Текст книги "Купчиха. Том 2"

В комнате остался Максим.

– Зря ты так, Маша. Ему здесь ничего не светит. Ну поживёт он год с нами. Ты выйдешь и заберёшь его с собой. Мама и отчим позаботятся о внуке. Не лги хотя бы мне. Если бы не отчим, то ты сидела бы здесь вечно. Это он постарался. Я попросил. Не могу без вас больше. В груди болит.

– Не лгу я, Максим. Не бери на себя ответственность за чужого ребёнка. А за то, что помогли, спасибо. На небе всем зачтётся. А теперь уходи.

– Ну Маша, – начал уговаривать Максим, – я же без тебя совсем не могу. Ну пусть их пятеро, с Алёшей шесть. Будем жить как люди!

– А я так и живу, – произнесла Мария. – Человеком быть не перестала. Мы здесь все люди. Это для вас городских мы – собаки. А ты, Максим, давно сделал свой выбор. Иди успокой свою матушку. Хотя я сама.

Мария вышла из дома. Отчим Максима курил рядом с машиной. Его жена что-то говорила, размахивала руками.

– Простите, – обратилась к ним Мария, – вы не представились. Я хочу поблагодарить вас за вкусные пирожки.

После этих слов калмычка отвернулась от гостей и пошла в дом.

– Дура, – крикнул ей вслед Максим. – Ты ещё пожалеешь!

Мария заперла дверь.

Прилегла на кровать.

«До сентября 1938-го…» – стучало у неё в голове.

– Один, два, три… пятьдесят восемь… триста двадцать пять…

Мария считала дни до предполагаемого освобождения.

Не верилось во всё происходящее, не верилось ни во что.

В углу осталась сверкать своими красками лошадь.

Когда вышла на улицу, обнаружила ещё 10 ящиков с консервами. Всё занесла домой и отправилась на пилораму за сыном и Клавдией.

Максим стал приезжать по воскресеньям. И вскоре очень сильно сдружился с сыном. Алексей ждал приезда отца всю неделю. Тот позволял порулить. А ещё Максим привозил полную корзину пирожков. Поначалу Мария к ним не притрагивалась. Их с аппетитом ела Клавдия. А потом отбросила все обиды и тоже наслаждалась вкусными гостинцами от несостоявшейся свекрови.

Документы об освобождении калмычка ждала целый год. Только 26 сентября 1939 года Мария и Алексей покинули поселение. Их забирал Максим.  Клавдия плакала. Ей оставалось ещё шесть лет. Мария обещала написать, когда устроится.

Глава 7

– Чествуй спасителя, – произнёс следователь, когда вышли из больницы.

На улице их ждала улыбающаяся Лиза.

Евгения прикусила губу. Отвела взгляд от девочки.

Андрей-младший засмущался.

– Если бы не он, – сказал следователь и похлопал парня по плечу, – то принёс бы я парик на могилу.

– Если бы не он, – прошептала Евгенька, – то меня тут не было бы. И тебя не было, и всех вас.

– Начинается! – следователь повысил голос. – Ты хотя бы раз парню спасибо сказала.

Евгения махнула рукой и прошла мимо детей.

– Не в ту сторону идёшь, – окликнул её следователь. – Там больше ничего нет. Всё сгорело.

Евгения остановилась.

Почувствовала на своём плече руку. Оглянулась. Рядом с ней стояла Лиза.

– Мама Женя, – прошептала девочка, – пойдём с нами. Отец всё расскажет.

Евгения нехотя пошла за следователем и детьми.

Мужчины шли быстрым шагом. Лиза едва поспевала за ними. Евгенька совсем отстала. Её ожидали, а потом шли дальше.

Новая квартира на главной улице города была тесной. От старой мебели несло сыростью, затхлостью. Евгения поморщила нос. У неё слегка закружилась голова.

– Временно это, – уверил следователь. – Нет свободных квартир с нормальной обстановкой.

Евгенька рухнула в кресло, запрокинула голову.

– Пройдёт и это, Женька, – успокаивал её Андрей-старший.

Чай пили в полной тишине. На столе были галеты и клубничное варенье. Сын Евгеньки к еде не притронулся. Так и просидел за столом с опущенной головой. Потом встал.

– Рад был всех вас видеть, – сказал он, – мне пора.

Следователь кивнул.

Когда парень ушёл, Андрей обратился к Евгении:

– А теперь расскажи, как Амалия тебя нашла?

Евгения поведала обо всём.

Андрей хмурился. Лиза сидела рядом с отцом и теребила в руках салфетку.

– Иди спать, Лиза.

Когда дочка ушла в другую комнату, Андрей встал из-за стола. Долго ходил по комнате от окна к столу и обратно.

– Я твоему сыну ноги целовал. Не веришь? А я целовал. Если бы не он, то у меня не осталось бы никого. Ты растеряла всех детей, Женька. Хорошо, что Константин в безопасности. Когда ты станешь добрее, я скажу, где его искать.

Амалия давно пала в моих глазах. Ещё тогда, когда бросила на меня Лизу. Я был слишком откровенен с ней. Но она мою откровенность использовала против меня.

Настанет такой момент, когда за мной просто придут, и ты больше меня не увидишь. Ты не представляешь, Женька, что происходит сейчас!

Знаешь, чем ты меня держишь? Своей нелюбовью к людям. У тебя нет цели стать властной. А у Амалии была. Я так и не понял до конца, зачем ей понадобилась брошенная дочь. Но теперь об этом она никогда не расскажет. Сказать, что она глупа, я не могу. Она была очень умной. Была…

– Что ты с ней сделал? – прошептала Евгенька.

– То же, что и с остальными, кто мог помешать моей жизни. Но тебе лучше не знать. Я всегда был на шаг впереди Амалии. Но болезнь заставила меня отступить. Амалия вырвалась вперёд и победила. Но победила не меня, а саму себя.

– Ты говоришь загадками, Андрей. Что произошло со мной? Почему я оказалась в больнице?

– По своей глупости ты там оказалась. Но за то, что велела Лизе спрятаться у Андрея, спасибо тебе. Амалия решила выкрасть Лизу. Судя по всему, когда она проникла в квартиру, ты уже была обессилена от голода, в который сама себя загнала. Она искала там Лизу, но не нашла и подожгла занавески.

О том, что Амалия в городе, мне сообщили, как только я пришёл в себя. Охрану усилили. Я боялся за вас очень. За домом следили. То, что ты в квартире одна, я уже знал, но в каком ты там состоянии мне было неизвестно.

Амалия выбежала из квартиры, там её схватили мои люди.

О пожаре стало известно слишком поздно. Дом уже догорал, когда мои люди туда прибыли.

Твой сын решил узнать, как ты там одна. Когда подошёл к дому, пожар никто не тушил. Андрея держали, но он вырвался и бросился в подъезд. Андрей спас тебя, Женька. Сам получил ожоги, но спас! Такое невозможно, понимаешь? Ты не должна была выжить! А твой сын любит тебя так сильно, что ты живёшь благодаря ему.

Евгения слушала с таким выражением лица, будто Андрей рассказывал не о ней, а о ком-то другом.

– Это он живёт благодаря мне, – сказала Евгения, когда следователь надолго замолчал.

Спорить с Евгенией Андрей не стал.

Через три месяца ему выделили другую служебную квартиру. Евгения больше не пила. Не любила встречаться с Андреем и Софией. Лиза тоже относилась к ней холодно. Всё больше времени девочка проводила с отцом.

С 1936 по 1939 год Евгенька работала на льнокомбинате имени Ленина.

У Андрея-младшего родилось два сына. Один мальчик был очень похож на Демида, второй на Евгеньку. В маленьком рыжем мальчике Евгения видела себя, но внуков сторонилась.

Три года спокойной жизни закончились в один миг.

Следователь ворвался в квартиру посреди ночи в июле 1939 года и стал собирать вещи. Евгения ничего не понимала.

– Собирайся, – скомандовал он, набивая чемодан рубашками.

Евгения даже не сдвинулась с места.

– Ли-и-и-за-а-а! – кричал Андрей. – Вставай, быстро сюда!

Девушка вышла из комнаты, тёрла глаза.

– Одевайся, быстро в машину.

Потом Андрей бросил чемодан.

– К чёрту рубашки, – бормотал он. – Шинель! Где моя шинель?!

Евгения метнулась к шкафу. Вытащила шинель. Подала Андрею.

Тот оттолкнул Евгеньку, заорал:

– Зачем ты мне её суёшь? Она служебная. Давай – давай, Лиза! Поторапливайся!

Лиза выскочила из квартиры.

Евгения прижимала к себе шинель.

– Ты едешь со мной? – обратился к ней Андрей.

– Куда?

– Далеко, Женька, очень далеко. Всё плохо! Всё очень плохо! Одевайся! Костя и Лиза с нами поедут.

– А как же твой любимый Андрей? – съязвила Евгенька.

– У него семья, я не могу тянуть за собой всех. Решайся быстрее!

– Еду, – кивнула Евгенька.

– Жду в машине! – сказал Андрей и выбежал вслед за дочерью.

Евгенька быстро стянула с себя ночную рубашку, надела платье.

Схватила шкатулку с документами, выбежала на улицу.

А машины уже не было.

Евгенька побрела по улице медленно, совершенно не понимая, что произошло.

Ходила по улицам, пока не рассвело.

Когда вернулась домой, заходить не стала.

Возле дома было много машин. Дом фотографировали. Рядом с ним суетились военные. Евгения подняла голову. На втором этаже в открытом окне увидела мужчину. Он низко склонился и кричал тем, кто внизу:

– Чис-то! Сбе-жа-ли!

Евгения отвернулась и спокойно пошла в сторону соседней улицы, как только скрылась за углом, побежала. Не придумала ничего другого, как пойти на работу.

Осталась там на три смены. Работала, ни о чём не думая. Когда глаза уже стали слипаться от бессонницы, прилегла на складе.

Только начала засыпать, как кто-то стал её будить, дёргая за плечо.

– Евгения Петровна, пришли к вам.

Евгенька вскочила, вздохнула с облегчением, сбегала в отдел кадров за своей шкатулкой. Оставляла её там на хранение.

Всё думала про себя, что Андрей вернулся.

Это и был Андрей, но только не тот, которого Евгения ждала.

Сын набросился на неё с расспросами:

– Что случилось? Где дядя Андрей? Почему у вас закрыто несколько дней?

Евгенька, увидев сына, еле сдержала слёзы. Всё ожидание, что было внутри, рухнуло тяжёлым камнем к ногам.

Ноги стали ватными, не двигались.

– Мама Женя, мама Женя! – шептал Андрей, прижимая дрожащую мать к себе. – Мама Женя…

Евгения ничего не соображала. Сын вёл её куда-то. Шли медленно. Андрей, когда волновался, прихрамывал ещё сильнее.

Привёл мать к себе домой. Комната в общежитии, которую Андрей занимал со своей семьёй, была очень тесной.

Не так давно оттуда съехала София. Ей выделили общежитие для работников больницы.

Жена Андрея, высокая, темноволосая Людочка, смотрела на свекровь злобно.

– Опять ты за своё, – прошептала она мужу, – она тебя ни во что не ставит. Тут и так дышать нечем.

– Хватит воздуха всем, уймись, Люда.

Евгения слышала этот разговор. Но идти было некуда.

О том, что случилось, и куда всё-таки подевался Андрей, узнать не удавалось.

Евгенька старалась реже появляться у сына. Но он всегда был ей рад. Людочка же при любом удобном случае старалась уколоть свекровь. У них с Евгенией была взаимная неприязнь.

Теснить семью сына пришлось поневоле. Спать на складе ближе к осени было уже холодно. Евгения и так как можно дольше пропадала на работе.

Когда в конце сентября у Андрея родился третий сын, Евгенька подалась к Софии. Девушка на тот момент сожительствовала с молодым врачом. Евгеньку приняла с радостью, но с врачом как-то перестало ладиться у неё.

Он был недоволен тем, что взрослая женщина спит с ними в одной комнате.

Евгения Петровна вдруг поняла, что она никому не нужна. Никому… Андрей, обманув, бросил. Забрал с собой своих кровных Лизу и Костю и исчез.

Только не знал он, что Евгенька ждёт от него ребёнка.

Идея податься в село, где она бригадирствовала в артели, родилась случайно.

С уже заметным животом Евгения ввалилась к председателю.

Тот оторопел, узнав её. Перекрестился.

– Ну ты и удивила, Петровна, – бормотал председатель. – Это ж надо так! Замуж что ли вышла? Каталевская… Ну-ну… И что ты предлагаешь мне?

– Предлагаю выделить мне угол. Работать пока смогу. За любую работу возьмусь, но только не сели меня в толпу. Мне бы отдельно что-то.

– Вот так дела! – присвистнул председатель. – Хочешь, чтобы бабы меня со свету сжили? Они злые ходят, не иначе змеюки. Ты откуда свалилась? Война, Женька! У меня из колхоза половину в армию забрали. Только после революции дышать начали, а тут опять! Если так каждые 20 лет будут воевать, мужиков не останется. Будут их в музеях показывать. Вон сходи на досуге, погляди, что мы соорудили в клубе. Ты у нас там знаменитая артельщица. Честь и хвала тебе посмертно.

Только вот убрать пришлось фотографии твои.

Это хорошо, что фамилия у тебя иная. А что там следователь натворил, мне неведомо. Да вот только я с допроса на допрос побегал августом.

Все ярмарки пропустил, а бабоньки мои старались. Уважить хотели.

В кабинете председателя было жарко. Евгения стянула с себя парик.

– Душновато у тебя.

Председатель оторопел.

– Ты куда волосы подевала? – спросил он дрожащим голосом.

Евгения махнула рукой.

– Надоели они мне. Что же мне теперь всю жизнь лисой быть? Хватит… Вот ношу чужую голову на плечах. А свою подчистую сбриваю.

– Свою носи, ты без парика и непохожа на себя. Так проще будет тебя куда-то пристроить. А его я на хранение заберу.

Председатель взял парик и отправил его в сейф.

Евгенька ни слова не сказала на это.

– У меня комплект полный, – вздохнул председатель. – Сил рабочих полно. На мужскую должность я тебя брюхатую не отправлю. А вот если пойдёшь в сторожку при зернохранилище, то будешь одна в этой сторожке и жить.

Там печка есть, не замёрзнешь.

Евгения согласилась. Чтобы меньше попадаться на глаза, почти никуда не ходила. Если нужно было в магазин, закутывалась так, что и глаз видно не было, благо зима позволяла.

В селе машины были редкостью. И от каждого звука мотора вздрагивала, надеясь, что вернулся за ней Андрей.

***

– Маш, может, сначала к моим заедем? Они всё-таки не чужие Алёшке, – произнёс Максим, подъезжая к городу.

– Не заедем, – ответила Мария. – Я их не просила о спасении. Ты вспомни, что матушка твоя говорила обо мне. Сам иди к ним, сколько хочешь раз, а я домой поеду. Там дети меня ждут.

– Да я вроде как с тобой собирался. Мне отчим бумажку выписал, с ней под призыв не попадаю, но нужно куда-то подальше уехать. Он мать уговорил. Давай хотя бы попрощаемся с ними.

Мария нехотя согласилась.

Родители Максима жили на окраине. С виду неприметный сруб внутри оказался хоромами.

Сын Марии Алексей ахнул от увиденного.

Ему никогда не приходилось бывать в так богато обставленном доме. Серость и бедность в поселении – вот что он знал и видел. А тут были и картины, и причудливые бутылки с изогнутыми горлышками, и массивные столы, и тяжёлые блестящие шторы на окнах.

Мать Максима гостей встретила радушно. Марию даже обняла. Но калмычка как-то быстро от её объятий освободилась и скромно устроилась на стуле около двери.

– Ну ты чего? – шепнул ей на ухо Максим. – Вон посмотри, как Алёшка радуется.

– Пусть радуется, – вздохнула Мария. – Я такой радости насмотрелась в молодости. Купчихой побывала недолго. Красиво всё, но эта красота счастья не принесла мне.

Бабушка, увидев интерес у внука, быстренько взяла его за руку и устроила экскурсию по домику.

– Маме тяжело, – произнёс Максим. – Она до сих пор плачет ночами, вспоминая отцовский дом. Двадцать лет прошло, а она никак не успокоится. Всё думает, что это страшный сон какой-то и он закончится. Ты её не вини, не держи обиду. То, что она вот так вмешалась в нашу жизнь, понять можно. За внука она благодарна тебе, Маша! И хочет дать ему всё самое лучшее. Давай оставим Алёшу тут, а сами поедем твоих искать?

Мария вскочила со стула, посмотрела на Максима со злостью и закричала:

– Ты мне песни про её несчастную жизнь не пой! Она в бараках не спала! Не рожала на полу, лес не валила. Живёт как у Христа за пазухой. Плачет она… Да что вы знаете о слезах?

– Тише, тише, – начал успокаивать Максим Марию.

На крик калмычки прибежала мать Максима. За ней прятался Алексей. Потом мальчик вышел вперёд, прижимая к себе большую фарфоровую куклу в белом платье с золотой тесьмой.

Мария даже замерла на мгновение от такой красоты.

– Ма-а-а-м, – прошептал Алексей. – Ты видела такое когда-нибудь?

Сын подошёл к матери и протянул ей куклу.

Мария осторожно взяла её в руки.

– Мам, – это для тебя, – очень тихо произнёс мальчик. Бабушка разрешила взять её с собой.

Но Мария очнулась, протянула куклу сыну.

– Это очень дорогой подарок, сынок. Верни.

– Ну что же вы так меня обижаете? – женщина теребила в руках шапочку куклы. – Мне это всё ни к чему. А мальчик пусть посмотрит, какие бывают прелести не в заключении.

Знаете, что я хочу вам сказать? Моему возмущению нет предела! Как можно оставить с матерью рождённого в поселении ребёнка? Он же до конца своих дней будет вспоминать эти трудные годы!

Алексей подошёл к бабушке и вернул куклу.

Мария усмехнулась.

– Мне нелегко говорить об этом, – продолжала мать Максима, – но всё же выслушайте. Сейчас очень трудное время. Вы только что как будто появились на белый свет. Что вас ждёт? Максим говорил, что вы поедете искать своих детей. Но любой путь – это испытание. Зачем вам брать Алёшу с собой? Он может заболеть, потеряться, остаться голодным. Здесь для него все условия, чтобы привыкнуть к новой жизни.

Мы не забираем его себе, мы даём вам возможность спокойно сделать дела. А потом уже можете действовать по своему усмотрению.

Бабушка опять сунула куклу в руки внуку.

– Алёша, – обратилась к мальчику, – тебе хочется остаться здесь или поехать с мамой?

Алексей переводил взгляд с отца на бабушку. Мария не смотрела в глаза сыну. Ей сейчас было очень важно, какое решение он примет.

Но при любом решении оставлять его здесь Мария не хотела.

Просто ждала.

А в юной голове Алексея боролись разные желания.

Максим же буквально сверлил мальчика взглядом.

Поняв, что все ждут его ответа, Алексей взял мать за руку и громко сказал:

– Я мамку не брошу. Найдём остальных и вернёмся.

Мать Максима уронила шапочку, наклонилась, чтобы её поднять, и потеряла сознание.

– Мама, мама, – закричал Максим, бросившись к ней.

Мария тоже подбежала. Взяла женщину за руку, нащупала пульс.

Алексей еле сдерживал слёзы.

Максим отнёс мать на кровать, там она пришла в себя.

– У мамы слабое сердце, Маша. Поэтому она так о внуке беспокоится. Он же один у неё. А у тебя их намного больше. Ну чего ты упрямишься?

Мария вышла из комнаты. То, что возможно придётся заночевать в этом доме, не очень её радовало. Но и уходить сейчас было как-то не по-человечески.

Отчим Максима пришёл поздней ночью. Алексей уже спал. Мать Максима, Регина Игнатьевна, стала чувствовать себя лучше. Поднялась с кровати и пересела в кресло.

Рассматривала Марию, не сводя с неё глаз.

Мария смущённо отводила взгляд.

– Ну как же хорошо, что вы заехали! – проворковал Михаил Леонтьевич. – Ну какие же вы молодцы! Ещё и остались на ночь, деда уважили.

Мария заметила, что отчим Максима как-то сильно постарел. Когда два года назад он приезжал в поселение, был совсем молодым.

Заметив на себе пристальный взгляд Марии, Михаил Леонтьевич, как бы оправдываясь, произнёс:

– Время, Машенька, никого не молодит.

***

Прижавшись к сыну, Мария не могла уснуть.

Слушала тишину незнакомого ей дома.

Алексей вздрагивал, что-то бормотал во сне.

Вдруг она услышала шёпот.

– Да она с ума выжила совсем! Рехнулась на этом ребёнке. Максим, я не пойду на это.

– А как мне быть? – отвечал Максим. – Бежать сейчас, пока она спит? Я Машу и сына всполошу, устали они, Михаил Леонтьевич. Дайте передышку какую-то, и мать успокоится.

– Да она отравит твою калмычку! – взвизгнул отчим. – Мне тут разборки не нужны, сам знаешь. Буди, и проваливайте уже!

Мария вскочила с кровати, растормошила сына.

– Собирайся, – прошептала она, – нам пора.

Алексей быстро сообразил, чего мать от него хочет. Натянул штаны, рубашку. Тёр свои сонные глаза.

Выйдя на кухню, откуда был слышен разговор, Мария посмотрела на Максима и произнесла:

– Отвези нас на вокзал.

– Не дури, Маша, ночь на дворе, метель. Какой вокзал?

Но Мария не унималась.

Сын дёргал её за руку и просил:

– Мам, давай останемся ненадолго. До утра останемся, спать хочется.

– Метель, говоришь, – прошептала Мария.

И вспомнила вдруг, как много лет назад Евгенька убежала в лес, как потом её привезли на повозке и выбросили на дорогу, как наставила вилы на Демида.

Покраснела, задрожала.

Сердце отстукивало секунды, а перед глазами околевший Демид и ни к чему не приспособленный на то время Корней, и метель.

Марии стало страшно. Она посмотрела на взволнованного сына и испугалась за него.

Ей стало мерещиться, что они идут по улице, ветер сбивает с ног, рука Алексея вдруг выскальзывает из её руки. Мария не сразу это понимает, а потом, не ощутив тепла сыновьей ладошки, начинает его звать.

– Алёша, Алексей! Лё-ё-ё-ё-ё-ша!

На крик выбежала хозяйка дома.

Мария не сразу поняла, что кричала по-настоящему.

И родители, и сам Максим, и Алексей смотрели на Марию с ужасом в глазах.

Она опустила голову.

– Показалось, – прошептала калмычка виновато.

– Немудрено, – кивнула Регина Игнатьевна. – После всего, что пришлось пережить, я тоже кричала так. Пройдёт, доченька.

От слова «доченька» Мария вздрогнула. Подняла глаза на женщину. Та своими наидобрейшими глазами сочувственно смотрела на неё.

Утра в тот день у Марии не было. Обеда тоже. Она проснулась ближе к вечеру, вскочила с кровати, озиралась по сторонам.

В доме было тихо.

Мария пробежалась по комнатам. Бросилась к входной двери. Закрыто.

– Алёша! – позвала она сына. – Алексей!

Мальчика нигде не было.

Мария дёргала дверь. Потом подбежала к окну. Дёрнула на себя ручку форточки.

Со скрипом форточка отворилась, на пол упали куски ваты, которыми было утеплено окно.

Мария привстала на цыпочки и что есть силы закричала в окно:

– Алё-ё-ё-ё-ша! Сы-но-о-о-о-к!

Подбежала к другому окну. На нём можно было открыть не только форточку. Скинула крючок, рванула на себя створку.

Холодный зимний воздух ворвался в дом. Мария поёжилась и как будто очнулась.

На подоконник падал снег. Обезумевшая калмычка водила ладонью по подоконнику. Снежинки таяли под её тёплыми руками, сверху падали новые.

– Алёша, – шептала Мария, пытаясь разглядеть что-то через снежную пелену.

Когда услышала звук открывающейся входной двери, оглянулась. В дом ввалился смеющийся Алексей. Его тулупчик был в снегу, шапка набекрень. Вслед за ним появился Максим.

– Маша, – удивлённо произнёс он, – ты чего окна пооткрывала?

Мария набросилась на Максима с кулаками.

– Да ты чего? Не выспалась что ли? Ушли, чтобы не шуметь. А ты как собака бросаешься!

– Да ты мне сердце вынул, – всхлипывала калмычка.

– Маша, – успокаивал её Максим, – отчим с матерью по делам отправились на несколько дней. Давай эти дни проживём как счастливая семья. Мы же тут совсем одни. Будешь хозяйничать сама. Потихоньку к хорошей жизни привыкай.

Алексей подошёл к матери.

Стояли втроём, прижавшись друг к другу.

– Мам, давай тут побудем, а? – попросил сын.

Мария, вытирая слёзы, кивнула.

Дни летели быстро. Максим ходил на работу. Брал с собой Алексея. Мария хозяйничала в доме. Освоилась быстро. Пятый день жили душа в душу.

Максим обещал после возвращения родителей отправиться с Марией и сыном в Кострому.

А тут неожиданно заболел Алексей. С высокой температурой вернулся домой.

Мария забеспокоилась. Поездка всё откладывалась. Свёкры не возвращались. Максима отправили на несколько дней на погрузку.

Ухаживая за сыном, калмычка почти не думала ни о чём. Видела перед собой только бледное лицо мальчика. Сердце было не на месте.

Тревожную новость о том, что родители Максима замёрзли в машине по возвращении домой, приняла на себя Мария.

Максим ещё не вернулся из своей командировки.

Когда услышала стук в дверь, бросилась к ней.

На пороге стоял мужчина с письмом в руках.

Он вручил его в руки Марии и, ничего не объясняя, исчез.

Читая, Мария сжималась от боли.

В письме сообщалось о необходимости опознания и согласования даты похорон.

Максим вернулся через два дня.

Влетел в дом и накричал на Марию:

– Да если бы не ты, она не замёрзла бы на дороге! По твою честь ездили узнавать! Упрямая ты! Сына поберегла, а родителей моих в могилу отправила.

Мария сидела тихо, держа за руку сына.

– Отвези меня в поселение, – тихо попросила она. – Нельзя мне на воле, несчастливая я.

Алексей, узнав о смерти бабушки, плакал.

– Она была такая хорошая, – говорил он Марии. – Как плохо, что вы с ней не подружились. Мам, ну оставила бы ты меня здесь. Я бы ждал тебя…

Марии казалось, что весь мир отвернулся от неё. Максим стал немногословным. Алексей после выздоровления как-то отдалился от матери. Всё просился в школу. Но Мария упрямилась. В конце концов, Максим определил сына в школу без согласия матери. Алексей пропадал теперь в ней целыми днями. Приходил воодушевлённый и счастливый.

– Мама мечтала дать ему хорошее образование, – говорил Максим Марии, когда она возмущалась насчёт того, что сын приходит домой поздно.

Весной 1940 года Мария засобиралась на родину. Алексей ехать с ней отказался. Как ни упрашивала его Мария, ничего не вышло. Теперь сын прислушивался только к отцу.

Максим уверял Марию, что они вдвоём дождутся её возвращения. Скрепя сердце Мария покидала дом Максима.

Март в Костроме выдался снежный.

Добраться до родных мест оказалось непросто. Где-то калмычка шла пешком, где-то её подвозили.

Найдя знакомый до боли дом, из которого её забирали, остановилась.

Долго смотрела в окна. Потом решилась войти во двор.

Дружным лаем её встретили две собаки.

На крыльце показалась закутанная в платок женщина.

– Вам кто нужен? – крикнула она.

Мария пожала плечами. Она и сама не знала, кто ей нужен в этом доме.

– Ну так что? – спросила хозяйка дома. – Кого ищете? Я подскажу…

Мария подошла к крыльцу.

– Я жила тут, – ответила она. – Вот пришла посмотреть. Изменилось всё. Спасибо вам, что дом сохранили…

– Ну раз так, то заходите, – приветливо произнесла Маргарита.

Мария сначала отступила, потом шагнула вперёд.

Нахлынули на неё воспоминания. Почудился отец, бабушка Анисия.

Внутри всё было не так, как в годы жизни с Корнеем.

Печку отстроили новую, окна стали больше. Появилась перегородка между коридором и кухней. В доме пахло пирогами и варёной картошкой.

– Вы тут располагайтесь, – пригласила Маргарита. – Я за дровами сбегаю. Вчера что-то поленилась к вечеру, а теперь зябковато.

Перед уходом Маргарита поставила на печку чайник.

Мария скромно устроилась на стуле.

Маргарита ввалилась в дом с дровами. Аккуратно сложила их у печки.

– Можно я растоплю? – попросила Мария.

– Да ну что вы! Я сама! Это ж сердце моего дома. Как вижу огонёк в печи, так все горести забываются. А у меня немало их было, ох, немало.

– Пожалуйста, – ещё раз попыталась Мария. – Я умею. Печка тут была другая. Всё детство её топила.

– Ох, – вздохнула Маргарита, – мы от той печки чуть не угорели прошлой зимой. Я испугалась, вот теперь новенькая у нас. Первую зиму греет. Ну топите, если хочется.

Маргарита отступила от печи.

– А мы как-то и не познакомились, – вспомнила она. – Я Маргарита. Директор местной школы. А вы?

– А я Мария. Это дом моего отца.

Мария вдруг всплакнула.

Отошла от печи и произнесла:

– Топите, пожалуй, сами… Это сердце вашего дома…

Маргарита возилась с печкой недолго. Чайник закипел.

На столе появились пироги и булочки.

От них исходил такой пьянящий аромат, что у Марии закружилась голова.

– А вы из каких краёв к нам прибыли? – поинтересовалась Маргарита.

– Из ссылки я, – Мария вздохнула. – Вот на родной дом приехала взглянуть да своих найти. Дети у меня тут остались. Старшие сыновья Полянские: Петенька, Коленька и Андрюша. Девчушки на другой фамилии. Не встречались?

Маргарита вздрогнула.

– С кем не удалось встретиться, так это с Петром. Боже упаси!

Марии стало не по себе.

– Неуловимый ваш Петя! – прошептала Маргарита. – Об остальных слышала немного. Муж мой рассказывал. Может, знаете Ивана Кислицу? Не встречался на вашем пути?

Мария встрепенулась.

– Ваню? Муж, значит…

Сердце заколотилось.

– Муж… – произнесла Маргарита. – Не знаю я, где он теперь. Вот и спросила у вас, не встречался ли на пути?

Маргарита, вытирая слёзы, рассказала Марии о том, как Иван сбежал и оставил на неё своего нагулянного сына.

– Но я не жалуюсь, мне легко. Матвей – смышлёный мальчик. Помогает мне с дочками, учится хорошо. Жалко мне Ваню. Такой жизни, какая была у него, не позавидуешь. Жену похоронил и детей. Не каждый выдержит. Жду его, конечно. Вдруг одумается и вернётся.

Мария спросила:

– А как жену его звали, которую похоронил?

– Евгения Петровна…

Калмычка схватилась за сердце и сжалась вся.

– Как же так, Женька? – прошептала она. – Как же так…