Текст книги "Его Искушение"

Глава 34

– Buon giorno, mia cara!

Теплое приветствие итальянки и звонкий поцелуй в воздух рядом с щеками. Мэйк нельзя портить.

– Как всегда изысканна, Рора!

Легкий акцент и растягивание гласных на особый манер. Принимаю похвалу очень необычной женщины, которая правит в своем доме от кутюр лучше любого биг босса.

– Я всегда выбираю лучшее, Донна, вы знаете.

Подмигивает лукаво. Любому творцу, достигшему вершин, приятна оценка собственного мастерства. Женщина, владеющая брендом в баснословную стоимость, улыбается, взмахом головы откидывая выбеленные пряди с лица. Ей далеко за пятьдесят, но выглядит она эффектно, если не сказать эпатажно, одетая во все белое.

– Mia cara, я уже знаю, что эти  nuova ricca сделали тебя своей музой! Это просто возмутительно!

Донна говорит всегда очень экспрессивно, размахивая руками и демонстрируя свой итальянский нрав. Как и любой делец, она весьма жестока, поэтому, когда женщина опять поправляет белокурую прядь, я понимаю, что мой контракт на волоске в буквальном смысле. Плохой знак. Не нравится ей то, что произошло.

– Донна, дорогая, я сама была в полном шоке, но ты ведь знаешь, что для любой модели стать провозглашенной музой знаменитого дома кутюр – честь. Это не то предложение, которое можно не принять.

Щелкает пальцами с длиннющими ногтями.

– Вот так бы и отходила тебя плеткой!

– Я всего лишь инструмент в руках великих творцов, мое дело продвигать идею модельера в массы.

– Умеешь зубы заговаривать! Чертовка! Bene, – жест в сторону кофейного столика, приглашает присесть.

Определенно хороший знак.

– Пусть не думают, что подсуетились и увели тебя у меня!

Улыбаюсь еще шире. Здесь, в белоснежном кабинете гуру моды, мы ведем беседу за чашечкой горького американо как лучшие подруги, но лед хрупкий.

Отсюда можно выйти в роли главной модели показа, а можно уйти ни с чем. Как и любой творец, Донна склонна к быстрой смене настроения, поэтому и Ридли так беспокоился, посылая меня на переговоры, а это именно они и есть.

Владелица топового бренда бросает на меня острый взгляд. Оценивает. Она решительна и безжалостна, а сейчас идут перестановки, а значит, контракт могут спустить на тормозах.

– Вellezza, просто красавица.

– Grazie, Донна.

– Это не комплимент. Что-то в тебе изменилось.

Прищуривается и, как хищная птица, подается вперед.

– Не могу понять, но что-то не так. Ты перестала быть… как сказать…

Чуть не ляпаю “девственницей”?!

– У тебя выражение лица изменилось. Всегда отличалась кошачьей грацией, но сейчас… стала женственней и эти глаза…

Делает глоток из белоснежной фарфоровой чашки с золотым принтом солнца.

Поджимает губы, а я настораживаюсь. Не самый лучший знак, хуже только если она поднесет руку к подбородку и закусит мизинец.

Случись эта катастрофа на примерке – то все. Вылетишь с показа не дойдя до подиума. Напрягаюсь, но все же широкие губы дизайнера раздвигаются в улыбке.

– Ну, конечно! Новый любовник?! О, Mia cara, покраснела. Чувствую, тебе достался темпераментный мужчина, довольная и обласканная женщина всегда выглядит иначе. Пока есть возможность, лови момент.

– Мille grazie.

Благодарю за совет, а у самой все внутри напрягается, я всего лишь временная забава для Каца, даже не видя его, Донна это понимает.

Со звоном отставляет опустевшую чашку, стукнув дорогим кобальтом о блюдце. Кивает. Мы с модельером пришли к пониманию.

– Покажу тебе коллекцию. Я предусмотрела для тебя два образа и хочу, чтобы ты зафиналила показ в роли Музы моего бренда.

Эту фразу она говорит, пока я встаю с диванчика, и хорошо, что идет вперед, иначе увидела бы, как я чуть не падаю. Наверное, от шока, потому что это немыслимое предложение.

– Ты – моя модель и пусть эти  nuova ricca хоть убьются, крича со страниц всех журналов, что ты их муза, первый твой показ в качестве звезды был в доме мод Донеллы и весь мир об этом знает!

Направляюсь за безукоризненной блондинкой, привыкшей ломать и возводить на пьедестал.

Мое имя действительно зажглось на ее показе. Никогда не забуду, как чуть не упала в обморок, когда на мне остановились карие глаза.

Стоило войти вместе с кучкой других трепещущих девчонок к великой и ужасной женщине, чье имя вызывало священный ужас и поклонение среди моделей, как она выхватила меня взглядом, а костистый палец с длинным ногтем тыкнул в мою сторону.

– Кто она? Агентство?

Сидящие за белоснежным столом помощники зашуршали страницами портфолио, зачитав все мои данные.

– Ideale! Она – то, что нужно. Вот – новое лицо моего бренда.

Прохожу в примерочную. Донна терпеливо ждет, пока сотрудники выкатывают манекены с одеждой из новой коллекции.

Выбирает небрежным движением пару броских, ярких и эпатажных моделей.

– Начинаем.

Командует и все вокруг приходит в движение. Меня переодевают как куклу, и я застываю перед дотошным взглядом кутюрье.

Дизайнер смотрит на линию моего декольте, отслеживаю этот взгляд в зеркале, и Донна вторит моим мыслям:

– Пропорции изменились.

– Чуть-чуть…

– Грудь стала больше. Для силикона незначительно.

Не успеваю ответить, как происходит катастрофа. Донна, приподняв бровь, прикусывает мизинец, опуская взгляд на мой живот, и произносит резко:

– Ты, случаем, не залетела от своего мачо?!

Вопрос, который выбивает почву и заставляет вздрогнуть. У меня все внутри переворачивается. Единственное, что удается, это удержать на лице улыбку и ответить, покачав головой:

– Нет. Я не…

Перебивает,  продолжая рассматривать мою грудь.

– А ведь я чувствовала, что здесь не хватает…

Донна отнимает мизинец от лица, и я на долю секунды выдыхаю, прежде чем опять замереть, когда кутюрье резким движением выпускает из второй руки нож для кройки с острым лезвием.

Не дышу, превращаюсь в куклу, когда дизайнер подходит и прямо на мне легким, быстрым движением, как киношный ниндзя, вспарывает шелковую ткать в нужных местах.

Замираю, не дышу, если позволю себе хоть вздрогнуть, мне порежет кожу. Нож немного царапает и, сделав финальный надрез, Донна отходит, а я смотрю в ее глаза, которые вспыхивают азартом беспощадного гения.

– Magnifico!

Это слово. Донна почти никогда его не произносит, и сейчас оно звучит для меня бальзамом. Не выгнала, не аннулировала контракт.

– Ты и вправду настоящая муза, Аврора…

Чуть склоняет голову, откладывая свое оружие, а я смотрю в зеркало и понимаю, что за пару взмахов эпатажная женщина изменила почти все в платье. Весь образ стал чересчур провокационным, акцентом которого теперь является едва прикрытая грудь.

И она выглядит налитой. Сексуальной. И… моя грудь не была такой еще недавно.

Быть не может!

– Аrrivederci, mia cara!

Бросает довольная Донна и оставляет меня в руках своих сотрудников, которые закрепляют изменения дизайнера.

Дальше все проходит как в тумане. Заканчиваю примерку. Улыбаюсь. Лицо-маска. А в голове тьма мыслей. Я ухожу, получив еще один контракт мечты. На следующем показе сама Донна провозгласит меня музой своего бренда. Немыслимо.

Но радости нет. Ничего нет, кроме одной единственной мысли, что свербит в висках страшной догадкой, и я не замечаю, как проговариваю вслух:

– Не может быть…

– Ты о чем?

Голос Монгола, глухой и напряженный, заставляет вздрогнуть, поднять глаза на преградившую мне путь гору, возникшую словно ниоткуда.

– Я…

Маска ломается и на миг все мое смятение проскальзывает наружу. Восточный мужчина хмурит брови, на одной из которых отчетливо виден шрам. Странно, но такая особенность придает его лицу варварскую красоту. Медленно скользит по мне взглядом, странным, хищным, очень мужским, и заставляет окаменеть от ужаса. Такой знакомый взгляд, голодный.

– Я хочу пройтись… Как нормальный человек. Сделай вид, что тебя здесь нет, ладно?! Дай мне хоть чуточку свободы!

Сжимает полные губы, кожа на скулах натягивается, демонстрируя степень его неприязни.

– Я хочу пройтись!

Рявкаю наконец, запрокинув голову и встретившись с собственным отражением в зеркальных очках.

– Под моей охраной.

Разворачиваюсь на каблуках и ухожу в сторону, не оборачиваюсь, но всеми фибрами чувствую жалящий взгляд.

Иду не глядя куда, просто бреду по улице, мне плохо. Невыносимо. Сомнение закралось в сердце.

Почему-то чем больше чертова мысль  о возможной беременности сидит в голове, тем сильнее начинает мутить.

Это все нервы!

Я ведь не могу быть беременной! Не могу!

Солнце светит, согревает кожу, но внутри меня лед.

Прокручиваю в голове все, что было. Кац позволил себе изливаться в меня только в ночь, когда взял мою невинность.

Тру виски.

Все последнее время у меня в жизни сплошной стресс, и я была так измотана после первой ночи в постели Ивана, морально выжата, душевно истерзана, что все мешается в одну кучу. Я выпила таблетку, которую Ридли дал, чтобы не было последствий. Истерика Флауэра всплывает в памяти:

– Если вдруг от него понесешь – это катастрофа. Он никого не пощадит. Закопает всех. Подумай, что тебя ждет. Таким, как он, ни семьи, ни детей иметь нельзя…

Вспышка. Яркая. Оглушающая, и я спотыкаюсь. Почти падаю, почти ударяюсь коленками об асфальт, но меня вздергивают крепкие руки и смуглое лицо оказывается непозволительно близко, раскосые дикие глаза сцепляются с моими, полными слез.

А я чувствую горечь от таблетки во рту, словно только что меня ею стошнило…

Меня ведь стошнило тогда…

– Что, мать твою, с тобой творится?!

– Ничего…

Пытаюсь вырваться из крепкой хватки.

– Ава!

Встряхивает так, что у меня челюсть чуть не клацает, взгляд у Монгола горящий, тигриный, прошивающий.

Если он узнает… Он ведь убьет.

Собираюсь внутренне и улыбаюсь, защищаюсь как могу.

– Ты меня настолько ненавидишь, что я все время оказываюсь у тебя в руках. Странно, не находишь?!

Выпускает меня. Выплевывает ругательства и сжимает мощные кулаки. Мужика перекашивает, как от зубной боли. Пусть так. Это лучше, чем то, что я в нем прочувствовала на доли секунд. Опасный он.

– Взбалмошная кукла.

Пожимаю плечами, играю роль до конца, продолжаю идти, обдумывая ситуацию, и в какой-то момент останавливаюсь у супермаркета.

Идея озаряет. Там ведь на кассе всегда продаются тесты. Дешевенькие. Но результат они покажут, а мне нужно убедиться, что беременности нет.

Кошусь на брутального мужчину с татуировкой на виске. Интересная там вязь, сложная, никак не могу понять, что именно изображено.

– Почему так смотришь?

Задает вопрос. В мою сторону даже не смотрит. Рефлексы у него, как у животного.

Убеждаюсь в правоте своих мыслей. В аптеку с такой охраной я не войду. Было бы комично прикупить тест на беременность рядом с Кацевским палачом.

Интересно, сколько я проживу в этом случае?

Глава 35

Собравшись с духом захожу в маркет, беру тележку и кидаю не глядя товары с полок. Это не имеет значения.

То, что мне нужно, находится на кассе. Лежит сбоку, выделяясь нежно-розовым цветом. Успела уже приметить, пока разглядывала жвачки.

Монгол следует буквально по пятам. Нервирует. Не выдерживаю, наконец, сворачиваю к кассам. Он не отстанет.

– Добрый день. Пакет?

– Да. Один.

– Ой, я забыла воду.

Поворачиваюсь к палачу и смотрю в упор. Высокомерно. Нужно, чтобы он свалил.

– Я хочу воду. Принеси.

Показательно берет из холодильника рядом бутылку и кладет на ленту, буравя меня диким взглядом в ответ.

Ухмыляюсь. Не все так просто, милый.

– Нет. Я не пью воду от этого производителя, – и называю марку самой дорогой воды, которую видела в холодильнике на другом конце маркета.

Охранник бросает на меня нечитаемый взгляд. Была бы его воля, пристрелил бы, понимаю. Какая разница, какая бутылочка?! Вода и вода. Тоже так думаю, в отличие от многих коллег по цеху, но сейчас для меня разница есть. Существенная. Нужно то, что подальше.

– Быстрее. Не задерживай очередь, – бросаю совсем уж стервозно.

Спустя секунду гляделок Монгол кивает, словно сам решение принимает и не идет на поводу у Кацевской игрушки.

Отходит, а я быстро выхватываю с прилавка несколько тестов и бросаю на ленту, расплачиваюсь за покупки и прячу то, что мне нужно, вместе с влажными салфетками в клатч.

Не могу унять дрожь в руках, девушка на кассе смотрит на меня внимательно, поняв мой маневр, почему-то в ее глазах проскальзывает жалость, отдающая горечью на моем сердце. Косится в направлении Монгола, который резким шагом приближается к нам, кассир быстро отдает мне чек.

В глазах женщины непонимание, я же нахожусь на грани истерики.

Сердце колотится так сильно, кажется, что меня сейчас поймают с поличным как минимум на воровстве.

Монгол подходит к кассе, сжимая в смуглой руке бутылку воды, смотрит на меня, стоящую рядом со столом, на котором лежит пакет, оплачивает воду и выходит ко мне, приближается с таким видом, словно пришибить хочет.

– Уже перехотелось водички попить?

Интересуется между прочим, отстранено.

– Устала ждать, да и очередь стопорилась из-за меня.

А я вновь смотрю на кассира, молодая девушка в чистом шоке рассматривает высокого, агрессивного брюнета и чуть не облизывается.

Обложка оригинальная, соглашусь. Монгол привлекает к себе взгляды своей необычностью. Чем-то на самурая похож, на “воина чести” и беспощадного убийцу.

Не обманываюсь. Кровавого окружают такие же звери, как и он сам.

И этот молчун навевает страх. Моя бравада напускная. У меня от него кровь в жилах стынет.

Улыбаюсь широко и выхватываю бутылку из широкой ладони, поворачиваюсь и вышагиваю к выходу, оставив Годзиллу вместе с пакетом, который он сжимает, явно перебарывая желание шмякнуть об пол. Сажусь в машину и слышу, как с диким грохотом закрывается багажник.

Выбесила. Как пить дать. Плевать.

Изначально этот мужчина воспылал ко мне какой-то странной ненавистью, которая горит в его раскосых глазах, и сегодня я лишь подкидываю дров, разжигая его ярость.

Таскаю тигра за усы, но ничего с собой поделать не могу. Главное – мой трофей у меня.

– Куда едем? – глубокий голос, чуть хрипловат, он интересно произносит слова. Едва различимый акцент.

– Мои дела на сегодня окончены. Домой.

Ответила и сама ужаснулась, что применила это слово по отношению к поместью Каца.

Сжимаю пальцы все сильнее. Они подрагивают от предвкушения и нервозности.

Беременна или нет?!

Кончено, нет!

А если да?!

Боже, не хочу думать об этом, не могу… Что со мной сделает Иван… и ловлю себя на том, что прижимаю руку к животу.

Открываю поисковик в телефоне, забиваю вопрос про тесты.

Примерно понимаю, как именно этим пользоваться, но все же читаю инструкции и спотыкаюсь о совет проводить тест утром.

Дотерпеть бы. Меня сжигает изнутри тревога. На всякий случай удаляю запросы поиска и с силой сжимаю сумочку, где лежит компромат.

Пальцы белеют. А я смотрю в окно и пытаюсь дышать, не выдать своей нервозности, страха.

Машина выруливает к особняку. В сгущающемся сумраке я смотрю на окна, где мерцают огни.

Резко подрываюсь и иду. Пальцы впились в цепочку на плече. Понимаю, что если от этого сейчас будет зависеть моя жизнь, я их не разожму.

Залетаю в дом. Не могу заставить себя сбавить шаг, лечу к лестницам.

– Аврора.

Замираю. Застываю как вкопанная.

Иван…

Как бы я хотела не застать его сейчас, не встречаться, кажется, что он одним взглядом может просечь неладное.

Поворачиваюсь медленно и цепенею под прицелом льдистых глаз.

– Добрый вечер…

Отвечаю почему-то теряясь, но загоняю страх вглубь и смотрю в глаза зверю, который, окинув меня с ног до головы странным взглядом, произносит властно:

– Подойди ко мне.

Ступаю на негнущихся ногах, страх поднимается и сковывает изнутри. Каждый шаг дается с неимоверным трудом. Я словно к палачу на плаху поднимаюсь. Иван обжигает взглядом, медленно скользит по моей фигуре.

Останавливаюсь напротив, открываю рот, чтобы спросить, что он хотел. Не дает. Притягивает меня к себе поближе, без предупреждения целует крепко, со всей страстностью, к которой невозможно привыкнуть.

Упираюсь свободной рукой в его массивную грудь, скольжу, пытаясь то ли приласкать, то ли оттолкнуть, и каменею, когда пальцы застывают на холоде оружия, которое разместилось в кобуре под боком мужчины, скрытое пиджаком.

Распахиваю в ужасе глаза.

– Не дрожи, куколка.

Отрывается от меня и смотрит с высоты своего роста.

– У тебя… там… там…

Улыбается, проводя по моим дрожащим губам шершавым пальцем.

– Тише, Рори. Не спрашивай и не лезь куда не нужно.

Опять называет меня странно и тепло, на свой лад.

– Все так неправильно, – опускаю лицо, а он не позволяет спрятать взгляд.

– Это мои темы, тебе незачем забивать свою голову. Жизнь у каждого своя и судьба выводит нас на заковыристые пути-дороги. Мой сложился так.

Что-то в Иване сегодня не так, словно он прощается, как воин, крадущий поцелуй девы перед битвой, после которой он может и не вернуться.

– Ты уходишь?! Сейчас?

В моем голосе беспокойство, странно. Оно не напускное. На мгновение сердце сжимается от страха. А что если он не вернется?! Оружие. Неспроста ведь.

И… только одна-единственная мысль, что он исчезнет, не вернется, выворачивает внутренности наизнанку.

Вопрос вызывает ухмылку на твердых губах.

– Мои дела не имеют временных ограничений.

Не понимаю себя. Своих чувств. Но все же надежда провернуть аферу с тестом заставляет облегченно выдохнуть.

– Твоя ненависть такая искренняя, куколка, – проводит ладонью по моему лицу, а я закусываю губу, пальцы все так же продолжают лежать на сумочке, в которую я вцепилась как утопающий в спасательный круг.

С Иваном это ощущение становится привычным.

Вопрос времени, когда я затону, потому что такие, как он, невыносимые, после них только смерть, гарь и смрад.

– Так возьми себе другую, ту, которая на все согласна, которая будет смотреть на тебя как на божество, а не ненавидеть за то, что присвоил.

– Я люблю искренность, Рора. Ты во всем честна: и в своей ненависти, и в страсти. Мне нравится, как в тебе бьются чувства, как ты полыхаешь в моих руках, как отдаешься до предела…

Не справляюсь с интимностью нашего общения, отворачиваю голову. Насильно возвращает мой взгляд, поглаживая пальцами скулу.

– У меня на родине знаешь, как говорят? От ненависти до любви один шаг.

– У нас с тобой, Иван, этот шаг длиной в саму бездну.

– Откуда ты взялась только такая…

Накрывает мои губы. Страстно. Сильно. Опьяняет и заставляет разбиться в своих руках, когда, наконец, отпрянув, проговаривает довольно холодно:

– Завтра ты поедешь к надежному врачу, которому я доверяю. На осмотр. Нужно решить вопрос с противозачаточными.

Эти его слова, эта интонация непоколебимости обрушиваются на меня со всего размаха.

– Ч-что?!

Едва выговариваю.

– Ты уже взрослая девочка, женщина, живущая с мужчиной. Вопрос контрацепции становится актуальным. Я не намерен все время прерывать…

– Я поняла!

– Это хорошо.

И в глазах-льдинах приказ. Это не предложение даже. Я пойду к гинекологу, к тому человеку, которому Иван всецело доверяет.

Пальцы немеют, перестаю их чувствовать, странно, что не прошиваю ногтями сумку насквозь.

– Может, ты меня на стерилизацию направишь сразу же, чего мелочиться?!

Шиплю, а он лишь в задумчивости приподнимает бровь.

– Не вижу в этом необходимости.  Однажды у тебя будут дети, Аврора, и думаю, ты будешь хорошей матерью.

Киваю. Заторможено. Пот почему-то струится по спине.

Да, у меня будут дети, но не от него. Вот, что он мне говорит, и я понимаю, что прав.

Иван. Он из другой жизни и связующего звена между нами Кац не потерпит.

Ридли был прав в своей истерике. Такие, как Кровавый, живут по своим законам, у них иные реалии и дети сюда никак не вписываются.

А я всего лишь игрушка. Временное развлечение, которое он однажды отпустит.

Отстраняется и уходит, не прощается. Решительный. Властный. Несгибаемый. Во всем категоричный, а я смотрю ему вслед.  Разглядываю мощную спину, изучаю ширину плеч и безмолвно плачу от понимания, что я загнана в угол.

Поворачиваюсь и иду к лестницам, снимаю каблуки, босыми ногами шлепаю по мрамору, глотаю слезы.

Не знаю, что делать с ужасным подозрением, которое закралось в душу, а что если я действительно беременна от него?!

Что он сделает в этом случае?!

Даже думать об этом не хочу.

Не может этого быть.

Нельзя. Нам с ним нельзя…

Глава 36

Иван Кац

Времена нынче бешеные, новая братва в городе много чего разворошила, и я лично еду на очередную стрелку, чтобы понять, чего именно ждать.

– Смола сильный противник, Иван. Я как твой партнер даю совет присмотреться. Не руби с плеча. Можно ведь договориться.

Смотрю на Серебрякова, сидящего напротив в просторном салоне лимузина.  Сжимает папку с инфой в руках, всем своим лощенным до зубного скрежета видом раздражает.

– Я не веду переговоров с теми, кто покусился на мое.

Отвечаю, цокнув языком. Сашка качает головой. Не согласен. Отворачивается и барабанит пальцами по подлокотнику.

– В случае войны с братвой Смольного мы понесем убытки. Я даже не берусь определить точную сумму. Миллионы, Ваня.

– Я не меняю решений.

Закрываю тему.

С таким отребьем конкретного базара быть не может. Знаю. Именно благодаря таким борзым да лихим однажды пацан Ваня лишился семьи, дома, жизни.

Такие, как Смольный Вадим Андреевич, не ведут переговоров. Разве что для отвода глаз, чтобы заехать со спины, пока тебе шестерки зубы заговаривают.

Рассматриваю, как проскальзывает за окном город, окраина раскрывает свое непотребное нутро с червями, что начинают расшевеливаться к ночи, а сам лечу в воспоминания, где пацану Ваньке дают первые уроки настоящей жизни.

И перед глазами смрад, вонь голимая, темные стены и толчок облеванный. Валяюсь подбитый, кровь сплевываю.

Подыхаю. Чувствую, что конечности слабеют. И движение рядом заставляет жилы напрячь, а в мозгу одна мысль.

Подохну, но за собой кого смогу утащу. Надо мной склоняется кто-то. Старше меня, на вид авторитетный. Голова лысая, здесь всех под ноль стригут.

– Зовут как тебя, фраерок, зеленый совсем, смотрю.

– Иван…

– Ну че, Ваня, ты кандидат на тот свет. Поздравляю, пацан.

Пытаюсь встать, но бок подбит. Сильно. Единственное, что могу, выплевываю слова зло.

– Добить меня пришел?! Выкуси.

– Ты базар фильтруй, а то и впрямь могу порешить.

Робу мою дырявую на боку тянет, рассматривает место удара.

– Живучий ты… Раз не скопытился сразу, значит, вытянешь.

Улыбается. Правда странно и поверх меня смотрит, на остальных. Такой взгляд у него в никуда.  И опять на меня глаза свои опускает.

– Держи бок, иначе окочуришься…  Статья какая?

Сплевываю кровь на холодный бетон, ребер не чувствую.

– Убил я… особо тяжкое… депутатика одного порешил.

– Депутатика. Зеленый совсем. Неужто заказ взял?

– Нет. Личное это.

– Чего так? Бабу твою увел богатый ублюдок или, наоборот, чужого захотелось?!

– Нет. Приказ дал. Семью мою закрыть и дом поджечь. Я один выжил, в детдом попал, но его запомнил. А как из приюта вышел. Выследил. Должок отдать заставил.

– Кровь за кровь, пацан.

Кашель подступает, а я говорю как на исповеди, все равно подыхать, может, и брежу уже. Все выкладываю и смех раздирает глотку, больной.

– Я мразь эту нашел. Выслеживал долго. Все узнал. Ему по-хорошему за решеткой сидеть за все, что вытворить успел.

– Ну так времена нынче такие, чем борзее, тем место лучше под солнцем занимают. Такова жизнь, братик.

Проводит пальцем по моему горлу. Пульс нащупывает.

– Ты держись, малой, говори. Че дальше-то было.

Боль нутро выворачивает воспоминанием, как кричу в рыхлую круглую морду.

– Почему?!

И опять переношусь в богатенький домишко, где краснощёкий мужик пытается от меня отбиться, а я его за грудки держу и кричу волком от боли, что дерет изнутри.

– Дмитрий и Мария Кац. Мои отец и мать. Ты приказ дал.

Глазами бегает, выход ищет, ждет своих псов, а помощи ждать уже неоткуда.

– Пацан, уймись. Я тебе денег дам, хочешь?

– Не продаюсь. Ты мне ответ дай. Отца моего, мать за что на тот свет отправил? Домишко приглянулось так с клочком земли под дачу, что целую семью извел?! Не повезло. Я выжил. В детдоме тоже не подох.

– Не знаю я никакого Каца! Попутал ты!

Ударил его головой в лицо. Чтобы вспомнил.

– Так и не вспомнил, за кого мстишь? – задумчивый голос и мой сокамерник садится рядом на бетон, продолжая смотреть на остальных, не давая подступить и добить зарвавшегося новичка.

Улыбаюсь и кровь собственную проглатываю, но говорю. Пока слова с губ срываются, значит, жив еще, не помер.

– Долго подыхал тот свин. До тех пор, пока не вспомнил за кого мщу. Столько на нем было, что расправа над целой семьей оказалась эпизодом незначительным…

Говорить трудно, все плывет, и только сила воли не дает расфокусировать взгляд.

Моя жизнь. Моя семья. Всего лишь эпизод. Один незапоминающийся момент.

– Десятку впаяли?

Говорить сложно. От холода зубы стучат.

– Да…

– Ну, я смотрю, ты вдоволь его болью нажрался. Отомстил.

– Кровь основательно пустил, весь ею умылся, так и сидел рядом, сам позвонил в полицию и ждал, пока за мной явятся. Я совершил свое правосудие, но нарушил закон.

Улыбается и от оскала его обидой веет, злостью, а я шрам на брови свежий замечаю, рассечение.

– Праведник, смотрю, Кровавый, значит.

Смотрит на меня. Словно оценивает шансы мои на жизнь.

– Готовь белые тапки…  Здесь молодняк в расход по-любому. Сегодня ты себя отбил, завтра с лазарета слабым вернешься, загрызут…

Сглатываю ком, кровь жрать одно удовольствие.

– Так и ты вроде несильно старше.

– Я бывалый, дед уже, по мотанию, а ты зелень. Порешают тебя.

Замолкает, намек на реалии тюремные понятен. Сжимаю кулак и проговариваю зло:

– Сдохну, но за собой кого смогу утащу. Чтобы вместе в аду гореть веселее было.

Молчит. Смотрит, а я уже крики, лязг металлических дверей слышу.

Перед тем, как исчезнуть, наклоняется и подсказку кидает.

– Сделай так, чтобы после лазарета в карцер попасть. Дебош устрой, а там лупи по стенке, пока пальцы перестанут боль чувствовать. Здесь только так выживают. Боль – сила. Твоя сила. Запомни. Считай, что бойцовскую программу экстерном проходишь. Жизнь твоя от умения махать кулаками зависит. Ты людей с рычагами власти потревожил. Мстить будут. Ваня. Это приговор. Среди волчар выживают только волки… Либо ты, либо тебя…

Хватаю за тюремную робу незнакомца, когда он подняться хочет, тяну и вопрос задаю:

– Ты кто?

– Узнаешь.

– Зачем помог?

Ухмыляется, щурится, и мертвый взгляд ввинчивается в меня, а я понимаю, что глаза у него не совсем темные, а звериные какие-то.

– Захотел.