее слабость вводит в искушение.

И от этой тяги можно избавиться, действительно бросив ее на растерзание, но внутри протест. Сам хочу ее задрать. Помню, как умеет стонать, как отдается в страсти, как цепляется, как прижимается.

Даже сейчас. Ластится. Аврора меня хочет. Может, пока сама не понимает, но язык тела сам дает ответы. И внутри свербит вопросом: почему гордая куколка швырнула мой подарок в Ридли.

Но я его не задам. Заставлю надеть колье. Она будет в нем. Голая. И подо мной.

Проголодался я по ее коже, по запаху. По телу. И какое-то смутное чувство заставляет тормозить, проявить уважение перед ее внутренней силой.

Профессия у нее не дай боже и не жрать – для этого волю нужно иметь.

 В тюряге с непривычки жрать так хотелось, что штукатурку пальцем поддевал, расковыривал и мел жрал.

Торкнуло, когда она глаза закрыла, побледнела, обмякла.

Повело ее. Натурально. Я игру чую на раз. И караю жестоко за блеф. Но она ко мне потянулась. Как росинка, ища поддержки. Подсознательно, не отдавая себе отчета, показывая, что, что бы ни кричала эта бестия, глубоко внутри ее тянет ко мне ровно так же, как и меня к ней.

Этот момент ее доверчивости раздробил внутреннюю установку на секс и возбудил похлеще любого обольщения, а когда причину ее слабости услышал…

Млять. Я реально чуть не нагнул куколку и не задрал платье, чтобы хорошенько отходить ремнем по округлой заднице. Чтобы запомнила, что над собой так измываться –  не дело.

Не сделал. Ее шок не позволил и румянец, что зацвел на бледных щеках. Слабая, податливая, тепленькая.

Не понял, как кормить начал. Просто на инстинктах. И как пожалел, когда она губами мои пальцы обхватила, чтобы еду взять.

Царапается киска, да только распаляет мужской аппетит.

– И частенько ты себя голодом моришь?!

Упирается. А мне ее сломать – секунда.

– Я вопрос задал. Отвечай.

Зеленые глаза вспыхивают зло, уже улавливаю ее настроение по одному взгляду. Подбородок поднимает и проговаривает с вызовом:

– Иногда приходится загонять себя в рамки. Это работа. Этот показ стал самым главным в моей карьере.

Знаю.

Ее пасли мои люди, а я следил за ее движухой, охрану дергал. Просматривал материалы, которые исправно мне присылались, список звонков, контактов. Чисто все. Не прикопаться.

Встаю. Пора заканчивать. Выбор оставляю за девчонкой. И тут ее взгляд затравленный в сторону ножа цепляю.

– Не поможет. Порезы на твоем теле только привлекут моего партнера, поверь, такие игры в его вкусе.

И боль в ее глазах как ответ. Правда вообще болезненная штука.

Трясет ее, а я замираю на мгновение, рассматриваю красотку в помятом платье, бросаю взгляд на задравшуюся юбку с ажурной резинкой чулок, на волосы, что собрала в хвост, и на прядки, которые не выдержали натиска моих рук.

Передергивает плечами, холодно ей, мурашки по нежной коже бегут, а у меня перед глазами это тело на простынях в разных позах и ее тихое:

– Да…

Я в шаге от того завис, чтобы со стола все свалить, одним махом ее уложив. Не пацан, чтобы так все в штанах реагировало, не по статусу.

Злюсь на себя и на куклу. Двигаю в сторону выхода.

– Я… выбираю тебя…

Дрожащий голос и такая обреченность в интонациях…

– Твою, а!

Выдыхаю в сердцах, и водитель бросает опасливый взгляд в зеркало заднего вида, а я замечаю. Я все чую. Иначе бы не дожил до своих годиков.

Смотрю на часы. Циферблат указывает, что до назначенной мною стрелки минута.

Пунктуальность стала определенным проявлением стремления к тотальному контролю.

– Босс. Мы на месте.

Раздается голос водилы. Тютелька в тютельку подъехали.

Хищно улыбаюсь, выхожу из тачки на стрелку. Мне есть что перетереть с лидером нового в наших краях синдиката.

Здесь я хозяин. Город мой. А вот новички борзеют. Можно побазарить пока мирно, а там уж как карта ляжет.

Глава 25

Аврора

Как только за Иваном закрывается дверь, принимаюсь поправлять одежду, дрожащими пальцами приглаживаю волосы, возвращаю себе привычную осанку и уверенной походкой выхожу из кабинета, прохожу через зал и вдруг мне кажется, что я могу сбежать.

Глупая мысль, но сердце пропускает удар и, оказавшись на улице, я стремительно мчусь куда глаза глядят в желании оказаться где угодно, только подальше от всего, что меня окружает.

Подпрыгиваю, когда жаркое дыхание касается самого уха:

– Далеко собралась, мисс Майз?

Вздрагиваю, в этом глубоком, жутковатом, низком голосе с особым звучанием явственно ощущается угроза, которая вынуждает остановиться и выдохнуть:

– Нет.

Отвечаю все же четко и поворачиваю голову в намерении с гордостью встретить взгляд Монгола, но неожиданно мужчина оказывается ко мне слишком близко и приходится запрокинуть голову, чтобы не упираться взглядом в широкую грудную клетку с бугрящимися мышцами, обтянутыми неизменной черной тканью.

– В машину сядь.

В голосе Монгола приказ. Не просьба даже, нет учтивости подчиненного, а стоит поднять взгляд, как сталкиваюсь с карими глазами с зеленоватой примесью. Пугает этот взгляд, шпарит. Опять меня окатывает его неприязнью. Я ее каждой порой на коже чувствую и волосы на загривке дыбом становятся.

Делаю шаг назад.

Мгновение и крепкая рука сжимается на моем локте несильно, но ощущение, что захочет – раздробит кость.

– Не провоцируй.

Голос у него необычный, вернее, акцент, есть гортанность произношения и взгляд глубокий, злющий, а лицо необычное, красивое, хоть и черты резкие, кожа ровная, бронзовая.

– Послушай, твой хозяин…

Улыбается хищно, сверкающая белизной улыбка заставляет сглотнуть.

– Забавная. У меня хозяев нет.

И от каждой буквы веет мощью, силой, уверенность в своем слове. Чуть голову ко мне наклоняет, а я шрам на смоляной брови, прикрытый чернилами тату, даже рассмотреть могу.

– Дай мне подышать немного. Можно хоть иллюзию свободы оставить?!

– Ты бы меня не заметила, если бы под шины тачки не бросалась, малышка.

– Я не…

Приподнимает иронично бровь, пересеченную шрамом, и я понимаю, что мы стоим у кромки дороги, где пролетают автомобили.

– Не заметила.

– Мне по хрен, что ты там заметила, а что нет. В машину сядь и не доставляй проблем.

Смотрит на меня и глаза сверкают страшно, словно там жажда крови… моей.

Замираю, когда ветер внезапно поднимается и начинает трепать чуть длинноватые иссиня-черные волосы.

Наваждение какое-то, но вдруг кажется, что на дне глаз огонь вспыхивает.

У него очень необычные черты лица, словно европейские и восточные корни смешались. Вырез глаз немного раскосый, веки широкие, взгляд острый. Четкий, ровный нос длинноват, придает мужественности, разлет бровей резкий, губы прямые, сейчас поджаты.

Взгляд темнеет, чернеет словно. Дикость в нем читается. Первобытность. На варвара похож. Разворачивается. Резко. Не убирает руки с моего локтя, двигается в сторону припаркованного автомобиля, а я не поспеваю за широким шагом, семеню рядом и чуть не падаю.

В негодовании смотрю на вырубленный профиль с татуировкой на виске, сжимает челюсть до выпирающих желваков, прищуривает глаза, но темп сбавляет, открывает дверь и, наверное, чудом удерживается, чтобы не забросить меня в салон.

Машина чуть садится, принимая немалый вес Монгола, когда он заводит двигатель и плавно вписывается в поток, а я рассматриваю широкие плечи и смоляной затылок. Будь у меня еще один поднос, я бы по нему заехала!

Отворачиваюсь. В салоне воздух почти звенит от напряжения. Кажется, что стоит спичке вспыхнуть – будет взрыв.

Жмурюсь. Навязчивое ощущение меняющейся реальности не покидает, словно декорации на помосте остались прежними, привычными, но меня допустили на изнанку мира, где живут чудовища, они скрываются под людскими обличиями…

Тормозит у моего дома.

– Дальше я сама. Твоя помощь мне не понадобится. Жди в машине.

Взгляд бросает в зеркало, словно скальпелем срезает.

– Я даю тебе час.

Голос опять низковатый и гортанность появилась, а меня на страх продирает и глупая гордость бунтует в ответ.

– Послушай, ты там мой телохранитель или кто?! Временные рамки мне ставить ты не в праве!

Секунда тишины. Огненный взгляд и смех жуткий в ответ на мой выпад, а у меня все тело покрывается пупырышками мурашек. Хищность в каждом жесте мужчины.

– Хорошая попытка. Тебе лучше не знать, кто я. Час. Время пошло.

Кивает на дверь. Монголом не покомандуешь.

Повторять не нужно. Выбираюсь из машины и отсекаю от себя водителя с расцарапанной мордой лица. Можно, конечно, предложить антисептик неудачливому засланцу Каца, но перетопчется!

Пока иду, ощущаю, как смотрит на меня со всей тяжестью. Неодобрением. Игнорирую подобный взгляд. Не могу понять, почему с первой секунды, когда еще болталась на плече у амбала, притащившего меня в дом Каца, я чувствую в Монголе ярость, направленную именно на меня!

Ударяю по кнопке лифта в негодовании. Открываю дверь и хлопаю со всей силы.

– Достали! Боже! Как же они меня все достали!

Шиплю, скидываю высоченные каблуки, вцепляюсь пальцами в волосы, тащу немного и вскрикиваю, когда слышу голос:

– И кто же тебя так достал?

Подпрыгиваю на месте и разворачиваюсь, улыбка сама проскальзывает в ответ на теплый взгляд.

– Смотрю, ты в своем амплуа, клубничка, – веселый голос Саймона действует как хорошая таблетка, рядом с ним я прожила годы, а эта квартира стала домом.

Быстро иду к полуголому загоревшему парню и обнимаю его за шею, впиваюсь в него и прячу лицо на груди, вдыхая привычный холодный аромат геля для душа.

– Кто-то соскучился?! Я слышал, моя крошка стала музой. Крута, мать, крута. Ты снизойдешь до холуев или теперь к тебе только с почтением и по записи?

Смеется. Шутка с подковыркой. Для любой модели быть провозглашенной музой модельера с именем – мечта.

Сай гладит меня по волосам, по спине, а у меня в глазах жжет. Именно сейчас, в родных руках становится действительно плохо. Словно вся удушающая реальность бьет со всей силы. Все дрожит, и я все сильнее жмусь к Саймону.

– Эй, ты чего?!

– Ничего… просто накатило…

Не могу я открыть все, что у меня на душе, даже своему единственному другу. Слишком страшно. За него. Я окунулась с головой в жестокость, где человек и его жизнь не стоят и цента.

Вздрагиваю от теплого голоса, пропитанного улыбкой:

– Ну что могу сказать, Рора, не стать тебе стервой. На мастер-классы тебя, что ли, отправить?!

Шуточки, ухмылочки и друг чуть отдаляется, чтобы посмотреть мне в глаза.

– Думаешь, меня теперь будут больше ненавидеть?

Откидывает челку со лба, глаза теплые, родные.

– Не думай об этом. Неудачникам всегда нужно кого-то ненавидеть и поливать грязью, так они себя чувствуют лучше, нужнее, что ли. В своих глазах себя возвышают. Но не прокатывает. Так что выше нос.

Подмигивает:

– Ты бомбезная сучка, Аврора.

– И у тебя все сложится, Сай. Обязательно.

Получаю щелчок по носу.

– Слишком серьезна, детка. Веселее относись ко всему. Не парюсь я вообще.  Вот срубил нехило так бабла на мужских стрингах, да еще и на Багамах оттянулся.

– Да, стринги – дело хорошее, – закатываю глаза.

– Стерва. Все-таки стервозина.

– Наша жизнь – мечта, Сай. Разъезды, контракты, слава.

– Вот и повторяй это каждое утро, может, в какой-то момент поверишь.

Улыбаюсь. Отстраняюсь от Саймона.

– Голодная небось? Я нам салатов наготовил, так что прошу к столу.

Смеюсь и отгоняю тревожные мысли. Посвящать Саймона в свои проблемы я не намерена.

Мне никто не поможет, а Сай, он другой…

У меня было время для форы на то, чтобы подумать о том, что произошло между мной и Иваном. Каждую ночь, положив голову на подушку, я прокручивала в голове момент нашей встречи и последующей ночи…

И я не испытывала к мужчине ненависти. Между нами все случилось неправильно. Но. Я не могу понять, что именно испытываю. Меня тянет к Кацу и даже сегодня, когда очутилась на его руках и ощутила пронизывающий аромат вереска, что-то в груди откликнулось, затрепетало и его предложение, горячее желание…

Сай врубает музыку, и я замечаю, что он стол сервировал в гостиной.

– Праздник?

– Так да!

В моей жизни творится такой переполох, что успех в профессии уже не вызывает эйфории. Все познается в сравнении…

Из колонок льется приятная мелодия и Сай в шутливом поклоне протягивает мне руку.

– Потанцуем?

Симпатичный, нет, не так, красивый и уверенный в себе мужчина протягивает мне руку и уверенно ведет в танце.

А я вспоминаю старые фотографии этого знойного загорелого брюнета, на которых неуклюжий щуплый парень с непропорциональным телом с излишне длинными руками праздновал выпускной.

– Чему ухмыляешься, детка?

Поглаживает длинными пальцами по моей спине, посылая приятные импульсы, не более.

– Вспомнила фотки твоего выпускного. Сейчас твоя одноклассница, наверное, ногти грызет за то, что не захотела пойти с тобой.

Продолжает мерно вести меня по комнате. Танец странный получается. Сай в джинсах и без рубашки, а я босиком.

– К черту ту дуру. Мне тогда хотелось косить под натурала, – произносит со всей серьезностью, – мы оба с тобой неформатные в привычном обществе, Аврора. Я рад, что наши дорожки сошлись.

Замолкает и присматривается.

– У тебя точно все хорошо?

Спрашивает вроде бы между прочим, но взгляд серьезен, а я смотрю в глаза единственного друга. Соседа. Партнера. Не знаю.

Сай за эти годы стал для меня многим. Подставлять его и втягивать в мир Ивана?!

Ни за что.

– Все шоколадно! Успех же празднуем, просто немного устала. Слабость в последнее время ощущаю. Пройдет.

– Перерабатываешь.

Вздыхает и ведет меня за руку, медленно задавая ритм.

– Кто тебя привез?  Я его видел из окна, когда из тачки вышел, видать, покурить. Фактурный мужик. Прям самец. Прет тестостероном с флюидами жесткости. Я бы с таким замутил, – продолжает ржать, подмигивает, а я смотрю в красивое лицо и понимаю, что лучше сказать полуправду.

– Есть у меня изменения.

– Да ладно?!  Что, на брюнетов потянуло?

Улыбается многозначительно, а я бросаю резко:

– Я теперь с  Кацем.

Замирает на месте. Словно спотыкаясь о мое предложение. Глаза выпучивает.

– Ты с кем?!

– У меня отношения с Иваном.

Не совсем правда. Это не отношения. Он просто взял для себя понравившуюся подстилку в пользование.  Но я Сэму этого не скажу.

– Не понял.

Глаза у Саймона больше не смеются и веселость исчезает.

– Ты сейчас про Ивана Кровавого?!

– Да.

– Рора, ты в своем уме?!

Рявкает зло.

Реакция Саймона меня удивляет, закрадывается смутное сомнение, и я задаю один-единственный вопрос:

– Сай, ты в курсе, чем еще промышляет Ридли? Я имею в виду помимо модельного бизнеса?

Внимательно смотрю, ищу ответы и нахожу…

Бледнеет на глазах. Открывает рот и закрывает, а затем отводит взгляд…

Мне даже слышать его ответ не нужно. Я понимаю все по мимике, по взгляду, почему-то мне кажется, что Саймону больно…

– Аврора, не говори мне, что тебя… под русского этого… Невозможно это. Ридли тебя никогда…

Улыбаюсь. Фальшивая улыбка – она мое оружие, моя маска. Когда в душе все свербит, когда капли крови вырываются и текут ручьями изнутри, я улыбаюсь…

– Иван берет все, что хочет, и он пригласил меня. Так и завязалось.

– Я тебя не понимаю, Аврора. Ты с темы на тему не перепрыгивай! При чем тут этот русский?

– Он захотел меня. Предложил переехать к нему, и я согласилась.

– Ты шутишь…

– Нет. Серьезна как никогда.

– Я даже не знаю, что сказать…