Текст книги "Его Искушение"

Глава 32

Иван Кац

Цепенею. Меня буквально вышибает из действительности, и я лечу в прошлое. Туда, где пацан остался на пепелище своего прошлого, выл и оплакивал родителей.

Прямое попадание. Она словно пушку навела и выстрелила, попав в цель. Вскрыла все то, что похоронено глубоко внутри.

И вот я вижу себя в старом здании, не видавшем ремонта еще с совковых времен. Стою пришибленный и говорить не могу, заикаюсь, язык тогда у меня отказал. После того, как тела родителей увидел.

– Что за фамилия странная у тебя?

Баба толстая, сидит за столом, оформляет документы в детдом. Похожа на кусок колбасы, перетянутой веревкой, одно сплошное сало, которое вываливается из всех складок платья.

– Кац?! Фамилия странная. Не русский, что ль?!

Поправляет очки на своей жирной харе.

– Ты че, еще и немой?!

Отмахивается и продолжает выводить свои каракули в журнале. Механика и никакого сочувствия.

А у меня внутри все кровит и отец перед глазами в своем кабинете, белый халат, врачебная этика.

– Дмитрий Иванович, все пациенты на сегодня закончились.

– Спасибо, Майя, можете идти.

Поворачивается ко мне, снимает халат.

– Ну что, Ванюша, ты мне сегодня здорово помог.

– Бать, я все равно не буду врачом. Хоть убей.

Пожимает широкими плечами и, взяв портфель, выходит. Иду рядом. Ненавижу жару. Комарья полно.

– И вообще, мама говорит, что тебя твой профессор за бугор звал, а ты тут прозябаешь, а мог бы миллионы зашибать, сейчас, говорят, время такое, что бабла немеряно люди за пару дел поднимают. Новые порядки в страну пришли.

Отец бросает на меня взгляд свысока, я ему еще сильно уступаю в росте.

– Как переводится твоя фамилия, Иван, знаешь?

Закатываю глаза и пожимаю плечами.

– Не начинай только.

– Праведник. Пусть сейчас хаос вокруг, но ты живи по своему закону, сын.

Смаргиваю наваждение и всматриваюсь в заплаканные зеленые глаза Авроры, в них, в этой зеленой яркости такая безнадежность. Не привык я к чувствам, а в девчонке их слишком много.

– Хватит на сегодня откровений.

Переворачиваюсь на спину и устремляю взгляд в потолок, рядом ощущаю движение, девчонка пытается отползти.

Вскидываю руку, ловлю нежное тело и прибиваю к себе.

– Пожалуйста, я хочу в свою комнату, мне нужно побыть одной.

– Сейчас ты успокоишься и заснешь.

Всхлипывает.

И мне бы ее отослать подальше, в другую комнату, или вообще вышвырнуть из своего дома, но от этой мысли все внутри вскипает протестом.

– Я тебя ненавижу, Иван, как же я тебя ненавижу.

Шепот, но в тишине темной комнаты звучит слишком громко.

– Спи.

Ворочается рядом, натягивает одеяло и, наконец, затихает, расслабляется и сама ко мне ластится во сне, а я смотрю на мерцающую во мраке золотом макушку, пальцы сами играют с локонами.

Ненависти в ней точно нет. Странная она.  Аврора… Кукла с душой. Она не похожа ни на одну предыдущую. Она меняет мое отношение…

Разворачивается во сне и утыкается носом мне в плечо, обхватывает руками торс, подсознательно держится за меня, чтобы не упасть.

– А говоришь, ненавидишь.

Провожу рукой по лицу. С этой куколкой все иначе. Мучительная иллюзия отношений, которые для меня табу, но по факту я выбрал себе постоянную женщину.

Монгол прав. Я дал защиту, но и подставил по-крупному. Теперь каждая псина знает, что я приблизил к себе женщину.

Думал, что одна ночь и вычеркнул, а стоило Флауэру вякнуть, что на нее запрос пришел, как меня всего передернуло.

– Что же мне с тобой делать, куколка?

Все время хочется ее видеть, чувствовать. Она сладко стонет, невероятно кричит и умеет распалить одним взглядом зеленых глаз, в которых бушует непокорность.

Именно в сексе Аврора, не переставая называет мое имя, безотчетно поддается, сама. С первого взгляда между нами проскользнула искра притяжения.

Ей не повезло.

Ей очень не повезло, раз звезды сошлись и наши пути пересеклись.

Опять вздрагивает, сопит что-то, а я смотрю на влажные дорожки на щеках. Почему-то не все равно.

Легкая, невесомая практически, только даже во сне почувствовав мои руки, напрягается в первые мгновения, а потом сама устраивается удобнее, жмется, защиты ищет.

И эту защиту могу ей дать только я. Девчонка вляпалась в мой мир с разгона. Сам затащил. Не выбери ее, ничего бы не было. Понимаю. Знаю. Но факта бешеного желания обладать это все не отменяет. Не было у нее шанса. Как только увидел, пропала она.

Либо моя. Либо – ничья. Иного не дано.

Эта девочка пробуждает во мне нечто несвойственное. Прижимаю тонкое тело к себе и вдыхаю ее аромат.

Чертова брусника, которая напоминает мне о прошлом, напоминает меня прежнего…

Вводит в искушение и заставляет быть человечным совсем немного и только с ней, но все же.

Иван, тот, другой, который прожил жизнь в детдоме и был таким же “оборванцем”, он, оказывается, не сдох, он живет где-то глубоко внутри и слова моей куколки были услышаны.

Понимание приходит, что жить Аврора будет не просто в моем доме, ее место в моей спальне.

Чтобы вдыхать ее запах, пока спит, чтобы чувствовать то, что, казалось, похоронено и забыто давно…

Глава 33

Аврора

Просыпаюсь по ощущениям поздно, разлепляю глаза и оборачиваюсь, опасаясь вновь увидеть мужчину за спиной.

Каца нет. Подушка с его стороны помята и хранит тяжелый запах вереска. Выдыхаю с облегчением. Я не знаю, что следует говорить Ивану. Банальное “доброе утро” не прокатит. Слишком это как-то интимно, и, скорее, определяет уровень близости. Спать с ним одно, а вот просыпаться совсем стремно.

Пробуждение в объятиях любимого, его улыбка и ласка в лучах солнца это, скорее, про отношения, а не то, что у нас с боссом русской мафии.

Поднимаюсь с кровати, встаю, наверное, слишком резко, потому что меня словно уносит, и я валюсь обратно, пережидая головокружение.

Сижу, прикрыв глаза, но недомогание быстро отходит.

– Все же Иван прав, пора завязывать с голодовками.

Замечаю свой пеньюар, аккуратно лежащий на пуфе рядом с кроватью.

– Значит, прислуге приказал принести.

Пожимаю плечами и накидываю скользящую ткань. Перестаю что-либо понимать и просто иду в ванную, принимаю душ, привожу себя в порядок, подмечаю все необходимые женские гигиенические принадлежности на полках рядом с зеркалом, поворачиваю тюбики и неожиданно для себя осознаю, что это не просто знакомые бренды.

Это моя косметика!

Догадка ослепляет. Быстро иду в смежную со спальней гардеробную, захожу в пространство, забитое брендовой мужской одеждой, к своему удивлению, нахожу стенды с женской.

– Быть не может!

Все, что с собой привезла, висит здесь на вешалках, а также совершенно новые вещи, сумочки, туфли. Проверяю.

Все моего размера.

– Как такое возможно?! Когда он все успел?!

Кац отдал приказ и игрушку для утех разместили у него под боком, чтобы не утруждал себя походом из спальни в спальню?!

– Ну хорошо, Иван, я приму правила твоей игры.

Киваю собственному отражению, что смотрит на меня с зеркальной стены.

– Я устрою тебе веселенькое совместное проживание. Взвоешь.

Нахожу свою сумочку здесь же и, достав смартфон, сверяюсь с расписанием.

– Черт! Сегодня примерка у Донны.

Телефон в руке вибрирует, жму кнопку и не успеваю поднести трубку к уху, как слышу кудахтанье Ридли.

– Тебе телефон зачем?!

– Доброе утро.

– У тебя там сотни пропущенных, это только от меня! У Донны поменялась команда, нам нужно продлить с ней контракт, у меня все в огне, а ты игноришь!

Флауэр и его вопли бесят и, улыбнувшись, я отвечаю со всем радушием:

– Извини, Цветочек, не до тебя было, сутки с Иваном отрабатывала. Мне передать твои недовольства Кацу?!

Гробовая тишина в ответ и с задержкой грохот. Тяжеловес осел на пол.

– Нет-нет, Рора, ты что?! Н-никаких недовольств, передавай мое почтение господину Кацу.

Хочу уже отключить звонок, как Ридли приходит в себя после нокаута.

– Будь вовремя у Донны!

Киваю самой себе. Нарушать контракты я не собираюсь, не для того столько лишений, чтобы позволить личностным переживаниям пустить карьеру под откос.

Эпатажная хозяйка одного из топовых модных домов больше всего на свете любит себя родимую, поэтому умная модель явится к дизайнеру одетая только в его бренд. Это и дань уважения таланту кутюрье и этика.

Прохожу пальчиками по вешалкам, подбираю вещи из последней коллекции Донны.  Мода моя стихия и я умею на глаз определять не только руку дизайнера, но и сказать, какого года коллекция.

Быть в обойме – означает пахать каждый день с утра до ночи, иначе вылетишь, как отработанная гильза.

Мир моды жесток, конкуренция и прочие приятности в виде эскорта русских авторитетов заставляют грести изо всех сил, чтобы не потонуть в водах, кишащих разными клыкастыми тварями.

Останавливаю выбор на ярком принте – золото и бирюза. Идеальное платье для того, чтобы явиться пред ясные очи моей своеобразной работодательницы.

Выбираю босоножки на шпильках и клатч. Привожу в порядок лицо, убираю волосы в конский хвост.

Придирчиво осматриваю свой образ в зеркале. Расправляю платье на бедрах.

Кажется, или пару сантиметров в объеме прибавила?!

Прищуриваюсь. Изучаю свою фигуру с разных ракурсов, но все же прихожу к мысли, что все вроде так же, а сантиметра под рукой нет, чтобы убедиться в своих нижних девяносто.

Имидж – моя работа. Как бы гадко ни было на душе, обертка – наше все, и прямо сейчас на меня из зеркала смотрит одна из самых востребованных топ-моделей современности.

– Вот я и готова, господин Кац. Посмотрим, как ты переваришь такое.

Улыбаюсь широко, последний штрих к образу, беру золотистый клатч.

Что поделать, все, что на мне надето, излишне кричаще, может быть, и китч в чистом виде – но таков образ, который придется по нраву Донне.

Я ее знаю. Изучила за годы совместной работы. Жесткая бизнесвумен, которая склонна к эпатажу, может возвысить или выгнать из бренда за несогласие с ее видением тенденций.

Таков закон бизнеса. Кто обладает властью, тот и вершит судьбы.

Стук в дверь прерывает поток мыслей, выдыхаю. Не Иван. Он в своем собственном доме стучать не будет.

– Да.

Повышаю голос, дверь открывается, впуская Василису. Улыбнувшись, женщина стреляет в меня излишне любопытным взглядом, скользящим по моим ногам, фигуре, и останавливается на лице.

Выгляжу на миллион. Такая работа. Знаю.

– Господин ожидает вас внизу. Завтрак подан.

Проговаривает мягко, но глаз не отводит. Я знаю этот взгляд. Не ожидала она увидеть королеву после недавней истерики молодой девочки.

– Хорошо, Василиса.

Никто не пожалеет, когда тебе больно и ты пошатнулся, упал. Я знаю. Моделинг не тот бизнес, где можно позволить себе быть слабой. Затопчут.

– Я спущусь через пару минут.

Женщина кивает, спохватившись и потупив взор.

– Я передам хозяину, и Аврора… Вы просто красавица. Не опаздывайте.

Выдерживаю необходимое время. Мне нравится играть на нервах Ивана.

Маленькая месть, правда, если перегнуть, можно поплатиться, но раз он сегодня в роли радушного хозяина замка, ну что же, можем и сыграть в твою гостью, господин Кац.

Спускаюсь по мраморным ступеням, цокот каблучков отдает эхом. Внизу в холле накрыт стол. Выхватываю мощного русского, сидящего ко мне спиной. Пиджак обтянул широкие плечи и сидит как влитой.

Светлые волосы, как всегда, зачесаны назад, голова немного откинута.

Сердце в груди начинает биться чуть быстрее, волнение проскальзывает по венам и скапливается в животе.

Перевожу взгляд на мужчину, который возвышается огромным мрачным изваянием перед Кацем, и сбиваюсь с модельного шага.

Тот самый брюнет со странным прозвищем Монгол. Смотрит в упор на Каца. Этот взгляд – он злой, дикий, тигриный. Зверье меня окружает.

– Я пробил схемы. Есть пара шестерок, пацаны присели на хвост, посмотрим, в чем замут.

Замолкает, останавливает взгляд на мне. Всеми фибрами чувствую поток неприязни с его стороны.

Ярость. Она живет в этом человеке, который ведет себя с Иваном словно равный, нет ничего того, что вижу в других.

– Я все сказал, Царь.

Прикладываю все возможные усилия, чтобы маска доброжелательности не слетела с лица под огнем раскосых глаз.

Этот мужчина. Монгол. У меня от него иголки по всему телу. Не могу понять, в чем причина его ненависти, которую я, наверное, и пощупать могу, настолько она осязаема.

– Времени на раскачку не даю. Виновных ко мне и порешаем.

От голоса Ивана становится дурно. Сейчас он не такой, как в моменты нашей близости, когда мы только вдвоем.

Наконец, обхожу Каца и бросаю взгляд на сервированный стол, сажусь на свое место рядом с хозяином особняка.

– Доброе утро, – проговариваю улыбнувшись, загоняя излишний трепет и страх глубоко внутрь.

Кивает Монголу, тот уходит без расшаркиваний и прощаний.

– Куколка…

Поворот головы и я сталкиваюсь с взглядом, от которого все переворачивается внутри, словно обмирает. Мне страшно на него смотреть, но я не могу оторваться от разглядывания суровых черт.

Иван манит и отталкивает. О него можно изрезаться, но противостоять невозможно.

Так и смотрю в прозрачные глаза, не могу побороть странную тягу.

Наклоняет голову к плечу, проходится по мне ленивым взглядом. Крупная рука медленно взмывает, прикасается к моему лбу, отводит прядку с лица и замирает в моих волосах, медленно перебирая локоны, а меня тянет глаза прикрыть, податься к нему навстречу.

Грудь начинает тяжело вздыматься, меня окутывает болезненным трепетом.

– Доброе…

Отвечает и тянет меня на себя, целует в губы, сразу сильно, напористо, лишая возможности дышать и заявляя свои права на мое тело.

Отпускает так же внезапно и, открыв глаза, я сталкиваюсь с белесыми глубинами его взгляда.

– Ты меня удивляешь, это редко кому удается.

– Ожидал увидеть сломленную и забитую игрушку?

Отмахивается от моих слов, продолжая смотреть мне в глаза. Это пугает, как и то, что его рука так и не отпустила мена, а большой палец ласкает скулу.

– Я тебя не понимаю… я правда не понимаю, Иван. Ты то жесток, то нежен… – губами едва шевелю и шепотом роняю правду.

Смотрю в глаза такие страшные, пустые и притягательные, в ожидании ответов, сама не замечаю, как прикусываю зубами нижнюю губу, он скользит к моей шее, гладит кожу и неожиданно с силой притягивает к себе. Не сопротивляюсь. Все равно Кац махина. Сильная.  Ему мне голову оторвать труда не составит.

Неожиданно слышу ответ, от которого пальчики на ногах поджимаются:

– Не могу решить, чего хочу больше: сломать тебе шейку, чтобы от проблемы избавиться, или загрызть любого, кто на тебя не так глянет…

В его голосе раздумье, а в глазах ад. Сделает. На все способен, но не страшно. Не знаю, почему.

Сама подаюсь вперед и касаюсь губами его губ. А он в глаза мне смотрит. Не моргает даже.

Отпускает и откидывается на спинку высокого стула.

– Вот этим и цепляешь. Делаешь совсем не то, что я от тебя ожидаю.

– Это называют взбалмошностью.

– Нет. Не в твоем случае. Скорее, похоже на суицидальную храбрость, когда противник заведомо слаб, но своим поведением вызывает уважение у сильной стороны. Приступай к завтраку, Аврора. В моем доме голодать ты не будешь.

Опускаю взгляд на усыпанный разными блюдами стол и не нахожу то, чем давлюсь уже который год.

Поднимаю взгляд на Ивана.

– Что, куколка?

– Я завтракаю овсяной кашей с добавлением сухофруктов и кусочком масла в пять граммов сверху.

Приподнимает бровь.

– Всегда?

– Да. Только так.

– Шеф-повара сюда.

Рявкает и мгновения не проходит, как в зал заходит запыхавшийся мужчина в фартуке и колпаке, улавливаю, как тяжело вздымается его грудь. Судя по всему, он летел сюда на всех парах, а уже на подходе сбавил темп, чтобы явиться к хозяину со всем достоинством, свойственным профессионалу высшего класса.

Кац слово в слово повторяет ему то, что сказала я, и мужчина со смешными усиками и явно французским акцентом обращается ко мне со всей учтивостью:

– Мадемуазель, какие предпочтения будут относительно обеда и ужина?

Озвучиваю свой обычный рацион. Рыба, рис, семена киноа, авокадо, красное мясо. Все необходимые белки и углеводы присутствуют. Рацион разработан с учетом всех моих личностных предпочтений и характеристик организма. Я не голодаю. Ну если не перехожу на жесткую диету, что бывает все же не так часто.

– Я вас понял. Дайте мне несколько минут и завтрак будет подан. Прошу меня извинить. Не был предупрежден заранее.

– Теперь знаешь. Поторопись.

Резко прерывает добродушный щебет повара Кац, мужчина скрывается за дверью, а я в неверии смотрю на Ивана.

Мой статус пока не ясен, но…

Мне приятно становится. Эта учтивость. Он считается со мной. Заставляет всех относиться с особым уважением…

Мужчина продолжает смотреть на меня с прищуром

– Я смотрю, у тебя все, как в армии. Во всем строгий распорядок.  Чем еще удивишь, куколка?

– Мое тело – главный инструмент в профессии. Сегодня тебя восхваляют, а завтра размазывают по асфальту, так что я делаю все от меня зависящее, чтобы быть в форме.

– И все это, чтобы продолжать крутить задницей на подиуме из года в год?

Говорит немного снисходительно. Стискиваю пальцы и выдаю резко:

– Нет, так легче найти похотливого покупателя на эффектное тело. Вот, удалось склеить тебя!

Последнее слово застывает в воздухе, а затем тишина. Девушка в форме, усердно пряча глаза и бледнея, ставит передо мной тарелку с кашей и исчезает так же беззвучно.

Иван, особо не реагируя на мою колкую речь, смотрит на меня в упор, а я сдуваюсь. Выдыхаю и говорю правду. Откровение. Он все время вынуждает открываться.

– Эта профессия заставляет переносить многое. Учит терпеть.

Опускаю взгляд, прячу его, разглядывая заставленный едой стол.

А у самой набегают слезы. Воспоминание. Обещание.

– Нет, Иван. Это не только для дефилирования по подиуму. Это все крупицы, ведущие к исполнению мечты, для реализации которой я работаю. Цель, которую достигну. Обет, который дала однажды…

Все это со мной. Внутри меня. Спрятано под лучезарной оберткой пустышки.

Поднимаю взгляд и каменею от арктического холода, который сшибает меня. Лицо Ивана напряжено.

– Можешь завязывать с подиумом, если для тебя это всего лишь инструмент. Я дам тебе все, что пожелаешь. У тебя будут ресурсы для твоих фондов в объеме, который необходим.

– Как-то мафия и благотворительность не сильно вяжутся, не находишь?!

– Ты была бы удивлена некоторым вещам, если бы знала, что любая структура так или иначе связана с определенными кругами, которые всегда в тени.

– Такие огромные суммы, и ты готов их дать мне, зная, что они не принесут тебе выгоду?!

– Я уже озвучил свой ответ.

Не верю тому, что слышу, смотрю и не могу его понять.

– Иван… я…

Делает глоток из чашки.

– Считай, мне понравилась твоя бизнес-идея.

– Почему?

– Второй шанс. Назови свой фонд так. Иногда это все, что нужно в жизни.

Во рту становится сухо, сглатываю гулко, ощущая спазм тошноты.

Чертово недомогание настигает опять. Кац касается меня, кладет сухую ладонь на мой лоб.

– Тебе плохо?

– Пить хочу…

Окидывает меня странным взглядом, а я сжимаю в руках ножку бокала с водой.

– Приступай к еде.

– Перед тем, как начать завтрак, у меня ежедневный ритуал. Нужно один стакан выпить.

– У меня зреет мысль показать тебя врачу.

– Была около месяца назад. Все анализы в норме.

Наконец, отставляю бокал и отправляю ложку каши в рот, затем вторю, третью. Жую с аппетитом. Неожиданно даже.

– Куда так вырядилась?

Иван задает очередной вопрос после того, как я откалываю ложку, опустошив тарелку полностью.

– У меня сегодня примерка перед показом. Я ведь гостья в твоем доме, Иван, а не пленница, и у меня есть работа, которую я не собираюсь оставлять.

Откидывается на стуле, смотрит так внимательно, прощупывает, а я смущение прячу за бокалом, из которого осторожно отпиваю прохладную жидкость.

– Подумай о моем предложении, пока Монгол тебя отвезет, – отвечает ровно, – с сегодняшнего дня он в ответе за тебя. Считай его своим телохранителем.

Так и хочется по-детски ляпнуть: “Только не он!”.

– Так тюремный надсмотрщик теперь называется?!

Приподнимаю бровь, ну не могу я не подергать тигра за усы. Не нравится моя бравада.

Внимательный взгляд скользит по моему лицу, шее, сползает в вырез платья.

Я одета броско, но все же пошив платья скромный, так что мужчина многого не видит, только ощущение такое, что ему одежда не мешает видеть меня всю насквозь.

– Для заключенной ты излишне языкастая. Дерзкая. Пока меня это заводит, но перегибать не советую. У меня есть подвал в поместье, вот там все условия, близкие к реалиям тюрьмы, затхлый запах и влажные стены с капельками воды, которые своей монотонностью сводят с ума. Там время течет незримо и секунды кажутся часами. Думаю, что моя спальня сильно отличается от карцера.

Говорит как бы между прочим. Взгляд исподлобья. На мгновение ощущаю двойное дно сказанного. Кац знает, что такое тюрьма. Он сидел.

Я ведь совсем не знаю мужчину, с которым вынуждена жить. На мгновение он позволяет заглянуть мне внутрь себя, тонкая грань и я опускаю взгляд, становится не по себе.

– Считаешь меня неблагодарной?!

Спрашиваю, прогоняя тошноту. Проклятая вода часто провоцировала рвотный позыв вначале, не могу понять, почему ощущения вернулись?

Нервы, наверное.

Поднимает мое лицо, присматривается.

– Скажем так, пока мне интересно открывать твой характер. Если бы ты не встретила меня, не было бы и проблем. Ты так считаешь. Может, права, но твой цветочек с яйцами всегда мог продать тебя если не мне, так другому. Твоя судьба была предрешена изначально. Быть настолько красивой – наказание. Ты манишь, совращаешь одним взглядом, жестом. Я тебя хочу.

– Так, может, мне искромсать лицо, избавиться от красоты, которая становится проклятием и привлекает хищников вроде тебя?!

Бросаю на эмоциях, зло.

– Только попробуй.

Улыбается, сверкает белизной крупных зубов и проговаривает севшим от сдерживаемой ярости голосом:

– Ты так хорошо умеешь завести меня, уверена, что справишься? Пока я с тобой был мягок, даже слишком, могу показать, какой именно секс предпочитаю.

Прикусываю губу. Чувствую волну его дикой ярости напополам с возбуждением, которые рвутся ко мне.

– Навредишь себе – я уничтожу любого, кто тебе дорог. Подумай, нужен ли тебе враг в моем лице, Рори…

Набираю воздух, хочу выговорить все, но сдуваюсь.

Впервые Иван сократил мое имя столь необычно, по-своему.

– Учись существовать рядом со мной.

Он приказывает.

– Иначе ты сделаешь мне больно, навредишь тем, кого люблю?! – с отчаянием произношу и в глазах скапливаются слезы.

– Выбор за тобой. А боль… Боль можно доставить разными способами, как, впрочем, и наслаждение.

– Страшно слышать такое, Иван.

– Я могу калечить морально. Подумай, нужно ли тебе это. Я тот, кто есть. Без прикрас. Без всякой ереси. Научись понимать меня. Притормаживай на поворотах, куколка, и тебе будет хорошо со мной.

Все внутри обрывается.

Ему меня уничтожить, все, что мне дорого, отнять – ничего не стоит. Безграничная власть и черная душа.

Отворачиваюсь, смотрю в сторону.

Ловит меня за шею, разворачивает к себе лицом.

– Разума в тебе много, но спесивость тоже присутствует. Если откинешь свои дурацкие принципы и пораскинешь мозгами, поймешь, что до сих пор, кроме кайфа, со мной ты ничего не чувствовала. Пальцем тебя не тронул, волоску на твоей золотой головке не навредил.

Хочу возразить, но аргументов нет. Меня бросили к нему под ноги в виде подарка, но все, что между нами было – одна сплошная химия, которой я сама отдалась.

– Я не самый легкий человек в общении, но не наношу удара заведомо слабому и невиновному. Только это не отменяет того, что я привык наказывать за проступки всегда и всех. Запомни. Не зли и не провоцируй. Ухаживай за перышками как привыкла, и радуй мой глаз. Больше ничего от тебя не требую.

– Но…

Тянет меня на себя и целует, запечатывает мой рот алчно, с жадностью, упираюсь в сильную грудь, пытаюсь оттолкнуть, а сама отвечаю на поцелуй, поддаюсь, тело обмякает и опять внутри загорается огонек, перерастающий в пожар.

Отстраняется неожиданно резко, шипит ругательства на своем, а я скоро начну русский мат понимать.

Уходит. Все же Иван умеет разделять работу и развлечения. Судя по всему, сейчас ничто не помешает боссу мафии управлять своим синдикатом, даже личная игрушка.

Поднимаюсь из-за стола, беру свой клатч, оправляю платье, цепляю улыбку и, достав из сумки солнцезащитные очки, устраиваю их на носу. Выхожу на улицу, вдыхаю запах леса и свежести, поднимаю голову, разглядывая небо и солнышко.

Все же усадьба Ивана находится на самом лоне природы. Это не город с его загазованным воздухом.

Решаю, что скоро возобновлю занятия спортом и начну с утренних пробежек. Здесь. В особняке Ивана – это уже не рутина, а приятное время, когда утренняя прохлада бьет по щекам, заползает в ноздри и открывает второе дыхание.

Спускаюсь по лестницам, рядом со мной резко тормозит автомобиль, слышу скрежет и чуть не падаю, отпрыгнув. На доли секунды чудится, что меня переедут.

– Ты совсем чокнутый?!

Воплю приглушенно, голос от пережитого срывается. Дверь черной громадины открывается и с водительской стороны выходит Монгол.

– В машину садись.

Приказ и один взмах головы в сторону пассажирского места, а я разглядываю скуластое лицо, немного смуглое, с разлетом соболиных бровей над глазами, которые скрыты очками с зеркальными линзами.

– Что я сделала? Отчего мне кажется, что ты с трудом сдерживаешься, чтобы не пришибить меня?!

Очерченные губы раздвигаются в улыбке, хотя нет, оскале. Открывает дверь и показательно ждет, когда подчинюсь.

– Злющему Монголу не нравится быть нянькой у игрушки хозяина?!

Даже не отвечает. Просто берет меня за талию, поднимает словно во мне веса нет, а я вскрикиваю и цепляюсь за мощные плечи, которые обтянуты черной кожей куртки.

Лишь на мгновение ощущаю, что меня обняли, в нос ударяет горькая смесь из запахов ментола и цитруса.

Агрессивный, дикий, необузданный мужчина замирает со мной на руках. Ожидаю, что он меня шмякнет со всей силы о сиденье, но этого не происходит.

Монгол усаживает меня мягко, да еще и защелкивает ремень безопасности.

– Послушай, я же не убила твою собаку и не прикопала на заднем дворе?! Ты можешь вести себя со мной не так враждебно?

Неожиданно длинные пальцы накрывают мой рот.

– Просто молчи. Испарись. Исчезни.

Накрываю его руку своей, пытаюсь отодрать от лица, но внезапно от соприкосновения наших пальцев меня током бьет, и Монгол сам отдергивает руку, а я смотрю, как он захлопывает дверь, как садится за руль, рассматриваю широкий темный затылок. Почему-то внутри проскальзывает нечто странное, несмотря на всю дикость нрава восточного мужчины, я не чувствую в нем угрозы.

Монгол не из тех, кто бьет в спину, он идет напролом. Не знаю, почему в воспоминаниях всплывает вихрастый мальчишка из далекого прошлого. Все детдомовцы обзаводятся шипами, иглами, которые ранят и вспарывают любого, кто посмеет приблизиться и пожелает прикоснуться.

Мальчик из моего прошлого был таким. Когда-то он больно ранил словами, а потом пришло понимание, что защищал. Берег так, как умел, и порой, прогоняя меня в свою комнату, на самом деле он спасал меня от пьяного буйства муженька Жабы.

Тогда я не знала, не догадывалась, ненавидела, а потом… потом, когда все поняла, когда теплое чувство начало зарождаться глубоко внутри, его не стало.

Опять слезы жгут глаза, и увидев в зеркале заднего вида его непроницаемые очки и свое отражение в них, я почему-то чувствую тяжелый взгляд Монгола на себе и проговариваю тихо:

– Я бы все отдала, чтобы исчезнуть, испариться, но мне не дали такого шанса.

Молчание в ответ, а у меня странное чувство. Словно я вернулась в прошлое и впервые встретилась с разгильдяем, который был за главного у “питомцев” Жанны, как моя тетка называла нас.  И поведение Монгола очень напоминает повадки моего друга.

Есть такие мужчины, которые, чтобы защитить, отталкивают.

– Как тебя зовут?

Спрашиваю неожиданно для себя.

– Монгол.

– Это ведь не твое имя, а прозвище. Я хочу знать имя.

Воздух в автомобиле наэлектризовывается и меня прикладывает тяжестью и тьмой энергетики этого восточного мужчины, а его ответ заставляет в ужасе отпрянуть, вжаться в сиденье.

– У Палача нет имени.