Электронная библиотека » Антон Керсновский » » онлайн чтение - страница 18


  • Текст добавлен: 28 ноября 2023, 15:40


Автор книги: Антон Керсновский


Жанр: Военное дело; спецслужбы, Публицистика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 18 (всего у книги 100 страниц)

Шрифт:
- 100% +
Война с Персией 1804–1813 годов

Первым выстрелам в царствование Императора Александра Павловича суждено было раздаться на Кавказе.

Развитие российской великодержавности продолжалось здесь с первых лет этого царствования. В 1808 году главнокомандующим в Грузии и на Кавказе назначен князь Цицианов. В том же году изъявили покорность Мингрелия и Бакинское ханство.

Оставалось гнездо хищников – Ганжа. Покровительствуемый Персией ганжинский хан Джевад изменил России и своими набегами терроризировал Закавказье. В конце 1803 года Цицианов предпринял поход на Ганжу – и 3 января 1804 года овладел ею штурмом. Характерен ответ Джевада Цицианову на предложение сдаться; он показывает, как высоко расценивалась на Кавказе мощь Персии, на помощь которой Джевад надеялся: «Персидский шах, слава Аллаху, близко. Если ты хвастаешься своими пушками, то и мои не хуже твоих. Если твои пушки длиною в один аршин, то мои в три и четыре аршина, а успех зависит от Аллаха. Откуда известно, что ваши войска лучше персидских? Вы только видели свои сражения, а войны с персиянами не видели…»

Джевад убит, а Ганжа переименована в Елизаветполь (в честь Императрицы Елизаветы Алексеевны). Взятие Ганжи встревожило Персию. Персияне усмотрели в расширении русского могущества на Кавказе непосредственную себе угрозу и решили бороться с этим могуществом, пока оно не успело еще пустить глубоких корней.

Летом 1804 года начались военные действия. Многочисленные персидские отряды производили нападения на русские посты. Цицианов двинулся в пределы вассального Персии Эриванского ханства и осадил Эривань. Но крепость эта была слишком сильна для слабых средств отряда, и Цицианов в ноябре вынужден был снять осаду{164}, понеся большие потери.

В 1805 году последовало вторжение персидских полчищ. Шах персидский Баба-хан поклялся выгнать из Грузии, вырезать и истребить всех русских до последнего человека. У Цицианова было всего 8 тыс. человек, разбросанных по всему Закавказью. Главные силы персов – 40 тыс. наследного принца Аббас-Мирзы двинулись на Тифлис, грозя повторить ужасы нашествия 1795 года.

Но на речке Аскерани кровожадная орда встретила неожиданный отпор. На ее пути стал слабый числом, но великий духом отряд полковника Карягина – 500 егерей 17-го полка и Тифлисских мушкетер. Четырнадцать дней – с 24 июня по 7 июля – эта горсть храбрецов отбивала атаки 20 тыс. персов (к которым присоединялись еще подкрепления) – а после прорвались сквозь их кольцо, перевезя по своим телам, как по живому мосту, обе свои пушки. У Карягина было 493 человека при двух орудиях. Из них в строю осталось не свыше 150. Четыре дня отряд держался на татарском кладбище в урочище Карагач, страдая от жажды, отбивая атаки и в свою очередь совершая отважные вылазки. В ночь на 28 июня внезапной вылазкой Карягин овладел замком Шах-Булах, где держался десять дней до ночи на 8 июля, когда скрытно вышел оттуда, незамеченный персиянами. За необыкновенный свой подвиг он получил всего лишь золотое оружие и умер два года спустя все в чине полковника… Инициатива живого моста принадлежит рядовому Гавриле Сидорову, жизнью заплатившему за свое самоотвержение.

Этим своим сопротивлением Карягин спас Грузию. Порыв персов был сломлен, а Цицианов успел тем временем собрать войска и принять меры к обороне страны. 28 июля при Загаме{165} (в двух переходах от Елизаветполя) Аббас-Мирза потерпел совершенное поражение, и персидская армия в беспорядке удалилась, откуда пришла.

Цицианов стал приводить в покорность окрестных ханов, отпавших было от России, но 8 февраля 1806 года был предательски убит под стенами Баку.

На его место назначен граф Гудович, которому выпала нелегкая задача вести со слабыми силами войну на два фронта – против Персии и против Турции (с которой тем временем начата война), поддерживая в то же время порядок в только что усмиренной стране.

В течение 1806 года заняты Куба, Баку и весь Дагестан, а персияне, пытавшиеся снова наступать, разбиты у Каракапета. В 1807 году Гудович воспользовался несогласованностью действий противников, заключив с персиянами перемирие и обратившись против турок. Он двинулся одновременно по трем направлениям – на Карс, Поти и Ахалкалаки, разбросав свои силы, и отовсюду был отражен. Тогда турки (Юсуф-паша с 20 тыс.) сами перешли в наступление, но Гудович, успев собрать свои войска, разбил этого втрое сильнейшего врага 18 июня на реке Арпачае.

Кампания 1808 года была менее удачна. Обратившись против персиян, Гудович осадил Эривань, но не имел здесь успеха. Вторично в эту войну русские отступили от Эривани.

В 1809 году главнокомандующим назначен генерал Тормасов. В эту кампанию действия имели место главным образом на черноморском побережье. С персиянами велись безрезультатные переговоры, турки постепенно вытеснялись с Закавказья. В 1810 году маркиз Паулуччи разбил турок под Ахалкалаками. Война принимала затяжной характер, так как вследствие недостаточности сил мы были лишены возможности предпринимать сколько-нибудь крупные операции и до конца использовать одержанные успехи.

* * *

Но вот из среды этих прожженных солнцем и прокуренных порохом войск и их бесстрашных командиров выдвинулся вождь – и по всему Кавказу прогремело имя Котляревского!

Разделив славу Карягина на Аскерани, Котляревский принял от него 17-й егерский полк. 14 июня 1810 года с тремястами егерей он овладел неприступной по природе и сильно к тому же вооруженной крепостью Мигри{166} своего рода закавказскими Фермопилами – и удержал ее за собой, нанеся тут же жестокое поражение персам.

Назначенный шефом Грузинского (тогда еще Кавказского) Гренадерского полка, Котляревский решил овладеть крепостью Ахалкалаки, последним оплотом турок в Закавказье. Проведя свой полк через горы по козьим тропам и через долины по пояс в снегу, он появился внезапно в ночь на 8 декабря под стенами крепости{167}, приставил к ним складные, взятые на вьюках, лестницы – и раньше, чем ошеломленные турки успели прийти в себя, гренадеры Котляревского уже сидели на их пушках!

Война с Турцией была закончена на Кавказе этим блестящим делом.

В 1811 году Тормасова сменил маркиз Паулуччи, а в 1812 году его сменил в свою очередь генерал Ртищев. Не обладая выдающимися боевыми способностями, генерал Ртищев имел достаточно проницательности, чтобы увидеть какого неоценимого помощника имеет он в лице Котляревского, и достаточно гражданского мужества и бескорыстия, чтобы предоставить ему полную свободу действий.

Обстановка на Кавказе в 1812 году складывалась критически. Нашествие Наполеона отвлекло все силы России на Двину и Неман. Об Араксе не помышляли и на Кавказе оставлено заведомо недостаточное количество войск. Из Петербурга повелено торопиться с переговорами с персами и признавалось необходимым даже идти на уступки. Требования персиян оказались чрезмерными. Аббас-Мирза опирался на 30-тысячную, отлично организованную и вооруженную англичанами армию. Зная слабость и затруднения русских, он не сомневался в успехе.

Император французов сидел в Кремле. Будущее России представлялось в самом мрачном свете…

И в эту тяжелую пору на далекой окраине нашелся человек, возвысившийся духом над обстановкой, взявший на себя большую ответственность, принявший геройское решение.

Этот человек был генерал Котляревский. Взяв с собой испытанных соратников – Грузинских гренадер и егерей 17-го полка, немного более 2 тыс. бойцов – он двинулся на в 15 раз сильнейшего врага. Не победить для этой горстки героев значило умереть…

19 октября Котляревский разбил неслыханно дерзкой атакой персидскую армию при укреплении Асландуз, отбросил ее в укрепленный лагерь и там окончательно доконал ночью сокрушительным штыковым боем. У Котляревского было 2221 человек при шести орудиях. При переправе через Аракс одно орудие завязло, и солдаты тщетно пытались его вытащить. «Эх, братцы, – сказал Котляревский, – если будем хорошо драться, то и пятью орудиями побьем персиян, и тогда, вернувшись, вытащим это, а если не вернемся, то оно нам и совсем не нужно».

У персов было 30 тыс. при 12 орудиях и 50 фальконетов. Бежавший из персидского плена унтер-офицер предложил провести войска к той стороне лагеря, где у персов не было артиллерии. «На пушки, братец, на пушки!» – отвечал Котляревский.

Наш урон 127 человек. На поле сражения осталось до 9 тыс. убитых персиян (пощады не давали), но Котляревский в своем донесении пометил неприятельский урон всего в 1200 убитых («напрасно писать 9 тыс. – не поверят», – сказал он). Захвачено пять знамен, 11 орудий, 35 фальконетов и 537 пленных. Перед боем было приказано колоть всех персиян, кроме Аббас-Мирзы. Персидские историки, описывая это печальное для них событие, объясняют витиевато, что их часовые «были охвачены рукою сети беспечности», а в укрепленном лагере «зрачки счастья сарбазов находились под влиянием сна». Повествуя о бегстве персов, они передают, что конь Аббаса-Мирзы споткнулся, и он «перенес свое величие со спины коня на землю» (т. е. упал). Чтобы лучше понять все размеры решимости Котляревского, укажем, что при точно таких же обстоятельствах оказались сто лет спустя, в 1914 году, в Марокко генерал Лиотэ (впоследствии маршал) и на Кавказе генерал Юденич. Оба со славой вышли из безнадежного, казалось, положения. Идейное сходство Сарыкамыша с Асландузом полное. Персидская армия перестала существовать в первые утренние часы 20 октября, и с ней рассеялся кошмар неприятельского нашествия.

У персов оставалась последняя надежда – крепость Ленкорань, запиравшая путь в Персию. Там засело 4 тыс. отборных персидских воинов, поклявшихся умереть, но не сдаться (и сумевших эту клятву сдержать). «Если сами горы восстанут на тебя – держись!» – писал Аббас-Мирза коменданту крепости. Горы не пошли на Ленкорань, ее защитникам пришлось иметь дело с более грозным противником.

18 декабря Котляревский, перейдя Аракс, двинулся безводной Муганской степью на Ленкорань. С ним было менее 2 тыс. человек. 26 декабря крепость обложена, а 31-го – в последний день великого 1812 года – взята жестоким штурмом. Защитники Ленкорани, не просившие пощады и не получившие ее, все легли под русскими штыками. Но победа досталась слишком дорогой ценой, выбито свыше половины русского отряда.

Котляревский потребовал сдачи, на что комендант Ленкорани Садык-хан ответил с большим достоинством: «Напрасно вы думаете, генерал, что несчастие, постигшее моего государя, должно служить мне примером. Один Аллах располагает судьбою сражения и знает, кому пошлет свою помощь». Гарнизон лег до последнего. В крепости сосчитано 3737 трупов. Взято два знамени и восемь орудий. Наш урон 341 убитых и 609 раненых – 950 человек из общего числа 1761 штурмовавших. Приказ Котляревского перед штурмом достоин занять место рядом с Прагской диспозицией Суворова на страницах славы Русской Армии: «Истощив все средства принудить неприятеля к сдаче крепости, найдя его к тому непреклонным, не остается более никакого способа покорить крепость сию оружию Российскому, как только силою штурма. Решаясь приступить к сему последнему средству, даю знать о том войскам и считаю нужным предварить всех офицеров и солдат, что отступления не будет. Нам должно взять крепость или всем умереть, зачем мы сюда присланы. Я предлагал два раза неприятелю о сдаче крепости, но он упорствует; так докажем же ему, храбрые солдаты, что силе штыка Русского ничто противиться не может: не такие крепости брали Русские и не у таких неприятелей, как персияне, а сии против тех ничего не значат. Предписывается всем:

первое – послушание;

второе – помнить, что чем скорее идешь на штурм и чем шибче лезешь на лестницу, тем меньше урон и вернее взята крепость. Опытные солдаты сие знают, а неопытные поверят;

третье – не бросаться на добычь, под опасением смертной казни, пока совершенно не кончится штурм, ибо прежде конца дела на добыче солдат напрасно убивают. По окончании же штурма приказано будет грабить и тогда все солдатское, кроме что пушки, знамена, ружья со штыками и магазейны принадлежат Государю. Диспозиция штурма будет дана особо, а теперь мне остается только сказать, что я уверен в храбрости опытных офицеров и солдат Кавказского гренадерского, 17-го егерского и Троицкого пехотного полков, а малоопытные Каспийского батальона, надеюсь, постараются показать себя в сем деле и заслужить лучшую репутацию, чем до сего между неприятелями и чужими народами имели. Впрочем, ежели бы сверх всякого ожидания кто струсил, тот будет наказан, как изменник. Здесь, вне границ, труса расстреляют или повесят, несмотря на чин».

Из-под груды тел извлекли жестоко изувеченного Котляревского. Триста верст по горам и степи несли солдаты на ружьях своего любимого вождя. Его боевое поприще закончилось. Земному суждено было еще продлиться 40 лет… И эти 40 лет безропотных, по-христиански перенесенных страданий, делают его терновый венец прекраснее лаврового венка.

В 1813 году потрясенная Персия заключила в Гюлистане мир…

* * *

Война с Персией в царствование Императора Александра I является блестящей страницей нашей военной истории – и нашей истории вообще. Великие события, потрясавшие в те времена Европу, заслоняют ее и как бы подавляют своими размерами. Но в русском сердце асландузское «ура!» должно звучать громче лейпцигской канонады, здесь один шел на 15 – и победил, а русская кровь лилась за русские интересы, за русский Кавказ. Персияне отнюдь не являлись халатниками. Это был противник гордый и храбрый – подвиг ленкоранского гарнизона и его коменданта достаточно это показывает. Вооружены они были не хуже, а то и лучше нас, английскими ружьями и английскими пушками. Тем более чести их победителям.

В лице безвременно покинувшего ее ряды Котляревского Русская армия лишилась, быть может, второго Суворова и, во всяком случае, наиболее яркого, наиболее даровитого из последователей Суворова. И так же безвременно уйдут от нее Скобелев и Врангель.

Но, уходя, Котляревский вдохнул в Кавказскую армию свою огненную душу. Ее полкам он завещал свои традиции, свою славу. И Мигри дали Гуниб; Ахалкалаки Ахульго, Гимры, Ардаган. Асландуз сделал возможным Башкадыклар и Сарыкамыш. И Ленкорань повторилась под Карсом и Эрзерумом, подобно тому, как в защитниках Баязета забились сердца аскеранских егерей.

Вторая война с Францией 1805–1807 годов

Находясь с 1803 года снова в войне с Францией, Англия нуждалась в союзниках, и нужда эта была тем более велика, что «коварному Альбиону» угрожало нашествие: уже осенью 1803 года Бонапарт собрал 150 тыс. войск в Булонском лагере, где занялся их устройством и обучением к предстоящему походу, воспитывая их по-своему (Булонский лагерь явился колыбелью Великой армии). Естественно, что Питт находился в большой тревоге и в поисках союзников не жалел ни средств, ни обещаний. Его старания увенчались успехом: за Швецией и Турцией ему удалось вовлечь в орбиту британской политики две главные державы континента – Россию и Австрию.

Беззаконная казнь герцога Ангьенского{168} восстановила Императора Александра против Первого Консула (через несколько месяцев ставшего Императором французов) – и в августе 1804 года наш посол отозван из Парижа. Война России с Францией, до той поры лишь возможная, стараниями Питта сделалась неизбежной. Россия обязывалась выставить – 180 тыс., Австрия – 300 тыс. Англия ассигновывала по 1125 тыс. фунтов стерлингов на каждые 100 тыс. союзных войск и принимала на себя, сверх того, четвертую часть расходов по мобилизации: расходы ее по сооружению громоотвода отнюдь нельзя назвать чрезмерными.

Гроза собиралась постепенно. В приготовлениях прошла вторая половина 1804 года и первая – 1805 года. Наполеон надеялся предупредить союзников вторжением в Англию с целью обезглавить коалицию, но с уничтожением французского флота при Трафальгаре Нельсоном, его план рушился. Географическое положение Англии делало ее неуязвимой и Наполеону пришлось все внимание обратить отныне на ее континентальных союзников.

Кампания 1805 года

Еще в августе австрийцы стали стягивать войска к баварской границе, а французы покидать Булонский лагерь и выступать на Рейн. Австрийской армией в Баварии (90 тыс.) командовал номинально юный эрцгерцог Фердинанд, фактически же приданный ему в помощники генерал Макк. Австрийцы наотрез отказались становиться в подчинение русским генералам. Эрцгерцог Карл, наиболее способный к военному делу из всех Габсбургов, не захотел принимать армии, предназначенной для действий против Наполеона, и предпочел получить более безопасный пост командующего итальянской армией.

В подкрепление австрийцам шла русская армия. 56 тыс. Кутузова в августе были уже в Моравии, тогда как главные силы Буксгевдена (60 тыс.), при которых находился и Государь, собирались у границ Галиции. Кроме того, экспедиционный корпус графа Толстого (20 тыс.) назначался для совместных действий со шведами в Померании и северной Германии, а средиземноморскому флоту адмирала Сенявина с посаженной на суда дивизией генерал Анрепа (12 тыс.) надлежало овладеть побережьем Адриатики – Далмацией, Иллирией и Истрией. С архипелажской экспедиции 1798 года Россия владела Ионическими островами, устроив здесь первоклассную базу для флота.

Гофкригсрат решил начать кампанию, не дожидаясь русских. 8 сентября австрийцы вторглись в Баварию и беспрепятственно заняли всю страну до реки Лех (левый приток Дуная). Макк укрепился на Лехе, считая свою позицию неприступной. Он полагал, что Наполеон должен непременно выйти перед фронтом его армии и, по-видимому, не подозревал о существовании обходных движений в стратегии.

Война была формально объявлена 11 сентября. С 13-го по 15-е французские корпуса перешли Рейн, и в девять переходов достигли Дуная. План Наполеона заключался в глубоком стратегическом охвате правого фланга Макка и перехвате его операционной линии по правому берегу Дуная – маневр на сообщения противника, ставший отныне классическим маневром наполеоновской стратегии (стратегический Лейтен), Отсутствие у Макка глазомера значительно облегчило операцию. 25 и 26 сентября французы, заходя левым плечом вперед – уже в глубоком тылу Макка – перешли Дунай и отрезали австрийцам отступление. В последующие дни стратегическое окружение австрийской армии превратилось в тактическое и она 3 октября была отброшена в Ульм, где 8-го числа положила оружие в количестве 66 тыс. человек{169}.

Ульмская капитуляция привела в трепет австрийцев и в негодование русских. Армия Кутузова попадала в критическое положение: дойдя до реки Инн в Тироле, за 500 верст от ближайших русских подкреплений, она очутилась лицом к лицу с тройными силами неприятеля (200 тыс., из коих 33 тыс. конницы), предводимыми самим Наполеоном.

Узнав 13 октября о капитуляции Макка, Кутузов быстро начал отступать из Тироля через Верхнюю и Нижнюю Австрию в Моравию: от Браунау – на Линц, Мельк и Вену, правым берегом Дуная. Эта трудная операция проведена блестяще: как ни старался Наполеон зацепить нашу маленькую армию, чтобы навалиться на нее всеми своими силами, это ему не удавалось. Кутузов всякий раз успешно избегал слишком неравного боя и наши арьергарды геройским сопротивлением задерживали во много раз сильнейшего врага (наиболее блестящее арьергардное дело было 25 октября под Амштеттеном, где 5 тыс. Багратиона задержали 25 тыс. Удино). Наполеон вел все свои силы правым берегом Дуная – на левом берегу шел один лишь сводный корпус маршала Мортье.

28 октября Кутузов достиг Кремса (на полудороге от Амштеттена к Вене) и переправился здесь на левый берег Дуная для сближения с Буксгевденом в Моравии. 29-го он атаковал изолированный корпус Мортье и разбил его при Дюрнштейне{170}. При Дюрнштейне 21 тыс. Багратиона разбили по частям 25 тыс. Мортье. Французы потеряли 4 тыс. убитыми и ранеными, 1500 пленными, одно знамя и пять орудий. Наш урон точно неизвестен, ориентировочно 2–3 тыс.

Кутузов уничтожил за собою мост. Следующая мостовая переправа была лишь в Вене. Наполеон напряг все усилия для овладения ею с целью перехватить русской армии дорогу в Моравию. Форсируя марш, Мюрат с авангардом (Ланн, Сульт, Удино и конница) занял 1 ноября Вену. Мюрату удалось беспрепятственно овладеть здесь переправой: он убедил австрийского офицера, приставленного взорвать мосты, в заключении перемирия – и перевел свой авангард на левый берег.

Переправившись таким образом через Дунай, Мюрат бросился на Цнайм, во фланг и в тыл тянувшейся туда же утомленной армии Кутузова – перерезывая русским линию отступления. Торопясь овладеть Цнаймом, Мюрат не желал терять время на бой с высланным туда спешно боковым арьергардом Багратиона и прибегнул еще раз к только что удавшейся ему хитрости: сообщил русским о перемирии, одним из условий которого являлось якобы пропуск его, Мюрата, на Цнайм. Вся беда для французов была в том, что русской армией командовал Кутузов – хитрейший из полководцев.

Кутузов сделал вид, что поверил Мюрату. Русский главнокомандующий отдавал себе отчет в отчаянном положении армии, которой в этот день 2 ноября угрожала катастрофа, подобная ульмской. Продолжая игру, Кутузов сделал Мюрату ряд предложений, столь выгодных для французов, что Мюрат, незаметно для себя попавшись на собственную удочку, немедленно послал курьера с этими предложениями Наполеону.

Телеграф, на счастье русских, еще изобретен не был. Пока курьеры скакали по ноябрьскому бездорожью от Мюрата под Цнаймом к Наполеону в Вену и обратно, прошли сутки – 3 ноября русская армия напрягла свои последние силы и благополучно миновала цнаймскую западню. Наполеон был разгневан, и Мюрат, слишком поздно понявший всю свою оплошность, бросился 4 ноября в погоню за ускользнувшим Кутузовым. С ним было 30 тыс. (его конница и гренадеры Удино), но под Шенграбеном они были остановлены геройским арьергардом Багратиона, в шесть раз слабейшим (всего 5 тыс.). Весь день 4-го шел неравный бой. Потеряв половину своего отряда, Багратион пробился штыками сквозь массы врагов. Шенграбенское дело окончательно спасло русскую армию.

7 ноября Кутузов соединился с Буксгевденом. Союзная армия, 90 тыс. (три четверти русских и четверть австрийцев) заняла крепкую позицию у Ольшан. С 8 по 17 ноября обе стороны простояли в бездействии. Союзники рассчитывали усилиться в скором времени прусской армией (Пруссия должна была со дня на день объявить войну Франции). У Наполеона оставалось 80 тыс., он вынужден был выделить значительные силы на правый берег (для обеспечения себя от подходившей из Италии армии эрцгерцога Карла) и в сторону Венгрии. Атаковать крепкую ольшанскую позицию Наполеон не решился, а положил выманить противника в открытое поле, где и разбить.

С этой целью и он прибегнул к хитрости. Распустив слухи о своем отступлении к Вене и о плачевном состоянии своей армии. Наполеон притворился чрезвычайно встревоженным, укреплял свой лагерь, что и показал русским парламентерам, у которых сложилось совершенно ложное представление о положении французской армии.

Хитрость удалась. Император Александр, опасаясь «упустить» армию Наполеона, повелел Кутузову (как тот ни противился) перейти в наступление – и начальник штаба армии генерал Вейротер составил свою знаменитую диспозицию.

20 ноября произошло сражение при Аустерлице – блестящая победа Наполеона и жестокое поражение союзников. Союзная армия употребила целых три дня для того, чтобы пройти 40 верст от Ольшан и Вишау до Пратценских высот – и Наполеон, сразу разгадавший намерение союзников, имел время изготовиться. У союзников было 83 тыс., у Наполеона – 75 тыс. Вейротер разделил силы союзной армии на пять колонн и резерв, тогда как Наполеон, верный своему обычаю сосредоточения сил на решающем направлении, сосредоточил две трети своей армии в кулаке на левом фланге. Кутузов хотел было выждать соединения на поле предполагавшейся битвы возможно большого количества войск, но Государь не допустил этого. «Отчего вы не атакуете? – спросил он Кутузова. – Мы ведь не на Царицыном лугу, где не начинают парад, пока не прибудут все полки!»{171} На это невероятное замечание Кутузов только и мог ответить: «Государь, я потому не атакую, что мы не на Царицыном лугу!» Волей-неволей Кутузову пришлось спустить войска с Пратценских высот (все громадное значение которых он понимал) на равнину. Диспозиция была составлена так плохо, что колонны перекрещивались и задерживали друг друга.

Командовавший главными силами Буксгевден проявил большую мешкотность и отсутствие инициативы, действуя согласно букве диспозиции и вопреки сложившейся обстановке. Наполеон своим кулаком бил наши колонны по очереди и с захватом Пратценских высот поймал в мешок значительную часть нашей армии, вышедшей из отчаянного положения лишь благодаря доблести войск и начальников (Дохтуров), особенно же самопожертвованию кавалерии (от Кавалергардского полка осталось всего 18 человек). Союзники лишились 15 тыс. убитыми и ранеными, 12 тыс. пленными, 51 знамени, 158 орудий, всего 27 тыс. человек, из коих 21 тыс. русских (133 орудия). У Наполеона убыло 8500 человек. Австрия пала духом, вышла из состава коалиции и подписала в Пресбурге мир, по которому уступала Наполеону свои владения в Италии (Милан, Венеция), а союзной ему Баварии – Тироль.

Россия продолжала борьбу. Два года героической борьбы Сенявина на Адриатике, защита Далмации и Иллирии принадлежат истории флота и составляют одну из славнейших ее страниц. На этом театре войны в 1805–1807 годы мы вышли победителями. Что касается до корпуса Толстого в северной Германии, то он выступил в поход, не дождавшись шведов и дошел было до Ганновера, но после Аустерлица получил повеление возвратиться.

* * *

Кампания 1805 года – одна из самых красивых в истории военного искусства. Ульмский маневр – «классический» образец стратегии Наполеона, тогда как Аустерлиц – «классическая» наполеоновская битва.

Но не все образчики высшего военного искусства в эту кампанию находятся на стороне французов. Отступление Кутузова на протяжении 600 верст проведено блестяще и во всемирной военной истории должно быть поставлено на второе место – сейчас же за Швейцарским походом Суворова.

О русской армии Наполеон вспоминал уже на острове Св. Елены так: «Русская армия 1805 года была лучшей из всех выставленных когда-либо против меня. Эта армия никогда не проиграла бы Бородинского сражения»…

Это высокое качество русской армии объясняется, помимо природных свойств русского офицера и солдата, еще и тем, что та русская армия была еще суворовской – жила еще наследием великого века.

Одиннадцать лет прошло от штурма прагского ретраншамента до Шенграбенского дела и всего шесть лет отделяли Аустерлиц от Треббии. При сроке службы в 25 лет нет ничего удивительного, что не только старикам (помнившим Рымник и Измаил), но и молодым еще офицерам и солдатам – недавним героям Муттенской долины – был лично известен и граф Александр Васильевич, и его «Наука побеждать». А иной седой капитан или штаб-офицер – хранитель духа и традиций – вспоминал еще Ларгу и Кагул. И когда Дохтуров, в трагическую минуту аустерлицкого побоища, обнажив свою золотую саблю, крикнул своим мушкетерам: «Ребята, вот шпага матушки Екатерины!» – те его поняли…

Все старшие начальники этого похода – ближайшие сподвижники Суворова. Кутзов – «правая рука» под Измаилом, Багратион – герой Швейцарского похода и, наконец, Вейротер не кто иной, как начальник штаба Суворова. Это последнее обстоятельство надо иметь в виду для объяснения того авторитета, которым пользовался Вейротер в союзной армии. «План Вейротера был хорош, – говорил Наполеон, – если б моя армия стояла все время не двигаясь, как верстовые столбы. Атакуй я на шесть часов позже – я был бы разбит».

Кутузов в эту кампанию держал экзамен на полководца и выдержал его блестяще. За исключением Петра I на Пруте и Суворова в Швейцарии, ни одному еще русскому главнокомандующему не приходилось действовать в более тяжелой обстановке, чем Кутузову в его отступлении от Браунау до Цнайма. Отступление его образцово. Переход на левый берег Дуная под Кремсом нарушил все расчеты Наполеона, что, совместно с разгромом Мортье под Дюрнштейном, указывает на большой стратегический его глазомер. Цнаймские же переговоры с Мюратом, где Кутузов спас русскую армию, показывают кроме того, что у нашего главнокомандующего помимо хитрости был и ум, и при том государственный ум. Никто (и даже более одаренный в военном отношении полководец) не поступил бы так на его месте. Одни – подобно австрийскому офицеру – поверили бы Мюрату (не верить слову короля неаполитанского было бы просто неловко), другие – несколько более проницательные – не поверив, ввязались бы в бой, чем совершенно погубили бы дело. Додуматься же до симулирования «контр-пропозиций» (и притом «необычайно выгодных» для противника) мог лишь один Кутузов.

Присутствие Императора Александра в армии стесняло Кутузова – как всегда стесняет главнокомандующего присутствие монарха (если только монарх не является военным гением), – и вытекающая отсюда неизбежно двойственность в распоряжениях. Поэтому обвинять Кутузова в аустерлицком разгроме не приходится. Аустерлицкая авантюра была ему навязана свыше – подобно тому, как семь лет спустя ему будет навязана (одновременно и «верхами», и «низами») авантюра бородинская. Аустерлиц едва не погубил армии, Бородино едва не погубило России, Кутузов это понимал, но ничего не мог поделать.

Император Александр I в эту свою первую кампанию находился всецело под влиянием своего окружения – молодых (как и он сам) приближенных во главе с князем Долгоруким, ездивших во французский лагерь парламентерами и боявшихся лишь одного – как бы Наполеон не бежал раньше, чем его успеют разбить… Плац-парадная гатчинская школа отца, кроме того, способствовала в сильнейшей степени утрате Государем чувства военной действительности (вспомним лишь сентенцию о «параде на Царицыном лугу», как вещи, очевидно, более серьезной, чем начавшееся аустерлицкое сражение). Отправляясь на борьбу с величайшим из полководцев, молодой Император захватил с собой планы гатчинских маневров и экзерциций шести отцовских батальонов, в твердой уверенности, что это – альфа и омега военного искусства!

Военные дарования Александра I бесспорны{172}. После Петра I он, конечно, самый одаренный в этом отношении из наших государей. Дарования эти сказались в последующих войнах, но при том в области исключительно стратегической тактический глазомер его был окончательно и бесповоротно испорчен на гатчинском плацу. Он очень многому научился у таких советников, как князь Волконский, Барклай де Толли, Толь и Дибич. Ему принадлежит идея (и блестящая идея) перехода Ботнического залива по льду в Шведскую войну 1808–1809 годов, а также план захвата линий отступления Наполеона в 1812 году. В кампанию 1813 года Трахтенбергский план был выработан при его личном участии, а в 1814 году он настоял на решившем судьбу Европы походе на Париж – до него сто лет спустя не додумалась хваленная «немецкая доктрина»{173}.


  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации