Текст книги "Его Искушение"

Глава 37

Аврора

Я врываюсь в спальню и почему-то не могу отложить сумочку. Притискиваю ее к груди, чувствуя, что совершаю что-то неправильное, быть может, допускаю ошибку, но иного пути уже нет.

Заставляю себя успокоиться, обычно я более уравновешенная, но сложившаяся ситуация выбила из колеи.

Наконец дрожащими пальцами вытаскиваю из клатча заветные коробочки тестов и резко подхожу к кровати, прячу компромат под подушку. По-детски как-то, да, но Иван уехал, а я боюсь выпускать тесты из рук.

Скидываю одежду и ложусь. Ворочаюсь, так и не сумев уснуть, а потом и вовсе приподнимаюсь, запрятываю добычу под матрас и только после этого забываюсь беспокойным сном.

Сплю плохо. Вздрагиваю, просыпаюсь, зависаю на грани реальности и сна и все время перед глазами русский. Иван. Я почему-то вижу его широкоплечую фигуру со спины. Он стоит под дождем, и вода стекает по сжатым кулакам, почти кричу, когда осознаю, что капли имеют багряный цвет.

Открываю глаза рывком, подрываюсь с подушки. Смотрю в окно с лучами утреннего света и понимаю, что меня мутит. Сильно. Беспокойная ночь сказывается и нервы.

Бывало у меня такое. Часто. Особенно сильно тошнило перед первыми показами. Я тогда так нервничала, что желудок от спазмов скручивало.

Забегаю в туалет, захлопываю за собой дверь. Меня рвет, и когда спазмы прекращаются, заставляю себя подняться на подрагивающие ноги.

– Не может быть! Невозможно!

Повторяю слова и наклоняюсь к раковине, открываю кран, плещу в лицо водой.

– Я ведь пила таблетку, которую насильно впихнул мне Ридли.

Заставляю себя вспомнить весь утренний кошмар того дня, когда я оказалась у себя дома.

– О… Боже…

Вылетает хрипло. Меня тогда от нервов стошнило и вероятность того, что таблетка не успела усвоиться, слишком велика…

– Черт, черт, черт! Я не беременна. Это ошибка. Всему виною нервы.

 Смотрю на свое отражение. Холодная вода не помогла. Щеки пунцовые, как если бы мне хорошенько надавали пощечин. Глаза горячечные.

– Боже, а если я и вправду беременна от этого монстра?!

Иду в комнату, достаю свою заначку, возвращаюсь в туалет и после необходимых манипуляций жду, когда проявится тест, который лежит рядом с раковиной.

Эти минуты самые мучительные. От них паникой накрывает. И внутри меня такой раздрай чувств, что страшно.

Для женщины желанная беременность – это чудо. Подобная новость может сделать каждую самой счастливой на всем свете.

А я…  не знаю.  Скрываю лицо в ладонях. Меня бомбит от эмоций, в которых я захлебываюсь.

Я не считаю цикл. Он у меня нерегулярный. Да и никогда не было необходимости. Анализы нормальные, обследования. Здорова. А такие нарушения бывают, причин много. Стрессы. Диеты. Вечные перелеты и смена часовых поясов.

Отсчитываю секунды и вглядываюсь в ожидании, когда проявится одна-единственна полоска и все.

Прикрываю глаза, с замиранием сердца прислушиваюсь к себе в надежде на то, что все так же, я прежняя и мое тело не изменилось, что внутри меня нет жизни, ведь если это так…

Малыш, мой бедный малыш, он ведь ни в чем не виноват…

Картины воображение рисует одну похлеще другой и из глаз текут слезы, потому что в глубине себя я чувствую болезненную, тревожную пульсацию сердца.

Распахиваю глаза и смотрю на тест.

Время истекло.

Я готова узнать приговор…

Стоит заглянуть, как из горла вылетает хрип, и я дрожащими руками выхватываю сумочку, открываю второй тест, затем третий.

Ответ тот же.

В какой-то момент понимаю, что больше не выдержу, снимаю белье и иду в душ, стою под теплыми струями, которые распаляют кожу.

– Что делать?! Что мне делать?!

Вопрос бьет по вискам. В какой-то момент я просто осознаю, что больше не выдержу. Я с ума сойду из-за всего ужаса, который происходит со мной с того самого вечера на самой крыше отеля, когда позади меня возникла мощная фигура русского.

– Он меня убьет.

Глава 38

Иван Кац

Один из моих клубов встречает хозяина резвыми битами и веселящейся толпой со светящимися в неоновых лучах браслетами. Музыка тяжелая, подстать мрачному антуражу зала с вмонтированными в куполообразный потолок светодиодами.

– Смола согласился на встречу на нашей территории. Это показатель его расположения, Иван. Я все еще советую тебе проявить благоразумие.

Каркающий голос Серебрякова, орущего мне в ухо, и мы заходим в пустующий ВИП с видом на бушующую толпу в самом низу. Рассматриваю массу мажоров, наметанным глазом определяю кто есть кто, пока Сашка во всю уламывает меня, пестря цифрами и сводками из своих бумажек.

– Это не показатель расположения, Серебряков.

Отвечаю спокойно. Смольный знает, что это переговоры, знает, что я по понятиям и не решу вопрос на месте.

– Иван, он предлагает взаимовыгодное сотрудничество.

Кошусь на брюнета с зализанными волосами. Раздражает меня партнер, отворачиваюсь, рассматриваю отборных танцовщиц, выкладывающихся до испарины на коже и капель пота на груди, но ни одна из всех девиц не вызывает никакого импульса, и странность в том, что это состояние у меня с тех самых пор, как в моей не самой простой жизни появилась куколка.

– Кровавый. Ты как всегда пунктуален.

Басовитый голос за спиной, и я моментально оборачиваюсь. В пространство ВИПа входят трое мужчин во главе с самим Смолой, который обратился ко мне первым.

– А ты, Смольный, запаздываешь.

Улыбается, хотя взгляд остается все таким же пустым.

– Новый город, Ваня, пока адаптируемся к дорогам да правилам, но, думаю, что давно пришло время все подправить.

Намек понятен. Смольный в сопровождении верхушки синдиката садится в удобные кресла, без особых расшаркиваний берет со стола виноградину и запускает к себе в рот, вперив свой острый взгляд прямо в меня.

Борзо. На моей территории мне показывают, что совсем не чувствуют себя гостями. Рассматриваю крупного мужика с излишне раскачанной бычьей шеей, он вообще весь на кабана похож, дикого, лесного, которому дай только крови нюхнуть, он будет гнаться за добычей, пока не добьет.

– Знаешь пословицу, Смола, про не говори гоп?

Ржет. Темноглазый мужик, сидящий слева от Смолы, лыбится, а вот неприметный худющий партнер справа не меняется в лице.

Смольный же, отсмеявшись, продолжает мою мысль:

– Да и медведь живехонек, чтобы шкуру его делить.

Ухмыляюсь и сажусь на широкий диван, рядом с Серебряковым и прямо напротив Смолы. Делаю то же самое, что и он, закидываю виноград в рот и смотрю прямо в глаза. Здесь и сейчас работает шифр, сигналы, которые соперник считывает и прикидывает свои шансы на определенный исход.

– Базар у меня к тебе конкретный, Кац, – наконец, не выдерживает игру в гляделки, начинает: – Мы не последние люди, пришлые, но с нами можно договориться. Я предлагаю тебе выгодную сделку в особо крупном размере на постоянных условиях.

– Я здесь для того, чтобы выслушать твое предложение, Смола.

– Мне нужны доступы, чтобы проводить операции в порту и через тебя трансфер в штат.

– Борзая заява.

Хмурится.

– Я пока, Кровавый, выказываю уважение, хотя могу устроить конкретное гасилово на местах.

– Интересно ты мирный базар начинаешь, братан.

Кривлю губу и окидываю взглядом двух сподручных Вадима. Запоминаю детали. Каримов и Васильев. Второе и третье лицо синдиката, и то, что Смола рискнул притащиться вместе с ними на стрелку, говорит мне о двух вещах. Первое, он уверен в своей непобедимости, второе, а вот об этом нужно еще подумать.

– Тут такая тема, Ваня, война не нужна ни мне, ни тебе. Новые времена идут, новый бизнес, новые операции.

Киваю. Знаю я что это за операции. Только в отличие от того же Смолы, я по понятиям и определенные сферы не трогаю. То, чем промышляет он, живая контрабанда в контейнерах, не моя тема. Во мне еще пацан не помер, который дружбанов своих в болоте схоронил.

И братва пришлая сейчас получает свой волчий билет с моей стороны. Говорю же следующее:

– Я понимаю твои замуты, ценю, что уважение выказал, поделился наметками, но порт для подобных операций закрыт.

Вскидывает бровь, не ожидал, что в лоб отказ получит. Контроль теряет над собой на доли секунд, но мне хватает, чтобы засечь, как косится на блондина перед тем, как ответ дать.

 Считываю все то, что от меня скрыть пытаются. Выводы свои делаю. Именно сейчас Смола мне ярко демонстрирует, какая очередность в иерархии синдиката.

– Худой мне говорил, что ты мужик деловой, умеешь трезво да здраво оценивать плюсы да минусы ситуации, но, видать, в последнее время Кровавый слабину дает…

Кулаки сжимаются с хрустом.

– Не путай что и кому говоришь.

Весь напрягается. Злость свою утаить не может, а потом в меня слова летят, как стрелы с ядом на концах:

– Тут слушок один ходит. Народ базарит, что хватку царь теряет. Игрушка, говорят, у тебя появилась красивая, такая блондинистая моделька, которую ты упорно не сливаешь…

Только одно упоминание, один прозрачный намек и кровь вскипает так, что жилы пухнут, поражаюсь, как пиджак не трещит по швам. Подбираюсь и проговариваю, глядя в глаза оппонента:

– Ты на стрелку завалился, чтобы потрендеть о том, кого и в каком порядке я предпочитаю?

Давлю взглядом, внутри меня буря, ураган и четкое желание загрызть любого, кто хоть пальцем посмеет прикоснуться к моей личной игрушке.

Не выдерживает натиска Вадим, моргает.

– Нет. Кровавый. Я всего лишь надеялся на послабление.

– Его не будет.

Отвечаю четко с расстановкой и слышу, как Серебряков сжимает кожаную папку так, что она издает скрип, чиркает подобно ножечку по натянутым нервам.

– Я тебя понял, Царь. Принял твой ответ.

Склоняет голову, но не почтение выказывает, повадки шакалов демонстрирует, которые так вцепляются в глотку.

– Тебе срок даю, считай, таймер включаю, а я ведь пунктуальный. Уходи с миром, Смола. Останешься в городе и попытаешься проводить операции, я включу ответку.

Ухмыляется, кривит губы, а на висках капли пота выступили.

Играет языком, показывая оскал.

– Ну что же…

Откупоривает бутылку, наливает стопочку.

– Твое здоровье, Кровавый.

Осушает махом и встает. За ним поднимаются поверенные. Еще пара мгновений и мы с Серебряковым остаемся одни.

Встаю и опять подхожу к своему посту наблюдения. Замечаю, как Смолу с его сподручными окружают со всех сторон. Он покидает клуб в плотном кольце. Охрана у Вадима приличная, многое сегодня я сам прощупал, увидел, убедился.

Неоновые лучи весело играют над веселящейся толпой, проявляя хаотичность движений.

– Ты должен был поделиться, Ваня, новые времена пришли, можно было войти в долю…

– Двум царям на одной земле не бывать, Сашка.

Выдох.

– Так ты потеряешь все. Тебе не победить Смольного, он поддержкой заручился, иначе бы так ровно не базарил.

– Смола весьма информирован, ты не находишь? – прерываю партнера и замолкаю, ответ хочу услышать.

– Он так же, как и мы, собирает информацию, Иван

– Интересная у него информация, оперативно работают, Саша, на опережение, я бы сказал.

Чувствую недовольство кореша, оно буквально в воздухе витает, страх чую. Он всегда гнильцой отдает.

Меня сильно интересует, откуда у Вадима определенная инфа по куколке. Прознали и сразу же применили информацию. Откуда же слив идет?

Разворачиваюсь на каблуках и смотрю в глаза своего партнера. Серебряков. Только сейчас фамилия его внимание привлекает. Отдает от нее эхом истории про тридцать серебряников…

– Иван, ты не выстоишь перед объединенным синдикатом. Замашки твои праведника слишком мешают. Мы бабло рубить можем. Считай, ты сейчас золотую жилу перекрываешь.

– Свободен. Серебряков. Пока.

Губы поджимает и жест такой до оскомины брезгливый, что хочется шваркнуть мужика лицом об стену, чтобы стереть это выражение.

– Ты себе смертный приговор подписываешь, Кровавый, из-за своих моральных принципов.

– Болтаешь много, на выход.

Приказ по факту и дверь закрывается с тихим щелчком.

Интересно все выворачивается и сейчас не суть важно, как просочилась инфа об Авроре. Шило в мешке не утаить. В моей жизни появилась женщина. Поначалу мимолетное увлечение, но с каждой секундой рядом с ней во мне просыпается тот, кто должен был быть давно мертв.

Выдыхаю воздух сквозь сжатые зубы. Тяжелые времена грядут. Народу вокруг много, только это все пшик. Те, кто сильнее всего поддакивают, самые опасные, у них разгон от дружбы в засос до удара в спину секунда.

Рассматриваю выкручивающихся вокруг своей оси девиц и ничего. Никак не вкатывает. Все с того самого момента, как в мой кабинет влетела одна обернутая лентами куколка.

Пока народ не понял, является ли Аврора моим болевым. Но прощупали однозначно.

– Не вовремя ты появилась, Рори, не вовремя. Считай, что мишень на голову нацепила и она ярким красным бельмом у всех на глазу горит.

Прикрываю глаза, и куколка сразу появляется, как наяву вижу, как холодные руки на груди сжимает и пальцы трясутся от волнения, смотрит глазищами своими ярко-малахитовыми, до нутра прошивает. Бесовка.

Отгоняю морок и иду на выход, ночь только началась и вопросов решить много нужно.

Сегодня я кое-что понял. Увидел воочию, кто правит в синдикате Смолы на самом деле и это отнюдь не Смольный. Его так пешкой поставили на роль шута. Глаза мозолить.  Для того, чтобы отвлечь внимание.

Худой. Он же Савелий Юрьевич Васильев. Вот кто главный в этой бригаде. Именно на него Смола посмотрел перед тем, как дать мне ответ.

Разрешения спросил по привычке у того, кто руководит балом из закулисья.

Значит, убрать меня решили.

Ухмыляюсь.

Интересно, однако, какая игра сейчас пойдет?

Глава 39

Аврора

Струи текут по разгоряченной коже, вода должна успокоить, но этого не происходит. Сердце в груди отстукивает рваный ритм, опираюсь руками о прозрачную стену просторной душевой.

– Боже, что же теперь будет…

Губы дрожат. Мне горько. Меня трясет. Слезы смешиваются с водой.

– Почему именно сейчас?! Не через год, не через десять?! Почему именно от него?!

Жмурюсь и ударяю кулачками по кафелю еще и еще. Внутри меня зародилась жизнь, маленький сгусток чистый и неповинный, запретный… мой…

Безоговорочное решение бежать созревает само собой. Закрываю кран, надеваю халат и выхожу из душа, прячу тесты в широкий карман халата, забываю просушить волосы. Они остаются мокрыми прядками на плечах.

Берусь за ручку и выхожу из ванной. Столбенею. Меня просто прикладывает с ужасающей силой панического ужаса, когда обнаруживаю в спальне Ивана.

Вздрагиваю, шага ступить не могу, просто смотрю во все глаза на мужчину. Опасного. Невероятно притягательного. Солнечный луч падает ему на лицо, акцентируя белесые глаза.

Он сидит за кофейным столиком, расположенным у окна, поза расслабленная, но от Каца веет угрозой, которую я чую каждой порой.

Бросает на меня задумчивый взгляд, откладывает телефон, а мне в этом жесте приговор чудится.

Кровь в жилах стынет от того, что в кармане лежит улика грядущей катастрофы и даже не одна…

Мужская рука взмывает вверх, и Иван пальцем меня манит, вынуждает выйти из своего ненадежного убежища и я, как на привязи, делаю шаг из ванной в спальню.

– Д-доброе утро…

Писк вылетает из наверняка побелевших губ. Мне нужно время, чтобы справиться с подкатившими чувствами. Мне необходимо подумать и осмыслить то, что произошло. И я не хочу сейчас видеть мужчину, который стал катализатором того, что моя жизнь стремительно летит в неизвестном направлении.

Именно сейчас я хочу держаться от него как можно дальше. Убежать. Спрятаться. Спасти себя и то маленькое чудо, которое с этой секунды для меня стало важнее, чем что-либо на этом свете.

Иван молчит. Рассматривает меня,  прощупывает. Под напором его незримого давления мне хочется упасть на пол и завопить от безысходности.

Отвожу взгляд, рассматриваю ровные ворсинки ковра, в котором утопают босые ступни. Даже после теплого душа мне холодно.

Тишина давит. Напрягает. Сегодня Иван другой.

В груди щемит и я все борюсь с желанием накрыть рукой живот, защищая свое от хищника, который вперил в меня свои прозрачные глаза.

Тишина давит. Кровавый смотрит на меня спокойно, холодно, скользит по лицу, по губам, которые раскрыты, спускается вниз по ключицам и фокусирует взгляд на груди, где я по инерции зажимаю полы халата пальцами до побелевших костяшек.

Одетый в деловой костюм, он выглядит сногсшибательно. И не скажешь, что пропадал неизвестно где всю ночь. Но от него веет опасностью. Мне кажется, я улавливаю этот тяжелый металлический аромат в воздухе, которым дышу.

Кац мне так и не ответил и это пугает больше всего. Я уже немного к нему привыкаю, распознаю его настрой по незначительным нюансам. Суровый, искушенный мужчина, так хорошо мимикрирующий под бизнесмена, внутри которого живет некто страшный, скорый на расправу, умеющий карать.

И сейчас чувствую, что он готовится вынести мне приговор.

Ловлю себя на том, что даже Монгол не вызывает у меня такого непонятного утробного страха, несмотря на всю ярость, которую я читаю во взгляде восточного мужчины. С Иваном иное…

В его голубоватых льдах нет места жалости и прямо сейчас он рассматривает меня совсем не так, как смотрел еще вчера вечером.

Я едва держусь на ногах, полностью изможденная из-за всего того, что навалилось, вынужденная держать лицо из последних сил.

– Как ты спала, куколка?

Мягкий голос, но в лице нет ни толики нежности. Глаза смотрят цепко. С таким лицом можно положить нож в огонь, раскалить и приступить к пыткам…

– Х-хорошо…

У меня голос дрожит и на глаза наворачиваются слезы. Наверное, я никогда не привыкну к смене ипостасей этого человека. Он разный. В постели безжалостный, всепоглощающий, заставляющий сгорать и срываться в наслаждение, но с ним как по тонкому льду. Не понять, в какой момент провалишься, тебя поглотит ледяная гладь и не выплыть, не вдохнуть.

– Ты не хочешь мне ничего рассказать, Рори?!

Несколько секунд уходит на то, чтобы просто вернуть дыхание, заставить себя дышать.

– Я… не…

Мой голос ломкий, слишком тихий.

– Не терплю, когда мне лгут.

Молчу. Приподнимает бровь, всматривается в меня.

– Освежу память. Вчера. На кассе. Что за шоу ты устроила? А главное – зачем?!

Цепенею. Прикусываю губу.

– Монгол. Палач. Лучший в своем деле. Равных ему нет и быть не может. Было бы интересно, если маленькая куколка могла бы обвести моего братана вокруг наманикюренного пальчика.

Бах. Все слетает. Не могу больше.

Не стоило надеяться, что удастся утаить что-либо от Ивана.

Начинаю смеяться, сначала тихо, а потом все громче и меня прорывает на слезы, понимаю, что сползаю на пол и рыдаю горько под прицелом его леденеющего взгляда.

Я думала, узнать о подобном – это счастье.

Я мечтала, что когда-нибудь я найду человека, создам семью и однажды…

Однажды со всем рвущимся наружу счастьем выкрикну самую желанную для женщины фразу, которая с моих губ срывается, припорошенная горечью рыдания:

– Я беременна, Иван, беременна твоим ребенком…

Глава 40

Иван Кац

К тому моменту, когда дела завершены, ночь отдает свои права утру. Подъезжаю к особняку, привычным взглядом осматриваю постовых. Охрана выполняет свои обязанности.

Все вроде бы как обычно и все же не так. В груди странное ощущение, стремление вернуться домой, потому что там она…

Куколка каким-то образом перестала быть просто игрушкой. Я наслаждаюсь ее видом, роскошным телом, тем, как она выделяется среди всех женщин, которых когда-либо знал. Яркая, броская, как бабочка с пестрыми крылышками и мне совсем не хочется их обламывать, наоборот порву любого, кто посмеет пальцем тронуть.

Аврора, красивое имя, несущая свет, заря. У нее все чувства как на ладони. Во всем чертов протест и неповиновение. Желание сопротивляться мне, той тяге, которую испытывает.  Странное дело, пока возвращался в особняк, думал не о проблемах, которые вскрываются, как чертов гнойник, не о врагах, которых буду рвать, превращая в мясо, чтобы никому и в голову не пришло, что можно пытаться задвинуть Кровавого и отжать территорию, я думаю о ней…

– Бесовка…

Выхожу из автомобиля и размашистым шагом направляюсь в дом. Думаю о своей куколке. О том, что еще раннее утро и Аврора тепленькая лежит в моей постели.

Первая женщина, которая не просто вошла в мой дом, она спит в моей кровати и речь не про секс даже, а про то, что я ее слишком приблизил. Это уже не чисто физиология, а нечто иное. Недопустимое.

Стоит войти, как в ноздри бьет фантомный аромат. Ее запах. Им пропахла моя постель и чертова брусника въелась в кожу.

Кукла подсадила меня на себя, принесла с собой аромат из прошлого.  Но она становится моим настоящим.

Звонок от Монгола застает меня на странных мыслях.

– Ты уже на месте?

– Да. Все под контролем. Занятные факты всплывают…

– Не по телефону.

– Я по другому поводу звоню.

Присвистываю, засекая озабоченность в голосе.

– Твоя женщина, Иван.

Сдавливаю трубку в руке. Монгол единственный, кому я готов подставить спину, но стоит ему заговорить о ней, меня клинит.

– Брат, не начинай.

– Вчера произошло кое-что странное. Я засек. Вернулся и поднял записи видеонаблюдения. Короче. Спроси у нее. Пусть сама тебе все скажет. Не от меня ты должен узнать…

Зверею моментально.

– Монгол. Кота за хвост не таскай.

– Показалось, что она свинтить хочет.

Одно слово о ее побеге и зверь внутри оголяет клыки, готовый вспарывать.

– В супермаркете дело было. На кассе. Спроси ее.

– Монгол, я тебе башку оторву. Что за писец сейчас ты мне втираешь?!

– Я все сказал, брат. Дальше сам. С бабой своей покумекай.

Бросает трубку. Такое только Монгол может позволить себе. Быстро поднимаюсь по лестницам, иду в спальню и пытаюсь совладать с собой.

Вхожу, контролирую себя, чтобы не грохнуть дверью. Постель пуста. Нет куколки. В первую секунду все перед глазами красной пеленой покрывается и уже спустя адски длительное мгновени до слуха доходит движ в ванной комнате.

Подхожу и застываю у двери. Слышу, как всхлипывает в туалете, похоже, что плачет. Заставляю себя отойти от двери, не вышибить, не напугать.

Почему?

Вопрос, ответ на который пока не хочу давать. Только одна мысль, что куколка решила свинтить, и внутри чернота все затапливает и образ белокурой красотки трещит и ломается, как стекло, на тысячи отражений и осколков. Я ее не отпущу. У меня к ней тяга болезненная и всепоглощающая, но вместе с тем боюсь навредить, иногда кажется, что сожму сильнее, и куколка растворится, как дым, развеется по ветру.

Сажусь в кресло, прикрываю глаза, концентрируюсь на ощущениях. Слышу, как включает воду, кажется, что ладошкой по стеклу пару раз заряжает.

– Что с тобой опять стряслось, Рори…

Из-за нее я нарушил одно из моих личных табу – не иметь привязанностей.

Очередная девка из эскорта стала чем-то большим. Моим запретным удовольствием. Искушением.

– Выходи, куколка.

С ней все не так с самого начала. С первого взгляда, когда потонул в глубине ее зеленых кошачьих глаз.

Невесомые шаги и дверь открывается, замирает, бледнеет, не дышит даже.

Заставляю себя не двигаться, чтобы не задрать свою добычу. Одна мысль о том, что хочет развязаться, что предпочла бежать, и меня кроет.

Даю знак, чтобы подошла. Напрягает, что босыми ногами стоит на холодном кафеле ванной.

Внутренний зверь скалится, потому что Аврора стала слишком желанным куском для других.

Смотрю в зеленые глаза, невыносимо яркие, сияющие фосфором от слез, и чую неладное. Случилось что-то слишком серьезное, иначе Монгол бы мне наводку не дал.

Кулаки сжимаются от ноющего болезненного чувства под ребрами.

Надеюсь, ты не предала меня, куколка, ведь не пощажу, если так.

Прикрываю глаза и иду вразрез собственным запретам. Подталкиваю Аврору к разговору, даю шанс:

– Ты не хочешь мне ничего рассказать, Рори?!

Губку полную прикусывает, а я встаю, заставляю себя оставаться на месте, чтобы не наброситься, потому что истосковался за те часы, что не видел, вкус ее хочу почувствовать, в себя вобрать, прикусить, всосать, потому что с ней живой, а сейчас мертвею, так как чую, юлить начинает…

– Я… не…

Мотаю головой. Темнит. Достает ее нерешительность. Привык, что Аврора не лжет, кричит о своей ненависти, выстанывает, умоляет, чтобы оставил, или, наоборот, не выпускал ее из своих рук, но она никогда не лжет.

Вранья я не перевариваю. За ложь вырываю языки и заставляю сжирать. Показательно. Крови много. Она лучший инструмент власти.

– Освежу память. Вчера. На кассе. Что за шоу ты устроила?

Губы у нее дрожат, бледная вся. Маленькая. Трепетная.

Если предаст. Я же ее порву. Выверну ее всю наизнанку за то, что чувствую к ней, за то, что у меня внутри все кипит.

Не ври мне, Аврора. Палач тебе шанс дал все самой сказать. Кореш по понятиям. По кодексу. Что-то ты сделала, что я знать должен, и лучше от тебя, иначе быть  беде.

– Монгол. Лучший в своем деле. Было бы интересно, если маленькая куколка могла бы обвести моего братана вокруг наманикюренного пальчика.

Даю фору. Навожу. Ответь, малышка. Скажи правду. Не заставляй меня открывать тебе свое истинное лицо.

С каждой секундой ее начинает трясти все сильнее, и чем сильнее тянет с ответом, тем больше во мне закипает желание подойти и вытрясти всю правду. Чем сильнее меня к ней тянет, тем сильнее инстинкт кричит отшвырнуть от себя девку, всего лишь тело, роскошное, совершенное, с молочной кожей, узкими плечами и выпирающими лопатками под нежной кожей.

Стоит только подумать, что сейчас она солжет и уйдет от ответа, как мысленно содрогаюсь.

А она обнимает себя руками, глаза сверкают от слез, капающих с длинных пушистых ресничек, натуральных, сама естественность, дурман.

И единственное, чего сейчас хочу, это заглушить вопящую интуицию, что девчонка скрывает что-то важное, что за спиной что-то замышляет.

Сколько было подстав и предательств, скольким голову оторвал за то, что исподтишка. И стоит подумать, что и эта малышка не случайно ко мне попала…

У меня сейчас война полным ходом, враг непростой, синдикат мощный и бои за порт, потому что все через меня, жирное место.

Авроре я предательства не спущу. Никому никогда ничего не спускал, а ей особенно. Потому что она особенная…

От волны дикого и непонятного чувства готов взорваться прямо сейчас.

Прикусывает пухлую нижнюю губу, а у меня все внутри скручивается и одно-единственное желание в воспаленном мозгу горит – это прижать к себе, скинуть с нее халат, раскинуть красивые ноги и погрузить нас обоих в водоворот разврата.

– Аврора.

Ее имя, выстрелом. Контрольным.

И слезы, наконец, срываются с ресниц, катятся по щекам и всхлипом вылетает едва различимая фраза, наполненная горечью и болью, от которой у меня нутро скручивается и едкая кислота выжигает.

– Я беременна…