Текст книги "Купчиха. Том 2"

***

– А у нас гости, – затараторила Маргарита с порога.

Иван удивлённо посмотрел на неё и спросил:

– Кого чёрт принёс? Я никого не жду.

За годы жизни с Маргаритой кузнец уже понимал её. То ли привык, то ли она стала говорить медленнее.

Любви к ней по-прежнему не было. Но было ощущение какой-то лёгкости, надёжности.

Маргарита оказалась замечательной хозяйкой. Она, работая зачастую до поздней ночи, умудрялась создать дома уют. Всегда на столе была выпечка.

Скатерти и занавески, казалось, были белее белого. На полу не было ни соринки.

Стоило только Елене что-то опрокинуть или разбить, в одно мгновение подскакивала Маргарита и устраняла последствия дочкиной оплошности.

Откуда-то в доме появились серебряные ложечки и тонкая фарфоровая посуда. Иван помнил такую посуду. Часто мысленно возвращался в дом Полянского.

Дочку Иван любил, баловал. Когда участвовал в городской ярмарке, привозил Елене игрушки, сделанные руками местных мастеров. Покупал самые дорогие, а потом вместе с дочерью в них играл.

– И я не жду, – пожала плечами Маргарита. – Дамочка утверждает, что знает тебя давно. Не представилась. С сыном приехала. Мальчику на вид лет шесть. Пока тебя ждали, все газеты перечитал. Умора просто! Значения многих слов не знает, а читает с таким серьёзным видом! Насмеялась я, Вань…

Иван улыбнулся.

– Ну пойдём! Заждалась, видать, гостья, пока ты тут тараторишь.

Увидев гостью, Иван потерял дар речи.

Это была Ирина. Она совсем не изменилась с их последней встречи. Даже одета была в ту же юбку и блузку с рюшами.

– Ты? – прошептал Иван, выходя из оцепенения.

– Я, – кивнула Ирина и крикнула: – Матвей!

К ней подбежал мальчик, встал рядом. Взял мать за руку.

– Это Иван Евграфович, знакомься.

Маргарита наблюдала за всем со стороны. То, что мальчик – копия Ивана, заметила с первого взгляда. Но Иван, кажется, этого не замечал. Или просто не подавал виду.

Возникла долгая пауза. Мальчик прижимался к матери, потом спрятался за неё и изредка выглядывал.

Иван не сводил с Ирины глаз.

Маргарита оценивала ситуацию со стороны, а потом резко сдвинулась с места и встала между мужем и гостьей.

– Чаю может? С пирогами? – предложила Маргарита.

– Пожалуй, – произнёс Иван и обратился к Ирине: – Иришенька, не откажешься?

«Иришенька, Иришенька…» – стучало в висках у Маргариты.

Иван никогда не называл её ласково. Даже по имени обращался редко. А тут… Стало до слёз обидно. Но взяв себя в руки, поставила чайник на печку.

– Вам с травами или просто кипятка?

– С травами, спасибо, – кивнула гостья.

Когда расселись за столом, Иван обратился к Ирине:

– С чем пожаловала?

Ирина сидела, опустив голову, и размешивала сахар осторожно, беззвучно. Маргарита же стучала нервно ложкой. Иван заметил, что жена нервничает.

Положил руку на её коленку, шепнул на ухо:

– Успокойся, всё хорошо!

Ирина посмотрела на Маргариту.

– Я не претендую на вашу территорию, не беспокойтесь. Мне хотелось бы поговорить с Иваном Евграфовичем с глазу на глаз. У меня к нему очень важное дело.

– Выйди, – обратился Иван к жене.

– И не подумаю, – Маргарита встала, опёрлась ладонями о стол. – Ивану нечего от меня скрывать. Или говорите так, или идите, откуда пришли.

Иван побагровел.

– Не позволяй себе больше, чем раньше, – взвизгнул он. – Ты в моём доме не решай, кому здесь быть. Выйди от греха подальше.

– И не подумаю, – повторила Маргарита. – Уж тебе ли жаловаться? Приходишь на всё готовое! И ещё выгоняешь меня! Да только попробуй меня выставить, заберу дочь с собой и утоплюсь. И станешь ты дважды вдовцом!

Ирина вдруг встала из-за стола.

– Извините, – прошептала она и обратилась к сыну: – Матвей, поехали домой.

Мальчик отложил кусочек недоеденного пирога. Вытер салфеткой рот, подошёл к матери.

Ирина взяла сына за руку и направилась к выходу.

– Куда же вы на ночь глядя? – забеспокоился Иван. – Завтра всё решим. Марго! Подготовь ночлег.

Иван говорил громко, грубо.

Маргарита нервно дёрнула крышку сундука. Вытащила оттуда постельное бельё и бросила в Ивана со словами:

– Не безрукий, сам справишься.

Ирина покраснела от стыда.

– Простите меня, Маргарита, я не со злом пришла в ваш дом.

– Не со злом, – гневно бросила жена Ивана. – Но с его родным сыном…

Кровать в кухне Ирина застилала сама. Иван сидел рядом на стуле и молчал.

Когда Матвей уснул, Иван поинтересовался:

– Мой?

– Твой, – ответила Ирина. – Я поэтому именно к тебе приехала.

Мой нынешний муж – большой начальник. Это он помог мне найти тебя. Впереди очень тяжёлое время, и мне необходимо уехать. Но с ребёнком мне будет сложно. Да и муж не хочет брать его с собой. Говорит, что без него мы точно сможем выжить. А Матвей лишь помешает.

Не могу сказать тебе всей правды. Я воспитала нашего сына честным человеком. Сначала хотела оставить его Степану, но он не согласился. Там своих детей трое и больная жена.

У меня вся надежда на тебя, Ваня.

Мне нужно всего на пару лет уехать. А отдавать Матвея в детский дом я не хочу.

Ему нужна семья, а не выживание в тяжёлых условиях.

Иван тяжело вздохнул.

– Я понимаю твою жену, Ваня! Сейчас с мужиками мало кому везёт. Но впереди война, и я хочу, чтобы мой ребёнок жил. Если от меня не останется ничего, только он будет на этой земле. И от этого мне спокойно.

– Ложись спать, – произнёс Иван. – Завтра решим.

Ирина кивнула и прилегла рядом с сыном. Долго лежала, прижимая его к себе. Потом поцеловала в лоб, встала. Перекрестила Матвея и вышла из дома.

Утром Иван проснулся от громкого детского плача.

– Ма-ма-а-а-а, ма-моч-ка-а-а-а-а, ты где!

Он вскочил с кровати, Маргарита тоже проснулась. Оба выбежали из комнаты.

Мальчик сидел на кровати, тёр глаза и плакал навзрыд.

На столе лежала записка.

Иван схватил её раньше, чем это сделала Маргарита. Отвернулся от жены, начал читать.

«Дорого́й Ваня! Вот опять я падаю тебе на хвост, как тогда, в церкви. Но жизнь такая неоднозначная.

Я люблю своего мужа. Но тебя люблю больше. И наша с тобой кровиночка должна жить.

Если я останусь, то мы погибнем все. Меня найдут везде. А Матвея никто искать не станет. Наоборот, при розыске будут обращать внимание лишь на пару с ребёнком. А нам нужно перейти границу.

Я напишу, как только мы устроимся в безопасном месте.

Я обязательно напишу.

Прощай, Ваня. Прости за всё. Ирина…»

Руки Ивана дрожали. Матвей продолжал рыдать.

Кузнец вдруг ударил кулаком по столу и крикнул на жену:

– Успокой его, наконец-то! Чего уставилась?

Маргарита вздрогнула, подошла к мальчику.

– К маме! Хочу-у-у-у к ма-ме-е-е-е!

– Иди ко мне, – ласково позвала его жена Ивана. – Мама скоро придёт, иди ко мне!

– Не пойду! Ты плохая!

Иван ещё раз ударил кулаком по столу и вышел из дома.

Две ночи он не приходил. После третьего рабочего дня вернулся домой. Подошёл к жене и сказал:

– Собери мне вещи по мелочи. И мальчишке тоже что-нибудь подбери. Я отвезу его домой.

Маргарита кивнула. От крика Матвея у неё болела голова. Мальчик ничего не ел, не пил. Только плакал и спал от бессилия.

Иван подошёл к нему и сказал:

– Поешь, и поедем к маме.

Матвей ел кашу, временами вытирая слёзы.

Маргарита вопросов не задавала. Она прочитала письмо, адресованное Ивану, и ей стало жаль Ирину.

– Я буду ждать тебя дома, – сказала Маргарита Ивану, когда тот уже собрался уходить.

– Жди, – ответил муж. – Спасибо.

В дороге Матвей не плакал. Рассказывал Ивану сказки наизусть. Говорил, что этим сказкам научил его Степан.

Когда подошли к двери квартиры Ирины, мальчик остановился и опять заплакал.

Дверь квартиры была забита досками.

– Ма-ма-а-а-а, – плакал мальчик.

Вдруг перед дверью появился мужчина в военной форме.

– Документы, – потребовал он.

Иван вытащил из нагрудного кармана паспорт.

– Кислица Иван Евграфович. Хм… К кому пришли?

Матвей испуганно спрятался за Ивана.

– Да вот, не в тот дом зашли. Простите, уходим.

Мужчина паспорт не отдавал. Вытащил из чемодана список.

– Кислица, Кислица… Нет такого.

Отдал документ и произнёс:

– Идите, и нечего по чужим домам ходить. Здесь разыскные мероприятия.

Иван взял Матвея на руки и выбежал на улицу.

– Больше ни слова, никогда. Если рядом кто-то есть, забываешь про маму и молчишь. Ясно?

– Ясно, – прошептал мальчик.

Иван остановился подальше от дома. Спустил ребёнка с рук.

– И не ныть больше. Поживёшь со мной, и мама вернётся.

Степана в кузнице не оказалось. А идти к нему домой Иван побоялся. Решил дождаться вечера. Сидели с сыном Ирины под навесом. Когда сумерки сгустились, пошли к Степану.

Он открыл дверь, не спрашивая, кто там.

Увидев Ивана, произнёс:

– Нашла Ирина тебя всё-таки. Так зачем же ты сюда притащился? Нет у меня времени вами заниматься.

– Здравствуйте, дядь Стёп, – прошептал Матвей, – а тёть Поля ещё жива?

– Жи-ва, – голос Степана дрожал.

Матвей вдруг юркнул в дом, скрылся в одной из комнат.

– Он у нас два года жил. Ирка на выходные его забирала. Набрала себе работы столько, что не до сына ей стало. Да и мне было не в тягость. Пока Полинка не заболела, было всё хорошо. А теперь вот я даже кузницу оставил. Сутки через двое работаю сторожем. Дети маленькие, надо жить как-то.

– Что с женой? – поинтересовался Иван.

Степан махнул рукой.

– Да чёрт её знает, слегла, и всё. То бредит, то хорошо всё. Вот последние два месяца совсем не встаёт. Я уже жду, когда она освободит меня. Устал я, Ваня…

Ивану стало как-то не по себе. Вспомнил вдруг свои болезни. И мысленно поблагодарил Евгеньку и Марию за то, что не дали умереть.

– Ну ничего, – Иван похлопал Степана по плечу, – женишься ещё раз. Я вон и детей похоронил, и жену. Живу дальше. И жена новая появилась, и дочка. Всё наладится. Ты лучше скажи, куда Иринка подевалась?

– Сбежала твоя Иринка, – с грустью в голосе ответил Степан. – Последние два года тяжко им было. Под неё копали, как только главврачом стала. Ушла она с должности. Не выдержала. Из той больницы её уволили по статье.

Зарабатывала частной практикой. Рисковала. Но не рабочий люд лечила, а муженёк ей больных поставлял. То на охоте несчастный случай, то кто-то простудился. И все были такие важные.

Иринка к себе меня не пускала.

На пороге, бывало, постою и домой. Так и общались последнее время.

А потом приехала и попросила Матвея на пару лет пристроить. Я отказался. Она обиделась, забрала сына и ушла. Сказала, что ты точно её не подведёшь, а меня она больше не знает. Ну и чёрт с ней! Пусть катится за границу. Хорошо, что у мальчишки есть родной отец. С тобой он точно не пропадёт.

– Не могу я забрать его к себе, – начал Иван.

Степан уставился на кузнеца.

– Вот те раз! – воскликнул он. – Родного сына не заберёшь?

– Не заберу! Он тебе роднее, к тебе привык. У меня дома он только рыдает. Да и жене не понравится такое благородство с моей стороны. Так что оставляю его у тебя. Где три, там и четвёртый. Прощай, Стёпа!

Иван сделал было шаг в сторону двери, но Степан подскочил к нему и перегородил путь.

– Нет, брат, так не пойдёт! Я тебе по-русски сказал, что жена у меня больна, и я еле-еле выживаю. Куда мне ещё один на голову?

– Ну тогда в детский дом оформляй. Устал я от чужих детей, понимаешь? – возмутился Иван. – У меня их много было. Ни один не вспомнил обо мне. Живут же где-то, здравствуют. А я и знать о них не знаю.

– Козёл ты, Ванька, – Степан схватил Ивана за горло.

Тот стал задыхаться.

– Давай – давай, сопротивляйся! – бормотал Степан. – Неприятно? Дышать нечем? Вот и мне так ещё с одним ребёнком. Забирай уже мальчишку и проваливай. Знать тебя не хочу!

Степан ослабил хватку. Иван откашлялся, присел на стул. Закинул голову назад, закатил глаза.

– Ну ты ещё тут помри у меня! – возмутился Степан. – Полина со дня на день отмучается. И что мне делать с этой оравой?

Иван рассматривал потолок. На аккуратно выбеленной поверхности по углам были нарисованы тюльпаны. По центру огромное жёлтое солнце.

– Нравится? – поинтересовался Степан. – Полинка рисовала. Расписывала в клубе стены, да краска осталась. Разрешили домой взять. Она тут и разошлась. Пропал такой талант. Гаснет на глазах.

Степан вдруг заплакал.

Иван подошёл к нему, положил руки на плечи.

– Реви, не реви, а жить дальше нужно. Заберу я пацана, чего уж там. Выкормим. Если мой, значит, хорошо. А нет – и без родства выращу. Сказать можно что угодно. Не верю я Иринке. Она просто обо мне вспомнила, когда пригодился.

– Да ты что, – прошептал Степан. – Твой Матвей. Я же знаю. Она от меня ничего не скрывала. Как сестра мне была.

Я вот теперь жалею, что выгнал её и слов плохих наговорил. Не имел я права на такое.

Не виновата она, что судьба так сложилась.

Мы все не виноваты, Вань.

И сколько ещё это продлится, я не знаю.

Ирка два года о войне твердила. Убежала от войны. Только от неё разве можно убежать? Она в душе навсегда. С того момента в моей душе, как родителей лишился, как сестру потерял.

Смотрю иногда на себя и думаю: «А зачем я землю топчу? Для кого?»

– Я виноват перед тобой, Стёпка, – вздохнул Иван. – Нужно было её с собой брать. А теперь чего уж сожалеть? Живёт же она где-то…

Степан порылся в маленькой шкатулке, стоящей на комоде. Вытащил оттуда серёжку.

– Храню вот. Передам при встрече. И тогда война в моей душе закончится. А если не найду сестру, так и помру неуспокоенный.

– Рано тебе о смерти говорить, – произнёс Иван.

Дети Степана, погодки от одного до трёх лет, утром встретили Матвея радостными возгласами.

Самого младшего звали Иван. На коротеньких кривоватых ножках он, шатаясь, ходил вокруг стола и лепетал без умолку:

– Тя-тя-тя.

Полине становилось всё хуже.

Иван постучался в её комнату в то время, когда там был Степан.

– Познакомиться пришёл? – открывая дверь ответил хозяин дома. – Проходи. Знакомься, пока смерть красоту не забрала.

Полина была прекрасна. Несмотря на бледность кожи и почти выцветшие глаза она виделась кузнецу фарфоровой куколкой.

Смотрела на Ивана, слегка улыбаясь.

– Вот и Иван, – обратился к ней Стёпка, – тот самый молчаливый друг. Потрепала его жизнь, как и нас всех. Ну ничего, справимся.

– Здравствуйте, – еле слышно прошептала Полина.

– Ты молчи, молчи, – Степан наклонился над женой, – береги силы.

В уголках глаз красавицы скопились слёзы. Степан промокнул их.

– Поспи, родная, я детей покормлю и вернусь.

– Я сам покормлю, – вызвался помочь Иван. – Сиди тут с женой. Милуйтесь. Нечего нам там вдвоём делать.

Иван вышел из комнаты.

А Степан прилёг рядом с женой.

Вот уже две недели Иван жил у Степана. Помогал по хозяйству. Ходил вместо него на дежурство.

– Ну ещё немного помоги, – просил каждый вечер Степан. – Вот-вот Полина умрёт. Тогда и попрощаемся.

Но Полина не умирала. Она вдруг пошла на поправку. Порозовели щёки, появился голос.

Стёпка ходил с улыбкой до ушей, и, кажется, спал с такой улыбкой.

– Да ты кудесник, Иван! – радовался Стёпка. – Я уже и не надеялся.

Через месяц после приезда Ивана Полина уже потихоньку ходила по дому.

Однажды вечером за ужином, когда вся семья Степана была в сборе за столом, кто-то постучал в дверь.

На пороге стояла Маргарита.

***

Евгеньке стало нравиться, что она всегда в центре внимания у Андрея. Ей доставляло удовольствие, когда он читал свои нравоучения и даже повышал голос. Она чувствовала, что он беспокоится о ней. Стоило улыбнуться и сказать: «Прости», как Андрей смягчал свой гнев и дарил Евгеньке всю накопленную нежность.

А в конце 1935 года Андрей попал в больницу с сердечным приступом. И произошло это по вине Евгеньки.

Она умудрилась попасть в вытрезвитель. Будучи в подвешенном состоянии после работы, гуляла по улицам Костромы.

В тот день было задержано много нетрезвых. Один из инспекторов кричал на пьяниц. Никто не подменил его в то дежурство, а нужно было домой. Накануне его жену выписали из роддома, и молодому отцу хотелось быть с семьёй.

Он был вне себя от ярости. После составления протоколов велел всех побрить наголо. Раньше это практиковали только среди мужчин. Но под горячую руку попались и четыре женщины.

Евгенька не помнила, как ножницами состригали её рыжую копну, как потом обрили наголо. Она очнулась утром и не соображала, где находится.

Кто-то истошно орал на соседней кровати.

Сосчитала. Двенадцать коек в комнате. Когда коснулась своей головы, от страха окаменела. Гладила рукой по лысине и озиралась по сторонам.

Пока приходила в себя не заметила, что рядом появился Андрей.

Он склонился над ней и смотрел не грозно, а с недоумением.

У Евгеньки всё сжалось внутри.

– Доигралась? – прошептал Андрей. – Кажется, пасть ниже уже невозможно. На кого ты похожа, купчиха?

Евгения отвернулась, закрыла лицо руками.

– Да кому ты нужна такая? Кем возомнила себя? Андрей не ве-е-чный…

Вдруг следователь схватился за сердце и потерял сознание. Падая, он ударился головой о соседнюю койку.

Когда вокруг его головы стала растекаться красная жидкость, Евгенька заорала:

– Помогите, помогите!

Вскочила с койки, подбежала к Андрею, присела рядом. Он, казалось, не дышал вовсе.

Вокруг стали толпиться другие задержанные. Откуда-то появились люди в белых халатах. Положили Андрея на носилки. Евгенька бежала за ними, но её оттолкнули и перед носом заперли дверь.

Отпустили её только ближе к обеду.

Она вышла из вытрезвителя, и мороз сразу сковал заплаканное лицо. Евгенька медленно брела по улице. Не смотрела по сторонам.

Временами лезла рукой под шапку и не верила, что волос больше нет. Даже не знала, как посмотрит теперь на себя. Ходила по улицам до позднего вечера, потом побрела домой. Её встретила обеспокоенная Лиза. Она сказала, что дядя Андрей должен был прийти к ней на спектакль, но не пришёл.

Когда Евгенька сняла шапку, Лиза ахнула.

– Мама Женя, – прошептала она, – кто вас так?

– Собирайся, – грубо скомандовала Евгенька, – пойдём искать Андрея.

– Да куда же мы пойдём? Ночь на дворе.

– Вот тебе и деточки! – Евгенька вдруг разошлась не на шутку. – Родного отца искать не хочет! Ночи испугалась! Да он ради тебя чего только не сделал, а ты…

– Он мой папа? – удивлённо спросила Лиза.

– Твой, конечно, не мой же…

– Как же так, мама Женя?! Пойдёмте скорее его искать!

– Ну так иди! – Евгения села за стол. – А я тебя тут подожду. Иди. Всё равно не найдёшь. Умер он.

Кажется, купчиха никогда не видела столько слёз. Лиза прорыдала до самого утра и уснула, положив голову на колени Евгеньки.

Новое утро не принесло никаких новостей. Наказав Лизе сидеть дома, Евгения отправилась к Андрею на работу.

На новом рабочем месте она никогда не была. У входа её тут же остановила охрана. Внутрь не пустили, но пообещали узнать что-то об Андрее.

Евгенька ждала очень долго. Потом дверь открылась, и к купчихе подошла высокая, худощавая женщина.

– Если вы к Андрею, то он в больнице. Простите, вы и есть Евгения?

Дочь Полянского взглянула на незнакомку.

– Я и есть Евгения, – ответила она неприветливо. – В какой больнице Андрей?

– Простите, я не могу вам сказать. Вас туда всё равно не пустят. Но мне нужно с вами поговорить. Понимаете, нам сказали, что Андрей не выживет. А я…

Незнакомка замолчала. Она опустила голову и разглядывала свои сапоги.

– Он живучий, – взвизгнула Евгенька.

– Если бы вы любили его так, как он вас, то, может, и выжил бы. Моя любовь, к сожалению, ему не пригодилась.

Я слишком поздно поняла, что за человек рядом со мной. Я предала его. Понимаете?

Мне нужно рассказать вам об этом. Теперь никто не расскажет вам правды. А мне… А мне бы с дочкой познакомиться. Я заберу Лизу, как только похороним Андрея.

– Что? – произнесла Евгенька. – Похороним? Живого человека? Дочь, говорите…

Евгения так сильно прикусила нижнюю губу, что почувствовала солоноватый привкус во рту. Отвернулась и выплюнула красные слюни.

– Как-то для купчихи это недостойно, – поморщилась незнакомка.

– Прошли те времена, мадам, – съязвила Евгенька и плюнула прямо себе под ноги. – Нынче не о культуре приходится думать, а о выживании. Я работала там, знаю, о чём говорю. Люди творят ради того, чтобы выжить, а не ради того, чтобы подарить прекрасное. Вы вязали когда-нибудь за ночь десять пар носков?

Незнакомка протянула Евгеньке руку и сказала:

– Я Амалия Львовна, зовите меня по имени-отчеству. Нет, вязать мне не пришлось.

Евгения руки не подала.

– Если мы о культуре, то купчиха за руку с женщиной здороваться не будет.

Сердце Евгении сильно стучало. Она и не знала, как реагировать на новоиспечённую мать Лизы.

Подумала вдруг о девочке. Та только узнала, что Андрей – её отец, а тут и мать объявилась. Но больше всего её раздражало то, что Амалия Львовна уже почти похоронила Андрея.

– Может, зайдём куда-нибудь? На холоде говорить неприятно, – предложила Амалия.

Евгения кивнула. Молча дошли до небольшого ресторанчика в центре города.

– Андрюша любит здесь обеды, – тихо произнесла Амалия. – Любил… Обеды…

– Хватит! – прикрикнула на неё Евгенька. – Хватит хоронить живого человека!

– Он меня похоронил живую, значит, и я имею на это полное право. Не будьте такой спесивой. Возомнить себя судьёй может каждый! Для меня он уже мёртв.

Нам сообщили об этом утром. Нет никаких шансов.

Так вот и вы привыкайте к тому, что Андрюша больше по кабакам не будет вас искать!

Евгении стало не по себе. Эта неприятная особа знала много того, отчего сейчас дочери Полянского было невероятно стыдно.

Вспомнив вдруг Андрея, схватившегося за сердце и рухнувшего на пол, Евгения еле сдержала слёзы. Уж плакать сейчас на виду у этой нагловатой дамы вовсе не хотелось.

В ресторанчике Амалия повела её к дальнему столику. Других посетителей не было.

Амалия, присев на стул, вытащила косметичку и припудрила себе лоб.

– Я вас угощу, Евгения Петровна.

– Я не голодна! Выкладывайте всё, что хотели мне сказать.

– А вам не жарко? – поинтересовалась Амалия. – Шапку можно снять.

– А почему бы и нет! – Евгения резко сдёрнула головной убор.

Амалия уставилась на неё и даже присвистнула от удивления.

– Во-о-о-т де-ла-а-а, – прошептала она. – От рыжей ничего не осталось, только лишь пустая голова.

Евгения улыбнулась ехидно.

– А вы разве не знаете, что сейчас это очень модно? Вы в своём ГПУ11
  ГПУ – Государственное политическое управление НКВД РСФСР – орган государственной безопасности в РСФСР.


[Закрыть] ничего не смыслите в моде. Продолжайте пудрить лоб.

– Модно! Конечно модно! В Сибири. Вы, судя по всему, туда и готовитесь.

Если мы будем продолжать разговор в таком тоне, то я просто заберу дочь без согласования с вами.

А я не хочу травмировать девочку. Либо вы слушаете мою историю, либо мы остаёмся на разных берегах.

– Лиза – моя дочь, – спокойно произнесла Евгенька.

– Хм… Ну ладно, тогда просто послушайте.

– Этим и занимаюсь, – пробормотала Евгенька и демонстративно подставила ухо ближе к лицу Амалии Львовны.