Текст книги "Купчиха. Том 2"

Степану повидаться с Матвеем не удалось. Он был на выездной практике.

Степан лично хотел передать сыну Ирины единственное от неё письмо, но это письмо передала Мария.

Матвей всю жизнь пытался что-то узнать о своей матери. Но так и не смог.

О смерти Ивана Мария пришла говорить Евгеньке лично.

Сначала Евгенька молчала, сидела насупившись, а потом разрыдалась. Отношения между ней и Марией стали понемногу налаживаться.

Но Евгения иногда как будто забывала о том, что помирились, и при встрече на улице воротила от Марии нос.

Калмычка не обижалась. Рассказывала Максиму. Тот всё ворчал, мол тратит она себя на неблагодарную.

Но жена спорила с мужем.

– Она семья моя! – восклицала Мария. – Такая же семья, как ты и наши дети.

– Только она так не считает, – бурчал Максим.

– Ну и пусть! – Мария не сдавалась. – Пусть не считает. Не могу я её из сердца вынуть. Она же мне почти дочкой приходится! Как я вырву её из сердца после стольких тяжёлых дней вместе?

Максим сдавался. Но через время начинал снова.

Степан писал Марии письма и всё время приглашал в гости.

Сам приезжал один раз в год. Сидели за столом и вспоминали Ивана. Он рассказывал Матвею о том, какой была Ирина.

Единственная фотография Ирины, которую Степан привёз Матвею, висела в больнице, где она работала. Степан украл её со стенда и отдал сыну Ирины. Матвей плакал и прижимал к сердцу фото матери.

До января 1950 года Степан навещал Марию. А потом неожиданно перестал отвечать на письма. Мария писала каждый день. Максим, видя, как жена беспокоится, предложил поехать к Степану в гости.

Окна Степанова дома оказались забиты досками.

Мария с тоской глядела на замотанную проволокой калитку.

– Ой, – пробормотала женщина, проходящая мимо. – Вам бы туда не соваться. Заразно там. Померли все. Младшеньких тётка забрала. А старшие из своих гимназий и не приехали даже.

Вы, если родственники, хотя бы копеечкой помогли. Мне за всеми могилками ухаживать бесплатно не с руки. Вот иду туда и думаю, что последний раз приберусь. А нет… Просыпаюсь, и сердце болит. Вы сходили бы, навестили их…

Соседка рассказала, как на кладбище найти могилу Степана и его жены. А Максим дал женщине денег.

Мария долго стояла у могилки. Не плакала, молчала. Максим терпеливо ждал.

Калмычка, ссутулившись, опершись на трость глазами сверлила два креста.

После того как вернулись домой, Евгенька добавила новых проблем.

Она сломала ногу и оставила для Марии записку, читал её Максим.

– «Дорогая Маша, я тебя всегда уважала и любила. Но мой характер несахарный. Забери меня, дорогая. Мне одной никак…»

– Не вздумай, – взмолился Максим. – Маша, ну давай хотя бы спокойно поживём без её колкостей и злости.

Мария была другого мнения.

Евгенька в основном лежала. А потом как будто сошла с ума.

– Машка! – заорала она посреди ночи. – А ну-ка, принеси мне поесть.

Мария вскочила с кровати. Испуганно смотрела на Евгеньку.

А та на неё уставилась и говорит:

– Ну чего стоишь? Подавай на стол, да папеньку зови…

Максим кое-как успокоил Евгению.

Мария плакала в другой комнате.

Евгенька перестала всех узнавать. Когда в гости приехал её старший сын Андрей и привёз весточку от следователя, купчиха сделала вид, что такого не знает.

Максим ругался с Марией, всё твердил, что Евгенька притворяется.

Но Мария была непреклонна и продолжала за ней ухаживать.

Сколько неблагодарных слов выслушала она за всё время от дочери Полянского! Но научилась не принимать их близко к сердцу.

Лишь иногда могла всплакнуть. И делала это тайком от разъярённого Максима.

Письмо Лизы, адресованное Андрею, читал Максим.

«Дорогой Дюша! Меня зовут Елизавета Андреевна Эдельбаум. Прошу простить, если вдруг я попала не по адресу. Если вы человек, который не является Дюшей, прошу, не читайте это письмо. Мне будет больно. А если вы и есть Дюша, то рада вам.

Это моё третье по счёту письмо. Не беспокойтесь, что оно отправлено прямиком не из Вены. Я право, знаю, что оно не дошло бы до вас. Давний друг моего отца бросит его в почтовый ящик в Москве, а там сам бог решит, дойдёт оно до вас или нет.

Так вот, начну с того, что все мы живы и здоровы. Я замужем четыре года. У меня два сына: Карл и Александр. Отец жив и передаёт тебе, Дюша, личный привет.

Жизнь наша складывается хорошо. Отцу хотелось бы встретиться с тобой. Он последнее время тоскует по России. О Евгении Петровне старается молчать. Но мне кажется, любит её до сих пор.

Я не знаю, почему он тогда не дождался её. Отец довольно скрытный.

Он не любит говорить о трудных годах жизни в России. Обо мне заботится так, будто я хрустальная и разобьюсь.

К сожалению, Константина мы похоронили сразу после побега. Не спрашивай, что с ним было. Я не знаю. Отца не спрашиваю. Он плакал очень горько.

Два раза в год мы ездим на могилу к Константину. В этом году я была там одна. Здоровье подводит отца. Несмотря на его силу и жажду к жизни, годы берут своё.

Дорогой Дюша! Я бы очень хотела, чтобы ты передал Софии, что я о ней помню и считаю своей сестрой. Мне здесь нелегко. Все как будто чужие. Но возвращаться туда, где всё пропитано болью, я не хочу.

Я очень надеюсь, что ты никого не потерял на этой войне. Может быть, пройдут годы, и мы с тобой встретимся. И тогда я обниму тебя и скажу, что очень тебя любила.

Почему говорю об этом сейчас? Чтобы ты знал и ждал меня. Сердечный привет всем, кто меня знал. Прости, что не могу оставить тебе адрес. Это опасно прежде всего для твоей семьи. Не прощаюсь. До скорой встречи. Е. Э.»

Мария никогда не видела Лизу, но слышала о ней от Евгенькиного сына и дочки Софии.

Когда Максим читал письмо, Андрей всё смотрел на свою мать. Она виновато опускала глаза и бормотала под нос:

– Эй, Машка! Ты чего расселась. Собирайся, за ягодами пойдём. Ах ты вот та-а-а-а-к! Значит я тебе сейчас покажу! Ты посмотри какая! Давно плетями тебя не охаживали? Ну подожди, папенька вернётся и задаст тебе. Где это видано, чтобы какая-то подзаборная девка купеческой дочери перечила?

Евгения Петровна боялась только Максима. Когда он подходил к ней, тотчас замолкала. Они могли долго сверлить друг друга глазами. Но зато Евгенька рот больше не открывала некоторое время.

– Купчиха, иди есть! – звал её Максим.

Евгенька не шла. Нога у неё зажила как-то не так из-за того, что она ленилась ходить.

Четырнадцать лет Евгения Петровна была прикована к постели. Когда в 1956 Мария сильно заболела, и её положили в больницу, Евгеньку на время забрал к себе сын Андрей. Его жена Оля была ласкова со свекровью, чего нельзя было сказать о самой Евгеньке.

Купчиха размазывала еду по постели, крошила хлеб на мелкие кусочки или набивала им полный рот, и сидела так долго, пока не начинала давиться. Она тотчас синела и мычала. Андрей спешил на помощь. Оля не могла смотреть на то, как муж лезет к матери в рот и вытаскивает оттуда хлеб.

Делала это Евгенька только тогда, когда Андрей был дома.

Два месяца жила Евгенька у сына. Потом Мария поправилась и забрала её обратно.

– О, купчиха опять с нами, – подтрунивал над Евгенькой Максим.

Он до сих пор был уверен, что та не сумасшедшая, а просто обнаглевшая.

Мария умерла в 1960 году ночью в объятиях своего мужа.

Её огромное, любящее сердце остановилось.

Максим думал, что уйдёт вслед за женой. Так ему было тяжело.

Когда Марии не стало, сын Евгеньки хотел забрать мать к себе. Но Максим не отдал её.

Ради памяти Марии ухаживал за ней до самой её смерти в 1964 году.

После смерти Марии Евгенька присмирела. Ночами уже не кричала. Чувствовала, что Максим не подойдёт.

Максим читал ей книги вслух.

– Ну что, купчиха, слушать будешь?

Евгенька кивала.

После смерти Евгеньки Максим переехал к Алексею. Сын долго уговаривал его, и тот согласился.

Максима не стало в 1980 году, ему было 73 года. Он, как и Мария, умер во сне. Ничем не болел. Просто не проснулся однажды.

Его похоронили рядом с Марией и Евгенькой.

Эпилог
Рассказывает Мария (дочь Евгеньки и Глеба)

Мама была очень нелюдимой, даже не любила, когда мы называли её «мама». Она всё время была недовольна, ворчала по любому поводу. Я помню себя, кажется, лет с трёх. В тёплое время года мы часто были на улице.

Мама никогда не звала нас домой. Однажды я и мой брат Петя остались ночевать у Мамарии. Калмычку так называли все дети и внуки. Когда-то это придумал Андрей, вот и прижилось к ней. Так вот мама даже не бросилась нас искать. Максим сходил к ней и предупредил, а мама сказала, что ей всё равно.

Она не разрешала нам ходить к Мамарии, но и никогда нас оттуда не забирала.

Отца я не помню. Не осталось и его фотографий. Мама говорила, что Глеб похож на отца, вот на него я и ориентируюсь по сей день. Представляю, что папа выглядел именно так.

Когда мама сломала ногу, Мамария тоже была не очень здорова. Она почти до конца жизни терпела боль в ногах. Операция помогла ей не быть лежачей, а ноги всё равно болели.

Мы с радостью переехали к Мамарии. Я спала на одной кровати с Артёмом (сыном Софии). Ему было 10 лет, мне 7. Места в доме было много, но мы почему-то спали по двое.

Максим любил нас всех. Но любовь к Мамарии была какой-то божественной. Он её боготворил. Чуть ли не целовал землю после того, как она по ней пройдёт.

Я завидовала такой любви. Мария ходила согнувшись, Максим рядом с ней выглядел очень молодо. Он и умирал молодым.

Мария была очень доброй. Она часто улыбалась несмотря на душевные переживания. У неё было очень смешное выражение лица. Из-за улыбки почти не видно было глаз. Но она как-то этими маленькими щёлочками могла чуть ли не в темноте разглядывать петли на спицах.

Когда Мария ткала, мы собирались и смотрели. Я просила научить меня, она пыталась. Но я быстро теряла интерес, отвлекалась.

Мария говорила:

– Машуля, ты зачем пришла учиться?

Я смеялась и убегала. Сейчас жалею, что была такой нетерпеливой.

До самой своей смерти Мамария пыталась разузнать что-то о Клавдии, девушке, с которой познакомилась в ссылке. Но никаких сведений так и не добыла.

В 1954 году примерно полгода Мария была прикована к постели. Она наступила на гвоздь, и стопа долго заживала. Максим ухаживал за ней и моей матерью. А нас временно отправили к сыну Марии Николаю.

Там я, Петя и Глеб прожили полгода. Мне там не нравилось. Жена Николая, Анна Фёдоровна, была очень набожной. По ночам к ним приходили странные люди. Они громко шептались, читали какие-то газеты. Молились.

Я до сих пор помню запах, который стоял в доме у Николая. Он был насыщеннее, чем в церкви, и от него кружилась голова.

Сын Николая, Корней, в школу не ходил. Родители ему запрещали. Было у них ещё 2 дочки: Ирина и Капитолина. Я помню их плохо. Они были очень маленькими, и потом одна из них куда-то подевалась. Я не знаю, умерла она или нет.

Вокруг её исчезновения была какая-то тайна. Все только шептались по этому поводу, но ничего не рассказывали.

Когда Максим забрал нас обратно, Николай с семьёй куда-то переехал. Слухи ходили разные. Кто-то говорил, что их завербовали на какую-то стройку, кто-то говорил, что они ушли в тайгу с какой-то сектой.

Мамария просто говорила, что Коля переехал. Но, мне кажется, там было что-то другое.

Мне было 17 лет, когда Мамария умерла. Я приехала из города навестить их.

Мария в вечер перед смертью была какая-то грустная.

Всё говорила:

– Максим, ну и что ты будешь делать? Что будешь делать?

Моя мама, Евгения Петровна, кричала из другой комнаты:

– Что будет делать, что будет делать? Женится на мне, как только помрёшь.

Максим крутил у виска и улыбался.

Мария умерла ночью. Я не могу описать всё, что происходило в те минуты. Это слишком личное, и наше очень семейное.

Жизнь жизнью, а вот каким в тот момент был Максим, сказать не могу. Уж простите.

Но жизнь продолжалась. Не знаю, что была за мода такая, но я тоже пошла учиться в медучилище. Дальше поступила в институт в Москве.

И я, и Матвей (сын Ирины и Ивана), и Алексей, и Елена с Анастасией (дочки Маргариты и Ивана), и мои братья Пётр и Глеб стали медиками.

Мы все врачи. Жаль, что дети и внуки не пошли по нашим стопам.

В 1964 году я вышла замуж. А через неделю умерла мама.

Максим говорил, что когда умерла Мария, Евгенька стала не такой буйной. У неё случались какие-то спокойные дни, и она рассказывала о своём отце Петре Николаевиче. И эти рассказы совпадали с рассказами Марии. Поэтому Максим и решил, что Евгенька притворялась.

В доме у них было относительно спокойно.

Когда мы приезжали и заходили в комнату к маме, она нас как будто не замечала. Отворачивалась или показывала пальцем в потолок.

Максим называл её купчихой. Никогда по имени не называл.

Помню, его премировали на работе часами и какой-то денежной премией.

Марии тогда уже не было в живых.

Он пришёл домой, выставил перед моей мамой две руки и сказал:

– Выбирай, купчиха!

Мама выбрала ту ладонь, где были спрятаны часы.

Максим ей их и подарил.

И с тех пор Евгенька ровно в 7 утра кричала:

– Поросёночка мне, да поживее! Ох, высечет тебя папенька за нерасторопность.

– Ага, ща-а-а-с, – кричал Максим из другой комнаты и смеялся весело.

Он над мамой подшучивал. А она дулась на него, но каждый раз, по придуманному ей самой расписанию, звала Максима.

Старший брат Андрей Полянский стал крёстным моему единственному сыну. Мой сын родился в 1968 году. У него на лице было такое же родимое пятно, как у Андрея и нашего брата Константина.

Моего сына звали Игнат. Он погиб в Чечне в 2001 году.

Сейчас из всех героев книги осталась я и мой младший брат Глеб.

У него шестеро детей, все они живут в Канаде, и Глеб там же. Последний раз я видела его в 2014 году, когда летала к нему в гости. Сейчас такой возможности нет.

Я живу в Костроме и работаю терапевтом.

Мой самый старший брат Андрей умер в 1990 году.

Дорогие читатели!

История моей семьи ничем особо не примечательна. Все так жили. Но мне хочется держать в руках книгу и читать, и перечитывать. Я постаралась вспомнить всё, о чём мне рассказывали Андрей, Максим, Мария.

Маму в нормальном состоянии я, к сожалению, помню мало.

Незадолго до своей смерти Андрей виделся с Петром Полянским. Они встретились случайно на рынке.

Пётр, который был бандитом Джурыком, сам подошёл к Андрею. Сказал, что у него шестеро детей, и он живёт на окраине Костромы.

Андрей рассказал ему о последних годах жизни Марии. Пётр кивал и говорил, что всё о ней знает, мол, она приходит к нему ночами и рассказывает. Они обменялись адресами.

Но Андрей не успел навестить «брата».

Когда Дюша умер, я пошла по этому адресу. Но оказалось, что там живёт другая семья, и о Петре они даже не слышали никогда.

Когда я поведала Аннушке эту историю, думала, что попрошу рассказать подробнее о моём селе. Но когда книга публиковалась на Яндекс Дзене, её читали и мои коллеги.

Мне стало страшно оттого, что меня будут спрашивать, интересоваться. Я испугалась повышенного внимания к себе.

Поэтому Аннушка не укажет по моей просьбе названия сёл Костромской области, в которых жили герои этой истории.

Спасибо вам, дорогие читатели! Спасибо Анне, что оживила мою семью. Всех благ и мирного неба над головой! Берегите своё здоровье!

***

Годы жизни героев романа «Купчиха»

Евгения Петровна 1897—1964 гг.

Иван 1893 – февраль 1947 гг.

Мария 1896—1960 гг.

Корней Спиридонович (муж Марии) 1890 – август 1927 гг.

Максим Фролов (муж Марии) 1907—1980 гг.

Дети Евгении Петровны:

Андрей (от Демида) сентябрь 1918—1990 гг.

Елена (от Фёдора) 1925—1931 гг.

Лидия (от Ивана) 1928—1930 гг.

Евгения 1940—1940 гг.

Константин (от следователя Андрея) 1933 г.

Пётр (от Ивана) 1941—2021 гг.

Мария (от Глеба) 1943 г.

Глеб (от Глеба) 1945 г.

Елизавета (дочь следователя Андрея и Амалии) 1926 г.

Дети Марии:

Пётр (предположительно от отца) октябрь 1914 г.

Николай (от Полянского Петра Николаевича) 1917 г.

София (от Корнея) декабрь 1919 – сентябрь 1944 гг.

Екатерина (от Корнея) 1924—1935 гг.

Алексей (от Максима) 1930—2020 гг.

Артём (сын Софии) 1940—2010 гг.

Дети Маргариты:

Елена 1931—1995 гг.

Анастасия 1935—2000 гг.

Матвей (сын Ивана и Ирины) 1929—1994 гг.