Текст книги "История русской армии"

Первые мероприятия нового царствования имели целью раньше всего облегчить ставшее непосильным для страны бремя военных расходов. Решено было произвести сокращение непомерно разросшейся вооруженной силы, увеличив в то же время ее боеспособность – пожертвовав в количестве, выиграть в качестве.

Еще осенью 1855 года, после падения Севастополя, была учреждена «Комиссия для улучшений по воинской части» под председательством главнокомандующего гвардией и гренадерами генерала графа Ридигера. Старик Ридигер, лучший боевой генерал Императора Николая Павловича, сразу вошел в суть дела, усмотрев главное зло в чрезмерной централизации нашей военной системы, умерщвлявшей всякую инициативу. Ридигер наметил ряд мероприятий по децентрализации – в первую очередь, увеличение прав и ответственности командиров корпусов и дивизий, предоставление им возможно большей самостоятельности. Осуществить все эти мероприятия победителю Гергея не пришлось – он умер уже в 1856 году.

К 1 января 1856 года сухопутные силы России составили круглым числом 37 тыс. офицеров и 2 млн 266 тыс. нижних чинов, из коих 32 500 офицеров и 1 млн 742 тыс. нижних чинов регулярной армии. Во время войны, с 1853 по 1855 год, было поставлено 866 тыс. рекрут, призвано 215 тыс. бессрочно отпускных, образовано наряду с 31 полевой пехотной дивизией еще 11 резервных пехотных дивизий и два корпуса Гвардейский резервный и Балтийский. (В регулярных войсках 32 530 офицеров, 1 742 342 нижних чина; в иррегулярных – 3640 офицеров, 168 691 нижний чин; в ополчении – 647 офицеров, 364 421 нижний чин. Рекрут поставлено 865 762, отпускных призвано 215 197. Балтийский корпус состоял из 2-й пехотной и 2-й резервной дивизий.)

Коронационным манифестом 1856 года Император Александр II отменил рекрутские наборы на три года. Одновременно срок действительной службы был с 19 лет сокращен на 15. В этом году уволено «вчистую» 69 тыс. человек и в бессрочный отпуск 421 тыс. (главным образом севастопольцев, которым месяц считался за год). Расформированы четыре резервные дивизии, а остальные семь приведены в кадровый состав.

Кроме того, распущено ополчение, не принесшее России в эту войну никакой пользы, и большая часть казачьих войск. «Ополчение 1855 года стоило России дорого, оторвало от плуга 300 тыс. человек, которые не только не принесли на войне решительно никакой пользы, но были бременем для армии и государства. В августе и ноябре 1855 года прибыли в Крым дружины ополчения Курской, Орловской, Калужской и Тульской губерний, а к началу марта следующего года половина их уже лежала в госпиталях, одержимая лихорадками и тифозными горячками, и между ними открылась страшная смертность… Ополчение представляло беспорядочную толпу мужиков, которых нельзя было употребить в дело против образованных европейских войск» (Затлер). С 2 млн 300 тыс. вооруженные силы сведены на 1 млн 300 тыс.

В последующие годы приступлено было к дальнейшему сокращению этой бюджетной цифры. Новых наборов не производилось, выслужившие срок увольнялись. В 1859 году снова отменены наборы на три года. В этом году, однако, призвана часть бессрочных для приведения в боевое положение четырех корпусов на австрийской границе (Австрия вела тяжелую войну с Францией в Италии, и мы брали «реванш» за неудачную Дунайскую кампанию 1854 года). Срок службы в том же 1859 году вновь сокращен с 15 лет на 12.

В результате к 1862 году армия мирного времени составила 800 тыс. человек – в три раза меньше росписи 1856 года и в полтора раза меньше штатов мирного времени предыдущего царствования. Средний возраст солдата был около 35 лет – моложе 27 лет людей вообще не было, так как наборов не производилось шесть лет. В 1856 году рекрутам определено иметь не свыше 30 лет (вместо прежнего предельного возраста – 35 лет).

Из штатов армии исключены упраздненные кантонисты и пахотные солдаты последние остатки поселений. Упразднено значительное количество местных команд.

В пехоте уменьшено число линейных батальонов (из 96 оставлено к 1862 году 62, но к концу царствования осталось лишь 34). В 1856 году пехотные полки приведены в 3-батальонный состав, 4-е, 5-е и 6-е батальоны названы «резервными» и сведены в упомянутые семь резервных дивизий (кадрового состава). Кавказские полки оставлены по-прежнему в пять батальонов.

Регулярная кавалерия сокращена вдвое. В 1856 году все полки сведены из 8-эскадронного в 4-эскадронный состав. Эскадроны были слабые – 12 рядов во взводе.

В артиллерии батареи с 12 орудий перешли на 8-орудийный состав, причем в мирное время запряжено было только 4 орудия. Все артиллерийские бригады были 4-батарейного состава (2-батарейные и 2 легкие батареи), а с 1863 года – всего в три батареи (две батарейные и одна легкая).

Для приведения всей армии на военное положение требовалось 6 месяцев.

Братья Государя получили высокие назначения. Великий князь Константин Николаевич{162} был назначен генерал-адмиралом, великий князь Николай Николаевич – генерал-инспектором конницы, великий князь Михаил Николаевич – генерал-фельдцехмейстером, а после смерти генерала Ростовцева{163} (в 1861 году) и главным начальником военно-учебных заведений.

* * *

Наиболее ярким тактическим впечатлением только что минувшей войны было сознание превосходства неприятельского – английского – нарезного оружия. Поэтому в первую очередь решено было перевооружить войска.

В 1856 году при каждом пехотном батальоне была сформирована стрелковая рота сверх четырех «линейных» рот. Упразднено старое разделение на «гренадерские» и «мушкетерские». Стрелковые роты имели свою отдельную нумерацию. При каждой дивизии, кроме того, был сформирован свой стрелковый батальон. Стрелковые батальоны дивизий и стрелковые роты батальонов имели нарезные винтовки.

В 1856 году стрелков было уже 40 батальонов (вместо прежних восьми), а в каждом пехотном полку было три стрелковые роты вместо прежней полуроты штуцерных. В 1860 году был введен новый строевой Устав, вводивший двухшереножный развернутый строй (названный «стрелковым»), вместо трехшереножного павловского Устава 1797 года. В 1862 году в пехоте считалось 38 дивизий силой от 9 до 21 батальона. 1–3-я гвардейские и 1–3-я гренадерские по 8 пехотных и 1 стрелковому батальону. 1–18-я пехотные по 1 стрелковому. Кавказская гренадерская, 19–21-я пехотные по 20 пехотных и 1 стрелковой, 22-я – из 9 трелковых и 10 линейных батальонов, 23-я – из 11 линейных, 24-я – из 16 линейных батальонов. 1–7-я резервные дивизии были кадрового состава. Окончательно исчезли егеря, имена и традиции которых с 1833 года сохранялись в полках вторых бригад пехотных дивизий. Теперь эти полки были наименованы «пехотными», как и в первых бригадах. Лейб-гвардии Егерский полк – и тот был переименован в Лейб-гвардии Гатчинский и носил это имя до 1870 года.

В кавалерии образовано 10 дивизий в три бригады по два полка одинакового подразделения и 4-эскадронного состава. В 1860 году кирасирские полки наименованы драгунскими, и кирасиры оставлены лишь в составе 1-й гвардейской кавалерийской дивизии (Кирасирский Ее Величества полк получил права Молодой гвардии). Когда в 1864 году полки получили нумерацию, бывшим кирасирским даны были четные драгунские номера{164}.

В 1857–1859 годах вся пехота и вся конница были перевооружены нарезными винтовками, переделанными из прежних 6-линейных пистонных ружей образца 1843 года.

Артиллерия уже в 1860 году получила на вооружение легких батарей 4-фунтовую нарезную пушку. В том же году были упразднены артиллерийские дивизии – первый шаг к децентрализации войскового управления.

Центр тяжести всех намечавшихся преобразований заключался в этой общей децентрализации. Проведение ее оказалось делом многотрудным. Назначенный министром по уходе на покой в 1856 году фельдмаршала князя Чернышева генерал князь Долгорукий 1-й уже через несколько месяцев был заменен генералом Сухозанетом{165} 2-м (брат известного начальника академии). Сухозанет 2-й пробыл военным министром с 1856 года по конец 1861 года. При всех своих хороших качествах строевого командира он не обладал, однако, достаточно широким кругозором и был несомненным рутинером, усвоив формы, но не будучи в состоянии проникнуться основной идеей намеченной Ридигером децентрализации. В конце 1861 года Сухозанет получил назначение в Польшу, а 9 ноября на его место был назначен генерал Милютин.

Человек в высшей степени просвещенный, гуманный и образованный, генерал Д.А. Милютин обладал выдающимися административными способностями. Его противники видели в нем «кабинетного человека». Упрек по форме не совсем обоснованный Милютин обладал боевым опытом Кавказской войны, где был ранен и где в конце концов занимал должность начальника штаба Кавказской армии при князе Барятинском. По существу, он был, безусловно, человеком «кабинетного образа мыслей» и бюрократической складки. Воспитанник частного гражданского пансиона и Московского университета, он, имея военный ум, не имел военной души, военного сердца, строевой жилки. Благодаря этому ему не удалось стать вторым Румянцевым, а сообщенный им русской армии нестроевой уклад не принес ей счастья.

Милютин посмотрел на дело преобразования армии очень широко, расширив и углубив идеи Ридигера.

В ноябре состоялось его назначение, а через два месяца, 15 января 1862 года, он представил Государю свой знаменитый доклад, имевший последствием коренное преобразование всей военной системы России.

Отметив весь вред, принесенный войскам чрезвычайной централизацией их управления, Милютин предложил упразднить все высшие строевые инстанции – штаб 1-й армии и корпуса. Мотивировал он эту реформу тем, что, как показал опыт последних войн, корпуса в силу своей громоздкости (три дивизии по 16 батальонов) все равно никогда не применялись в полном составе на театре войны, и из войск всегда приходилось составлять «отряды», сила которых соответствовала поставленной им цели. Таким образом, язву нашей военной системы – «отрядоманию» Милютин делал нормальным порядком вещей! Вот текст милютинской записки:

«Прежнее устройство отличалось крайней централизацией, которая уничтожала всякую инициативу административных органов, стесняла их мелочной опекой высших властей… Такая же централизация со всеми ее вредными последствиями была развита и в строевых управлениях войск, где недостаток инициативы в частных начальниках, в особенности в военное время, проявлялся уже не раз и приводил к самым печальным результатам. Войска и в мирное время оставались соединенными в дивизии, корпуса и армии и, таким образом, содержались все штабы – от дивизионных до главного штаба армии включительно.

Хотя такой системе и приписывалась та выгода, что в случае приведения на военное положение армия имела уже готовые штабы и войска выступали в поход под начальством знавших их и знакомых им начальников, однако эти выгоды не вполне осуществлялись. На практике весьма редко случалось, чтобы не только армии, но даже и корпуса действовали на театре войны совокупно в нормальном своем составе мирного времени. Гораздо чаще, по разным стратегическим соображениям, на самом театре войны формировались отряды из войск разных корпусов, для которых учреждались отрядные штабы.

Так, в войну 1853–1855 годов ни один корпус Действовавшей армии не остался в полном своем составе. Вообще же опыт нескольких последних войн указал, что наши корпуса представляют слишком громоздкие тактические единицы для постоянного употребления на театре войны в целом их сосредоточении».

Высшим административным соединением мирного времени Милютин полагал иметь дивизию.

Децентрализацию он решил начать с Военного министерства, сохранив за ним лишь общее направление и контроль и возложив всю исполнительную часть на особые местные органы – военные округа. Военный округ должен был явиться связующим звеном между центром и войсками. Начальник его – командующий войсками – имел права командира отдельного корпуса (командующего армией) и сочетал в себе также обязанности военного генерал-губернатора и начальника внутренней стражи. Это существенная часть записки и существенная часть произведенной на ее основании реформы.

Переходя к устройству войск, Милютин подчеркнул ту аномалию, что Россия, имея в мирное время вдвое, а то и втрое больше войск, чем первоклассные европейские державы – Пруссия, Австрия и Франция, в военное время едва выставляет столько же войск, сколько каждая из этих держав. В мирное время у нас 766 тыс. человек, по штатам военного времени определено иметь – 1 млн 377 тыс. Разница между штатами мирного и военного времени составляет 611 тыс. человек, но ее нечем заполнить. Обученного запаса (бессрочных) имеется всего 242 тыс., после того как значительное количество было вновь поставлено под знамена в 1859 году. Остальные 369 тыс. будут, таким образом, необученные рекруты. В действительности мобилизованная армия сможет составить только 769 тыс. бойцов, то есть столько, сколько выставляют Пруссия и Австрия – государства, уступающие России своими ресурсами во много раз.

Для искоренения этих опасных недочетов Милютин решил обратить особенное внимание на организацию запаса армии, накопление резервов и сокращение числа нестроевых. В этой последней области он наметил упразднение корпуса Внутренней стражи и сокращение местных войск.

* * *

В том же 1862 году приступлено к постепенному расформированию всех существовавших корпусов (Гвардейского, Гренадерского, I–IV пехотных. Кавказского, I–II кавалерийских). И осенью образовано четыре военных округа – Виленский, Варшавский, Киевский и Одесский. Польский мятеж 1863 года временно приостановил военно-административную реформу, но уже в следующем, 1864 году учреждены округа Финляндский, Санкт-Петербургский, Рижский, Московский, Казанский и Харьковский – и вся Европейская Россия включена в военно-окружную систему. В 1865 году образованы Кавказский, Оренбургский, Западно-Сибирский и Восточно-Сибирский округа, а в 1867 году в только что завоеванной Средней Азии – Туркестанский (создание округов шло, таким образом, с запада на восток, и в первую очередь были устроены пограничные).

Одновременно с упразднением корпусов в пехоте упразднены бригады. Командир дивизии (переименованный в «начальника дивизии») имел лишь одного «помощника начальника дивизии», в гвардии – «состоящего при начальнике дивизии»). Количество пехотных генералов было этим сокращено на треть.

Объявленный в январе 1863 года первый за семь лет рекрутский набор послужил сигналом к польскому мятежу. Этот последний вызвал резкий конфликт с Англией, Францией и Австрией – и в предвидении войны армия была приведена на военное положение.

Было образовано 19 новых дивизий – с 22-й по 40-ю. Запасные батальоны пехотных полков составили резервные полки соответственных пехотных полков, уже осенью получили собственные наименования. В 22-й дивизии полки образованы из финляндских линейных батальонов. Прежние 23-я и 24-я дивизии (на Оренбургской линии и в Сибири) упразднены, и новые дивизии этого номера образованы в Санкт-Петербургском округе. Большинству из новообразованных полков (65 из 76) пожалованы по наследству георгиевские знамена, и всем даны знаки отличия и старшинство полков, из коих они были развернуты, либо упраздненных в 1833 году егерских. К 1 января 1864 года в армии считалось 1 млн 137 тыс. человек. Гвардейские и гренадерские полки были тоже приведены в 3-батальонный состав, и сформированы крепостные войска.

Восемь полков крепостной пехоты. Крепостная артиллерия сведена в пять батальонов и 19 отдельных рот. Все пехотные и кавалерийские полки получили нумерацию.

В 1864 году была произведена частичная демобилизация, но все новосформированные пехотные дивизии оставлены, и Вооруженные силы России составили 31 700 офицеров и 905 тыс. нижних чинов. Численность их затем еще более сократилась благодаря сравнительно слабым наборам, интенсивным увольнениям в запас и сокращению в 1868 году срока службы с 12 на 10 лет. В 1870 году уже было всего 24 800 офицеров и 683 тыс. нижних чина. С 1871 года стали производиться сильные (по 130–150 тыс.) наборы – и уже в 1871 году в армии было 734 тыс. нижних чинов.

Шестидесятые годы ознаменовались еще другой реформой – военно-учебной.

Воспитанный в частном пансионе, не имевший солдатского сердца, Милютин видел в военно-учебном деле лишь одну сторону – образовательную. Но он прошел мимо другой, главной, стороны – воспитательной, совершенно ее не заметив. Он думал, что штатский гувернер вполне заменит офицера-воспитателя, и не понимал всей важности быть «смолоду и всей душой в строю».

В 1863 году последовал полный разгром кадетских корпусов. Из 17 оставлено два – Пажеский и Финляндский. Остальные преобразованы: 12 – в военные гимназии, а три – в пехотные военные училища – Павловское, Константиновское в Петербурге и Александровское в Москве. В эти военные училища были соединены специальные классы упраздненных корпусов. Военные гимназии были заведениями с чисто гражданским укладом жизни: в них отменены строевые занятия, роты названы возрастами, упразднены звания фельдфебелей и вице-унтер-офицеров. Офицеры-воспитатели в значительной степени заменены штатскими.

Милютин показал себя в этой неудачной реформе плохим психологом. В прекрасных николаевских корпусах (где один воспитатель приходился на трех кадет) учили не многим хуже, а воспитывали гораздо лучше, чем в гражданских учебных заведениях. Из них выходили цельные натуры, твердые характеры, горячие сердца с ясным, твердым и трезвым взглядом на жизнь и службу. В эпоху разложения общества, какой явились 60-е и 70-е годы, ими, старыми корпусами с их славными традициями, надо было особенно дорожить. В корпусах воинский дух развивался смолоду. В военных гимназиях же штатские воспитатели стали развивать в питомцах тягу в университет. Те же, кто попадал в училища, представляли совершенно сырой, необученный материал. От всего этого армия только проигрывала.

Военные училища покрывали своими выпусками немногим более трети ежегодной потребности армии в офицерах. Большую часть офицерского состава давали производства из юнкеров, наименованных Милютиным «вольноопределяющимися». Звание «юнкера» с 1864 года было присвоено исключительно воспитанникам военных и юнкерских училищ. В гвардейских и кавказских полках, хранителях духа и традиций, еще в 80-х годах вольноопределяющихся продолжали называть юнкерами. Юнкера эти, по определению просвещенного нашего военного министра, «коснели в невежестве, не получив никакого воспитания». Поэтому с 1864 года для их подготовки стали учреждаться окружные юнкерские училища при штабах округов с годичным курсом, выпускавшие в армию прапорщиков, тогда как военные училища с двухлетним курсом выпускали подпоручиков.

Питомцы этих юнкерских училищ главная масса строевого армейского офицерства – по службе, как правило, далеко не шли. Юнкерские училища комплектовались как вольноопределяющимися, так и воспитанниками военных прогимназий с 4-классным курсом. Всего было учреждено 16 юнкерских училищ (11 пехотных, два кавалерийских, два смешанных и одно казачье). Артиллерия и инженерные войска пополнялись исключительно из училищ.

В артиллерийских и инженерных училищах курс был трехлетний. Офицеры-артиллеристы инженерных войск имели «за ученость» оклады на чин выше сравнительно с офицерами пехоты и конницы. «Ученый кант» в специальных войсках (а не только в училищах) был алым и носился на воротниках. Оклады были лишь в 1900 году сравнены.

Военная академия, наименованная в 1856 году в память своего основателя Николаевской академией Генерального штаба, получила ряд преимуществ. В этом направлений особенно многое сделали генерал-адъютант Ростовцев – один из главных деятелей реформ Царя-Освободителя – и дежурный генерал штаба армии Герштенцвейг. В академию разрешено принимать неограниченное количество слушателей, должности адъютантов в войсковых и окружных штабах и управлениях были предоставлены исключительно офицерам Генерального штаба.

Сам Главный штаб, однако, был поставлен Милютиным в полнейшую подчиненность Военному министерству, превращен в один из министерских канцелярских столов. Мы можем видеть огромную разницу между германским «Большим Генеральным штабом» и нашим «Генеральным штабом». Германский реформатор Мольтке проводил реформу с точки зрения начальника Генерального штаба. Русский реформатор Милютин – с точки зрения военного министра. Отсюда независимое и с уклоном в сторону войск положение Генерального штаба в Германии, зависимое и с уклоном в сторону канцелярии положение такового в России.

В 1868 году Милютиным было составлено новое Положение о полевом управлении войск, заменившее старое, «централизаторское» Положение 1846 года. Оно поражает своим бюрократическим духом, преобладанием канцелярского элемента над собственно штабным и штабного над строевым. За все время существования русской армии здесь в первый раз ни словом не упомянуто о монархе. Зато с избытком упомянуто о министре: весь «полевой штаб Действующей армии есть не что иное, как исполнительный орган Военного министерства» – и все Положение клонится к тому, чтобы главнокомандующим был назначен военный министр. Те же идеи будет проводить впоследствии и генерал Сухомлинов{166}.

Самая война ведется, согласно Положению, импровизированными каждый раз для данной цели отрядами. Если все наши Положения характеризовать лапидарными определениями, то к милютинскому подойдет определение «канцелярско-отрядного». Бюрократическое управление войсками, импровизационное вождение войск. Все это дало Эски-Загру и три Плевны…

* * *

Венцом всех реформ явилось введение 1 января 1874 года всесословной воинской повинности. Почва для этой реформы была подготовлена уже давно – с 19 февраля 1861 года ничто ей не препятствовало, но наше военное ведомство не торопилось с ее введением. Война 1870–1871 годов – победы вооруженного и организованного германского народа над полупрофессиональной армией ветеранов Второй империи и необученным ополчением юной Третьей республики – заставили серьезно взяться за проведение этого насущного мероприятия. Слово «повинность», к сожалению, сохранилось и в новом Уставе, согласно которому военнообязанным являлся каждый русскоподданный, достигавший 21 года. «Повинность» вообще означает обязанность и притом неприятную (вексельное: «повинен я заплатить»). Оно не могло годиться в эпоху, когда понятие «солдат» стало «именем общим и знаменитым». Общий срок службы определен в 15 лет: 6 – в строю, 9 – в запасе (на 36-м году жизни запасной увольнялся, таким образом, «вчистую»).

Устав о всеобщей воинской повинности предусматривал самые широкие льготы по семейному положению. Половина военнообязанных, подходивших под эти льготы, вообще сбрасывалась со счетов. Явке в воинские присутствия подлежала лишь другая половина, из коей в войска назначалось опять-таки менее половины, причем благодаря системе жеребьевки, под знамена далеко не всегда попадал физически лучший элемент. При этой системе обширные человеческие ресурсы России за 40 лет – с 1874 по 1914 год – были использованы ниже посредственного. Военное ведомство оказалось не в состоянии их утилизировать, произвести их надлежащий отбор.

Исследователя этого Устава не может не поразить огромный размер льгот по образованию. Введя эти льготы, Милютин преследовал цель содействовать народному образованию – цель, конечно, благую. Однако при этой системе наиболее ценный в интеллектуальном отношении элемент хуже всего был использован (вольноопределяющиеся I разряда служили всего 6 месяцев – ясно, что из них могли получиться лишь посредственные прапорщики запаса).

Заимствовав от пруссаков форму идеи, Милютин не заимствовал ее духа. В Германии (а затем и во Франции) никто не имел права занимать казенной должности, и даже выборной, не имея чина или звания офицера, или унтер-офицера запаса. Через ряды армии там пропускалось все наиболее ценное, что было в стране, и связь общества с армией была действительной и действенной. У нас поступили наоборот – никакого законодательства на этот счет не существовало, на связь армии с обществом не было обращено никакого внимания, ценные категории интеллектуального отбора нации были освобождены от призыва в войска либо служили заведомо недостаточный срок.

В общем же реформа 1874 года, при всей ее посредственности, представляет собою положительное явление исключительной важности. К сожалению, ее результаты не успели сказаться к моменту начала войны с Турцией. 1 ноября 1876 года при объявлении мобилизации в армии считалось 722 тыс. нижних чинов, в запасе – всего 752 тыс. Некомплект до штатов военного времени достигал 480 тыс. (30 процентов), и его полностью не удалось заполнить призывом 1877 года и льготными казаками.

* * *

Значительная часть офицерского корпуса – из прежних юнкеров и новооткрытых юнкерских училищ, при всей своей доблести и верности долгу не могла за недостатком подготовки быть на высоте новой тактики, характеризовавшейся действием стрелковых цепей на широких фронтах, огнем скорострельного ружья и требовавшей быстрого использования обстановки и постоянного проявления частного почина. Невыгодные условия расквартирования войск препятствовали подготовке офицерского состава. Половина пехоты и свыше трех четвертей конницы еще стояли постоем у обывателей. Негде было устроить офицерские собрания и полковые библиотеки, нельзя было производить офицерских занятий.

Сила рутины линейного учения была велика. Рутина эта владела еще очень многими старшими начальниками, и ее не могли искоренить половинчатые пехотные уставы 1860-го и 1874 годов. Линейные традиции игнорировали огонь. Новые уставы его недооценивали, считая огневой бой уделом лишь небольшой части пехоты – стрелков. Достаточно указать на то, что стрельбу стали спрашивать на смотрах лишь с 1871 года (собственного опыта при Инкермане и на Черной было недостаточно – потребовался расстрел прусской гвардии при Сен-Прива для убеждения в важности стрельбы). При наступлении в цепь развертывались лишь стрелковые роты пехотных батальонов. Главная масса пехоты – линейные роты следовали в сомкнутом строю. Беглый огонь вела одна жидкая стрелковая цепь, сомкнутый строй массы знал только один вид огня – залп. О производстве атаки в первый раз упоминается лишь в Уставе 1874 года.

В кавалерии сила рутины была еще сильнее. Генерал-инспектор великий князь Николай Николаевич-старший боролся с нею как мог, но не был в состоянии перевоспитать огромную часть старших начальников и штаб-офицеров. Его деятельность сказалась в улучшениях по строевой части. Боевая подготовка конницы оставляла желать лучшего. Ее руководители сделали ряд ложных выводов из опыта Восточной войны. Считалось, что роль кавалерии «уменьшилась», и что она должна отказаться от удара. Кабинетные кавалеристы приходили к таким выводам неукоснительно после каждой войны. Блестящая работа наших драгун при Башкадыкларе и Кюрюк-Дара и улан при Балаклаве доказывает скорее обратное. Впрочем, после Кацбаха и Фер-Шампенуаза мы имели Устав 1818 года.

Большое внимание обращено на казачьи войска. Роль казаков в армии после сокращения вдвое регулярной кавалерии вообще сильно повысилась. Приняты меры к подготовке офицерского состава и повышения тактического уровня казачьих частей. Этого думали достигнуть путем соединения регулярных и казачьих полков в одной дивизии. Казаки были недовольны этой реформой, считая, что их поместили «на задворках русской конницы» (их полки были четвертыми в дивизии). В 1875 году шестиполковые дивизии расформированы, и образовано 14 армейских кавалерийских дивизий в четыре полка (1-й драгунский, 2-й уланский, 3-й гусарский, 4-й казачий). В новой кавалерийской дивизии было, таким образом, 12 эскадронов и 600 при двух конных (или казачьих) батареях. Кроме того, образована 1-я Донская дивизия – тоже в четыре полка.

В 1860 году Черноморское и Кавказское войска слиты в одно Кубанское войско. В том же году учреждено Амурское войско, а в 1867 году – Семиреченское.

В 1870 году стрелковые батальоны были отделены от пехотных дивизий и сведены по четыре в отдельные стрелковые бригады, непосредственно подчиненные военным округам. Было образовано восемь стрелковых бригад (Гвардейская, 1 – 6-я Кавказские и Туркестанская). В 1880 году образовано еще 2 (Закаспийская и Восточно-Сибирская), а в 1881 году – еще 2-я Восточно-Сибирская. Линейных батальонов оставлено 34: 7 кавказских батальонов, 17 туркестанских (4 бригады на стрелковом положении), 2 оренбургские, 4 западносибирских и 4 восточносибирских.

В 1874 году из пятых батальонов кавказских полков и линейцев сформирована новая, 41-я пехотная дивизия.

Артиллерия была усилена вдвое: в 1870 году сформированы четыре батареи, а в 1872 году все артиллерийские бригады были приведены из 4-батарейного в 6-батарейный состав, по-прежнему по восемь орудий в батарее.

В гвардейской артиллерии все пешие батареи были 9-фунтовые батарейные. В полевых бригадах – три батареи батарейные и три легкие 4-фунтовые. На Кавказе шестые батареи были 3-фунтовые горные. С 1872-го по 1876 годы шестые батареи полевых бригад были вооружены картечницами Гатлинга (прототип пулемета), сданными потом в крепости. Картечницы эти были 6-ствольные, стрелявшие 6-линейными ружейными патронами, и могли давать до 360 выстрелов в минуту. Вес их на колесном лафете был около 18 пудов. Система – «револьверная» (питатель в виде барабана). Конные батареи имели 4-фунтовые пушки и были 6-орудийного состава.

Дальность выстрела орудий образца 1867 года (бывших на вооружении в 1877–1878 годах) была для 9-фунтовых батарейных 1500 саженей гранатой, 900 саженей шрапнелью; легких 4-фунтовых соответственно 1200 и 800 саженей; горных 3-фунтовых – 700 и 500 саженей. Название «9-фунтовые», «4-фунтовые» и так далее, удержавшееся по старинке до самого введения скорострельной артиллерии, показывает, что сферические чугунные ядра для данного образца пушки весили, вернее, весили бы, так как ими давно уже не стреляли, 9 фунтов, 4 фунта и так далее. В действительности разрывной снаряд 9-фунтовой (42-линейной) пушки весил 27 фунтов, снаряд 4-фунтовой (34,2-линейной) легкой – 14 фунтов и 3-фунтовой (3-дюймовой) горной – 10 фунтов. Характерным является исчезновение из полевой артиллерии орудий с крутой траекторией, сохранившихся лишь в крепостях.

Деятельность великого князя Михаила Николаевича как генерал-фельдцейхмейстера сказалась в полном объеме лишь при Александре III. В 1860-х и 1870-х годах все его время отнимала деятельность по должности наместника и главнокомандующего Кавказской армией. Артиллерия наша по-прежнему стреляла отлично как на полигонах, так и на полях Болгарии и в горах Закавказья.