Текст книги "Путь. Том 1"

– Поверь, Синеглазый, – тихо сказала Гэсса, – если бы у нас была хоть одна вероятность из тысячи переубедить тебя, мы бы ей воспользовались. Но нрав твой нам известен. Даже ребёнком ты умел настоять на том, что считал правильным. Я лишь надеюсь, что и сейчас, как во всём остальном, ты не ошибаешься… Да, я, как и все мы, не желаю иного Правителя. Но мы не станем удерживать тебя силой или властью Круга. Делай то, что считаешь правильным. Мы твёрдо знаем: ты никогда не позволишь распоряжаться Саором человеку, того недостойному!

– Спасибо, принцесса, – очень серьёзно и искренне ответил Дэйкен. – Мне было бы нелегко уходить против вашей воли.

Он оглядел их по очереди, словно призывая к вниманию:

– Даю вам слово: если это будет зависеть только от меня, ожерелье королей никогда не перейдёт к тому, кто может причинить Саору хоть малейший вред. Но не отвергайте заранее того, кто и так был обделён. Посмотрите на принца Соледжа: не так давно вы не желали признавать и его – и кто сейчас скажет, что не ошибся? Первенец Аргена может оказаться куда лучше того, что вы о нём думаете. В нём кровь двадцати шести королей – разве этого мало, чтобы оказаться достойным Правителем?

– Ты – наш король, Синеглазый! – пылко возразил Орнг. – И не знаю, как другие, а я никогда не приму иного!

– И окажешь мне дурную услугу! – нахмурился Джэд. – Саором править непросто: для новичка в нём это почти непосильная задача. Если все, подобно тебе, отвернутся от него, что ему останется – замкнуться и ожесточиться? Совершать промах за промахом, приводя Саор в упадок? Этого ты хочешь добиться? Нет, Орнг! Если ты настроен так непримиримо – отступи в сторону, освободи место тем, кто поможет новому королю освоиться в его королевстве. Я сам когда-то нуждался в советах и поддержке тех, что были опытнее и мудрее, потому могу представить себе, каково придётся другому, если вы встретите его словно врага.

– Ты?! – натянуто рассмеялся Орнг. – Да ты отроду ни в ком не нуждался! Что мы могли дать тебе – великому магу, ученику Хранителя! Для тебя всегда любые чувства были помехой! Подобно Тору, ты безжалостно отметаешь всё, что мешает вашим понятиям о высшем долге и предназначении! Он нас бросил ради чего-то, недоступного нам, простым смертным, а теперь и ты – и тоже из-за того, что кажется тебе дороже нашей дружбы и верности!

Голос тонха вибрировал и срывался. Дэрэк изумлённо посмотрел на него. Он знал, что Орнг предан королю, но впервые осознал – насколько.

– Орнг, остынь, – негромко произнёс Синеглазый, – ты же не к звёздам меня провожаешь. От того, что я расстанусь с парой безделушек, которые и так меня всегда раздражали, ничто в Саоре не изменится.

– Ты не покинешь нас?

Джэд улыбнулся:

– Какие громкие слова. Покину! Да куда я денусь? Так, погуляем с Дэрэком пару дней и вернёмся.

– Когда вы намерены отправиться? – осторожно поинтересовался Дэш.

– Завтра с восходом. Дэрэк, ты не против? Не думаю, что буду отсутствовать долго, но на всякий случай оставляю полномочия Принцессе Тери. До моего возвращения решающее слово будет за ней.

– Хорошо, – безрадостно кивнула Гэсса. – Это всё? – спросила она чуть погодя.

– Да.

– Ты ничего не скажешь на прощание? – тихо вымолвила принцесса.

– Я же не прощаюсь, – засмеялся Дэйкен.

– И всё же, – почему-то настаивала та.

Синеглазый пристально и, как показалось Дэрэку, тревожно взглянул на неё, затем коротко указал вверх.

– Только это.

Высоко в открытых сводах потолка красовались золотые луны Саора, Сард и Тэор. Миг – и они совпали, слились в единое целое, и имена их соединились, составив вместе самое дорогое для каждого из них.

* * *

Гэсса простилась с Эдрой и осталась в одиночестве. Огни, зажжённые членами Круга, меркли один за другим. В зале воцарилась чуткая, настороженная тишина. Лунный свет вливался в окна, просачивался сквозь стены, стекая на пол потоками золота. Слияние. Принцесса уже и не помнит, когда они засиживались столь долго. Ей тоже пора, но Гэсса медлит.

Орж притих до утра. Поднявшийся ночной ветер колышет последний волшебный огонёк. Конечно, он его не задует, но она, словно маленькая девочка, шепчет заклятие, и свет разгорается сильнее. В нём искрящимися брызгами расцвечиваются переливы мозаик на полу и украшенные блестящими камнями подлокотники кресел. В изголовьях чётко выделяются эмблемы пяти владений Саора.

Лорби – символ Осха, края величественных равнинных озёр.

Эленир, песчаный тростник – символ дюн Корха.

Резная ветка кенчи – густые привольные леса Пенша.

Соледж выбрал приземистый шекр, растущий только на вершинах гор, и не ошибся: горы окружают его со всех сторон. Хребты Эриэжа, Риэнара, Олерьи и Сиайя превращают его в чашу с мерцающими голубыми краями.

Взгляд Гэссы с любовью задержался на цветке сошта – эмблеме Тери. Там, где скалы защищают от холодных северных ветров хоть пядь земли, сошт пускает глубокие корни между камнями и прорастает назло ветрам. Сошт – сильный и бесстрашный. Цветы его сравнительно мелки и бледны – и всё же прекрасны. Недаром сошт издревле сажают вблизи всех домов и дворцов, предпочитая другим цветам, более пышным и ярким. Аромат сошта плывёт над Саором из края в край, но родина его – Тери, её Тери. Венки из цветущего сошта по традиции, заведённой королевой Аскаль, украшают невест. Совсем недавно принцесса надела такие венки на льняные волосы Дейзи и медные – Эльгер…

Гэрэх, что зовут деревом вдов, тоже растёт лишь в Тери – по странной случайности или прихоти Создателя? Гладкие, лишённые листьев, всегда как бы поникшие, совершенно чёрные ветки сплетены в колючее кружево и только раз в году покрываются редкими чёрными же цветами. Гэрэх – дерево скорби: по легенде оно появилось там, где Элахир, первая из матерей Саора, навсегда простилась с королём Лагиром, своим супругом. Тем самым Лагиром, что видел рождение и становление мира, что первым надел королевское ожерелье и разделил Саор на пять владений, передав их первым Правителям, чьи имена теперь известны всем: Сания, Оинт, Верн, Лани, Исида. По просьбе Лагира Тор выковал Цепи и наложил на них заклятия. Во время его правления Хранитель ходил среди жителей Саора словно простой смертный и даже принимал участие в совете Круга – первого Круга из шести человек. Не было в помине ни тонхов, ни хоренгов, ни сершанов, лэктэрхов и тихэни. Да и людей было не более сотни на весь огромный новозданный мир. Даже Орж, что кажется вечным и неизменным, построил лишь спустя полтора века Алхэн, сын Лагира и Элахир. Он же и увековечил на стене Зала Совета облик Первого короля.

Вот он – избранный Создателем, голубоглазый и золотоволосый, торжествующий, жизнерадостный, стремительный, весь на подъёме, на взлёте, в предвкушении чудесного, прекрасного, великого. Ещё нет той суровой сдержанности, что отмечает лик любого из королей Саора, начиная с Алхэна. Ведь законов из тысячи – всего два, и оба подсказаны Хранителем. Любой житель королевства свободен во всём, что не причиняет вреда остальным, и любое волшебство дозволено, пока оно не противоречит первому закону. Первые Законы Лагира.

Гэсса печально улыбнулась. Сколько же должно было пройти лет и смениться королей, чтобы Законы Саора стали тем, чем сейчас! Все они перед ней – двадцать два короля и четыре королевы. Лагир, Алхэн, Ксэнир, Гэдэя, Аргэх, Тодэрг, Маржэн, Аскаль, Хэриг, уравнявший в правах всех разумных в Саоре, Дэкэрд… Пятно пустоты – Безымянный, пятно позора на всех них. Тосен – красивый самовлюблённый брюнет. Олах и Сарх, что получил гордое прозвище Законодатель. Больше, чем Сарх, никто, пожалуй, не сделал для Саора… не считая Джэда. Но Синеглазый правит всего восемь лет: Сарх был у власти полтора века. Как и Дэйкен, воспитанник Тора, но притом любимец отца, баловень судьбы. Сарх казался недостижимым – пока не появился Синеглазый.

Гэсса сделала с десяток шагов и очутилась перед портретом Сарха. Из множества изображений легендарного короля это ей нравилось больше всего. Здесь великий Правитель Саора представал совсем юным, почти ровесником Джэда. Он и власть получил столь же рано год в год с Дэйкеном. Гэсса придирчиво взглянула в лицо Сарха. Суров, серьёзен, хорош собой, в глазах – сила, отвага, ум. Выдающийся король, чистая, прямая, честно прожитая жизнь. И необъяснимая тайна для всех, кто хоть немного задумывался о Торе, о его поступках и целях, о скрытом в них смысле.

Принцесса ещё раз оглядела волевое, уверенное лицо, и вопрос «почему?» чуть было не сорвался с её губ. Почему не Сарх – уравновешенный, послушный, рассудительный и приятный в общении? Почему не он, а Джэд – бешеный, колючий, непредсказуемый? Синеглазый только кажется спокойным – Сарх действительно был всегда спокоен. Дэйкен постоянно сдерживает себя – Сарху это не требовалось. Терпение, учтивость, обходительность были заложены в нём природой. Ему не приходилось, подобно Джэду, укрощать, обуздывать свои порывы – и всё же не его, а Синеглазого выбрал Тор. Так что же ценит, что считает главным Хранитель – беспристрастный, требовательный, неподкупный?

Что мы вообще знаем о Торе? – мелькнуло у Гэссы, и мысль эта почему-то была ей неприятна. Она мотнула головой, отгоняя её, и тень скользнула по стенам зала и ликам королей.

Она перевела взгляд. Скар, сын Законодателя. Внешне – почти копия своего отца, но на этом их сходство и заканчивается. Хороший был король, да до отца ему – как бабочке до лэктэрха: тоже крылата, да размером не вышла. А Скай и вовсе не похожа на знаменитого деда – разве что уголками чётко очерченного рта. Королева Скай – воплощённые нежность и милосердие. При ней уже не создавали Законов, лишь изредка подправляли старые. Правнучка же Сарха, Эларэл, окончательно запретила что-либо менять. Правда, семь лет спустя сама же и отменила свой приказ, но всё равно ни один король после Эларэл не прикасался к сложившимся Законам Саора. Дэкшен и Адисг, Грихэн и Ксериг, Олькен, Аржэн, Аскор, Эскен, Арген и сам Джэд не принимали законов – они их хранили. И среди тысячи этих законов был и такой, что позволял носить ожерелье королей только первому из всех детей короля. Никогда до сего дня Гэсса не ставила под сомнение мудрость властелинов прошлого. Сейчас она впервые задумалась: так ли совершенны их Законы, как принято считать? И правы ли они сохраняя их восемь веков без изменений?

Принцесса замерла в мягком полумраке зала, освещённого одним её огоньком и всматривалась в лица ушедших королей. Ей вдруг представилось, что она находится не просто перед вереницей портретов. Все они ожили и испытующе глядели на неё, словно чего-то ждали. Гэсса не смогла бы объяснить, откуда взялось это ощущение, но чувство близости к разгадке чего-то очень важного, возможно самого значимого для неё, не проходило.

Ночь, волшебством Слияния превратившая опустевший зал в загадочное, доселе неведомое ей место, будто догадывалась о наваждении, овладевшем принцессой, и пыталась помочь ей ручьями золотого лунного света, направляя шёпот ветра. Но как бы ни велико было желание Гэссы разобрать то, что пыталась подсказать ей ночь, тайный язык её речей так и остался непонятым принцессой.

Гэсса встряхнулась, скидывая оцепенение, решительно погасила огонёк и мысленно произнесла заклятие перемещения – три коротких слова. И в тот миг, когда она выговаривала последнее из них, ей показалось, что на древнем троне королей Саора сидит, склонив голову, человек в чёрном плаще, и чёткая тень от его фигуры тянется к её ногам.

* * *

Уже под утро, обняв мужа, Эльгер вдруг прижалась к нему всем телом и заплакала – поступок, совсем не свойственный мужественной и сильной королеве. Успокаивая её, Джэд гладил медные волосы, целовал тревожное лицо:

– Что, ну что с тобой, родная?

– Не уходи, Синеглазый! – взмолилась та, обвив его руками. – Пожалуйста, не уходи!

– Не волнуйся, Эльги. Мне часто приходится уходить в иные миры. Представь, что и сейчас мы с Дэрэком, например, навестим Наблюдателя. Стоит ли из-за этого лить слёзы?

– Сердце моё неспокойно… Послушай меня, Синеглазый! Отдай корону, раз не можешь иначе. Но не ищи наследника сам. Пошли Вестников, как положено.

– Вестники в первую очередь начнут выискивать в новом короле недостатки. И поскольку, очень постаравшись, дурное можно найти в любом человеке – представляешь, с каким докладом они явятся? Все и так предубеждены сверх всякой меры. Сорк даже заикнулся о Поединке! Вряд ли они примут мой отказ, Эльги. А у истинного Правителя Саора, кем бы он ни был, нет шансов выстоять в Поединке против мага, обученного Тором…

– Тор! – перебила его Эльгер. – Тор никогда не упоминал об этом ребёнке – значит, он считал правильным то, что именно ты правишь Саором! Об этом ты не подумал?

– Думал, Эльги. Только Тор всегда старательно избегал говорить со мной обо мне самом – словно испытывал меня. Порой мне кажется, что, оставаясь незримым, испытывает до сих пор… До поединка с Лекстом он ни разу не обмолвился о силе, которой я наделён. Проверял ли он меня, Лекста, а может, Правителей? Не знаю. Два года он позволял мне верить, что ты мертва! У меня была возможность тогда спросить его – почему?! – но было не до того, а потом он ушёл… Нет, Эльги, я не стану ссылаться на молчание Хранителя как на основание для собственного превосходства. Он сам заставлял меня поступать независимо от него и его знания. Если первенец жив – мало уступить ему положенное по праву место. Я должен попросить прощения за те восемь лет, что невольно отнял.

– Просить прощения?! Ты ни в чём не виноват, Синеглазый! Если тут и есть чья-то вина, то только Аргена, а никак не твоя!

– Я – сын Аргена, Эльги, хоть Саор и вспоминает об этом только при официальных обращениях… Его вина лежит на мне. Пусть я мало чем обязан человеку, имя которого вынужден произносить вслед за своим, кому как не мне положено исправлять то, что он натворил?

– Родителей не выбирают… нам с тобой просто не повезло.

– Да, родная. Но лучше б Арген был безумен! Это я хотя бы понял! Твой отец стремился к власти и убивал, но он поступал так с теми, кого считал врагами… А мой оскорбил и унизил любящую его женщину! Прогнал, даже не выслушал… В голове не укладывается!

– Он же не знал, Синеглазый…

– Не знал или не хотел знать?! – Джэд рывком вскинул голову, отчего густые пряди волос отлетели назад, хлестнув по спине.

– Тише, тише… успокойся.

– Что помешало ему – далеко не глупому человеку! – спросить себя: почему она пришла? Только веский повод может заставить отвергнутого и опозоренного человека подавить гордость и искать встречи… я бы не смог.

– Даже имея причину?

– Даже имея миллион причин…

– Ох, Джэд… Недаром Дэрэк называет тебя самым гордым человеком в Саоре.

– Мой Дэрэк, – улыбнулся Синеглазый.

Эльгер нежно провела по растрёпанным чёрным волосам:

– Твой. А ты – его. Он никогда не позволит об этом забыть.

– Надеюсь, – забеспокоился Дэйкен, – ты-то не станешь приставать ко мне с вопросом, почему я беру его с собой? Меня уже все сегодня замучили – зачем я взял самого слабого и беспомощного, когда мог выбрать сильнейшего из магов?!

Королева рассмеялась от души:

– Так ответил бы им честно: это не я беру, это он меня не отпускает одного! Хотела бы я посмотреть на то, что заставит Дэрэка разлучиться с тобой!

– Сила не всегда означает магию, Эльги.

– Знаю. Магии тебе достаточно своей. А вот кому ещё придёт в голову защищать тебя – хотя бы от себя самого? Дэрэк – твой лучший спутник… не только в пути, Джэд.

Он страстно обнял её и поцеловал:

– Родная… Ты самая чуткая, великодушная и прекрасная женщина на свете.

– Я просто слишком сильно люблю тебя.

Она вдруг тихонько вздохнула:

– И всё же, будь поосторожнее, Синеглазый. Душа моя, как пойманная птица, тоскливо мечется и не хочет униматься. Сколько не уговаривай, бьётся всё пуще… Я боюсь так, как никогда не беспокоилась раньше, хотя ты постоянно уходишь в иные миры, куда более опасные, нежели Земля, где ты вырос.

Джэд привлёк её к себе:

– Не мучь себя. Ты же знаешь: из любой дали, через все препятствия, я всегда буду стремиться к тебе, любимая.

– Да, мой синеглазый король, – ответила та, успокаиваясь и не замечая, как странно изменилось выражение лица Дэйкена.

* * *

Дэрэк стоял на резко обрывающемся краю Нейтральной полосы и угрюмо ковырял землю носком сапога. За спиной юноши, заслоняя полнеба, пышной пёстрой массой, полной звуков и запахов, раскинулись джунгли. Прямо перед ним простирался Саор, тёмный и тихий.

Принц ожидал рассвета. Они условились с Дэйкеном встретиться здесь с восходом, но, не сомкнув ночью глаз, он задолго до назначенного срока разбудил Дейзи и попросил перенести его сюда. И вот в который раз, устав мерить шагами небольшое открытое пространство, Дэриэн замирал, вглядываясь в зубцы Эриэжа: не светлеют ли вершины, не рассеивается ли мгла?

Дейзи не мешала мужу, усевшись в сторонке на свисающий подобно качелям гибкий ствол лианы. Молча, не желая вторгаться в то крайне возбуждённое состояние духа, в котором сейчас пребывал Дэрэк. От утренней свежести принцесса куталась в накидку с вышитыми на ней колосьями иллениума и думала о своём. О том, что у мужа совершенно измученный вид и зря он отказался прибегнуть к магии, чтобы поспать этой ночью, что бесполезно говорить ему, что до рассвета ещё целый час, а то и больше – вон бледная, но различимая Тэор не спеша завершает свой путь. А главное, от того, что Дэрэк мечется, словно молодой хоренг, Сэрбэл скорее не взойдёт!

Словно прочитав её мысли, принц оторвал взгляд от гор, подошёл к жене и примостился на траве у её ног, обутых в лёгкие плетёные сандалии – обычную обувь всех женщин Саора, не знакомых ни с холодом, ни с грязью и осенней жижей дорог, ни с талым весенним снегом. Как он не похож на Землю, его ласковый и тёплый мир! Мир без дождя и снегопада, где нет листопада и метелей, луж и сугробов…

Юноша дотронулся до нежнейшего цветка, обвившего толстый шероховатый ствол бурой лианы. Нейтральная полоса. Вовсе не часть его мира, как он считал вначале, а искусственно созданное вокруг Саора пространство, возникшее во времена детства мира, когда маги тешились, изобретая всё новые и новые игрушки. Задумывалась она как защита от предполагаемых врагов. Враги не объявились, а Полоса осталась, к тому же хорошо охраняемая.

Принц поёжился, вспомнив о Стражах. Где-то и сейчас они скользят, могучие, четырёхрукие, неподвластные ничьей магии, подчиняющиеся только королю. В их памяти запечатлены образы всех изгнанников, и, едва ступив на Мост, нарушитель уже обречён. Не позавидуешь тем нечастным, что попадут в их когтистые, шипастые лапы: стиснут, сдавят так, что не сможешь дышать и прямиком доставят на королевский суд… Хотя в памяти Дэрэка ещё слишком живо воспоминание о набросившихся на Дэйкена женщинах-змеях, пытающихся ужалить и растерзать на части. Джэд справился лишь потому, что в отличие от остальных носит меч не как бесполезное украшение.

– Ты специально учился сражаться без магии? – требуя, чтобы Синеглазый обучил и его, полюбопытствовал Дэрэк.

– Да. Я, знаешь ли, был столько времени её лишён. Решил подстраховаться на всякий случай. Вот и пригодилось!

– А Стражи действительно могут убить?

– Если будешь сопротивляться, то да. Когда-то, во времена Ксэнира, они расправлялись с изгнанниками там же, где ловили.

– Наставница не рассказывала!

– А она не знает. Саор предпочёл забыть свою жестокость. Только в каждом Страже сидит память о тех днях. Мы создаём их, копируя ауру предыдущих, и переносим это умение из раза в раз. Запомни, Дэрэк: любой Страж смертельно опасен.

– Хорошо, что я не изгнанник! – искренне порадовался тогда принц.

Изгнание – последняя мера наказания Саора. Исключительное право короля, хоть и вступает в силу с одобрения Круга. За проведённые дома полгода, Дэрэк только раз услышал, как речь зашла об изгнании. И то нашлись основания смягчить приговор. Горемыку тихэни, решившего поэкспериментировать с заклинаниями Порядка, на десять лет лишили магии, на том и успокоились. Десять лет для тихэни – как полвека для человека, не говоря уж о лэктэрхах и хоренгах.

Синеглазый вообще неохотно ссылает в иные миры. Некоторые усматривают в этом великодушие и благородство. Кто-то – кажется, Лейгни – высказал предположение, что, на собственном опыте познав прелести изгнания, Джэд жалеет своих подданных.

Юноша уже слишком хорошо узнал Дэйкена, чтобы понимать, что и те, и другие ошибаются. Джэд не одобрял изгнание как таковое, но у них до сих пор не было повода заговорить об этом. Иначе Дэрэк знал бы наверняка. Синеглазый доверял ему настолько, что честно отвечал на любой вопрос. Иногда только просил – не говори остальным, ладно?

«Дэрэк, не выдавай меня, договорились? Пусть думают, что Волны утихли сами…»

«Ты же не расскажешь Эльги, что я был там один? Зачем ей беспокоиться, всё же обошлось…»

«Подумаешь, пара царапин! На мне вообще всё заживает мгновенно. Главное – Саор не пострадал… Кругу – ни звука!»

Дэриэн улыбнулся. В этом весь Джэд. Главное – Саор. Вот уж кто не сможет жить вдали от своего мира. Для Дэйкена изгнание стало бы казнью. А обстоятельства, при которых бы он покинул Саор добровольно, невозможно представить! Да и кто пойдёт на подобное? – невольно задал себе вопрос Дэрэк и вдруг помрачнел.

Мэйлин. До вчерашнего дня он не подозревал о её существовании, а сегодня идёт просить её сына занять положенное место – наперекор желанию, логике, рассудку…

– Льдинка, ты знала Мэйлин? – поднял он голову. – То есть… – поправился он, вспомнив о возрасте своей принцессы, – …о ней?

Девушка склонилась к нему, льняные волосы, собранные в длинный хвост, щекотнули шею:

– Ты всё время забываешь, что нас заставляют учить историю. Даже мелочи, даже личную жизнь королей. Хоть это и не всегда приятно. Конечно я знала.

– Почему же ты мне никогда не рассказывала? – насупился юноша. – Ведь это касается Джэда, а значит, меня!

– Ты всё равно услышал бы эту печальную историю от Наставницы, – вздохнула Дейзи. – Кто б мог предположить, что прошлое так внезапно и властно заявит о себе!

Помолчав, она продолжила:

– Потом, Дэрэк… По-настоящему это касается только Аргена, Мэйлин и Зэльтэн. Кроме них троих, разве что Джэд да тот злосчастный первенец вправе обсуждать или осуждать произошедшее. Арген умер, Мэйлин ушла в изгнание. Твоей матери всякое упоминание о том времени причиняет боль. Синеглазый же… вряд ли он испытывает к отцу что-либо, помимо стыда за его поведение. Зачем же лишний раз ворошить прошлое?

– Но у меня не пустое любопытство! – вспыхнул Дэриэн. – Льдинка, пойми! Да, через пару месяцев Эдра неторопливо поведает мне обо всём, что случилось четверть века назад. Подробно, спокойно, не сбиваясь. А Саором будет править человек, которого мой Синеглазый приведёт за руку, как меня когда-то, и посадит на трон… И я желаю знать, кому я буду этим обязан! Кем была эта Мэйлин, как завоевала любовь Аргена – если он, действительно, любил её, почему потерпела поражение и почему выбрала самое страшное для Саора – изгнание?!

– Она была очень красива! – сердито бросила Дейзи. – Очень! Под пару твоему брату! И Аргену хватило одного взгляда, чтобы потерять голову. Посмотри, как все сходят с ума по Дэйкену, – и представь на его месте девушку, даже более прекрасную.

– Красивее Джэда никого нет и быть не может, – уверенно возразил Дэрэк, – но я примерно понимаю, о чём ты.

Дейзи улыбнулась:

– Слышал бы тебя Синеглазый… Вот разозлился бы!

– Да я ему это раз сто говорил! Ничего он не злится, только ресницами своими длиннющими хлопает, смущается и отворачивается… Мы отвлеклись. А кто были родители Мэйлин?

– Отец – Скирх, сын Роила, тогда был Смотрителем Оржа, а мать – Зея, дочь Типе, погибла при наводнении в Тайе сразу после рождения дочери. Не успев повзрослеть, Мэйлин стала некоронованной королевой Саора. Они были вместе почти полвека, но так и не прошли Обряд – не иначе, как по воле Аргена, одержимого мыслями о сыне – величайшем маге из всех живущих. Сам он магией владел так себе, Мэйлин не лучше. Вот он и подыскивал себе кого-нибудь могущественного.

– Как Зэльтэн?

– Да… Дэрэк, ты её так матерью и не называешь?

– Льдинка, не могу… Мэриэн – моя мать. Пусть она мне жизнь не подарила, зато свою за меня отдала. И ещё… я всегда буду помнить, как Зэльтэн поступила с Джэдом. У нас с тобой тоже сын будет. Ты позволишь его отнять? В чужой мир выбросить, забыть?

– Нет, конечно!

– Вот… Я ещё понимаю, почему она меня спрятала, под опеку надёжного человека и надзор Наблюдателя. Но ты хоть раз задумывалась, что такое детдом?!

Юноша отвернулся, вспоминая:

«Крысы там водились размером с терги. По ночам выходили, возились в углах, скреблись, пищали…» – Джэд поёжился.

«Боялся?»

«Ужасно! Иногда всю ночь сидел на кровати, поджав ноги и прислушиваясь».

«Сколько тебе было?»

«Лет пять, наверно. Или меньше. Я же не знал, когда родился. Мне Тор только потом день назвал».

«И дни рождения не отмечал?»

«Да о чём ты говоришь!»

«И какого числа ты родился?»

«На тридцатый день седьмого месяца… В Саоре нет названий. На Земле это был июль».

«Так тебе скоро двадцать три исполнится! Давай Арвэ попросим торт испечь!»

«Дэрэк… не поймут».

«Ну и что? Прыгнем на Землю, возьмём свечи, отпразднуем вчетвером – ты, я, Эльги, Дейзи. Заведём в Саоре новую традицию!»

«Дэрэк, какой ты ещё ребёнок! У нас и так традиций миллион. В день рождения короля бал устраивают… хотя мне твоё предложение больше нравится».

Дейзи прервала мысленный диалог:

– Дэрэк, ты о чём задумался?

– Так… о рождениях.

– Знаешь, если бы Мэйлин родила Аргену ребёнка… пусть даже и не отвечающего его требованиям, он смирился бы с этим и женился на ней. Но у них не было детей, и, похоже, она переживала. Судя по всему, она любила короля. Хотя я с трудом представляю, что в нём можно было любить! Король Арген был… как бы это сказать помягче… – девушка запнулась, – малопривлекательным человеком. Раздражительный, самолюбивый, обидчивый, легко впадающий в гнев. Вспышки его необузданной ярости, вечно угрюмое лицо, а особенно – недоверчивые тёмные глаза и их сверлящий, пронизывающий взгляд нагоняли на меня ужас, когда я была маленькой.

Перед Дэрэком возник портрет Аргена – тот, что был увековечен на стене Зала Совета. Темнокожий, круглолицый, крупный, крепкий, явно неповоротливый мужчина. Из-под широких бровей сверкают чёрные властные глаза. Ни в грубоватом лице, ни в фигуре ничего притягательного для молодой красивой девушки. И ничего общего с сыном! Наоборот, Джэд, худощавый, тонкий, грациозный, гибкий до странного на него не похож… впрочем, на мать тоже.

– У Зэльтэн глаза зелёные, как и у Соркен с Биротом, её родителей, – задумался Дэрэк вслух. – У Аргена чёрные, да и у отца его, Эскена, тоже. Вторая бабушка Дэйкена, Санире, была кареглазой уроженкой Тери. Интересно, действуют ли в Саоре законы наследственности?

– Ты это о чём? – растерялась Дейзи.

– Джэд – синеглазый.

– Да. И что?

– Так… Глупости, но занятные.

– Дэрэк? – покосилась на него жена.

– Говорю – ерунда. В голову лезет всякое…

Дейзи оскорблённо вспыхнула:

– Если ты подозреваешь собственную мать в том, что она своеобразно отомстила мужу за Мэйлин, то ошибаешься! Да будет тебе известно, что в Саоре ни у кого не было и нет столь необычного цвета глаз, как у твоего брата! Это случайность, причудливое сочетание крови! Сам Хранитель подтвердил, что Джэд – сын Аргена!

– Разумеется, разумеется, – торопливо закивал юноша, – я думал вовсе не об этом… Только я, как и Дэйкен, не верю в случайности. Льдинка, ты не покажешь мне Мэйлин?

Девушка передёрнула плечами, и рядом с ними возникла высокая женская фигура. Изящный гибкий стан окутывало облако блестящих чёрных кудрей. Короткое платье по моде того времени открывало стройные ноги. На тонких запястьях красовались браслеты, подчёркивающие матовую белизну и бархатистость кожи. Гранёный серебряный обруч опоясывал ровный, чистый лоб, на щеках играл румянец, смеялся маленький коралловый рот, а под чёткими полукружьями бровей горели огромные глаза – тёмные, глубокие, бездонные. Да, Мэйлин выделялась даже в Саоре, где красота была, скорее, правилом, нежели исключением. Но того, что подсознательно искал в облике подруги Аргена Дэриэн, он не нашёл.

Образ, показанный Дейзи, выглядел совсем как живой: казалось, Мэйлин сейчас задвигается, заговорит… Юноше пришлось напомнить себе, что это лишь иллюзия, слабое отражение реальности, – и всё же он был очарован.

– Да, – выдохнул он, – она прекрасна!

«И всё равно не красивее Джэда!» – добавил он про себя с удовлетворением. Дейзи ревниво покосилась на него, и изображение тут же исчезло.

– Однако её красота не помешала Аргену сделать предложение Зэльтэн, – заявила девушка, – а потом и жениться на ней. С Мэйлин он поступил необычайно жестоко, до последнего момента скрывая правду и выложив всё накануне Обряда, попросив покинуть Орж. Кругу, возмущённому его поведением, он напомнил Закон Алхэна, подчеркнув, что личная жизнь короля никого не касается. Против этого нечего было возразить. Тем более что Мэйлин не скандалила, не настаивала на своих правах – попрощалась с родными и тихо ушла в изгнание. Это было только её решение, несомненно выстраданное и обдуманное. Больше о ней никто ничего не слышал. Перед смертью Арген пожелал её видеть, за ней собирались послать… но не успели.

– Ты, похоже, её жалеешь? – недовольно спросил Дэрэк.

Дейзи отвернула лицо:

– Тебе, верно, неприятно это слышать, но я всегда сочувствовала ей. Когда ты любишь и видишь, что вся страсть твоей души натыкается на безразличие, а то и хуже – на пренебрежение… Как хочется тогда всё бросить и бежать без оглядки далеко-далеко от того, кого ты должна, но не в силах забыть! До вчерашнего дня несчастная и незаслуженно униженная Мэйлин вызывала у меня сострадание. Но этот тайно рождённый ребёнок!

Они переглянулись и одновременно вздохнули: девушка расстроенно, Дэрэк сердито.

Свист крыльев отвлёк их. В светлеющем небе возник точёный силуэт и с резким звуком сорвался вниз замерев у самой поверхности земли.

– Орнг?! – воскликнула Дейзи.

– Что-нибудь случилось? – встревожился Дэриэн.

– Ничего, – буркнул тонх, – не сиделось в Гнезде, вот и всё.

– Пришёл проводить? – негромко спросил юноша.

Тонх щёлкнул клювом:

– Можешь считать это блажью. Только, проведя восемь лет бок о бок с Синеглазым, я не в состоянии спокойно спать этой ночью!

Дэрэк мягко коснулся напряжённого крыла:

– Ты ведь не одинок, Советник. Многие сегодня не сомкнут глаз.

Орнг благодарно взглянул на него, перевёл острый, по-птичьему зоркий взгляд на Дейзи и вдруг горячо и торопливо заговорил: