Текст книги "История русской армии"

Присоединенное к России на Венском конгрессе Варшавское герцогство составило с литовскими областями так называемое Царство Польское, имевшее свое автономное устройство, свою армию, администрацию, денежную систему и конституцию. Однако всего этого польским патриотам казалось мало, и они чаяли полного отделения от России. Конспиративные общества стали возникать особенно с половины 1820-х годов.

Русское правительство, как мы знаем, относилось к полякам с чрезвычайным благодушием и снисходительностью – вплоть до того, что скомпрометированные в деле декабристов офицеры польских войск и члены нелегальных польских обществ были выпущены из-под стражи. В 1828 году Император Николай короновался в Варшаве польским королем, причем вопреки пессимистам, опасавшимся покушения на жизнь Государя, торжества эти прошли вполне благополучно. Однако огонь под пеплом тлел – общий революционный порыв Европы 1830 года увлек и Польшу.

Поводом к восстанию послужило повеление Императора Николая Павловича польской армии готовиться к походу на Бельгию совместно с русскими войсками. 17 ноября 1830 года руководимая офицерами и воспитанниками военно-учебных заведений толпа ворвалась в Бельведерский дворец с намерением убить цесаревича Константина Павловича, которому удалось, однако, спастись. Сейм объявил династию Романовых низложенной и провозгласил главой правительства Чарторыйского{61}, а главнокомандующим с диктаторскими полномочиями генерала Хлопицкого{62}. Однако Хлопицкий отклонил от себя эту честь и настоял на назначении князя Радзивилла{63}, оставшись при нем советником – фактически же главнокомандующим.

Полагая, что всякая пролитая капля крови только испортит дело, великий князь Константин отпустил остававшиеся ему верными польские войска – и эти превосходные полки усилили армию мятежников. Крепости Модлин и Замостье были переданы полякам, и цесаревич с гвардейским отрядом отошел в русские пределы.

* * *

Силы, которыми располагала Россия для усмирения Польши, могли быть доведены до 183 тыс. человек (гвардия из Петербурга, Гренадерский корпус из Новгородских поселений, I и II корпуса из состава 1-й армии, VI корпус бывший Литовский, III и V резервные кавалерийские корпуса). Однако для сбора всех этих войск требовалось свыше 4 месяцев. Корпуса Гвардейский великого князя Михаила Павловича и II графа Палена 2-го могли прибыть лишь к весне.

К декабрю 1830 года на месте – у Бреста и Белостока – находился один лишь VI корпус барона Розена{64} в количестве около 45 тыс. сабель и штыков. На марше находились Гренадерский корпус князя Шаховского и I графа Палена 1-го с резервной кавалерией южных поселений.

Главнокомандующим был назначен фельдмаршал граф Дибич Забалканский, начальником штаба – Толь.

Польская армия, доведенная с 35 до 130 тыс., была эшелонирована на дорогах из Ковны и Бреста к Варшаве. Сколько-нибудь регулярными и способными к полевой войне могло считаться не свыше 60 тыс. Качество этих войск, одушевленных патриотизмом, было весьма высоким, все старшие начальники прошли школу наполеоновской армии.

К 20 января русские силы у польских пределов составили 114 тыс. бойцов. Надеясь окончить войну сразу нанесением врагу решительного удара, Дибич не обратил внимания на устройство продовольственной части и решил не утяжелять армии обозами и артиллерийскими парками. Провианта было взято на 15 дней, фуража – на 12. В артиллерии были оставлены третьи дивизионы батарей, выступивших таким образом в составе восьми орудий вместо 12. Пехотные полки выступили в составе 2 батальонов.

24 и 25 января русские войска перешли границу Царства Польского одиннадцатью колоннами – с расчетом, однако, быть в состоянии сосредоточить в главных силах 80 тыс. бойцов в 20-часовой срок.

Главные свои силы – I, VI пехотный и III резервный кавалерийский корпуса Дибич двинул в район между Бугом и Царевом, поручив V резервному кавалерийскому корпусу барона Крейца демонстрацию на Люблин. Гренадерскому корпусу, шедшему на правом фланге общего расположения уступом назади и на значительном удалении от главных сил, была предоставлена свобода действий.

Дожди и оттепель, сделавшие непроходимыми лесистый и болотистый Буго-Наревский район, побудили Дибича сосредоточить войска у Венгрова, а затем свернуть на Брестское шоссе. Фельдмаршал положил нанести удар в правый фланг расположения поляков, отрезав их от Варшавы. Этот фланговый марш был совершен 31 января.

В первых числах февраля быстро продвигавшиеся русские колонны вошли в соприкосновение с польской армией, отступавшей к Висле в Варшавский район. 2 февраля произошло неудачное для нас кавалерийское дело у Сточека, где конноегерская дивизия генерала Гейсмара была опрокинута Дверницким{65}. Гейсмар раздробил свои силы, в результате чего два наших полка были опрокинуты по очереди, не приняв удара в сабли. Наш урон – 280 человек и 8 орудий, поляки лишились 87 человек. Гейсмар обвинил войска в «подлой трусости и распущенности». Это первое дело подняло дух поляков. 5-го наш VI корпус барона Розена имел бой с дивизией Скржинецкого{66} у Добре, а 7-го числа произошло случайное сражение при Вавре, после которого польская армия отступила на Гроховскую позицию, непосредственно прикрывавшую Варшаву. Поляки атаковали I корпус, введя мало-помалу большую часть своих войск, но были остановлены и сбиты VI корпусом, взявшим их во фланг. У нас участвовало 27 тыс. человек, у поляков 40 тыс. Наши конноегеря лихо атаковали польские каре, взяв реванш за Сточек и показав необоснованность упреков своего начальника. Наш урон – 3600, польский – 3700.

8 февраля наша 25-я дивизия VI корпуса по собственному почину атаковала Гроховскую позицию, но была отбита. У нас в этом деле убыло 1620 человек. Дибич решил дать 14-го числа генеральное сражение, направив удар в левый фланг неприятельской позиции. Однако уже 12-го польский главнокомандующий атаковал при Белоленке шедший от Остроленки к главным силам Гренадерский корпус. Тогда Дибич, не успевший сосредоточить силы в намеченном направлении, атаковал 13 февраля Гроховскую позицию в лоб. Так произошло Гроховское сражение – самое кровопролитное дело за все войны русских с поляками.

При Белоленке урон каждой стороны был по 650 человек, у нас пропало одно орудие. Гроховская позиция была очень сильна. Многочисленные речки, канавы с водой, ямы и болота еще более затрудняли ее атаку. Тактическим ключом являлась Ольховая роща, у которой и разыгрались решительные действия. Три наших атаки, веденные длинными линиями до 20 батальонов, были отражены, и Хлопицкий лично водил войска в яростные контратаки. Дело решила подоспевшая 3-я гренадерская дивизия, поведенная в атаку самим Дибичем. Выбив поляков из Ольховой рощи, фельдмаршал решил нанести им окончательный удар кавалерией. Однако кавалерийские начальники атаковали порознь вместо общей атаки и, несмотря на беспримерный героизм этих блестящих атак, они дали очень скромные результаты (тем более, что местность совершенно не благоприятствовала коннице). У нас убыло 9400 человек, поляки лишились 12 тыс. человек и трех орудий.

Это сражение, несмотря на весь наш тактический успех, поставило русскую армию в затруднительное положение. Отступившие поляки прикрылись линией Вислы и сильными укреплениями Праги, тогда как русские войска (подошедшие было на версту к Праге) не имели осадной артиллерии, расстреляли все свои немногочисленные боевые припасы в Гроховской битве и, выступив в поход налегке, стали испытывать всевозможные лишения. Дибич не рискнул поэтому на штурм польской столицы и отвел войска на сближение с транспортами.

Тем временем на левом фланге общего расположения – в люблинском направлении – мы стали терпеть неудачи. Новый польский главнокомандующий генерал Скржинецкий, назначенный после Грохова на место Радзивилла, предписал действовавшему там против Крейца Дверницкому произвести диверсию на Волынь. Диверсия эта была выполнена удачно – переоценив силы Дверницкого, русская Главная Квартира двинула на Холмщину на усиление V кавалерийского корпуса еще III кавалерийский корпус и Литовскую гренадерскую бригаду. Все действовавшие здесь войска были подчинены генералу Толю. Дверницкий потеснил вначале Крейца, но затем, видя неравенство сил, укрылся в Замостье с отрядом в 6500 человек при 12 орудиях.

* * *

Пополнив запасы боевого снаряжения, Дибич решил овладеть Варшавой и в первых числах марта стал сосредоточивать армию у Тырчина, где намечена была переправа через Вислу. Прикрывать всю операцию, а вместе с тем и тыл армии был оставлен VI корпус барона Розена на брестском шоссе.

Скржинецкий, которому удалось поднять дух своей армии, упавший было после Грохова, сознавал всю опасность форсирования русскими Вислы и решил во что бы то ни стало воспрепятствовать этой операции, отвлечь Дибича от переправы. Сосредоточив скрытно у Праги до 40 тыс., он нанес 20 марта VI корпусу жестокое поражение при Дембе-Вельке. При Дембе-Вельке у Скржинецкого было двойное превосходство (33 тыс. поляков против 18 тыс. русских). Наш урон: 2500 убитых и раненых, 3 тыс. пленных, 5 знамен и 10 орудий. У поляков убыло 2 тыс.

Увидя свой тыл под ударом, Дибич приостановил наступление к Висле, отложил переправу и, двинувшись на выручку Розена, соединился с ним 31 марта у Седлеца.

В результате этих неудач заволновалась Литва (где вначале была оставлена одна слабая дивизия в 3200 штыков). Дверницкий, в свою очередь, выступил из Замостья на Волынь, имел жаркое дело с отрядом генерала Ридигера{67} 7 апреля при Боремле и был им разбит 15-го у Люлинской корчмы, после чего отступил в Галицию, где и разоружился. У Ридигера при Боремле было 9 тыс. и 36 орудий, у Дверницкого – 6 тыс. с 12 орудиями. Мы лишились 700 человек и 5 орудий, но преградили полякам путь в Подолию. У Дверницкого убыло 1000 человек (250 пленных). Его отряд отступил к деревне Люлинцы, прислонив тыл к границе, и после дела 15-го разоружился в количестве 4 тыс. человек.

Дибич рассчитывал перейти в наступление от Седлеца 12 апреля, но был остановлен распоряжением Государя, повелевавшего выждать прибытия гвардии. Один лишь Крейц разбил 27 апреля отряд Хршановского у Любартова. Во время стоянки у Седлеца в армии развилась холера – в марте было всего 200 заболеваний, но к концу апреля их число дошло уже до 5 тыс.

Узнав от лазутчиков, что Скржинецкий намерен атаковать 1 мая, Дибич решил упредить его и оттеснил польские авангарды от Янова. Однако Скржинецкий, сосредоточив 1 мая у Сероцка 45 тыс., двинулся в ломжинском направлении против Гвардейского корпуса, в котором с отрядом Сакена{68} считалось около 27 тыс. После ряда упорных арьергардных дел великий князь Михаил Павлович отвел свой корпус к Снядову. Скржинецкий, несмотря на все свое превосходство в силах, не отважился атаковать русскую гвардию, а обратился сначала на отряд Сакена, занимавший Остроленку. Однако Сакен своевременно отступил в Ломжу. Во время этой операции две польские дивизии – Хлаповского и Гелгуда – вышли в тыл Гвардейскому корпусу, отошедшему за Нарев в район Белостока. Попытки поляков перейти Нарев успехом не увенчались.

Дибич долго не верил наступлению поляков против гвардии и поверил лишь тогда, когда польская кавалерия Лубенского показалась у Нура-на-Нареве. Быстро двинувшись в северном направлении с гренадерами, I пехотным и III конным корпусами, фельдмаршал 10 мая отбросил Лубенского и пошел на неприятельскую армию. Скржинецкий начал отступать, но Дибич суворовским переходом настиг его и разгромил 14 мая при Остроленке. В сражении при Остроленке с нашей стороны приняли участие всего 3-я гренадерская и 1-я пехотная дивизии – 15 тыс. человек, прошедших с небольшим в сутки 70 верст по сыпучему песку. Поляков было 24 тыс. Честь победы в первую очередь принадлежит суворовцам-фанагорийцам и астраханцам, форсировавшим Нарев и долгое время дравшимся со всей польской армией. Тщетно Скржинецкий носился перед фронтом своих войск, посылая их вперед: «Напшуд Малаховски! Рыбиньски напшуд! Вшистки напшуд!»{69} Все усилия сбить гренадер оказались тщетными. С польской стороны отличилась конная батарея полковника Бема, лихо прикрывшая отступление картечью. Мы лишились трети войск, польская армия совершенно расстроена, потеряв 7100 убитыми и ранеными, 2100 пленными и 3 орудия. III конный корпус генерала де Витта проявил необыкновенную вялость при преследовании, ухитрившись за 5 суток пройти всего 56 верст.

Отведя разбитые войска к Варшаве, Скржинецкий решил спасти положение диверсией на Литву – и двинул туда дивизию Гелгуда{70} – 12 тыс. бойцов. Эти силы менее чем в две недели возросли вдвое, и в первых числах июня и русские и поляки имели в Литве по 24 тыс. 7 июня Гелгуд атаковал Вильну, но был разбит Сакеном, отступил в Пруссию и положил оружие. Боем при Вильне руководил Сакен. Старший чином генерал Курута присутствовал безучастным зрителем и вспомнил о своих правах, лишь когда все трудное было сделано и оставалось только пожать плоды победы: «А преследовать вы не будете!» Поляки тоже перессорились между собою, и Гелгуд застрелен на границе своим адъютантом. Из всех польских начальников в Литве одному лишь Дембинскому с отрядом в 3800 удалось проскочить из Литвы в Варшаву через русское расположение блестящим маршем-маневром через Беловежскую пущу.

На Волыни восстание прекратилось сразу. Русское население здесь было решительно против поляков. Повстанцы Колышко в количестве 5500 косиньер{71} были здесь разбиты генералом Рогом у Дашева.

После сражения при Остроленке главные русские силы сосредоточились у Пултуска и Голымина, куда Дибич вызвал на соединение Крейца от Седлеца и Ридигера с Волыни. Холера косила людей тысячами, поразив самого главнокомандующего, и 30 мая Забалканского не стало. 17 июня от холеры же скончался в Витебске цесаревич Константин Павлович. В командование армией временно вступил Толь.

Приведя свои войска в порядок, Скржинецкий пытался оперировать против левого фланга русского расположения – одновременно против Ридигера и против Крейца. Однако Толь немедленно демонстрировал главными силами на Зегрж, и польский главнокомандующий отозвал свои отряды обратно.

* * *

13 июня в армию прибыл фельдмаршал граф Паскевич Эриванский. В главных русских силах с подходом свежих войск II корпуса стало считаться 64 тыс. сабель и штыков. Паскевич положил переправиться через Вислу у Осека, близ прусской границы и оттуда двинуться на Лович – Варшаву, обеспечив себе тыл границей, а левый фланг Вислой. 1 июля были наведены мосты, а с 4-го по 7-е состоялась переправа.

Скржинецкий пытался было отвлечь Паскевича от переправы, двинувшись на стоявший в Калушине слабый отряд генерала Головина{72}. Но Головин сам перешел в наступление на неприятельскую армию и этим отважным движением сковал ее, обеспечив развертывание переправившейся армии на левом берегу.

У Головина было 5500 человек и 14 орудий, у Скржинецкого – 22 тыс. при 42 орудиях.

Действия русского отряда следует считать образцовыми. Головин развернул его в нескольких колоннах на очень широком фронте, введя таким образом поляков в заблуждение относительно своей численности. Наши потери: 250 убитых, 165 раненых и 700 пленных (все переранены) и одно орудие. Урон поляков неизвестен: убыло около 1000 человек, нами взято 160 пленных. Не успев в своем предприятии, Скржинецкий возвратился в Варшаву и под давлением общественного мнения решил дать сражение у Сохачева.

Однако предпринятая 22 июля рекогносцировка показала, что русские уже у Ловича. Опасаясь, что Паскевич двинется оттуда прямо на Варшаву, Скржинецкий занял было позицию у Болимова, но уже 25-го числа вынужден был отступить за Равку.

Варшава была охвачена паникой, и Скржинецкий был заменен Дембинским. 3 августа произошел переворот, президентом погибавшей Речи Посполитой был назначен Круковецкий, и Сейм подчинил главнокомандующего правительству. Не желая этого подчинения, Дембинский подал в отставку и был замещен Малаховским.

Тем временем генерал Ридигер переправился через Верхнюю Вислу 25 и 26 июля с отрядом в 11 тыс. человек, взял Радом и двинул большую часть своего отряда на усиление главной армии под Варшавой.

Малаховский, сосредоточив свыше трети своих сил – 20 тыс. генерала Ромарино – в Праге, решил повторить мартовский маневр Скржинецкого на Дембе-Вельке и разбить VI корпус на брестском шоссе. Этим он думал отвлечь главные силы Паскевича на правый берег Вислы. Ромарино потеснил было Розена, но получил приказание не зарываться ввиду критического положения Варшавы и не удаляться от столицы. Демонстрация конницы Лубенского на русские переправы у Осека успеха не имела.

6 августа армия Паскевича, доведенная до 85 тыс. человек, обложила Варшаву, которую занимало 35 тыс. поляков, не считая корпуса Ромарино, действовавшего самостоятельно. Император Николай Павлович повелел Паскевичу предложить восставшим амнистию, но Круковецкий отвергнул эти «унизительные» условия. Переговоры тогда были прерваны, и 26 августа, в годовщину Бородина, Варшава взята кровопролитным штурмом. На приступе участвовало 71 тыс. человек с 390 орудиями. У поляков, отчаянно защищавшихся, было 39 тыс. и 224 орудия. Наш урон – 539 офицеров, 10005 нижних чинов. Сам Паскевич контужен ядром. Поляки потеряли 7800 убитых и раненых, 3 тыс. пленных и 132 орудия. Приступ, начавшись утром 25 августа, длился 36 часов.

По капитуляции польская армия сохранила оружие и должна была отойти в Плоцк и там ожидать высочайших повелений. Однако поляки, как только почувствовали себя в безопасности, поспешили расторгнуть эти условия и возобновить военные действия. Главнокомандующим вместо Малаховского сделан Рыбинский, а корпусу Ромарино, окончательно отрезанному от главных сил после падения Варшавы, было указано действовать самостоятельно в радомском направлении. Вероломство это окончательно погубило поляков в глазах Государя, но, несмотря на все, Паскевич отправил в Главную Польскую Квартиру для переговоров генерала Берга{73}, которому приказал затягивать эти переговоры, пока Ридигер и Розен не управятся с Ромарино.

Этого долго ожидать не пришлось – в половине сентября отряды Ромарино были оттеснены за Верхнюю Вислу и сдались австрийцам. Тогда Паскевич Высочайшим именем потребовал безусловной сдачи мятежников. Круковецкому и Рыбинскому не осталось ничего иного, как перейти 20 сентября с остатками своей армии прусскую границу и разоружиться. 25 сентября сдался Модлин (переименованный в Новогеоргиевск), а 9 октября – Замостье.

Польша была усмирена. Ее конституция была уничтожена и заменена органическим статутом. Царство Польское обращено в русское генерал-губернаторство, получив то же административное устройство, что и прочие области Российской Империи, с небольшими изменениями. Сейм и национальные войска были распущены. Генерал-губернатором был назначен Паскевич, получивший за взятие Варшавы титул светлейшего князя Варшавского.

* * *

Разбирая польскую кампанию, мы прежде всего должны отметить недооценку противника Дибичем – крупный и досадный промах Забалканского. Недооценка эта имела следствием выступление в поход «налегке» – в результате чего после Гроховского сражения во всей русской артиллерии осталось всего 5 тыс. зарядов, с чем нельзя было приступать к штурму сильно укрепленной Варшавы. Выступи Дибич в поход на месяц позже, кампания закончилась бы на полгода раньше: имея под рукой достаточные силы и средства, можно было бы сразу нанести решительный удар. Всю кампанию армии пришлось расплачиваться за эту первоначальную ошибку. Тактическая подготовка войск была слаба в результате 15 лет плацпарадных излишеств. Начальник штаба армии генерал Толь составил перед выступлением в поход «Правила для наблюдения во время марша на биваках, на тесных квартирах и в самом бою». Однако эти правила большинством войсковых начальников не соблюдались.

Император Николай Павлович не находился на этот раз при армии, занятый в тот тяжелый 1831 год внутренними делами страны. Поздравляя Паскевича князем Варшавским, Государь писал ему: «Зачем я не летал за тобой по-прежнему в рядах тех, кои мстили за честь России; больно носить мундир и в таковые дни быть приковану к столу подобно мне, несчастному»…

Переходя к разбору действий поляков, мы должны прежде всего отметить полное отсутствие какого-либо политического глазомера у вождей восстания. После взятия Варшавы, когда уже все было потеряно, с ними все-таки еще разговаривали, их еще признавали воюющей стороной. Казалось, надо было ценить это обстоятельство и стараться лояльным выполнением условий перемирия сохранить последние остатки польских вольностей, тем более что с 20–30 тыс. разбитых к тому же войск никак нельзя было победить Россию и ее армию. Польша сделалась жертвой безрассудного шовинизма Круковецкого и его окружения, вероломство которых не могло не восстановить против себя Государя. В действиях Речи Посполитой мы напрасно будем искать и намека на какой-либо государственный расчет – ею владеет лишь слепая ярость и какое-то истерическое упрямство.

Польская армия 1831 года, одушевленная пламенным патриотизмом, имевшая крепкие регулярные кадры, солидную подготовку и воспитанных в наполеоновской школе командиров, являлась противником, безусловно, равноценным. Войска весь поход дрались превосходно и свой долг перед «ойчизной» выполнили в полной мере, во всяком случае лучше заправлявших ими политиканов.

Радзивилл был смещен после Грохова. По правде сказать, он оказал делу восстания огромную услугу, атаковав утром 13 февраля Шаховского под Белоленкой, чем спас польскую армию от готовившегося ей 14-го числа сокрушительного удара во фланг, и заставил Дибича произвести фронтальную атаку гроховской позиции. Скржинецкого все обвиняют в вялости и нерешительности – и обвиняют, как нам кажется, напрасно. В его положении трудно было действовать лучше. Вся польская стратегия в эту войну сводилась к оттяжке рокового, но бывшего фатально неизбежным удара. Скржинецкому удалось оттянуть этот удар на целых пять месяцев, что нельзя не признать выдающимся результатом; отдельные его операции (диверсия главными силами на Дембе-Вельке, отряда Дверницкого в Холмщину, дивизии Гелгуда на Литву) искусно проведены. Заслуживает внимательного изучения и марш-маневр Дембинского через Беловежскую пущу – один из самых замечательных образцов партизанской войны в большом масштабе.

С русскими войсками в эту войну происходили подчас заминки, с большим злорадством отмечаемые иностранными, особенно немецкими, авторами. Этим последним мы можем указать на поражение пруссаков в 1866 году при Траутенау и баварцев в 1870 году при Кульме. Частичные неудачи могут быть в любой победоносной армии – здесь они в значительной степени объясняются тем, что наш VI корпус (бывший Литовский), которому как раз не повезло, комплектовался уроженцами Западного края, где были сильны симпатии к восстанию. Подвиги же нашей кавалерии в гроховской битве (уланы Его Величества, малороссийские кирасиры) предают забвению мимолетную неудачу конноегерей при Сточеке.

ЗА ОТЛИЧИЕ ПОЖАЛОВАНЫ НАГРАДЫ:

Лейб-гвардии Гренадерскому и Лейб-гвардии Павловскому полкам – права Старой Гвардии;

Финскому стрелковому батальону (ныне Лейб-гвардии

3-му стрелковому батальону) – права Молодой Гвардии;

Лейб-гвардии Финляндскому полку – георгиевские трубы за Варшаву (уже имел за Лейпциг в 1813 г.);

4-му гренадерскому Несвижскому и 7-му гренадерскому Самогитскому полкам георгиевские знамена за Варшаву;

11-му гренадерскому Фанагорийскому полку – георгиевское знамя за Остроленку (уже имел за Базарджик в 1810 г.);

12-му гренадерскому Астраханскому полку – георгиевское знамя за Остроленку;

6-му пехотному Либавскому полку – знаки на шапки за Варшаву;

7-му пехотному Ревельскому полку – знаки на шапки;

9-му пехотному Староингерманладскому и 10-му Новоингерманландскому полкам – знаки на шапки за Варшаву;

11-му пехотному Псковскому полку – поход за отличие;

12-му пехотному Великолуцкому полку – знаки на шапки за Варшаву;

13-му пехотному Белозерскому и 14-му пехотному Олонецкому полкам георгиевские знамена за Варшаву;

15-му пехотному Шлиссельбургскому полку – серебряные трубы за Варшаву;

18-му пехотному Вологодскому полку – георгиевское знамя за Варшаву;

21-му пехотному Муромскому, 22-му Нижегородскому и 23-му Низовскому пехотным полкам – знаки на шапки;

31-му пехотному Алексопольскому и 32-му пехотному Кременчугскому полкам георгиевские знамена за Варшаву;

33-му пехотному Елецкому полку – знаки на шапки за Варшаву;

34-му пехотному Севскому полку – георгиевские трубы за Варшаву;

Лейб-гвардии конногренадерскому полку – наименование за боевое отличие;

Лейб-гвардии драгунскому полку – георгиевский штандарт;

Лейб-гвардии гусарскому полку – георгиевские трубы за Варшаву;

14-му драгунскому Малороссийскому полку, 8-му уланскому Вознесенскому полку и 10-му уланскому Одесскому полку – знаки на шапки;

Лейб-гвардии 3-й артиллерийской бригаде – серебряные трубы за Варшаву;

1-й гренадерской артиллерийской бригаде – золотые петлицы и знаки на шапки за Варшаву;

2-й гренадерской артиллерийской бригаде и 3-й гренадерской артиллерийской бригаде – знаки на шапки за Варшаву;

1-й артиллерийской бригаде – золотые петлицы;

3-й артиллерийской бригаде – серебряные трубы и знаки на шапки за Варшаву;

4-й и 5-й артиллерийским бригадам – знаки на шапки за Варшаву;

6-й артиллерийской бригаде – георгиевские трубы и знаки на шапки за Варшаву;

8-й артиллерийской бригаде – золотые петлицы;

9-й артиллерийской бригаде – знаки на шапки за Варшаву;

Лейб-гвардии 2-й и Лейб-гвардии 4-й конным батареям – георгиевские и серебряные трубы за Варшаву;

4-й конной батарее, 6-й конной батарее, 12-й конной батарее и 15-й конной батарее – знаки на шапки за Варшаву;

Лейб-гвардии саперному батальону – георгиевские трубы за Варшаву.

Таким образом, из общего числа боевых наград две трети (36 – из 55) пожалованы за штурм Варшавы 26 августа.